Текст книги "Двойной капкан (Солдаты удачи - 6)"

Автор книги: Андрей Таманцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Вы авантюрист, полковник. Просто авантюрист.

– Возможно, – согласился Блюмберг. – Но разве идея захвата и взрыва Северной АЭС не авантюра?

– Это не авантюра, – возразил сэр Генри Уэлш. – Это безумие всего нашего мира. И расплата. Не знаю за что. За все.

* * *

"ШИФРОГРАММА

Доктор – Туристу.

Все проблемы финансирования операции "Капкан" решены. Эмиссар объекта Р. Азиз Садыков получил подробные инструкции и вылетел в Грозный. Первый транш в два миллиона долларов будет переведен на счет фонда "Ичкерия" через расчетную систему банка "Босфор". Операции документируются. Жду информации о ситуации у вас".

"ШИФРОГРАММА

Турист – Доктору.

14 апреля с.г. объект П. в сопровождении Люси Жермен и пяти сопутствующих лиц из известной Вам команды выехал в Хибины. В гостинице города Полярные Зори для них заказаны номера "люкс", "полулюкс" и пять одноместных номеров.

Легенда: Люси Жермен намерена купить или взять в долгосрочную аренду турбазу "Лапландия", чтобы превратить ее в международный горнолыжный курорт. Объект П. выполняет при ней роль шеф-менеджера, остальные являются охраной и экспертами по оборудованию..."

Глава седьмая. Мадам

I

Не знаю, чем Люси Жермен занималась в Париже и еще раньше, когда была просто Люськой из Балашихи, но с первых минут нашего появления в городке энергетиков Полярные Зори она повела себя так, что мы просто офонарели.

Выступать она начала, как только мы сошли с поезда "Мурманск – Москва" на станции Зашеек, сохранившей свое название с тех времен, когда никакими Полярными Зорями и атомными электростанциями тут и не пахло. Все окрестности были покрыты снежным настом, ослепительно сверкавшим на солнце. Со всех сторон возвышались сопки, тоже заснеженные, с черными куртинами ельников у подножий. После полутора суток в душном вагоне оказаться на свежем воздухе было настоящим удовольствием.

Но только не для Люси. Она ехала одна в прокуренном ее любимыми сигаретами "Мо" двухместном купе СВ. Люси вышла на дощатый перрон, потянула носом и заявила:

– Воняет псиной.

– Это просто свежий воздух, – успокоил ее Генрих.

Ехать на черной двадцать четвертой "Волге", на которой ее встречал представитель Мурманской туристической фирмы (ей принадлежала "Лапландия"), она наотрез отказалась. В "Волге", видите ли, тоже воняло – на этот раз бензином. Про "рафик", который выделили для нас, и разговора не могло быть. После получасовых перезваниваний где-то достали довольно приличный "мицубиси-паджеро". Люси снизошла. Но перед этим провела батистовым платочком по коже сиденья и внимательно осмотрела платок, нет ли на нем грязи.

В аккуратной трехэтажной гостинице энергетиков для нее был выделен двухкомнатный "люкс" (его называли тут министерским и держали лишь для самого большого начальства или для представителей МАГАТЭ, иногда посещавших ядерную станцию в инспекционных целях). Что происходило в момент первого появления Люси в этом "люксе", я не видел, так как вместе с ребятами таскал из машины штативы, ящики с геодезическими приборами и прочее оборудование во временно выделенную нам под камеру хранения полуподвальную комнату. Но что-то наверняка случилось, потому что уже через минуту по всей гостинице забегали люди, потащили на второй этаж новую мебель со склада, а кастелянши и горничные сметали с ног тех, кто оказывался на их пути, стопами новых матрацев и постельного белья.

Не знаю, приезжал ли когда-нибудь на Северную АЭС министр, но то, что его приезд не вызвал бы такого переполоха, уверен. И если бы я совершенно точно не знал, что весь этот проект с покупкой или арендой турбазы "Лапландия" – полная туфтяра, просто прикрытие, я бы поверил, что эта дорогая французская блядь (а Люси выглядела и вела себя именно как дорогая французская блядь) действительно намерена превратить "Лапландию" в международный горнолыжный курорт.

Уже на другой день все в городке знали ее и называли мадам. Ее ознакомительная прогулка по короткому центральному проспекту городка превратилась едва ли не в демонстрацию.

Проспект, как и везде в нынешней России, был забит кафе, ресторанами, магазинами и лавчонками с пышными названиями с местным колоритом: "Снежана", "Приют четырех", "Зимовка", "Лапландский чум".

Вокруг Люси, царственно запахнутой в соболью шубку" суетились чиновники из местной администрации во главе с мэром. Представителя мурманской фирмы оттерли в сторону как фигуру третьестепенную. Изумленные местные жители сопровождали группку, держась поодаль.

Шествие продолжалось недолго, потому что в городке нечего было смотреть. В магазины Люси заходить не стала, на растрескавшуюся дверь краеведческого музея посмотрела с большим сомнением и прошла мимо. Только в конце проспекта, где посреди круглого газончика на площади был установлен памятный камень в честь тех, кто осваивал эти края, задержалась и выслушала подробные объяснения. Из них следовало, что промышленное освоение этих мест началось еще в 30-е годы и велось, как всегда в те времена, силами заключенных.

Люси подняла руку и слегка пошевелила пальцами, унизанными кольцами. Лишь Генрих сразу понял смысл этого жеста. С непривычной для него проворностью он выбрался из толпы, купил у цветочницы на углу огромный букет белых калл и вручил его Люси. Даже не взглянув на Генриха, она возложила цветы к основанию памятного камня.

В толпе зааплодировали.

– Вот сучка! – почему-то пробормотал сквозь зубы глава местной администрации, но тоже заулыбался и присоединился к аплодисментам.

На обратном пути Люси вновь остановилась возле входа в краеведческий музей. Оттуда вышел маленький седой старичок, назвался заведующим музеем и пригласил госпожу внутрь.

– У нас есть уникальные экспонаты, просто уникальные! – заверил он.

– Какие? – спросила Люси. И хотя глава администрации делал старикану явно запрещающие знаки, тот объяснил:

– Полный набор для пыток. Ручные, ножные и совмещенные кандалы. Женские и даже детские. Щипцы для вырывания ногтей. Установки для электрошока. А карцер-отстойник! Мы перенесли его нетронутым из лагеря 3/16. Жаль только, что большинство экспонатов находятся в запасниках. У нас не хватает выставочных площадей. А этого не должно быть. Нет, не должно! Эта экспозиция должна быть открыта для всех. Заходите, мадам. Поверьте, такого вы не увидите нигде в мире!

Люси вынула из рукава шубейки руку с кольцами и вновь требовательно шевельнула пальцами. И снова лишь Генрих сразу понял ее жест. Он извлек из кармана чековую книжку и золотое стило.

– Пятьдесят, – бросила через плечо Люси. Она небрежно подписала чек и протянула его старикану. – Пятьдесят тысяч долларов. Это немного, но на первое время вам хватит. Расширьте экспозицию. Со временем мы превратим ваш музей в одну из главных достопримечательностей города.

И она двинулась своей царственной походкой дальше, даже не оглянувшись на ошалевшего старика.

– Кстати, – неожиданно обратилась она к мэру, – в городе есть детский дом?

– Да, мадам.

– Не спрашиваю, в каком он состоянии. Нет, не спрашиваю. Сто тысяч, кивнула она Генриху. Но, подписав чек, она лишь показала его мэру и тут же вернула Генриху: – Позаботьтесь, чтобы все было потрачено по назначению. Все до единого цента.

– Не сучка, нет, – снова пробормотал мэр. – Настоящая сука!

И тут же рассыпался в благодарностях и в самых изысканных выражениях пригласил мадам Жермен на ужин, который город намерен дать в ее честь. Люси немного подумала и милостиво кивнула в знак согласия.

Мы, конечно, про себя похихикивали, но свои роли исполняли с полной серьезностью. Боцман, Артист и Муха, одетые в приличные костюмы и длинные серые плащи, отсекали от нашей патронессы местную пьянь, довольно, нужно признаться, застенчивую. И преграждали путь лицам кавказской национальности, ошалевшим от бюста, копны белокурых волос и манер Люси Жермен и пытавшихся прорваться к ней с пудовыми букетами красных и белых роз и пригласить в ресторан немножечко покушать и немножечко потанцевать. Почему нет, да? Их не останавливало даже то, что среди сопровождающих Люси лиц были начальник местной милиции, пожилой капитан в форме, начальник местного ФСБ в штатском и еще пара скромных молодых людей явно из ФСБ. Да разве может что-нибудь остановить настоящего джигита? Такая женщина, такая женщина, вах-вах!

Я с Доком держался в сторонке, на вторых ролях, как это и положено экспертам по оборудованию. Но лучше всего, пожалуй, свою роль исполнял Генрих. Никакой не нувориш, никакой не спортсмен – обычный опытный бухгалтер или администратор при богатой бизнес-вумен. Скромно, но без перебора, одетый, собранный, немногословный, точный и краткий в ответах на вопросы, с которыми к нему обращались начальствующие лица, быстро сообразившие, что именно этот человек держит в своих руках нити всего дела.

– Мы не готовы к детальному обсуждению. Мы даже еще не видели саму турбазу. Верней, я видел ее раньше, но в каком состоянии находится она сейчас, не знаю.

Таким чаще всего был его ответ.

Среди публики, крутившейся вокруг Люси, я заметил еще двух крепких молодых людей, которые изображали из себя бизнесменов, приехавших сюда по каким-то торговым делам. В их распоряжении была синяя "Нива" и "Жигули"-"шестерка" цвета темный беж. Уже через, день эти тачки так намозолили мне глаза, что на очередном сеансе связи, который проходил из специально переоборудованной аппаратной местного телецентра, я прямо спросил полковника Голубкова, кто эти люди. Если это наша "наружка", то ее нужно немедленно убрать, пока на нее не обратил внимания Генрих. Функции "наружки" можем выполнять и мы сами. Если же нет, нужно срочно выяснить, кто они. В нашем деле и без них было слишком много вопросов.

Голубков не сказал мне ни да, ни нет, но уже утром "Нивы" и "шестерки" в городе не было.

Странная все-таки вещь – человеческая психология. Если бы с идеей купить или арендовать базу "Лапландия" выступил любой обычный бизнесмен, тот же Генрих хотя бы, все дело так и покатилось бы по деловым рельсам, привлекая внимание лишь тех, кто был бы к нему причастен. Но стоило появиться мадам Люси Жермен, как вокруг этого дела начался настоящий бум. Все оказались вдруг в курсе, местное телевидение выдало сюжет о пожертвованиях приезжей дамы на музей и детский дом, даже бабки на скамейках возле стандартных блочных домов горячо обсуждали намерения Люси. Почему-то они были восприняты как радостная новость для всего городишки. Потому, наверное, что раньше ничего здесь не происходило, а тут вдруг сразу такое случилось.

Как, собственно, могло повлиять на жизнь горожан, в большинстве работающих на АЭС и на обслуживающих ее предприятиях, то, что в двадцати километрах в люксовых отелях будут обитать и кататься на горных лыжах богатые иностранцы? Да никак. Крохи налогов в городскую казну прибавятся? Так они как прибавятся, так и исчезнут совершенно бесследно, это уже все давно понимали. Но настроение у всех все равно было приподнятое.

Правда, чуть позже Люси объяснила, что ее программа гораздо шире, чем кажется на первый взгляд. Это произошло на приеме, который устроили в ее честь местные начальники. Прием проходил на базе отдыха АЭС, расположенной на берегу озера Имандра, километрах в пятнадцати от города. Здесь все было оборудовано по высшему классу. Баня с теплым бассейном и с выходом в открытое озеро. Огромный зал в стиле рюс с резными лавками, старинными самоварами и лыковыми лаптями на стенах. Ну, и с соответствующей кухней и холодильником, набитым под завязку всевозможными деликатесами.

На осторожное предложение мэра испробовать настоящую русскую северную баню Люси к полной неожиданности для всех не стала отнекиваться. Она мигом смахнула с себя все причиндалы, начиная с соболей и кончая всем остальным, и на глазах изумленной публики прошествовала в парную. Через полминуты высунулась:

– А кто, черт возьми, будет меня парить? Эй, вы что, педики? Или забыли, что такое русская баня?

Тут хозяева местной жизни и вовсе прибалдели. Первым решился мэр, за ним – главный инженер АЭС, исполняющий за отсутствием директора его обязанности. Потом рискнули и их приближенные.

Я вопросительно взглянул на Генриха. Тот лишь улыбнулся:

– Все в порядке, Серж. Люси всегда знает, что делает.

Не меньше часа красные распаренные тела снарядами вырывались из бани и с визгами и воплями плюхались в хрустально-чистые воды озера Имандры, на берегах которого еще сохранился ледяной припай. И среди них лишь по белой копне волос можно было узнать Люси. Ну, и еще кое по чему.

– Блондинка-то крашеная, – поделился со мной своими впечатлениями мэр, перекуривая на берегу перед началом банкета. – Но все равно хороша. Хороша, сучара!

Он ее будто бы все время повышал в звании. Сучка, сука, сучара. А что следующее? Очень меня это интересовало, но я постеснялся спросить.

На банкете Люси выдала свою программную речь.

– Вам, мужики, не совсем понятно, почему я торчу в вашем вшивом городишке, а не еду на турбазу. Я поеду, конечно. Возможно, завтра. Но турбаза, как я себе все это представляю, не самый главный элемент в моем проекте. Важный, основной. Но и все же не главный. Вы представьте себе богатого немца или американца, которому уже обрыдли все Альпы и Швейцарии. А там уж трассы и отели не чета тем, что будут здесь, можете мне поверить. Чем его можно привлечь сюда? Ну, номера "евролюкс", хорошая трасса, длинный снег, подъемники, рестораны и бары на базе. Это само собой. Но что он будет делать после пары-другой спусков? Устроить ему ночное шоу со стриптизом? Так этими стриптизами он уже по горло сыт. Что же ему остается? Сидеть в баре и нагружаться пивом и виски? Нет, господа, так мы сразу провалим дело. В "Лапландии" должна быть изюминка. И она есть. Это – культурная программа. Кстати, мэр, эта вот ваша загородная резиденция в нее войдет. Ля рюс. А натюрель. Я у вас ее арендую.

– Эта база отдыха принадлежит станции, – поправил мэр.

– Значит, я арендую ее у станции. Но этого мало. Вокруг – нетронутые места. Значит, есть охота? На что?

– Да на что хотите, – ответил мэр. – Хоть на медведя.

– Шарман! Сафари на медведя, а? Рыбалка для любителей тоже наверняка есть?

– И еще какая! Таймень, сиг, щуки по полтора метра! А охота из скрадков на перелетных гусей? – подсказал начальник милиции, сам страстный рыбак и охотник.

– Прекрасно, – одобрила Люси. – Но главное все-таки другое. В свое время здесь были сталинские лагеря, не так ли? Какой-нибудь из них можно восстановить?

– А чего их восстанавливать? – ответил начальник местного ФСБ. Многие пожгли, а многие сохранились. Ну, колючка повалилась, конечно, вышки покренились, но бараки целые. Из лиственницы делались, на века.

– Это еще лучше. Городской музей ГУЛАГа – неплохо. Но только как вступление в тему. Мы пойдем дальше. Мы приведем один из лагерей в порядок. И будем привозить туда наших туристов. Не только показывать. Нет – селить. И чтобы все было, как тогда: охрана, овчарки, баланда. Спецура с номерами. "Два дня в ГУЛАГе" – вот как будет это называться. И оплата – как в "Хилтоне". И ничуть не меньше!

– Да кто же на это согласится? – не поверил мэр.

– Кто? Ха! – парировала Люси. – Будут записываться в очередь! Для западников такое – впечатление на всю жизнь! Только одна просьба, мужики. Все это пока должно оставаться между нами. Это мое ноу-хау. Я не слишком боюсь конкуренции, но не стоит раньше времени разглашать свои планы. Меня только одно останавливает – ваша АЭС. Не лучшее соседство. Ее нельзя закрыть? Или хотя бы сдвинуть километров на сто в сторону?

– Как?! – изумился главный инженер.

– Ну, понимаю, понимаю, нельзя, – успокоила его Люси. – Но она хотя бы безопасна?

– Вы можете прислать экспертов с самыми совершенными дозиметрами, обиделся главный инженер. – У нас одна из самых безопасных станций в России. И даже в Европе! Да, мадам! Даже в Европе!

– Обязательно пришлем, – пообещала Люси. – И проверим. После этого и подпишем контракт. Станция, кстати, тоже может войти в ознакомительную программу. Вполне могут найтись любители. А почему нет? А теперь выпейте водки, мужики, а то у вас челюсти отвалятся!

Мужики дружно последовали ее призыву и после этого долго закусывали, обдумывая ее предложение.

– А что, твою мать! – сказал наконец мэр. – Может, и получится!

– Вполне, – подтвердил начальник милиции. – Если это дело по-умному раскрутить, даже наши потянутся.

– На станцию? – недоверчиво переспросил начальник ФСБ.

– Да нет, в лагерь! Точно говорю. Из новых. А что? Вот он хапнул куш и сидит ночью, не может уснуть. Представляет, как попадет на нары и все такое. А тут и представлять не надо – плати и садись. А когда выйдешь счастья-то сколько, а? Не дура баба. Нет, не дура.

– Не дура, – подумав, согласился мэр. – Но сволочь.

– Не улавливаю системы в ваших иерархических ценностях, – счел я возможным вмешаться в беседу начальствующих лиц. – Сучка. Сука. Сучара. Это понятно. Вроде как лейтенант, капитан, майор. А что значит сволочь? Полковник? Или сразу генерал-майор?

– Сволочь – это и значит сволочь, – неохотно ответил мэр. – У меня в этих лагерях отец погиб. А она хочет превратить их в ревю.

– Вы не совсем правы, – возразил я. – Напомнить ожиревшему Западу, что совсем недавно существовали и такие формы жизни, – дело нелишнее. Да и нашим освежить память – тоже не помешает.

– Занимался бы ты, парень, своим делом, а? – посоветовал мне капитан. – А с этим мы и без тебя разберемся.

– Извините. Просто к слову пришлось, – повинился я. – Я и намерен заниматься только своим делом.

Знал бы ты, капитан, какое у меня дело!

* * *

На следующий день мы отправились на турбазу "Лапландия". О том, чтобы Люси ехала двадцать с лишним километров по разбитой дороге на машине, и речи не было. Она потребовала вертолет. И ей немедленно предоставили "Ми-1". Вместе с ней вылетели Генрих и мурманский деятель. На другом вертолете, "Ми-8", полетели мы. Вертолеты были заранее арендованы Генрихом то ли в мурманском, то ли в каком-то другом аэропорту. И с экипажами были проведены, видимо, какие-то предварительные переговоры. Не знаю какие, но никто даже не обратил внимания, как мы устанавливаем в люках съемочную аппаратуру.

Соответственно мы и подлетели к посадочной площадке "Лапландии" не в лоб, а долго делали круги по окрестностям.

Места были лесные и озерные, большая часть озер уже вскрылась, снег лежал лишь в проталинах и на склонах сопок. Иногда чистую лесотундру уродовали отвалы каких-то рудников, однажды в стороне мы заметили словно бы зарницы. Штурман объяснил, что там металлургический комбинат "Североникель" и идет спуск руды или выброс шлака.

Мы с Доком, честно сказать, плохо представляли себе, как нам придется исполнять обязанности экспертов по оборудованию. Тем более спортивных комплексов, с которыми ни он, ни я никогда не имели дела. Но Генрих только отмахнулся: справитесь, там и не нужны специалисты. Он оказался прав. И сама гостиница турбазы "Лапландия", и все подсобные сооружения были в таком состоянии, что особых затруднений оценка не представляла.

Ее сделала сама Люси Жермен, обойдя туркомплекс, заглянув в пару номеров, в столовую и на кухню базы.

– И вы хотите сказать, что эта помойка стоит триста пятьдесят тысяч долларов? – обратилась она к мурманчанину. – Вы можете объявлять сто тендеров, но больше двухсот тысяч вам никто не даст. Сюда нужно вкладывать миллионы, чтобы превратить базу в приличное место. И на это способна только одна идиотка. Это я. Передайте своим боссам, что я готова заплатить за базу двести пятьдесят тысяч, и ни цента больше.

– Но речь шла о трехстах пятидесяти тысячах, – напомнил представитель фирмы.

– Генрих, что можно оставить от гостиницы? – обратилась Люси к своему шеф-менеджеру.

– Только стены, мадам. И некоторые перекрытия.

– Что можно оставить от подъемника? – спросила она Дока.

– Только несущие фермы. Все остальное требует замены, – ответил Док.

– Вы можете что-нибудь добавить, Ковбой? – обратилась она ко мне, почему-то переведя мою фамилию на американский лад.

– Ничего, мадам, – ответил я. – Практически все здесь нужно начинать с нуля. Плюс дороги. Плюс вертолетная площадка или аэропорт для гидросамолетов. Туристы будут прилетать в Мурманск. Не тащиться же им сюда три часа на поезде. Я считаю, что вам не следует ввязываться в это дело. Оно требует слишком много капитальных вложений.

– Слышали, что сказал мой эксперт? – обратилась Люси к представителю Мурманской турфирмы.

– Я должен обсудить ситуацию со своим руководством, – заявил мурманчанин.

– Но не затягивайте это дело, – посоветовал Генрих.

Этой же ночью, в номере Генриха, мы внимательно изучили все данные аэрофотосъемки. "Аэрофотосъемки" – это я сказал по привычке. Никаких фотопленок и близко не было. Кассеты из камер вставлялись в мини-компьютер, который привез с собой Генрих, и он лишь выплевывал из лазерного принтера листы распечаток, на которых каждое дерево и каждый озерный или речной изгиб выделялись так, будто были нарисованы тушью старательным китайским художником.

Северная АЭС – два действующих энергоблока на берегу озера и один строящийся – располагалась километрах в шести от города и километрах в двух в сторону от дороги, которая соединяла Полярные Зори с "Лапландией". От города к проходной станции ходили полуразбитые рейсовые автобусы. В пересменки, которые происходили три раза в сутки, они были обвешаны пассажирами и двигались чуть ли не боком. По субботам и воскресеньям народу было намного меньше – строители и ремонтники отдыхали, на станции оставались только дежурные смены.

Станция была обнесена по всему периметру пятиметровым забором из металлической сетки с изоляторами и какими-то проводами сверху. Но вряд ли сетка была под напряжением. Во-первых, дежурившие у главных ворот охранники пропускали грузовики с металлом и бетоном, отводя створки ворот голыми руками. А во-вторых, часть сетки со стороны подстанции уходила в воду, тут напряжение не подашь. Поверх сетки крепились мощные осветительные галогены. Но и в темноте они не рисовали контур ограды – горели то там, то тут. Понятное дело: перегорали, а новые где возьмешь, их же покупать нужно.

На планах четко просматривалась и система наружной охраны: трое у главных ворот, трое у задних, через которые, вероятно, вывозились на ближний обвалованный склад отработанные ядерные материалы. У входов в оба действующих блока тоже темнели фигурки охранников. Можно было даже разглядеть "калаши", висевшие у них на груди.

Всего в наружной охране мы насчитали восемнадцать человек. Внутри тоже наверняка была охрана. Возле главного щита управления, при входе в реакторные залы. В общем, человек тридцать. На смену и со смены их возила крытая брезентом вахтовка (чтобы не давились, очевидно, в автобусных очередях и не опаздывали на пересменку). Пару раз, выйдя утром из гостиницы подышать свежим воздухом и отовариться в местных лавчонках какой-нибудь бесхитростной и безопасной едой (в буфете еда относилась безусловно к опасной, одни котлеты чего стоили), я внимательно разглядел ребят, грузившихся в вахтовку. Это был типичный ВОХР из местных парней, отслуживших срочную. Вряд ли они вели слишком праведный образ жизни: не раз заскакивали в палатки и возвращались к машине, ловко придерживая засунутые за пазуху бутылки. Командиры отделений или смен были постарше и посерьезней – из бывших прапоров или офицеров, вероятно. Сами они бутылок по утрам не таскали, но после смены обязательно отоваривались. И эту водяру, были у меня такие подозрения, они использовали не для растирания натруженных за день ног или еще чего. Они принимали ее внутрь. А по утрам не бежали похмеляться, только чтобы не уронить себя в глазах подчиненных. Впрочем, не исключено, что подчиненные похмеляли их уже прямо в кузове вахтовки.

Так что уровень охраны Северной АЭС, как и предполагали аналитики Каспийского трубопроводного консорциума, оставлял желать лучшего. Неужели и другие АЭС охраняются так же?

Я был не прав: эту станцию мы могли бы захватить без единого выстрела. И никакой проверочной тревоги не понадобилось бы. Но когда я после разговора с Генрихом Струде рассказал о своей идее полковнику Голубкову, он сразу и очень горячо ее одобрил. Она давала какие-то дополнительные возможности. Какие – он не стал объяснять. Только несколько раз повторил, что мы должны стоять на своем и не отступать даже в самой малости.

Генрих тоже успел разглядеть охрану и высказал мне свое убеждение в том, что мой план лишь усложняет дело. Но я был тверд. Даже если хоть один охранник сдуру или спьяну окажется изувеченным, не говорю уж – убитым, что? Слово сказано? Сказано. О чем еще говорить? Я даже слегка блефанул: вас не устраивает этот вариант – нет проблем, мы возвращаем ваш аванс за вычетом текущих расходов и суточных и забываем о нашей встрече.

В этом блефе был только один момент, который я назвал бы не опасным, а сомнительным. Поздним вечером, когда Генрих вновь собрал всех нас у меня в Затопине и каждому вручил по сто штук зеленых, а также раздал нам билеты на поезд "Москва – Мурманск", у меня в доме неожиданно появился полковник Голубков на своей задрипанной неприметной "Волге". С ним был какой-то человек в штатском, я его никогда раньше не видел, И по повадкам он был штатским, кем-то вроде бухгалтера. Он попросил нас выложить на стол пакеты с баксами, которые передал нам Генрих, распотрошил их так, что стали видны номера и серии каждой банкноты, и долго фотографировал их аппаратом со вспышкой. Потом попросил каждого из нас написать заявление с указанием, когда, от кого и для какой цели мы получили эти деньги. В конце каждого заявления перечислялись серии и номера банкнот, так что заявления получились довольно объемистыми. Больше всего мне не понравилось (даже не знаю почему) то, что заявления были на имя Генерального прокурора России. Только этого нам и не хватало.

Но полковник Голубков сидел молча, очевидно одобряя действия своего спутника, и мы не решились выражать недоумение, а уж тем более и протесты.

После того как эта довольно затяжная процедура закончилась, бухгалтер собрал все наши баксы в инкассаторский мешок, а нам выдал другие – такие же новые, стольниками. И ровно по сотне тысяч. Так что, если бы Генрих согласился на мое предложение, он получил бы обратно не совсем те деньги, которые нам заплатил.

Но у него, судя по всему, и в мыслях не было давать задний ход. Он был устремлен вперед, только вперед. А впереди было посещение Северной АЭС. Люси пригласил на эту экскурсию главный инженер станции во время пьянки на загородной базе, а потом не поленился прислать пропуска для всей нашей группы. Мы и не преминули воспользоваться этим приглашением.

II

Осмотр станции принес всем нам много приятных неожиданностей. Принципиально разных по своей сути. Люси, например, восхитило то, что все на станции работают в белом – не в белых халатах, как внешний обслуживающий персонал, а в белых штанах и куртках с застежками по самое горло. На лицах многих из них были белые повязки, что-то вроде марлевых респираторов. Эти операторы работали в реакторной зоне – "грязной", как называли ее между собой. После трех часов работы полагался часовой отдых, для этого была выделена специальная комната с лежанками, фикусами и телевизором "Рекорд" с тусклым экраном. Когда смена кончалась, операторы подвергались тщательному дозиметрическому контролю, а вся их одежда отправлялась либо на дезактивацию, либо уничтожалась.

Главный инженер Юрий Борисович, сопровождавший нас, настойчиво советовал Люси не лезть в активную зону. Но не на ту напал. Как это? Побывать на атомной станции и не взглянуть на реактор! А по-моему, ей просто хотелось пощеголять в белом балахоне, с дозиметром в кармашке. А если бы еще без штанов да в присутствии фотокорреспондента какого-нибудь "Пентхауза" или "Плейбоя" – так больше и мечтать не о чем, сенсационная серия! Насчет фотокорреспондента у нее, разумеется, обломилось. Но по тому, как она облазила все перекрытия и останавливалась рядом с операторами у главного щита или у системы контроля за охлаждением реакторов, я понял, что идея суперсерии "Люси Жермен демонстрирует коллекцию на русской АЭС" накрепко запала в ее голову.

Генрих с дозиметристами взяли лодку и обогнули станцию по воде, отбирая пробы в разных местах и тщательно записывая показания датчиков в блокнот. Муху мы оставили снаружи – приглядеться, что там к чему, а мы с Доком пристроились к Юрию Борисовичу и Люси. И уже минут через сорок весь план предстал передо мной, как на бумаге. Но, понятное дело, я держал его пока при себе.

На третий, строящийся, блок мы заходить не стали. "Там шумно", сказала Люси. И в самом деле, из-за высокой сетки, отгораживавшей действующую станцию от стройки, доносился истошный вой наждаков, которыми зачищали сварные швы, грохот железных балок и огромных металлических листов, натужный вой тяжелых грузовиков, буксующих в непролазной грязи. Да мне это было и не нужно. Стройка выпадала из зоны нашего действия. А это был один из главных выводов.

На выходе из активной зоны Юрий Борисович не без гордости показал Люси показания дозиметров и объяснил, что радиация внутри станции всего на тысячные доли нормы превышает фон. Люси заглянула в комнату отдыха, где операторы, среди которых была половина женщин, смотрели по тусклому ящику какую-то мыльную оперу, и искренне возмутилась.

– Юрочка! И это называется заботой о людях, твою мать? – не приглушая голоса, спросила она главного инженера. – Где Генрих? Позвать сюда Генриха!

Появился Генрих. Люси показала ему на "Рекорд".

– Завтра здесь должен стоять "Тринитрон". Нет? – спросила она, заметив легкий протест в глазах своего шеф-менеджера. – Тогда можешь искать себе другую работу!

В кабинете главного инженера, на очищенном от бумаг длинном столе был устроен легкий фуршет. Но Люси даже не взглянула на бутылки и бутерброды с семгой. Она подошла к письменному столу и уставилась на компьютер.

– Это что? – спросила она так, как спрашивают о какой-то диковине.

– Ай Би Эм Пи Си, – ответил главный инженер.

– Неужели двести восемьдесят шестой? – поразилась Люси.

– Ну почему? – обиделся Юрий Борисович. – Триста восемьдесят шестой. И очень даже прилично работает.

Люси вновь решительно повернулась к Генриху.

– Интел. Последней модели. Со всеми примочками. Интернет и все прочее. Подключить кабелем к сети телецентра, у них есть канал. Не нужно меня благодарить, Юрочка, – обратилась она к главному инженеру. – Я надеюсь, ты разрешишь мне и моим сотрудникам время от времени им пользоваться. Пока мы не найдем подходящего помещения для своей компьютерной базы. Мне придется связываться с турагентствами всего мира. И как прикажешь? По вашему междугородному телефону? Так проще докричаться! Наливай, Генрих. И не делай из своей морды козу. Мы приехали сюда не на один год. И если мы хотим здесь успешно работать, нужно, чтобы нас полюбили. Ты меня уже любишь, Юрочка?