Текст книги "Таллинские палачи - 2"

Автор книги: Андрей Шахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

По дороге к ларьку Радченко вдруг увидел застывший у перекрестка «Кадиллак» Дариева, легко узнаваемый по красно-синим молниям на бортах. Выйдя из тюрьмы, первым делом Хан вернул себе проданный во время следствия любимый лимузин. Деньги для этого, по слухам, лично вытряс из двух должников.

«Ну и совпадение! – подивился следователь. – К чему бы это?»

Загорелся зеленый свет светофора, и «Кадиллак» устремился в центр города.

Радченко подошел к ларьку, почему-то вспомнил, как на вопрос, от чего это Райсмик называет его не Геннадием, а Геной Сергеевичем, тот с улыбкой ответил: «Больно ты похож на знаменитого крокодила Гену – такой же добрый и зубастый!» Тут же вспомнилось и про сигаретный долг. «Хохол я или не хохол?» – подумал Радченко и попросил у продавщицы пачку «Примы». Собираясь уходить, вспомнил, что он еще и отец тринадцатилетней дочери и купил два «Киндер сюрприза».

* * *

Обычно Стасис уходил из порта через центральную проходную на Уус-Садама. Но в тот день он должен был встретить Ингу, решившую вдруг прибыть из Питера в Таллин не на поезде или автобусе, а на лайнере «Екатерина». Поэтому где-то в половине пятого он миновал мостик через канал и, обогнув огороженную стальной сеткой автостоянку, вышел на площадь перед пассажирским портом.

Старенький «Опель-Кадет» Игорька уже стоял напротив зала ожидания. Сам Игорь и Олег, слегка утомленные солнцем, лениво свисали по правому борту машины.

– Здорово!

Друзья обменялись крепкими рукопожатиями. Стасис и Игорь закурили. Олег досадливо отвернулся – несколько недель назад жена отучила-таки его от этой пагубной привычки.

Некогда шалопай и отпетый бабник, с год назад Олег стал примерным семьянином. Как-то под Рождество он познакомился с ослепительно прекрасной блондинкой Викой и очень быстро вроде как влюбился. Дело обычное – далеко не в первый раз такое с ним случилось. Не заметив в Вике ничего ослепительного и находя ее даже скучноватой, друзья на этот роман особого внимания не обратили. Скорее всего, и настал бы истории вполне естественный быстрый конец, если бы Олег не узнал, что Вика – единственная дочь владельца крупного агентства по торговле недвижимостью. Тут он крепко призадумался, стал надоедать друзьям разговорами о семейном счастье, а вскоре и женился.

Половину медового месяца молодожены провели на солнечных пляжах Антальи, а, вернувшись в Таллин, въехали в свежеотремонтированную (в полном соответствии с модным понятием «реновация») двухэтажную трехкомнатную квартиру на улице Рауа. Осенью Вика продолжила учебу в университете, а Олег приступил к работе в агентстве тестя. Первое время жизнь молодоженов казалась просто идиллической.

Однако со временем Олег стал тускнеть. Возня с компьютерами в фирме тестя ему надоела, некогда казавшиеся заманчивыми перспективы профессионального роста потеряли былую привлекательность. Самое главное, стала изрядно докучать чрезмерная правильность молодой жены. Вика изо всех сил старалась жить в точном соответствии со строгими моральными принципами, к чему настойчиво принуждала и мужа.

– Сухой? – тихо спросил Стасис у Игоря, кивком головы указывая на хмурого, небритого Олега, который в последнее время стал изрядно поддавать.

– Угу, – буркнул Игорек и махнул рукой; в отличие от Стасиса, он абсолютно не понимал терзаний друга и считал, что ему давно надо было развестись.

Игорю легко было рассуждать. Он удачно женился, вот уже шестой год спокойно работал на своем заводе и жил хоть небогато, но стабильно. Единственное, о чем болела его голова, так это как поскорее поднакопить недостающие пятнадцать тысяч для обмена квартиры на двухкомнатную, чтоб можно было, наконец, со спокойной душой завести долгожданного ребенка.

– Когда корабль приходит? – спросил Олег.

– В пять, – ответил Стасис, задавил окурок подошвой кроссовки и от нечего делать оглядел окрестности.

Вокруг не было ничего интересного. Из подъехавшего такси выполз пьяный толстяк в драных джинсовых шортах и майке цвета грязи (летний национальный финский костюм), колыхая телесами и прихлебывая из банки пиво, крайне неуверенной походкой вошел в здание терминала «А»; через пять минут таксист не выдержал и уныло побрел на его поиски. У большого киоска на противоположной окраине площади стояли несколько человек; кто-то делал покупки, а двое коротко стриженных здоровяков, одетые почему-то в совершенно одинаковые темно-серые костюмы и черные рубашки, не снимая солнечные очки, разглядывали товары за стеклом – похоже, просто убивали время, ожидая прихода «Екатерины».

– Э, глянь-ка! – Игорек толкнул Стасиса в плечо и качнул головой в сторону единственного выезда в город – улицы Садама.

Стасис и Олег глянули на дорогу – к порту подъезжал «Кадиллак» Хана.

– Интересно, – хмыкнул Олег, – кто ж теперь на нем катается?

Машина замерла неподалеку от ларька, рядом со стоянкой такси. Здоровяки в серых костюмах, что скучали у киоска, как-то подтянулись и бросили короткий взгляд на лимузин.

– Кто же там сидит? – не унимался Олег, тщетно пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за тонированными стеклами автомобиля.

Задняя дверь машины распахнулась, из кабины вышел тот, кого друзья ожидали увидеть менее всего.

– Он же «на зоне», – пробормотал Игорек, оторопело глядя на идущего к ним Хана. – Или десять лет ре прошли?

– Для него, похоже, да, – решил Стасис.

– Нормально! – усмехнулся Олег, сплюнул в сердцах и процедил: – Хан был крутняком, им же и остался… Во – перстни килограммовые на всю округу сияют! А мы, какашки законопослушные, со щенячьей радостью так и будем в своем дерьме булькать.

– И это радует, – произнес Стасис, увидел в обращенных на него взглядах недоумение и пояснил: – Верный признак долгожданной стабильности в нашем обществе.

Широко улыбаясь, Хан подошел к старым знакомым, протянул Игорю руку:

– Рад вас видеть, молодые люди.

Игорь проигнорировал приветствие.

– Прямо из камеры? – поинтересовался Олег.

Хан опустил руку, весело глянул на Олега.

– Помнится, вы и два года назад были самым разговорчивым из троицы. Друзья молчали.

– Понимаю, – кивнул с улыбкой Хан. – Очень неприятно снова видеть перед собой человека, из-за которого неожиданно для себя вы побывали на грани жизни и смерти… Вы еще очень молоды и пока не усвоили, что тот, у кого большие деньги и связи, в этом мире всегда побеждает…

– Пока жив, – угрюмо уточнил Игорь.

– Может, отправить его в иной мир? – предложил Олег.

Хан кратко усмехнулся и стал вдруг серьезным.

– Хорошо, не буду вас раздражать. Хочу только напоследок поблагодарить: два года назад вы спасли мне жизнь.

– Досадная случайность, – заверил Игорек и отвернулся.

Хан неловко помялся, глядя на Стасиса, тихо произнес:

– Все равно спасибо.

Вздохнув, он вернул осанке прежнюю уверенность и направился обратно к лимузину. Стасис задумчиво посмотрел ему в след, почесал за ухом.

– Он в самом деле благодарен нам.

– Да пошел он!.. – процедил Олег, на которого встреча с Ханом повлияла удручающе.

– Аналогично, – буркнул Игорек глянувшему на него Стасису. – Как бы чего опять не случилось.

Черт! Стасис и без того чувствовал недоброе, а теперь утвердился в своих подозрениях. Словно пытаясь узреть источник надвигающейся опасности, он настороженно оглядел площадь и почему-то вспомнил о Талыкбаеве.

А двое здоровяков возле киоска с интересом рассматривали троицу у «Кадета» и что-то прикидывали…

* * *

Во двор между хрущевками в самом начале Уус-Садама, что стоят рядышком с центральной проходной торгового порта «Кесклинна Садам», въехали старенький «Фольксваген-Транспортер» и его ровесница «Тойота-Хайас». Из «Транспортера» вышли шестеро дюжих молодцев, одинаково коротко стриженных, в совершенно одинаковых темно-серых костюмах, черных рубашках и черных туфлях. Глаза их скрывали одинаковые солнечные очки, в руке каждый держал вместительный не то кейс, не то чемодан.

Не проронив ни слова, они разделились на две тройки, одна из которых вошла в первый подъезд ближайшей к порту хрущевки, а вторая перешла улицу и направилась во двор за белым двухэтажным домом, что стоит ребром к автостоянке у проходной порта.

Вошедшей в хрущевку группой командовал капитан Куренной, два года назад пропавший без вести в Таджикистане. Вообще-то он должен был умереть: мало кто выживает, подорвавшись на мине; судьба.

Все трое поднялись на третий этаж, едва помещаясь на тесной площадке, позвонили в левую дверь и приготовили странные двуствольные пистолеты.

– Кто там? – спросил хриплый голос за дверью.

– Мы работники «Эести Гаас», – пробасил капитан. – Возможно, это ошибка, но у вас проблемы с оплатой счетов за последние четыре месяца.

Дверь приоткрылась, и в просвете показалась пухлая физиономия седовласого хозяина квартиры. Прежде, чем он успел что-либо вякнуть, сержант Глаголев пнул дверь ногой, и Куренной всадил в брюхатого деда из своего странного пистолета сразу две ампулы с транквилизатором. Стукнутый дверью дед распластался по стене прихожей и, отключаясь, стал медленно оседать.

«Гости» протиснулись мимо хозяина в конец узкой прихожей. Сержант Григорянц заглянул на кухню – за заставленным выпивкой и всякой закуской крохотным (иной в хрущевке и не мыслим) столом сидел красномордый здоровяк лет сорока; из всей одежды он ценил только «семейники».

– Ты что за х… с бугра? – хмуро вопросил он парня.

– Газовщик, – без тени смущения соврал Григорянц и всадил в мужика капсулу.

Тот испуганно оторвал от шеи подозрительную штуковину, одарил парня полным ненависти взглядом, начал было угрожающе подниматься. Но тут подействовал транквилизатор; ноги любителя «семейников» подкосились, он рухнул на пол. Сил хватило лишь на еле слышный хрип: «Сука».

– Я в мужском роде, балда, – усмехнулся Григорянц. – Значит, сук; ласково – сучок.

В крохотной спальной были еще двое. Урча и похрюкивая, жирный, лоснящийся от пота мужик отчаянно вытанцовывал на пухлой бабенке, судя по всему, еще не так давно бывшей довольно миловидной. Одной рукой дама как бы обнимала своего партнера, а в другой держала здоровый огурец, коим с удовольствием похрумкивала. Увидев Глаголева и Куренного, она ничуть не смутилась, проглотила недожеванный кусок огурца и сообщила:

– После Семы у меня перерыв.

– Раба любви, – вздохнул Глаголев, всадил любовникам по ампуле и поспешил обрадовать даму: – Перерыв у тебя начнется даже раньше.

Когда обитатели странной квартиры были связаны и свалены в ванной, «гости» распахнули все окна настежь и оглядели из них окрестности.

– Отличная позиция! – оценил капитан. – Готовимся.

Они открыли кейсы. Куренной и Глаголев достали АКСы, подсоединили к ним «магазины» и еще раз тщательно проверили боекомплекты. Когда Григорянц собрал свою «драгуновку», капитан взял рацию:

– Докладывает «седьмой»: объект занят. Все чисто.

Через секунду последовал ответ:

– Отлично. Ждите.

Куренной положил автомат на стол и вызвал в квартиру Ольховского. Минуту спустя в дверь позвонили, Григорянц впустил прапорщика и провел в гостиную. Пока тот разбирался с принесенным гранатометом, Куренной пронаблюдал, как в здание, примыкающее к проходной порта, вошли восемь пассажиров «Тойоты-Хайас» – такие же стриженые «чернорубашечники», как и все остальные люди Волина.

– У «восьмого» порядок? – спросил Ольховский.

– Увидим.

Вскоре в доме у проходной стали распахиваться окна.

– Порядок, лейтенант! – Куренной хлопнул ладонью по колену. – Иначе у нас и быть не может.

Тут он ошибался.

Шестая команда, вторая тройка из «Транспортера» выбрала квартиру на втором этаже второго подъезда в белом доме вдоль Уус-Садама. Прапорщик Агафонов позвонил в дверь три раза, но никакого отклика не последовало.

– Аликбеков, давай! – скомандовал он.

Сержант осмотрел замок металлической двери и усмехнулся – китайская дешевка. Менее минуты он ковырялся в нем отмычкой и сделал приглашающий жест рукой:

– Прошу.

Вслед за ефрейтором Карцевым они вошли в квартиру и осторожно закрыли за собой дверь. На всякий случай держа наготове двуствольный пистолет, Карцев подошел к распахнутой двери в одну из комнат. Раздался приглушенный хлопок, что-то ударило ефрейтора в плечо, он увидел прячущегося за креслом человека с оружием, повалился на пол и выпустил в падении обе капсулы. Одна из них попала в руку стрелка: но транквилизатор не действует мгновенно, и Карцев, уже лежащий на боку, получил еще одну пулю – на сей раз в грудь.

– Бляха-муха! – прошипел Агафонов, растерянно глядя то на хрипящего и стонущего Карцева, то на перевесившегося через спинку кресла отключившегося незнакомца. – Влипли же!

Карцеву было очень плохо. Первая его рана не представляла никакой опасности – достаточно было обеззаразить и перевязать. А вот вторая…

– Пробито легкое, – покачал головой Аликбеков, приподнимая побелевшего ефрейтора на свое колено. – Должно быть внутреннее кровотечение, – Карцев тихо закашлял, с уголка его рта заструилась пенистая кровь. – С такой раной нам не справиться. Нужна помощь врачей.

– Где я их тебе возьму? – изумился прапорщик, потеребил губу. Обработай, как сможешь, раны и перевяжи его. Может, обойдется.

Сержант с явным сомнением глянул на командира.

– Выполняй! – процедил прапорщик, утер со лба испарину и пошел разбираться со стрелком. – Ого! – он с изумлением покрутил в руках снабженное глушителем нечто среднее между пистолетом и автоматом. – Это же переделанный чешский «Скорпион», – он еще раз глянул на парня. – Ну откуда такая штука у этого болвана?

– Может, мы в местную «малину» угодили? – озабоченно предположил Аликбеков, делая Карцеву укол.

– А где остальные «ягодки»? – усмехнулся прапорщик. – Не, ерунда это! он положил пистолет-пулемет на стол, повязал его хозяина по рукам и ногам и взвалил на плечо. – А это что?

Аликбеков закончил перевязку, подошел к прапорщику. Пристраивая ношу поудобнее, Агафонов встряхнул парня на плече и указал сержанту за кресло. Там стоял кейс; наверное, стрелок оберегал его от незваных гостей.

Аликбеков положил кейс на стол, одним взглядом оценил надежность кодовых замков и двумя выстрелами из «Скорпиона» вскрыл его.

Кейс был набит полиэтиленовыми пакетами с белым порошком.

– Наркотики? – поразился Агафонов.

Аликбеков разорвал один из пакетов, понюхал и даже попробовал на язык его содержимое:

– А, может, и детская присыпка.

– То-то он готов был отстреливаться до последнего! – с сарказмом усмехнулся прапорщик. – Ты ж оттуда, из Азии, должен разбираться в кайфе…

– Кайфуют у нас далеко не все, – без обиды ответил сержант. – Ну, видел я маковую соломку. Гашиш как-то раз в руках держал. Но это совсем другое. Хотя – на кокаин смахивает: в кино он как белый порошок выглядит.

Агафонов представил себе примерную стоимость содержимого кейса и шепнул:

– Этот козел не мог быть один.

Аликбеков согласно кивнул и мотнул головой в сторону распахнутой двери в соседнюю комнату. Вернув на спинку кресла обладателя подозрительного кейса, они подошли к двери. Агафонов приготовил свой двуствольный пистолет, сержант предпочел воспользоваться «Скорпионом». Пару секунд они выжидали, затем Аликбеков рывком заглянул в комнату. Держа пистолет-пулемет на вытянутых руках, он обшарил глазами всю невзрачную обстановку комнаты и никого не обнаружил.

– Вылазь! – приказал он вдруг кому-то и направил дуло на заменяющий хозяевам квартиры нормальную двуспальную кровать раскладной диван. – И лишних движений избегай – «пришью» не задумываясь!

Под диваном что-то зашуршало, показалась ладонь с дешевым перстнем на пальце, затем другая.

– Молодец, – похвалил сержант с заметным облегчением. – Ползи в центр.

Это был еще совсем молодой чернобровый парень с длинными, волнистыми волосами, собранными на затылке в косу. При обыске у него нашли в кобуре на голени новейший миниатюрный «Смит и Вессон».

– Квалитетная крохотулька, – оценил Агафонов, взвешивая на ладони ладную «игрушку». – Откуда у таких кретинов, как ты и твой приятель, такое оружие?

Парень молчал. Прапорщик раздраженно вздохнул, спросил еще:

– Кейс с порошком ваш?

И этот вопрос бесхозно повис в воздухе. Агафонов ругнулся, резко опустил каблук туфли на спину паренька. Тот судорожно дернулся и захрипел что-то на непонятном языке.

– Так он «француз»! – хмыкнул Аликбеков.

– И по-нашему не бельмеса? – усомнился прапорщик, за все время службы не сталкивавшийся с прибалтами, не знающими по-русски ни слова.

– У них и старики позабыли…

Прапорщик выхватил из руки сержанта «Скорпион», всадил две пули в спину непонятливого эстонца, прежде чем Аликбеков успел открыть рот, перешел в гостиную и пристрелил другого.

– Вы что?! – изумился сержант. – У нас ведь приказ…

– Усыплять мы должны людей, а не такую сволочь! – отрубил прапорщик, взял рацию. – Докладывает «шестой»: объект занят… – на миг его глаза встретились с глазами сержанта. – Все чисто.

– Почему так долго?

– В квартире никого не было – пришлось с замком повозиться.

– Хорошо. Ждите.

Прапорщик вызвал Греховодникова. Затем он и сержант уложили одурманенного ефрейтора на кровать, перетащили трупы в ванную и занялись своими кейсами. Сняв «драгуновку» с предохранителя, сержант задумчиво почесал мочку уха и с сомнением глянул на Агафонова:

– Как бы не возникли у нас неожиданные неприятности. Здесь наверняка должна была состояться встреча с крутыми покупателями. Могут нас покоцать… Агафонов передернул затвор автомата, резко усмехнулся:

– Не думаю…

* * *

Инга вышла из здания терминала «А», пожалуй, одной из последних среди прибывших на «Екатерине» и выглядела довольно странно – впервые в жизни Стасис увидел ее за пределами квартиры непричесанной и одетой неряшливо. Забавно было наблюдать, как она пытается спрятать за ноги кейс типа «чумадан» и воровато озирается по сторонам.

Подозрительное поведение Инги не ускользнуло и от внимания Олега:

– Твоя подруга смахивает сейчас на курочку, чудом удравшую от лисы, но не уверенную в этом окончательно… Гостинцев, наверное, пропасть!

Друзья помахали Инге, но та, завидев их, вовсе к ним не поспешила, а как-то неестественно мотнула головой и скованной походкой устремилась в терминал «В».

– Чего это она? – изумился Игорь.

– Не знаю, – озадаченно протянул Стасис и, подчиняясь инстинкту, глянул на «Кадиллак» Хана; именно в этот момент передняя дверь машины распахнулась, и шкафоподобный бритоголовый детина помчался к дверям терминала «А».

К груди Стасиса подкрался холодок нарастающей тревоги.

– Подождите здесь, мужики. Я сейчас вернусь… – и прежде, чем друзья успели что-либо сказать, он устремился за Ингой.

Миновав автоматические двери, Стасис взбежал на второй этаж и оказался в просторном кассовом зале. Людей было немало – с минуту пришлось оглядывать помещение в безрезультатных поисках Инги. Немного поразмыслив, Стасис пересек зал и заглянул в бар.

Инга стояла у стойки спиной ко входу, в вытянутых руках держала кейс и делала вид, что изучает разложенный по полкам товар. Стасис подошел к ней и тронул за плечо:

– Меня избегаешь?

– Конечно, нет! – быстро прошипела Инга. – Надо побыть здесь некоторое время.

– Зачем?

– Какой же ты!.. Не спорь со мной, пожалуйста.

– Да я как-то и не успел еще, – Стасис глянул на симпатичную бутылку коньяка и, заметив цену, быстро отвернулся. – Сколько мы будем здесь торчать?

– Не знаю я! – Инга вновь перешла на шипение. – Минут двадцать…

– Да ты че? – возмутился Стасис. – От кого ты прячешься, в конце-то концов?

Устав препираться, Инга прерывисто вздохнула и нехотя выдала один из своих секретиков:

– Вот когда этот Хан и его компания уедут, мы и выйдем.

– А Хан-то здесь причем? – похолодел Стасис. – Чего это ты от него забегала?

– Ну что ты психуешь? Чем меня допытывать, выглянул бы на стоянку может, они уже уехали.

Стасис протяжно вздохнул, подавил в себе всплеск злости и вышел из бара.

– Очередной случай, когда зверь сам на ловца идет! – расплылся в щедрой и нервной улыбке запыхавшийся Хан; он стоял в центре полукруга окруживших вход в бар пяти громил и держал в руке кейс – близнец ингиного.

– Где твоя девица? – вопросил он настороженно; чувствовалось, что возникшая ситуация ему не по душе.

– А что вам нужно от нее? – задал встречный вопрос насупленный Стасис и смерил оценивающим взором окруживших его здоровяков, при виде которых кулаки вовсе не чесались; трое из них были одеты в подозрительно знакомые темно-серые костюмы и черные рубашки, а это настораживало вдвойне.

– Кейс, – тихо проронил Хан, бегая глазами. – Наш кейс, который твоя девчонка, быть может, по их ошибке, но прихватила вместо своего.

Он протянул Стасису предлагаемый на обмен «чумадан» и чуть ли не с мольбой заглянул в глаза.

«Хан очень не хочет скандалить, – понял Стасис, машинально принимая кейс. – Это понятно – много кругом народа. Скорее всего, причина еще и в содержимом кейса… Может, „баксы“? Что бы там не находилось, Хан очень трепетно к этому относится».

Стасис вздохнул – он тоже не хотел неприятностей. И плевать ему было на содержимое утянутого Ингой кейса!

– Отпусти! – взвизгнула вдруг она за его спиной, ведомая «в народ» одним из громил Хана. – Макака!

Бритоголовый бугай на миг опешил и отпустил Ингу, тут же спрятавшуюся за Стасисом и без особого интереса выслушавшую от него весть о том, что, вообще-то, здоровых и тупых работников ножа и топора зовут «гориллами».

– Ну ты, мудрец! – пробасил обладатель столь разных эпитетов.

– Замолчи, Харитонов! – резко процедил Хан и с усмешкой глянул на Ингу, все еще «прячущую» кейс за ноги. – В очередной раз прошу вернуть наше имущество. Это был бы самый простой и честный выход из положения.

– Я не ослышалась – это он про честность говорит? – усомнилась Инга.

Хан великодушно проигнорировал укол. Стасис кратко велел:

– Отдай.

– Что?

Стасис побелел, но сказать что-либо не успел, так как беспокойная Инга совсем некстати вновь обрела подвижность и мелкими шажками стала перемещаться к выходу, вынуждая своего опекуна делать то же самое. Минуту спустя, громилы прижали их к стене. Хан нервно усмехнулся, глянул на заинтересовавшихся странной компанией посетителей зала и протянул Стасису ожидающую ручку кейса руку.

– Отдай! – повторил Стасис и, замечая, как иссякает терпение злобно озирающихся здоровяков, требовательно толкнул в живот переминающуюся с ноги на ногу Ингу.

– С какой это стати я должна отдавать мой «дипломат»? – как бы возмутилась та.

– Ну, сучка! – Харитонов потерял всякое терпение и, удачно минуя голову Стасиса, влепил Инге сильнейшую пощечину.

Она и ойкнуть не успела, как правая сторона лица с громким звоном разбила стекло кассы. Кассирша в ужасе взвизгнула. Обернувшись, Стасис увидел, что из пореза через всю щеку Инги стекает и капает на пол самая настоящая кровь.

– Идиот! – возопил Хан и отвесил довольному собой Харитонову сочный подзатыльник; уж он-то знал, как опасно заводить человека, два года назад наглядно продемонстрировавшего, чего стоит его ярость.

Стасис как завороженный уставился на выбитую в стекле дыру; острые кромки были покрыты бисеринками крови. Инга прикрывала ладонью пораненную щеку и плакала.

Чувствуя происходящую в парне страшную перемену. Хан попытался поправить положение и суетливо забормотал:

– Я приношу свои искренние извинения за этого болвана…

Договорить он не успел: Стасис с разворота влепил ему горячую пощечину и железной хваткой вцепился в горло:

– Извиняешься, ублюдок?

Хан прохрипел что-то неразборчивое, и Стасис почувствовал, как в левый висок уткнулось пока холодное дуло.

– Отпусти его, хмырь! – потребовал Харитонов.

Он не имел опыта общения с разъяренным Стасисом и не знал, что требовать от него что-либо сейчас просто бессмысленно. Отпустив кейс, ладонью освободившейся руки Стасис отбил оружие от виска и, заметив, что другой громила полез под ветровку, сильным ударом ноги в живот сбил его наземь.

Инга вдруг изо всех сил врезала кейсом по голове Харитонова; тот рухнул на пол с рассеченным лбом и явно без сознания.

– Получил свой «дипломат»?! – взвизгнула она, гордая успехом. Но в следующий миг все трое «чернорубашечников» наставили на нее и Стасиса дула мощных пистолетов.

– Отпусти Хана, – хорошо поставленным командирским голосом потребовал один из них.

По ледяному спокойствию направленных на него стеклянных глаз Стасис сразу понял: в отличие от прыгуна Харитонова этот мужик – профессиональный военный или гэбист и нажмет на курок игрушечного в его руке оружия в любой момент и без всякого смятения: для этого достаточно не выполнить отданный приказ.

В зале началась паника. Завидев оружие, посетители завопили благим матом и, давя друг друга, бросились к выходу. Откуда-то из их гущи возникли двое вооруженных полицейских и громогласно велели смутьянам бросить пистолеты на пол и поднять руки за голову.

В ответ на это все трое резко развернулись и, прикрывая собой Хана, открыли по наивным блюстителям правопорядка прямо-таки лавинный огонь.

Почти сразу светловолосый полицейский схватился за левую руку и упал, но вновь продолжил стрельбу. А чернявый стал отступать к окнам, позорно подставляя под огонь пробегающих мимо еще не успевших покинуть зал посетителей.

Оценив ситуацию, хлестким ударом кулаком в челюсть Стасис вынудил Хана на некоторое время забыться и толкнул Ингу на пол, под прикрытие валяющегося без чувств Харитонова. После этого резким и очень сильным ударом в затылок свалил с ног ближайшего «чернорубашечника»; немного отошедший после удара в живот парень в ветровке как раз поднимался и лез под куртку за пистолетом, но под весом свалившегося на него «чернорубашечника» вновь рухнул на пол и, ударившись головой, потерял сознание. Стасис намеревался заняться следующим «плохишом», но тот, прострелянный в двух местах, сам налетел на него спиной, и, падая, Стасис едва успел пригнуть голову, чтобы не удариться затылком об пол.

Лишь через несколько долгих секунд Стасис сумел чуть сдвинуть с себя тяжеленное тело и увидел завершающую фазу перестрелки. Получив пулю в грудь, последний «чернорубашечник» словно поскользнулся и, широко раскинув руки, повалился на пол. Секунду спустя его буквально продырявленный оппонент налетел спиной на окно, пытаясь удержаться, схватил за плечо замершую в ужасе женщину, но, круша стекло, вместе с нею вывалился вон.

– Ты жива? – с тревогой спросил Стасис у недоступной его глазу Инги.

– Ага.

Неожиданно для себя она совладала с сильно отличающимся от швейной машинки пистолетом Харитонова – грохнул выстрел, и с потолка на Стасиса посыпалась белая пыль.

– В самом деле Харитонов не макака, – буркнул Стасис, выкарабкиваясь из-под трупа. – Макака – это ты!

– Но стрелять я теперь умею! – заверила Инга.

Стасис огляделся: если не считать груды мертвых и лишенных сознания «плохих» и лежащего ничком метрах в пятнадцати от них светловолосого полицейского, зал был пуст. Из-за стекол касс на него глазели перепуганные женщины.

Стасис ничуть не сомневался, что у Хана где-то поблизости имеется приличная команда свежих головорезов. И пока они не прибежали за шефом, надо было куда-то скрыться.

– Надо уходить, Стасик, – Инга словно угадала его мысли.

– Надо уходить… – передразнил Стасис. – Надо было и не приходить! На кой черт ты взяла этот кейс? – он резко обернулся и, глянув на окровавленную щеку Инги, позабыл о своей злости. – Здорово порезалась?

– Кажется, кровь уже не идет, – Инга небрежно махнула ладошкой. Переживу!

Один из парней Хана вдруг зашевелился и, сдвигая с себя тяжеленного «чернорубашечника», полез под ветровку. Стасис схватил его за волосы, потянул голову на себя и хлестко врезал кулаком в лоб. Срывая волосы, парень глухо ударился затылком об пол и замер.

На площади загрохотали выстрелы.

«Олега и Игорек!» – вспомнил Стасис о своих друзьях, досадливо дернул плечом и с отвращением глянул на лежащего рядом окровавленного «чернорубашечника». Перебарывая брезгливость, он взял из его руки пистолет и стал шарить по его карманам в поисках запасной обоймы.

– Ты тоже поищи патроны, – велел он Инге.

– Этого я делать не буду! – насупилась она.

– Давай быстрее!

– Ты что? Я не могу!

– Но пистолет у Харитонова взяла.

– Он еще теплый был.

Стасис обалдело глянул на Ингу.

– Я не выношу мертвецов!

Стасис хмыкнул, покачал головой:

– Ничего ему от кейса не сделается – горилла еще та! – он понял, что патронов у обыскиваемого нет, взял валяющийся неподалеку еще один пистолет. – Делай, как я!

Он встал и, держа в вытянутой руке один из пистолетов, правым плечом вперед на широко расставленных ногах направился к выходу.

– Я так не смогу, – пролепетала Инга. – У меня же мини. И «дипломат»!

* * *

Радченко отодвинул папку на край стола, глянул на часы. До окончания рабочего дня оставалось уже совсем немного. И этот небольшой отрезок надо было как-то перетерпеть. Геннадий Сергеевич был типичным русским работоголиком, из тех, кто, если что в кайф, вкалывает круглые сутки, но в противном случае (и чаще всего) страдает от неуемной тоски, перебирает в памяти все известные оправдательные поговорки типа: «Работа дураков любит», и пытается думать о чем-нибудь прекрасном.

– Юри, а что получится, если скрестить ежа и удава?

Райсмик оторвался от бумаг и озадаченно глянул на шефа:

– Что за вопросы?

– Ежа знаешь? – спросил Радченко.

– Ну.

– А удава?

Райсмик криво усмехнулся, протер покрасневшие за день глаза.

– Видел в зоопарке.

– Молодец! – похвалил Радченко. – И что может уродиться в результате их совместной жизни?

– А такая возможна?

– В философском понимании вопроса, – кивнул Радченко.

Райсмик почесал затылок, немного поразмыслил.

– Не знаю… Дикобраз какой-нибудь?

– Три метра колючей проволоки.

Райсмик усмехнулся и настороженно полюбопытствовал:

– К чему вы это, Гена Сергеевич?

Радченко тяжело и протяжно вздохнул, задрал лицо в потолок.

– Не обращай внимания. Страдаю…

Он хотел было добавить что-то еще, но вынужден был отвлечься на зазвонивший телефон:

– Слушаю! Привет…

Радченко поначалу заулыбался. Затем стал меняться в лице; в глазах появился азартный огонек.

– Будем минут через десять!

– Что такое? – насторожился Райсмик.

– Дело появилось! – Радченко резко встал, надевая кобуру с пистолетом, быстро пояснил: – Алаталу просит поддержки. У него есть информация о предстоящей на Уус-Садама очень важной встрече людей Кульднока и Олежика. Намечается какая-то крупная сделка.

– Ого! – Райсмик стал быстро собираться. – А чего это мы им понадобились? Обычно в таких делах участвует КаПо.

– Чуть ли не всех бросили к пассажирскому порту – там перестрелка какая-то, – Радченко одарил подчиненного торжествующей улыбкой. – Там Хан. Судя по всему, он один из зачинщиков стрельбы.