Текст книги "Шерлок Холмс и Сердце Азии"

Автор книги: Андрей Болотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Через три дня, – ответила герцогиня.

– И все равно без осмотра кладовой мои выводы могут оказаться ошибочными, – закончил Симс.

Императрица, казалось, впала в ступор. Молчал и граф.

– У меня есть идея, – проговорила герцогиня Эдинбургская. – Я знаю, что мистер Симс – мастер грима и перевоплощений. Минни, что, если он загримируется, например, под главного придворного ювелира и зайдет туда вместе с нами? Под нашим присмотром. Я тоже получила разрешение императора. Они с господином Болиным примерно одного роста и комплекции. Господа Зефтинген и Брейтфус оба невысоки и пухлы, так что остается только Карл Эдуардович. Его как раз нет в Петербурге, уехал в Москву на художественно-промышленную ярмарку, не свалится как снег на голову.

Императрица колебалась. Но энергичная герцогиня наседала:

– Минни, подумай, тебе придется всю жизнь прожить в Аничковом. Разве там устроишь все на том уровне, какой принят при русском дворе, как было при покойном папеньке или дедушке, императоре Николае? Все и так говорят, что двор Михен[1]1
  Мария Павловна, великая княгиня, супруга Владимира Александровича – младшего брата императора Александра III. Резиденция великого князя находилась на Дворцовой набережной (теперь дом № 26) в непосредственной близости от Зимнего дворца.


[Закрыть] роскошнее и престижнее, чем твой. Это неправильно, это вредит государственному престижу. Императорская чета непременно должна блистать в Зимнем.

– Боюсь, что у нас нет другого выхода, – с неохотой согласилась императрица. – Господин Даниловский, вы поняли? – Императрица пристально посмотрела на чиновника.

Даниловский мелко закивал.

Она позвонила в колокольчик, на зов пришла стройная молодая дама, которую представили как фрейлину Юлию Федоровну Алексееву. Это ее бледное лицо мы видели в окне третьего этажа.

– Жюли, поищите, пожалуйста, пасхальный фотоальбом, в нем, если не ошибаюсь, есть снимки господина Болина.

Фрейлина присела и вышла.

– Итак. Господа, встретимся здесь завтра в половине первого после развода караула и осмотрим кладовую. Илларион Иванович, дайте соответствующие распоряжения, – приказала Мария Федоровна.

Герцогиня хотела что-то добавить, но императрица, полностью овладевшая ситуацией, простилась и стремительно покинула кабинет.

В одно мгновение с герцогиней произошла разительная перемена: из спокойно-приветливой она стала надменной и жесткой.

– Надеюсь, вы понимаете, мистер Симс, что теперь, когда вы практически пообещали ее величеству найти похищенное, на карту поставлен не только ваш личный престиж, который я позабочусь уничтожить в случае вашего провала, но также престиж Англии, моей новой родины, и, что гораздо важнее, мой собственный престиж в глазах семьи моего брата, императора Александра. Не подведите меня.

Симс не повел и бровью, высочайшее внушение не произвело на него ни малейшего впечатления.

Тяжелой утиной походкой герцогиня прошествовала к выходу.

– Что ж, инструкции ясны, – подытожил министр двора. – Должен вас уведомить, мистер Симс, что Бриллиантовая комната открывается для посторонних, в данном случае для герцогини, в обязательном присутствии трех лиц. Первое – начальник дворцовой полиции, это мой человек, его я беру на себя, второе – статский советник Даниловский, начальник камерального отделения, он теперь в курсе и во всем послушен императрице. Но третья персона может доставить нам беспокойство. Я говорю о камер-фрау фон Винклер, это из-за нее княгиня Юрьевская получила право привилегированного входа. Фон Винклер заведует коронными бриллиантами с тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года, почти двадцать лет. И хотя должность ее со временем стала скорее почетной, чем ответственной – за учет и сохранность вещей отвечает Даниловский, – она чувствует себя хозяйкой Бриллиантовой комнаты. Эта фурия внимательна и придирчива. Господин Болин – человек флегматичный, молчаливый, бесстрастный. Ведите себя схожим образом, и, может быть, она не заметит подмены. Старая камер-фрау обожала покойную императрицу и люто ненавидела княгиню Юрьевскую. Но это еще не все. Покойная императрица не очень жаловала свою невестку, императрицу нынешнюю, так и не простив той измены ее умершему старшему сыну цесаревичу Николаю и брак со вторым, нынешним императором Александром, который стал наследником после смерти первого. Сама покойная императрица носила траур по своему первенцу со дня его кончины и до своей смерти – пятнадцать лет. Поэтому Каролина Карловна ведет себя с новой императрицей дерзко, почти вызывающе. Если она поймет, что может навредить ей, предав гласности нарушение регламента посещения кладовой, она с радостью использует такую возможность. Это приведет к ужасному скандалу. Пострадает императрица, пострадает дворец, пострадает герцогиня. А уж что ожидает нас с вами, и сказать нельзя. Имейте это в виду.

– Но почему же не уволят эту старую… даму? – поинтересовался Симс.

– Так не принято и не бывает, – ответил министр. – При дворе служат дольше, чем в армии, всю жизнь, – такие уж здесь традиции и правила.

– Министр, – обратился к графу Симс, – раз уж мне нельзя сегодня осмотреть комнату, я осмотрел бы дворец, сверху донизу, если вы не против. И не соблаговолите ли вы дать мне провожатого, такого, который знает про дворец все.

Раздался стук в дверь, и на пороге снова показалась бледная и прекрасная фрейлина Алексеева.

– Вот фотопортрет Карла Эдуардовича Болина, – протянула она конверт Симсу. – Ее величество велели мне показать вам дворец. – Она сделала книксен и приглашающе указала рукой на дверь.

– Это необычайно кстати, – воскликнул министр. – Юлия Федоровна живет здесь, во Фрейлинском коридоре, с двенадцати лет, лучше нее дворец знает, пожалуй, только гоф-фурьер Ингано. Вот уж у кого ключи от всех шкафов. Но он в отъезде вместе с императором, ибо отменно готовит ручьевую форель и жюльен из колосовиков. Но у него отвратительные, развязные манеры. Так что с Юлией Федоровной будет несравненно приятнее. Если после осмотра возникнут вопросы – милости прошу, я здесь до вечера.

* * *

Юлия Федоровна спросила, не желаем ли мы перекусить, посыльный как раз привез обед для господ офицеров гвардейского измайловского караула из ресторана «Отель де Франс» с улицы Морской. В полдень семеновцы покинули дворец, и их место заняли измайловцы. Это было как нельзя удачно, поскольку даже позавтракать в это утро ни мне, ни Симсу не удалось. Юлия Федоровна сама накрыла нам стол в собственной маленькой гостиной на третьем этаже дворца.

– Это входит в ваши обязанности? – спросил я у нее.

– Гости государыни – мои гости, – ответила фрейлина. – Сама она уехала в Аничков дворец, наследник чувствует себя неважно. Здесь только великая княгиня, то есть герцогиня, она остановилась в комнатах покойной императрицы, своей матушки. А что касается обязанностей, то наша обязанность одна – подчиняться. Вы и представить себе не можете, какие поручения иногда выпадают на долю смиренных фрейлин. Но вам я очень рада.

– А почему вы живете здесь с двенадцати лет?

– Батюшка, князь Трубецкой, умер сравнительно молодым, его семью я раздражала, такова уж участь бастардов; бабушка, его мать, чтобы раз и навсегда решить мою проблему, выхлопотала мне место фрейлины. Для меня, бесприданницы, это означает служение в этих стенах до конца дней. С четырнадцати я стала служить княгине Юрьевской, которая прежде была одной из нас. Знатные, богатые, да и просто законнорожденные фрейлины отказывались служить мистрессе, а мне выбирать не приходилось. Впрочем, забудьте мои жалобы, с судьбой не поспоришь. Кстати, моя комната, – перевела она разговор на другую тему, – интересна тем, что в ней бывал Пушкин. Здесь жила фрейлина Ольга Россет, и он приходил к ней запросто, с частными визитами. И к Идалии Полетике, она жила напротив.

– Кто такой Пушкин? – поинтересовался Симс.

– Наш русский Шекспир, – ответила Юлия Федоровна.

– А кто такой Шекспир? – Невежество детектива было поистине изумительным.

Мы с Юлией Федоровной с трудом не рассмеялись. Но я уже начал привыкать к странной неосведомленности своего подопечного. Чтобы избежать неловкости, фрейлина невозмутимо продолжила:

– Правда, убранство не сохранилось, погибло в пожаре, на другой год после гибели Александра Сергеевича Зимний дворец весь выгорел. Говорят, тогдашняя камер-фрау, баронесса Эллис вынесла большую императорскую корону из огня в исподнем подоле.

* * *

Мы вышли из комнаты Юлии Федоровны, пошли по длинному Фрейлинскому коридору, спустились на второй этаж по Телеграфной лестнице и прошли анфиладой изысканно обставленных, но пустующих комнат по второму этажу. По просьбе фрейлины комендант дворца отпер для нас Малую церковь, над которой находилась бриллиантовая кладовая; зайти в церковь можно было из ротонды – удивительного круглого помещения с шестью дверями и прекрасным куполом.

Из комнат покойной императрицы, последняя из которых тоже имела выход в ротонду, донесся звучный женский смех. Я узнал голос герцогини. Оттуда вышла незнакомая молодая дама. Увидев ее, Юлия Федоровна обрадовалась:

– Натали! Оболенская! Какая встреча! Ты приехала с великой княгиней?

– Жюли, душенька! Ты совсем взрослая и так похорошела!

Фрейлины обнялись.

– Как тебе живется в Лондоне? Наверное, здорово, Европа!

– Чужбина есть чужбина, – невесело отвечала Оболенская.

Симс рассматривал стены, полы, убранство и был так увлечен, что Юлия Федоровна, бросив на меня извиняющийся взгляд, еще немного поболтала с подругой и в подробностях узнала, как герцогиня ссорится со своей свекровью, королевой Викторией.

Когда Симс закончил осмотр, Юлия Федоровна из выходящего во двор окна показала окна Бриллиантовой комнаты, расположенной прямо над церковью на третьем этаже. Окна кладовой были заложены изнутри стальными листами. И церковь, и Бриллиантовая комната находились в угловом выступе северо-западного ризалита, выходящем во двор Зимнего, то есть две из четырех стен обоих помещений были наружными. Эти стены находились под перекрестным наблюдением по крайней мере трех парных гвардейских постов, выставленных во дворе. То есть за ними постоянно следило шесть пар глаз. Из ротонды мы поднялись по Церковной лестнице ко входу в Бриллиантовую комнату. У ее дверей несли караул двое измайловцев с заряженными ружьями и примкнутыми штыками. При нашем приближении гвардейцы стали смирно. И вдруг мы с Симсом и фрейлина услышали громкий звук прямо над нашими головами.

– Что там? – спросил Симс у Юлии Федоровны.

Она задумалась.

– Там чердак. Инвалиды, очевидно, что-то уронили.

– Инвалиды? Что они делают над Бриллиантовой комнатой?

– Это рота солдат-ветеранов, которые обслуживают хозяйственные нужды дворца, в том числе крышу и печные трубы. Архитектор Растрелли был итальянец и при расчете крыши и стоков с нее не учел наших обильных снегопадов. Инвалиды чистят крышу от снега зимой, а летом следят, чтобы нигде не застаивалась вода. Латают крыши и красят по мере надобности, следят за сохранностью и внешним видом статуй и вазонов, выполняют работу трубочистов. Ну, и живут на чердаке.

– Я бы хотел туда подняться, – сказал Симс.

* * *

На чердаке был оборудован антресольный этаж, где стояли двухъярусные койки и, как на биваке, жило человек тридцать солдат от сорока пяти лет и старше. Симс осмотрел все углы помещения. Трудно сказать, увидел ли он там что-либо подозрительное. Потом под присмотром инвалидного унтер-офицера Симс вылез на крышу и осмотрел печные трубы и вытяжки. Попасть на крышу можно было только через жилые помещения инвалидов.

Потом мы спустились в бельэтаж. Там мы зашли в кордегардию. Это было просторное помещение с покрытыми малиновым бархатом диванами и креслами, в котором отдыхали свободные от вахты гвардейцы. Здесь нас встретил старый лакей, обслуживающий караульных, у него было доброе и умное лицо. Внезапно раздался звон. Это отбивали новый час многочисленные дворцовые хронометры.

Симс оглянулся по сторонам:

– А почему молчат эти часы?

Часы кордегардии стояли, стрелки показывали 6 часов и 22 минуты.

– Эти часы не ходят, – прокомментировал словоохотливый лакей, – их остановили в память о гибели дворцового караула и в назидание нынешним караульным. За год до гибели государя, в позапрошлом году, покойная императрица, царствие ей небесное, еще жива была, бомбист по чужим документам нанялся во дворец плотником и взорвал адскую машину в цокольном этаже, как раз под тем местом, где мы с вами стоим. Государя с государыней убить хотел. Над нами на втором этаже ужинать накрыто было, брат ее величества как раз должны были пожаловать, да поезд опоздал, а душегуб не знал этого. Погибло одиннадцать караульных лейб-гвардии финляндцев, те, что отдыхали, все герои недавней турецкой войны, и истопник Прохор Козлов. Пятьдесят шесть было ранено. Полы провалились – огонь, кровь, стон. Сбежались другие караульные финляндцы со всего дворца, огонь потушили, раненых и мертвых вытащили. Второй этаж не затронуло, только стекла вылетели.

– Значит, все-таки можно выманить с постов караул, – проговорил Симс. – А в каком месяце это случилось?

– Зимой, батюшка, в феврале.

Цокольный этаж северо-западного ризалита имел достаточную высоту, сводчатое кирпичное помещение под кордегардией не было ничем украшено, а просто выбелено по кирпичу. Симс осмотрел холодные летом печные топки с небольшими чугунными дверцами. Открыл одну из топок, засунул туда голову и долго вертел ею там в разные стороны, демонстрируя чудеса какой-то нечеловеческой гибкости.

– Как работает отопление дворца? – спросил Симс у фрейлины.

Я не ожидал толкового ответа, обычно женщины, особенно светские, мало что понимают в таких вещах. Но Юлия Федоровна весьма удовлетворительно пояснила, что после пожара 1838 года от каминного отопления решено было отказаться. Вместо каминов устроили пневматические двухканальные печи по проекту генерал-инженера Амосова. Топки всех печей располагаются в цокольном этаже. Для каждой такой печи был устроен отдельно канал для дыма, идущий вертикально через крышу на улицу, и канал для нагретого воздуха, разводимого по комнатам. С крыши в комнаты ведут вентиляционные каналы, предназначенные для уличного воздуха. Сырой уличный воздух увлажняет и смягчает сильно высушенный печами воздух, вредный для дыхания и дорогостоящего дворцового декора. Всего таких печей во дворце восемьдесят три.

Здесь, в цоколе, Симс проявил особую неутомимость, мы обошли весь подвал, ходили долго, мешая службам, работающей и отдыхающей обслуге дворца. Он часто останавливался и делал пометки в своем молескине.

Наконец Симс удовлетворился осмотром.

Поблагодарив фрейлину (мне, честно говоря, было жаль с ней расставаться), мы с Симсом попросили снова проводить нас к министру.

– Вы уже пришли к каким-нибудь выводам? – спросил я Симса по дороге. – По-моему, бриллианты украла княгиня Юрьевская, это очевидно. И у Даниловского рыльце в пушку – вон как потеет. Судя по всему, княгиня – женщина энергичная, настойчивая, наверняка она его как-то запутала или запугала, и теперь он боится, что окажется виноватым. Если так, то не сносить ему головы.

Симс одобрительно хмыкнул, однако даже не подумал изложить мне свою версию.

Вновь оказавшись в кабинете министра двора, Симс поинтересовался у его хозяина, можно ли рассчитывать на помощь и сведения полиции. Граф ответил, что будут привлечены все, кто потребуется, и если есть возможность что-либо предпринять до осмотра Бриллиантовой комнаты, он готов всячески этому способствовать.

И тогда Симс попросил о следующем:

1) всем ювелирным скупщикам города представить полные описания купленных у частных лиц драгоценностей за последние два года;

2) собрать подробные сведения о благосостоянии, жизни и связях княгини Юрьевской, желателен негласный обыск в ее доме;

3) составить список служащих дворца, особенно инвалидов, которые были уволены или выбыли по каким-либо причинам за последние два года.

Министр сначала нахмурился. Но, поразмыслив, сказал:

– Меры беспрецедентные, но абсолютно логичные. Придется поставить под ружье весь штат канцелярии министерства.

Министр переговорил по телефону с обер-полицмейстером, вызвал коменданта Зимнего дворца, затем начальника дворцовой полиции.

– Кстати, – сообщил министр, – я выжал из Даниловского, что они с княгиней посещали кладовую в день гибели государя. Она долго привередничала и мотала ему нервы, а потом началась паника, и он не может вспомнить, все ли ящики, которые открывала княгиня, он проверил и заново опломбировал. По его мнению, то, что княгиня прибежала к телу государя в пеньюаре, объясняется тем, что в кладовую она ходила в домашнем платье, а к приходу семьи решила облачиться в один из нарядов, приготовленных для коронации, – показать, кто здесь хозяйка, для нее это был болезненный вопрос. Но не успела. За ней прислали во второй раз, государь уже впал в беспамятство, и ей пришлось бежать в чем была.

– Таким образом, вы правы, Болотов, – посмотрел на меня Симс, – княгиня становится главной подозреваемой. Граф, пожалуйста, обыск у княгини и информация о ней – в первую очередь. Может быть, и правда удастся раскрыть это дело, не входя в эту самую кладовую.

Мы с Симсом попрощались с министром и покинули дворец.

– Похоже, этот Воронцов-Дашков – дельный человек, – заметил Симс. – Что ж, Болотов, до завтрашнего утра мы с вами совершенно свободны. Скажите, есть ли в вашем городе оперный театр?

– Безусловно, театр императрицы Марии Александровны просто замечателен.

– А поедемте посмотрим, что там сегодня. Далеко это?

– Нет, совсем недалеко.

В Мариинском театре давали «Орлеанскую деву» господина Чайковского.

– Хорош ли этот Чайковский? – спросил Симс. – Я, кажется, что-то о нем слышал.

– О да, это наш новый музыкальный гений.

Заново отстроенный при непосредственном руководстве недавно почившей императрицы, обожавшей музыку, главный императорский театр поражал воображение размерами и убранством. Симс, хоть я и подозревал его в снобизме, признал это.

Мы заняли места в левой стороне партера. Оттуда мне было хорошо видно, как после увертюры открылись двери великокняжеской ложи и вошла герцогиня Эдинбургская в сопровождении двух дам, одной из которых была Натали Оболенская, приятельница Юлии Федоровны. Через некоторое время двери отворились вновь, и к дамам присоединился мужчина. Было темно, и сначала я разглядел лишь черные плечи смокинга и белую манишку, но потом заметил сверкание стекол, очевидно, это был театральный бинокль. Лишь спустя пару минут я осознал, что из великокняжеской ложи сцену видно как на ладони и оптика там бессмысленна. Я направил свой бинокль на спутника герцогини, и наши взгляды встретились. Стекла создали иллюзию, как будто глаз неизвестного с холодным интересом изучал меня, находясь на расстоянии вытянутой руки. Это было странно. Я не выдержал этого взгляда и отвел бинокль. Вскоре музыка увлекла меня, я забыл обо всем. Когда в антракте я посмотрел в ложу герцогини, мужчины уже не было. Он больше не появился.

– Необычный новый стиль, – прокомментировал Симс по окончании спектакля. – То ли опера, то ли симфония. Но скрипки звучали божественно. Благодарю вас, Болотов, удовольствие я получил отменное.

Я проводил Симса до отеля. Там нас встретил взволнованный портье:

– Господа, вам несколько раз телефонировали из Зимнего дворца. Соблаговолите подождать здесь, я вызову номер министра двора.

Мы повиновались.

Говорил со мной лично министр:

– Болотов, вам с мистером Симсом надлежит срочно прибыть во дворец.

– Что-то случилось?

– Скоропостижно скончалась фрейлина Алексеева. Вы с Симсом последние, кто имел с нею продолжительное общение. Здесь обер-полицмейстер и начальник дворцовой полиции, мы должны немедленно с вами поговорить.

– Конечно, разумеется, мы сейчас будем.

Я передал слова министра Симсу. Тот задумчиво нахмурился.

– Мне нужен крепкий табак, – сказал он.

– Мы найдем его в роте инвалидов, – заверил я его.

На этот раз Зимний дворец показался мне зловещим, а цвет его стен – венозно-кровавым. Мне было непередаваемо грустно, я с трудом сдерживал слезы. Юлия Федоровна произвела на меня неизгладимое впечатление. Слушая оперу, я даже прикидывал, есть ли у меня шансы на согласие, если я попрошу ее руки, несколько ее движений и странных взглядов наводили на мысль о том, что, может быть, и есть. И вот теперь она – хладный труп. Бедная милая прекрасная Жюли…

Пустые коридоры дворца были бесконечными. Со всех сторон прилетали холодящие душу сквозняки. Призрачные тени клубились в углах. Наступил самый темный час белой ночи.

Воронцов-Дашков, начальник дворцовой полиции и обер-полицмейстер ожидали нас.

– О чем вы разговаривали? – стал задавать вопросы обер-полицмейстер.

– О дворце, его устройстве и службах.

– Какой-то личный разговор был?

– Нет, никаких личных тем, – быстро ответил я и понял, что, наверное, соврал. Симс не вмешивался.

– Как она себя вела?

– Нам трудно судить, мы встретились с фрейлиной впервые. Но в целом мы не заметили ничего необычного.

– Как ее нашли? – начал в свою очередь расспрашивать Симс.

– Она лежала у себя в гостиной на диване. Никаких повреждений, никакого насилия. Если она отравилась, то сама. Но фрейлина всегда отличалась спокойствием и рассудительностью. И все в один голос говорят то же, что и вы, – вела себя она совершенно обыкновенно. Никакой записки найдено тоже не было, – пояснил начальник дворцовой полиции.

– Вы позволите осмотреть тело? – спросил Симс.

Министр и полицейские переглянулись.

– Мы об этом и хотели вас просить, – сказал Воронцов-Дашков.

Тело несчастной фрейлины Алексеевой находилось там, где было найдено, – на диване, на котором мы сидели всего несколько часов назад.

Симс обвел цепким взглядом комнату. Затем подошел к распростертому на диване телу, наклонился и, как мне показалось, понюхал губы покойницы. Потом он пристально посмотрел на ее губы, снова понюхал и снова посмотрел.

– Что сказал придворный медик?

– Мертва, больше ничего конкретного, – ответил начальник дворцовой полиции.

Симс стремительно направился в приоткрытую дверь спальни. Все пошли за ним. Он остановился у туалетного столика, где стояли баночки, коробочки, бутылочки – все то, что необходимо женщинам. Симс открывал эти баночки одну за другой, нюхал, закрывал и ставил на место. Не остановившись ни на чем, вышел из спальни.

Он подошел к Юлии Федоровне, взял ее за руку и долго держал за то место, где считают пульс.

– Загадочное происшествие, – пробормотал министр двора.

– Можно узнать, получала ли фрейлина сегодня днем почту? – обратился Симс с вопросом к официальным лицам.

Начальник дворцовой полиции послал помощника справиться об этом.

– Да, фрейлина Алексеева получала корреспонденцию, но от кого и откуда, письмоводитель не обратил внимания, – доложил помощник, вернувшись.

– Болотов, я не читаю по-русски, просмотрите бумаги в ее секретере, нет ли там чего-то, что пролило бы свет на все это.

Я открыл секретер, свежеполученное письмо лежало на видном месте среди счетов от модистки и французских записок от других фрейлин. Письмо было из деревни от бабушки, княгини Трубецкой, которая писала об ужасном происшествии, случившемся по соседству. Любовница предводителя уездного дворянства, бросившая в Петербурге мужа-министра и злоупотреблявшая морфием, кинулась под поезд железной дороги. «О времена! О нравы!» – восклицала добрая старушка и предостерегала внучку от коварства мужчин и низменных желаний.

– Да, я слышал об этом, громкая история, – прокомментировал Воронцов-Дашков, – но к смерти госпожи Алексеевой вряд ли имеет отношение.

Симс взял из моих рук письмо, придирчиво осмотрел его, понюхал и положил на место.

– Ничто не указывает на насильственную смерть, впрочем, на самоубийство тоже, – огласил он свой вердикт.

Начальник дворцовой полиции и министр двора вздохнули с облегчением.

– Значит, так и запишем, – проговорил обер-полицмейстер, – «скоропостижная смерть от естественных причин».

– А что будет с телом? – поинтересовался Симс.

– Положат в гроб и поставят в Малой церкви.

– Это обычная практика?

– Да, два дня постоит, на третий – отпевание и похороны, – ответил начальник дворцовой полиции.

– Не смею вас больше задерживать, – сказал нам с Симсом министр двора. – Кстати, господа, не соблаговолите ли прийти на час раньше указанного ее величеством времени, я рассчитываю к утру получить часть тех сведений, что вы просили.

И мы отправились по домам. Было три часа ночи, снова рассвело. Я скорбел и плакал.

* * *

Утром, как и просил министр двора, мы с Симсом явились во дворец несколько раньше. Я в своем обычном виде. Симс же загримировался под Карла Эдуардовича Болина, который, судя по тому, как выглядел теперь английский детектив, был пожилым господином с большим количеством разнообразной растительности на голове и лице. Насколько Симс походил на оригинал, я судить не мог, ибо никогда не встречал главного придворного ювелира. Мне оставалось лишь наблюдать реакцию тех, кто его знал.

Карета Воронцова-Дашкова подъехала к министерскому крыльцу одновременно с нашим экипажем. Министр вышел и удивленно воззрился на моего спутника.

– Это ведь мистер Симс, а не Карл Эдуардович Болин, – полувопросительно-полуутвердительно обратился он ко мне.

– Вне всякого сомнения, – ответил я.

– Что ж, во всяком случае, в деле грима он действительно мастер.

В кабинете министра нас ожидали новости.

Дежурный помощник подавал нам бумаги. Я с листа переводил Симсу содержание каждого документа и откладывал в сторону.

О княгине Юрьевской выяснилось, что после гибели государя она вступила во владение ценными бумагами на сумму три миллиона рублей. Бумаги эти были положены на ее имя графом Адлербергом, прежним министром двора, что и подтверждалось им лично. Вскоре после прибытия в Ниццу княгиня носила на оценку местному ювелиру неустановленные драгоценности. С ювелиром проводится работа, вскоре поступит информация о том, что, это были за драгоценности. За княгиней остались наследственные и пожалованные земли и имения, которые находятся в управлении и с которых она получает регулярный доход. Из всего этого напрашивался вывод, что, хоть княгиня и богата, неустановленные драгоценности вполне могли быть украденными из дворца бриллиантами. Обыск, который провели жандармы в доме княгини в ее отсутствие, показал, что там хранятся дорогостоящая диадема и другие бриллиантовые украшения.

– Даниловский сейчас сверяет описание этих украшений с теми подарками, что княгиня получила от императора официально, – пояснил министр. – Однако ничего похожего на пропавшие бриллианты в доме не обнаружено.

– Это ничего не значит, – заметил Симс, – жандармы могли не найти тайник.

– Могли, – согласился граф.

– Таким образом, исключать княгиню из списка подозреваемых нельзя, – резюмировал Симс.

– Что касается связей, то французские газеты сообщали, что недавно княгиня тяжело пережила разрыв с одним из блестящих европейских аристократов, за которого, судя по всему, рассчитывала выйти замуж.

– Это интересно, – пробормотал Симс.

Списки приобретенных скупками драгоценностей пока не поступили.

Далее мы с Симсом изучили список служащих дворца. Из роты инвалидов за последние два года никто уволен не был. Инвалиды характеризовались как исключительно трудолюбивые и порядочные. За мелкие кражи были отданы в солдаты два молодых лакея, умерла фрейлина девица Головкина 86 лет, вышла замуж и уволилась прачка. Для обслуги последний год выдался спокойным, из господского сословия во дворце жили только фрейлины, ни балов, ни приемов не было, так что никто не выбывал и не увольнялся.

– А где сведения о плотнике, который оказался бомбистом, и о погибшем истопнике? – поинтересовался Симс.

– О бомбисте мы как-то не подумали, – почесал затылок помощник министра. – Я направлю запрос жандармам. Они ответят быстро. Хотя в общих чертах я вам и сам обрисую ситуацию. Бомбиста повесили в Одессе месяца два назад, он там участвовал в убийстве местного прокурора. Но жандармов все равно запросим, на всякий случай. А истопник, теперь я отчетливо вспомнил, был найден последним, в самом низу под горой битого кирпича, и, если я правильно помню, его случай долго обсуждали лейб-медики, что-то там было не так. Можем сейчас же позвать и спросить.

Лейб-медик не очень понял, зачем придворному ювелиру сведения об истопнике, но кратко и толково рассказал, что на теле истопника не было следов контузии, какие имелись у погибших от взрыва финляндцев, и был он абсолютно цел, хотя караульных разорвало в клочья, в гробы укладывали, не понимая, где чьи руки-ноги. Умер истопник от удара по голове, видимо, кусок кирпичной кладки упал ему прямо на голову.

– Что же в этом странного? – спросил Симс.

– Странным был угол удара, – пояснил лейб-медик, – будто бы кирпичи не упали сверху, а летели сзади, как пушечный снаряд.

– Или истопник стоял нагнувшись, – подсказал Симс.

– Действительно, он мог наклониться вперед, а тут кирпичи и упали.

– И он даже не обернулся посмотреть, что за шум, – проговорил Симс.

Лейб-медик задумался.

– Мы и тогда никак не могли понять, как так получилось.

Время посещения Бриллиантовой комнаты приближалось. С Петропавловской крепости ударила пушка, отмечая полдень. Вслед за этим в гулких коридорах раздались тяжелые маршевые шаги. Измайловцы покидали свои посты, и на их место заступали финляндцы.

Воронцов-Дашков пригласил нас с Симсом и начальника дворцовой полиции отправиться к Бриллиантовой комнате. Мы прошли по второму этажу дворца, миновали парадные аванзалы, поднялись по Церковной лестнице и оказались у парного поста гвардейцев у бриллиантовой кладовой. Даниловский уже был на месте. Затем прибыли императрица с герцогиней. Императрица нервничала, герцогиня же находилась в радостно-нетерпеливом возбуждении.

Взглянув на Симса, императрица обомлела:

– Господин Болин, никак не ожидала вас здесь увидеть. Мари, то есть герцогиня, говорила, что вы в Москве.

Герцогиня приблизилась и что-то сказала императрице на ухо. Императрица посмотрела на меня. Я поклонился. Она еще раз пристально посмотрела на «господина Болина» и, заметно успокоившись, кивнула ему. Симс поклонился в ответ.

– Может быть, уже можно открыть комнату? – спросила герцогиня.

– Нет камер-фрау фон Винклер, – пояснил министр двора, которому, как и мне, предстояло ждать снаружи.

– Какая наглость! Заставлять ждать свою императрицу! – возмутилась герцогиня.

– Камер-фрау немощна, очевидно, идет медленнее, чем обычно, – вновь прокомментировал министр.

Наконец появилась и камер-фрау фон Винклер. Дерзкая старуха несла на руках собаку, старую жирную, почти лысую левретку с лиловой кожей и бельмами на обоих глазах. Однако фрау извинилась за опоздание и вела себя скромно. Видимо, дерзость все же имела известные пределы.