Текст книги "Второй роман Цикла Эскул (СИ)"

Автор книги: Андрей Респов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Так может хорошо, что войны нет, а, мамаша? Народу спокойнее, урожай собирают, а не жгут. Люди не умирают. Радость и мир.

– Радость и мир? – глаза маркитантки стали наливаться кровью, – не умирают? – и тут вдруг резко успокоилась, – забываю, Холиен, что ты не из нашего мира...хочешь совет от мамаши Хейген?

– Хочу! – искренне согласился я.

– Для начала, запомни, или, не знаю, вбей себе в голову! Как бы не хотелось тебе вмешаться, рассказать или поделиться своими знаниями. Похвастаться умениями. Молчи и слушай, молчи и набирайся опыта. Не лезь в глаза и не в своё дело. Иначе, сложишь голову на плахе. Навидалась я таких блаженных учёных мужей. Всё мир спасти хотели. Теперь спасают. Кто где. Кто – на каменоломнях, кто – за Гранью...

– Постараюсь, мамаша Хейген...

– Постарается он. Горбатого могила исправит.

– А что, мамаша, в университет всех желающих берут?

– Ха, держи карман шире! Туда отпрыски богатых семей поступать приходят, либо маги своих подмастерьев рекомендуют. А ещё, бывает, жрецы Одного с острова Табернус каждый год десятерых кандидатов привозят. Хотя постой, двоих-троих будущих дисципулей монастырь Трёх Сестёр готовит к испытаниям. Вот, пожалуй, и все возможности.

– Тррр, – мамаша остановила лошадей и соскочила с лавки, повернув голову в сторону фургона, – подъём лентяи! Готовьте лагерь! Тиль и Том, валежник для костра, живо. Да котёл с треногой тащите. Тоша! Чисть лук и коренья. Бруно! А, ослиная отрыжка, забыла...Лежи, не вставай. Мы с мастером Холиеном потом тебе поможем.

Дети повыскакивали из фургона. Сразу было видно, что делают они давно привычную работу. Близнецы рванули в подлесок. А худенькая рыженькая девочка лет тринадцати притащила к роднику двухвёдерный котёл, предварительно отвязав его от железного крюка, торчавшего из боковой стенки фургона. Маркитантка указала мне на полог фургона.

– Пойдём, Холиен, посмотришь на моего Бруно, – и мы по очереди влезли на кибитку. На куче старого тряпья, на животе лежал парень лет шестнадцати-семнадцати. Вся его рубаха была мокрой от пота, волосы сбились в колтун. Он обернулся на скрип ступенек.

– Лежи, сынок, мастер Эскул осмотрит тебя, – толстуха откинула старое лоскутное одеяло, убрала заскорузлую тряпицу с ягодиц парня.

Да, давненько я такого не видывал. Правая ягодица была раздута, как футбольный мяч и была больше левой чуть ли не вдвое. Как только тряпица открыла кожу, удушливый сладковатый смрад наполнил внутренности фургона. Мне показалось, что заслезились даже глаза. Фурункул размером с кулак взрослого мужчины располагался в верхней трети ягодицы и переползал на область крестца. Ткани вокруг гнойника приобрели сине-фиолетовый оттенок. Капустный лист, прикрывавший частично фурункул давно сморщился и почернел. Пересиливая рвотные позывы, я обратился к маркитантке.

– Хейген, мы можем вскипятить воды? И ещё, мне бы немного вина или уксуса. Есть у тебя?

– Тоша воду уже греет, а чего это вином побаловаться решил?

– Всё покажу, верь мне. Неплохо бы ещё тряпиц чистых на перевязку.

– Ох, Холиен, разоришь ты меня!

– Не жмись, мамаша, сына тебе лечу. Да, вот ещё. Я там у родника иву кривую видел. Скажи близнецам, пусть листьев с неё и коры насобирают, да крутым кипятком в плошке зальют. Листьев – на четверть, остальное – вода. Да накроют тряпками. Часа три настоится. Потом этим отваром поить Бруно будем. От жара и лихорадки.

В фургон сунулась чья-то рыжая голова

– Вода вскипела, мастер Холиен!

– Отлично. Отлейте немного в миску.

Я не успел достать свой инструмент, как в кибитке вновь появилась, маркитантка, сварливо бурча.

– Это где это видано, вином чирьи лечить!

Я принял у неё глиняную миску с кипятком. Хорошо, что чистая. Видно не поленились вымыть.

– Ложку дай, – протянул я руку к мамаше. У той, видимо, уже кончились аргументы, и она молча протянула мне деревянный прибор. Я подлез к Бруно.

– Парень, зажми ложку зубами. Будет больно. Но ты терпи. Если я не вскрою гнойник сейчас, то завтра ты умрёшь.

Бруно молча протянул руку, схватил дрожащей рукой и засунул между зубами. Так же молча отвернулся. Я взял чистые тряпицы и под возмущенное сопение мамаши разорвал на узкие полоски. Осторожно смочил одну, и вытер кожу над фурункулом от остатков примочки. Затем, то же самое проделал тряпицей, предварительно смоченной вином. Достал нож, который еще в инвентаре модифицировал в хирургический скальпель. Протер вином и его. Забавно было смотреть на круглые глаза Хейген.

– Приступим, мамаша! – и решительно сделал первый поперечный разрез.

Глава четвёртая

Не научишься глотать дерьмо – не пробьешься.

"Мамаша Кураж и ее дети". Бертольд Брехт.

Под глухое подвывание Бруно я постарался быстро и скупо провести крестообразный разрез над фурункулом. Затем, отложив скальпель, аккуратно, насколько смог, очистил смоченным в вине тампоном гнойную полость. Прижал закровившую рану чистой тряпицей и потянулся за иглой с нитью. Сукровица и обильный гной мгновенно пропитали мою импровизированную повязку. Дааа. Ни о какой асептике и антисептике (1) не могло быть и речи в таких условиях. Скотобойня просто. Сладковатый запах усилился.

Возможна активация способности "Разделяющая длань". ДаНет

Конечно "да", мне в копилку всё пойдет. Пацана спасать надо. Задницу я ему уже разрезал, осталось спасти от заражения крови.

Левая рука потеплела, от неё стало исходить едва заметное красноватое свечение, практически невидимое при дневном свете. Бруно вдруг успокоился и затих. Я склонился над ним и увидел, что мальчишка спит крепким сном, а из уголка его открытого рта вытекает струйка слюны на выпавшую ложку. Осторожно отняв руку с мокрой повязкой, я убедился в девственной чистоте раны и остановившемся кровотечении. На глазах у онемевшей от изумления маркитантки я наложил швы на края, оставив небольшой участок, куда вставил для дренажа небольшой лоскут ткани, пропитанный вином.

Хм, пожалуй, моя способность не только избавит от возможных инфекционных послеоперационных осложнений в будущем, но и позволит лечить различные виды патологии. Интересно, а опухолевые клетки расцениваются системой, как живые, или неживые? Оччень интерееесно.

– Холиен, ты не говорил, что ты ещё и цирюльник (2)?

– В моём мире такие операции может делать только врач, а цирюльники и парикмахеры просто делают людей красивыми.

– А кто же отворяет кровь и выводит дурную желчь из больных? – пришедшая в себя Хейген, была сама любознательность.

– Мы ещё поговорим, мамаша, об этом и о многом другом. А пока надо перевязать твоего сына и оставить отдыхать. И не забудь напоить его ивовым отваром, когда проснётся! Жар может усилиться через несколько часов.

Она помогла мне туго подвязать поверх повязки простыню, и мы вылезли из зловонного фургона на свежий воздух. От костра соблазнительно пахло похлёбкой. Дети Хейген расставляли нехитрую посуду и раскладывали головки лука, нарезали хлеб.

– У тебя крепкий сын. Мало кто в его возрасте так сдержано ведёт себя на операции, – сделал я комплимент маркитантке.

– Весь в папашу. Тот тоже был упрям, как осёл, но наёмник был знатный, хоть и кобелина... Утонул... Это в ту войну было, когда наш король с соседним князем торговые пути не поделил. Герман красавец был, высокий, усищи чёрные. Ну я и поплыла... Он уже умер, товарищи весточку принесли, когда я родила Бруно. Первенец он мой, непутёвый...

Мы подошли к костру, расселись вокруг снятого с огня котла. Тоша раздала ложки и миски, начала черпаком наливать похлёбку. Обед прошёл в молчании. Только близнецы, хитро поблёскивая глазами в мою сторону, шушукались в кулачки, пока не получили по звонкой затрещине от мамаши Хейген. Наконец плошки опустели и даже были вымазаны остатками хлебных корок. Маркитантка набила свою неизменную трубку и поманила меня к фургону. Дети начали быстро собирать лагерь. Девчонка залила костёр. Отнесла горшок с ивовым отваром в фургон, пробыла там какое-то время и вернулась к нам.

– Бруно проснулся? – спросила её толстуха.

– Да, ма, пить очень хотел. Я ему отвара дала, так он полгоршка выдул и снова завалился.

– Пусть спит, сколько нужно. После отвара он только часто в туалет будет ходить. Надо бы ему горшок или ёмкость какую поставить в фургон, – озаботился я, – а то вставать и садиться ему ещё сутки нельзя будет...

– Вот ещё, Эскул! Будем мы ему ещё судно таскать... Там доска в полу фургона отодвигается, через дырку поссыт, не переломится, – мамаша вскочила на облучок и в ожидании посмотрела на меня.

Я поспешил за ней. Близнецы и Тоша попрыгали в кибитку, и мы снова тронулись в путь.

– Хороший у тебя инструмент, Холиен. И нож, и игла. Я такие только у врача – регента в Варрагоне видела, когда ему второго мужа своего привозила, отца Тоши. Он ему тогда лицо и шею штопал, по пьяной лавочке зацепился с ландскнехтами. Слово за слово. Дурь попёрла. Мечи достали... Дальше – сам понимаешь.

– Это подарок старых друзей, Хейген, ещё из прошлой жизни...

– И с отваром у тебя ловко вышло, Тоша сказала, жар спал и уже не приходит вновь. А Бруно спит, как младенец. Ты ещё и травник?

– Здесь ты ошибаешься, мамаша Хейген. О травах я знаю очень мало и знания мои разрозненны, хотя и глубоки. Хотелось бы найти учителя, знатока. В моём ремесле тинктуры и экстракты, настойки и отвары очень много полезного могут сделать. Не всё можно решить острым скальпелем.

– Правда твоя, мастер Холиен. Я тут думала, глядя на то, как ты сыну моему помогал. Надо, ой надо тебе пробиваться. И диплом получать. Нет у тебя другой дороги, кроме, как в университет Варрагона. Но человек ты в королевстве чужой, веры неизвестной. Нет у тебя здесь ни поручителей, ни влиятельных знакомых. Да и денег нет. Совсем. Есть у меня мысли, как помочь тебе. Я сама в Варрагоне собиралась до весны пробыть. Малость товара есть, расторгуюсь. Место у меня на рынке прикормленное. Там и жить буду. Мы, когда в город приедем, я тебя в одно место отвезу. Монастырь Трёх Сестёр. Тамошняя настоятельница, Мария, подруга моя давняя. Ну да то тебе знать не обязательно... Монахини больницу для бедных содержат, да постоялый двор. Дел много. Наймёшься в работники. Еда и крыша над головой. А я Марии за тебя словечко замолвлю, только и ты меня не подведи! И запомни. Каждый год университет выделяет пять мест для монастыря. Правда, давно уже никого на учёбу сёстры не отправляли... Покажи себя. Всё в твоих руках, Эскул.

– Ух ты, мамаша, вот за это спасибо! Не ожидал...– я даже растерялся.

– Пока не за что, клирик. Многое зависит от тебя и твоей удачи. О, вот и Варрагон показался, как и говорила, не успеет солнце сесть.

Дорога перевалила вершину холма и начала извивающийся спуск с многими поворотами. Перед нами открылась на сколько хватало глаз широкая зелёная долина, примыкающая к глубоко вдающемуся в берег заливу океана. В долине, словно фигуры на шахматной доске, вдоль залива располагались дворцы один другого прекраснее. Разноцветный отделочный камень, мрамор, плитка самых разных цветов отражали лучи заходящего солнца. Между дворцами, утопающими в зелени деревьев, то там, то здесь виднелись шпили одиноких башен неизвестного назначения. На верхушках которых развевались разноцветные длинные вымпелы. Центр Варрагона с дворцами был окружён стеной из белого камня с резными зубцами. Кварталы победнее примыкали к этой стене вплотную и тянулись в разные стороны по всей долине, словно брызги от брошенного в воду камня. Внешняя городская стена представляла собой титаническое сооружение. Тёмно-серый гранит вырастал из глубокого рва, заполненного мутной водой. Я насчитал, по крайней мере, дюжину круглых башен, возвышавшихся в наиболее уязвимых частях стены. В правой части залива долина была застроена одноэтажными аккуратными домиками, ровными рядами, выстроившимися вдоль берега. У причалов были видны самые разнообразные корабли. Разноцветье парусов и множество мачт закрывали от наблюдателя поверхность воды.

Величественная картина города заставила нас с мамашей замолчать на несколько минут. Фургон спустился ниже, и большая часть города скрылась за кронами придорожных деревьев.

– Он великолепен, – всё ещё под впечатлением от увиденного, прошептал я.

– А я что говорила, мастер Холиен! Другого такого нет на всём свете, – гордо подняла подбородок толстуха.

Много городов я видел на свете. И в реале. И в Игре. Но в Варрагон я влюбился с первого взгляда.

Южные ворота, в которые мы въезжали, были широко распахнуты. Скудная вереница путников выстроилась на входе в небольшую колонну. На воротах стояла стража в лёгких доспехах с треугольными щитами и копьями украшенными синими бунчуками. Мост через ров был достаточно широким, чтобы разминулись две телеги, но в створы ворот, укреплённые клёпанными полосами бронзы, одновременно могли проехать либо два всадника, либо одна телега.

– Холиен, варежку закрой! Амулет под куртку спрячь и особо не болтай. На воротах боевой маг и представитель Инквизиции, проверяют всех входящих. Спросят, что, первой буду говорить я. Понял? Имя своё можешь сказать. Куда идёшь? В обитель Трёх Сестёр, пилигрим, на службу наниматься. Родом, скажешь, с прибрежных островов Великого моря. Там их сотни. Понял?

– Всё понял, Хейген. Ещё раз спасибо, я этого никогда не забуду! – искренне поблагодарил я, оглянувшись на фургон, из которого ожидаемо торчали любопытные головы детей.

Когда, наконец, подошла наша очередь, солнце уже почти скрылось за вершинами холмов, окружавших город. К кибитке приблизился один из стражей. Доспех на нём выглядел внушительнее и дороже. Он был без щита, в кольчуге до середины бедра, на наборном поясе висел меч-бастард и подвешен за лямку шлем-барбют. На голове – войлочный подшлемник, пропитавшийся потом за долгий день. Пошевелив великолепными пшеничными усами, он обратился к маркитантке.

– Что старой шлюхе Хейген понадобилось в Варрагоне? Соскучилась?

– Да уж не по тебе, Дитрих. Свиное ты рыло!

И оба заразительно расхохотались. Воин подошёл к кибитке вплотную и хлопнул латной перчаткой по ободу колеса.

– Привезла? – вопросительно посмотрел он на толстуху.

– Привезла, привезла, завтра на рынок сутра зайдёшь, как сменишься и заберёшь, как договаривались.

– Добро, Хейген. А что это у тебя на лавке за красавчик? Вроде бы не знаю его. Нового любовника завела, а, мамаша?! – и усач снова рассмеялся.

– Эскул это, пилигрим, в обитель Трёх Сестёр следует, обет у него.

Позади воина показалась высокая фигура человека, облачённая в серую рясу. Его худое лицо отдавало желтизной, белки глаз были испещрены лопнувшими сосудами, синюшные губы сжаты в тонкую полоску. На поясе висели деревянные чётки.

– Эскул? Странное имя. Откуда ты, пилигрим? – неприятный сиплый голос незнакомца раздражал своей вкрадчивостью.

– Ээээ...

– Отвечай, когда тебя спрашивает отец-инквизитор! – нахмурился воин.

– Так родители назвали. Эскул из рода Холиен. С островов я, Великого моря.

– А откуда об обители узнал?

–Так, это, по-разному. Купцы рассказывали, да что там. С детства мечтал помогать больным и раненым. Вот вырос и решил идти в Варрагон...– попытался я добавить сентиментальных ноток в свой импровизированный рассказ.

– Ну, ну. Холиен. Сестры быстро у тебя из башки романтику выбьют, -инквизитор быстро потерял ко мне всякий интерес и, махнув рукой усачу, удалился.

– Привет, Хейген! – к нам подошёл молодой человек приятной наружности с располагающей улыбкой. Его щёгольский камзол и берет с пером чибиса были безупречны. Он слегка поклонился маркитантке.

– Мастер Иезекиль! Рада вас видеть. Как поживаете? – расплылась в улыбке толстуха.

– Вашими молитвами, мамаша, вы к нам надолго? – Иезекиль медленно обошёл кибитку, подняв правую руку ладонью наружу, удовлетворённо кивнул усачу.

– Думаю остаться до весны, мастер. Нам можно ехать, Дитрих? – обратилась она к стражу.

Усач отступил с дороги крикнул:

– Проезжай, старая ведьма! И не забудь, завтра жди в гости!

Фургон тронулся, и по опустившимся плечам мамаши я понял в каком напряжении она находилась до сих пор.

За воротами вопреки ожиданиям не было узких улочек и грязных подворотен. Широкий проспект, мощёный тщательно подогнанным камнем, вел к видневшейся вдали белой стене внутреннего города. По обочинам дороги располагалось множество одно и двухэтажных домов с огородами и приусадебными участками, иногда виднелись даже целые поля с оросительными каналами. Красные черепичные крыши, много фруктовых деревьев, отягощённых плодами, резные флюгеры на башенках мезонинов и печных трубах... Сказочный город.

– Мамаша Хейген. А мы поедем во внутренний город?

– Нет, Эскул, только до стены. Внутрь-рылом пока не вышли. Обитель как раз перед стеной занимает несколько лиг. Там и кельи, и постоялый двор, и больница с приютом. Всё честь по чести. Сам увидишь.

– Забыл спросить, мамаша Хейген, а кто это был там у ворот?

– Это который?

– Молодой франт, вы его мастером Иезекилем звали.

– Ааа... этот. Дежурный маг. Он тут Факультетом Магии поставлен, чтобы в город всякая нечисть не пролезла.

– А какая нечисть, мамаша?

– Ну навьи (3) всякие, доппельгенгеры (4), вампиры, чернокнижники, личи (5), да много всякой дряни на свете. Герцог и Городской Совет обязали магов за этим следить особо.

– Ну а инквизитор за чем на воротах следит?

– Так известно за чем, Инквизиция в городе учёт ведёт прибывших-убывших, рождение и смерть регистрирует, летопись ведёт. Перед герцогом и отчитывается.

– Вот значит, как, а в моём мире они все больше чистоту веры блюли, ведьм вылавливали, да сжигали на кострах, ересь вытравливали в народе!

– Нет, не за чем им это. Есть Суд Герцога, Суд Городского Совета, Городская Стража. Инспекторы инквизиции официально ведут расследования светских преступлений. Только вот, Эскул, веры то единой в нашем городе нет. Есть церкви Одного, обитель Трёх Сестёр, Очаг Подгорного, святилища Друидов, но последние не в городе, а в лесу. И это я ещё не всех назвала. У Северных чужаков, например, свой бог, морской. Так они святилищ не строят. Только алтарь на каждом корабле.

Не доехав четверть лиги до внутренней стены, мы свернули на прилегающую улочку и подъехали к двухэтажному длинному каменному зданию с узкими оконцами, в которых виднелись разноцветные витражи. Кованая ажурная оплётка дубовых ворот, заросли дикого винограда, достигающие второго этажа. Белёные стены и привычная уже здесь красная черепица.

Толстуха остановила лошадей.

– Жди меня, я скоро, – передала мне вожжи и посеменила к неприметной калитке рядом с воротами. На тихий стук вышла женщина, держащая в руке огромный чугунный фонарь. На улице были уже сумерки и мне не удалось осмотреть ее внимательно. Увидев маркитантку, женщина с фонарём отступила внутрь дома и впустила толстуху, закрыв за ней дверь. "А не бедно живут в обители!" – подумал я, рассматривая убранство дома и оценив художественную красоту ставень. Имелся даже водосток и дренажные канавы вдоль самого настоящего мощёного тротуара. Город всё больше не походил на знакомые мне исторические описания средневековых городов. Неестественная чистота, широкие улицы, инквизиция, объединяющая функции уголовного розыска и миграционной службы! Магия и Религия в одном государстве..., пожалуй, надо быть внимательнее и перестать быть рабом стереотипов. Ошибки могут дорого стоить. Я по-прежнему решил придерживаться прежней тактики. Спрашивать, молчать и запоминать.

Наконец калитка открылась, из неё вышла Хейген и поманила меня. Я привязал вожжи к крюку на облучке и приблизился к воротам.

– Мария, это тот самый Эскул, о котором я говорила. Холиенн, а это – Прима обители Трёх Сестёр, Мария Золано. Теперь твоя жизнь и будущее в её руках. Я поеду, надо успеть до полуночи занять место на рынке. Завтра вечером навещу тебя, узнаю, как устроился.

Я глубоко поклонился маркитантке и внезапно, по наитию, шагнул к ней, взял её руку и поцеловал. Некоторое время изумлённая толстуха не могла ничего сказать.

– А ты не говорила, Матильда, что твой протеже благородного происхождения, – мягкий грудной голос раздался из темноты дверного проёма, – не будем тебя задерживать, проходите Холиен, не стойте столбом.

Я шагнул в темноту и увидел двух женщин, одетых в рясы таким образом, что были открыты только кисти рук и голова. Волосы у обоих были стянуты в тугие узлы и украшены деревянными заколками с какими-то символами. У одной в руках был уже знакомый мне фонарь, которым она освещала лестницу за своей спиной.

– Следуйте за нами, клирик, – вторая женщина, скорее всего именно она была та самая Прима обители, повернулась и стала подниматься по лестнице.

Мы вышли на балюстраду, стал виден внутренний двор дома, погружённый в темноту. Пройдя по галерее, мы спустились, а затем поднялись ещё по двум лестницам. Прошли между несколькими одноэтажными постройками и оказались у другого дома, похожего в темноте на длинный ангар. Открыв двери, мы оказались в просторной прихожей, из которой шёл коридор вдоль внешней стены дома. Освещён он был маленькими трёх рожковыми канделябрами.

Прима подошла к пятой по счёту двери, открыла её ключами из связки на поясе. Вторая сестра зашла в открывшуюся комнату, ловко зажгла у двери свечу в подставке от карманного огнива.

– Клирик, жить будешь здесь. Завтрак в шесть утра, не опаздывай, потом получишь наряд на работу и специальную одежду. Старайся не опаздывать, ждать тебя никто не будет. Когда завтра освобожусь, побеседуем. Все вопросы сестре Абигайль, – и сестра Золано удалилась, тихо шурша полой рясы.

Я молча развернулся к второй женщине. Точнее молодой девушке. Её простое лицо было сосредоточено, ладони сложены на груди, глаза опущены. Я заметил, что кожа на кистях рук была грубой и сухой, ногти обрезаны максимально коротко. М...да, белоручек здесь не держат.

– Простите, сестра Абигайль, не подскажете, где я могу умыться с дороги и ...

– Брат Холиен, отхожее место во дворе справа от дорожки, по которой мы шли. Возьмите свечу, там темно. Умываться можете в комнате, там есть таз, кувшин и льняное полотенце. Вода во дворе в колодце.

– Спасибо, дорогая, а мыло или что-нибудь его заменяющее?

Лицо Абигайль потемнело, ладошки сжались в кулачки.

– Брат Холиен, в таком тоне недопустимо обращаться к сёстрам обители! Вы – новичок, поэтому на первый раз простительно. Называйте меня сестра Абигайль и никак иначе. По территории днем вы можете ходить свободно, кроме корпуса с кельями сестёр. С наступлением ночи ваши перемещения ограничиваются крылом наёмных работников, то есть этим зданием и двориком. Наряд на работу получите завтра после завтрака, спокойной ночи, – и девушка, круто развернувшись, открыла в дверь и канула в темноту. Обиделась. Но я же не знал.

Тяжесть внизу живота напомнила о новых, не совсем приятных, способностях моего персонажа, и, плюнув на умывание я пошел искать сортир. Выйдя во двор, я убедился, что, не смотря на все три взошедшие луны, освещенность места оставляет желать лучшего. Множество высоких и густых деревьев, растущих на каждом свободном клочке территории, заставили меня пожалеть о не взятой из комнаты свече. Усилившееся бурление в животе подстегнуло мои мыслительные способности и напомнило, что двигаться нужно вправо, по совету сестры Абигайль. Вскоре характерный запах привёл меня к внушительному сооружению у забора с несколькими дверями на задвижках. Хм, серьёзно тут у них. Классических окошек в виде сердечек в дверях не наблюдалось, как и дополнительного освещения. Торопливо войдя в крайнюю из дверей, я не стал её закрывать. Так создавалась хоть какая-то иллюзия света. Внутри пришлось сразу зажмурить заслезившиеся глаза. Я постарался ногой осторожно прощупать пространство впереди себя. Слава богам, ветерок, ворвавшийся в распахнутую дверь позволил мне всё-таки открыть глаза и осторожно водрузить свою тушку на помост. Потолки туалета были высокими, и я без помех подготовился к исполнению первого в Небытии акта дефекации. Свершившееся вскоре событие, не скрою принесло мне значительное облегчение. И даже не неприятные запахи, не скрипучие доски помоста, не темнота – не омрачили моего счастья. Их омрачила вполне трезвая и конкретная мысль о том, что я забыл о самом важном. Дело сделано, а средств гигиены в данном помещении не наблюдается. Да и откуда им взяться, книгопечатание в зачаточном состоянии, бумага дорогая, а ближайшие растения с широкими и мягкими листьями – в лучшем случае растут у забора. Успокаивая себя тем, что темнота всё спишет я привстал, поддерживая штаны правой рукой, и намереваясь, аккуратно сойдя с пьедестала, просеменить к искомым растениям. Естественно, при этом мысли мои были полы мало цензурных выражений и словосочетаний. И, скорее всего, моя ночная эпопея закончилась бы успешно. Если бы. Если бы, Аннушка не разлила масло (6).

Очередной порыв так помогавшего мне ветра с силой захлопнул дверцу туалета. Скорее от неожиданности, чем от страха, я суетливо сделал шажок вперёд. Ограниченные спущенными штанами ноги, сделали это по-своему. Подошва правой сандалии встретила пустоту. Я покачнулся, взмахнул руками. Просторное помещение не позволило опереться даже на стены. Левая нога скользнула на доске. "Боже, какой позор!" – недоумённо пронеслась мысль у меня в голове. Одновременно с ударом моей головы и лопаток раздался страшный треск досок. Угасающее сознание успело уловить потрясающую вонь, а уши – влажный хлюп. И всё померкло.

Вы умерли, захлебнувшись фекалиями в бессознательном состоянии в отхожем месте обители Трёх Сестёр. Вы будете возрождены через час в десяти шагах от места гибели.

Твою мать! Я лежал в зарослях так вожделенного мной лопуха у забора. Три луны насмешливо и весело светили надо мной. Хотелось смеяться и плакать. О, боги! Умереть в сортире. Победить лесного кота, выше себя уровнем и умереть в сортире, захлебнувшись дерьмом! Эпический провал миссии. Я с недоумением ощутил у себя на губах глупую улыбку. Немедленно вскочив, я придирчиво обнюхал рукава куртки. Фух, эта игровая условность работала. Чистый и без запаха. Иначе осталось бы только пойти и зарезаться от стыда. Но и это здесь невозможно.

Я пошагал в свою комнату, решив плюнуть на умывание и обходя колодец стороной. Сегодняшней ночью моя удача явно взяла отгул. В небольшой, три на три метра комнатке стоял добротный топчан с матрацем, набитым соломой и грубым шерстяным одеялом. Рядом стоял небольшой стол-бюро и колченогий табурет. На столе свеча в медном подсвечнике с удобной ручкой и поддоном. Тебя то мне, дорогая, так не хватало час назад! В противоположном углу комнаты на деревянной потемневшей колоде стоял небольшой медный таз и узкогорлый кувшин. Рядом на крюке висело серое льняное полотенце. Под ним на небольшой полочке я рассмотрел небольшую деревянную коробочку с двумя отделениями. В одном густая зеленоватая масса, пахнущая травами. Скорее всего, местный аналог мыла, в другой стопка плотных мягких лоскутков, на вид – из прессованного мха. Взяв одну в руки, я, пристыжённый уселся на топчан. Свеча уже почти догорела за время моих туалетных приключений. Лопушки, листики, газетки. Да то, что я держал в руках, с точки зрения прогресса личной гигиены, было просто революционным! Это и прокладка, и туалетная бумага, и тампон для раны и... чёрте что ещё! Я почувствовал, как краска заливает моё лицо. Надо было утонуть в сортире, обязательно надо. Что бы понять, что я со всем своим опытом врача 21 века здесь не прогрессор, а диковинка. И учиться у местных мне придётся заново. Только старт будет легче. В этом мне подспорьем базовые знания анатомии и физиологии, микробиологии и химии. Но, чувствую, будет трудно.

Так, за размышлениями о будущем, незаметно наступила полночь. Время собирать камни.

00:00 Закончился второй день пребывания в Небытии. Получено за сутки 34900 очков ЭП (Emotional gaming points). Получен уровень...получен уровень... получен уровень...ваш уровень 36. Шкала опыта 4003700. Премиальные очки характеристик 22. Нераспределенных очков характеристик 22. Система ценит юмор, и вы получаете +1 к характеристике Удача. Вы достигли 25 уровня! Вы достигли 35 уровня! Вы можете выбрать два ремесла из списка: травник, костоправ, хиромант, аурен.

Есть! Есть справедливость на свете. Надо распределить очки характеристик. Сегодняшний позор доказал, что с ловкостью у меня... никак. Поэтому всё в ловкость. Может и глупость совершаю, но в ближайшее время длительные автономные переходы мне не грозят, поэтому выносливость подождёт. Силу я в святилище и так приподнял больше всех. Интеллект на уровне, благодаря поясу. Так, выбор ремёсел. Пока двигаемся по пути целителя, логично выбираю травника и костоправа. Что такое хиромант и аурен – разберусь позже. Ну ка, посмотрим:

Эскул, Клирик, Знахарь Ур. 36

Раса человек, квартерон,

Сила 42

Выносливость 33(+25%)

Ловкость 60 (+25%)

Интеллект 40

Удача 2

Магия жизни: Подмастерье.

Магия разума: Подмастерье.

Да, что ещё нужно для хорошего настроения и глубокого сна. Правильно. Чувство глубокого удовлетворения от распределённых характеристик. Спокойной ночи, Эскул.

(1) Асептика и антисептика – Асептика – комплекс мероприятий, направленный на предупреждение попадания микроорганизмов в рану. Асептику следует отличать от антисептики, которая имеет цель уничтожить возбудителей воспаления, уже имеющихся в ране, посредством определённых химических веществ.

(2) Цирюльник -через польск. cyrulik от лат. chirurgus – исторически парикмахер и банщик, владеющий элементарными приёмами врачевания, имел право, кроме мытья, заниматься массажем, стричь, брить, вправлять вывихи, накладывать перевязки при переломах и ранах, вырывать больные зубы. Главная его деятельность, помимо стрижки и бритья, состояла в кровопусканиях.

(3) Навья – дух смерти, дух умершего иноплеменника. Может насылать болезни на людей и домашний скот, а также стихийные бедствия. Является в обличии умершего человека. Поведение его во многом определяется родом его смерти (естественной или безвременной, неестественной)

(4) Доппельгенгер – нем. Doppelgänger – "двойник" -двойник человека, появляющийся как тёмная сторона личности в противовес ангелу-хранителю. Не отбрасывает тени и не отражается в зеркале. Его появление зачастую предвещает смерть того, кого копирует доппельгенгер.

(5) Лич – англ. lich или lych, или нем. leiche – "труп– в маг-некромант, ставший нежитью, после смерти или вместо смерти.

(6) "Аннушка уже разлила масло" – у Михаила Афанасьевича Булгакова в оригинале романа "Мастер и Маргарита": "Аннушка масло уже купила, причем не только купила, но и пролила". В переносном смысле используется для обозначения того факта, что какая-то неприятность уже подготовлена и избежать ее не удастся.