Текст книги "Их было семеро (Солдаты удачи - 1)"

Автор книги: Андрей Таманцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

– Вы же сказали, что вас никто не знает.

– Правильно. Но у слухов есть пакостная особенность проникать во все щели, как керосин. А мы дорожим своей репутацией. Второе "но": нам все равно пришлось бы искать партнера. Это – время. И никаких гарантий, что снова не нарвешься на такого же Пана. Поэтому мы готовы видеть вас в роли правопреемника Хруста и Пана и готовы выполнить все наши обязательства.

– То есть заплатить за товар?

– Вам это кажется странным?

– Немного.

– Это говорит лишь о том, как мы еще далеки от цивилизованного бизнеса. Вспомните, Граф: русские купцы заключали миллионные сделки под простое слово. Даже без всяких расписок. "Честность – лучшая политика". "Слово дороже золота"... – Я взглянул на часы. – Черт! Время звонить!.. В мотеле должен быть международный автомат. Он в офисе, наверное?

– Куда вам нужно звонить? – спросил Граф.

– В Москву.

– Можете воспользоваться моим сотовым телефоном.

Он подал мне трубку. Я заметил, что рычажок поставлен на громкую связь, но переключать не стал.

Прикрыв пульт от Графа, я набрал номер Москвы.

– Диспетчер, – прозвучало достаточно громко.

– Говорит Серж. Посылка готова. Сегодня от часу до двух ночи.

– Вас понял. Пароль "Москва", отзыв "Киев". Удачи!..

Я набрал еще один номер – тот, что дал мне для связи Губерман. Он ответил после первого же гудка:

– Слушаю.

– Ефим, это Серж. Нужен самолет в Гродно. Небольшой. Вылет из Гродно в три или четыре утра. С посадкой в Жуковском или Чкаловском без таможни. Подробности при встрече.

– Сделаем. Назовешь ночному диспетчеру свою фамилию. Встречу сам.

– До встречи, – сказал я и вернул Графу трубку. – Спасибо, теперь все в порядке. На чем мы остановились? Да, деньги. За товар мы проплатили "лимон" шестьсот. Осталось семьсот тысяч.

– Девятьсот, – поправил Граф.

– С какой стати? – удивился я. – Девятьсот – это если по пятьсот баксов за грамм. А мы берем по четыреста шестьдесят. Доставка-то наша.

– Хорошо, семьсот.

Я позволил себе усмехнуться.

– Еще бы не хорошо. Не вложили ни цента, а получаете семьсот штук.

– Я вложил сто в джип и оружие, – напомнил Граф.

– Бросьте! Ваш "паджеро" со всеми стволами тянет от силы на полтинник. И потом, Граф, вы что, хотите слупить с нас бабки за стволы, которыми нас же хотели прикончить?

– Мне придется разбираться с корешами Хруста.

– Ваши трудности. Еще вопрос: как передать вам эти бабки? Банковский трансферт исключен.

– Почему?

– Нам не нужны следы. Да и вам тоже. У вас есть человек, которому вы полностью доверяете?

– Ну, Ленчик, – не очень уверенно проговорил Граф.

– Ленчик отпадает, – вмешался Боцман. – Примерно на месяц. Сотрясение мозга средней паршивости.

– А ваш телохранитель Гриша? – спросил я.

– Вы его отпустите?

– Ясно, отпустим. Сейчас же. На черта он нам нужен?

– Он парень туповатый, но вполне надежный.

– Значит, так и решим, – заключил я. – Он идет с нами через границу, на той стороне получает бабки и возвращается. "Окно" будет открыто не меньше двух часов.

– А разве бабки не с вами? – насторожился Граф.

– Да что же мы, спятили? Мы ехали контролировать ситуацию, а не брать товар. Бабки подвезут те, кто нас встретит.

Граф надолго задумался, а потом покачал головой:

– Нет, Гриша не подходит.

– Значит, свою жизнь вы ему доверяете, а семьсот штук зеленых – нет?

– Вот именно нет, – подтвердил Граф.

– Тогда я вижу только один выход. Колюня, сколько у нас бабок осталось? Штук пятьдесят?

– Около того, – отозвался Трубач. – Ну, и за "ситроен" чирик–полтора можно взять.

– С "ситроеном" нам уже возиться некогда. Значит, полтинник. Сейчас, Граф, мы отдаем вам пятьдесят тысяч баксов, а остальные – когда привезем предоплату за следующую партию товара... Опять несогласно? Тогда я не знаю. Предлагайте сами. В конце концов, это вам нужно, а не мне, – добавил я, а сам подумал: "Черт! Неужели не клюнул?"

Граф немного помолчал и спросил:

– Когда я могу получить эти пятьдесят штук?

– Как только приедем в Нови Двор.

– Я смогу увидеть товар?

– Не доверяете?

– Вы осторожный человек, Серж. Я тоже.

– Сможете, – сказал я. Клюнуть, может, и не клюнул, но интерес к наживке проявил. Теперь главное – не спугнуть. – Могу я еще раз воспользоваться вашим телефоном? Какой здесь код?

– Четыреста восемьдесят пять, – ответил Граф, передавая мне трубку.

Я набрал номер нашей комнаты в отеле-теремке. Ответил Док.

– Это Серж, – сказал я. – Звоню от Графа. Товар подготовлен?

– Да.

– Возьми с собой Митю и через час будьте в "ситроене". С товаром. Соберите все бабки, что у нас остались, и тоже принесите. Сидите в кабине и ждите меня. Остальные пусть страхуют со стороны. И если что – никаких нежностей. Все ясно?

– Все, Серж, – ответил Док и положил трубку.

– Почему в "ситроене", а не в вашем отеле? – спросил Граф.

– Вас интересует, где мы живем?

– Не очень.

– Я так и подумал. Ну что, переодевайтесь, Граф, и поехали. Да, чуть не забыл! – Я вытряхнул из сумки пистолеты на полированную поверхность журнального столика. – Забирайте ваш арсенал.

– Успели разрядить, – предположил Граф, не притрагиваясь к стволам и сверля меня своими пронзительными глазами-буравчиками.

Я взял "глок", направил в пол длинный от глушителя ствол и два раза подряд нажал курок. Раздались два хлопка, в ковре появились две дырки с оплавленным по краям ворсом.

Я положил пистолет на стол.

– Убедились? Хотите сами попробовать?

Граф взял "глок" и повертел его в своих маленьких пухлых руках. Я заметил, как Трубач подсобрался. Но на этот раз ему не представилось возможности продемонстрировать свою рысью хватку.

– Вы сказали, что вам нравится эта машинка, – проговорил Граф.

– Да, очень, – вполне искренне признался я. Он взял пистолет двумя руками, как чашу, и протянул мне через стол.

– Дарю!

– Вы шутите, Граф?

– Дарю! – повторил он с таким самодовольством на физиономии, что прямо хоть руками разводи.

Странные вещи вытворяет с нами наше самомнение. Очень странные. Если человек считает, что он красив, он и ведет себя, как красавец. И что самое поразительное – и женщины-то к нему чаще всего относятся, как к красавцу. А вот если человек считает, что он умен, то ведет себя, как последний дурак. И дураком же выглядит в глазах окружающих.

А уж когда человек самовлюблен...

Я принял "глок". Не потому, что он мне действительно нравился. А потому, что понял: я должен его принять. Но "спасибо" не сказал – это слово в его глубинном, изначальном смысле никак не годилось для этого случая. Не сказал я и "благодарю". А сказал то, что он и хотел услышать:

– Графский подарок!

И он сразу стал Наполеоном после Аустерлица.

Небрежно-благосклонным к свидетелям своего триумфа.

И мысли не допускающим, что кто-то может не восхищаться им и его не любить.

Доверчивым дураком.

Что для меня в этой ситуации было самым главным.

Я попросил Трубача:

– Пойди развяжи этих. Гришу сюда приведи, а остальные пусть сидят в "фиате".

– Гриша – это который с перебитым носом? – уточнил Трубач. – Или без зубов?

– Который самый целый из них, – подсказал Граф и удалился в гардеробную, даже и не подумав убрать пистолеты с журнального столика.

Тут я их слегка и перезарядил. Патронами от "Макарова" заклинил магазины "байарда" и браунинга, а "маслятами" калибра 6,35 от этих дамских игрушек зарядил ПМ. Так что из браунинга и "байарда" теперь не смог бы выстрелить даже КИО, а стрелять из "Макарова" патронами калибра 6,35 вместо штатного 7,62 я не пожелал бы и моему первому взводному, который считал строевую подготовку важнейшей дисциплиной для будущих офицеров-десантников.

Эту нехитрую работу я закончил как раз к тому моменту, когда из гардеробной появился Граф в белых брюках и синем блейзере с золотыми пуговицами, а Трубач с улицы ввел его телохранителя Гришу – крепенького мужичка, который выглядел так, словно побывал в руках у людей, не подписывавших Женевскую конвенцию о гуманном отношении к военнопленным. А если подписывавших, то не читавших. А если и читавших, то не очень внимательно. С виду-то он был вполне в норме, но двигался как робот с несмазанными шарнирами. Он тупо посмотрел на полусвалившегося с дивана Ленчика, потом на стволы передо мной, потом на меня, а уж только потом – со слабо обозначенным во взгляде вопросом – на Графа.

– Все в порядке, – сказал Граф, – сейчас поедем в Нови Двор.

Он взял со стола ПМ и сунул в подмышечную кобуру телохранителя, а браунинг и "байард" убрал в ящик письменного стола.

– Он не сможет сейчас вести машину, – заметил я. – Ему нужно хоть пару часиков отдохнуть.

– На заднем сиденье отдохнет. Сам поведу, – ответил Граф.

– Могу я, – предложил Трубач. – Никогда не ездил на "альфа-ромео". А в "фиате" я все равно не поеду. Там этот Владас воняет. Ну, не воняет, Но мне кажется, что воняет. А это одно и то же. Пусть сами едут. И с трупом пусть сами разбираются. Скажите им, Граф.

– Прикажу. – Он обернулся ко мне: – Вы вернете моим людям оружие?

– Не раньше, чем мы исчезнем.

– Вы мне не доверяете?

– Вам – да. Им – нет.

Он даже оскорбился, но я не дал ему и рта раскрыть – пора было переместить этого Наполеона с Аустерлица в более подходящее для него место. Скажем, на старую Смоленскую дорогу, по которой он чесал из Москвы.

– Не забывайтесь, Граф. Сейчас приказываю я. И смените свой блейзер. Мы едем на барахолку, а не в гей-клуб.

Он послушно выполнил приказ, но за руль Трубача не пустил и всю дорогу до Нови Двора обиженно молчал. Мы с Трубачом тоже помалкивали. А про Гришу и говорить нечего. Возле военного городка я велел Трубачу покараулить машину, чтобы ее не сперли вместе с Гришей, и прошел с Графом к "ситроену". На лобовом стекле висел листок с крупным словом "Продано", а в кабине нас ждали Боцман и Док. У Дока в руках был его "Экономист", а на коленях Боцмана лежал светлый металлический кейс с цифровыми замками. Где-то успели найти. Правда, он был чуть великоват для пяти килограммов "дури", но выбора, видно, не было.

Мы с Графом влезли в кабину и заперли дверцы. Док молча передал мне полиэтиленовый пакет. Я заглянул внутрь: там были пачки баксов.

– Только тридцать пять штук, – объяснил Док.

– У меня еще десять.

Я вынул из кармана две пятитысячные пачки, бросил их внутрь и передал пакет Графу.

– Все, что есть. Можете взять в уплату "ситроен", но я не советовал бы. Он может быть засвечен в болгарской полиции и объявлен в международный розыск.

Граф кивнул:

– Хороший совет.

Он пересчитал пачки в пакете, пролистнул их с краю, чтобы убедиться, что это не "кукла", а одну купюру вытащил и быстро ее осмотрел – как это сделал в Москве Боцман, только гораздо быстрей. Видно, глаз у него на это дело был лучше наметан.

– Значит, с вас – шестьсот пятьдесят пять, – заключил он и кивнул на кейс. –Товар?

Боцман набрал шифр на замках и приоткрыл кейс. В нем лежали плотные полиэтиленовые колбаски с белым порошком. Героин и героин. Представляю, как ребята матерились, перемалывая в кофемолках сахарный песок в пудру, а потом запаивая пакеты утюгом или термомашинкой, если ее удалось найти в местных лавках. Граф протянул руку к кейсу, чтобы пощупать пакеты. Это был нежелательный момент. Я хотел было вмешаться, но Боцман невозмутимо и даже с готовностью открыл крышку повыше. Рука Графа отдернулась. Я понял почему: поверх пакетов лежал трубачевский кольт-коммандер.

– Хотите попробовать? – спросил я Графа. Боцман захлопнул крышку кейса и закрыл замки.

– Не хрен пакеты рвать, – буркнул он. – Мы проверяли товар.

– И как? – спросил Граф.

– Обыкновенное турецкое говно, – тем же тоном ответил Боцман. -Говорил же – надо было бразильский искать. Или хоть гонконгский.

– Ладно, сойдет, – оборвал я его. – Все, Граф. У нас еще куча дел. Стволы ваших кадров будут на "губе". Ключи – под камнем у порога. Скажите Николаю, чтобы шел сюда. Через три недели я вам звоню.

Я спрыгнул с высокой подножки, помог спуститься Графу и даже пожал ему руку, хотя предпочел бы обойтись без этого. Посоветовал:

– Пакет спрячьте под плащ, здесь шпаны полно. И, уже не оглядываясь, залез в кабину.

– Идет к выходу, – сообщил Боцман, наблюдая за Графом через дырку в заднем тенте. – Вышел... Он вернулся в кабину и спросил:

– Ну? А теперь объясни, зачем ты отдал ему наши бабки?

– Во-первых, это не наши бабки. А во-вторых, это не бабки, а наживка.

– Наживка? – переспросил Боцман. Он не очень быстро соображал. Совсем не быстро. Но соображал. – Ты хочешь подставить их вместо нас?

– Ты имеешь что-нибудь против?

– Ничего не выйдет, – подвел итог Боцман, выслушав мой короткий рассказ о переговорах в мотеле "Авто-Хилтон". – Зачем ему рисковать? Он получил сорок пять штук ни за хрен собачий и доволен до усрачки.

Я спросил:

– Знаешь, почему ты никогда не заработаешь миллион долларов?

– Ну, почему?

– Потому что тебе сорока пяти штук за глаза хватит. А ему – нет.

Боцман подумал и упрямо повторил:

– Не выйдет.

– Посмотрим.

Ждать нам пришлось совсем недолго. Минут через пять в дверцу кабины коротко постучали. Я выглянул. Внизу стоял не Трубач. Там стоял Граф и делал мне знаки выйти. Под плащом у него выпирал полиэтиленовый пакет. Значит, он вернулся, даже не дойдя до своей "альфа-ромео".

Я спрыгнул на землю.

– В чем дело, Граф? Что-нибудь случилось?

– Давайте отойдем в сторону, нужно поговорить.

Я взглянул на часы и изобразил нетерпение.

– Только недолго.

Мы отошли в глухой угол двора.

– Во сколько вы переходите границу? – спросил Граф.

– Вы же слышали: с часу до двух.

– Я пойду с вами.

– Вы? Сами? Бросьте, Граф. Не царское это дело. Самое большое через месяц-полтора вы и так получите эти бабки.

– Полтора месяца – срок. За это время я закуплю на них новую партию товара для вас. Сами знаете: время – деньги.

– Плохая идея, Граф. Очень плохая. Есть смелость, а есть глупость. Один, ночью, почти с миллионом баксов. А если вас грабанут и замочат?

– Вы обо мне беспокоитесь или о своих бабках?

– Сейчас это одно и то же.

– Со мной будет Гриша. Он крепкий парень. До ночи отойдет. И мы будем с пушками.

– Цена вашему Грише! И вашим пушкам! Сколько лет вашему сыну? Лет двадцать пять?

– Восемнадцать. Младшему шестнадцать. Я поздно женился. А дочери двенадцать лет.

– Так вот и подумайте о своих детях!

– Я о них и думаю.

– Вы меня не поняли. Подумайте о том, что с ними случится, если вас ограбят и убьют или вы инсценируете собственное ограбление, или по любым иным причинам не сможете выполнить взятых на себя обязательств. А вы их уже взяли. И получили аванс. Счетчик включен. Не перебивайте! Сначала дослушайте. Это не угроза, а законы бизнеса. И вы их сами прекрасно знаете. Я лишь напомнил вам о них. А теперь можете принимать решение.

Он ответил, почти не задумываясь:

– Я его уже принял. И я не меняю своих решений. Я иду.

Часть наживки он уже заглотил. Теперь нужно было, чтобы он заглотил весь крючок.

– Ладно. Решили так решили. В двадцать три двадцать пять будьте на своей машине... Нет, – сказал я. – Все-таки нет. За накладки с вас спросится. Но и с меня тоже. Мне эта головная боль ни к чему. Я вижу только один выход. Эти четверо – надежные люди?

– Да.

– Я согласен, если они вас будут сопровождать. Два "узи". Четыре "Макарова". Хоть что-то. А не ваш "байард".

Граф ненадолго задумался и кивнул:

– Хорошее решение. Вы предусмотрительный человек.

Знал бы ты, сука, какой я предусмотрительный.

– Вот ключи от "губы", держите. Стволы уже там. На "альфа-ромео" и "фиате" будьте в двадцать три двадцать пять возле почтамта. Подойдет мой человек. Скажет: от Сержа. Объяснит, куда ехать и что делать. Предупредите всех своих: его слово – приказ. Для вас, Граф, тоже. При малейшем возражении он будет стрелять. Повторяю, Граф: при малейшем. Вы сильно осложнили наш переход, поэтому нужна предельная четкость. Двадцать три двадцать пять, почтамт. Запомнили? До встречи!..

На этот раз я не стал пожимать ему руку. Просто повернулся и пошел к "ситроену".

– Секунду! – остановил меня Граф. – На той стороне у вас будет машина?

– Разумеется. Джип "патрол". А что?

– Просто спросил. Я тоже заинтересован, чтобы вы ушли чисто...

Вернувшись в кабину "ситроена", я вытащил из кармана диктофон и перемотал пленку на начало разговора. Когда к нам присоединился Трубач, прокрутил ребятам всю беседу.

– Клюнул! – поразился Боцман. – Ну, хорек!

– На семьсот тысяч баксов не только хорьки клюют, – ответил я и тут же поймал себя на самодовольстве. Заразительная, оказывается, хреновина!

– Он не на семьсот тысяч клюнул, – заметил Док. – Он спросил, сколько человек нас будут ждать на той стороне. И ты, Сережа, ему ответил.

– Что я ему ответил?

– Джип "патрол". Нас – он считает – шестеро. В джипе семь мест. Ну, восемь. Значит, встречать нас будут двое. Он клюнул не на семьсот тысяч. А на семьсот тысяч и на два с половиной "лимона". Он хочет взять и деньги, и товар.

– Как это он рассчитывает сделать? – недоверчиво спросил я.

– Может, и узнаем, – предположил Трубач. – Часа через полтора. Когда вернется дядя Костя. Он с Артистом за ними поехал. Я в обшивку "альфа-ромео" сунул "жука". Которого с Влада снял. Он-то сейчас, сами понимаете, не больно разговорчивый...

Мы сняли с "ситроена" номера, кинули их вместе с документами в дымящийся мусорный бак, ключи зажигания оставили в замке, а одну из дверей приоткрыли. Если даже после этого "ситроен" не угонят, то я просто ничего не понимаю в людях. Потом вернулись в отель и стали ждать.

Полковник Голубков и Артист приехали гораздо раньше, чем предположил Трубач. Не говоря ни слова, Артист включил "голосовик". В жизни я не делал более удачных покупок. Оправдал он свою цену и на этот раз. Не просто оправдал. Перекрыл в неизвестное число раз. Потому неизвестное, что цена жизни не поддается измерению в баксах. Особенно когда жизнь эта – твоя собственная.

"...– Ну, оклемался?

– Давно уже. Просто придуривался.

– Садись за руль, поехали... Проверь свой ПМ.

– А что может быть?

– Делай, что говорят!

– Твою мать!.. Точно! Патроны от "байарда"! Как они в нем оказались?

– Серж подменил.

– А как вы узнали?

– Я имею привычку головой думать, а не жопой. Значит, теми стволами, что на "губе", тоже пользоваться нельзя. Или испортили, или бойки спилили..."

– Вот блин! – возмутился Муха. – А я все пальцы себе напильником ободрал!..

– Тихо! – приказал я.

"– Значит, так, Гриша. Слушай внимательно. Сегодня ночью мы идем с ними через границу. Там у них джип, будут ждать человека два-три. Их шестеро и трое – девять человек. Нас шестеро: ты, я и ребята Влада. Мочим всех тех, забираем товар и бабки...

– Как, Граф? Сами сказали – их девять!

– У нас будет шесть "калашей" или "узи". Плюс внезапность.

– Где мы возьмем "узи"?

– Заткнись и слушай. Как только с теми кончим, тут же шьем наших. Всех. Понял зачем? Команда Хруста, много знают.

– Братва поднимет хипеж. Стремно, Граф.

– А кто узнает, что это мы? На тех и повесят, что Пана замочили. И сразу уходим в Варшаву, сдаем товар и домой.

– Успеем, Граф? Погранцы поднимут тревогу.

– Нарядов не будет. Для них сделали "окно". А от заставы пока доберутся... Успеем, если будем шевелиться.

– А Ленчик?

– А что Ленчик? Пусть лечится, в Польше медицина бесплатная. В другой раз хавальник не будет раззевать, козел вольтанутый! Тепленьким меня сдал, сучара!.. Да обгоняй ты его!.. Живей, Гриша, живей! Сейчас – в Белосток. Там есть человек, даст наводку. Возьмем стволы и сразу назад. Время еще есть, успеем!.. Да жми, тебе говорят!.."

Голубков выключил магнитофон.

– Ушли от нас. Да я и не стал гнать. И так все ясно... Ну что, господа спортсмены. В дерьмо мы плотно влезли. Давайте прикинем, как из него выбираться. У этих, значит, три "Зауэра", и еще у майора Васильева пушчонка, у Графа шесть "кала-шеи" или "узи". А у нас? Кольт, "глок" и два ножа-автомата. Негусто!

– Не прибедняйтесь, Константин Дмитриевич, – возразил Док. – У нас есть кое-что посерьезней всех их стволов. Знание.

– Точно, – сказал Муха. – Даже журналы такие были. "Знание -молодежи" и "Техника – сила". То есть наоборот: "Техника – молодежи", а "Знание – сила"...

* * *

В двадцать три тридцать мы все, кроме Мухи, уже были на своих местах. На трех самых опасных точках – позади лежбищ, которые, как мы выяснили вчера ночью, облюбовали для себя снайперы – распределились Боцман, Трубач и я. Полковник Голубков со стереотрубой укрылся метрах в сорока от того места, куда подъезжал "патрол". Док с такой же трубой и с такой же насадкой для ночного видения – сбоку от "тропы", чтобы контролировать общую обстановку.

Самая трудная задача выпала Мухе – вывести графскую челядь на "тропу" и самому не подставиться под пулю снайпера. Я сначала хотел взять это на себя, но после спора все же остановились на Мухе. Он был самым маленьким и самым быстрым. А это здесь было главным. Ему отдали "глок" с глушителем, Голубкову – трубачевский кольт с приказом не стрелять ни при каких обстоятельствах, потому что этот громовой поднял бы по тревоге весь погранокруг, а я на всякий случай сунул в карман один из "Макаровых" с "губы" с так некстати сточенным Мухой бойком. Но кто знал!

Артиста вооружили двумя ножами-автоматами и поставили у начала "тропы". Он должен был втемную прикрывать Муху и вмешаться только в том случае, если у Мухи в самом начале дела возникнут проблемы. Ножи, конечно, не ахти какое оружие, но Артист работал ими виртуозно. И что важно – это оружие было бесшумным.

Рации у всех были отрегулированы на минимальный звук и включены на прием, лишь передатчик в кармане Мухи был поставлен в режим связи и должен был работать как микрофон. Договорились, что он переключит его на прием, как только начнется движение по "тропе". Муха мог бы среагировать на "пароль -отзыв", но очень мы сомневались, что снайперы майора Васильева исполнят этот традиционный ритуал. Скорее всего, они наметили рубеж – появление на нем первой цели и будет общим сигналом. По нашим вчерашним прикидкам этот рубеж был как раз посередине контрольно-следовой полосы. На него Мухе и следовало ориентироваться. Была еще небольшая надежда, что Док в свою трубу уловит движение снайпера, припадающего к прицелу непосредственно перед тем, как нажать курок. Но надежда эта была слишком ничтожной.

Надежда была только на самого Муху.

В двадцать три сорок пять я услышал слабый шум моторов. Они чуть порыкали и заглохли – "альфа-ромео" и "фиат" загнали в кущи за приграничной дорогой. Через некоторое время в рации послышался голос Мухи:

– Все сюда. Говорю только я, все слушают.

– А где остальные? – перебил его Граф. И тотчас раздался хлопок выстрела из "глока" с глушителем. И снова голос Мухи:

– Это было единственное предупреждение, Граф. В следующий раз я буду стрелять не в землю. Объясняю обстановку. Все на местах, страхуют нас. На "тропе" должно быть семь человек. Только семь: мы шестеро и наш связник. Иначе встречи не будет. У переднего в руках должен быть светлый кейс с товаром. Первым пойдет Корень, за ним ты, ты и ты. Потом Гриша и Граф. Я замыкаю. Дистанция три метра. На вопрос "Кто идет?" ответ "Москва". Отзыв: "Киев". Если что-то не так, тут же возвращаемся. Спокойно, без суеты. Нас прикроют. Разрешаю задать вопрос. Только один.

– Где товар? – спросил Граф.

– Стойте спокойно, сейчас принесу. Через полминуты вновь заговорил Муха:

– Корень, протяни мне левую руку. Рта не открывай, сам объясню. Это наручники. Чтобы товар не потерял. Снять "калаши" с предохранителей. Но стрелять только по моему приказу. Начали движение. Корень, пошел!.. Прямо по тропе на просвет в соснах. Следующий!.. Следующий!.. Следующий!..

Фокус с наручниками придумал я. Вернее, не придумал, а вспомнил малого на кухне конспиративной квартиры в Гольянове. И теперь я представлял, как мечутся мысли в голове Графа: как же это он будет забирать кейс, когда Корня замочит? Руку отрезать? Кейс взламывать и перекладывать товар? Задачка. Думай, Граф, думай. Может, это последние твои мысли на нашей грешной земле.

Самый опасный момент был уже позади. Увидев кейс в руках Мухи, Граф мог сразу открыть пальбу. Не врубился. А теперь было уже поздно. Так что вмешательство Артиста не потребовалось.

– Внимание, рубеж, – прозвучал в рации голос Дока. – И тотчас: -Ложись!..

И почти в ту же секунду захлопали "Зауэры". "Почти" – доли секунды. Успел? Или не успел? Должен был успеть!

– Успел, – сообщил Док. – Захват, не спешите... пока лежат...

Мы должны были взять снайперов, если они поднимутся и пойдут добивать цели. Но они продолжали лежать.

Глаза мои давно обвыклись в темноте, слегка размытой огрызком месяца, я придвинулся к моему объекту метров на десять и изготовился к броску.

Но снайпер лишь пошевелился, не встал.

– Майор говорит по рации, – вышел на связь полковник Голубков. -Внимание! Вышел из машины, быстро идет к "тропе"! Ситуация нештатная, всем ждать!.. Мухин, ты где? Прием!

– В порядке я, в полном. Мяч ушел за пределы поля, – сообщил Муха. -Мяч – это я.

– Майор приближается к снайперам, – доложил Док.

Это я уже и сам видел. Майор прошел мимо меня метрах в пятнадцати, наклонился к моему объекту... Что за черт? Что за...

Хлопок.

Майор перешел к другому снайперу.

Хлопок.

– По-моему, он их... Он их расстреливает! – едва ли не заорал Док. -Он, сволочь... В головы, в упор!..

Третий хлопок.

Вот уж точно: жизнь полна неожиданностей. Или смерть?

Еще три хлопка.

– Добивает, – сообщил Док. – Контрольные выстрелы. Светит фонарем в лица.

И это я тоже видел. И уже знал, что будет дальше: майор пойдет к "тропе" добивать нас, посмотрит в наши лица...

– Майор движется к людям Графа, – донесся из рации голос Дока. Но я почти не слушал его: юзом, юзом проскользнул через ельник, в подлесок. Я уже видел контуры "патрола", когда Док доложил:

– Майор очень быстро бежит к машине! Наши действия, Первый?

– Всем к джипу, скрытно, – бросил я в микрофон и выключил рацию.

Я опередил майора минуты на три. Когда он ввалился в джип и плюхнулся на водительское сиденье, я уже лежал на полу за передними креслами, довольно удобно устроившись и сжимая в руке кастрированный ПМ, который в этой ситуации вполне мог сгодиться.

И сгодился.

Майор швырнул на соседнее сиденье мешавший ему пистолет с глушителем, вырвал из бокса трубку крутого, сотового или спутникового, телефона и, подсветив себе фонариком, набрал номер.

– Первого! – потребовал он, услышав голос диспетчера.

Трубку он держал в левой руке, поэтому я упер ствол "Макарова" ему под скулу и прошептал в правое ухо:

– Товарищ генерал-лейтенант, ваш приказ выполнен.

Он судорожно зашарил рукой по соседнему креслу, но его "Макаров" с горячим от стрельбы глушителем уже упирался ему в затылок.

– Слушаю! – прозвучал в мембране голос Волкова. – Слушаю!.. В чем дело, майор? Докладывайте!

Я вдавил ему в затылок горячий глушитель и повторил:

– Ваш приказ выполнен.

– Товарищ... Анатолий Федорович... ваш приказ выполнен, – проговорил Васильев.

– Почему у вас такой голос?

– Быстро бежал, – подсказал я.

– Бежал, немного запыхался.

– Сколько? – спросил Волков.

– Все семеро, – шепнул я.

– Все семеро, – повторил майор.

– Документы взяли?

– Так точно.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант.

– Они у вас в руках?

– Так точно.

– Так точно, – эхом отозвался майор.

– Читайте фамилии, имена и отчества!

– Одну секунду, товарищ генерал-лейтенант. Пастухов Сергей Сергеевич.

– Секунду, посвечу. – Майор уже начал слегка импровизировать, но из роли не выходил. – Сергей Сергеевич Пастухов.

– Дальше!

– Перегудов Иван Георгиевич.

– Иван Георгиевич Перегудов.

– Ухов Николай Иванович... Хохлов Дмитрий Алексеевич... Мухин Олег Федорович... – гукал я в ухо Васильева, а он отзывался горным эхом. -Голубков Константин Дмитриевич – продолжал я, а сам мучительно вспоминал, как же отчество Артиста: Евсеевич? Израилевич? – Злотников Семен...

– Злотников Семен, – повторил майор и оглянулся на меня с некоторым даже возмущением: чего же ты молчишь, суфлер хренов?

– Аронович, – рискнул я.

– Аронович, – продублировал майор.

– Погодите! Какой Аронович? – удивился Волков. – У меня в компьютере: Борисович.

– Так точно, Борисович. Извините, здесь плохо видно. Я не могу все время светить – граница.

– Молоток, – похвалил я.

– Молоток, – повторил майор.

– Что молоток? – удивился Волков.

– Кличка, – подсказал я.

– Это у него кличка такая.

– Про клички я вас не спрашивал. Исполнители?

– Нейтрализованы, товарищ генерал-лейтенант.

– Контроль произведен?

– Так точно.

– Осложнения были?

– Никак нет. После вчерашней отсрочки – ничего.

– Прекрасно, майор. Вы хорошо поработали. Очень хорошо. Утопите в каком-нибудь болоте оружие и возвращайтесь в Москву. Все оружие. И свое тоже.

– Вас понял, Анатолий Федорович.

– Можно мне на несколько дней задержаться в Гродно? – продиктовал я. – Спрашивай, сука! Сестра у тебя тут.

– Можно мне на несколько дней задержаться в Гродно? – повторил майор. – У меня тут сестра.

– Разве у вас есть сестра?

– Ну, не совсем сестра...

– А кто? – спросил Волков.

– Просто блядь знакомая, – подсказал я.

– Знакомая девушка, товарищ генерал-лейтенант.

– То-то же! А то – сестра! Успели, значит? Ладно, молодой человек, задержитесь, вы заслужили.

"Триппер", – хотел подсказать я, но сдержался.

– Спасибо, Анатолий Федорович. Большое спасибо.

– Ладно, майор, отдыхайте. Только не больше пяти суток.

– Слушаюсь, не больше пяти суток.

– Конец связи, – сообщил диспетчер.

Я взял из рук майора трубку и разбил ее о рукоять "Макарова". Потом включил свет в салоне "патрола" и распорядился по рации:

– Всем ко мне!

Но все и так уже были здесь. Они стояли вокруг джипа и прислушивались к разговору. Полковник Голубков шагнул к распахнутой водительской двери и приказал:

– Майор Васильев! Выйти из машины!

– А в чем дело? – слегка запетушился тот.

Голубков сгреб его за грудки и рывком сбросил с кресла на землю.

– Встать! Смирно!

Васильев разглядел в руках полковника кольт и подчинился.

– Майор Васильев, вы застрелили трех офицеров Российской армии, -продолжал Голубков. – Застрелили подло, в затылок!

– Я выполнял приказ, товарищ полковник!

– Никто не имел права отдать вам такой приказ! А вы не имели права его выполнять!

– Бросьте, Константин Дмитриевич! А то сами не знаете, какие у нас правила!

– Не знаю и не желаю знать! Я расстреляю вас, как преступника и убийцу!

– Пойдете под трибунал!

– Под любой!

В самообладании майору Васильеву было не отказать. В обстановке такого форс-мажора, за считанные минуты прочувствовать совершенно сумасшедшим образом изменившуюся ситуацию – не каждый на такое способен. Я бы точно не смог. А он смог. Недаром к своим тридцати он уже был майором. А к сорока стал бы точно полковником. А может быть, даже и генералом.