Текст книги "Секретные объекты «Вервольфа»"

Автор книги: Андрей Пржездомский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Через пару минут из здания вышел офицер в белом маскировочном костюме, надетом поверх униформы. Его знаков различия видно не было, но сотрудники, заметив, как вытянулся перед ним Готцель, встали по стойке «смирно».

– Перед вами стоит задача, – начал он, никак не обратившись к строю, – в течение двух часов вынести из здания металлические ящики и погрузить их на машины, которые прибудут сюда через несколько минут. Делать все быстро, но осторожно! Не курить! Не отходить в сторону дальше двадцати метров! Приступайте!

Рольф Дитман вместе с тремя другими сотрудниками, надрываясь под тяжестью громадных ящиков, проклинал все на свете: и тот день, когда связал свою жизнь со службой в «команде», и войну, все перевернувшую в его судьбе, и Готцеля, постоянно покрикивающего на подчиненных, и офицера в камуфляже, заставившего выполнять непосильную работу.

«Какого черта мы таскаем эти ящики?! – с раздражением думал Рольф. – Все равно это бессмысленно! Тупая, глупая работа! Русские через несколько часов будут здесь. Надо как можно быстрее уносить ноги, пока кольцо окружения не замкнулось за нами, а мы здесь ковыряемся с никому не нужными ящиками!» И он с ненавистью посмотрел на еще довольно большую пирамиду сложенных в помещении ящиков.

На каждом из них была какая-то маркировка – буквенно-цифровые индексы и надпись «РСХА. Берлин».

– Поторапливайтесь! – подгонял своих подчиненных оберштурмбаннфюрер Готцель. – Объект будет взорван… – Он посмотрел на часы. – Через два с половиной часа. Нам надо успеть все погрузить и самим убраться отсюда.

«Сволочи! – думал Рольф Дитман. – Дотянули до самого последнего момента, а мы теперь отдувайся за них! Почему мне так не везет? Почему я не оказался с теми, кто поехал в Хайлигенбайль?»

Вместе с тем было заметно, что суета вокруг постепенно нарастает. Взвывали автомобильные моторы, мимо уже несколько раз пробегала группа солдат, разматывающих катушки электрокабеля, слышался громкий стук какого-то металлического предмета, как будто кто-то безуспешно долбит бетонную стену.

– Рольф, а тут рядом бункер фюрера, – шепотом проговорил обершарфюрер Отто Шройтер, следователь «зондеркоманды», с которым Дитман был знаком еще с Могилева.

– Откуда ты знаешь?

– А я здесь был в декабре, когда мы приезжали сюда с Поссельманом. Здесь, в этом здании, – кивнул он на окружающие их голые стены, – размещалась охранная команда СС и РСХА, а там… – Он указал глазами на виднеющееся среди деревьев сооружение. – Там стоит барак, где произошел взрыв двадцатого июля. Понимаешь? Где Штауффенберг взорвал свою бомбу!

Дитман на минуту замер, вглядываясь в проступающее через снегопад и стволы сосен прямоугольное пятно.

«Так вот, значит, где все это произошло! А если бы тогда Гитлера убили, может, и война уже закончилась бы?» – подумал Рольф и сам испугался своих мыслей.

– А бункер фюрера туда дальше. – Следователь показал взглядом левее от барака. – Метров шестьсот отсюда. Громадный, как скала. Говорят, толщина стен у него восемь метров! Представляешь! Тоже, наверное, взорвут.

Когда оба грузовика были загружены полностью и в комнатах здания не осталось ни одного металлического ящика, снова появился офицер в маскировочном костюме. Он о чем-то быстро поговорил с Готцелем, после чего тот скомандовал:

– По машинам!

Через пять минут грузовики развернулись на пятачке перед зданием и двинулись в обратном направлении. Теперь дорога была уже не так свободна – впереди стояла колонна «бюссингов» с большими двухосными прицепами. Скорее всего, около переезда образовалась пробка, поэтому движение застопорилось. Груженым автомашинам с громоздкими прицепами трудно было передвигаться по узкой, петляющей среди деревьев и бетонных сооружений дороге.

Не менее получаса простояла колонна, пока пробку удалось ликвидировать. Команды, крики, ругань, рокот моторов, эхо дальней канонады – все слилось в единый гул, наполненный злобой, нервозностью и страхом. Все знали, что бои идут не далее тридцати километров отсюда и русским танкам, если они прорвутся на шоссе Ликк – Николайкен, потребуется не более полутора часов, чтобы достичь Растенбурга. Кроме того, впервые за несколько дней перестал сыпать снег, а это означало, что скоро может рассеяться низкая облачность и для советских самолетов откроется блестящая возможность наносить удары по вереницам автомашин, растянувшимся на долгие километры по восточнопрусским дорогам, таким прекрасным с точки зрения маскировки, но совершенно беззащитным при отсутствии прикрытия с воздуха.

Сидевшие в кузове одного из грузовиков молчали, прислушиваясь к дальним взрывам и пытаясь понять, не приближается ли фронт. По всему чувствовалось, что машины выехали на шоссе и, преодолев обе линии внешнего ограждения, уже движутся в сторону города.

«Пронесло! Теперь – скорее из этой мышеловки! – думал Рольф Дитман, прислоняясь к холодной спинке откидывающейся скамьи. – До Бартенштайна не более часа езды, и если нас не задержит очередная пробка, мы еще засветло будем в Хайлигенбайле. Во всяком случае…»

Дитман не успел продолжить свои мысленные рассуждения. Прогремел страшный взрыв. Машину сильно тряхнуло взрывной волной; резко хлопнул полог брезента. Водитель нажал на тормоза, и все сидящие в кузове, чертыхаясь, повалились друг на друга. Вслед за первым взрывом раздался второй, потом третий…

Сидящие у заднего борта отстегнули зажимы, удерживающие край полога, и приподняли брезент. В образовавшуюся щель Рольф увидел, как над лесом, откуда они только что выехали, поднимается сплошная пелена снега, а сверху на землю падают ветки деревьев, град камней и земляных комьев.

Тут раздался новый, еще более сильный взрыв. Ударная волна хлестнула по пологу, отбросив его внутрь кузова. Машина буквально подпрыгнула на месте. И все в изумлении увидели, как вздыбилась земля, как взлетели вверх, словно спички, громадные деревья и тысячи обломков. По немыслимой траектории разлетались в разные стороны громадные куски бетонных конструкций, обломки металлической арматуры – то, что еще несколько минут назад называлось ставкой фюрера «Вольфшанце».

Из книги Я. Здунька и К.-Ю. Циглера «Волчье логово». Ольштын, 1998 год

«…24 января 1945 года, когда Красная Армия вступила в Ангербург, немецкие саперы подорвали все объекты в „Вольфшанце“. Как потом было подсчитано, для подрыва только одного тяжелого бункера потребовалось примерно 8 тонн взрывчатого вещества. Мощные многотонные бетонные глыбы разлетелись в радиусе 50–80 метров от места взрыва. Не все объекты оказались уничтоженными одновременно. Потребовались многочисленные, следующие один за другим взрывы…»

Взревел мотор. Водитель резко рванул с места, и они понеслись по заснеженной дороге в сторону Растенбурга, навстречу неизвестности. Позади осталась оседающие на землю обломки одного из самых мощных и тщательно охраняемых сооружений гитлеровской Германии.

Через двое суток, двадцать шестого января, пали Лётцен и Мариенбург [117]117
  Город Мальборк в Польше.


[Закрыть], а на следующий день советские войска вступили в Николайкен [118]118
  Город Миколайки в Польше.


[Закрыть]и Растенбург [119]119
  Город Кентшин в Польше.


[Закрыть]. В «Вольфшанце» солдаты Красной Армии застали полное запустение: взорванные бункеры и газоубежища, искореженные груды металла и железобетона, сплошные завалы из растерзанных, расщепленных стволов деревьев, месиво из остатков деревянных конструкций и разорванных маскировочных сетей. В святая святых Третьего рейха солдаты тридцать первой армии 3-го Белорусского фронта вступили без боя, с удивлением рассматривая руины, но не решаясь проникать внутрь уцелевших помещений. То, что все вокруг было тщательно заминировано, не оставляло никаких сомнений – советские солдаты не в первый раз оказывались на захваченных объектах противника.

К вечеру двадцать четвертого января, несмотря на заторы на дорогах и непрекращающиеся бомбежки, обе автомашины с сотрудниками «зондеркоманды» прибыли в Хайлигенбайль. Город горел в разных местах, окна домов, выходящие на улицу, были выбиты, кое-где заложены мешками с песком. Повсюду возведены баррикады, несколько бронеколпаков виднелось на перекрестках. Улицы и переулки были переполнены толпами беженцев – они пытались укрыться от холода и снега в подъездах домов, под навесами сараев, забирались в сгоревшие остовы автомашин и автобусов, прятались под брезентовыми пологами повозок. Плач детей, вопли женщин, мольбы стариков о помощи, стоны раненых, команды военных, тарахтение моторов мотоциклов, автомашин, тягачей и танков – все смешалось в непрерывный гул.

Мороз был несильный, но холодный ветер с моря делал его совершенно невыносимым. Как будто сама природа ополчилась против жителей Восточной Пруссии, вспомнив о страшном морозе сорок первого, когда солдаты вермахта стояли в нескольких километрах от Москвы. Теперь пришел черед испить чашу горя и несчастий тем, кто еще несколько лет назад радовался победам немецкого оружия над, казалось тогда, поверженным врагом.

Грузовики, сделав крутой поворот около здания городской ратуши с причудливыми коринфскими колоннами, остановились перед входом. Солдаты, одетые в серые шинели, поеживаясь от холода, выносили из здания крайсхауза [120]120
  Kreishaus (нем.) – здание, в котором размещалась районная администрация, в том числе руководство НСДАП.


[Закрыть], в котором размещались основные городские учреждения, и складывали на землю ящики и коробки. Рядом, разбрасывая искры, полыхал костер. Несколько человек в эсэсовской униформе и штатские в пальто выгребали из открытых сейфов и металлических ящиков дела, толстые папки, скоросшиватели, кипы бумаг и бросали все это в огонь. У костра грелись несколько женщин с детьми, укутанными в платки и одеяла. Поодаль рядом с мотоциклом курили двое полевых жандармов.

«Кёнигсберсгер штрассе, № 7–9», – рассмотрел через щель брезентового покрытия аккуратно прикрепленную на кирпичной стене табличку с названием улицы Рольф Дитман. «Вот, теперь и до Кёнигсберга недалеко. Там, под прикрытием мощной линии обороны, будет понадежнее, чем здесь – в этих брошенных на произвол судьбы восточнопрусских городках».

Оберштурмбаннфюрер Готцель и еще один сотрудник, предъявив удостоверения, вошли в здание крайсхауза. Но уже через пару минут они показались в дверях в сопровождении человека, одетого в теплую меховую куртку. Он что-то объяснял Готцелю, подкрепляя свои слова энергичными жестами. Рольфу стало понятно, что здесь их не ждали и сейчас они поедут куда-то в другое место. Так и получилось. Оберштурмбаннфюрер снова сел в кабину, и они поехали дальше по запруженным улицам города.

На Файерабендплатц, где в большой красной казарме размещался когда-то полк штурмовиков, а теперь готовилась к обороне часть фольксштурма, грузовики снова остановились. Рядом с большими воротами уже стояли четыре камуфлированных грузовика, прибывшие сюда, по-видимому, несколько часов назад. Многие с облегчением вздохнули: стало ясно, что эта казарма станет для них временным пристанищем, во всяком случае, на ближайшие сутки. Сотрудники «Зондеркоманды 7Б» должны были разместиться в нескольких помещениях, прежде чем начальство в Кёнигсберге определит дальнейшее место дислокации их подразделения. Измотанные дорогой, которая не позволила им отдохнуть после тяжелой работы в ставке, они кое-как разгрузили имущество, находившееся в кузовах, и беспорядочно повалились на пол казармы, устланный старой и слегка гнилой соломой.

В небе слышался гул самолетов, вдали раздавался грохот разрывов – советская авиация наносила все новые и новые бомбовые удары по скоплениям германских войск и порту Пиллау. Дни восточнопрусской группировки немецких войск были сочтены, как были сочтены дни всех тех, кто оказывался в петле окружения. Особое подразделение СД, «Зондеркоманда 7Б», оставившая свой кровавый след в городах и деревнях России, Белоруссии и Литвы, оказывалась в смертельной западне, выхода из которой уже практически не было. Но об этом пока еще не знали ни ее начальник Фриц Готцель, пытающийся связаться по рации с «Оперативной группой» в Кёнигсберге, ни следователь Отто Шройтер, перебирающий полученные еще полгода назад из дома письма, ни переводчик Пауль Херциг, спящий мертвецким сном на охапке сена в углу комнаты, ни Рольф Дитман, тревожно прислушивающийся к дальним разрывам. Не знали они и того, что им придется соприкоснуться с еще большими, чем прежде, тайнами агонизирующего Третьего рейха.

Глава 5
Объекты «W»

Трехэтажный особняк в кёнигсбергском районе Марауненхоф [121]121
  Район улицы Тельмана в Калининграде.


[Закрыть]ничем особенным не обращал на себя внимания. Стоящий на пересечении улиц Лёнсштрассе и Ховербекштрассе [122]122
  Улицы Лермонтова и Тургенева в Калининграде.


[Закрыть], несколько в глубине от брусчатой мостовой, он производил впечатление просто большого дома, не выделяющегося изысканностью архитектурных форм в отличие, например, от красивых, даже экзотических зданий Амалиенау [123]123
  Район улицы Кутузова в Калининграде.


[Закрыть] – самого престижного района Кёнигсберга. Правда, в нижней части здания имелся широкий полукруглый выступ – эркер с удлиненными окнами и строгими пилястрами, а наверху – балкон с изящной каменной балюстрадой. Черепичная крыша, непременное завершение почти каждой кёнигсбергской постройки, была местами повреждена, надо полагать, во время одного из последних обстрелов города с самолетов. Черепица кое-где осыпалась, оголяя брусья обрешетки.

Перед домом находился небольшой палисадник, густо усаженный кустами, ветки которых в эти мартовские дни были еще голыми. Железная ограда с высокими прямоугольными столбиками, увенчанными небольшими металлическими лепестками, прерывалась справа от дома решетчатой калиткой, оборудованной электрическим замком с громкоговорящей связью и большими воротами с механическим приводом.

Снаружи на тротуаре прямо перед домом стоял часовой с автоматом за спиной, а внутри у входа в само здание маячили фигуры в штатском. Окна с давно уже выбитыми стеклами были наглухо заколочены досками, но по каким-то едва заметным признакам, может быть, по дымку, струящемуся из трубы, да по чуть уловимому гулу движка чувствовалось, что дом живет своей, скрытой от внешних глаз жизнью.

Дело в том, что в доме № 3-а по улице Лёнсштрассе располагалось кёнигсбергское отделение организации «Вервольф» с условным наименованием «Вилла W». Руководителем этого разведывательно-диверсионного подразделения с конца января 1945 года был назначен оберштурмбаннфюрер СС Фриц Готцель, бывший начальник «Зондеркоманды 7Б». После ее прибытия в полностью блокированный советскими частями Кёнигсберг руководством «Оперативной группы Б» было принято решение перед неминуемым штурмом города собрать в кулак все спецподразделения СД и СС для того, чтобы организовать надежную систему скрытного противодействия Красной Армии и создать условия для развертывания ожесточенной партизанской войны в тылу противника.

Из дневниковых записей Йозефа Геббельса.

29 марта 1945 года, четверг

«…Все-таки я недоволен деятельностью нашей организации „Вервольф“. Ее акции развертываются очень уж медленно, что, очевидно, объясняется недостаточным нажимом на нее сверху. Во время очередного доклада фюреру я по возможности постараюсь добиться, чтобы руководство ею перешло в мои руки. Я придам ее действиям совсем иной размах, чем это было до сих пор».

На втором этаже особняка в большой прямоугольной комнате, заставленной хорошей полированной мебелью в стиле модерн, за крупным письменным столом с массивными ножками в виде львиных лап склонились несколько человек. Ярко, но едва заметно пульсируя, светила настольная лампа с красивым стеклянным абажуром в форме морской раковины. Она освещала топографическую каргу и ворох каких-то бумаг, небрежно разложенных на столе.

– Господин оберфюрер, число объектов «Вервольфа» на всей территории, занятой противником, не превышает тридцати. Некоторые из них, по нашим данным, уже обнаружены и уничтожены русскими. Это относится, в частности, к объектам «Берта» под Тапиау, «Остров Робинзона» в районе Вартенбурга и «Замок Зигфрида». Сведений о действиях наших групп и объектах в Йоханнесбургском лесу и Роминтенской пустоши, к сожалению, пока не имеем. Спецгруппы «Лесника» и «Охотника» прекратили сеансы радиосвязи сразу после прорыва русских к морю…

Фриц Готцель обстоятельно докладывал начальнику «Оперативной группы Б» оберфюреру Бёме о положении дел. Он уже успел организовать новую систему управления и перегруппировку личного состава после объединения двух спецподразделений – «Зондеркоманды 7Б» и «Зондеркоманды 9» – в единую боевую единицу.

– Таким образом, господин оберфюрер, в моем распоряжении сейчас имеется восемь разведывательно-диверсионных групп, буквально сегодня готовых к боевым действиям в тылу русских… – продолжал Готцель. – Если мы сюда приплюсуем личный состав бывших разведывательных школ в Гросс-Мишене [124]124
  Населенный пункт Свободное Калининградской области.


[Закрыть], Гроссрауме [125]125
  Поселок Рябиновка Калининградской области.


[Закрыть]и Бальге, которые в настоящее время дислоцируются в Кёнигсберге, спецподразделения зафронтовой разведки «Фалост-I-Ц», все боевые группы и резидентуры СД и гестапо, а также тридцать первый полицейский полк и курсантов пожарной школы из Метгетена [126]126
  Поселок Александра Космодемьянского в Калининграде.


[Закрыть]…

– Готцель, вы витаете в облаках. Во-первых, никто нам с вами не отдаст спецподразделения вермахта и военно-морского флота. Во-вторых, даже не думайте покушаться на гестапо. Четвертое управление РСХА решает свои задачи, и резидентуры ГСП [127]127
  GSP ( сокр.) – Geheime Staatspolizei (нем.) – Тайная государственная полиция в гитлеровской Германии.


[Закрыть]действуют на оккупированной Советами территории самостоятельно. В-третьих, вы знаете, что гаулейтер Кох и крайслейтер [128]128
  Kreisleiter (нем.) – окружной руководитель нацистской партии, в данном случае – руководитель кёнигсбергской НСДАП.


[Закрыть]Вагнер являются организаторами фольксштурма и никто не будет делиться с вами людьми, направленными туда партией и гитлерюгендом. Так что…

– Но, господин оберфюрер, если мы хотим всерьез создать эффективно действующее подполье и…

– Я еще раз говорю вам, Готцель… – Бёме поморщился. – Не питайте иллюзий. Рассчитывайте только на те силы и средства, которые мы в состоянии мобилизовать на решение нашей задачи.

В комнате воцарилось напряженное молчание. Было слышно только, как тикают большие старинные напольные часы, стоящие в углу.

Двое других офицеров – это были оберштурмфюрер Крайхен, бывший начальник отдела обеспечения «зондеркоманды», и оберштурмфюрер Вурц, в течение последних четырех месяцев возглавлявший одну из опергрупп, – молча стояли в присутствии высокого начальства и даже не пытались вставить хотя бы одно слово.

Бёме пристально вглядывался в карту, испещренную разноцветными значками и микроскопическими надписями. Как бы несколько меняя тему разговора, он сказал:

– Доложите о ходе работы по подготовке конспиративных и явочных квартир, оборудовании тайников и законсервированных радиоточек на территории Кёнигсберга и его пригородов.

Готцель, сверившись со списком, стал докладывать, водя карандашом по карте.

– Господин оберфюрер, в настоящее время нам удалось полностью завершить все мероприятия по переводу конспиративных и явочных квартир СД для работы в условиях русской оккупации. Из числа имевшихся ранее удалось сохранить только девятнадцать конспиративных и двадцать семь явочных квартир. Остальные оказались разрушенными в ходе бомбардировок прошлого года и уже в этом году. Часть квартир, по нашим данным, могут быть легко расшифрованы русскими, поскольку их владельцы оказались либо в действующей армии, либо в фольксштурме. Поэтому нам пришлось подбирать новые, а это сделать в совершенно разрушенном городе, господин оберфюрер, вы сами понимаете, очень трудно. Большая часть квартир расположена в сохранившихся районах города – в Йудиттене [129]129
  Поселок Менделеево в Калининграде.


[Закрыть], Понарте [130]130
  Балтийский район в Калининграде.


[Закрыть], Вестенде [131]131
  Район улицы Полецкого в Калининграде.


[Закрыть], Розенау [132]132
  Район Аллеи Смелых в Калининграде вблизи мясокомбината.


[Закрыть], Шпайхерсдорфе [133]133
  Район улицы Муромской в Калининграде.


[Закрыть]и Ротенштайне [134]134
  Район улицы Краснокаменной в Калининграде.


[Закрыть]. Гораздо труднее было подобрать квартиры в центре, но и тут у нас есть несколько квартир – в Трагхайме, Хуфене, в Закхайме [135]135
  Соответственно, районы улицы Пролетарской, проспектов Мира и Московского в Калининграде.


[Закрыть]. Здесь, в Марауненхофе [136]136
  Район улицы Тельмана в Калининграде.


[Закрыть]и Амалиенау [137]137
  Район проспекта Победы в Калининграде.


[Закрыть], мы практически отказались от их размещения – полагаем, что русские в первую очередь будут занимать сохранившиеся особняки и виллы этих районов. Мы сменили почти всех содержателей конспиративных и явочных квартир, сохранив лишь старую и проверенную агентуру, новые же содержатели завербованы в последние месяцы, в основном, из числа граждан, не являющихся членами НСДАП, но сочувствующих движению и преданных фюреру…

При этих словах оберфюрер Бёме слегка поморщился. Потерев переносицу, он отошел от стола, приблизился к массивному сейфу с изображением старинного прусского орла, открыл толстую дверцу, сверкнувшую блестящими замками. Стоящие у стола невольно проследили взглядом за оберфюрером. В глубине сейфа виднелась стопка аккуратно сложенных папок, завязанных шелковыми тесемочками.

Оберфюрер Бёме перебрал несколько сверху лежавших папок, взял одну из них и, прикрыв тяжелую дверцу сейфа, мягко щелкнувшую при этом замками, вернулся к столу.

– Вас, Крайхен, прошу подождать в приемной, – небрежно бросил Бёме одному из участников совещания.

Тот, щелкнув каблуками, вышел из комнаты.

– А теперь доложите, что у нас с агентурой, оставляемой в городе.

Готцель, полистал свою рабочую тетрадь, открыл ее на одной, только ему известной странице.

– Господин оберфюрер, нашим отделением «Вервольфа» в течение двух последних месяцев завербованы и подготовлены для работы в условиях оккупации восемьдесят семь агентов. Часть из них были на связи СД до 1940 года, а потом были исключены из агентурного аппарата на основании известной вам директивы, некоторые были нам переданы в прошлом году, как «сторожевая агентура» абвера.

Всем агентам отработаны легенды прикрытия и линия поведения. Они снабжены необходимыми документами, либо подтверждающими их нелояльность к режиму, либо фиксирующими факты, которые должны отвести любые подозрения русской контрразведки…

– То есть? – Бёме поднял брови.

– Например, двум бывшим активным членам НСДАП, которые работали в наших низовых организациях, мы организовали исключение из партии «за пораженческие настроения». Соответствующие записи сделаны в партийных формулярах, необходимые бумаги направлены в Берлин. Об этих «фактах» знают их сослуживцы и соседи…

– Хорошо. – Оберфюрер прервал Готцеля. – Скажите мне, сколько из общего числа агентов… Их, по-моему…

– Восемьдесят семь, – помог Готцель.

– Да. Сколько из них составляют русские, украинцы, литовцы и поляки? Вы же сами понимаете, что немецкое население будет полностью выселено из Восточной Пруссии в Германию или Сибирь. Об этом Сталин уже договорился с Черчиллем и Рузвельтом. Они этого не скрывают. Поэтому я спрашиваю: сколько из них смогут остаться здесь «на длительное оседание»?

– К сожалению, господин оберфюрер, несмотря на то что «ненемцы» составляют более половины всей агентуры, говорить о том, что вся она сможет быть оставлена «на длительное оседание», очень трудно. Вы же знаете отношение русских к своим военнопленным и «насильно угнанным»… – Готцель усмехнулся. – Они их всех считают предателями, и тут уж совсем ничего нельзя гарантировать. Рассчитывать на то, что их совершенно не тронут, не приходится…

– Да, я знаю.

– Среди агентов из числа немцев, на которых мы серьезно рассчитываем, могу назвать агента «Геккон». Это – служащий почтового отделения в Ратсхофе [138]138
  Район улицы Бассейной в Калининграде.


[Закрыть]. Он был завербован СД еще в 1937 году и активно работал по линии третьего отдела. Хорошую подготовку имеют агенты «Мустанг», «Барс» и «Утконос»…

– «Утконос»? – Бёме хмыкнул и с иронией посмотрел на Готцеля. – Прямо зоопарк какой-то!

– Из числа агентов-ненемцев наиболее перспективны агенты «Сайгак», «Мастер» и «Лилия»…

– Женщина?

– Да, из восточных рабочих. В сорок первом была завербована гестапо. Двадцать три года. На ее счету десятки выявленных «врагов рейха». Не допустила ни одного прокола…

– Ладно, Готцель! Достаточно! Я доверяю вашему опыту и профессионализму. Он известен и в Берлине. О вашей работе я слышал, когда еще работал в каунасском СД. Я хочу вас попросить об одном: подберите трех-четырех агентов из числа русских или литовцев для очень важного и, прямо скажу, деликатного дела…

– Слушаю вас, оберфюрер.

– Пока могу сказать только одно: это должны быть исключительно надежные агенты, имеющие большой опыт работы в тылу врага и способные решительно действовать в одиночку.

– Я вас понял, оберфюрер.

– Так, теперь доложите, как обстоит дело с оборудованием тайников и радиоточек.

– Господин оберфюрер, прошу разрешения, чтобы об этом доложил оберштурмфюрер Вурц. Он непосредственно занимается подготовкой подземных сооружений.

– Докладывайте.

Вурц, высокий блондин со смутным, испещренным мелкими оспинами лицом, стал обстоятельно докладывать о том, какие подземные объекты удалось приспособить и оборудовать для размещения тайных хранилищ оружия, боеприпасов и снаряжения групп «Вервольфа».

Собственно говоря, скрытые подземные сооружения стали строиться еще в 1944 году, когда гитлеровцы почувствовали, что фронт неумолимо приближается к границам Германии. В рамках так называемой Егер-программы стали срочно возводиться укрытия для размещения ценного оборудования предприятий и учреждений, которые по каким-либо причинам не могли быть эвакуированы с территории, занимаемой противником.

Новый импульс активности эта работа получила сразу после издания двадцать седьмого июля 1944 года гитлеровским Генштабом приказа, обязывающего гаулейтеров Восточной Пруссии, Данцига-Западной Пруссии, Померании, Верхней и Нижней Силезии обеспечить строительство оборонительных сооружений на всей территории «немецкого восточного пространства». Однако серьезные работы по оборудованию тайников начались только после того, как советские войска завершили окружение кёнигсбергской группировки и вышли к побережью Балтийского моря.

– Мы приспособили для нужд «Вервольфа» ряд подземных сооружений, построенных в рамках «Егер-программы», в частности, углубленные бункеры во дворе универмага «КЕПА» [139]139
  Универмаг «КЕПА» (КЕРА) (нем.) – одно из немногочисленных сохранившихся зданий на Ленинском проспекте в Калининграде, где до недавних пор размещался универмаг фирмы «Вестер».


[Закрыть], около Штайндаммской кирхи, на хозяйственном дворе пивзавода «Понарт» и в районе Замкового пруда. Кроме того, с соблюдением предельной конспирации были проведены работы по переоборудованию нескольких старых подвалов в домах центральной части города и на окраинах. Как правило, это подвалы в частично или полностью разрушенных домах, жильцы которых погибли или эвакуировались из Восточной Пруссии. В отдельных случаях мы вынуждены были для маскировки объектов подорвать стоящие над ними развалины, не нарушив скрытого доступа…

– Подождите, Вурц. А система коллекторов?

– Здесь, господин оберфюрер, есть целый ряд проблем. Мы, конечно, занимаемся и канализационными коллекторами. Но русские, как только войдут в город… – Вурц замялся, почувствовав, что сказал что-то лишнее.

– …если войдут в город, – поправил Бёме.

– Простите, оберфюрер… если русские войдут в город, то они, конечно же, в первую очередь будут обследовать подземные коллекторы. Тем более что чертежи и планы достать будет нетрудно, даже если мы постараемся уничтожить все, что имеем. На насосных станциях и по обслуживанию канализационной системы работали множество людей…

– Я согласен с вами. Но не пренебрегайте исключительной возможностью для передвижения диверсионных групп, которую нам дают подземные коммуникации. Вурц и вы, Готцель, вспомните Варшавское восстание в прошлом году, вы, конечно же, читали доклад РСХА о том, как эффективно действовали поляки, используя подземные коллекторы Варшавы. Их мобильные боевые отряды стремительно передвигались под землей из одной части города в другую, нанося неожиданные удары по войскам вермахта и полиции. Коллекторы Кёнигсберга надо использовать, и использовать активно!

– Так точно, оберфюрер!

– Сколько законсервированных радиоточек вы размещаете в городе?

– Четыре. К сожалению, только четыре.

– Ладно, этого, наверное, хватит. Что еще можете доложить?

Вурц замялся. Готцель, как бы помогая ему, негромко сказал:

– В городе есть объекты, имеющие хорошо укрепленные и оборудованные подземные сооружения. Но они находятся в ведении гаулейтера, под непосредственным управлением его аппарата.

– Вы имеете в виду…

– …бункеры под Домом труда на Росгартен и гаражом на Хоймаркт [140]140
  Ныне в Калининграде в этом месте улица Барнаульская вливается в Ленинский проспект.


[Закрыть], а также в районе Гросс-Фридрихсберга [141]141
  Район поселка Майский в Октябрьском районе Калининграда; здесь до 1945 года располагалось имение гаулейтера Восточной Пруссии Эриха Коха.


[Закрыть]. И еще…

– Ну…

– …господин оберфюрер, есть еще один объект, который, по-моему, не следует исключать из плана подготовки подразделений «Вервольфа». Я имею в виду Королевский замок. Мы знаем, что это объект исключительного подчинения гаулейтеру…

– Хорошо. Я поговорю с гаулейтером.

На этом совещание закончилось. Готцель и Вурц собрали свои документы, аккуратно свернули топографическую карту и, отдав честь, вышли из комнаты.

В приемной их ждал Крайхен, которого оберфюрер Бёме попросил подождать за дверью, да так больше и не пригласил в кабинет. Как в любой спецслужбе, в СД каждый должен был знать только то, что непосредственно относится к его деятельности. Порядок этот был незыблемым. А вопросы, которые обсуждались у начальника «Оперативной группы Б» оберфюрера Бёме, были настолько секретными, что даже старому, испытанному члену НСДАП, штурмовику с пятнадцатилетним стажем, оберштурмфюреру Крайхену не полагалось присутствовать при их обсуждении. И это несмотря на то что Крайхен сам, непосредственно участвовал в указанной работе и уже более двух лет служил в «Зондеркоманде 7Б».

Из дневниковых записей Йозефа Геббельса.

30 марта 1945 года, пятница

«Я сейчас очень много занимаюсь так называемой акцией „Вервольф“. С ее помощью мы должны активизировать нашу партизанскую деятельность в областях, оккупированных противником. Эту партизанскую деятельность еще ни в коей мере нельзя считать по-настоящему развернутой. Лишь в некоторых районах отмечены отдельные серьезные акции (например, расстрел назначенного американцами бургомистра Аахена), систематических же выступлений пока нет. Я охотно взял бы в свои руки контроль над этими партизанскими действиями и, соответственно, буду просить фюрера предоставить мне необходимые полномочия…

Акция „Вервольф“ должна стать в условиях нынешнего положения на фронтах… сосредоточием всех активистов нашего движения, не согласных с курсом на уступки и примирение…»

Мартовское солнце тысячами искр отражалось в очистившейся всего пару недель назад ото льда глади залива. Даже большие пятна мазута на воде давали яркое радужное отражение. Свежий морской ветер, перемешанный с запахами пробуждающейся земли, приносил дыхание весны, которая приходила на смену ужасно долгой зиме.

Но весна не приносила на эту землю радости и надежды. Вернее, она вселяла надежду далеко не во всех людей, проживающих или волею судьбы оказавшихся на старой прусской земле. Советские и французские военнопленные, а с ними тысячи «остарбайтеров» – советских граждан, угнанных немцами в неволю, с волнением ожидали наступления Красной Армии. К чувству радости, связанной со скорым избавлением от мук плена, примешивалось тревожное ожидание: как «наши» отнесутся к ним, оказавшимся у врага, не заклеймят ли презрением как предателей и изменников?