Текст книги "Время палача"

Автор книги: Андрей Щупов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

– Да, конечно. Я сделаю все, что от меня… – Аксан хмуро уставился на гудящую трубку. По обыкновению Мастер отключился не прощаясь.

Глава 23

– Федор, не отставай от группы! Будете отдыхать, когда каждый подтянется в сумме двадцать раз. И не волынить мне! Узнаю, надаю затрещин! – Альберт Полуянович, мужчина атлетического телосложения, огладил болтающийся на груди секундомер, неторопливой походкой вышел из зала. Мимоходом взглянул в большое настенное зеркало. Пожалуй, и в свои сорок три выглядел он еще очень даже вполне. Спортивный костюм белой шерсти, кроссовки «Адидас», крепкая шея, голова с легкой залысиной на лбу. Если глядеть не слишком близко, то ни морщин, ни едва намечающегося брюшка пока и не видно. Хотя чертова молодость, надо признать, уходила. Убегала и испарялась, как он не цеплялся за нее, как ни старался поддерживать здоровый образ жизни. В отличие от хозяина детдома, Альберт Полуянович ни пил и не курил, по утрам совершал трехкилометровые пробежки, не перегружал предстательную железу, регулярно посещал сауны. Впрочем, в сауны нередко ходили все вместе, но и здесь Альберт Полуянович придерживался строгих принципов, внимательно подбирая клиентуру для утех, тщательно следя за тем, чтобы его малолетние любовники были чисты и здоровы…

За спиной раздался восторженный взрыв голосов. Кто-то кому-то, верно, закатал гол, – вот и блажили. Учитель физкультуры поморщился. Эти переростки с ломкими голосами, туповатым юморком и грубыми манерами вызывали в нем стойкое отвращение. А уж утомляли так, что в первые же минуты урока хотелось взять ремень и перепороть весь класс оптом. Может, потому и разрешал им в отличие от младшеньких, занимающихся в маечках и трусиках, наряжаться во что ни попадя – в трико, шаровары и даже в джинсы. Разглядывать костлявые тела не доставляло ему ровным счетом никакого удовольствия. Вот и сейчас Альберт Полуянович покинул их чуть раньше, чтобы навестить своих любимых салажат.

Мягко ступая по коридору, физкультурник свернул направо и почти тотчас столкнулся с Настеной – заведующей столовой детдома, женщиной полной и белокожей, с глазками, присыпанными стальным песочком, с улыбкой, поражающей обилием сияющего золота.

– Опана! Как говорится, на ловца и зверь…

– Интересно, кто это тут ловец? – хихикнув, Настена поправила прядку волос над ухом.

– А вот это мы и выясним… Ну? Придешь сегодня на вечеринку? – опытной рукой учитель огладил зад женщины. – Уже и торт есть, и шашлыки. Шампанское, само собой, будет. Потанцуем, поворкуем.

– Знаю я твое воркование,

– А что? По-моему, пока получается.

– Да разве я что говорю!

– То-то! Только ты уж и дочку с собой приводи.

– А меня тебе мало?

Альберт Полуянович самодовольно усмехнулся.

– Ты же знаешь, я мужчинка ненасытный. И тебе, и ей отломится. Никого не обижу.

– Ох, и козел ты, Альбертик!

– Брось! Ей это даже полезно. Все лучше, чем сопляк-сифилитик в грязном подъезде вставит. Похватит какую-нибудь болячку, и будешь с ней потом возиться. Кстати, на следующей неделе к нам Сам заезжает, слышала, небось?

– Неужели сам?!

– О чем и речь. Так что нужно все тщательно отрепетировать. Может, и дочура твоя не оплошает. Вдруг да понравится столичной жопе? А тогда, считай, все, – карьера, денежки – все в кармане. Только надо понравиться, понимаешь?

– А если не получится?

– Вот и приводи девочку. Проведу ликбез по полной программе. Заодно и ты посмотришь, поучишься.

– Смотреть я люблю.

– Тогда до вечера, котенок!

Виляя обширным задом, «котенок» проследовала по коридору дальше. Физкультурник же, поднявшись этажом выше, зашел в свой кабинет, тщательно притворил дверь. Приблизившись к столу, торопливо включил монитор. Камеры, спрятанные в душевых, послушно начали передавать изображение. На левом экране мылись девочки, на правом – мальчики.

Выпятив губы, Альберт Полуянович удобнее устроился в кресле, вытянул ноги. Подобные минуты он обожал. Выбор очередной кандидатуры, неспешная оценка минусов и плюсов, попытка представить себе, как это у них будет впервые…

Скажи кто учителю, что он давно превратился в садиста-растлителя, он бы искренне обиделся. Художник, способный оценить истинную красоту, – да, пожалуй! Режиссер-постановщик – тоже в цвет, но никак не растлитель! О каком растлении вообще идет речь, если детям прививаются навыки, без которых в этой жизни все равно никак не обойтись. Возможно, чуть раньше положеного, но и это вопрос тоже спорный. Во всяком случае, мастурбировать все начинают с малолетства. Зачем же безобразить «всухую», когда есть возможность приобщения к полноценному бытию? Ну, а проколы случаются со всеми. И тех двух мальчишек, что начали вдруг царапаться и кусаться, наказал бы всякий. Кстати говоря, в Турцию с Грецией к «приемным родителям» дети также уходили вполне добровольно. А уж куда их там пристраивали и в какие такие гаремы они попадали, это было уже не его заботой.

Оживившись, Альберт Полуянович подался к экрану. Взгляд его умаслился, губы сами собой вытянулись в трубочку. Пожалуй, эту рыженькую надо будет пригласить сегодня на медосмотр. Маленькая, а уже сочная, и чем-то неуловимо напоминающая похотливую Настену. Вот и пусть говорят, что детям ЭТО еще рано. Хрен там, рано! По его мнению, так в самый раз!

Увлеченный происходящим на экране, Альберт Полуянович не заметил, как замок в двери приглушенно щелкнул, дверь плавно распахнулась. А в следующую секунду экраны погасли. Словно некто сердитым рывком выдернул штепсель из розетки.

– Привет, лесоруб!

Вздрогнув, учитель физкультуры вскинул голову. У стены стоял человек в плаще. Руки в карманах, глаза прищурены, лицо самое обыкновенное.

– Как вы сюда попали?

– Как и ты, пакостник. Через дверь.

– Черт!.. Да кто ты такой? – толкнувшись руками от подлокотников, Альберт Полуянович поднялся, не без удовольствия отметив, что на полголовы выше нагловатого гостя. Да и по комплекции этот красавчик был ему не ровня.

– Я, милый мой, твоя судьба. Хватит, поизгалялся над детишками.

– А ну-ка вон отсюда! – физкультурник сердито шагнул вперед, и в тот же миг правая рука гостя вынырнула из кармана. Она была пуста, в этом любитель малолеток мог бы поклясться, однако нечто невидимое с ужасающей силой ударило его в грудь, отшвырнуло к подоконнику. Опрокинувшись, рядом прокатилась ваза. Упала на пол, но как ни странно не разбилась.

– Но я… Вы же не можете так просто…

– Могу. Я, дорогой мой, все могу, – мужчина брезгливо покривился и неспешно приблизился к столу. – Честно скажу, раздавил бы тебя сразу, но кое-что для начала ты сделаешь.

– Я не буду ничего делать!..

Темные глаза мужчины неожиданно и противоестественно надвинулись вплотную, стали пугающе большими.

– Ты сделаешь все, о чем я попрошу. Без возражений и самым аккуратным образом. Ты понял меня?

Голова Альберта Полуяновича мелко затряслась. Сказать «нет» он попросту уже не мог. Глаза незнакомца явственно жгли, парой шурупов сверлили мозг.

– Тогда слушай и запоминай. Сначала ты сотрешь эту гадость. – Гость кивнул в сторону мониторов. – Все кассеты, какие есть. А потом накажешь своих собратьев. САМ накажешь. Мужчина ты крепкий, так что, думаю, справишься. А сейчас ты сядешь и напишешь заявление в органы. Я тебе помогу. И получится у нас с тобой все тип-топ. Пока письмо дойдет, ты уже и с подельниками разрешишь все проблемы. Конечно, придется посидеть – и немало, но иначе мозги тебе не прочистить.

Склонив голову набок, Палач оглядел комнатку, задержался взором на узенькой кушетке возле стены, вновь вернулся к хозяину кабинета. Оглядев преподавателя физкультуры с ног до головы, оценивающе прищурился. Подтянутый, где-то даже симпатичный. Иметь такого в мужьях мечтала бы не одна сотня женщин. Выстави на российский аукцион, купили бы без разговоров. Еще и цену взвинтили бы до хорошенькой суммы. А вот метатело Альберта Полуяновича явно подкачало. Мощное и складчатое, оно было даже не коричневым, а черноватым. Словно тронутый гниением гриб шампиньон. Отходящие в стороны ласты-мантильи судорожно шевелились. Судя по их размерам человек этот действительно был не самым слабым. И обаять, и заставить, и придушить мог проще простого. Во всяком случае, с детьми это у него наверняка получалось. Приобнял одной «ластой», чуть приласкал другой, предупреждающе стиснул третьей.

Впрочем, сейчас у насильника вряд ли что могло бы получиться. Ужас помутил его сознание, заставил предательски дрожать колени. Это было стыдно и непривычно, но Альберт Полуянович ничего не мог с собой поделать. Пожалуй, никогда в жизни он так не боялся. От гостя исходили пугающие флюиды, сходу заставляющие верить в самую стервозную мистику. Этого не могло быть, но это было! И краешком сознания Альберт Полуянович понимал – прекратить ужас он мог только немедленными действиями…

Собравшись с силами, поклонник юных тел ухватился за тяжелый офисный стул. Всего-то несколько хорошеньких ударов! Сначала по черепу, а потом по хребту. И парочка свирепых пинков под ребра. И все! Весь этот бред разом завершится…

Подхваченный за спинку стул стремительно взмыл вверх, вывихивая пальцы, с той же стремительностью опустился. Не на спину страшного гостя, а на голову физкультурника. В глазах слепяще вспыхнуло, от боли Альберт Полуянович задушенно вскрикнул.

– Угомонись, касатик! В следующий раз сделаю еще больнее.

Неведомая сила небрежно сграбастала учителя физкультуры за горло, рывком подтянула к столу. При этом жутковатый гость даже не сдвинулся с места.

– Садись, лесоруб. – Палец незнакомца указал на кресло. – Бери бумагу, пиши. И не скули. С таким отношением к боли на зоне тебе придется, ой, как трудненько!

Обильно потея, Альберт Полуянович придвинул к себе чистый лист, корявым почерком вывел: «Заявление в органы внутренних дел…»

Все та же незримая сила продолжала стискивать его тело. Более того, она сумела каким-то образом пробраться и внутрь, ворочаясь гигантской змеей, небрежно тиская и перебирая его мокрые потроха. Альберт Полуянович был не просто напуган, он был сломлен и раздавлен. Вторгшийся в его кабинет незнакомец не собирался мериться с ним силой, бороться и что-то там доказывать. Все с той же брезгливой гримасой на лице и некоторой даже усталостью, он диктовал насильнику строки покаянного письма. Он не куражился и не ликовал, он просто делал свое дело – обыденно, привычно, без малейшего азарта. Стоял и ждал окончания неприятной процедуры.

– Написал? Наконец-то! Как же ты медленно пишешь, будто и в школе не учился… Ладно, бери конверт и запечатывай письмо. Надеюсь, конверты у тебя имеются?… Вот и хорошо. А как запечатаешь, поговорим о главном, потому что это главное тебе придется усвоить крепко-накрепко… – Палач скорбно вздохнул. – Сколько же вас развелось! Ты даже представить себе не можешь. Иногда я с ужасом думаю, что мне придется заниматься вами всю свою жизнь.

Альберт Полуянович сухо сглотнул. Ни возражать, ни просить о милосердии он уже даже не пытался…

Глава 24

Ожидая своей очереди, Миронов развлекался тем, что время от времени прихлебывал из бутылочки ядовито-зеленый «Тархун» и вслух зачитывал наиболее выразительные газетные перлы. Впрочем, выразительным было практически все, чему в немалой степени способствовал уровень нынешних журналистов. Как выразился один из эстрадников, современные акулы пера давно уже не писали, а жестикулировали.

– «Великолепное германское средство „Форшнапс“! – торжественно озвучивал чужую жестикуляцию Миронов. – Удобно в применении и дозировке, безболезненно и эффективно способствует работе кишечника. Только с применением „Форшнапса“ опорожнение вашего кишечника будет происходить однократно и сочно, с чувством глубокого удовлетворения.»

– Да уж, чувство глубокого удовлетворения – это привлекает. Там так и написано – «сочно»?

– Я что, выдумывать буду? Конечно, написано. А вот еще смешнее… «Сеть магазинов „Альфонс“! Препараты немецкой фирмы „Мяу-Бляу“ для настоящего сексуального опьянения. Надежно и безотказно в любом возрасте! Любовные капли и пролонгаторы, эротические кремы. В аптеках работают настоящие профессионалки!»

– Профессионалки – это как?

– Наверное, те, что надежны и безотказны в любом возрасте. То есть, если хочешь, конечно, настоящего сексуального опьянения.

– Заходил я раз в ихний «Альфонс» – пробурчал сержант Голиков. – Одни грымзы за прилавками. Стоят, улыбаются, салфеточками фалосы протирают. Они без того сияют, а им все мало.

Миронов гоготнул.

– Тут и про это есть, послушайте! «Вас мучит половая дисфункция? Нет проблем. Приходите к нам. Анонимно, быстро и кардинально мы разрешим все ваши затруднения.»

– Я помню, тоже возил кота на кастрацию. – Опять забубнил Голиков. – Он так у меня от этой дисфункции страдал, что тапки домашние насиловал. Вот я и решил ему помочь. Как говорится, быстро и кардинально. Так сеструхи меня потом чуть не убили. Радости, мол, животное лишил. Садюга, мол, ненормальный!

– Сеструхам-то – по сколько?

– Да старше меня будут. Что характерно, обе за мужем.

– Тогда понятно…

– Чего тебе понятно?

– А то, чего тебе, молодому, еще непонятно.

Скрипнула дверь, вошел отдувающийся Андрюхин, без слов плюхнулся на стул.

– Ну как?

– Полный атас. Народ в коридоре бузит. Опять паспорта заканчиваются. Дежурный через минуту к ним выбегает, успокаивает. Сема Эсес тоже рвет и мечет. В смысле, значит, рвет волосы, а мечет икру.

– Так он же лысый.

– Я в переносном смысле.

– А-а… Ну, а особисты что?

– Ясное дело, вопросы задают. И все про Палача. Будто и нет других тем. Почему, мол, не выделили в особое направление, почему раньше не начали бить тревогу, почему не обращали внимание на аномальные факты.

– А ты чего?

– Я, понятно, в отказе. Молчу, как партизан. Я, что ли, должен бить тревогу?

– Молодец! Ну, а они чего? За щипцы с иголками, небось, взялись?

– Да нет, они спрашивать продолжают! Гестаповцы, блин! Под кожу лезут и лезут. А Сема наш красный сидит, на табурете вертится, все подмигивать пытается.

– Ага, типа, отмазки от нас ждет. Напомнить бы ему, горлопану, как он нас склонял за аномальщину.

– Он тебе напомнит потом!

– Когда это?

– А вот уедет комиссия – и напомнит.

– Так это… Вы чего сидите-то? – Андрюхин, встрепенувшись, кивнул на дверь. – Теперь вас зовут.

– Кого именно?

– Обеих. То есть, в смысле, обои должны идти…

– Бардак, – промычал Потап, поднимаясь. – Как есть, бардак. Вместо работы паримся тут, ждем неизвестно чего.

– Считай, уже дождались, – утешил Миронов. Аккуратно свернув газетку, спрятал в карман. – Это я для тестя. Он у меня всегда «Крокодилы» с «Бурдой» любил.

– «Бурда» – вещь хорошая, только ты это… – Шматов хмыкнул. – Застегни сначала пуговки. Да не здесь, у ворота…

Неделикатный Голиков громко захохотал.

* * *

Собственно, бардак в отделе начался не сегодня, а значительно раньше, когда по стране только-только объявили о смене паспортов. В первые же недели люди потянулись в милицию, сначала робко и в одиночку, а потом бурливыми колоннами. Поскольку паспортный стол располагался на первом этаже, то очень скоро путь в родные кабинеты значительно осложнило людское коловращение. Даже чтобы забежать к товарищу за чистым бланком, теперь приходилось крепко потолкаться. А более всего раздражала сама первопричина. Ведь что такое паспорт? Архаизм, наследие тоталитаризма, ксива, которая подделывается проще, чем доллар. И мало кто сомневался, что в самом недалеком будущем паспортный режим станут вспоминать точно так же, как сейчас вспоминают талонную и карточную систему. А вот поди ж ты! – бумагу продолжали переводить, людей отрывали от работы, милицию – от дела.

Так или иначе, но убойщикам, следователям и даже техничкам – всем теперь приходилось мириться с многоголосым бедламом. От гула и очередей спасались до поры до времени на втором этаже, но сегодня беда заявила о себе и здесь. Заявила в лице особой комиссии, самолетом прибывшей из Москвы. Именно таким образом столица отреагировала на ликвидацию группировки Маршала. И, разумеется, в воздухе вновь замаячила грозная тень Палача. Теперь даже Сема Эсес не решался заговорить о нем скептически. Как бы то ни было, москвичи подошли к делу с должной ответственностью. Безжалостно шерстя бумаги, они без конца связывались по телефону с собственным начальством, а попутно дергали на «беседы» всех тех, кто так или иначе соприкасался с деяниями Палача.

Нервов добавилось и после того, как на утреннем совещании сотрудники отдела узнали о свихнувшемся хозяине банка «Возвышения». Дежурный наряд приехал по вызову соседей, сообщивших о стрельбе и криках. Дверь в квартиру взломали, спятившего банкира обнаружили спряташимся за холодильник. При этом владелец несметных состояний дрожал от страха, а в руках сжимал израильский «Ерихон» с опустошенной обоймой. Самое же удивительное заключалось в том, что стрелок встретил появление милиции с нескрываемым ликованием, и хотя кроме незаконного хранения оружия предъявить ему было нечего, в этот же день, по требованию нувориша, опешившими следователями была оформлена явка с повинной. Шепотком даже называли суммы, которые свихнувшийся финансист вполне добровольно передавал органам правопорядка. И ничего удивительного, что многие из следователей крутили при этом пальцем у виска. Возле отдела уже вился рой журналистов, пытающихся разузнать обстоятельства столь внезапного возвращения народных вкладов. Впрочем, кое-кого привела сюда совсем иная сенсация. В эти же дни в детдоме, что располагался на улице Репина, произошло тройное убийство. Еще один раскаявшийся грешник пошел на чрезвычайный шаг, прирезав ножом гордумовского депутата, а заодно и двух своих приятелей. Удивительно, что этот сбрендивший человечек также не пытался сопротивляться властям, сходу объявив, что написал заявление еще загодя и что все убитые виновны в насилии над малолетними сиротами.

Москвичи арифметику знали прекрасно и, плюсуя к случившемуся ограбленный броневик и уничтоженную лабораторию Маршала, получали картину более чем мрачную. Так или иначе, но сюрпризов для одного района действительно набиралось сверх всякой нормы. Об этом и пошла речь, едва Шматов с Мироновым ступили за порог кабинета Семы Эсес.

В отличие от Андрюхи этих двоих встретили более сурово. Во всяком случае, незнакомый человек в штатском не ограничился допросом, устроив Сергею с Потапом форменный разнос. Доставалось, впрочем, и майору Закучаеву с Семой Эсес. Причем Миронов смутно догадывался, что чин важно расхаживающего по кабинету человечка явно пониже, чем у присутствующего здесь начальства, но спецотдел – это спецотдел, и оттого голос визитера из столицы звучал абсолютно по-мефистофельски:

– Пинкертоны бабаевы, профессионалы, мать вашу! Да вы уже полтора года как должны были создать особую группу, занимающуюся фокусами Палача. И не закрывать глаза на очевидные вещи!

– Но мы полагали…

– Что вам кажется и мерещится? А креститься не пробовали? – нос Дениса Трофимовича, дырчатый и рыхлый, словно кусок пемзы, энергично задвигался. Короткопалая рука гостя с силой рубанула воздух. – Кто не хочет знать правды, тот ее знать и не будет! Зарылись, понимаешь, в бумажки, бюрократы хреновы! Отчетность красивую рисуете, палочки приписываете!..

– Да, но все, что от нас зависело… – снова попытался вмешаться Сема Эсес, но тут же получил еще одну словесную оплеуху.

– Ни черта от вас не зависело! Не зависит и зависеть не будет. Потому что даже в тех делах, которые вы завели, вы не обратили внимание на существенные детали. Вы, например, капитан Шматов! – короткий палец ткнулся в Потапа. – Знаете ли вы, что у вашего агента, работавшего в группировке Маршала, произошли физиологические изменения?… Нет? Правильно! Потому что это выяснилось только сегодня, когда я стал задавать ему наводящие вопросы.

Виктор, скромно притулившийся в уголке, виновато улыбнулся.

– Да я и сам обратил внимание на это только сегодня.

– Что у тебя, Виктор? – Шматов встревоженно повернул в его сторону голову.

– Бородавки у вашего коллеги сошли! Бородавки, ясно? – вновь загромыхал голосом Денис Трофимович. – Плюс – исчез давний рубец от ранения. И нечего тут хаханьки строить! Факт столь же забавный, сколь и серьезный. Во всяком случае, просто так да еще в считанные дни подобные вещи у людей не проходят. Далее… Вы до сих пор не догадались увязать все аномальные происшествия в единую цепь. Кроме броневика, лаборатории и сегодняшнего учителя педофила, у вас было еще как минимум восемь аналогичных дел – не столь громких, но тоже безусловно связанных с Палачом. Вы умудрились проигнорировать и их!

– Вы позволите сказать? – побагровевший Шматов решительно поднялся, оказавшись на добрую голову выше столичного визитера.

Денис Трофимович неспешно сложил руки за спину, пористый свой носик язвительно поднял вверх.

– А вам есть, что сказать?

– Думаю, есть.

– Что ж, я вас слушаю.

– Так вот, мы тоже не сидели сложа руки и успели выяснить, что тот же броневик не имеет к Палачу никакого отношения.

– То есть?

– Это подделка. Некто решил поработать под Палача, и в определенном смысле обман удался. Мы чуть было не пошли по ложному следу. Тем не менее, нашлись умные головы, подсказали что к чему, да и химическая экспертиза пятен дала абсолютно разные результаты. Если в случае инкассаторского броневика мы имеем дело с обыкновенной низкотемпературной копотью, то в случае с лабораторией наблюдается совсем иное…

– Один момент! – Денис Трофимович нетерпеливо вскинул руку, но Шматов не послушался.

– Кроме того, мы выяснили и канал, по которому Палач получает заказы. Судя по всему, перед нами мститель-бессеребренник, к которому люди обращаются с жалобами, а он в свою очередь…

– Стоп! – ладонь столичного чиновника вновь поднялась вверх, и на этот раз капитан замолчал. – Этот разговор мы обязательно продолжим, но без посторонних. Прошу понять меня правильно, но тема закрытая, и я имею все полномочия вести это дело так, как посчитаю нужным. – Денис Трофимович сурово оглядел помещение. – Если нетрудно, Семен Сергеевич, найдите нам уютную комнатку. Временно с этими господами мы переместимся туда.

– Конечно, конечно! – вскочивший с места Сема Эсес засуетился, как проштрафифшийся школьник. – Пожалуй, можно использовать кабинет следователя Еремина, он все равно на больничном.

– Или пройти к Миронову, – мстительно добавил майор Закучаев. Он явно был обижен, что его отнесли к разряду посторонних.

– Можно и ко мне. – Сергей пожал плечами, – Только я на первом этаже, а там сейчас дурдом.

– Какая еще дурдом? – брови Дениса Трофимовича тревожно вскинулись. – Ах, да, у вас же сейчас смена паспортов, будь они неладны. Что ж, толчея, конечно, не помеха, но будет лучше, если мы проедем в другое место.

– Куда?

– Тут недалече. – Денис Трофимович подмигнул искрящимся глазом. Стоило ему сменить гневливую гримасу на улыбку, и он враз переменился. Теперь перед ними стоял коротышка самого добродушного вида, способный шутить и смеяться. – Насколько я понимаю, вы и до этого работали вместе, верно? Вот и перейдете пока под мое ведение. Временно, разумеется.

– А Семен Сергеевич?…

– Семен Сергеевич возражать не будет. – Столичный гость даже не оглянулся на полковника. – Как, Семен Сергеевич? Не возражаете?

Сема Эсес растерянно кивнул. Запоздало сообразив, что стоящий к нему спиной чиновник движения головы наблюдать не может, торопливо отрапортовал:

– Никак нет, не возражаю.

– Вот и ладушки. – Денис Трофимович взял Шматова за локоток. – Давайте, ребятки, забирайте свои бумажки и отправляемся. Пора наконец заняться работкой. А то засиделись вы тут, как я погляжу, мохом болотным покрылись…