Текст книги "Дары и анафемы"

Автор книги: Андрей Кураев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ВЕТХИЙ ЗАВЕТ: БОГ-РЕВНИТЕЛЬ

Тексты Ветхого Завета говорят нам вполне прямо: Да, Бог есть любовь. Да, Бог явил Свою любовь делами. Он свободно, не понуждаемый никем и ничем, создал мир и человека, Он по Своей любви даровал нам пророков и Закон. И ещё Он принёс людям величайший дар – свободу[124]124
  Далеко не все богословско-философские школы ислама считают человека свободным, утверждая, что Бог является непосредственной причиной всех событий. Так, Аль-Газали в трактате “Воскрешение наук о вере” соотношение мира и Бога рисует таким: “Солнце, луна и звезды, дождь, облака и земля, все животные и неодушевлённые предметы подчинены другой силе, подобно перу в руке писца. Нельзя верить, что подписавшийся правитель и есть создатель подписи. Истина в том, что настоящий создатель её – Всевышний. Как сказано Им, Всемогущим, “и не ты бросил, когда бросил, но Аллах бросил”” (Цит. по: Степанянц М. Т. Философские традиции Индии, Китая и мира Ислама // История философии. Запад-Россия-Восток. Кн. 1. М., 1995, с. 413). Человек – место приложения силы Аллаха: “Как вы веруете в Аллаха? Вы были мёртвыми, и Он оживил вас, потом Он умертвит вас, потом оживит, потом к Нему будете возвращены” (Коран 2,26). Ветхозаветное же утверждение вполне определённо: Бог “от начала сотворил человека и оставил его в руке произволения его” (Сир. 15,14 – 15).


[Закрыть].

Трудно ли было Богу с людьми? – Да. При всей Его надмирности Он говорит, что не может быть вполне безмятежен и покоен без человеческой любви… Он не просто даёт Закон. Он умоляет людей не забывать Его. Ему трудно с людьми. Читая Ветхий Завет, без преувеличения можно сказать: люди доводят Бога до слез. Как же должны были вести себя люди, и как близко должен быть к ним Творец – если однажды Библии приходится свидетельствовать: «и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своём» (Быт. 6,6).

И все же любовь Бога к людям, как она известна в Ветхом Завете, не сделала Бога человеком[125]125
  Подробнее о религии древнего Израиля см. главу «Жесток ли Ветхий Завет?»


[Закрыть].

Где же в мире религий есть представление о том, что любовь Бога к людям столь сильна, что она ввергает Самого Творца в мир людей? Есть много мифов о воплощении богов в мире людей. Но это всегда воплощения неких “вторичных богов”, это повести о том, как один из многих небожителей решился прийти к людям, в то время как Божество, почитаемое в данной религиозной системе как источник всякой жизни, так и не перешло за порог собственного всеблаженства. Ни Прометей, умирающий ради людей, ни Гор, чья жертва была столь ценима египтянами, не воплощают в себе Абсолютное Божество. Один (Вотан, Водан), распявший сам себя на мировом древе Иггдрасиль[126]126
  «Знаю, висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей, пронзённый копьём, посвящённый Одину, в жертву себе же, на дереве том, чьи корни сокрыты в недрах неведомых» (Старшая Эдда. Речи Высокого, 138).


[Закрыть], тоже не Абсолютен. Один проводит себя через мучения рад приобретения недостающего ему знания рун и заклинаний[127]127
  «Никто не питал, никто не поил меня, взирал я на землю, поднял я руны, стеная их поднял – и с древа рухнул… Девять песен узнал я… Стал созревать я и знанья множить» (Там же, 139-141).


[Закрыть]. Перед нами жертва себе и ради себя. Добровольное погружение себя в боль – это одно из традиционных средств шаманской инициации[128]128
  «Добровольное ритуальное мученичество имеет целью вызвать у себя экстатическое состояние, т.е. является формой камлания» (М. И. Стеблин-Каменский. Старшая Эдда // Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М., 1975, с. 671).


[Закрыть]. И раз Один нуждается в таком опыте для приобретения недостающего ему знания – значит, он не может восприниматься как Изначальная Полнота.

В народных религиях (язычество=народность) страдают герои и полубоги. Но подлинно Высший не делает Себя доступным человеческой боли. Где же мы можем найти представление о том, что не один из богов, а Тот, Единственный, вошёл в мир людей?

«БХАГАВАД-ГИТА»: «ИНДИЙСКОЕ ЕВАНГЕЛИЕ».

Эта идея есть в кришнаизме, где Кришна понимается как Личный и Единый Бог-Творец. “Бхагавад-гиту” нередко называют “индийским евангелием”. Эта книга[129]129
  «Идейное ядро учения Гиты было создано и зафиксировано в виде текста в III-II в. до н.э. В этой первоначальной форме текст памятника не сохранился, и о его составе мы можем строить лишь более или менее правдоподобные догадки. В течение последующей тысячи лет с лишним лет – до IX в. н.э., времени окончательной фиксации текста поэмы, – Гита продолжала расти за счёт вставок, объём и характер которых оценить практически невозможно» (Семенцов В. С. Бхагавадгита в традиции и современной научной критике. М., 1985, с. 15). См. также: Семенцов В. С. К постановке вопроса о возрасте Бхагавадгиты // Классическая литература Востока. М., 1972; перепечатка в издании: Бхагавадгита. Перевод с санскрита, исследование и примечания В. С. Семенцова. М., 1999, сс. 243-255.


[Закрыть] действительно проповедует великую идею: к Богу надо подходить с любовью. Не технология медитаций и не жертвоприношения животных приближают человека к Богу, а любящее сердце. Эта идея не была чем-то новым в сравнении с проповедью более древних ветхозаветных израильских пророков. Но для Индии она была вполне революционна.

“Бхагавад-гита” повествует, что “Верховный Господь” Кришна не просто создал мир и не просто дал откровение. Он лично, непосредственно, принёс его людям. Он стал человеком. И даже не царём – а слугой, возничим.

И однако при знакомстве с этой книгой остаются вопросы. Во-первых – стал ли Кришна человеком вполне и навсегда? – Нет, лишь на время урока он казался человеком. Его подлинные облики совсем не-человечны[130]130
  “Твой великий образ со многими очами, устами, о долгорукий, со многими руками, бёдрами, ступнями, со многими туловищами, со многими торчащими клыками узрев, миры трепещут, я – также… Все сыновья Дхритараштры спешат вступить в Твои ужасные, с торчащиим клыками зевы; вижу, иные повисли между зубов, с размозжёнными головами. Как мотыльки, в блестящее пламя попав, гибелью завершают стремленье, так на гибель вступают миры в твои зевы, завершая стремленье. Ты, облизывая со всех сторон миры, их поглощаешь пламенными устами; наполнив сияньем весь мир, твой страшный жар его раскаляет, о Вишну! Поведай, кто ты, ужаснообразный, смилуйся, владыка богов; постичь не могу Твоих проявлений” (11. 23-31). Ответ же: “Я Время, продвигаясь, миры разрушаю, для их погибели здесь возрастая” (11.32; в переводе В. С. Семенцова: «Время Я – мира извечный губитель. Весь этот люд я решил уничтожить» (Семенцов В. С. Бхагавадгита в традиции и современной научной критике. М., 1985, с. 100). Впрочем, надо помнить, что перед нами не столько описание божества, сколько конкретный рецепт по разрушению обыденного состояния сознания адепта с тем, чтобы, обнажив его от всех привычных стереотипов, ожиданий и образов, поставить по ту сторону всех различий, что, в понимании индийской философии, и есть погружение в Абсолютное… В. Семенцов полагает (в отличие от современных кришнаитов), что в «Бхагавадгите» представление о Кришне как о Благом Боге, личном Бхагаване предлагается лишь в качестве более лёгкого и начального пути духовного восхожения, в то время как более продвинутые адепты должны все равно подойти к традиционно упанишадической пантеистической идеи о безличностном Брахмане (см. с. 105). Таким образов, Гита оказывается «йогой для дилетантов в виде простых домохозяев,… не имевших возможности посвятить духовной тренировке все своё время» (с. 102 и 105). Пантизм «зачёркивает весь мир объективных вещей и хочет укрепиться в абсолютном „знании“. Однако живой человек, ещё не вполне отрешившийся от последних остатков своей человечности, с трудом переносит температуру абсолютного совершенства: ему холодно и хочется чего-нибудь потеплее. Душа отогревается образами, и прежде всего образом доброго, милостивого божества, которое помогает и спасает. Поэтому Шанкара, комментируя Гиту, допускает Бхагавана» (с. 111).


[Закрыть], и он пользуется человеческим обликом лишь как прикрытием, которое позволяет ему ближе подойти к людям.

И человеческая плоть, равно как и человеческая душа, не взяты им в Вечность. Ему не было трудно быть человеком, и сам он не испытал ни человеческой боли, ни человеческой смерти…

Он заповедует людям любить его. Но любит ли он сам людей – остаётся не вполне ясным; в “Бхагавад-Гите” нет ни одной строки о любви к людям.

Сюжет “Бхагавад-гиты” строится вокруг юного воина Арджуны, который должен силой отстоять своё право на наследство, отнятое у него недобросовестными родственниками. С помощью Кришны Арджуна собирает огромную армию. Но, перед самой битвой, выйдя на поле предстоящего боя, Арджуна всматривается в ряды своих врагов и вдруг осознает – с кем же ему предстоит сражаться, и тогда по-человечески потрясённо говорит: “При виде моих родных, пришедших для битвы, Кришна, подкашиваются мои ноги, во рту пересохло. Дрожит моё тело, волосы дыбом встали. Стоять я не в силах, мутится мой разум. Не нахожу я блага в убийстве моих родных, в сраженье. Те, кого ради желанны царство, услады, счастье, в эту битву вмешались, жизнь покидая: наставники, деды, отцы, сыны, внуки, шурины, тести, дяди – все наши родные. Их убивать не желаю. После убийства что за радость нам будет? Ведь погубив свой род, как можем счастливыми быть? Горе, увы, тяжкий грех мы совершить замышляем: ради желания царских услад погубить своих кровных. Так молвив, в боренье Арджуна поник на дно колесницы, выронив лук и стрелы; его ум потрясён был горем” (Бхагавад-гита. 1. 29-47).

Человек испытывает боль и сострадание. А божественный Кришна? В эту минуту он находит для человека такие слова: “Покинув ничтожную слабость сердца, восстань, подвижник! Ты сожалеешь о тех, кому сожаленья не надо: познавшие не скорбят ни о живых, ни об ушедших. Эти тела преходящи, именуется вечным носитель тела. Итак, сражайся, Бхарата! Рождённый неизбежно умрёт, умерший неизбежно родится; о неотвратимом ты сокрушаться не должен” (1.3,18,26). Все это Кришна говорит “как бы с улыбкой” (2,10). “И без тебя погибнут все воины, стоящие друг против друга. Поэтому – воспрянь, победи врагов, достигни славы, насладись цветущим царством, ибо Я раньше их поразил, ты будь лишь орудием, как воин, стоящий слева. Всех богатырей, убитых Мною в сраженье, рази не колеблясь” (11.32-34).

Не буду вступать в спор с философией, которая стоит за этими словами. Скажу лишь, что такая улыбка непредставима на лике Того, Кто плакал на пути к гробнице Своего друга Лазаря (см.: Ин. 11, 35). Такой совет невозможен в устах Того, Кто сказал о каждом человеке: Так как вы сделали это одному из братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф. 25, 40).

И в божестве, которое благословляет на массовые убийства ради исполнения кармически сословного долга, нельзя признать Бога Любви[131]131
  “Убийство в бою во имя религиозных принципов и убиение животных на жертвенном огне не считаются актами насилия, ибо совершаются во имя религиозных принципов и являются благом для всех. Принесённое в жертву животное сразу же получает жизнь в теле человека, не проходя медленной эволюции от одной формы жизни к другой. Кшатрии же, убитые в бою, как и брахманы, совершающие жертвоприношения, попадают на райские планеты”, так толковал Бхагавад-Гиту основатель современного кришнаизма “Его Божественная милость” Шрила Прабхупада (Шрила Прабхупада. Бхагавад-гита как она есть. Глава 2. Обзор Бхагавад-гиты. Текст 39).


[Закрыть]…

Греческие боги и герои – и те проявляли в подобных ситуациях больше человечности: Антигона сказала своему брату Полинику, пробуя отговорить его от мести другому брату те слова, которых не смог сказать Кришна – «Зачем же гневу поддаваться вновь? Какая польза родину разрушить» (Софокл. Эдип в Колоне, 1469-1470).

И ВСЕ-ТАКИ ЕВАНГЕЛИЕ…

Итак, высшая богословская формула гласит “Бог есть любовь”.

Мы уже много говорим о любви, но ещё не дали её определения. Что ж, самую глубокую формулу любви можно почерпнуть из Евангелия: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). Подлинная любовь стремится отождествить себя с любимым человеком. Здесь поистине двое в одну плоть да будут (см.: Быт. 2, 24)[132]132
  Надо заметить, что в ветхозаветном языке слово плоть не имеет привкуса противопоставленности душе, как в патристическом языке, но означает просто “живое существо”.


[Закрыть]. В любви расширяется нервная периферия любящего и вбирает в себя боли и радости любимого человека. И потому путь любви – это вынесение своего жизненного центра из себя в другого. Это дарение, отдача, вверение, жертва.

Такой любви к людям не открывает ни один богословский образ во внеевангельском мире. И мы спрашиваем Бога Евангелия: “Как Ты любишь людей?” И Он отвечает: “До Моей смерти…” Его любовь не только создала мир. Его любовь не только подарила людям свободу. Его любовь не только дала нам Закон. Его любовь не только даровала нам пророков и мудрость. Его любовь не только приняла человеческий лик. Он не казался – Он стал человеком. “Всю тебя, земля родная, в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя” (Ф. Тютчев). И Его любовь к нам пошла до конца, до предельной точки, до полной отдачи Себя, до полного отказа от Себя, до жертвы и смерти. “Как будто вышел человек, и вынес, и открыл ковчег, и все до нитки роздал” (Б. Пастернак)…

Любить означает вобрать в себя как свои беды и радости любимого. И последнее, пожалуй, сложнее первого. «Плакать с плачущими нетрудно, а радоваться с радующимися (Римл. 12,15) не очень легко: мы легче сострадаем находящимся в несчастьи, нежели сорадуемся благоденствующим. Зависть и недоброжелательство не дозволяют не очень любомудрому сорадоваться благоденствующим. Поэтому будем стараться сорадоваться благоденствующим, чтобы очистить свою душу от зависти» (свт. Иоанн Златоуст)[133]133
  Свт. Иоанн Златоуст. Творения. т. 2. кн. 2. Спб., 1896, с. 664. См. также: т. 9 кн. 2, Спб., 1903, сс. 767-768.


[Закрыть].

Любовь сорадовательная выше любви сострадающей и реже её. Если я узнал, что у моей сотрудницы (которую весь наш дружный коллектив по праву – как нам кажется – терпеть не может) погиб сын, то даже я смогу испытывать к ней чувство сострадания. И наличие этого сочувствия никак не будет свидетельством того, что я достиг нравственных высот. Труднее было бы разделить её радость, а не её скорбь. Например, если однажды я узнаю, что Фонд Сороса[134]134
  Странно, но по гречески soros – это погребальная урна…


[Закрыть] выделил ей десять тысяч долларов на издание её никому не нужной книжки – смогу ли я ликовать вместе с нею? О, нет, скорее в то время, как она будет от счастья по потолку бегать, я будут шествовать зелёным как её доллары…

Сорадование редко. А Христос умел сорадоваться с людьми. И первое Своё чудо Он сотворил в атмосфере радости. Не на кладбище произошло первое чудо Спасителя, а на брачном пиру в Кане Галилейской…И самую главную радость Бог разделяет с людьми: на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии (Лк. 15,7).

Этот Бог – есть Любовь; Он не просто любит, Он есть Любовь. Он не просто имеет любовь, не просто проявляется в любви: Он есть Любовь.

Что ж, мы начали свой разговор с сомнения в том, что религии можно сравнивать между собой. Но стоило нам разговор о религиозных верованиях перенести в ясную сферу разума, рациональных аргументов, формулировок и сопоставлений, как выяснилось, что религии сравнивать можно, и что при этом сравнении различия между религиями можно выражать в оценочной форме.

Именно обращение к тому чувству человека, тому стремлению человеческого сердца, которое является наиболее таинственным и наименее рациональным – чувству любви – помогло нам найти способ вполне рационального сопоставления религий между собою. И когда я говорю, что христианство – не просто одна из религий, но что это высшая религия, “абсолютная религия” (скажем так вслед за Гегелем), единственная религия, предлагающая действительно достойный образ Бога, то я так говорю не потому, что к столь высокой оценке меня понуждает моя собственная принадлежность к христианству. Этот вывод понуждает сделать обычная человеческая логика. И обычная человечность. И обычное свободомыслие.

Да, чтобы замечать и понимать очевидное, сегодняшнему человеку надо проявить недюжинную способность к свободному, независимому мышлению. Общественные моды, идеологии и газеты уже многие годы внушают нам идею “равенства религий”[135]135
  Рекламная заметка о «Богородичном центре» в популярной питерской газете завершается словами: «Любое начинание, в том числе и в духовной сфере, нуждается в поддержке и в помощи» (Лаврова Н. «Матерь Божия, к стопам твоим припадаем» // Смена 12.8.1992). Это – о псевдоправославной (на деле – оккультной) секте, призывающей проклясть матерей: “Писание открывает страшнейшую греховную суть зачатия. Мать передаёт грехи… Опомнимся, очнёмся! Близка гибель, катастрофы, землетрясения. А мы славим тех самых нечестивых матерей, которых ныне нужно призвать к покаянию” (еп. Иоанн Береславский. Исповедь раненого сердца… М., 1991, с. 145). «В подсознании (матери) вынашивается одна мечта: выставить гениталии сына на вселенскую витрину, на показ всему миру, а потом оторвать» (Иоанн Береславский. Исповедь поколения. М., 1991, с. 16).


[Закрыть]. Их излюбленный “религиоведческий” тезис ироничный Честертон резюмировал так: “Христианство и буддизм очень похожи друг на друга; особенно буддизм”[136]136
  Честертон Г. К. Вечный человек. М., 1991. с.452. «В смысле духовного утончения Восток выше Запада» (Е.И. Рерих – В. Л. Дудко. 8.6.1944 // Новая эпоха. № 1 (24), 2000, с. 82).


[Закрыть]. Но если к религиям относиться неидеологично, если не усматривать в них прежде всего идейный фундамент некоего тотально-общепланетарного “нового мирового порядка”, если не превращать их в политических заложников человеческих утопий, то обычное чувство реализма внятно поясняет: религии различны. Религии бывают более высокими и более плоскими. И при всем многообразии человеческих религий только христианство узнало и возвестило о том, что же означает величайшее религиозное открытие. Открытие того, что Бог есть Любовь.

Слово Бог означает здесь – «Дух всюду сущий и единый, Кому нет места и причины, Кого никто постичь не мог, Кто всё Собою наполняет, Объемлет, зиждет, сохраняет, Кого мы называем – Бог!» (Г. Державин). Если кто-то из читателей предпочитает язык философии языку поэзии – в переводе это означает следующее: «Философский теизм означает философскую концептуализацию существования и природы Бога как абсолютной, трансцендентной по отношению к миру духовно-личностной действительности, выступающей как безусловный источник всего небожественного сущего и сохраняющей действенное присутствие в мире»[137]137
  Кимелев Ю. А. Философский теизм. Типология современных форм. М., 1993, с. 5.


[Закрыть].

Любовь же означает… Впрочем, воздержимся от полной «расшифровки» этого таинственного слова. Просто осознаем, что выбор между язычеством и христианством – это выбор между автоматизмом «кармического закона» и тем видением отношения Бога и мира, о котором сказал Пастернак: «Мирами правит жалость. Любовью внушена Вселенной небывалость и жизни новизна».

УСТАРЕЛ ЛИ НОВЫЙ ЗАВЕТ?
В ГОСТЯХ У «ХРИСТА»-ВИССАРИОНА

Человек я в определённом смысле уникальный. Лично про меня написано в Евангелии. Там целая глава посвящена беседе Христа со мною. Так приятно было читать: “И сказал Сын Человеческий кандидату богословия…”. Евангелие это, правда, было не от Матфея и не от Иоанна. Оно называлось «Последний Завет. Повествование от Вадима» (ч. 5, гл. 17).

Христом же называл себя Сергей Тороп, некогда служивший участковым милиционером в Минусинске, а после пребывания в психиатрической лечебнице ощутивший себя Христом, господом Второго Пришествия, творцом Третьего Завета. Имя он себе взял новое – Виссарион.

Наша беседа длилась четыре часа. Прежде всего меня интересовал вопрос – что же именно нового возвещает Виссарион, чем он считает необходимым дополнить Новый Завет. С этим вопросом я обращался к нему несколько раз. Его первые ответы меня не устраивали. Все то, что казалось новым бывшему милиционеру, не было новым для меня как для человека, который начал собирать библиотеку по истории религии ещё в те годы, когда новый «Спаситель» ещё нёс патрульно-постовую службу… Проповедь любви и примирения? – Это уже было у пророков и в Евангелии. Враждебность богов Ветхого и Нового Заветов? – Это уже было у гностиков. Идея кармы? – Это было в религиях Индии. Перевоплощения? – И эта идея не настолько нова, чтобы ради неё стоило бы вновь Христу приходить на землю. Что же именно столь насущного, столь разительно нового настало время возвестить людям, что для этого понадобилось устраивать “Второе Пришествие Христа”?

В конце концов Виссарион так сформулировал “научную новизну” своей проповеди: “Религии Востока учили, что перевоплощений бесконечное множество. Христиане вообще отрицают перевоплощения. Я же возвещаю, что неправы и те, и другие. Перевоплощения есть – но их всего семь. Каждой душе даётся только семь попыток”. В самом деле: традиционное христианство считает, что человек обретает ту или иную вечность по итогам одной своей жизни (Человекам положено однажды умереть, а потом Суд – Евр. 9, 27). Восточные религии говорят о миллионах перевоплощений. Традиционный христианский вариант слишком требователен и ответственен. Восточный – слишком утомителен. А вот семь попыток – это в самый раз… Для успеха на рынке – вполне достаточно. А для претензий на невиданную новизну – маловато…

И, конечно, его не слишком интересовал вопрос о том, можно ли вот так просто, механически, прислонить идею кармы и перевоплощения к Библии. Ибо именно знанием Библии, как оказалось, новый Мессия не обладал.

О том, что было в ходе нашей беседы дальше, считаю полезным сообщить, потому что уж очень это было типично. Те люди, что убеждены в своей способности “обновить” и “дополнить” христианство, как правило весьма плохо знают и христианство, и само Писание.

Так вот, наш разговор с Виссарионом естественно обратился к библейским текстам. И здесь оказалось, что передо мной собеседник, беседу с которым нельзя строить так же, как строятся беседы с протестантами. Я привожу ему какой-либо библейский текст, несовместимый с его воззрениями, а он мне в ответ: “Ну, ты же понимаешь, что Евангелия написаны обо мне. Но вот именно этого я не говорил. Это апостолы меня неправильно поняли. Я совсем иное имел ввиду”. Приводишь ещё какое-либо библейское место, и в ответ слышишь вопрос: “А у тебя есть грехи?”. На такой вопрос я, конечно, мог ответить лишь одно: “Вот этого у меня больше, чем хотелось бы”. Довольный моим признанием лже-мессия поясняет: “Ну, вот. А грешный человек не может чисто понимать слово Божие. У меня же нет грехов. И потому только я могу правильно понимать смысл Библии”.

И так я оказался в ситуации, более чем обычной для священника. Это обычная, вполне рядовая составляющая работы священника: объяснять человеку, что у него все же есть грехи. Приходит человек на исповедь, не понимая её смысла, не умея каяться и завляет: “А у меня нет грехов. Если кого и убивал – то только по делу”. Или же убегает от труда покаяния другим путём: торопливым признанием во всех грехах сразу (“Во всем грешна, батюшка”[138]138
  Один мой знакомый священник в такой ситуации спросил такую грешницу: “Говоришь, во всем грешна? А мотоциклы по ночам угоняла? Нет? Ну, значит тогда кайся в том, что действительно совершала”).


[Закрыть]). Или вместо своих грехов на исповеди начинает рассказывать о грехах других людей (“Я, батюшка, на днях согрешила, бранное слово сказала. Но она сама виновата. Она…” – и на полчаса рассказ о действительных и мнимых грехах соседки).

Что же, вот и передо мной оказался человек глубоко верующий в собственную непогрешимость. И мне нужно было показать ему, что у него недостаточно оснований для того, чтобы считать себя самого совершённым человеком и тем более Единородным Сыном Божиим. Конечно, его личные грешки меня не интересовали. Но дело в том, что на языке православного богословия грех это не только нарушение заповеди, это ещё и болезнь. Грех – это неполнота, ущербность. И вот эту неполноту жизни и мысли Виссариона надо было сделать очевидной. Самый простой и необидный путь к этому – это выяснить пределы его познаний.

Сначала я заговорил с ним о буддизме. Движение Виссариона именует себя “Общиной Единой веры”. Он утверждает, что нашёл путь к объединению всех религий, прежде всего – буддизма и христианства. Однако вскоре выяснилось, что о буддизме он не имеет просто никаких представлений. И это было настолько очевидным, что даже моему собеседнику стало понятным, что ему не следует выставлять себя знатоком буддизма. После того, как он признался в собственном незнании буддизма, я спросил его: “Как же Вы собираетесь объединять то, чего не знаете? И как Вы можете считать себя Мессией, Словом Божиим, Логосом, Разумом Божиим, если Вы не знаете того, что известно любому образованному человеку?”. Его ответ был весьма находчив: “Но ведь буддизм – это ложь. Мессия должен знать истину, но он не обязан знать ложь и грех”. – “Значит, Вы, объединяя буддизм и христианство, объединяете ложь с истиной?” – “Нет. О единстве я говорю только для привлечения большего числа людей. На самом деле истина только в христианстве, только в Библии и во мне”.

Тогда я перевёл разговор на такие предметы, незнание которых никак нельзя назвать похвальным. Оказалось, что ни древнегреческого, ни древнееврейского, ни латыни, ни современных европейских языков лже-мессия не знает. Для человека в этом нет никакого преступления[139]139
  Я сам отнюдь не полиглот, но в тот момент беседы мне сильно помог о. Олег Стеняев, задав Виссариону несколько вопросов на иврите.


[Закрыть]. Но тот, кто выдаёт себя за Христа – как же он не потрудился выучить родной язык истинного Спасителя? Неужели древнееврейский или древнегреческий языки – это тоже грех, прикосновение к которому оскверняет Мессию? Неужели Бог не знает человеческих языков и не понимает наших разноязыких молитв? Здесь в ответ уже было молчание.

Но кульминацией нашей беседы стал тот момент, когда Виссарион начал говорить о существовании множества богов. Услышав, что он проповедует обычный оккультный политеизм (Бог Ветхого Завета и Бог Нового Завета – это разные боги), я попросил его вспомнить десять заповедей. Эффект превзошёл все мои ожидания: оказалось, что мессия, выдающий себя за автора Библии, просто не знает десятословия. Он начал мямлить что-то насчёт “не убий ” и “не укради ”. Но первую заповедь он так и не смог назвать. Пришлось ему её напомнить: Слушай, Израиль. Я – Господь Бог Твой. Да не будет у тебя других богов пред лицом твоим. Эта заповедь сама по себе обличала многобожие Виссариона. Но то, что он не знал того, что знает наизусть обычный ученик обычной воскресной школы, что он не знает десяти Заповедей, обличило его претензии ещё больше и ещё скандальнее… Поняв это, он отказался предоставить мне видео и аудио записи нашей беседы, а вскоре они были уничтожены…

В ПОИСКАХ «ТРЕТЬЕГО ЗАВЕТА»

В этой встрече с человеком, претендующим на то, чтобы стать автором “Третьего Завета”, в наиболее яркой форме проявилось то, что заметно и в остальных религозных “новаторах”. Они берутся обновлять то, с чем сами знакомы весьма поверхностно. Иногда они просто не знают Библии и православия[140]140
  Например, вице-президент Международного театра Рерихов Л. Шапошникова путает Евангелие и апостольские послания, цитируя последние так: “Евангелие, Послание к Галатам, 5, 13-15" (см. – Л. Шапошникова. Новое планетарное мышление и Россия // Мир огненный. 1996, №3 (11), с. 17)… Мы не переросли Евангелие, а выпали из колыбели Евангелия и сильно ударившись головой, возомнили, что переросли Евангелие.


[Закрыть]. Иногда – намеренно искажают и то, и другое. Иногда же они не по своей воле пользуются антиправославными карикатурами, которые в их сознание вложил кто-то другой (инерция атеистического или сектантского воспитания, пресса, мода и т.п.).

В последнем случае разговор с таким “реформатором” может напомнить знаменитую беседу, ещё в прошлом веке произошедшую между неким священником и неким атеистом. При случайном знакомстве невер с некоторым апломбом продекларировал своё “свободомыслие”: “А знаете, батюшка, Вы, может, будете поражены, но я не верю в бога”. “Что ж, – спокойно ответил священник, – я тоже”. И затем пояснил поверженному в недоумение собеседнику: “Видите ли, я тоже не верю в такого бога, в которого не верите Вы. Я не верю в бородатого старика с дурным характером, которого Вы себе представляете при слышании слова Бог. Бог, Которому я служу и Которого проповедует моя Церковь – другой. Это Евангельский Бог Любви. Вы просто не ознакомились всерьёз с учением нашей Церкви, и потому, не зная истинный образ Бога, отвергаете ложную карикатуру на Него. И в этом Вы правы”.

Ошибка того атеиста была в том, что он вместо образа Бога Любви, вместо Христа составил в своём сознании образ полицейского надсмотрщика. Ошибка тех людей, которые намерены “дополнить” Евангелие, состоит в том, что они вместо образа Бога Любви тоже поставили некоего самодельного идола – на этот раз назвав его “Великим Учителем”. Если Христос всего лишь учитель и проповедник первого века, то при всем уважении к Нему вполне естественно дополнить Его проповеди, исходя из опыта, накопленного человечеством за последующие двадцать столетий.

Знания могут расширяться. Но можно ли сказать, что за эти века мы научились любить сильнее, чем Христос? Если бы Христос рассказывал людям о Божией любви – можно было бы надеяться на появление других проповедников, которые могли бы о том же предмете говорить не менее талантливо, но при этом беря примеры для своих притч из современного быта. Но Христос не рассказывал о любви Бога так, как рассказывают о чем-то объективно-внеположном, внешнем, отличном от самого рассказчика. Он не говорил о Боге так, как мы говорим о другом человеке и об особенностях его характера. Он – явил эту любовь Божию. Во Христе Бог не рассказал о Себе, а дал Себя людям.

И, значит, того, кто дерзнёт превзойти Христа, можно и нужно встретить простым вопросом: а точно ли твоя любовь превзошла любовь Христову? Не твоё красноречие интересует меня. Ты поясни: что не смогла исполнить Жертва Христова, и как же именно недостаток этой Жертвы ты собираешься восполнить своими речами? Ты уверен, что Бог что-то утаил, что-то не даровал нам в Жертве Своего Сына, и что теперь эту утаённую энергию Божией любви Бог дарует нам, воплотившись в тебя?

Хорошо, до Креста ты ещё не дошёл. Но даже в своей теории, в своём богословствовании – чем же ты превзошёл опыт христианского постижения тайны Христовой любви?

Ты намерен обогатить христианское богословие опытом, накопленным иными традициями и дать новое, не «средневековое» религиозное мышление. Ты считаешь, что Завет, некогда названный Новым, уже обветшал. Ты говоришь, что с Ветхим Заветом люди жили менее пятнадцати веков, а с Новым – уже двадцать. И задаёшь вопрос, который кажется тебе риторическим: На пороге третьего тысячелетия не настало ли время дать новое Евангелие, новую религию человечеству? Не естественно ли предположить, что настаёт эра Третьего Завета?

В самом деле – весь мир, некогда бывший «христианским», бурлит, ежегодно выплёскивая из котла своих религиозных поисков сотни новых сект, тысячи книг внезапно появившихся «учителей», «гуру», «контактеров», «чудотворцев», «пророков» и просто «живых богов». «Труд» (1.7.95) сообщил, что «на территории России, как утверждают статистики, действует сегодня около 300 000 народных целителей, ясновидящих, магов и астрологов». Триста тысяч святых и пророков! Спустя всего пять лет после отмены в России государственного безбожия уже на каждых триста пятьдесят человек приходится один «богоизбранный» чудотворец! И это вполне близко к стандартам современного «цивилизованного мира»: по утверждению американского сектолога Г. Дж. Берри «в одном только Лос-Анджелесе около тысячи активных „контактеров“[141]141
  Берри г. Дж. Во что они верят. М., 1994, с. 158.


[Закрыть]. И «информация», которая поступает ко всем этим людям «из глубин Космоса», в принципе одна: пора отложить в сторону Евангелие и перейти к оккультизму, который и будет «Третьим Заветом».

Я же эту «космическую информацию» встречаю простым вопросом: а возможно ли что-то действительно новое в религиозной истории человечества после Нового Завета? Может ли в принципе возникнуть некоторое более высокое представление о Боге, чем то, которое изложено на евангельских страницах? Можем ли мы представить себе религию, дающую более возвышенное понятие о Боге, чем то, что уже многие века хранится христианами?

Предположим, что это возможно. Предположим, что на пороге третьего тысячелетия по Рождестве Христовом человечество готово к принятию «Третьего Завета». Предположим, что в разных религиях мира хранятся кусочки единой мозаики и их можно сложить воедино, чтобы получить, наконец, целостный образ Божества.

Однако очевидно, что на этом пути «синтеза» и «эволюции» должно быть сохранено все лучшее, что было обретено и закреплено в прежних религиозных поисках человечества.