Текст книги "Посрамитель шайтана"
Автор книги: Андрей Белянин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 9
Не умеешь в воде скорбеть, не пугай карасиков!
Оцензуренный шансон…
Через пять минут дым из конюшни валил клубами! По двору с воплями и матюгами носился здоровенный негр в тлеющих одеждах, держа под правой мышкой чихающего осла, а под левой – храпящего конюха. Закопчённые арабские жеребцы с залихватским хохотом гарцевали вокруг, радостно создавая общее состояние праздничной суматохи!
Великий султан соизволил высунуться в окно и полюбопытствовал, в чём конкретно заключено всё веселье? Потом ходили слухи, что якобы какой-то марокканец или араб прямым текстом проорал в ухо достойного правителя Коканда нечто такое, что всесильный Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде сначала это минут десять расшифровывал, а потом скоропалительно объявил священную войну-джихад всей Эфиопии!
Сам Лев утверждал, что лишь безобидно указал султану на уровень его умственного развития плюс упрёк в непрофессионализме той нетрезвой акушерке, что принимала его венценосные роды, и весьма короткий адрес с исчерпывающим указанием направления в то место, где весь прогрессивный народ хотел бы видеть такого, с позволения сказать, управленца…
– Догнать! Обезглавить! На кол посадить безбожного оскорбителя моей персоны, – бесновался низкорослый правитель, но, увы, его мало кто слушал.
Вся дворцовая челядь старательно тушила пожар, грозящий перекинуться с конюшни на внутренние постройки двора. А тут ещё резко налетел шаловливый ветер, в две минуты выкрасив холёное лицо султана копотью и сажей. Белые арабские жеребцы напоминали теперь русских бурёнок, хмель из их голов выветрился быстро, но возвращаться в тлеющие стойла животные не хотели, произвольно разбредясь по коридорам дворца. Народ проклинал шайтана (который конечно же изрядная сволочь и враг рода человеческого!), но к данному погрому личность абсолютно непричастная… Давайте хоть в фэнтези элементарную соблюдать историческую справедливость!
– О муж мой, ароматно пахнущий горелой патокой, ты вернулся? – радостно вскочил навстречу другу Ходжа Насреддин. Он был едва ли не по колено завален личными вещами честно обобранной стражи. Оба недоумка, и старый и молодой, стыдливо прикрывались медными щитами – тем единственным, что у них ещё осталось…
– Как вовремя, – взмолился старший. – О, почтеннейший знахарь, забери от нас эту достойнейшую во всех отношениях женщину, сумевшую оградить собственную честь, сохранить доброе имя и ограбить нас столь ловко, что мы не в претензиях…
– Хотя бы штаны отдай, э?! – не выдержав, сорвался молодой.
Лев поставил на землю Рабиновича, плюхнул на кучу тряпья блаженно сопящего конюха и отвесил несильный подзатыльник Ходже. Чисто пользуясь случаем, ведь в женском обличье Насреддин не мог дать ему сдачи…
– Пошли домой, моя луноликая толстушка. Ты, кстати, утюг выключила? А тут вот не выключил кто-то, и у людей полконюшни спалило к едрёне-фене!
– Вай мэ, спешу, несусь и спотыкаюсь, о мой добрый господин, – сквозь зубы процедила «достойная жена», но охотно рванула за калиточку первой. Оболенский пропустил осла и, обернувшись, широким жестом вернул всё проигранное страже:
– Забирайте, мужики! Как говорится, вы нас не видели, мы вас… Ферштейн?
– Я, я, натюрлих, – радостно кивнули оба.
Багдадский вор слегка обалдел от такого ответа, автоматически вскинул руку в приветствии рейха и соизволил удалиться… Кстати, на самом деле особо удивляться было нечему – уже в те дремучие времена Восток активно торговал с Западом, и во дворце султана кокандского ганзейские или румийские гости редкостью не являлись. Широко образованная стража первой общалась с иноземными гостями и уж десяток-то слов знала наверняка…
… – Что, вот так запросто подожгли всё, обобрали стражников и…
– Стоп, откуда ты узнал, что я стащил кошельки этих медноголовых полиглотов?! – Лев едва не поперхнулся горячим чаем.
– Да уж, сию великую тайну логики мне придётся накрыть вуалью мрака и унести с собой в могилу.
– Аллах зачтёт тебе это искреннее деяние! – Мой друг серьёзно одарил меня крестным знамением. – Знаешь, там я действительно отрывался по полной программе, благо был в полном сознании и трезвой памяти. То есть мог позволить себе буквально всё – перед кем там выёживаться-то? Эмиры, султаны, падишахи – дебилы клинические, лечить – только портить. Стражники – гоблины узкоглазые; визири, нукеры, чиновники всякие – хуже депутатов наших, продажные до жути, и за взятки у них не сажают – наоборот, поощряют это дело всячески! Народ всё терпит… Ну, или терпел… до определённого периода… Пока не появлялись мы с Ходжой – дальше начиналось шоу! Записываешь?
…Вечером того же достопамятного дня хозяин чайханы, где по-прежнему столовались наши прогрессивные герои, подал им плов с самой чудесной историей об утреннем пожаре во дворце. Как ни парадоксально, но имён Оболенского и Насреддина не прозвучало, во всём якобы виноват склочный лопоухий шайтан, до времени прикидывавшийся безобидным осликом.
Рабинович, привязанный во внутреннем дворике, слышал всё, старательно делая вид, что уж он-то кристально честный осёл, и даже пару раз возмущённо фыркал, осуждая бесстыдство шайтана, проворачивающего свои делишки под маской порядочных вьючных животных…
– Увы, слава – дым, – философски заключил Ходжа, отодвигаясь от дастархана. – Но ты сдержал слово, о мой голубоглазый друг, и я не вправе помыкать тобой дольше. Ты решил ступить на стезю праведности? Что ж, Аллаху угодны раскаянья беспросветного грешника, мне остаётся лишь пожелать тебе удачи. Иди…
– Не понял?
– Я говорю, иди! Ты неограничен и волен в выборе пути. Сваливай отсюда, пока достопочтенный Аслан-бей не снял своим ятаганом твою кудрявую, но пустопорожнюю голову…
– Это… ты меня гонишь, что ли?!
– Это ты гонишь, Лёва-джан! – уже всерьёз возвысил голос бывший визирь. – Ты не местный, не наш, не отсюда и не мусульманин даже на полтаньга. Тебя никто не звал, ты сам припёрся и всё время хочешь куда-то вернуться. Ты лишил меня работы, выгнал на улицу, поставил вне закона, но!.. Твой воровской талант вернул мне осла, которым я дорожу, за что отдельное спасибо. Далее – всё, свободен, мы в расчёте! Аллах в помощь – попутного ветра во все паруса твоих кораблей пустыни… Что уставился, как джейран на новые ворота в норке знакомого тушканчика?
Оболенский пару раз порывался что-то вставить в своё оправдание, но потом плюнул, рывком встал с пола, резко бросившись к дверям и… столь же резко вернулся обратно, бухнувшись на прежнее место.
– Я могу считать это твоим ответом?
– Отвали…
– Конкретнее, почтеннейший?!
– Да, я – вор, мне некуда идти, и у меня здесь нет друзей, кроме тебя и Рабиновича, – вынужденно признал Лев, наверное, только в эту минуту реальность стала перед ним во всей своей неприглядной красе.
Да, именно так, ибо реальность данного мира, созданная волей Всевышнего, прекрасна всегда, а неприглядной или уродливой её делает лишь призма нашего взгляда. Чем незамутнённей взор, тем красивее мир. Видимо, поэтому дети улыбаются чаще взрослых…
Ходжа жестом поманил чайханщика, и после недолгих уговоров тот принёс пузатый фарфоровый чайник, взяв взамен целую монету серебром.
Гора, вина хлебнув, и то пошла бы в пляс.
Глупец, кто для вина лишь клевету припас.
Кто сказал, что мы должны вина чураться?
Вздор! Это дивный дух, что оживляет нас, —
с этими словами Насреддин неспешно наполнил рубиновой жидкостью пиалы и протянул товарищу по несчастью:
– Твоё здоровье, о величайший из всех воров, за твоё большое сердце и чистую душу!
Первую пиалу гроза Багдада осушил не отрываясь, в два глотка, а потом заплакал – ему очень хотелось домой…
Глава 10
Кто шайтана не видал, тот Аллаху не молился…
Проверено на себе
Я уже как-то писал, на основе собственного опыта, что неожиданному перемещению в другой мир радуются только законченные идиоты, не попавшие в сумасшедший дом лишь по небрежности отечественной медицины. Когда мой друг впервые попал на Восток, он особенных комплексов не испытывал как раз таки в связи с вышеуказанной причиной. Стукнутость головой, потеря памяти, ну и окружающие ещё подыгрывали, конечно… Сейчас всё было иначе.
Лев плакал от разлуки с женой и сыном, от невозможности вернуться, от безысходности и лишения всех благ цивилизации – один общий туалет на заднем дворе чайханы приводил его в тихий ужас! А сон на блошиной кошме, а запах от верблюжьего загона, а жирная пища, а элементарная невозможность принятия нормальной ванны (ибо ванная, по словам пророка Мухаммеда, есть «нечистое место»!)…
Белая кожа, голубые глаза, русые кудри, абсолютное незнание местных законов и обычаев… Теперь-то он понимал, что будет смотреться на базаре Коканда примерно так же естественно, как пингвин в экваториальной Африке или кенгуру на площади перед мэрией в Петропавловске-Камчатском! Не будучи плаксой по натуре, Оболенский честно рыдал именно от осознания серьёзности причины и повода…
К тому же дружелюбный Ходжа в этот раз отнюдь не спешил его утешить. Вина подливал, это да, но от успокаивающих похлопываний по спине демонстративно воздерживался. Он заговорил лишь тогда, когда убедился, что чайник окончательно пуст…
– Я помогу тебе вернуться, как совет мудреца помогает торопливому юнцу поймать отражение луны, убедив его не сигать за ней на дно колодца, а поискать в пиале с чаем. Твой дед Хайям ибн Омар, да благословит его Аллах, говорил: «Посрами жестокого эмира, и награда не оставит тебя». Ныне я говорю: посрами султана Коканда, и, может быть, благодарный джинн вернёт тебя туда, откуда взял. Ведь он действует по промыслу Всевышнего, а Всевышний склонен испытывать правоверных…
– Мысль трезвая, – сипло признал Лев.
– Вай мэ, естественно, ты ведь почти всё выпил сам, в одну харю! Тьфу, какое нехорошее слово… Как ты его только произносишь, Лёва-джан?!
– Я ещё и не такие знаю, небритый репер…
– Ну-ка, ну-ка, ну-ка, поучи меня, о подсохший помёт безрогого сайгака!
– Едрит твою в Мадрид, да знаешь, кто ты после этого?!
…Короче, второй чайник вина «завязавший» Оболенский просто украл из соседней лавочки. Спать они повалились далеко за полночь, а ранним утром произошло первое из целой цепи невероятных и чудесных событий, с коими благородному русскому вору пришлось нос к носу столкнуться на таинственном и лукавом Востоке!
Итак, Коканд, шесть утра, вот-вот должны дружно начать хоровую утреннюю распевку муэдзины, а наш главный герой Лев Оболенский просыпается, продрав глаза, от острой необходимости сделать то, чего за него, увы, никто не сделает… То есть вино, как ни крути, а ещё и жидкость, да? Мужики меня поймут, уж тут если приспичило – встанешь! Лев быстренько просеменил во двор, нашёл подходящий столбик и спасся, а вот когда вернулся в комнату – застал там поразительную картину…
Некое гуманоидоподобное существо, неопределённого чёрного цвета с пошлыми розовыми проплешинами, тоненькими козлиными ножками, рогами и длиннющим тушканчиковым хвостом, замерло над мирно храпящим Ходжой Насреддином с весьма недвусмысленной целью. То есть, честно говоря, прошу прощения за физиологичность, оно уже почти «отвернуло крантик» и явно намеревалось надуть прямо на голову беззащитного домулло!
Лев едва не обомлел от такой наглости и рванул наперерез. Однако этот странный тип не испугался, а лишь бесстыже ухмыльнулся Оболенскому, демонстрируя отличнейшие персидские зубы, и даже приложил пальчик к разъезжающимся губам, якобы призывая к молчанию…
– Ах ты сукин кот! – взревел православный потомок знаменитой русской фамилии. – Да чтоб я молчал, когда моего же друга всякий драный стрекулист будет обливать жидкостями, не рекомендуемыми шариатом?!
– Он сам виноват, совершив сразу два греха, – неожиданно писклявым до ультразвука голоском ответило существо. – Первый грех – э-э, пьянство, а второй – пропуск утренней молитвы…
– Так… он же её ещё не пропустил?
– Сейчас пропустит, – ещё гнуснее осклабился хвостатый. – Не мешай мне, э-э, чужеземец, постой в сторонке…
Лев вдруг с ужасом понял, что его ноги словно бы приросли к полу, и он не в силах сделать больше ни шагу! Коварное существо отвернулось и нацелилось спящему Насреддину прямо в ухо… Бывший Багдадский вор до зубовного хруста закусил рвущийся наружу мат и, невероятно изогнувшись, мощной рукой сгрёб злодея за длинный хвост!
– Э-э?! Чужеземец, ты… это… Ты против кого посмел?!! – только и успел чирикнуть несчастный, когда Оболенский от души шарахнул им об стенку! Потом об пол, потом об другую стену, об низкий потолок, об угол дастарханного столика, об жёсткий подоконник, об… Ноги нашего героя по-прежнему были налиты свинцом, но хват надёжным, плечи широкими, а душа полна праведного гнева!
– Я же… э-э… шайтан! Меня нельзя-а… бяк!
От шума наконец соизволил проснуться и герой народных анекдотов. Но, прежде чем он вытаращил глаза и прошептал «храни Аллах», – с улицы раздался протяжный призыв муэдзинов к утреннему намазу. Лев как раз впечатал хвостатого спиной в некрашеный косяк.
– Я… тебе… отомщу! Жутко отомщу, э-э… – напоследок пообещал шайтан, растворяясь в воздухе.
Оболенский тупо посмотрел на свою ладонь, на разруху в комнатке и, дрогнув, едва не упал – ноги вновь обрели привычную лёгкость походки.
– Мне это приснилось, Лёва-джан?
– Похмелюсь – скажу.
– Вай мэ, неужели ты действительно дрался с самим шайтаном?!
– Угу… видать, мы оба здорово перебрали вчера… – недоверчиво почесал в затылке мой друг и пустился обстоятельно рассказывать всю предысторию. Полторы минуты спустя Ходжа Насреддин, бывший визирь Коканда, неистово молился, как ещё никогда в жизни! Смущённый Лев тоже перекрестился пару раз, но украдкой…
Глава 11
Всяк соврет, да не как фантаст!
Профессиональная гордость
– Ещё пророк Мухаммед предупреждал, что правоверному, пропустившему утренний намаз, – шайтан помочился в уши! Ибо со зловредной мочой врага всех мусульман в ухе образуется пробка и благословенный призыв муэдзинов не может быть услышан. Воистину ты спас меня и мою душу!
– Ага… а в результате стал личным врагом шайтана. Мне стоит себя поздравить?
– Аллах не оставит без заступничества того, кто дерзнул бить шайтаном по потолку, – высокопарно вскинулся Насреддин, но тут же уточнил: – В смысле не оставит правоверного мусульманина… Но тебе ведь ещё не поздно принять ислам!
– Спасибо, я под столом пешком постою… – отстранил пылкого товарища Лев. – Лучше скажи, надолго ли мы застряли в этом вонючем гранд-отеле и чем конкретно мне надо осрамить твоё бывшее начальство, чтоб меня вернули домой?
– Вай мэ-э… ну, наш султан вроде бы хотел новую невесту. Если ты помешаешь ему, то может быть…
– А ты слышал имя этой цыпочки? Нет?! Её зовут Ирида аль-Дюбина, единственная и неповторимая!
Ходжа вылупился на Оболенского, как Волк на Бабушку в поясе шахидки, а потом опрокинулся на спину, едва не задыхаясь от хохота! Контраст мелкорослого Муслима аль-Люли Сулеймана ибн Доде и двухметровой богатырши из высокогорного кишлака был столь разителен, что казался чистой воды провокацией. Да, наоборот, надо приложить все усилия к такой свадьбе, ибо в первую же брачную ночь благоверная невеста попросту раздавит мужа! Тут уже и срамить-то никого не надо, сразу панихиду заказывай…
– Вот Ахмед бы удивился, – отсмеявшись, вытер невольные слёзы бывший домулло, – они с Иридой сочетались законным браком по шариату и вроде бы счастливо живут в благословенном Багдаде. Из которого мне, кстати, пришлось бежать, намазав пятки бараньим жиром. Понимаешь, вокруг меня вечно складывается такая нервозная обстановка, что…
– Уговорил, иблис сладкоречивый, кого надо украсть – Ириду, башмачника Ахмеда или самого султана?
– О благорождённый внук нарушителя всех заповедей, ты буквально читаешь мои мысли! Тебе придётся украсть их всех… можно по очереди.
– На фига они нам все в одном флаконе?!
Ответить Насреддин не успел, да в общем-то не очень и собирался. Судя по всему, у него были какие-то свои, далеко идущие планы, поэтому дал другу знак заткнуться и поманил к окну. Лев повиновался, молча пожав плечами. Кстати, честно говоря, за окном ничего особенного видно не было, только клубы пыли на улице за соседним караван-сараем. Там ещё мелькали пики с флюгерами и кое-где поблёскивали медные шишаки городской стражи.
Господин Оболенский с трёх раз догадался, что это сам отважный Аслан-бей изо всех сил едет исполнять женихательный каприз сиятельного Муслима ибн Доде. То есть, по идее, достаточно упасть на хвост вооружённого отряда, дабы дойти до цели беспроблемно, в уюте и безопасности. Всё-таки в пустыне без каравана пропадёшь, жара, пыль, песок, отсутствие нормальных пунктов питания и отдыха. Плюс «чёрные коршуны» – банды знаменитых неуловимых разбойников из бедуинских племён, которые в те времена наводили серьёзного шороху на всё благородное купечество. И ведь это ещё далеко не единственная опасность…
Страшные пустынные кровососы-гули, беспощадные ифриты, злобные джинны (не признавшие Коран!), соблазнительные в губительной страсти женщины-скорпионы, мелкие песчаные демоны, безглазые старухи, предсказывающие будущее под сенью крыльев нетопыря, духи умерших без имени Аллаха на устах, безносые карлики, затачивающие свои зубы до остроты мышиных когтей, страшные ночные птицы, выклёвывающие глаза у путников, чьи руки склонны к греху… А ведь я не перечислил и трети!
К счастью, всё это знания, начитанные мною, а Лев о них просто не знал, иначе бы ни за что не позволил увлечь себя в эту авантюру. И, по совести говоря, мне сейчас очень трудно определить, кто его туда подтолкнул – тонко улыбающийся Ходжа или злобно мстительный шайтан? Последнему в нашем романе тоже отведено отнюдь не второстепенное место…
– Ладно, пора идти, Лёва-джан, одевайся.
– Нет! Я сказал – нет, и даже не улыбайся так – левый крен тебе под дышло. Не буду я больше патокой мазаться, и афроамериканца изображать тоже больше не буду! Мало того, что на мою физиономию все мухи садятся, так ещё и хозяин чайханы два раза глазки строил и монету серебром из-под фартука показывал. Чего он от меня, сугубо традиционного, хочет?! Не буду я больше «шоколадным зайцем», и не уговаривай…
– Вай мэ, зачем плакать, оденемся женщинами!
– Уф-ф, ну, другое дело… Хоть один день погуляем по кокандскому Бродвею как цивилизованные трансвеститы. Реснички красить?
Домулло помолчал, определил, где тут юмор, и, не тратя лишних слов, сунул в руки товарища чёрную паранджу. Потом они полчаса спорили, кто поедет на осле. Сошлись на том, что оба. Ещё с полчаса приводили в чувство расплющенного двойной ношей Рабиновича. В результате все трое, разумеется, двинулись в путь пешком. Первое испытание дожидалось их прямо на базарной площади…
– Ради Аллаха, всемилостивейшего и всемогущего, подайте слепому калеке! Не скупитесь, о правоверные мусульмане, Всевышний не оставит вас без награды. Посрамите же козни шайтана и уделите хоть полтаньга несчастному, пострадавшему от рук бесчестного Багдадского вора, – заунывно тянул тощий оборванный нищий. Его лицо было затянуто замызганной тряпочкой, оставляя открытым лишь длинный нос да щербатый рот без двух коренных зубов.
Ходжа равнодушно просеменил мимо, но гневный Лев, разумеется, встал как вкопанный, грозно раздувая ноздри под паранджой. Миг – и его рука щедро сыпанула горсть серебра в протянутую ладонь… Грязные пальцы восторженно сжали монеты, а длань Оболенского – запястье нищего:
– Колись, тунеядец, за раскрошенный батон на Багдадского вора!
– Не заводись, подружка… – поспешил вступиться домулло, уличные скандалы были не в их интересах.
– Нет, он мне ответит!
– Кто ответит? Зачем ответит?! Ради всего святого, отпусти мою руку, о могучая женщина с грубыми манерами, – завертелся оборванец. – Пусть толстая ханум заберёт от меня этот кошмар правоверных мужей! И я никому ничего не скажу…
– Это я-то толстая ханум?! Ах ты…
– Не заводись, подружка, – ехидно продублировал Лев. – Но обрати внимание, Ходжа, этот тощий скунс не слепой!
– Тогда я сам дам ему в глаз, и он хотя бы окривеет! Не держи меня за талию, Лёва-джан…
– Ходжа… Лёва-джан… – Нищий, бессвязно бормоча, вскинул голову, двигая кадыком, словно бы пробуя на вкус произношение давно забытых имён. – А этот прекрасный ослик… неужели Рабинович?! Друзья мои!!!
Повязка полетела наземь, и взорам наших героев предстал бритый, загорелый до черноты башмачник Ахмед. Тощий «изготовитель фирменных тапок с загнутыми носами» на глазах поражённых кокандцев подхватил на руки двух добропорядочных женщин и резво исполнил короткий танец неуёмного восторга! Короткий, потому что одна ханум поражала объёмом, а другая плечистостью и ростом, то есть суммарный вес впечатляющий. Естественно, «три брата акробата» рухнули прямо на чей-то лоток с фруктами…
– Кореш, похоже, он действительно рад нас видеть. Чуешь, как хрипло дышит?..
– Это потому, что мы сидим на нём, о недогадливый!
– А я-то думал, это он от счастья… Так встать, что ли?!
Бдительный Рабинович подпихнул Льва храпом в поясницу – привлечённые шумом, к ним сурово шествовали четверо стражников. Героического Аслан-бея среди них не было, но любое привлечение внимания слуг закона работало против нашей троицы. Поэтому обе «ханум» быстро вскочили на ноги и бодренько попытались удрать, но не успели – их перехватил разгневанный хозяин лотка.
– Кто мне заплатит за мою хурму, о бесстыдницы?!
– Вай дод, вай мэ, вах, вах, вах! – отчаянно закудахтал Насреддин. – Мы честные женщины, порядочные жёны и заботливые матери.
– Я так вообще почти уже тёща! – весомо добавил Лев и, не тратя слов, просто наступил торговцу каблуком на ногу, одновременно выкладывая ему в руку золотой дирхем. В смысле инцидент исчерпан…
– Стойте! – Стражи в любом случае решили проявить служебное рвение. – Кто вы, почтеннейшие, и почему повышаете голос в присутствии мужчин?
Ходжа открыл рот, дабы что-то соврать. Оболенский в ту же секунду едва не разразился феминистической речью эмансипированных дур. Рабинович всерьёз прикидывал броситься стражникам под ноги, сбить всех четверых и дать возможность нашим уйти. Но дребезжащий голос воскресшего башмачника всё расставил по своим местам:
– Это… мои жёны… обе! И как же я их люблю… сразу!
