Текст книги "Александр Невский. Друг Орды и враг Запада"

Автор книги: Андрей Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Удатный не дал своим войскам штурмовать ни совершенно беззащитный Владимир, ни Переяславль, но покончил дело миром, освободив пленных, взяв дары и рассадив князей по старшинству. Лишь у злого Ярослава, признавшего: "По правде меня крест убил!" – забрал он свою дочь. Едва ли не самая грозная усобица на Руси закончилась без обычного разорения русских земель.

Только когда Ростислава вышла из Переяславля и осталась в лагере своего отца, Ярослав Всеволодович начал понимать, как много она для него значила. Похоже, что именно в разлуке он по-настоящему полюбил жену. С этого времени он начал задумываться и об ответственности князя перед подданной ему землёй. Изменился даже его характер. Ярослав сохранил властолюбие, но прекратил злобствовать. А если и наказывал иной раз своих противников, то умеренно, так, что это уже не вызывало резкого порицания летописцев.

Поначалу, конечно, Ярослава вела по пути мудрости надежда заслужить прощение от своего тестя. Он знал, что Мстислав миловал не только сородичей; злейших врагов и даже изменников князь, подержав немного в темнице, по широте души неизменно прощал и отпускал. Но вернуть дочь всё-таки не спешил. Видимо, он сделал это, лишь окончательно покидая Новгород в 1218 г.

Хотя Удатный не преминул перед отбытием заточить, с конфискацией богатств, некоторых знатных горожан, своих противников, новгородцы сильно упрашивали князя остаться. Однако ему пора было в Галич, где вновь свирепствовали венгры и поляки. Мстислав, призвав под свои знамёна половцев, разгромил противников, умело разъединив, в единой битве. Венгры окопались в Галиче – князь взял его подкопом, вновь пожалел и пленных, и изменников, а с сыном венгерского короля даже обручил свою дочь.

Воссоединение Ярослава с возлюбленной супругой Феодосией-Ростиславой было бурным. В 1220 г. княгиня родила Фёдора[8]8
  Лаврентьевская летопись. ПСРЛ. Т. I. Стлб. 444.


[Закрыть], в 1221-м – Александра, – двух прославленных Церковью святых заступников Русской земли. За ними последовали княжичи Андрей, Михаил Хороборит, Даниил, Ярослав, Василий и Константин. Благодаря своей искренней любви к Ростиславе Мстиславне Ярослав Всеволодович превзошёл в потомстве своего отца, Всеволода Большое Гнездо (у того было лишь 6 сыновей). От него пошли не только владимирские и московские, но и тверские великие князья.

Глава 2. ОКРУЖАЮЩИЙ МИР

Княжичу Александру посчастливилось родиться на прекрасной и мирной земле, в самой глубине Руси – богоспасаемого удела самой Пресвятой Богородицы.

"О, светло светлая и украсно украшенная земля Русская! – писал в восторге русский человек во времена, когда был ещё жив отец князя Александра. – Многими красотами удивлена ты (от слова дивный. – Авт.): озерами многими удивлена есть, реками и источниками местночестными, горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями, дивными зверьми, различными птицами; бесчисленными городами великими, селениями славными, садами монастырскими, храмами Божьими и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими. Всего исполнена земля Русская, о правоверная вера христианская!"

На обширной равнине, на берегу Плещеева озера у впадения в него речки Трубеж, высился отцовский город Переяславль – "нереявший" славу своего предшественника, Переяслава в Южной Руси (ныне Переяслав-Хмельницкий в Хмельницкой области Украины), как тот "переял" славу более ранних княжеских городов-крепостей. Свежие, менее чем столетние валы города, основанного как княжья крепость всего лишь в 1152 г., видны были на цветущей равнине на десятки километров.

По шестиметровой ширины гребню высокого переяславского вала были построены крепкие дубовые стены из рубленых клетей, заполненных каменьем и землёй, с широкой, нависающей над водой глубокого внешнего рва стрелковой галереей, рачительно прикрытой от непогоды островерхой крышей из деревянных дощечек – дранки. Над стенами возвышалось множество башен – веж – с деревянными шатрами для защиты день и ночь бдительно вглядывавшихся в даль караульных от всяких невзгод.

Самые мощные банши, имеющие внутри множество помещений для стражи и семьи княжьего военного наместника-огнищанина, стояли над тремя проезжими воротами, от которых уходили вымощенные по сырым местам деревянными настилами дороги к стольному граду Владимиру, к богатому вольному Новгороду и в южную Русь, через малую княжью крепость Москву. Мы не знаем, в какой из крепостных башен жил огнищанин, – деревянные сооружения Переяславльского кремля были до основания разобраны за ненадобностью в 1759 г. Но по традиции он не мог покинуть крепость через ещё одни, скрытые, Тайнинские ворота, через которые из крепости могли в крайнем случае бежать мирные жители и княжеская семья.

Однако пользоваться этим лазом, да и защищать крепость от врагов не приходилось. Город просто-напросто никто не осаждал, а стены и башни Переяславльского кремля стояли веками, как новенькие. Ещё бы! Говорили, что их построил сам святой Никита Столпник, которого переяславльцы стали почитать ещё при жизни и с молитвой вспоминают до сих пор.

Легенда о святом Никите

Судя по ходившим в народе рассказам, записанным переяславльским краеведом М.И. Смирновым, Никита как раз и был огнищанином – верным рабом-холопом сурового князя Юрия Долгорукого. Только холопам доверяли князья управления своими владениями, а огнищанин был главой княжеской вотчины – выше любого знатного боярина, не только местного, но и приближенною к князю, дружинного. Ему подчинялись подъездной княж – сборщик податей, и приказчики-тиуны. Разве что старший конюший мог сравниться с огнищанином, хотя жизнь всех этих важнейших для хозяйства рабов князь, согласно тогдашнему закону – Русской Правде, оценивал одинаково. 80 гривен (4 кг серебра), сумма годовой дани с крупной волости, – такой штраф налагался на убившего княжьего слугу из праведной мести за причиненную обиду. Если убийца был неизвестен, штраф налагался на округу, где было найдено тело: эта круговая порука называлось дикой вирой. Когда же огнищанина или подъездного убивали без оправдательных в глазах закона обстоятельств, преступника вообще уничтожали «во пса место».

Не стоит удивляться, что жизнь холопа оценивалась ровно вдвое выше, чем свободного мужа (например, дружинника или купца), и что княжьего раба нельзя было убить даже по священному праву кровной мести. Холопство прихлебателей всегда было особо дорого власть имущим. Для истории важен перепад цен на жизнь. Убийство знатной женщины оценивалось, например, в 20 гривен, а вот княжий сельский староста, боярский тиун, ремесленник и ремесленница, пестун (воспитатель) и кормилица стоили одинаково, по 12 гривен. Рабыня ценилась в 6, а раб – только в 5 гривен. Видно, крепко был ненавидим огнищанин с его подъездными, вирниками, мечниками и иными бодрыми подручными, коли его жизнь приходилось охранять таким огромным штрафом. Изменить князю огнищанин не мог, не пригодился бы ему и подземный ход. Без защиты князя едва ли не каждый встречный убил бы злого холопа с превеликим удовольствием.

Как раз таким злым холопом и был Никита, жестоко мучавший народ на строительстве княжеской крепости и безжалостно дравший с людей последнюю рубашку. Сам он в это время пировал и пьянствовал, заливая "зеленым вином" (как тогда называли креплёные напитки, ведь водки ещё не было) муки медленно просыпающейся совести. Однажды Никита допился до такой степени, что ему явилось видение. На пиру он вдруг увидел, как из котла, где варилось мясо, высовываются головы и руки замученных им людей…

Это стало последней каплей. Никита враз порвал с прежней жизнью и решил уйти в монастырь: единственное место, где холоп мог тогда обрести свободу, ведь Русская православная церковь никогда не признавала рабства. Но переяславльские монахи его не приняли: уж больно злую жизнь вёл огнищанин, да и гнева князя за приём ушедшего раба им было не стерпеть. Никита и сам понял, что он неуместен в монашеской обители, пока не изгонит из себя беса.

Выкопав недалеко от крепости, близ места своих преступлений, землянку в форме колодца, Никита поселился на дне этого перевёрнутого, направленного вниз "столпа", терпя великую нужду, дожди и снег, холод и голод, спасаясь лишь неустанной молитвой да коркой брошенного сердобольными людьми хлеба. Со временем, почувствовав в себе нравственное исправление, Никита прокопал из своего колодца подземный ход в церковь. Понемногу признала его и братия монастыря. 35 лет провёл в добровольном страдании Никита, пока его 24 мая 1186 г. не убили разбойники. Знать, кто-то не простил былых мук злому огнищанину!

Никитский монастырь в Переславле-Залесском. Современный вид

Народ, однако, помнил и подвиг Никиты, молясь ему после мученической смерти как местночтимому святому и называя монастырь, к которому он прилежал, Никитским. В XVIII в., по воспоминаниям местных жителей, помнивших передававшиеся от поколения к поколению рассказы о Никите, у юго-западного угла монастырского собора была устроена часовня святого. В ней – каменный столп, вокруг него арочная галерея, а под часовней – подземная келья. На стенах иконописцы написали свой образный рассказ о жизни и подвиге Никиты Переяславльского.

* * *

К рождению Александра стены Переяславльского кремля ещё не успели основательно потемнеть от времени и рассесться – им было всего 27 лет. Новеньким выглядел и Спасо-Преображенский собор, с закладки которого Юрием Долгоруким в 1152 г. началась истерия Переяславля. И сейчас этот древнейший из сохранившихся в Центральной России соборов (он был завершен в 1157 г.) выглядит как мощный, величественный храм. А во времена Александра его строгие формы из сияющего на солнце белого известняка потрясали воображение. Одна могучая глава собора, золочёный крест которой виден был в хорошую погоду на десятки верст, символизировала единодержавие. Один Бог на небе – один князь на земле, утверждали предки Александра: его прапрадед Юрий Долгорукий, прадед Андрей Боголюбский и дед – Всеволод Большое Гнездо, в 1179 г. сделавший Переяславльскую крепость центром своего княжества, из которого он шагнул затем на владимирский престол.

С высокой галереи княжьего терема, стоявшего посреди крепости, рядом с собором, мама показывала маленьким княжичам Фёдору и Александру просторы их прекрасной земли. С трёх сторон от крепости лежали возделанные поля и огороды зажиточных усадеб, на тучных лугах паслись стада коров и табуны коней. Простор озера покрывали лодки рыбаков, забрасывавших сети. Целые артели с трудом вытаскивали сети по мелководью на берег, чтобы порадовать переяславльцев славящейся до сих пор озёрной рыбой. На озеро садилось великое множество птиц. В густых, охраняемых княжьими законами лесах, в изобилии водились дичь и пушной зверь. Бортники везли из лесов дикий мёд и воск.

Переяславльское княжество всем обеспечивало себя само, но людям этого было мало: караваны мелкосидящих судов летом, длинные обозы саней доставляли каждую зиму запасы и товары со всей Руси и из-за её пределов. Богатые люди, а их в княжестве становилось всё больше и больше, любили одеваться в восточные шелка и украшаться чудесными киевскими и новгородскими драгоценностями. На стол они ставили солёную или мороженую морскую рыбу с Белого моря и Каспия – ведь речную-то и озёрную мог позволить себе каждый! Клинки мечей у княжеских воинов-дружиников были немецкие, а парадные наряды и шелковые боевые плащи они носили по византийскому образцу.

Красочно разодетые дружинники были главными людьми в крепости и раскинувшемся вокруг неё городе. Княжич Александр с малолетства наблюдал, как они, скинув кафтаны и подоткнув за украшенные серебром и золотом пояса полы длинных ярких рубах, тренируются во дворе или, гордо заломив отороченные дорогим мехом шапки, разгуливают по мощёным деревом улицам. Время от времени, сияя ярко начищенной бронёй, дружинники во главе с отцом улетали на лихих конях на манёвры или далёкую, неведомую войну.

Александрова гора в Переславле – Залесском

В самом Переяславле война казалась делом далёким и почти что нереальным. Хотя княжий город мыслями о боях жил, и все видные люди в нём носили оружие, никакой внешней угрозы ни могучей крепости, ни уходившим от неё всё дальше посадским дворам с их обширными садами и огородами не было. Вокруг лежали принадлежавшие отцу Александра обширные земли и крепкие города: Тверь, Дмитров, Зубцов, Коснятин, Кашин, Нерехта и другие. Везде стояли княжеские воины. Да и, если подумать: кто мог на этот мирный край напасть?

Переяславль был центром одного из девяти княжеств, принадлежащих одной семье. Вместе они составляли Великое княжение Владимирское, которым правил, пока его слушались сыновья, братья и дядья, старший в роду князь. Земля эта, как заметил историк В.Т. Пашуто, была больше Англии. Её покрывали десятки больших городов и крепостей. Богатые, густонаселённые торговые города диктовали свои условия на рынках Руси и отдалённых частей Европы.

Ещё бы! Великое княжество Владимирское лежало на стратегическом пересечении главных торговых путей между Европой и Азией. Великий Волжский путь, состоявший из Каспийской, Волжской и Волго-Балтийской водных систем, во времена Александра давно уже затмил прежде знаменитый торговый путь по Днепру и Чёрному морю. Когда фактически пала разграбленная крестоносцами Византия, международная торговля Евразии это едва заметила. Ведь по Волге и Каспию купцы выходили на Великий Шелковый путь, соединявший Китай, Среднюю Азию, Индию, Персию и арабский Восток с Европой гораздо удобнее, чем через Царьград!

Самые богатые города великого княжества, древнейший Ростов, Суздаль и Владимир, контролировали потоки товаров вверх и вниз по Волге и по водным артериям Руси, выходившим в Балтику. Правда, путь на Балтийское море (как и к Белому морю и Северному ледовитому океану) лежал через владения Великого Новгорода, а на Каспий – через Волжскую Булгарию.

Однако свободолюбивые новгородцы, зависящие от подвоза продовольствия из Владимирской Руси, сами ей никогда не угрожали. Напротив – это владимирские князья шаг за шагом наступали на земли и вольности Новгорода. Княжеские владения вторгались в северные Заволжские земли двумя огромными щупальцами – по бассейну Шексны к реке Онеге и через Сухону к Северной Двине. От Заволжских форпостов, Ярославля и Костромы, власть владимирских князей распространялась на Галич, Устюг, Белоозеро и другие города севера.

С Волжской Булгарией князьям временами приходилось воевать, находя для этого разные веские причины, скрывающие главную: споры о транзите товаров. Однако воинственные булгары сами не совершали походов на Русь и даже не имели с нею общей границы. Соединённые Волгой, русское и булгарское государства оставили между собой широкую полосу независимых мордовских и марийских земель, с которых князья периодически брали дань.

Вообще, финно-угорские племена с юга и востока Владимирской земли не только не представляли военной угрозы, но долго не рассматривались даже как серьёзная цель колонизации. С ними, разумеется, торговали, среди них время от времени селились русские, но земли их по традиции считались "ничьими", вольными. Лишь в 1221 г., при рождении княжича Александра, на невидимой границе с финно-уграми, у слияния Волги и Оки был заложен Нижний Новгород: город-крепость, от которого много позже пойдёт движение русских войск и поселенцев на восток и юг[9]9
  Лаврентьевская летопись. ПСРЛ. Т. I. Стлб. 445.


[Закрыть].

Строго на юг от Владимирского княжества лежали земли воинственных и весьма энергичных рязанских князей. Именно по ним, случалось, приходились удары кочевников-половцев, на которых и сами русские князья временами ходили в целях поживы. Однако главные половецкие кочевья располагались далеко-далеко на юге, в Предкавказье, и ни половцы, ни русские никогда не пытались друг друга завоевать. Князья и ханы мирились и роднились (как мы видели на примере отца Александра), вступали в военнополитические союзы и столь же часто их разрывали, братались и совершали друг на друга лихие налёты. Но половцы никогда не угрожали Владимирской Руси.

На запад от Переяславля, через приграничную крепость Москву, купцы ездили в земли смоленских князей. На родине матушки Александра сила горожан стольного града древнего племенного союза кривичей удачно сочеталась с воинской сноровкой не слишком властолюбивых князей, устроивших свои резиденции в городах-крепостях. Самым авторитетным князем этой земли был дед Александра, Мстислав Мстиславич Удатный.

Хотя юный княжич, похоже, ни разу с ним не встречался, рассказы о доблести и честных подвигах деда сопровождали его на всём пути к взрослой жизни. Деда далеко не все любили, но вряд ли был на Руси человек, который его не уважал. С запада городу, где растила своих сыновей княгиня Феодосия-Ростислава, угрозы уж точно не было! А вот помощь, попроси она вдруг батюшку выручить Переяславль, поспела бы незамедлительно. Однако княгине не было нужды обращаться к родным, соперникам рода её мужа. Да ещё к князьям, почти что не имевшим иноплеменников на своих границах (Смоленская земля лежала точно в центре Руси), и потому проявлявших доблесть главным образом во вмешательстве в дела других русских земель.

Удалые смоленские князья, опираясь на экономическую мощь стольного града, тысяч купцов, ремесленников и корабелов Смоленской земли, державших водные пути от верховьев Днепра до Западной Двины, почти все побывали на киевском престоле. Именно Киев был призом, из-за которого соперничали владимирские, смоленские, галичские и черниговские князья. Дело в том, что этот богатый, но постепенно уступавший своё экономическое первенство, а к временам Александра уже хиревший город, условно считался столицей Древней Руси. Если в других русских землях правили сильные, связанные родовой порукой княжеские кланы, то Киев считался призом самому доблестному, сильному и ловкому искателю "чести" хотя бы номинально объявить себя старшим из русских князей.

Занять его стремились князья в поисках чести и славы, неустанно воюя друг с другом. В результате именитые мужи Киева, в основном крепкое боярство, содержавшее большие дружины воинов на доходы со своих обширных земель, все чаще могли принимать или изгонять князей "по всей своей воле", как в древнейших городских республиках – Великом Новгороде и Пскове.

Призовой град Киев

Киевских князей XII–XIII вв. академик Б.А. Рыбаков охарактеризовал словом «незадачливые»: одни менее, другие более, вплоть до князя, продержавшегося на престоле веет восемь дней. Этот рекорд был побит: новый князь, пообещав на народном собрании-вече слушать киевлян во всем, не успел сесть пировать, как народ уже громил дворы его тиунов и мечников, а вскоре и самого «самодержца» постригли в монахи. Просто согнанные с киевского престола были счастливцами: по приговору веча князя могли убить, а если он был силен, как, например, прапрадед Александра Юрий Долгорукий, составить против него заговор и тайно отравить.

Потолковав на вече, киевляне завели обычай приглашать сразу двух князей-соправителей. Один сидел в городе и правил Киевом, другой управлял Киевщиной из старинных княжеских крепостей, Вышгорода или Белгорода. Военные и дипломатические вопросы они решали сообща. Воевать Киеву приходилось почти со всеми русскими княжествами, кроме Новгорода и Полоцка, причем взяв город, русские грабили его не хуже половцев. Половецкая опасность, грозившая с юга, из Степи, хоть немного смягчала внутреннюю борьбу, временно объединяя князей.

В 1183 г. князья-соправители Святослав и Рюрик соединили силы в походе на западное объединение половцев во главе с ханом Кобяком. Киевские, переяславские, волынские и галицкие дружины настигли врага на реке Орели близ Днепровских порогов. "Железные великие полки половецкие" были разгромлены, хан убит, кочевья уничтожены до самого моря. С западным половецким союзом было покончено. Но уже на следующий год на Русь двинулся объединитель восточных племен хан Кончак. Он уже давно вступил в союз с князем Игорем Новгород-Северским (героем "Слова о полку Игореве" и оперы Бородина). Однажды, разбитые киевлянами в сече на р. Альте, Кончак с Игорем бежали вместе в одной лодке. Понятно, что Игорь Сохранял нейтралитет, когда хан устремился на Русь. Но Кончаку не повезло. Киевские князья Святослав и Рюрик с союзниками разбили половцев на р. Хороле, а потом захватили многие их кочевья. Лишь неудачный поход Игоря на половцев ободрил Кончака и позволил его воинам вновь поживиться на Руси.

Новую страницу борьбы со степью открыл славный объединитель Галича и Волыни князь Роман Мстиславич, севший на киевский престол в 1202 г. Немедля грянул он на половецкие кочевья, захватил их и вернул на Русь множество пленных. "…Устремлялся на поганых, как лев, – пишет о Романе летописец, – свиреп был, как рысь, истреблял их, как крокодил, проходил землю их, как орел, храбр был, как тур". Но на следующий год изгнанный Романом из Киева князь Рюрик в союзе с черниговскими князьями привел в город половцев: "от Крещения не было такого зла над Киевом".

Город, храмы и монастыри были разграблены, попы и монахи вырублены, "а юных черниц, жен и дочерей киевлян увели в полон". Роман спас часть пленных, разгромил половецкие станы и пленил Рюрика. Но вскоре сам был убит на охоте. Снова на киевском престоле замелькала череда слабых князей. Даже под угрозой монголо-татарского нашествия ничуть не затихли бои вокруг Киева, доставшегося завоевателям, точно яркий пряник на подносе.

* * *

Александр, как и другие княжичи на Руси, с малолетства, слушая старинные песни и былины о киевских могучих князьях и чудо-богатырях, знал, что когда-нибудь и ему может представиться возможность занять престол древнего Киева. Когда он чуть подрос, и вместо няни получил в воспитатели опытного воина-дядьку, то лучше понял цели, с которыми и его предки не раз пытались взойти на киевский престол. Помимо богатств города, удачливый завоеватель мог рассчитывать на тяготевшие к нему изрядные земли на плодородном Правобережье Днепра, спускавшиеся в южные степи до рек Орели и Самары. Там, на юге, славянских земледельцев сменяли черные клобуки – подвластные русским князьям остатки торков, печенегов и берендеев. Славное своим прошлым и все еще богатое Киевское княжество оставалось церковным центром Руси, а главное – символическим «златым столом» старшего великого князя из нескольких великих князей, возглавлявших родовые кланы в крупнейших землях Руси.

От князей, которые могли стать его главными соперниками в борьбе за старшинство на Руси, земли рода Александра отделяла р. Ока, а за ней – р. Москва с сильной крепостью, много позже ставшей столицей Русского государства. Это были знаменитые князья черниговские и северские, правившие на левой стороне Днепра и испокон веков соперничавшие с правобережным Киевом.

Земли древнего племенного союза северян со столицей в Новгороде-Северском на Десне, городами Путивлем, Рыльском и Курском, принадлежали Ольговичам – потомкам князя Олега Святославича, двоюродного брата Владимира Мономаха. Они не скоро отделились от соседнего Черниговского княжества, тянувшегося в землях племенных союзов радимичей и вятичей, от границ Смоленщины на севере и далеко-далеко в Степь. Там на юге, отрезанная половецкими кочевьями, лежала на берегу Азовского моря подвластная черниговским князьям Тмутаракань. Хотя Черниговские и Северские земли со временем разделились на мелкие княжения, владело ими одно "хороброе гнездо Ольговичей" – воинственных и довольно бесшабашных князей.

Правда «Слова о полку Игореве»

Когда киевские князья Святослав и Рюрик одолели половецкого хана Кончака, князь Игорь Святославич Новгород-Северский с друзьями и вассалами не мог упустить случая ограбить своего старого приятеля. Войско его полетело на лихих конях от Северского Донца к Азовскому морю, громя половецкие кочевья, и лишь далеко на юге, на берегах реки Каялы, встретилось с воинами Кончака.

В трехдиевном сражении погибли почти все дружинники Игоря, а сам он угодил в плен. Однако князь, как известно, был неплохо принят Кончаком и, погостив у приятеля, удачно бежал из полупустых ханских кочевий: все половецкие воины устремились тогда в «ворота, которые он отворил на Русскую землю». Благодаря успешному грабежу Кончак укрепил свою власть над кочевниками и передал ханство сыну Юрию, которого летописец называет «большим всех половцем»: его-то дочь и стала первой женой отца княжича Александра.

Печально знаменитый Игорь Святославич стал со временем весьма уважаемым князем Черниговским, который, согласно летописи, непрестанно думал о благе земли Русской. Династически и в отношении церковном к Чернигову тянулись занятые столь же беспокойными князьями Рязанские земли: лишний повод к столкновению с князьями владимиро-суздальскими, с которыми Ольговичи соперничали также из-за влияния в Новгороде и Киеве.

* * *

Не пуская в свою землю правителей из «чужих» ветвей потомков легендарного Рюрика, Ольговичи часто приводили на Русь половцев: благо их владения клином врезались в остальные русские земли. Они граничили с Рязанскими, Владимирскими, Смоленскими, Полоцкими, Турово-Пинскими и Киевскими землями. И всюду, в том числе в более отдалённых землях Великого Новгорода и Волыни, в политических делах Руси чувствовалось их влияние.

После рождения Александра ситуация изменилась, но никто, кажется, не почувствовал рокового смысла образовавшейся в культурном и политическом пространстве Восточной Европы пустоты. 31 мая 1223 г., через две с половиной недели после того, как княжичу исполнилось два годика, в Южнорусской степи окончательно исчезли половцы! Многие взрослые тогда, наверное, этому втайне обрадовались, а дети не способны были понять: как это, в Степи нет страшных врагов-кочевников?!

Тысячелетие, сколько помнили себя восточные славяне, кочевники в Великой степи были. Со всеми удавалось как-то уживаться, но в народной памяти образ огнедышащего дракона, оставляющего за собой пепел сожженных сёл, лишь прирастал новыми страшными чертами. Пышно убранных золотом скифов сменили женоуправляемые копьеносцы-сарматы, за ними пришли гунны и авары, потом явились болгары, печенеги и хазары. В X в. великий князь Святослав Игоревич "отмстил неразумным хазарам" и одолел болгар, но пал от рук печенегов. Однако и печенегов вместе с торками и берендеями вытеснили половцы – а теперь в Степи не осталось никого, кроме разрозненных мелких кочевых групп, уже не способных объединиться…

К образовавшейся пустоте был непосредственно причастен дедушка Александра, Мстислав Мстиславич. Именно он, бросив свои дела на западе Руси, честно пытался спасти половцев. Но даже он не преуспел в объединении русских сил и, пожалуй, впервые потерпел сокрушительное поражение на поле брани.

Никто в Европе даже не предполагал, с каким страшным и насколько превосходящим в военной силе и организации врагом пришлось столкнуться объединённому русско-половецкому войску в Степи у р. Калки. Даже опытные дружинники не поняли, что сокрушившая их и тут же покинувшая Южнорусскую степь орда – не очередная волна кочевников, а стандартный передовой отряд – две 10-тысячных "тьмы" – невиданной прежде армии величайшей в мире Монгольской империи. И что за убийство её послов, помощь её врагам и выступление против монголов придётся, по строгим монгольским законам, отвечать.

Битва на Калке

В 1222 г. два тумена монгольских войск под командой нойонов Джэбэ и Субэдэя, преследуя своих врагов через Иран и Закавказье, вышли в половецкую степь. От Каспийского моря до самой границы с Русью гнали Субэдэй и Джэбэ половцев. Хан Котян, спасаясь, прискакал в Галич к своему зятю князю Мстиславу Удатному, рассказал о гибели ханов Юрия Кончаковича и Данилы Кобяковича и попросил помощи: «Нашу землю сегодня взяли, а завтра прийдут и вашу возьмут».

Узнав от половцев о монгольском нашествии, Мстислав созвал князей в Киев и уговаривал: "Если мы им не поможем, то половцы пристанут к врагам и сила их станет больше"[10]10
  Рассказ о битве на Калке см.: Новгородская Первая летопись… С. 62–64 и др.; Ипатьевская летопись. // ПСРЛ. Т. II. СПб., 1908. Стлб. 741.


[Закрыть]. «Лучше встретить врага на чужой земле, чем в своей», – решили князья. Монголы прислали послов с обычной хитростью, желая разделить русских и половцев, но им не поверили и убили. Много ладей пришло к сборному месту русских войск на Днепре у Варяжского острова, однако не было на них ни новгородцев, ни псковичей и полочан, ни владимиро-суздальцев. В Степь вместе с последними войсками половцев выступили полки галицкие и волынские, смоленские, киевские и черниговские. У них не было единого командования, причём самые храбрые князья, начиная с Мстислава, считались в войске «младшими».

Удатный с полками галицко-волынскими, сторожевыми отрядами союзных князей и половцами шел впереди, главного войска. Трижды удальцы схватывались с монголами и побеждали. На девятый день похода, 31 мая 1223 г., перейдя речку Калку (недалеко от Азовского моря), вступил Мстислав со товарищи в бой со всеми неприятельскими полчищами. Храбро сражались молодые князья Олег Курский и Мстислав Немой, а Даниил Романович Волынский не заметил даже, что ранен копьем в грудь.

Но старшие князья послали в бой вместе с этими русскими храбрецами только половцев, а сами держались позади, не вступая в битву. Опрокинутые тяжелой монголо-татарской конницей, половцы побежали и смяли русские ряды. Войска Мстислава Удатного, а затем стоявшие в тылу полки Мстислава Черниговского были разбиты и бросились в бегство. Началась резня. Монголо-татары преследовали бегущих до самого Днепра, шестеро князей во главе с Мстиславом Черниговским и несчетно дружинников бесславно сложили головы, унося ноги.

В разгар битвы рать Мстислава Киевского, насчитывавшая более 10 тыс. воинов, не поспешила на помощь союзникам, но оградилась кольями на холме над р. Калкой. Там русские отбивались три дня, потом поверили монголо-татарам, пообещавшим отпустить их на родину, сдались и были перебиты. Трое князей подверглись позорной казни: были задавлены досками, поверх которых, постелив ковры, пировали победители. Едва ли десятая часть воинов, выступивших в поход, вернулась домой. С битвой на Калке народные сказания связывали гибель семидесяти русских богатырей во главе с Алешей Поповичем[11]11
  Дашкевич Н.П. Былина об Алеше Поповиче и о том, как не осталось на Руси богатырей. Киев, 1883.


[Закрыть].

После битвы монголы повернули на восток, не доходя Переяславля-Южного. На обратном пути они вторглись в пределы Волжской Булгарин, но потерпели на Волге ряд поражений и были вынуждены убраться восвояси. Однако это была лишь разведка боем.

* * *

Историки долго и сурово укоряли родственников Александра, русских князей, за то, что с 1223 по 1237 г., когда одна из четырёх монгольских орд обрушилась на Русь, они за 15 лет не сумели преодолеть распри, объединиться и приготовить немалые русские силы к отражению нашествия. Но правда истории состоит в том, что в глазах современников этой грозной опасности просто не было!