Текст книги "Последняя битва"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Иван посмеялся вместе, покачал головой, и, пропустив скоморохов вперед, придержал идущую вслед за телегой Ульяну:

– Подожди-ка, дева, разговор есть.

Глеб с Саввой тоже остановились, оглянулись – мало ли, прикажет что-нибудь господин?

Раничев махнул рукою:

– Идите вперед, не ждите. Рыжего догоняйте.

– А ты, батюшка?

– А мы никуда не денемся.

Парни ушли, и Иван искоса взглянул на девчонку:

– Вот что, Ульяна. Рыжего ты проучила неплохо, да и стоило, черт побери, но… Помирись. Нечего в отряде раздор да смуту вводить.

Ульяна неожиданно покраснела:

– Да я… я, боярин, и сама-то хотела… да ты вот вперед сказал…

– Ну теперь уж терпи до привала. Но – на привале чтоб замирились, лады?

– Да я ж сказала…

Девчонка не обманула, на привале, после того, как перекусили, улучив момент, поймала Осипа за кустами, схватила за руку:

– Ну не сердись, Рыжик! Ты ведь и сам виноват, первый начал.

– Чего, – Осип отвернулся. – Чего пристала‑то?

– Не сердись, говорю…

– Вот еще, сердиться.

– Ой, а на локте-то у тебя дырка… Давай-ко, заштопаю!

– Дырка? – Осип посмотрел на локоть рубахи, и в самом деле, давно уже изодравшийся. – И без тебя справлюсь.

– Да не дуйся ты!

– Да больно надо!

– Ну хочешь… хочешь, тебя поцелую?

– Ты?! Да упаси, господи!

Вымолвив эту фразу, Осип Рваное Ухо быстро понял, что сказал что-то не то. Ульяна дернула плечом и быстро пошла прочь.

– Эй, постой… Постой же!

Рыжий проворно бросился следом. И не только потому, что побаивался возможной реакции Раничева, хотя и это, что греха таить, сыграло свою роль, но большей-то частью из-за того, что вдруг ощутил, что – совершенно зря – причинил другому боль, как сказали бы святые старцы или тот же Глеб – «оттолкнул протянутую руку».

– Ух, еле догнал…

Осип уселся в траву, рядом с поспешно отвернувшейся от него девчонкой.

– Ну ты это… Того… Давай – мир, а?

– Мир? – Ульяна вдруг улыбнулась. – Давай!

Путешествие выдалось долгим, и слава Господу, что хоть погода благоприятствовала: в пути всего два раза случился дождь, да и тот переждали в Могилеве и Менске, а так почти все время держалось вёдро. Когда вышли лесами на Черную Русь, к Неману, все так же пекло солнце. Завидев реку, путники обрадовались, напоили коня да бросились наперегонки купаться. Все, естественно, кроме Ульяны – та купалась чуть в отдалении, за излучиной, впрочем, не очень-то и стеснялась.

Какой-то крестьянин, видать, из местных, поил на том берегу волов, распряженных с воза, полного душистого сена. Увидав купающихся, улыбнулся, снял шапку:

– Джень добже!

– И тебе добрый день, человече. Сенцо-то как?

– Доброе сенцо. Ужо, запродам в Гродно.

Гродно…

Раничев усмехнулся. Надо же, как далеко добрались! И ведь еще не конец.

– А давайте наперегонки, до крестьянина! – крикнул кто-то из ребят, и все трое, не сговариваясь, вспенили руками воду. Даже Глеб на какое-то время позабыл, что любое соревнование изначально – грех, именуемый гордыней. И между прочим, не простой грех, один из семи смертных.

Эх, как лихо писец кинулся в воду. И плавал, оказывается, неплохо – едва не опередил остальных. Осип уж как старался, а все же едва поспевал за Саввой – у того рука как раз поджила, и уж парень выкладывался как мог. Уступить этому рыжему? Ну уж нет, дудки! Да еще б и писца догнать – хоть тот и шустр. Ну еще раз, еще…

И только брызги заслоняли солнце, и теплая речная вода ласкала тело… И – рраз, и – рраз… Опа! А впереди-то, у песчаного бережка – никого! Ни рыжего нет, ни писца! Отстали!

– Ха-ха! – выбравшись на берег первым, Савва заскакал по песку, поджидая всех остальных.

Селянин, глядя на них, улыбался в длинные седые усы.

– А что дедушка, до города далеко? – спросил Савва.

– Да не так чтоб очень уж далеко, хлопче… Но и не близко. Ежели поспешите, к обедне будете.

– А ты сам-то частенько в город ездишь?

– Да не так уж… Все больше – в замок к господину.

– В замок? Во как! А где замок-то?

– Да на той стороне…

– Где мы, значит. Где-то мост есть?

– Та не мост, бродец. Тут недалече. Эвон, дубраву видите? – Селянин махнул хлыстом. – Вот там он и есть, бродец. Сейчас вот волов напою да двину.

– Ну, Бог в помощь.

– И вам того же, и вам.

– Может, еще и свидимся.

Молодые тела вновь исчезли в реке. Обратно плыли не торопясь, отдыхая. А потом, выйдя на берег, принялись помогать остальным – разводить костер, собирать хворост. Осип прошелся по бережку… и аж побелел, когда, невзначай обернувшись, увидел вдруг, как выходит из воды Ульяна.

– Ух ты! Ну и ну… Красивая…

И вздохнул. И целый вечер сидел спокойно – не кричал, не шутил, не корчил рожи. Лишь, подбрасывая в костер хворост, искоса посматривал на Ульяну. А та сидела молча, бесстрастная, как каменная половецкая баба.

– Ну, братие. – Раничев посмотрел на скоморохов. – Спасибо за компанию, дальше уж мы одни.

– Ой, господине, – покачал головою Онцифер Гусля. – Може, лучше мы с вами? Не так опасно.

– Не опасно? – Иван не выдержал, расхохотался. – Вот как раз с вами-то и опасно! А так… Я – знатный испанский трувер, менестрель, или по-немецки – миннезингер, а остальные – мои толмачи-певцы, приехали вот, развлечь во время великой войны верных вассалов славного Ордена святой Марии Тевтонской. Как думаете, рады мне будут в орденских замках?

Самсон хмыкнул:

– Развлечению всякий рад… Как бы вас вот только не схватили там, как соглядатаев.

– Чьих соглядатаев? Литовских?

– Да хотя бы, господине, и так. Повесят или головы поотрубают.

– Если узнают, – ухмыльнулся Иван. – Да только кто им расскажет?

– Ох, храни тебя Господь, господине. Мы здесь, в Гродно ждать будем. Дай Бог, все хорошо пройдет.

– Хорошо? А как же, Онцифер, а как же?! Сейчас вот менестрелей своих проверю… Эй, парни!

– Да, господине?

Подбежав, все трое поклонились.

– Чего с пустыми руками пришли? – Иван недовольно нахмурился. – Где инструменты? В телеге? Так забирайте… Нет-нет, только не гусли – лютня, свирель… ну тебе, Осип, колотушка… Только помни, колоти редко.

Парни разобрали инструменты, купленные Раничевым еще в Менске, на которых всю дорогу учились играть – в общем-то, если не считать напрочь лишенного музыкального слуха Осипа, получалось очень даже неплохо. На фестиваль «Рок против наркотиков», пожалуй, еще рановато ехать, но в каком-нибудь ночном клубе…

– Начали! – Иван хлопнул в ладоши.

Все трое поклонились. Глеб взялся за длинную свирель, Савва, опустившись на одно колено, пристроил на груди лютню, поднял глаза… И-и-и…

Громыхнул колотушкой Осип Рваное Ухо, нежный звук свирели наложился на томный лютневый перебор, а сверху того – голос Саввы. Надо сказать, довольно приятный такой тенорок.

 
Май, окруженный славой,
Привел с собой дубравы,
И в них с листвою новой
Покрыты все деревья…
Вновь
Конец зиме суровой!
 

Пели – естественно, по-немецки, что достали, то есть что удалось купить на листках по дороге на рынках да еще то, что было прихвачено с собой из дому. Раничев не знал ни сочинителя, ни приблизительного мотива, вот и переделывал на свой страх и риск, примерно на мотив «Аббы». В общем, на первый взгляд, выходило неплохо.

– Славно, славно! – одобрительно воскликнули скоморохи. – Жаль вот, не понимаем почти ничего. А мотив славный. И голос… Савушка, после, как все кончится, приходи с нами петь, не обидим! Молодцы парни, даже рыжий – уж такие рожи скорчит, хоть стой, хоть падай! Что и говорить – скоморохи.

– Не, ребята, – подняв вверх большой палец, засмеялся Иван. – Мы никакие не скоморохи, мы – миннезингеры!

Вечером уже остановились на ночлег в леске, не доезжая до Гродно. Чей был лесок, неизвестно, но явно чей-то был, потому опасались – громко не разговаривали, песен не пели, а, наскоро перекусив, улеглись спать. Шалашей не ставили – тепло было кругом, душно даже, укрылись плащами, Ивану же – господину – предоставили было телегу, да тот отказался:

– Лучше с вами в траве посплю – уж так духовито!

И впрямь, вокруг пахло сладким клевером, мятой, высохшей на солнце смолою и еще чем-то таким же успокаивающим и приятным. Вдалеке щебетали ночные птицы, где-то закуковала кукушка – оп, и перестала, видать, спугнул кто-то – а над головою в бездонной черноте неба сверкали большие желтые звезды. Такой же сверкающе желтый месяц зацепился рогом за вершину высокого дуба, благостно было кругом, покойно и чудно.

Раничев невесело усмехнулся: наверное, это последняя такая ночевка – спокойная. Как-то там будет в немецких землях? А ведь скоро уже, скоро… Иван уже почти уснул, как вдруг почувствовал, как кто-то дернул его за рукав, и, вздрогнув, повернул голову. Рука словно сама собой легла на эфес сабли – все спали с оружием.

– Спишь, боярин? – тихо прошептал девичий голос.

Иван улыбнулся: Ульяна.

Спросил так же тихо:

– Чего не спишь, дева?

– Не спится. Отойдем во-он хоть к тому дубу. Только тихо.

– К дубу? Зачем? – скривил губы Раничев.

– Не бойся, боярин, я не стану отдаваться тебе, не до того сейчас. Дело есть посерьезнее.

В приглушенном шепоте девушки слышалась нешуточная тревога.

– Вот как?

Иван быстро поднялся и вслед за Ульяной направился к дубу. Вернее, шел он один, девчонка, убежав вперед, уже поджидала на месте.

– Вот! – Без лишних слов она протянула Раничеву небольшой свиток. – Читай.

Иван развернул лист, встал в лунном свете. Буквы еле виднелись, сливались – Иван нащупал на поясе огниво, зажег трут – написано было достаточно крупно, и теперь можно было прочесть, хотя и с трудом: «Иванко Петров сын Раничев, болярин рязанский, Витовту князю Великому челом бьет и сообщает, что похощет предатися его, Витовта, воле, буде дана будет ему землица со людищи. Рязанского князя Федора язм, Иван, знать больше не желаю, а все, что тайного в его земле деется, обещаю рассказати с толком. Бей, господине Витовт, Рязанцев – момент для того зело удачен. Броды через реки, пути и дорожки язм покажу, как тебе и обещал ранее».

– Что за чушь? – Раничев ошалело помотал головой. – Ты сама-то прочла?

– Я не очень умею.

– Ну и ну…

Иван уселся прямо в траву, будто сраженный молнией. Вот это да! Вот это подстава! И ведь кто-то из своих… и главное – заранее написано было: в пути ни чернил, ни бумаги не покупали. Раничев зло сплюнул… Значит, выходит, кто-то из трех. Глеб, Савва, Осип – кто-то из них предатель! Соглядатай, шпион… чей – гадать долго не надо! Наверняка архиерей Феофан постарался на пару с Феоктистом-тиуном. Подослали своего человечка, гнусы! Ясно, зачем – опорочить Раничева, имя в грязи извалять – а затем убить. Земли-то потом можно и конфисковать в пользу обители. А что? Не впервой… Иван кисло улыбнулся: не он первый, не он последний. Всегда кто-нибудь кого-нибудь предавал и предавать будет. Кто?! Кто же?! А впрочем, что гадать?

– Откуда это у тебя? – тихо спросил он.

– Старик-селянин. Я купалась – он проезжал брод, напугал. Показал письмо – мол, велели отправить. Спросила кто – не сказал. Я выкрала грамотку незаметно. Эх, если б этого старика пытать!

– Ага, пытать, ушлая какая! Мы ведь не на своей земле. Да и старик этот, селянин, давно уже уехал.

– Если б я знала, если б умела читать… Задержала бы – верь!

– Значит, кто-то из трех… значит… – Иван скрипнул зубами. И вдруг Ульяна дернулась к нему, прижала к траве, зашептала:

– Там, за кустами – чья-то тень. Видишь?

Раничев осторожно всмотрелся:

– Да…

– Сейчас я подберусь ближе и…

– Нет. Спугнем. Он же не знает, что мы знаем, что… Тьфу ты, запутался.

– Не знает, что мы нашли и прочитали письмо.

– Правильно. И следит так, на всякий случай. Интересно, какие мысли бродят в его голове?

– Какие мысли? – Ульяна хихикнула. – Да тут долго думать не надо, какие…

– Тогда пускай не разочаруется, пусть получит подтверждение своим пошлым догадкам. Вставай! Обними меня, целуй меня, пусть враг видит! Не бойся, я ничего тебе не сделаю.

– Я не боюсь…

Они поднялись из травы, вышли, нарочно, на самый свет. Раничев ощутил на своих плечах сильные девичьи руки. Сам обнял Ульяну за талию, поцеловал… Хотел просто так, для вида – не получилось! Губы девушки оказались такими сладкими, зовущими, трепетными, что Иван почувствовал, что теряет голову. А Ульяна, не отрываясь, целовала боярина в щеки, в лоб, в шею. Вот на миг отпрянула, через голову сбросив рубашку… а за ней и узкие полотняные штаны. Девичья фигура, тоненькая и стройная, словно светилась в нежном свете луны.

– Угомонись, дева… – простонал Раничев, чувствуя, как ловкие девичьи пальцы расстегивают пуговицы кафтана.

Не выдержав, провел рукой по нежной шелковой коже – кто бы ожидал? – нежно погладил грудь, небольшую, с быстро твердеющим соском. Неужели…

– Возьми меня, – хрипло прошептала Ульяна. – Пусть смотрит…

Иван уже словно бы улетал куда-то, а в нежных, вытянутых к вискам глазах девушки отражались желтые россыпи звезд. Оба медленно опустились…

Глава 8
Май – июнь 1410 г. Земли Тевтонского Ордена. Миннезингеры

Стояла поздно ночью я у бойницы

И слышала, как дивно пел песню рыцарь…

Кюренбергер

…в траву. Что уж там разглядел соглядатай – Бог весть. Вычислить бы – кто?

Тяжко на душе было у Ивана, тяжко и муторно. Нет хуже – осознавать наверняка, что кто-то из своих – предатель. Может быть, писец Глеб – сутулый, худой, молчаливый. Он ведь, кажется, собирался в послушники? Вот на этой почве и мог стакнуться с игуменом Феофаном, мог. Или – Осип Рваное Ухо? Шпион Феоктиста, специально напросившийся с Раничевым. Или – Савва, хитрый приказчик? А может быть, и сама Ульяна? Выследила, догнала… А письмо якобы похитила затем, чтобы войти в доверие. И еще кое-что для того сделала. Раничев усмехнулся – что и говорить, вошла. Оглянулся – девушка шла позади всех, худая, как мальчик, и все же красивая – черные, немного волнистые волосы ее покрывала голубая шапочка с фазаньим пером, стройные ноги туго обтягивали темно-фиолетовые штаны-чулки – шоссы – сверху был одет кабан – широкая длинная куртка складками, хорошо скрывающая не столько грудь – она у Ульяны была очень небольшой, – сколько талию и бедра. В этом наряде вряд ли кто б отличил девушку от красивого мальчишки-пажа. В общем-то после Гродно принарядились все. Глеб и Савва – в разрезные курточки-вамсы, украшенные большим количеством сборок, Осип – в синем коротком жакетике с бахромой и в темно-красном берете. Приятно стало на ребят посмотреть – чистые немцы! Ну а уж Иван-то Петрович – благородный кастильский рыцарь дон Хуан Рамерес да Силва, знаменитый менестрель из древнего но, увы, обедневшего рода – и вообще выглядел сущим щеголем в длинной, до колен, котте, темно-красной, с ярко-желтыми накладными рукавами-буфами, в шитом золотом алом берете с перьями, при мече, в разноцветных – желто-алых – штанинах. А уж про башмаки с длинными носами – и говорить нечего. Сразу можно было сказать по одежке, что не простой человек. Как и положено благородному мужу, Иван ехал на вороном коне – пришлось купить в Гродно. Хоть и стоил ого-го сколько! Да и одежка влетела, как говорится, в копеечку – что ж, к расходам Раничев был морально готов. На пальцах его поблескивали золотые кольца – в том числе и перстни с изумрудами – подумав, Иван решил взять с собой все три. Поначалу прятал их в мешочке, а теперь вот надел – негоже благородному рыцарю без колец.

Иван неспешно ехал впереди, а свита его – миннезингеры – шагала пешком, рядом.

– В английских, французских, немецких и прочих землях, – сидя в седле вполоборота, поучал Раничев, – менестрели, они же труверы, они же миннезингеры и еще не знаю кто – люди, в отличие от наших скоморохов, сословия знатного. И что с того, что странствуют? Зато сами сочиняют песни – баллады – сами исполняют и, поскольку благородных кровей, являются желанными гостями в любом замке, хоть бы и в королевском. Сами посудите, что обычный рыцарь в жизни своей видит, особенно если большой войны нет, а есть только обычные междоусобные стычки? Ну сделает вылазку со своим сеньором, ну раза два в год в ристалище поучаствует – в турнире – ну тяжбы крестьян своих разберет – а остальное время – особенно зимой да осенью – сидит в своем замке сиднем, как чистый бирюк, информации об окружающем мире – ноль, развлечений тоже почти никаких – тут с тоски взвоешь!

– Чудно, – покачал головой Осип. – Чтоб бояре-рыцари в скоморохах хаживали?! Ну одно слово – немцы!

– И вы ведите себя, как подобает, – не уставал поучать Иван. – Держитесь скромно, но с достоинством да не забывайте улыбаться – людям это нравится. Что будут говорить – перетолмачьте.

– На русский перетолмачивать? – вполне резонно поинтересовался Савва. – А ну как кто из немцев русскую речь ведает? Скажет – ничего себе – кастильский рыцарь!

– А ведь верно, – сразу озаботился Раничев. И как же он упустил столь важный момент? Конечно же, Савва прав, тевтонцы, а уж тем более те же поляки – вассалы Ордена. Раничев хмыкнул – надо же, как бывает: поляки – и вассалы тевтонцев! Раньше-то он специально немецкие рыцарские ордена не изучал, но вот насчет Грюнвальдской битвы хорошо помнил, что «немецкие феодалы были полностью разгромлены польско-литовско-русскими войсками».

– Вот что, – подумав, заявил Иван. – Скажем – из Литвы едем, а в Литве, как всем известно – говорят по-русски. Государственный язык! Вот и научились, а теперь – практикуемся, чтоб не забыть. И в самом деле, не на кастильском же наречии мне с вами гутарить? Я его уж и подзабыл, в отличие от латыни. О, во-он, видите, у реки возы? Догоните, спросите про рыцаря с гербом-оленем. Может, знают, где его замок?

– Может, вон тот? – Ульяна показала на серые башни, высившиеся на соседнем холме слева. – Или – тот. – Она кивнула направо. – Или вон там, впереди. Как много здесь людей проживает – всюду городки – замки, как ты их называешь – деревни. И деревни большие – не как у нас.

Девчонка вела себя так, словно между нею и Раничевым ничего не произошло, словно бы не было той самой ночи. Честно говоря, Иван и не очень-то хотел ее брать к немцам – да вот пришлось, настояла, клятвенно обещав тайно присматривать за всеми троими парнями. Кто бы за ней присмотрел?

– Да, есть такой рыцарь! – вернувшись, радостно сообщили ребята. – Зовут Здислав из… Панина или Панена. Поляк, но живет здесь, на орденских землях. Их тут много живет… и те крестьяне тоже поляки.

– Где ж его замок?

– Сказали, идти сначала прямо до замка какого-то Вольфрама фон… – Осип наморщил лоб. – Забыл, как… В общем, до замка с лазоревым орлом на серебряном поле… Или – с серебряным орлом на лазури. Там, на башне – хоругвь должна быть. А от него – направо, к реке, а там через мост – и уже рядом.

– Не от замка сворачивать, а – не доходя, – поправил Савва. – Этот-то Вольфрам, думаю, чистый немец, а никакой не поляк. Похоже, они тут все вперемешку.

– Ну что ж, поехали. – Раничев тронул поводья коня и ухмыльнулся. – Вернее – пошли.

Песчаная, плотно утрамбованная дорога вилась меж дубовыми рощицами и полями, иногда взбираясь на невысокие холмы, поросшие терновником и ивой. Небо было затянуто облаками, но дождя не было, а время от времени даже показывалось солнце.

– Тепло как, – ни к кому конкретно не обращаясь, промолвил на ходу Савва. – И ветер тоже теплый. Правда, какой-то соленый, сырой.

– Морской. – Раничев усмехнулся. – Не так уж и далеко тут до моря.

– А вот, кажется, и тот замок! – останавливаясь на повороте, показал рукой Глеб.

Иван всмотрелся: мощные, сложенные из серых камней стены, перекидной мост, высокие зубчатые башни, ров. Рядом река, поля, рощи. А во-он, чуть вдалеке, у реки – деревня. И, кажется, не одна. И мост.

– Тот замок, – всмотревшись, сузила глаза Ульяна. – Определенно тот.

Иван и сам хорошо различал трепещущие на ветру флаги на башнях. Ярко-голубые, с серебряным… вот рисунка было не различить, да, скорее всего, орел.

– Ну, я думаю, заезжать не будем – не приглашают, да и некогда, – пошутил Иван и, махнув рукой, приказал: – Сворачиваем к мосту.

Как раз в этом месте, спускаясь по склону холма, дорога раздваивалась: прямо, к замку и направо, к мосту.

Выйдя из рощицы, повертка пошла лугом, полным разноцветных цветов – ромашек, колокольчиков, васильков, фиалок, анютиных глазок. Густо росли шалфей и пастушья сумка. Вокруг порхали бабочки, жужжали шмели и пчелы, а высоко в небе, широко расправив крылья и слегка покачиваясь, хищно высматривал добычу ястреб.

Мост охранялся двумя стражниками в круглых железных шлемах и бригантинах – обшитых бархатом металлических платинах-кирасах. На бригантинах виднелся тот же герб, что и на флагах в замке – серебряный орел на лазоревом поле. Значит, мостик-то принадлежал местному феодалу, тому, чей замок. Вольфраму фон Пес-его-знает-кому. Иван заранее приготовил пару серебряных монет – за проезд через реку, несомненно, следовало платить, иначе с чего бы здесь ошивались стражники?

И в самом деле, завидев процессию, воины напряглись, схватившись за копья, но, когда путники подъехали ближе, расслабились. Один из них – постарше, с негустой рыжеватой бородкой, приветственно кивнув, что-то произнес по-немецки.

– Воины славного барона Вольфрама фон Хальца желают знать, кто мы такие? – быстро перевел Савва.

– Ну так ответь, как я учил, да заплати!

Не слезая с коня, Раничев подбоченился и бросил Савве пару серебрях.

– Мы – кастильцы, сопровождаем знаменитого миннезингера славного рыцаря дона Хуана Рамиреса да Силва.

– Кастильцы? Славный миннезингер? – переспросили стражники.

– Да, ищем замок рыцаря Здислава из Панена. Правильно ли едем? – Савва протянул воинам монеты.

– Правильно, – улыбнулся стражник. – Здислав из Панена – славный воин.

Взяв монеты, воины поклонились «знаменитому миннезингеру» и пожелали приятного пути.

– Да хранит вас Бог, – по-латыни произнес Иван и тронул поводья коня. – На обратном пути обязательно заедем в ваш замок.

– Заезжайте. Хозяйка будет рада. Сам-то барон нынче в Мариенбурге.

Величественно кивнув, Раничев проехал дальше. От реки дорога пошла в гору, а затем, пройдя березовой рощей, вновь спустилась вниз, на луга и снова уперлась в мост, который стоял, такое впечатление, просто на ровном месте – ни реки под ним видно не было, ни болотины, ни просто какой-нибудь в меру глубокой лужи. Даже мелкой – и той не было! Несмотря на полное отсутствие луж, мост охранялся. Опять двое – в таких же бригантинах с серебряным орлом по лазоревому полю.

– Здравствуйте, славные воины барона Вольфрама фон Хальца! Кастильский рыцарь Хуан да Силва и его менестрели приветствуют вас!

И тут заплатили пару монет.

Снова дорога потянулась засеянными полями, перемежаемыми веселыми рощицами. Частенько встречались деревни, большие – в пять-шесть дворов. Веселенькие беленые домики были крыты соломой, а многие – и черепицею. В розовых от клевера лугах паслись стада коров и овец. Белоголовые пастушки с любопытством посматривали на путников.

– Черт побери! – Раничев удивленно взглянул вперед. – Никак, еще один мост! Снова платить. Ну, Вольфрам, ну, черт – а не слишком ли ты жаден?

У моста как раз собралось человек десять, из них двое стражей со знакомыми лазоревыми гербами, остальные – вооруженные всадники в пластинчатых доспехах, с мечами, со щитами и копьями. На щитах виднелся лишь большой черный крест по белому фону – знак Тевтонского Ордена, увидав который Раничев непроизвольно насторожился – вот оно, начинается! Как бы не влипнуть. Настороженность его передалась и остальным – шагавшие впереди Савва с Глебом замедлили ход и вопросительно оглянулись, Ульяна же поправила висевший на поясе кинжал.

Один из крестоносных всадников был с непокрытой головой, в блестящих на солнце латах, так называемом «белом доспехе», полностью закрывающем тело полированными металлическими пластинами. Замечательная, надежная и очень дорогая вещь – Раничев искренне позавидовал ее обладателю. С плеч рыцаря ниспадал белый плащ с вышитым черным крестом, белые – истинно тевтонские – локоны падали на нагрудник, упрямый подбородок с небольшой ямочкой был чисто выбрит, светлые глаза смотрели на приближающихся менестрелей холодно, но без особой враждебности.

– Приветствую вас… – подъехав ближе, начал было Иван.

– Кто вы? – Рыцарь не дал ему договорить.

– Благочестивый идальго дон Хуан Мария Рамирес да Силва-и-Эспиноза Кастильский! – кивнув, горделиво произнес Раничев по-латыни. – Я – менестрель, а мои песни и кантилены, думаю, известны многим.

– Рад встрече, дон Хуан, – на том же языке отвечал крестоносец. – Благородного человека видно издалека. Откуда, куда и с какой целью движетесь?

Иван подбоченился и тряхнул головой:

– С какой стати я должен отвечать? И кому? Это что – допрос?

– Нет, упаси боже. – Рыцарь перекрестился. Отразившееся в его доспехах солнце ударило Ивану в глаз. – Просто идет война, если вы не знали.

– Мы не видели на границе с Литвой войск.

– Война не с Литвой, с Польшей, впрочем… – Крестоносец явно выругался в адрес этих двух стран и тут же снова перекрестился. – О, Святая дева Мария, прости, что поганю свою речь ругательствами, но Витольд и Огелло не заслуживают ничего другого. – Он снова пристально посмотрел на Ивана. – Хоть сейчас и перемирие, однако в южных землях Ордена неспокойно. Боюсь, сейчас не до песен… Впрочем, вассалы Ордена, думаю, будут не прочь повеселиться. Забыл представиться – брат Гуго, барон фон Райхенбах, райхсгебитгер ордена рыцарей Святой Марии Тевтонской. – Брат Гуго слегка поклонился.

– Райхс… – Раничев запнулся и бросил взгляд на стоявшего рядом Глеба.

– Этот рыцарь входит в орденский совет, – быстро пояснил тот.

– Так я жду ответа, уважаемый дон Хуан, – положив руку на меч, напомнил фон Райхенбах.

А Раничев мучительно соображал, говорить ли правду? Здислав из Панена – явный поляк, хотя и вроде как вассал Ордена, но раз идет война с Польшей, то… Хотя какое дело гордому кастильскому идальго до какой-то там Польши или Ордена? Ровным счетом никакого.

– Я еду во-он в тот замок, любезнейший брат, думаю найти там приют и благодарных слушателей. – Иван кивнул на видневшуюся за лесом башню, над которой развевался бело-красный флаг. – Говорят, рыцарь Здислав из Панена – большой любитель песен.

– Здислав из Панена – храбрый рыцарь и верный вассал Ордена, – неожиданно подобрел тевтонец. – Как, кстати, и многие из поляков, литовцев и венгров, живущих на нашей земле.

Ага, на вашей, как же! – не согласился про себя Раничев. – Местные племена пруссов вы уничтожили огнем и мечом, а их земли захватили себе.

Вслух же Иван, естественно, ничего такого не сказал, лишь чуть улыбнулся.

– Я и мои люди могут идти дальше?

– Идите… – Крестоносец кивнул. – Если желаете, почтеннейший дон Хуан, можете присоединиться к орденским войскам в поисках славы и доблести. Поможете святому делу, как и многие именитые рыцари со всего света!

– Я так и думал поступить, – тут же признался Иван. – Всю жизнь мечтал примкнуть к крестоносному воинству.

Вот здесь он не соврал ни капли! Где же еще отыскать владельцев нацистского пфеннига? В этом смысле доблестный рыцарь Здислав вполне может оказаться пустышкой. Вот тогда может понадобиться проникнуть в ряды орденских рыцарей.

– Вот только как мне это лучше сделать? – Раничев посмотрел прямо в глаза тевтонцу.

– Поезжайте в Мариенбург, – с улыбкой посоветовал тот. – Спросите в замке комтура или даже самого гроссмейстера, Ульриха фон Юнгингена – ему и представитесь. У вас есть с собой латы?

– У меня есть деньги, – усмехнулся Иван.

Фон Райхенбах кивнул:

– Ну и прекрасно! За деньги вы приобретете себе вполне достойное оружие, смею вам уверить, орденские оружейники – выше всяких похвал. Ну а уж на войне вернете все себе сторицей!

– Значит, найти комтура, – словно бы запоминая, переспросил Иван.

– Да-да, комтура или гроссмейстера… – Рыцарь задумался. – Правда, им может быть не до вас – времена, сами знаете, какие. Вот что, как приедете, разыщите меня, а там уж придумаем что-нибудь.

– Весьма вам благодарен, брат Гуго!

– Не стоит, – отмахнулся тевтонец. – Все мы, братья во Христе, должны помогать друг другу.

– Да, кому здесь заплатить за переезд?

– Заплатить? – Фон Райхенбах удивленно вскинул глаза и вдруг громко расхохотался. – Ах, заплатить?! А вы уже платили?

– Да, два раза – один раз, когда переезжали через реку, и второй у какого-то странного мостика на ровном месте… Ну вот как и этот.

– И много платили?

– По два серебряных гроша!

– По два гроша? Ну и алчен же этот Вольфрам фон Хальц! Я, собственно, именно по этому делу и здесь, – пояснил рыцарь. – Много жалоб поступило в Мариенбург от купцов и свободных жителей. Фон Хальц незаконно настроил мостов, за проезд по которым дерет немалые деньги и тем чинит препятствия свободной торговле и передвижению жителей. Так не делается, жадность должна быть обуздана – закон есть закон. У нас очень мало ограничений – но те, что есть, должны исполняться неукоснительно! Вольфрам фон Хальц нарушил закон и будет наказан, несмотря на все свои боевые заслуги.

– Как же вы его накажете?

– Епитимья и штраф, довольно суровый. Эй… – Брат Гуго строго взглянул на стражников с лазурными гербами. – Верните этим людям две серебряные монеты – они явно лишние.

Приказ был тут же исполнен. Еще бы – ведь за членом орденского совета маячил с десяток вооруженных кнехтов!

– Проезжайте, – милостиво кивнул тевтонец. – И помни, дон Хуан, я обещал тебе покровительство – и обещание свое сдержу, можешь не сомневаться! Думаю, еще повоюем вместе!

– Обязательно! Любо идти в бой под водительством благородного и славного мужа! – вспомнил Иван на прощание какую-то старую феодальную песню, безбожно исковеркав латынь.

– Закон – есть закон! – повторил Раничев, когда они уже отъехали довольно далеко от места нечаянной встречи. – Хорошо сказал тевтонец! Пусть будет мало законов – но те, что есть, должны всеми неукоснительно соблюдаться. Вот это я понимаю! Не то, что у нас – строгость законов российских компенсируется необязательностью их исполнения.

Замок орденского вассала славного рыцаря Здислава из Панена был не столь красив, сколь добротен. Предмостные укрепления, галереи на башнях и даже часть стен были срублены из крепких бревен. Высокая главная башня под бело-красным флагом – донжон, – сложенная из серого камня, гордо возвышалась над всей округой. Ненамного ниже ее были и угловые башни с узенькими бойницами, забранными деревянными ставнями – для защиты лучников и арбалетчиков от солнечных лучей и излишне любопытных вражеских взглядов.

Едва небольшой отряд миннезингеров подступил к мосту, как из невысокой башенки высунулся бородатый воин в открытом шлеме.

– Что надо? – по-немецки спросил он. – Вы кто и откуда?

Раничев счел ниже своего достоинства лично разговаривать с каким-то простым воином, послал Савву, как наиболее представительного.