Текст книги "Слепой для президента"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

На светофоре Глеб рванул на красный свет. Стрелка спидометра судорожно дернулась, а затем быстро поползла к ста двадцати. Но преследователи упорно не отставали – как привязанные невидимым тросом. Глеб видел их машину в зеркале заднего обзора и в боковые зеркала. Он сделал несколько поворотов, выбираясь в район Малой Грузинской. Несколько дней назад ему довелось там гулять, и он запомнил одну стройплощадку. Вот туда-то Глеб и направил свой серебристый БМВ.

Поворот, еще поворот… БМВ Сиверова вырвался из плотного потока автомобилей, свернул в переулок, а затем на большой скорости влетел в ворота стройплощадки, рванул между бетонными плитами, и Глеб, выключив зажигание, чтобы погасли не только фары, но и стоп-сигналы, резко свернул вправо.

Автомобиль преследователей повторил все маневры БМВ абсолютно точно, лишь не сделав последний поворот: сворачивал-то Сиверов в темноте. Да и затормозить «рено» было непросто, ведь под колесами хлюпала мокрая глина, скользкая и липкая. На полной скорости – километров под восемьдесят – автомобиль преследователей влетел в неглубокий, метра два глубиной котлован, где пролегал коллектор теплотрассы. Раздались скрежет и грохот.

– Ну вот, ребята, отъездились, – Глеб резко открыл дверь и, вытащив из-под куртки свой тяжелый кольт, не спеша направился к краю котлована.

Мотор «рено» заглох. Глеб секунд пятнадцать смотрел на машину, в салоне которой горел свет, – сорвало одну из дверок, стекла все высыпались, – и размышлял.

Он "ожидал, что кто-нибудь из пассажиров «рено» постарается выбраться наружу. Но… в котловане было тихо. Лишь со свистом из пробитого радиатора вырывалась тонкой струйкой вода.

– Что ж, ребята, ездить вы не умеете, водители вы ни к черту.

Глеб осмотрелся по сторонам. На стройке было совершенно темно. Только где-то далеко, за строительным забором, светили несколько фонарей, да еще горел свет в окнах двенадцатиэтажных кирпичных домов, скорее всего недавно заселенных. Глеб выбрал место поудобнее, затем спрыгнул на дно котлована. Ноги увязли в рыхлой влажной земле.

– Фу ты, черт! – недовольно пробурчал Сиверов. – Измажусь, как бродяга!

Он подошел к автомобилю, держа в правой руке кольт. Готовый в любой момент применить оружие, Глеб заглянул в салон. Один из мужчин – тот, который сидел справа от водителя на переднем сиденье, – почти вывалился из полуоткрытой дверцы. Из его разбитой головы лилась густая темная кровь. Водитель «рено» лежал, уткнувшись лицом в руль. Его голова тоже кровоточила, а правая рука была неестественно согнута, словно в ней прибавился еще один – лишний – локтевой сустав.

«Скорее всего вы не ожидали такой подставки, вас просто плохо учили, и я здесь ни при чем».

Глеб рванул на себя правую дверцу – ту, которая, на его взгляд, должна была открыться, но она не поддалась.

– Да, дела… – сказал Глеб, прикладывая указательный палец к артерии на шее мужчины.

Под пальцем Глеб почувствовал пульсацию.

– Значит, ты, приятель, жив. Моли Бога, чтобы так было и впредь. Но кто же ты такой?

Глеб сунул руку за пазуху мужчине и нащупал рукоять пистолета, лежавшего в кобуре.

«Ага, – подумал Сиверов, – не такие вы и простаки».

Документов, как, впрочем, и ожидал Глеб, у первого мужчины не оказалось.

Связка ключей в кармане куртки, талоны на проезд в общественном транспорте, кошелек, в котором лежало немного российских денег – поужинать в забегаловке. А вот пистолет был именно таким, каким обычно вооружены сотрудники ФСБ – классическое табельное оружие, пистолет Макарова.

– С тобой ясно, – пробормотал Глеб, переходя к другому мужчине.

У водителя документы имелись. Если верить им, за рулем сидел старший лейтенант Управления по борьбе с организованной преступностью по Московской области Григорий Леонидович Столяров.

– Ну что ж, Григорий Леонидович, пока ты еще жив, хотя и не подозреваешь об этом. Интересно было бы узнать, кто тебя послал и на кой черт я вам нужен?

Ведь с вашей конторой я никогда не сотрудничал, да и сотрудничать не хочу.

У Григория Леонидовича Столярова за пазухой тоже оказался пистолет.

Оружие Глеб забирать не стал. Он вытащил лейтенанта из машины. Григорий Столяров пришел в себя и открыл глаза.

– Кто ты такой? – спросил Глеб, глядя на залитое кровью лицо молодого мужчины.

– Я Григорий, – с трудом выговорил тот.

– Григорий?

– Григорий Столяров, старший лейтенант. – Отпираться было бессмысленно, ведь Сиверов держал в руках его удостоверение.

– Ну что ж, Григорий Столяров, старший лейтенант, какого черта вы гонялись за мной весь вечер? Мне это, кстати, надоело раньше, чем вам.

Григорий Столяров со скрежетом сжал зубы и ничего не ответил.

– Давай, давай, приходи в себя, – Глеб пошлепал его ладонью по щекам, – ничего с тобой не случилось. Ты просто, приятель, сильно ударился головой о баранку. А водить ты не умеешь, чему вас только учат. Неплохую тачку испортил, теперь ее черта с два отремонтируешь, придется списывать. Так кто тебя послал?

– уже строгим и жестким голосом, приподняв голову офицера, спросил Сиверов.

– Майор… – пробормотал старший лейтенант. – Майор послал.

– А чего надо вашему майору и как его фамилия? В каком управлении он служит?

– Свиридов… – Свиридов, говоришь? Что-то я такого не знаю. Странно получается… – Свиридов Василий Парфенович, майор, начальник второго отдела.

– Говоришь, майор Свиридов? – повторил Глеб, приводя этими словами шофера в чувство, тот постоянно закрывал глаза.

– Да, да.

– Понятно. И что он приказал?

– Следить за вами.

– За мной? Именно за мной?

– Да, – выдавил Григорий Столяров.

– А зачем я ему понадобился?

– Не знаю, – прошептал лейтенант и вновь потерял сознание.

– Ну и черт с вами, придурки!

Глеб легко выбрался из котлована, подошел к своему автомобилю и взял трубку телефона. Вызвал милицию. После чего он вернулся к двум оперативникам из регионального Управления по борьбе с организованной преступностью по Московской области.

– Так, ребята, вот что я вам скажу: минут через пять сюда приедут ваши коллеги. Для них – меня вы не видели, сами свалились в котлован, ясно?

Второй еще не пришел в себя, а вот Григорий Столяров открыл глаза и закивал головой.

– Ты понял, старший лейтенант?

– Да, все понял, – с трудом выговаривая слова, прошептал Столяров.

– А для майора – вы меня упустили где-то в районе Малой Грузинской, понятно?

– Понятно.

– Тогда я поехал.

Глеб сел в свой серебристый БМВ и, даже не включая габаритные огни, в темноте, задним ходом выехал из ворот стройплощадки, умудрившись не оцарапать машину об арматуру, торчавшую из бетонных плит. Он запомнил номер машины, запомнил фамилию и имя одного из оперативников. Теперь можно было отправляться к Ирине Быстрицкой.

То, что с ним произошло, Глебу, естественно, не понравилось, оставило в душе тяжелый след. Он чувствовал, что ему еще долго будет немного не по себе – до тех пор, пока он не узнает, на кой черт к нему приставили соглядатаев.

«Что им надо? Зачем они меня преследовали? Кто такой майор Свиридов Василий Парфенович и чем занимается второй отдел? Все это надо еще выяснить. Но сейчас меня ждет Ирина, хотя, с другой стороны, индейка и праздничный ужин могут подождать; когда думаешь о неприятном, даже вкусная еда и любимая женщина кажутся пресными. Может, стоит вначале попытаться разобраться и выяснить, кто эти люди и чего им надо».

Но, как это лучше всего сделать, Глеб еще не решил.

Он не хотел никого беспокоить, не хотел обращаться к тем, кто знал его в ФСБ, хотя таких людей было очень мало. Считанные единицы знали о существовании Глеба Сиверова, агента по кличке Слепой. Не хотел он к ним обращаться, разумеется же, не из деликатности: в конечном счете могло оказаться, что «хвост» к нему приставили именно они.

Случалось и похуже – не ангелы же там служат!

«Еду к Ирине», – решил он.

Глеб развернул машину и понесся, на этот раз обгоняя всех подряд, в район ВДНХ, туда, где его ждали любимая женщина и праздничный ужин. Хотя по какому поводу устроен праздник, Глеб пока еще не удосужился спросить у Ирины.

А повод действительно нашелся значительный, но о нем Глеб Сиверов пока еще ничего не знал.

В конце концов Глеб добрался до Берингова проезда, то и дело поглядывая в зеркало заднего вида. На этот раз сзади все было спокойно, и даже его шестое чувство подсказывало: слежки нет. Он аккуратно въехал во двор и увидел автомобиль Ирины. Месяца два назад Глеб приобрел для нее небольшой удобный «фольксваген» перламутрового цвета. Машина стояла возле самого подъезда, Глеб аккуратно припарковал свой БМВ рядом с машиной Ирины.

– Ну вот и дома, – выбираясь на асфальт, сказал он и взглянул на ноги.

Ботинки были покрыты влажной глиной. – Только этого не хватало!

Он постучал каблуками так, как это делает человек, пытающийся стряхнуть налипший на башмаки снег, но, успевшая немного подсохнуть, глина держалась крепко.

– Ничего не поделаешь, вымою ботинки в ванной.

Лишь бы Ирина не заметила. Запрусь и вымою под краном.

Глеб закрыл машину, быстро вбежал по лестнице и своим ключом открыл дверь.

– Ой! – послышался голос Быстрицкой. – А я уже и не ждала! Как я рада, Глеб, ты даже не можешь себе представить! – женщина бросилась ему на шею и поцеловала в губы.

«Заметит или не заметит? Нужно не отрываясь смотреть ей в глаза, тогда она не глянет вниз…»

Но сразу же после поцелуя Ирина обратила-таки внимание на перепачканные башмаки Глеба.

– Где это ты так? В футбол играл, что ли, на колхозном поле?

– Нет, дорогая, не в футбол. Хуже.

– А где же тогда?

– Неохота вспоминать, потом расскажу.

– Я имею право хоть что-то знать о тебе?

– Главное, я тебе не изменил, – с улыбкой ответил Сиверов, – хотя мог это сделать, и не один раз.

– Ты слишком ленив для таких мелочей, как измена.

– Что там с нашей индейкой?

– Если бы ты задержался еще на полчаса, я думаю, она была бы кремирована и ты получил бы в качестве ужина порцию пепла на тарелочке. А я бы еще успела тебе изменить, и не один раз.

Глеб расхохотался. Ему всегда нравилось, когда Ирина развивала его собственные шутки.

– Стой на месте, – как начальник подчиненному или как строгая жена нерадивому мужу, приказала Ирина и замахала руками, – иначе вся квартира будет в глине. Стой, не шевелись, я развяжу ботинки.

– Погоди, дорогая, я сам это сделаю.

– Но ты же испачкаешься!

– Испачкал ноги, испачкаю и руки.

– Главное, не испачкай пол, я его вымыла.

– Собирай на стол.

– Между прочим, все собрано.

Глеб втянул носом воздух, его ноздри затрепетали.

– А пахнет очень вкусно!

– Можно подумать, ты ожидал чего-то другого.

Ирина присела на корточки у ног Глеба.

– Не надо, не надо, Ирина, я сам сниму эти чертовы башмаки.

– Нет, я хочу. Ты мне очень близкий человек, и я хочу, чтобы ты относился ко мне как к жене. А я к тебе, Глеб, стану относиться как к мужу.

– Как хочешь, – добродушно улыбнувшись, ответил Сиверов и тоже присел на корточки.

Глеб и Ирина коротко поцеловались и улыбнулись друг другу.

– Знаешь что, Глеб? – держа в руках тяжелые грязные башмаки Сиверова, сказала Ирина.

– Нет, пока еще не знаю.

– Тебе, между прочим, звонили.

– Кто? – Глеб насторожился.

– Звонил какой-то мужчина. Он не представился.

– Как он обо мне спросил?

– Спросил Федора Молчанова.

– И что ты ответила?

– Я сказала, что тебя пока нет – А он?

– Он осведомился, когда ты будешь.

– А ты?

– Я хотела что-нибудь соврать, но затем призналась, что ты должен быть с минуты на минуту, но почему-то не появляешься.

– Зачем сказала?

– Я злилась на тебя.

– Наверное, ты сделала это зря.

– Теперь ты сердишься?

– Не дождешься, тебе меня не пронять. Скорее всего он перезвонит. Какой голос у этого мужчины?

– Ты знаешь, Глеб, – задумалась Ирина, – довольно-таки властный. Хотя он всячески пытался это скрыть.

– А как ты догадалась? – Глеб вел допрос с пристрастием, пытаясь выяснить все обстоятельства этого, на первый взгляд, незначительного телефонного разговора Ирины Быстрицкой с незнакомым мужчиной.

– Он говорил, как человек, привыкший отдавать приказы, – объяснила Быстрицкая.

Глеб пожал широкими сильными плечами.

– Даже и не знаю, что тебе сказать. Я ни с кем не договаривался о встрече.

– Я думаю, он перезвонит. Я же вижу по глазам, тебе важен этот звонок.

– Не сам звонок, а то, что он прозвучал в твоей квартире.

Не уловив разницы, Ирина спросила:

– Что случилось сегодня?

– Ничего еще не случилось.

– Да? Ты думаешь, самая большая неприятность, о которой мне положено знать, – сгоревшая в духовке индейка и выкипевший чайник?

– Да, Курица не птица, баба не человек. Ты же знаешь, это моя любимая жемчужина из сокровищницы устного народного творчества… – Глеб вновь хотел все обратить в шутку, не хватало еще к прежним неприятностям поссориться с Ириной.

– Да, я знаю: «Волос длинен – ум короток…»

– А голос, кстати, показался тебе молодым или старым?

– Молодым его не назовешь.

– Откуда был звонок?

– Этого я не знаю, ведь у нас нет определителя номера. Но могу предположить, что не из таксофона.

Глеб припомнил, по каким параметрам подбирал телефонный аппарат в подарок Быстрицкой. Сперва попросил самый крутой, со всеми «наворотами», но потом ему пришла в голову мысль, что Ирина никогда не освоится со множеством кнопок и мигающих индикаторных лампочек. Ему представилась удручающая картина:

Ирина сидит дома одна с телефонной трубкой в руках, телефон разрывается от беспрерывных звонков, а она не знает, как его включить, и из глаз у нее ручьями текут слезы. После этого он попросил простенький «Панасоник», в котором даже памяти не было.

– Почему ты так решила?

– Когда человек звонит из таксофона, то всегда слышны всяческие шумы, посторонние звуки… А на этот раз единственным посторонним звуком оказался только какой-то странный щелчок.

Глеб вздрогнул, и пальцы его сжались в кулаки.

– Что с тобой, дорогой?

– Нет, ничего… на линиях столько помех.

За время их совместной жизни Ирина Быстрицкая уже прекрасно изучила Глеба. И хотя тот старался не афишировать свои чувства, она, тем не менее, будучи от природы довольно наблюдательной, давно знала, что кроется за тем, как меняется выражение его глаз, как вздрагивают пальцы, научилась понимать, что возлюбленного что-то волнует, тревожит… – Ты чем-то расстроен, Глеб?

– В общем-то все ничего, но сложилась какая-то странная цепь обстоятельств, последовательность которых мне не совсем ясна.

– О чем ты говоришь?

– Не стоит об этом думать, я ужасно хочу есть. Хочу проверить, действительно ли так хороша эта индейка или она только вкусно пахнет.

– Ну, тогда умывайся быстрее, а я ее разогрею. Сейчас поставлю в микроволновку.

– Ирина, только не спеши.

Глеб отправился в ванную, где тщательно вымыл свои башмаки и после этого с еще большей тщательностью вымыл руки. Стол был уже накрыт, а Ирина, гордая собой и индейкой, стояла у микроволновки.

– Ну, давай же, дорогая, свою индейку.

– Момент, – воскликнула Ирина, дождалась сигнала таймера и лишь после этого извлекла из камеры румяную, не очень крупную индейку.

– А можно, я сам разделаю ее? – предложил Глеб. – Мне нравится делать приятные вещи.

– Что ж, если тебе это доставит удовольствие, то пожалуйста. Ты же знаешь, я не люблю возиться с горячей птицей.

– Поэтому и набиваюсь в помощники.

– Думаешь взять кусочек побольше? – пошутила Ирина, – Да уж, выберу самый лучший.

Но самый лучший и аппетитный, на его взгляд, кусок Глеб положил на тарелку Ирине. Как и всегда, когда он волновался, аппетит у него был прекрасный. И Глеб ел и ел, поглощая один кусок за другим.

А вот Ирина ела не спеша, радуясь тому, с каким аппетитом ест Глеб.

– У меня такое впечатление, что ты где-то работал, разгружал вагоны или переносил ужасные тяжести.

– С чего ты взяла?

– Ты ешь и не можешь остановиться. Даже на меня не глядишь.

– Извини, – вздохнул Глеб, откладывая вилку и нож.

Его тарелка была абсолютно чистой. – Я хотел есть и глядеть на тебя, но… – Что?

– Как всегда – не получилось.

Глеб подлил еще вина, и в это время зазвонил телефон.

– Ну вот, это, наверное, он, и, конечно, некстати.

– Думаешь? – спросил Глеб.

Ирина лишь недовольно кивнула. Глеб взял трубку, но ничего не сказал.

– Алло! Алло! – послышался из трубки знакомый голос.

Глеб узнал, кто звонит.

– Да, я слушаю, – сказал он.

– Добрый вечер.

– Добрый.

– Как бы нам встретиться? Есть серьезное предложение.

– Что ж, можно устроить. Давайте завтра.

– Где? – спросил мужчина и вздохнул.

– Там, где мы виделись в последний раз, и в то же время, – Сиверов не сомневался в памяти своего немногословного собеседника.

– Хорошо. Значит, до встречи.

Глеб положил трубку. Он услышал тот же знакомый щелчок и окончательно убедился, что его телефон и телефон Ирины прослушиваются. Но навряд ли кто-то из тех, кто занимался прослушиванием, мог догадаться, где и в какое время, а тем более с кем Глеб Петрович Сиверов собирается встретиться. Ведь по посторонним шумам агент по кличке Слепой понял, что на этот раз звонивший воспользовался не своим служебным телефоном, а таксофоном в каком-нибудь людном месте.

Глеб переложил трубку на комод, чтобы она не мозолила глаза, и подмигнул Ирине, которая с нетерпением и настороженностью смотрела на него.

– Ну, кто это был? Он?

– Да, это был он. И ты угадала все совершенно точно. Этот человек не молод и действительно занимает довольно… – Я поняла, поняла, занимает высокий пост.

– Можно сказать и так.

– Мне хочется верить, что прямо сейчас ты никуда не уйдешь.

– Сейчас – нет, – Глеб уселся напротив Ирины и поднял бокал с красным вином.

– За тебя, дорогая.

– За нас, Глеб, за нас.

– Да, Ирина, за то, что ты умеешь ждать.

– Ох, не умею, Глеб! – Ирина вздохнула, и Глебу показалось, что она вот-вот расплачется, причем расплачется так сильно, что он никогда не сможет ее успокоить.

Глава 3

Наталья Евстафьевна Малашкова с двумя сумками в руках тяжело поднялась на третий этаж. Сил больше не осталось, она устало вздохнула, поставила сумки с продуктами на ступеньку. Ей предстояло подняться еще и на четвертый – туда, где располагалась ее квартира, туда, где ждал ее муж.

Дверь одной из квартир на третьем этаже открылась.

– О, Наталья Евстафьевна! Как я рада вас видеть! – Малашковой улыбалась невысокая розовощекая соседка в коричневом платке.

– Добрый день, – Малашкова попробовала улыбнуться, отвечая на приветствие.

Соседка возилась со связкой ключей, затем крикнула в квартиру:

– Дина, Дина, тебя еще долго ждать? Я ухожу, останешься без прогулки.

Из квартиры послышался веселый лай, и на площадку, протиснувшись между хозяйкой и дверью, выкатилась лохматая болонка, аккуратно расчесанная и невероятно толстая. Собака и хозяйка были удивительно похожи друг на друга.

– Хорошая моя, хорошая, – воскликнула, увидев болонку, Наталья Евстафьевна. – Только вот дать тебе нечего. Но, думаю, завтра я тебе обязательно принесу что-нибудь вкусненькое.

– Только не несите, Наталья Евстафьевна, рыбьи кости, прошлый раз… – Нет-нет, рыбу я как раз сегодня не купила. Может, и зря.

– А что, у вас будут гости?

– Да, обещали дочка с мужем подъехать. Внуков хочется посмотреть, давно не виделись. А самой ехать к ним не получается.

– Как ваше здоровье? – осведомилась словоохотливая соседка.

– Да ничего, ничего, скрипим с моим Анисимом Максимовичем.

– Он-то как?

– Тоже ничего. Правда, простыл, кашель его замучил. Спать трудно, да и мне это мешает.

– А вы ему, Наталья Евстафьевна, варенья малинового с чаем.

– Дала я ему варенье, а он и говорит: «Лучше бы ты, Наташа, мне сто граммов коньяка налила, или сто пятьдесят, это на меня подействует. А твое варенье, твой чай… Только в туалет все время бегаешь».

– Да, все они, мужчины, такие. Им бы только выпить. Уж я-то знаю, двоих мужей перетерпела. А сейчас хочу еще раз выйти замуж.

– Ой, Анна Павловна! Может, не стоит?

– Почему не стоит? Мужчина хороший, положительный, разведенный.

– Разведенный – это хуже всего, – заметила Наталья Евстафьевна, с трудом наклонилась и погладила болонку, которая прилегла у ее ног.

– Пойдем же, пойдем, чего разлеглась? – сказала розовощекая Анна Павловна, пристегивая длинный поводок к ошейнику.

– Далеко идете?

– Пойдем, хоть по двору погуляем, а то мечется по квартире, лает, спать не дает. А как ваш зять Федор? – Анне Павловне не представляло никакого труда припомнить имена всех родственников Малашковой.

– У него-то все прекрасно, – с гордостью за зятя сообщила Наталья Евстафьевна.

– Все там же работает?

– Да, там же. Почти каждый день оперирует. Иногда по две, а иногда и по три операции в день.

– Хотела бы я, если уж придется, – со странной улыбкой на полных губах сказала соседка, – попасть на операцию к нему – туда, в эту специальную больницу.

Говорят, там здорово, по одному человеку в палате, оборудования всякого, аппаратуры заграничной – море… А кормят! И бесплатно все это.

– Да где уж нам!

– Наталья Евстафьевна, а что, зять не предлагал вам подлечиться в его клинике?

– Да нет, как-то никогда не предлагал. Хотя я, – пожилая женщина засмущалась, – его об этом никогда и не просила.

А соседка, услышав это, подумала: "Проси его не проси, все равно в эту больницу никогда не положат.

Там только шишки, одни большие начальники. И не просто большие, а самые главные, самые важные".

Чтобы не впадать в долгие рассуждения о том, почему ее зять не предложит ей полечиться в больнице, где он сам работает уже более десяти лет, Наталья Евстафьевна наклонилась, подняла тяжелые хозяйственные сумки, вновь вздохнула и кивнула соседке:

– Ну что ж, Анна Павловна, до встречи. Я пойду.

А то там мой Анисим Максимович, поди, уж заждался меня.

– Да-да, Наталья Евстафьевна, идите. А мы с Дианой пойдем погуляем.

– Рада была вас видеть.

Анна Павловна взглянула на мужские часы с большим циферблатом на своем запястье – что поделаешь, дальнозоркость – и недовольно поморщилась. Ровно три часа дня. Уже час как она с болонкой Дианой должна была гулять. Кучерявая собачонка сначала пронзительно завизжала, затем радостно залаяла и бросилась вниз по лестнице. Если бы не поводок, то она покатилась бы по ступенькам кубарем.

Но поводок натянулся, Анна Павловна дернула свою строптивую воспитанницу и прикрикнула:

– Куда ты мчишься! Спокойнее, а то нос расшибешь. Ты и так ничего не видишь, а еще летишь, будто кошку внизу почуяла.

Болонка немного утихомирилась и принялась спускаться вниз с такой же скоростью, как и ее сорокапятилетняя хозяйка.

Наталья Евстафьевна поднялась на четвертый этаж и позвонила в дверь.

Ключи она, как всегда, с собой не брала. За дверью послышалась возня, затем немного простуженный мужской голос:

– Ты, Наташа?

– Я, я, а то кто же еще. Открывай скорее, сумки руки оторвали!

Дверь отворилась. Анисим Максимович, немного сутулый, но широкоплечий и высокий, принял сумки из рук жены и, хромая, направился на кухню.

– Чего это ты там набрала? Не поднять.

– Ты же не сходишь.

– Знал бы, что столько брать станешь, уж помог бы, не сомневайся.

– Да, набрала, ведь к нам приедут Ольга с Федором и детишками.

– А я и забыл… – Склероз, мой милый, начинается.

Лицо Анисима Максимовича сразу же оживилось.

Насчет забывчивости ему пришлось соврать, чтобы оправдаться перед женой.

Он, конечно, прекрасно знал, что сегодня вечером обещали приехать молодые, но лишнее напоминание еще больше его возбудило. Если приедет зять, значит, можно выпить – подлечиться.

А выпить Анисим Максимович любил, особенно в последнее время, после того как вышел на пенсию и оказался не у дел.

Но еще больше Анисима Максимовича грела перспектива, что он с зятем сможет поговорить за жизнь и о политике.

С женой эти темы лучше не затрагивать, она и слушать не захочет. Зато их зять осведомлен обо всем, что происходит за кремлевскими стенами и на самых высоких ступенях власти. Правда, зять, как правило, хранил врачебные тайны и даже самым близким людям никогда не рассказывал о том, кого оперировал и насколько серьезно болен тот или иной известный на всю Россию человек. И не потому, что Федор Казимирович Козловский боялся, будто родители жены могут проговориться, просто он всегда был довольно скрытным и считал, что чем меньше людей знают, чем он занимается и кого оперирует в данный период, тем будет лучше для карьеры.

Наталья Евстафьевна недовольно поморщилась, заглянув в комнату и увидев работающий телевизор.

А главное, звук был включен почти на полную мощность. Показывали новости, и ее муж, поставив сумки на кухне, тут же заспешил к старому креслу, устроился в нем и стал слушать диктора.

– Сделал бы ты тише свой телевизор, и так голова болит!

– Погоди, погоди, Наталья, хочу послушать. Новости же передают!

– Зачем тебе это, Анисим Максимович?

Наталья Евстафьевна, когда нервничала или злилась на мужа, называла его по имени-отчеству. Сама она в прошлом была учительницей и поэтому почти никогда не позволяла себе ругать мужа или употреблять бранные слова. А вот Анисим Максимович всю жизнь проработал врачом-травматологом и выругаться очень любил.

Это было профессиональной привычкой, и он не видел ничего плохого в том, чтобы сказать то или иное крепкое словцо, особенно, если подворачивается повод.

А повод найти несложно. И Анисим Максимович частенько матерился, чем злил свою добропорядочную жену.

Наталья Евстафьевна занялась продуктами, которые с таким трудом принесла из магазина. Ей еще довольно много нужно было успеть. Через полтора часа на кухне в квартире Малашковых уже настежь распахнули окно. На плите в кастрюлях что-то аппетитно булькало, на сковороде трещало, а в духовке пеклись замечательные пироги с грибами и луком, которые так любили зять и внуки. Анисим Максимович время от времени заглядывал на кухню и нетерпеливо поводил своим крючковатым носом, не столько от предвкушения вкусной еды, сколько от предвкушения выпивки и разговоров с зятем.

Ведь многое из того, что Анисиму Максимовичу удавалось выудить от зятя, он толковал по-своему, делая далеко идущие, почти глобальные выводы.

Анисим Максимович был страстным любителем газет, телевизионных программ, хоть как-то связанных с политикой. Он любил рано утром и поздно вечером сидеть у приемника, покуривая, и слушать то, что говорят «враги» о событиях в России.

– Вот черти, – прищелкивал пальцами Анисим Максимович, глядя на огонек приемника, – и откуда они, сволочи, все знают и о здоровье президента, и о том, что произойдет в ближайшее время в верхах? Никак, кто-то из врачей за деньги им все выложил. Вот сволочи. Много же они платят, наверное. А может, шпионы работают, осталась же у нас их сеть со времен Советского Союза.

«И самое интересное, всегда все совпадает. Да, шпионы работают хорошо, в этом им не откажешь. Нет, на хрен нужны какие-то шпионы, сейчас в России за доллары можно купить все, что угодно – любую информацию! Только покажи шелестящие зеленые бумажки, и тут же тебе обо всем расскажут и даже все покажут! Разваливается Россия! А ведь такое было государство, настоящая держава от тайги до Британских морей. А сейчас что – кусочек какой-то. Быть беде… Быть беде…»

– Послушай, Наталья, тут такое дело… Ты знаешь, что инфляцию наши удержать не смогут?

– Ну и что, Анисим Максимович, из этого? – вопрошала бывшая учительница, все время удивляясь поворотам в рассуждениях мужа.

– Не удержат, говорю, инфляцию. Так что надо, дорогая, менять нашу пенсию на доллары.

– Мы и так это делаем. Правда, дочка говорит, все это ерунда.

– А ты меньше ее слушай. Она живет за Федором, как за каменной стеной, и ни о чем не думает. Они ведь, наоборот, доллары на рубли меняют.

– Да, повезло нашей Оле с мужем. Такой хороший попался!

– Повезло, повезло, – бурчал Анисим Максимович и поглядывал на часы. – Так во сколько зять обещал подъехать? Небось, сразу из больницы и к нам? Прямо из операционной. Напряжение какое, знаешь? Ему сразу, чтобы расслабиться, водочки холодной выпить надо, граммов сто.

– Тебе всегда так. Если что – водка лучшее лекарство. Вот зятю я налью, а ты обойдешься.

– Как это так?

– Ты же не из операционной, ты же от телевизора оторваться не можешь.

– Я свое отработал.

– И отпил, теперь здоровье беречь надо.

– Ты что, одному ему пить неприлично. Он же человек культурный. Так когда они придут?

– А вот этого я уж не знаю.

– Так позвони дочке и узнай.

– Сам позвони. Ты же ее номер знаешь? Заодно и с внуками поговоришь.

– А что мне с ними по телефону говорить! Приедут, тогда и поговорю.

Деду не нравилось, что родители слишком балуют внуков. И вообще он был приверженцем спартанского воспитания детей, чего и в помине не было в семье его зятя.

Наталья Евстафьевна умаялась. Но, правда, к семи часам все успела приготовить. Оставалось лишь разложить по тарелкам, и можно садиться за стол.

Анна Павловна Николаева, соседка Малашковых с третьего этажа, решила, что сегодня немного нарушит свой распорядок. А именно: посмотрит вечером очередную серию бесконечного мексиканского мыльного сериала. Поэтому и собралась выгулять свою Дину второй раз загодя.

– Собирайся, – сказала она болонке и потрепала ее по толстому загривку.

Затем взяла поводок. Болонка явно не хотела идти на улицу. Она повертела лохматой головой и жалобно заскулила, просясь у хозяйки остаться дома.

– Нет, нет, пойдем. О том, что ты останешься, а я пойду, не может быть никаких разговоров.

Болонка попыталась спрятаться за кресло, но Анна Павловна применила силу, уворачиваясь от мокрого собачьего языка, и пристегнула поводок.

– Пойдем, маленькая, пойдем, А вернемся, сядем смотреть телевизор. Я тебе дам что-нибудь вкусненькое.

И Анна Павловна вместе с болонкой покинула квартиру. На втором этаже она столкнулась с двумя мужчинами в одинаковых кожаных куртках, не спеша поднимавшимися по лестнице.

«Странные парни, – подумала Анна Павловна, – интересно, к кому это они идут? Раньше я их никогда не видела, вроде из молодых людей никто в нашем подъезде не живет».

Ее болонка при виде незнакомцев как-то странно тявкнула и прижалась к ногам хозяйки.

– Не бойся, тютя, не бойся, – пробурчал один из них, кутая нижнюю часть лица в шарф. Он переступил через болонку и махнул рукой:

– Пошли, пошли скорее, нас уже ждут.

Второй крякнул, огляделся по сторонам, пропуская женщину с собачкой.

– А вам, собственно, кого? – уже с нижней площадки спросила Анна Павловна.

Но мужчины не ответили. Она слышала их тяжелые шаги. Болонка рванулась и потащила хозяйку за собой.

"Не хотят отвечать, не надо. Да мало ли кто живет в нашем подъезде?

Родственников у всех хватает. И близких и далеких".

Анна Павловна хоть и знала в лицо всех жильцов, даже квартирантов с пятого этажа, но не знала всех их родственников.

Она вышла с Дианой на улицу и спустила болонку с поводка У подъезда никого не оказалось, и Анне Павловне не с кем было поговорить, не у кого было спросить, к кому это пошли двое молодых широкоплечих мужчин. И любопытство продолжало распирать женщину.