Текст книги "Пуля для императора"

Автор книги: Андрей Белянин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Но сейчас главное то, что неизвестный отправитель знал обо мне слишком много и прямолинейно заказывал моё убийство, в боязни, что я могу пойти по стопам отца.

Щенок, вы говорите? Я услышал. Хорошо, пусть так.

Я покосился на тяжёлый серебряный браслет с головой собаки. Вы подзадержались, господа, я вырос. Цепной Пёс начинает скалить зубы…

– Матвей, Энни, мы возвращаемся в Санкт-Петербург!

Наверное, не стоило так кричать из соседней комнаты, кто бы мне столь же дружно орал в ответ? Да никто, конечно, никому оно не упёрлось.

Я вернулся в горницу как раз тогда, когда мужики выводили старосту. Шаман всё так же сидел в углу и, кажется, так накурился, что беседовал с духами уже где-то очень далеко.

Энни всё так же сопела на лавке и, по большому счёту, говорить я мог только с папиным денщиком. Кроме него, никого вменяемых не было…

– Что интересное нашёл, твоё благородие? А то орёшь, как попадья на сносях!

– Вы не понимаете, – торопливо начал я, размахивая перед его носом пачкой недочитанных писем, – это должно быть срочно доставлено в Петербург! Тут вся правда, все доказательства заговора, нам надо срочно ехать! Это надо показать царю!

– А оно ему так уж интересно? – тихо спросил Матвей, потом закрыл глаза и поплыл с лавки вбок.

Я недоумённо склонился над ним.

– Много крови потерял, однако, – вынув трубку изо рта, равнодушно сообщил старик шаман. – Сейчас поедет – совсем мёртвый будет, да-да! Лечить надо, духов просить, обряд надо, да…

– Врача ему нормального надо, это всё серьёзно, – прорычал я, делая попытку в одиночку поднять этого бородатого мамонта. Бесполезно, ещё чуть-чуть – и надорвался бы…

– Найдёшь, зови, познакомлюсь, однако, – важно согласился со мной старик, крикнул кому-то на улице, и двое рослых охотников-курыканов помогли мне перетащить могучего Матвея на кровать. Не скажу, что он не сопротивлялся, но нас было больше.

Врача, доктора, лекаря, костоправа, фельдшера или хотя бы ветеринара на селе, разумеется, не было. Просто не было, как факт, как данность, как реальность этой жизни!

Я проклял всё на свете – русские расстояния, русскую систему медицинского обслуживания, чисто русское отсутствие банальных медикаментов, а если бы Матвей не пришёл в себя, то, пожалуй, и его бы до кучи. Почему нет?!

Слава тебе Господи, бывший конвоец кое-как приподнял голову, поманил меня и тихо прошептал на ухо:

– На денёк-другой задержимся, потом нагоним.

– Но вы же не сможете идти.

– А один пойдёшь – я тя и мёртвым достану, с коня спущу да по ушам надаю, ясно?!

И вы знаете, даже несмотря на то, в каком состоянии находился этот бородатый грубиян, я всё равно почему-то ему поверил.

– Хорошо. Задержимся на неделю, пока вы не встанете на ноги. В конце концов, если сейчас планы наших противников провалились, то несколько дней уж точно ничего не решат. Никто у нас Сибирь не отберёт. Да пусть только попробуют!

Матвей благодарно пожал мне руку и вновь провалился в забытьё. Вот просто растянувшись в полный рост на руках поддерживающих его курыканов. Старый шаман пустил ему длинную струю дыма в нос. Вроде как анестезия.

– Спать будет, однако.

Все обернулись ко мне как к главному.

Я прокашлялся и взял командование на себя. В конце концов, это было не сложней, чем управляться с двумя десятками своенравных оксфордских студентов на очередной лекции по классической британской литературе.

Поэтому, как вы понимаете, описание моего житья в забытой Богом русской деревеньке, с чудесным названием Малая Дыра, вблизи священного озера Байкал, будет сухим и однообразным. Судите сами.

Я и мисс Челлендер были поселены всё в том же доме старосты.

Кстати, насчёт жены и детей этот мерзавец нагло врал, никого у него не было. Сам староста на следующее утро был отправлен под конвоем двух дюжих мужиков на телеге в ближайший губернский городок, в двух днях пути. Сопроводительное письмо, детально описывающее все его преступления, я написал лично.

Бывшего конвойца забрал к себе в стойбище вождь курыканов. Тот самый охотник со шрамом через всё лицо говорил, что подрался с медведем. Я так понимаю, что вождь начал первым, но во втором раунде мишка перевел бокс в греко-римскую борьбу и вышел победителем по очкам. Вождь до сих пор ищет его в тайге, чтобы продемонстрировать шрамы и взять реванш. Я бы на его месте не рисковал, медведь наверняка тоже подготовился…

Старый шаман обещал за два-три дня поставить нашего казака на ноги проведением каких-то древних обрядов по изгнанию духов и лечением редкими таёжными травами.

Но судя по тому, как усиленно хитрый дедушка прикладывался к своей бутылке, одними лютиками всё не ограничится. Да и без разницы, лишь бы помогло!

Курыканские охотники действительно не потеряли ни одного из своих, потому что били из засады и врукопашную не лезли. А вот на селе, как я помню, хоронили четверых мужиков и ещё шестеро-семеро были серьёзно ранены. Это реальная цена, честная цена за кровь и свободу.

Да, в общей сложности за ту битву у села и недавний общий махач наши полностью положили почти весь китайский гарнизон – двадцать восемь человек, ещё четверо сдались, и вроде бы двое бежали в тайгу.

Гласом народа пленных решено было использовать как рабочую силу на починке дороги, а беглых ловить никто не стал. Мне сказали, что следы их ведут к болотам, а это места гиблые, оттуда никто не возвращается. Да и нет у них такой традиции, наоборот, встретил беглого каторжанина – помоги хлебом, это по-христиански…

Трупы прочих закопали подальше от села в одной общей могиле. Новенькие винтовки мужики разобрали себе, одну я тоже успел прихватить для Матвея. Только-только с армейских складов, пристрелянные, заводы Энфилд, производство Великобритании.

Последнее не особо удивило, мы ведь продаём своё оружие по всему свету, даже тем, кто воюет против нас. А уж Китай насыщен английским и французским оружием вообще сверх всякой меры. Как, впрочем, и большинство стран Азии. Хотя сами британские войска полностью перешли на американское оружие, но надо же куда-то деть свои запасы…

Золотые монеты, взятые мной в пещере Белой горы, я спрятал под моей периной в доме старосты. Немецкий агент, спасая свою шкуру, бежал с такой скоростью, что бросил практически всё – сумку, оружие, бумаги, документы, деньги. Прыгнул в седло и исчез!

Естественно, ему уже не было никакого дела до золота Цепных Псов. Однако тот факт, как легко он со всем этим расстался, бросив на произвол судьбы своего напарника, говорил об огромном опыте выживания этого страшного человека, Фридриха фон Браунфельса. По крайней мере, именно так он подписывался. Но опытный шпион имеет десятки имён…

Несомненно, это был профессионал с большой буквы, умел проигрывать, знал, когда и чем стоит рисковать, явно не трус, но второй раз возвращаться сюда с большими силами просто не станет. Никакого смысла в этом нет. Однако, что куда хуже, так это одно из последних писем.

«Наш молодой друг в Санкт-Петербурге просит позволить ему самому разрешить возникшую ситуацию. Учитывая склонность к азартным играм и большие траты, считаю возможным продолжить финансирование его пороков.

Император России не должен быть убит рукой иностранца. Это привело бы к невероятному усилению патриотизма в среде простого народа и ещё большему сплочению нации вокруг трона Романовых.

Только свой, русский человек, приближенный ко двору, имеющий влияние и определённые позиции, может исполнить намеченное. Он станет мучеником новой эпохи.

Его будут так яростно ненавидеть, что в конце концов начнут любить. Из трёх наиболее подходящих претендентов я бы рекомендовал остановиться на кандидате Х…»

Письмо было написано на немецком и отправлено дипломатический почтой из Лондона. То есть некий высокий чин в британской палате лордов обращался к своему немецкому коллеге с вполне ясной и внятной просьбой.

Никаких намёков, полутонов, эзопова языка, всё конкретно и внятно – речь идёт о физическом устранении царя Александра, государя и самодержца великой Российской империи. Ни больше ни меньше, а именно так – спланированное цареубийство!

Я был абсолютно уверен, что тот скромный чин в русской тайной полиции снимет с меня все обвинения за одно предоставление его ведомству этих документов! То есть, как ни верти, но нам действительно срочно надо возвращаться в Санкт-Петербург. И более того, я абсолютно уверен, что и наш знакомый немец отправился туда же.

Предупредив мисс Челлендер, проводящую два последних дня в тихих прогулках к далёкому берегу озера Байкал с питьём воды и успокоением нервов, я выпросил себе лодку и сам на вёслах отправился в стойбище курыканов.

Грести я умею, опыт есть, погода была замечательная, хотя местные и обещали, что через пару-тройку дней задует тот самый баргузин – и волны будут подниматься на сажень, а Байкал станет смертельно опасен для любого рыбака.

Но пока над головой играло осеннее солнце, в небе кружились белые облака, свежие брызги обжигали лицо, и я гордо распевал шальные строки Роберта Бёрнса:

 
– И какая нам забота-а,
Если у межи, о-о!
Целовался с кем-то кто-то
Вечером,
вечером,
вечером во ржи-и!
 

Байкал словно бы прислушивался к стихам бессмертного шотландского поэта, подбрасывая мою лодку весёлой волной. Я чувствовал, что влюбляюсь в Сибирь.

Здесь всё было иначе, не как в Петербурге или батюшкином поместье, даже не так, как во всей той части России, что мне довелось объехать. Нет, предгорья Большого Камня или Урала, как его называют русские казаки, сама природа, дикая первозданность этих мест вызывала в душе совершенно иные, доселе незнакомые ощущения.

Свобода от края неба и до края, не на размах рук, а на весь взор, куда не кинь!

И люди здесь были такие же свободные – как местные народы, так пришедшие сюда русские. Казалось, что первое слово, слетевшее с их детских уст, было не «папа» или «мама», не «дай» и «хочу», а – «воля-я…»

Я не мог не отметить той разницы, с которой относились поселенцы к иноверцам. Британия загнала бы их в покорность огнём и мечом, заставляя под страхом смерти принять превосходство английского образа жизни.

Именно так мы «цивилизовали» Новый Свет, Индию, Китай, другие страны Африки и Азии. Почему же русские поступали иначе? На землях русской Сибири больше не продавали женщин в рабство за вязанку шкур. Дети всех народов могли учиться в русских школах и обладали всеми гражданскими правами подданных Российской империи, отнюдь не считаясь людьми второго сорта. Более того, иноверцы часто достигали больших карьерных высот как военные, ученые и поэты…

Русские принесли всей Сибири мир на кривом клинке казачьей сабли, и теперь местные народы, узкоглазые и черноволосые, гордятся русскими фамилиями, именами и отчествами. Воины Ермака честно женились на местных женщинах, а их дети создавали новую породу жителей древнего края.

Я видел, как эти буряты, уйгуры, курыканы, алтайцы и прочие готовы умереть за Россию! Почему такого не получилось у цивилизованной Великобритании? Почему были вечные бунты в Индии, Афганистане и других колониях? Мы же умнее, цивилизованней, образованней, лучше и всегда точно знаем, как надо жить…

На противоположном берегу меня встречали шумные дети курыканов. Мисс Челлендер ещё перед моим отплытием посоветовала купить на селе пряники и пироги, так что моё прибытие действительно оказалось для детей настоящим праздником.

Собственно, это было единственное, чем я мог отблагодарить их отцов за добровольное участие в той битве у сарая. Теперь мне улыбался каждый встречный, меня приглашали в дом, хлопали по плечу и даже называли «тихим белым медведем, который шибко больно дерётся, однако!».

По крайней мере, именно так перевёл мне старик шаман, когда маленькая Айгуль, уже не прихрамывая, за руку ввела меня в его жилище.

– А где Матвей?

– Борется, однако. Да-да!

Старик откинул одну из кучи шкур, валявшихся в углу, и я увидел папиного денщика с закрытыми глазами и какой-то палкой в зубах. Матвей тяжело дышал через нос и сжимал челюсти так, что отчётливо был слышен хруст дерева. Не знаю, чем его так накачали, но…

– Он нужен мне. Нам необходимо отправляться в столицу.

– Куда, да? В большой город хочешь идти, в Читу? Нельзя ему, однако. Слабый, как новорождённый волчонок.

– Вы не понимаете. Не в Читу, в Санкт-Петербург. Это столица всей Российской империи.

– Помрёт, однако! Ещё две луны ждать надо, духи говорят…

– Но царь Александр в опасности!

– Тогда не помру, – демонстративно выплюнув изжёванную палку, объявил этот бородатый симулянт. – Вот ещё разок отхлебну целительного настоя на травах и спирту, а потом в седло, и хоть через всю Россию-матушку галопом!

– Матвей, вот как вам не стыдно, – горько выдохнул я. – Мы же с Энни беспокоимся за вас, волнуемся, думаем, вы здесь валяетесь, едва дыша от потери крови, а вы…

– А чего я? – вылезая из-под шкур, старый казак быстренько переглянулся с курыканским шаманом. – Я ж тут чуть не помер, ей-богу! Вот кабы не дедушка Айгуль, храни её Господь и пошли жениха хорошего, вот сдох бы, аки пёс подзаборный! Веришь ли?

– Верю. Так вас оставить тут на долечивание? Потому что мы с мисс Челлендер завтра уезжаем в столицу. Пишите нам!

– Ты издеваться, что ли, надо мной решил, твою мать, твоё ж благородие?!

Матвей в один миг встал рядом со мной и поднял меня за грудки одной рукой.

– Вместях идём, и никак иначе! Будешь спорить, я те… не доводи до греха, хлопчик…

– И в мыслях не было, – удовлетворённо прохрипел я. – Собирайтесь, завтра выступаем.

Бывший конвоец опустил меня на землю, крепко обнял, расхохотался и бросил шаману:

– Накрывай стол, братка! Отобедаем, да мне пора и честь знать. Вишь, труба зовёт. Царь-государь в опасности!

– Бывает, однако, – философски согласился узкоглазый прохиндей. – Оленя кушать будем, рыбу кушать. Голодным нельзя из дома уходить, да! Духи хозяина не простят. Байкал не простит, да-да…

Возможно, не буду спорить. У них тут свои традиции, свои взгляды, свои заморочки, а мне с моим британским воспитанием даже вмешиваться не стоит. Главное, что папин денщик здоров и что он с нами. А уж какие лесные духи (алкоголь или травы) подняли его на ноги, это дело десятое…

Мы вернулись вечером на той же лодке, вдвоём. Грёб, правда, я. Матвей сказал, что мы можем взять лошадей в селе, а местные потом заберут наших коней у шамана, и всё будет честно. Подобное считается в порядке вещей между друзьями.

Но вот если мы сверх положенного задержимся, то вполне возможно, что местные задумаются, а чего им нас тут кормить? С какого перепугу? Китайцев нет, староста в тюрьме, мы своё дело сделали, так не пора бы всем и по домам?

Я с ним даже не спорил, более того, мне вполне была понятна такая простонародная логика. Согласитесь, для абсолютно подавляющего большинства человечества всех стран и народов любая благодарность не может быть вечной.

А это значит, как говорит русская поговорка, «Даже самым дорогим гостям бывают рады дважды». Мы действительно загостились, нам пора…

Наутро следующего дня наша героическая троица верхами покидала тихое забайкальское село. Нас ждали другие дороги и другие приключения. Золото Цепных Псов, на которое, как мне казалось, я имел некоторые права, гарантировало нам роскошный проезд в столицу высшим классом.

Однако, как только мы достигли первой железнодорожной станции, я последовал советам более опытного в таких делах конвойца. В конце концов, он знал эту страну лучше, чем я, выпускник Оксфорда. Мы поехали верхами, тихо, не привлекая к себе лишнего внимания…

Я не буду утомлять неподготовленного читателя всеми перипетиями и деталями нашего возвращения. Скажу лишь, что мы ни разу не столкнулись с теми упрямыми преследователями, которые буквально ни на шаг не отставали от нас в недавнем прошлом.

Тот страшный «неверный» казак, дальний родственник нашего Матвея, словно сквозь землю провалился, китайские наёмники тоже носу не показывали, а про сбежавшего германского подданного мы все уже и думать забыли. Как, надеюсь, и он о нас. Но вряд ли…

В любом случае, в определённый день и час на улицах русской столицы появились совершенно обычные люди – старый казак с дочкой в простом платье и молодой человек в одежде разнорабочего. Ничего примечательного, ничего необычного, всё как у всех…

Мы все шли разными улицами, в указанный час сошлись у знакомых ворот графа Воронцова и, дождавшись темноты, постучались в дом. Не буду врать, сначала нас туда просто отказались впускать, обозвав нищими побродяжками.

И только после того, как бывший конвоец клятвенно пообещал (Аннушка, закрой уши!) оборвать лакею все детородные органы, порезать на пятаки и ему же скормить, – ворота мигом распахнулись!

Армейский генерал в отставке Павел Павлович, в домашнем халате, с заряженным пистолетом, встречал нас на пороге.

– Господи, боже мой… Мисс Челлендер! Мишенька! Матвей, старый вы чёрт, живой?!

Он поочерёдно обнял всех нас, по-отечески расцеловав в обе щеки.

– Что за маскарад? Как вы справились с заданием императора? Но прошу всех в дом, господа, и я не дам вам уснуть, покуда вы всё мне не расскажете… Эй, там, приготовить комнаты и горячую воду моим гостям! А потом за стол!

Вы не представляете, какое это счастье – после двух недель дорог, пересадок, ямщицких кибиток и болтания в проходящих поездах – элементарно побриться.

Должен признать, что добрейшей и благороднейшей души человек, соратник моего отца, генерал Павел Павлович Воронцов вновь принял нас, как принимают родню.

Быть может, потому, на миг расслабившись и потеряв бдительность, я рассказал ему всё. Если б я только мог знать тогда, к чему приведёт моя беспечная откровенность…

Старый граф хотел знать всё! Матвей и Энни давно разошлись по своим комнатам, а мы всё сидели в его кабинете на втором этаже, при горящих канделябрах, у камина, за накрытым столом, с отличным французским коньяком, самоваром, чёрной икрой и горой свежего фигурного печенья. Разговор был долгим, обстоятельным и очень эмоциональным.

Павел Павлович периодически вскакивал с места, обнимал меня или в гневе бил кулаком по столу. Глаза бывшего военного просто пылали, а каминное пламя придавало им отблеск пожаров турецких крепостей.

Он засыпал меня кучей вопросов, причём отмечу, золото Цепных Псов и могила Чингисхана интересовали его в самую последнюю очередь. Этот человек действительно был настоящим боевым генералом, героем, прошедшим свой путь к золотым эполетам через кровь и смерть всех походов, сражений и войн.

Не при штабе, корпя над картами, и не адъютантом, подающим чай какому-нибудь превосходительству, а не сходя с седла, личным примером поднимая в атаку бойцов, получая больше ран, чем наград, и ценя честь выше славы!

Неудивительно, что я рассказывал ему в деталях, числах и всевозможных подробностях обо всём, что с нами происходило. Особенно важным Павел Павлович счёл не наши достижения, а то, что мы не сумели довести до конца.

– Враг с отрезанной головой лучше! – наставительно напомнил он. – Сербы и черногорцы всегда так говорили, а вы упустили своих самых опасных противников…

Увы, кровный враг нашего Матвея, страшный янычар из Турции, тот самый, кто преследовал меня аж от самого Лондона, бесследно исчез с нашего пути в безвестной прибайкальской деревеньке. Мужики говорили, что его отослал тот самый француз, «перпиньонский мясник», куда – неизвестно, зачем – кто ж их ведает?!

Немецкий резидент в России, господин фон Браунфельс (если это, конечно, его настоящее имя) тоже сумел бежать от нас, а ведь именно он и мог быть главой заговора. Но тем не менее, я почему-то был уверен, что хоть он, конечно, важная и даже ключевая фигура, но кто-то выше им управляет.

Отторжение сибирских земель от Российской империи с помощью поднимающего голову Китая – это не однодневная, сложная и долгая затея. Да и сами китайцы, впрочем, за такую услугу будут обязаны вечно находиться под протекторатом Великобритании, Франции и Германии. Я даже выложил на стол одно из последних писем фон Браунфельса.

«Примите мои искренние сожаления о вынужденной смерти сэра Эдварда Челлендера. Тем не менее прошу понять, что на тот момент у нас не было иного выхода. Мёртвый посол был гораздо полезнее для нашего общего дела, чем живой. Он слишком любил свою дочь, вследствие чего мог совершить немало опрометчивых шагов в отношении нашего акта возмездия Цепным Псам. Обещаю, что в свой срок и час виновные в его смерти понесут заслуженное наказание…»

– Вы думаете, они убили сэра Эдварда Челлендера только потому, что он собирался убить вас? Но это же абсурдно, друг мой…

– Мне тоже так казалось, – согласился я, разомлев от коньяка, каминного тепла и давно забытого ощущения абсолютной безопасности. – Думаю, никто не хотел его смерти, но сэр Эдвард сам перешагнул некую грань, назначив мне встречу в своём доме в присутствии государя. И серьёзно сглупил, угрожая мне оружием.

– Хм, то есть, где бы потом ни нашли ваше тело, уже сам царь Александр потребовал бы самого тщательного расследования!

– И посол наверняка бы всех сдал при первом же допросе с пристрастием, – добил я.

– Да, выбивать правду у нас умеют. Англичанин не продержался бы и дня в казематах Петропавловской крепости. А наш добрый государь имеет хорошую память и очень не любит, когда гибнут его подданные. Вы правы, он бы этого не простил.

Я отхлебнул коньяка, зажмурил глаза, чувствуя, как жгучий огонь обволакивает сознание, и наконец решился:

– Боюсь, что некими силами Европы принято решение убить нашего царя Александра. И нити ведут к людям, стоящим в непосредственной близи русского трона…

– Это невозможно! – горячо воскликнул граф Воронцов. – Михаил, поверьте мне, император очень неглупый человек, те, кто его охраняет, лучше вас и меня знают свою работу. Я видел их в действии на Балканах и в Азии, каждый из них, не задумываясь, отдаст свою жизнь…

– Я знаю. Я ни на миг не сомневаюсь в их профессионализме. Но что, если рядом с императором есть человек, готовый на всё? Что, если в его ближайшем окружении находится предатель, на которого даже невозможно подумать?

– Нет! – уверенно объявил граф Воронцов. – Прошу простить мне мой пыл, но я совершенно убеждён, что никто во всей России не может желать зла царю-освободителю!

– Но эти письма…

– Мишенька, – вздохнул он, – простите, что говорю с вами таким тоном, но сын моего боевого друга – и мой сын тоже. Ваш отец уже заплатил своей жизнью за странные игры в тайный орден каких-то потомков опричников. Вот и ваши рассказы о Байкале, пещерах и золоте, это же…

Кажется, я покраснел от обиды, и Павел Павлович сменил тон:

– Нет, я вам верю! Я ни на миг не сомневаюсь в вашей правоте. Но заговор против государя от лиц из его ближайшего окружения… Это столь театрально, банально и напыщенно, что даже уже не смешно!

Я не стал спорить, просто не видел смысла. Лишь попросил при первой же возможности организовать мне встречу с царём Александром. А если он очень занят и не может меня принять, то тогда хотя бы с тем тихим чином из тайной полиции, Пятого отделения, – что угодно, не знаю, но мне крайне важно, чтобы все привезённые документы и письма попали в нужные руки.

В конце концов, кто я такой, чтобы разбираться во всех хитросплетениях политики? Скромный филолог, до сих пор не закончивший свою научную работу о бессмертной звезде английской поэзии Джоне Китсе. Собственно, именно этим я и должен заниматься.

Да, я ношу серебряный браслет ордена Цепных Псов, но это же… несерьёзно, верно? Просто дань памяти отца и естественное нежелание хоть как-то отказывать в последней просьбе моему умирающему родителю. Вы готовы осудить меня за это?

И пусть где-то в полудикой Сибири меня жёстко переклинило и мой дух стал духом великого воина на защите царского трона. По крайней мере, мне так казалось. Впрочем, не мне одному, Энни с Матвеем тоже подхватили эту странную бациллу…

Однако же сейчас, когда находимся мы в столице Российской империи, в блистательном Санкт-Петербурге, центре цивилизации, где на каждом углу стоят жандармы, где порядок на улице обеспечивается обширными силами полиции и каждый человек готов с кулаками броситься на чужака, склоняющего его к государственной измене и предательству Родины… О чем беспокоиться?

Нет, поверьте, я отнюдь не идеализирую жителей русской столицы. Они разные. Но понимаю, что за царя в единодушном порыве поднимутся столь многие, что господину фон Браунфельсу нечего ловить в этих водах…

– Конечно, наш государь спокойно разъезжает по Санкт-Петербургу без охраны, – после долгого-долгого обоюдного молчания нарушил тишину Павел Павлович. – Его с трудом удаётся уговорить на сопровождение хотя бы двух-трёх конных конвойцев, но и тех без огнестрельного оружия. Это его принцип! Александр не боится собственного народа, и народ любит его. Я готов поверить в любые политические интриги, в попытку отторжения у России части сибирских территорий, в возможное китайское вторжение, но в заговор против императора, увы, нет…

– Возможно, эти люди выдают желаемое за действительное, – согласился я, прикрывая ладонью свой бокал, мне на сегодня достаточно. – Однако было бы очень интересно знать, а кто этот таинственный «друг по переписке»? С кем общались иностранные резиденты, кто из приближённых ко двору лиц мог писать такие вещи? Ведь за одно хранение подобных писем человека можно обвинить в государственной измене.

– Это серьёзный вопрос, и обвинение серьёзное, – согласился старый генерал. – Я бы не дерзнул тревожить по этому поводу самого государя. Но в соответствующие службы сообщить обязан. Тем более что вы вернулись и вас ждут.

Я вновь вспомнил того невысокого приятного чиновника, который проводил мои допросы. Несмотря на то что он ни разу не повысил голос и его манеры были безукоризненно вежливыми, в глазах этого человека чувствовалась стальная воля. Таких людей можно пытаться согнуть, но нельзя сломать, а рисковать становиться на их пути я бы не посоветовал никому.

Жизни царя Александра ничто не может угрожать при такой защите. Но, как известно, сталь защищает почти от всего, кроме предательства. Мне не давал покоя этот таинственный адресат Фридриха фон Браунфельса. Тем не менее и алкоголь сделал своё дело, голову окутал прозрачный коричневый дурман, посему через некоторое время я оставил своего гостеприимного хозяина и отправился спать.

Как помню, граф ложиться даже не собирался. Павел Павлович лишь потребовал от слуг принести ему бумагу и чернила, а также заново разогреть самовар. Железный старик, сейчас таких больше нет, ушедшая эпоха…

Утром, довольно поздно, часов в десять, меня разбудил Матвей. Причём без обычных, в его духе, «зверствований» – обливания водой, сдёргивания одеяла, стряхивания меня за ногу с постели на пол. Просто похлопал по плечу и сказал:

– Вставай, хлопчик. Пришли за тобой!

– Кто… чего? Кто пришёл, кому я нужен?

– Ну, вот не мне точно! А пришли два офицера из Петропавловки. Собирайся, давай, арестант, тюрьма по тебе плачет!

Я вскочил, словно подброшенный пружиной, так резко, что едва не заехал ему головой в подбородок. Через три минуты, со спартанской скоростью, я был умыт, выбрит, одет и полностью готов к даче показаний.

– Как мисс Челлендер?

– Внизу уже твоя зазноба, – насмешливо повёл бровью старый казак. – В коляске сидит, тебя, охламона, дожидается.

– Почему это охламона?

– А вот как перестанешь девице голову морочить, сам поймёшь.

Большего я от этого бородатого мамонта добиться не смог. Матвей явно был не в духе, может, не выспался, может, старые раны ещё давали о себе знать. Он же никогда не жаловался и не ходил к врачам, говорил, что на нём, как на собаке, всё заживает.

Но это ведь ненаучно, нельзя так бездумно относиться к своему здоровью. Хотя если вспомнить мои юношеские заработки в боксёрских клубах, так, как говорится по-русски, чья бы корова мычала…

Внизу, у входных дверей, граф Воронцов, в простом военном мундире без орденов и регалий, о чём-то беседовал с молодым нарядным офицером. При виде меня тот сразу смутился, по-военному отдал честь и пригласил сесть в крытую коляску, запряжённую двумя лошадьми. Мисс Энни Челлендер уже сидела там, теребя в руках кружевной платочек.

– Езжайте, Михаил, – на прощанье пожал мне руку старый генерал. – Моё присутствие не сочли необходимым, но не волнуйтесь, я всегда буду рядом. Ваш отец мог бы гордиться таким сыном, идите и расскажите им всё, что вчера поведали мне. Уверен, что государь развеет ваши сомнения.

– Мы едем к царю Александру?

– Нет, – кратко ответил тот же офицер и ещё раз жестом попросил меня занять место в коляске. Я подчинился.

Павел Павлович помахал мне рукой. Двое офицеров верхами сопровождали нас по пути к Зимнему дворцу. Погода была прекрасной для здешних мест. Воздух по-осеннему свеж, в небе тучки, но сквозь них проглядывало солнышко, чьи лучи словно бы спешили успеть одарить нас последним теплом и лаской.

С утра прошёл лёгкий дождик, и лужи хрустальными брызгами разлетались из-под наших колёс. Конские подковы выбивали искры из мостовой, прохожие улыбались, даже суровые дворники-татары приветствовали нас короткими поклонами, взяв метлу «на караул».

Это было и немного смешно, и невероятно трогательно. А я всё смотрел по сторонам, уныло размышляя о том, что фактически любое окно любого дома на Невском проспекте могло стать лежбищем для хорошего стрелка.

И этот таинственный охотник, пользуясь совершенным оружием, способен за сто шагов, навылет, поразить движущуюся мишень. Казачий эскорт просто бы ничего не сумел сделать. Да конвойцы и не предназначены для защиты государя от случайного выстрела.

Прямое нападение какого-нибудь маньяка (или двух, трёх, десяти, выскочивших с ножами из толпы) они, разумеется, остановят. Более того, раз уж я видел, как дерётся один Матвей, то четверо конвойцев, пожалуй, смогли бы одними кинжалами остановить и полусотню врагов, давая возможность самодержцу спастись. Но одинокий выстрел из ниоткуда…

– Энни, как вы?

– Прошу прощения, сэр, – не сразу откликнулась она. – Что вы имеете в виду, спрашивая, как я?

– Я знаю, почему был убит ваш отец.

– И разумеется, в этом замешаны вы?

– Не совсем так, – смутился я. Казалось, все наши дороги, чувства, пережитые опасности, ужасные приключения были забыты ею, как пустой сон.

– Ваш отец, несомненно, приложил руку к смерти моего. Но дело не в этом. В мои руки попала переписка того самого немца, что хотел отдать вас… ну…

– Продолжайте.

– Из его писем некому высокопоставленному лицу, близкому к трону царя Александра, следует, что сэра Эдварда Челлендера убили только для того, чтобы замести следы. Некто в окружении русского царя дал такой приказ, и вашего отца убрали, словно шахматную фигуру с доски.