355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Пржездомский » Секретные бункеры Кёнигсберга » Текст книги (страница 4)
Секретные бункеры Кёнигсберга
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 22:03

Текст книги "Секретные бункеры Кёнигсберга"


Автор книги: Андрей Пржездомский


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

«Это склерозный вымысел нашего уважаемого Александра Яковлевича. Он сам путался и нас всех запутывал. Штайндаммштрассе я отлично зрительно и сейчас помню. Ни одного здания с затопленными подвалами на ней не было. А вентиляторы, по-моему, просто блеф.

Если бы были подозрительные места, то я бы не молчал о них, т. к. много затратил сил и времени на эту работу».

Круг замкнулся! Никто из тех, кто работал с Брюсовым в Кёнигсберге в 1945 году, не мог ничего вспомнить о бункере на Штайндамм, более того, – все, с кем удалось поговорить или установить переписку, категорически отрицали свое участие в осмотре или поисках этого бункера. Геофизические исследования, проверка аномалий с помощью бурения и раскопов, как уже рассказывалось, тоже ничего не дали. Таким образом, экспедиции ничего не оставалось, как прекратить поиски…

Из отчета Калининградской экспедиции по объекту «Бункер Брюсова». 1976 год

«…Предлагаем: заявление профессора Брюсова А. Я. о возможном захоронении Янтарной комнаты в бункере на Штайндамм считать… ошибочным.

Объект „Бункер Брюсова“ закрыть. Продолжать поиски бункера в другом районе. Данные, полученные в результате исследовательской работы на данном объекте, использовались при работе на других объектах…»

Этим заключением можно было бы поставить точку на дальнейших поисках таинственного бункера, посчитав данные о нем недостоверными, а проще говоря, плодом фантазии известного ученого, склонного к преувеличениям, если бы не некоторые факты и обстоятельства, которым не дано объяснение и по сей день.

Во-первых, от компетентных органов была получена информация о том, что один из бывших жителей Кёнигсберга утверждал о наличии на улице Штайндамм трехэтажного бункера, в котором хранились какие-то картины. По мнению немца, эти картины были тайно вывезены из Кёнигсберга осенью 1945-го или весной 1946 года специально оставленным в городе подразделением «Вервольфа». Так, может быть, был бункер с картинами на Штайндамм?!

Во-вторых, экспедицией было получено письмо от рабочего целлюлозно-бумажного комбината Пака, проживающего в Калининграде с 1946 года, который давал очень подробное описание развалин на исследуемом участке Житомирской улицы. В частности, он обращал внимание на большой бункер под административным зданием на пересечении Житомирской и бывшей Вагнерштрассе [48]48
  Ныне – улица Вагнера.


[Закрыть]
, а также на необычные развалины одного из близлежащих домов. Он писал:

«Весь этот район был разрушен налетами авиации, что было видно по стоявшим вокруг стенам с полностью выгоревшими деревянными перекрытиями. На месте же этого дома… лежала аккуратная груда кирпичей, создающая впечатление, что дом был рассыпан от взрыва изнутри. Во все соседние подвалы легко можно было проникнуть, в подвал же этого дома ниоткуда хода не было, кроме как через не полностью завалившуюся лифтовую клетку. Клетка шла до нижнего этажа подвала и еще ниже, в бункер, но там было все полностью завалено… Этот подвал вызывал большой интерес… и тем, что туда пытались лазать немцы, несмотря на явное неудобство входа…»

В-третьих, многочисленные беседы с прорабами и рабочими, участвовавшими в строительстве домов на бывшей улице Штайндамм, позволили установить, что здесь все-таки было одно здание с глубокими и обширными подвалами, и впоследствии на его месте был возведен жилой четырехэтажный дом.

Но главное состоит в том, что версия Брюсова о возможном захоронении Янтарной комнаты в бункере на Штайндамм не была проверена целеустремленными поисками. Экспедиция не смогла обеспечить достаточный уровень аналитических исследований, которые позволили бы из отрывочных фактов и предположений воссоздать обстоятельства сокрытия ценностей в указанном районе Кёнигсберга и осуществить точную их привязку к современной территории. Отсюда, возможно, и низкая результативность поисковых работ.

Уже многие годы катают мамы коляски по асфальтовым дорожкам и играют детишки в сквериках между домами в районе улиц Вагнера, Больничной и Сибирской, ведут неторопливую беседу старушки у подъездов четырехэтажек на Житомирской. Царящие здесь тишина и спокойствие время от времени нарушаются лишь громкой музыкой со стороны торгово-развлекательного центра «Плаза», шумными кампаниями подростков, возвращающихся с дискотеки или из Интерент-кафе. И действительно, кажется нереальной даже сама мысль о том, что где-то здесь, под слоем земли и щебня, покрытыми асфальтом или газонами, притаилась одна из загадок прошлого под условным названием «бункер Брюсова».

Глава четвертая
Тайна Штайндаммской кирхи

Vita brevis, ars vero longa, occasio autem praeceps, experimentum periculosum, judicium difficile [49]49
  «Жизнь коротка, искусство же долговечно, случай мимолетен, опыт опасен, суждение затруднительно» (лат.).


[Закрыть]

Гиппократ с острова Кос, древнегреческий врач (460 – ок. 370 гг. до н. э.)

Перед зданием Инвестбанка, что в центре Калининграда, есть небольшой остроконечный скверик, где сходятся Ленинский проспект и Житомирская улица. Мимо проезжают, громыхая по рельсам, трамваи, обдающие прохожих выхлопными газами автобусы, кряхтящие троллейбусы, бесконечные потоки спешащих автомашин, преимущественно иностранного производства. «Российский форпост» на западе, как, собственно, и его «собратья» на востоке – Хабаровск и Владивосток, – отличается тем, что на улицах трудно встретить отечественные автомобили.

На тротуаре у сквера всегда многолюдно, потому что здесь остановка трамвайных, троллейбусных и автобусных маршрутов, а кроме того, множество самых разных магазинов и развлекательных заведений. Томясь от городской духоты летом или переступая с ноги на ногу в морозные зимние дни, калининградцы не представляют, что буквально под ними, под толстым слоем земли и асфальта, скрывается еще одна тайна Кёнигсберга. Теперь даже трудно себе представить, что когда-то на том месте, где сейчас проезжая часть улицы с поблескивающими на солнце трамвайными рельсами, стояла одна из старейших церквей Пруссии – Штайндаммская кирха с невысокой колокольней, увенчанной остроконечной крышей.

Из «Путеводителя по Кёнигсбергу и окрестностям»

Вальтера Зама. Кёнигсберг, 1922 год

«Штайндаммская (ранее польская) кирха. Впервые упоминается в 1256 году. Достойна внимания, как, вероятно, самый древний храм города. Ее фундамент располагается на четыре ступени ниже мостовой, которая значительно поднялась в течение столетий.

На капителе алтаря картина кёнигсбергского художника Антониуса Мёллера „Страшный суд“ упоминается уже в 1640 году. Кафедра в стиле рококо. В 1886 и 1905 годах церковь была основательно отреставрирована и служит теперь также в качестве университетского храма».

Из книги Рихарда Армштедта и Рихарда Фишера

«Краеведение Кенигсберга в Пруссии».

Кенигсберг, 1895 год

«Штайндаммская кирха вызывает большой интерес не своей архитектурой, а историей. Она является… старейшим храмом Замландии… филиалом Альштадтской приходской кирхи… Оленья голова, изображенная над входом в зал, где происходит таинство крещения, напоминает, согласно легенде, о том, что когда-то во время богослужения при словах 42-го псалма „Как олень стремится к чистой воде, так и дума моя, Господи, стремится к тебе“, в храм действительно забежал благородный олень…

Богослужение было прервано… во время Семилетней войны… Русские проводили в этой церкви греко-католическую службу – три медные люстры с изображением двуглавых орлов напоминают об этом, а французы в 1807–1814 годах превратили кирху в лазарет…»

Из «Списка исторических памятников архитектуры Калининграда». 1956 год

«Штайндамм-кирха. Построена в 1256–1258 гг. (состояла в списках исторических памятников). Находится на Штайндаммштрассе, ныне ул. Житомирская. Сооружение разбито прямым попаданием авиабомб. Сохранилась алтарная часть, восточная сторона с куполом свода и частично сохранилась северная стена…»

Кирха привлекла к себе внимание еще в первые послевоенные годы. Когда наши войска вступили в Кёнигсберг, она, в отличие от многих поверженных в прах построек Штайндамма, сохранилась сравнительно неплохо. У нее даже уцелела часть крыши и остроконечная колокольня. Буйная зелень площади, на которой стояла полуразрушенная кирха, скрывала нагромождение обломков рухнувших зданий и кучи щебня. Пробивающийся бурьян подобрался к подножию памятника – двум склоненным друг к другу фигурам из камня – солдату и женщине в платке. На пьедестале виднелась короткая надпись фрактурным готическим шрифтом «für uns», что с немецкого переводится лаконичной, но емкой фразой «за нас».

Из книги Герберта Мюльпфорда

«Кёнигсбергские скульптуры и их мастера. 1255–1945». Вюрцбург, 1970 год

«Кауэр Станислаус… „für uns“. Памятник павшим в Первой мировой войне… Торжественно открыт в конце сентября 1931 года. Ракушечник. Пьедестал из искусственного камня.

Местонахождение: площадь Штайндаммер Кирхенплац… Судьба неизвестна».

Сюда, на площадь, и привел участкового военного коменданта города подполковника Рычкова немец Франц Бильке, владелец кафе, расположенного в полуразрушенном здании бывшего универмага «Дефака» на Штайндамм. Предприимчивый делец, постоянно предлагавший свои услуги комендатуре, отлично говорил по-русски. Рычков знал, что он родился в Советском Союзе, жил с родителями в Ленинграде.

Отец Бильке, немец по национальности, с воодушевлением воспринял приход Гитлера к власти в Германии и уговорил жену переехать в родной «фатерланд» [50]50
  Vaterland (нем.) – отечество.


[Закрыть]
. Пятнадцатилетнему Францу надо было привыкать к новой жизни. Друзья, родная Лиговка, кинотеатр «Сатурн» и танцплощадка в парке Урицкого – все это осталось в прошлом. Через несколько лет, когда Франц уже достаточно освоился в Германии, окончил школу и стал работать шофером на мебельной фабрике, один из родственников отца помог ему поступить на курсы подготовки летчиков транспортной авиации в Штаакене под Берлином. Окончив ее в 1940 году, он был направлен в Кёнигсберг, где стал летать на самолетах гражданской авиации. Из аэропорта Девау он совершал регулярные рейсы в Мемель и Данциг. На внешние линии Франца не пускали, по-видимому, по причине определенных сомнений в его благонадежности. В связи с этим, вероятно, он не был призван в армию и почти всю войну пролетал на стареньком транспортном «фокке-вульфе», перевозя пассажиров и почту.

Только в 1943 году Франц Бильке был призван в люфтваффе [51]51
  Luftwaffe (нем.) – Военно-воздушные силы гитлеровской Германии.


[Закрыть]
. В первом же воздушном бою где-то в районе Сталинграда он был ранен, долго провалялся в госпитале, вышел из него уже поздней осенью, скрипя протезом и опираясь на трость. К этому времени Красная Армия подошла к границам Восточной Пруссии, и большинству немцев, ранее не сомневавшихся в победе германского оружия, стало ясно, что дело идет к полному краху. Неосторожное, ироничное слово, брошенное Францем в одной из длинных очередей в адрес «фюрера – спасителя нации», и анекдот, рассказанный им в толпе, привели к тому, что он неожиданно был арестован. Положение Бильке было безнадежным. Тюремная камера, битком набитая «распространителями панических слухов» и дезертирами, вылавливаемыми полевой жандармерией по подвалам заброшенных домов и в окрестностях города, с ужасом ожидала развязки. Среди арестованных с трепетом называлось имя надзирателя тюрьмы Фрица Герценбаха, с нескрываемым сладострастием выполняющего роль палача.

Но развязка в данной истории наступила неожиданно – под грохот канонады, разрывы снарядов и бомб, сотрясавших пропитанный запахом гари подвал до самого основания, вдруг появились советские солдаты. Франц Бильке, «жертва гитлеровского произвола», оказался на свободе.

В руинах Кёнигсберга начала медленно возрождаться жизнь. Среди развалин стали появляться островки жилья, заработала военная комендатура. Бильке, пользуясь тем, что считался пострадавшим от режима, был принят на работу в одно из многочисленных хозяйственных подразделений и, несмотря на увечье, стал шофером. Ему, бывшему летчику, и раньше доводилось водить автомобиль, поэтому он, сидя за баранкой, не испытывал каких-либо затруднений, быстро приспособился к новому для себя образу жизни и даже заслужил благосклонность нового начальства.

Однажды летом 1946 года Бильке заявился в комендатуру, располагавшуюся в здании, где сейчас находится противотуберкулезный диспансер на Барнаульской, и рассказал подполковнику Рычкову о том, что в подвальных помещениях «Дрезднер банка» хранится невывезенное из Кёнигсберга золото. Он якобы вспомнил, что кто-то из сокамерников рассказывал ему об этом, а кто конкретно, вспомнить не может. Информация была настолько интересной, что Рычков, доложив командованию, на следующий же день приступил к организации работ по расчистке завалов в том месте, где стояла сгоревшая коробка бывшего банка. Прибывшая группа саперов сделала подрыв перекрытия первого этажа, и скоро в пробоину вслед за солдатом с миноискателем спустились Франц Бильке и сам комендант. В подвале даже не было намека на сейфы, в которых хранится золото. Обгоревшие деревянные стеллажи, конторская мебель, кипы бумаг, каких-то толстых гроссбухов и скоросшивателей. Подполковник резко отчитал немца, обозвав его лгуном, клял себя за то, что клюнул на удочку и в глазах командования выглядел теперь простаком, которого легко можно обвести вокруг пальца. В общем, через несколько дней Бильке был уволен из автохозяйства и вынужден был подыскивать себе какой-либо иной способ пропитания. А над подполковником Рычковым еще долго подшучивали офицеры комендатуры, называя его за глаза «золотоискателем».

Через пару месяцев предприимчивый немец снова заявился в комендатуру, теперь уже за разрешением открыть в полуразрушенном здании бывшего универмага «Дефака» на Штайндамм небольшое кафе для обслуживания, как он сам выразился, «товарищей офицеров». Видно, его дела шли неплохо, если среди голода и разрухи он смог организовать столь прибыльное дело. А спустя еще некоторое время он опять пришел в комендатуру. Теперь уже за разрешением открыть ресторан в здании располагавшегося рядом бывшего кинотеатра «Призма» [52]52
  Это одно из немногих уцелевших старых зданий на Ленинском проспекте, на первом этаже которого в настоящее время располагаются отделение Внешторгбанка и японский ресторан «Якитория».


[Закрыть]
. Подполковник Рычков выразил недоумение, откуда Франц Бильке сможет достать столько продуктов, чтобы содержать увеселительное заведение в период жесткого карточного распределения. В ответ Франц рассказал подполковнику совсем удивительную историю.

В январе 1945 года, когда Кёнигсберг оказался фактически блокирован советскими войсками, в тюремную камеру, где Бильке с товарищами по несчастью ожидал своей участи, вошел офицер в черном эсэсовском плаще. Брезгливо осмотрев обросших щетиной людей, со страхом взирающих на него, эсэсовец вызвал троих человек: пожилого фольксштурмиста [53]53
  Фольксштурмист – солдат народного ополчения «фольксштурма» – Volkssturm (нем.).


[Закрыть]
, оставившего свою часть накануне наступления русских, широкоплечего парня со споротыми знаками отличия на униформе НСКК [54]54
  NSKK (сокр. нем.) – Национал-социалистский автомобильный корпус – моторизированное подразделение гитлеровской партии, имевшее самостоятельную структуру в рамках НСДАП.


[Закрыть]
, который в пьяной драке застрелил офицера-подводника, и Бильке. Этих троих объединяло только одно – все они в прошлом работали шоферами. Эсэсовец объяснил, что подследственные будут привлечены к одному очень важному делу, и от того, насколько исполнительными они будут, зависит их дальнейшая судьба. Новоиспеченных шоферов расконвоировали, перевели в близлежащую казарму и выдали солдатский паек. Из разбитого гаража около Валльринга [55]55
  В настоящее время – улица Баранова.


[Закрыть]
они поздно вечером вывели три крытых грузовика. В кабине рядом с Бильке сидел старший – человек в штатском, не промолвивший за все время почти ни единого слова. Город лежал во мраке, окна уцелевших домов были плотно закрыты светомаскировкой. Слышался грохот канонады, где-то в стороне Нойхаузена [56]56
  Ныне – город Гурьевск Калининградской области.


[Закрыть]
поднималось красное зарево – горели склады горючего. Со дня на день ждали прорыва в город русских танков.

Ехать было недалеко. Но каждый раз, когда машины подъезжали к баррикаде, перегораживающей улицу, сосед Бильке выходил из кабины, о чем-то долго разговаривал с постом охраны, после чего они продолжали путь. Хотя Бильке хорошо знал Кёнигсберг, в темноте он совсем не ориентировался и следовал только команде старшего – «налево», «направо», «прямо», «стоп». Наконец они выехали на небольшую площадь и оказались прямо перед возвышающейся громадой многоугольной башни. Замок! – узнал Бильке. Он бывал здесь неоднократно, последний раз в начале 1943 года на экскурсии…

После того как необщительный сосед опять о чем-то переговорил с охраной, был поднят шлагбаум, и машины проехали между двумя врытыми в землю бетонными колпаками в узкую щель баррикады, а затем уже в арку самого замка. Широкий двор, окруженный полуразрушенными стенами, был загроможден штабелями каких-то грузов, накрытых брезентом, железными бочками и тяжелыми мешками, наверное, с песком. У стены стояло несколько автофургонов, угадывались очертания легковых машин. В темноте слышались какая-то возня, топот сапог и отрывистые крики команд. Солдаты выносили из широко раскрытых массивных дверей коробки и аккуратно укладывали в кузов одного из фургонов. Ждать долго не пришлось: из той же двери к машине стали сносить большие деревянные ящики. Было видно, что груз тяжелый, так как солдаты вдвоем еле-еле поднимали их. На всю работу ушло не более получаса. После того как в кузов влезло несколько человек, среди которых были не только военные, колонна выехала из ворот замка. Опять темнота, команды старшего и смутное ощущение узнаваемости темных ущелий-улиц. Вот проехали по Юнкерштрассе, у Альтштадтской кирхи свернули на площадь Парадеплатц, потом, объезжая баррикаду, свернули налево. Еще немного, и машины выехали на Штайндамм – эту улицу Бильке не мог не узнать: ведь ему часто приходилось, работая летчиком, бывать в штабе командования воздушного округа. Именно сюда, на площадь у Штайндаммской кирхи, где находился штаб, и приехали машины той глубокой ночью.

Площадь вокруг церкви была окружена редкой цепью солдат. Машины, подминая колесами кустарник сквера, раскинувшегося перед кирхой, и слегка пробуксовывая на снегу, остановились рядом со зданием. Тут же были откинуты борта, и началась разгрузка. Минут пятнадцати хватило на то, чтобы все ящики были перенесены куда-то за угол кирхи, – как показалось Францу, в сторону входа в храм. На этом работа была закончена, шоферы отогнали машины в гараж на Валльринг, после чего их снова препроводили в общую тюремную камеру. Через несколько дней Бильке узнал от кого-то, что в кирху ночью угодила бомба.

Бильке потом несколько раз приходилось участвовать в подобных работах. Но проводились они, как правило, днем и без таинственных мер предосторожности, которые он запомнил с той январской ночи.

Рассказав эту историю подполковнику Рычкову, Франц Бильке сделал совершенно неожиданное резюме: он почему-то полагал, что в подземном укрытии у кирхи были спрятаны запасы продуктов и вин, хранившиеся в Королевском замке. Конечно, известно, что в историческом погребке «Блютгерихт», расположенном в северном крыле замка, хранились большие запасы марочных вин, в том числе известное всей Германии красное вино под названием «Блютгерихт 7» и «Блютгерихт 8». Но подполковнику Рычкову сразу показалось сомнительным, что в столь драматическое для гитлеровцев время они стали бы с чрезвычайными мерами конспирации прятать в тайниках такие «ценности». Он не стал разубеждать Бильке, рассчитывавшего использовать хотя бы часть найденных продуктов и вин для организации своего «дела», но и не готов был поверить немцу, опасаясь снова оказаться в дурацком положении и вызвать новую волну насмешек со стороны сослуживцев.

Тем не менее на следующий день около руин Штайндаммской кирхи состоялся импровизированный «военный совет», в котором приняли участие Рычков, командир одной из саперных частей, дислоцированных в городе, и инструктор политотдела армии. Вышестоящему начальству о тайнике подполковник пока решил не докладывать. Бильке показал место, где стояли автомашины, а затем провел офицеров туда, куда, по его мнению, сносили ящики той холодной ночью 1945 года. Рухнувшая стена и обломки крыши образовали здесь сплошной завал. Бильке вдруг вспомнил, что люди, относившие ящики, долго не возвращались за следующими, и предположил, что хранилище расположено на значительной глубине. Майор с саперными эмблемами на петлицах покачал головой и посоветовал Рычкову отказаться от этой затеи. На том и порешили. Бильке, казалось, не очень огорчился и, как только его отпустили, шмыгнул куда-то в арку полуразрушенного дома. Немцы в то время жили исключительно в развалинах и подвалах среди руин и обломков.

За кучей дел, которых у районного коменданта было предостаточно, Рычков стал уже забывать о рассказе Бильке, как вдруг одно из происшествий снова напомнило о нем. Однажды подполковник, проезжая поздно вечером на машине по расчищенной от завалов и баррикад улице Николайштрассе, заметил метнувшуюся в сторону от фар автомашины фигуру. Сидевший с Рычковым шофер крикнул в темноту: «Хальт!», но человек не остановился, а юркнул в пролом в стене стоявшего у дороги дома. Дав очередь из автомата в темноту окон, зияющих пустыми черными глазницами, Рычков с солдатом вышли из машины. В комендантский час немцам было строго запрещено появляться на улице – еще нередки были случаи нападения на военных и гражданских лиц, в окрестностях города действовали вооруженные банды. Подойдя к руинам, в которых скрылся человек, они услышали какое-то жалобное поскуливание и обнаружили прижавшуюся к стене женщину. В ней Рычков узнал врача комендатуры немку Гертруду Браунд. Она долго плакала, твердя одно и то же: «Извините, господин комендант! Извините, извините!» Потом, уже в комендатуре, Браунд рассказала, что она вместе с другими немцами пыталась проникнуть под покровом ночи в бункер у Штайндаммской кирхи, где якобы спрятаны большие запасы продовольствия. С десяток человек ночью в течение нескольких часов копошились в развалинах, разбирая завалы и рассчитывая найти вход в подземелье. По словам Браунд, наконец это удалось, и два человека спустились вниз. Она назвала некоторых знакомых ей лиц, участвовавших в ночной вылазке. И тут Гертруда Браунд упомянула о Франце Бильке как об организаторе всей этой затеи.

Из воспоминаний подполковника в отставке Рычкова, бывшего участкового коменданта

«…На следующий день около кирхи обнаружили два разбитых пустых ящика размером 1,5 × 1 метр, обитых внутри толем. Приведенный на место участник группы врач комендатуры Рихтер сообщил, что они проникли в затопленную часть подвала кирхи, откуда из воды достали эти два ящика, якобы с консервами. Ящики были мокрые, а около них лежали барельеф из дерева головы оленя и стул, на которых были этикетки с принадлежностью их Екатерининскому музею. Проникнуть в указанный Рихтером подвал было трудно, т. к. он был затоплен. Рихтеру поверили, еще раз предупредили и на этом проверку закончили».

Потом Рычков рассказывал, что барельеф, найденный около Штайндаммской кирхи, долго хранился у него дома, вызывая интерес и даже зависть редких гостей. Но однажды мать подполковника, жившая вместе с ним, не посоветовавшись, продала ценную вещь на толкучке. Что же касается стула из царскосельского дворца, то он еще тогда куда-то пропал, скорее всего, сгорев в одном из костров, разводимых нашими солдатами.

Прошло несколько лет. Немецкое население покинуло город. Повсюду разворачивалось строительство, развалины, уже заросшие кое-где высокой травой, уступали место стройплощадкам. То там, то здесь строители натыкались на подвалы, подземные бункеры, засыпанные убежища. Иногда при этом находились полезные вещи – посуда, швейные машинки, различный инструмент. Дошло дело и до бывшей Штайндамм, теперь уже называемой Житомирской улицей.

Еще сохранившиеся стены кирхи подорвали, чтобы расчистить место для строительства новых кварталов. И вот тут-то комиссией по поискам ценностей и была сделана находка, о которой потом долго вспоминали в городе.

Из справки о беседе с В. Д. Кролевским начальника Калининградской экспедиции М. И. Поповой. 1972 год

«…На улице Штайндамм был раскопан под кирхой подвал на глубину двух метров. В подвале найдены только скелеты, один из них был прикован ошейником к доске. Больше никаких раскопок на улице Штайндамм комиссией не проводилось».

Чем-то зловещим, средневековым повеяло от этих находок. Чья судьба оборвалась так страшно в подземельях этой кирхи? Было ли это в непродолжительный период преследования «ведьм», или в годы борьбы католической церкви с религиозным инакомыслием? А может быть, все случилось гораздо позже и связано с какими-либо другими, малоизвестными событиями кёнигсбергской истории? Ответов на эти вопросы пока еще нет.

Вместе с тем, как только начала работать экспедиция, Штайндаммская кирха сразу стала одним из объектов поиска Янтарной комнаты. И хотя за основу версии были взяты воспоминания Рычкова, целый ряд других, косвенных данных возбуждал еще больший интерес к этому объекту.

Среди таких сведений особое внимание обращало на себя заявление киевлянина Владимира Федоровича Ращепы, который, прочитав в газете «Известия» статью о поисках Янтарной комнаты, вспомнил драматические события своей жизни, относящиеся к периоду Великой Отечественной войны. Тогда еще молодой парень, он был в 1943 году вместе с сотнями тысяч своих сверстников, оказавшихся в оккупации, угнан в Германию. После многодневных мытарств по пересыльным пунктам он оказался в Кенигсберге. Холодно и враждебно встретила его восточнопрусская столица. Большую группу рослых и крепких подростков с Украины, не успевших еще получить какую-нибудь специальность, направили на работу в торговый порт разгружать прибывающие в город баржи с углем. Жили рабочие в обшарпанном бараке в районе товарной станции на улице Фридрихсбургштрассе [57]57
  Ныне – улица Портовая.


[Закрыть]
.

Барак был частью располагавшегося здесь когда-то форта «Фридрихсбург», но экзотический вид ворот крепости с четырьмя резными башенками, надписями готической вязью и изображением хищного прусского орла был безразличен измученным непосильным трудом «восточным рабочим».

Владимир Федорович вспоминал о том, что в 1944 году, когда порт стал работать с перебоями, грузчиков стали привлекать для различных тяжелых работ на складах Кёнигсберга: в районе бывшей Восточной ярмарки около Северного вокзала, у Прегеля рядом с одним из разводных мостов; в глубоких подвалах громадного дома на площади Кайзер-Вильгельм-платц. Последнее место запомнилось. Ведь именно здесь на следующий день после августовского налета англичан на город им пришлось по пояс в горячей воде среди дыма и гари выносить тяжелые металлические и деревянные ящики, статуи и другие скульптурные произведения, большие картины в рамах. Здесь же работали и немецкие военные моряки, по цепочке передавая какие-то небольшие свертки и коробочки для погрузки в длинный автофургон. Владимир Федорович не называл «замком» место, где проводились экстренные погрузочные работы, так как даже представления не имел о том, что в Кёнигсберге существовал замок. Но, похоже, что это был именно он – Королевский замок, являвшийся самым высоким зданием, выходящим на площадь Кайзер-Вильгельм-платц.

За два месяца до штурма Кёнигсберга советскими войсками Ращепа снова оказался на работах в центре города. К этому времени его уже перевели в лагерь для иностранных рабочих, который размещался неподалеку от Южного вокзала. Однажды небольшая группа людей, одетых в грубые спецовки с нашивкой «OST» над карманом [58]58
  «Ost» (нем.) – нашивки с такой надписью должны были носить «восточные рабочие» – граждане СССР, насильственно угнанные на принудительные работы в Германию.


[Закрыть]
, среди которых находился и Ращепа, была направлена в сопровождении охраны лагеря в район Кайзер-Вильгельм-платц. Во всяком случае, Владимиру Федоровичу запомнилось, что они долго шли через разрушенный Форштадт [59]59
  Vorstadt (нем.) – район Кёнигсберга между нынешней улицей Багратиона и Преголей.


[Закрыть]
, потом пересекли зловещие, забеленные снегом развалины на острове Кнайпхоф [60]60
  Kneiphof (нем.) – ныне остров Центральный, на котором расположен Кафедральный собор.


[Закрыть]
и вышли на площадь, где у подножки высокой круглой башни виднелся памятник германскому императору. Обогнув квартал больших, но сильно разрушенных домов, группа оказалась на улице, перегороженной массивной баррикадой, и там, где она делает заметный поворот, остановилась. Здесь и проводились разгрузочные работы, которые лишь спустя четверть века показались Ращепе достаточно примечательными. Тогда он и поделился воспоминаниями о них с людьми, осуществляющими поиски Янтарной комнаты.

Из письма Ращепы в редакцию газеты.

4 октября 1960 года

«Под охраной солдат мы выгружали… ящики из машин в подвалы церкви… возле поворота улицы Штат… Ящики, которые я помню, были разной длины и ширины. Они были не особо тяжелые, потому что мы вдвоем могли подать их с машины, а 4–6 человек могли отнести их в подвалы этой церкви. Руководил этой работой человек в черной гражданской одежде, но перед ним „вытягивался“ офицер, охранявший нас. Содержимое и дальнейшая судьба этих ящиков для меня остались неизвестными…»

Читатель, видимо, обратил внимание на почти полное совпадение воспоминаний Ращепы с рассказом немца Бильке. Расхождения касаются лишь времени события: у Бильке это январь, а у Ращепы – середина февраля 1945 года. Но место разгрузки ящиков определенно одно и то же – Штайндаммская кирха. Бильке называет ее совершенно точно, а Ращепа, не знающий Кёнигсберга, сообщает о «церкви возле поворота улицы Штат…» неподалеку от площади Кайзер-Вильгельм-платц. Не владеющий немецким языком и не запомнивший названия улицы, Владимир Федорович тем не менее точно зафиксировал ее местонахождение. Ведь в Кёнигсберге вообще не было ни одного названия улицы с начальными буквами «Штат», а в районе площади Кайзер-Вильгельм-платц (ориентир, знакомый Ращепе) улица Штайндамм была одной из трех улиц, название которых начиналось на букву «ш» – Шлоссштрассе, Штритцельштрассе и Штайндамм… Остающиеся сомнения развеивает упоминание о том, что церковь находилась «возле поворота улицы» – действительно, Штайндаммская кирха была расположена как раз в том месте, где улица Штайндамм имела заметный изгиб влево, если идти по ней со стороны Кайзер-Вильгельм-платц. Таким образом, с большой степенью вероятности можно говорить о том, что в воспоминаниях Ращепы и Бильке указывается один и тот же объект, ставший местом захоронения каких-то ценных предметов, упакованных в деревянные ящики. Это совпадение позволяет предположить, что Штайндаммская кирха или расположенный около нее бункер в течение некоторого времени (январь – февраль 1945 года) использовались гитлеровцами для сокрытия ценностей кёнигсбергских музеев и предметов искусства, вывезенных с оккупированной территории, в том числе, возможно, и Янтарной комнаты, находившейся в это время, согласно большинству свидетельств, в одном из помещений Королевского замка.

О том, что рядом с церковью находились значительные подземные сооружения, свидетельствуют воспоминания бывшего жителя Кёнигсберга Герберта Ковальчика, сообщавшего, что на площади позади Штайндаммской кирхи в 1940–1941 годах было построено обширное бомбоубежище, имевшее, по меньшей мере, два входа – один со стороны улицы Трагхаймер-Кирхенштрассе, примерно там, где сейчас находится магазин одежды «Силуэт», а второй – на самой улице Штайндамм неподалеку от церкви [61]61
  Сейчас на этом месте мостовая Ленинского проспекта.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю