Текст книги "Однажды преступив закон…"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 3

Юрий Филатов открыл глаза и первым делом взял с тумбочки часы. В комнате было еще темно, и светящиеся стрелки стареньких “командирских" поделили циферблат ровно пополам, вытянувшись в одну вертикальную линию. Было ровно шесть утра, и Юрий невольно подумал, сколько еще лет он будет просыпаться ровно в шесть, не прибегая к помощи будильника.

Никакой причины вскакивать с постели в такую рань у Юрия не было. Он не рисковал опоздать на работу, его не ждали никакие неотложные дела. Его вообще никто и нигде не ждал, и в этот глухой предрассветный час, когда семьдесят процентов москвичей, ворча, зевая и потягиваясь, бредут сначала в туалет, а потом на кухню, чтобы привести себя в более или менее осмысленное состояние с помощью лошадиной дозы кофе, старший лейтенант запаса Юрий Филатов вдруг ощутил себя никчемным и жалким, как валяющийся на обочине шоссейной дороги пустой пакетик из-под картофельных чипсов. Он потратил несколько секунд на обдумывание этого сравнения, после чего резко отбросил одеяло и спустил босые ноги на ледяной дощатый пол.

Было двенадцатое октября, и до официального начала отопительного сезона оставалось три дня. В течение последнего месяца большинство московских квартир медленно, но верно превращались в подобия сырых и промозглых бетонных склепов, обитатели которых не расставались с теплыми свитерами и клетчатыми шерстяными пледами. Почти во всех кухнях круглосуточно горел газ, в гостиных и спальнях отчаянно воняло паленым и вялым теплом электрообогревателей всех мыслимых типов и конструкций. Был разгар межсезонья – время, когда хозяйки проклинают коммунальные службы и рьяно утепляют окна, когда сырые холодные простыни напрочь отбивают всякую охоту заниматься сексом, а потребление спиртных напитков на душу населения возрастает в геометрической прогрессии. Нет ничего хуже, чем искать работу в такую погоду, понял Юрий Филатов и решительно встал, окончательно отбросив в сторону одеяло.

Он быстро заправил постель и в течение получаса приседал и отжимался от пола, приводя организм в рабочее состояние. Когда количество отжиманий перевалило за сотню, Юрий вдруг подумал, что ему не приходилось встречать ничего более нелепого, чем безработный, тщательно поддерживающий себя в хорошей физической форме.

Закончив зарядку, он принял контрастный душ, натянул старенький тренировочный костюм и отправился на кухню. Для завершения утреннего ритуала следовало выпить чаю.

На полпути он вспомнил, что заварка кончилась вчера вечером, и остановился, задумчиво теребя кончик носа. Если быть откровенным, то кончилась у него не только заварка. Из продуктов в доме оставалось только полпачки серых, как шифер, макарон и немного соли. Сигарет, которые он всегда предусмотрительно покупал про запас, осталось полторы пачки, а денег не было вовсе, если не считать завалявшейся в карманах мелочи.

– Дошел, – сказал он вслух и вдруг рассмеялся. Ему вспомнился визит “патриота” в кашемировом пальто и десять тысяч долларов, которые он отказался принять. По сравнению с тем, чем он располагал на данный момент, эта сумма казалась астрономической. В ситуации не было ничего смешного. Ведь теперь, помимо финансовой катастрофы, над Юрием нависала угроза конфликта с “братвой”.

Поскольку чаепитие без заварки и сахара было невозможно, он натянул джинсы, свитер с растянутым горлом, вогнал ноги в разношенные кроссовки, набросил на плечи свою мешковатую куртку и вышел из квартиры. Спускаясь по лестнице, он запустил руки в карманы куртки и нащупал в правом кармане пачку сигарет и зажигалку, а в левом – ключ от машины. Ключ был скорее данью традиции, чем необходимостью, – его старенькую “Победу” можно было без труда завести с помощью обыкновенной отвертки.

В последние три недели события развивались в таком направлении, что Юрий начал всерьез сомневаться в своей способности найти хоть какую-нибудь работу. В поведении кадровиков и начальников, с которыми ему приходилось разговаривать, Юрию чудилось что-то странное и даже зловещее: поначалу они распахивали объятия навстречу человеку, согласному взяться за не слишком престижную и не очень хорошо оплачиваемую работу, но, когда дело доходило до анкеты, внезапно увядали, и через несколько минут уклончивого, невразумительного разговора выяснялось, что рабочих мест на их предприятии нет – буквально вчера были, а вот сегодня, к сожалению, уже нет., Юрию с большим трудом удавалось сохранять спокойствие во время этих разговоров. Создавалось впечатление, что его имя занесено в некий таинственный черный список. Быть может, все до единого руководители московских фирм и предприятий питали некое странное предубеждение против бывших десантников? Ответа на этот вопрос у Юрия не было. Так или иначе, для того, чтобы продолжить поиски работы и не умереть при этом голодной смертью, требовалась хотя бы небольшая сумма денег, и Юрий решил заработать ее наиболее доступным способом.

На выходе из подъезда он разминулся с новым квартирантом из восемнадцатой квартиры. Это было ярко выраженное лицо кавказской национальности, которое всегда вежливо здоровалось с соседями. Юрий, почти год провоевавший в Чечне, ни при каких обстоятельствах не спутал бы чеченский акцент ни с каким другим. Квартирант из восемнадцатой был стопроцентным чеченцем – за это Юрий мог ручаться головой. Вел этот тип себя тихо и старался не мозолить глаза соседям. Его квартирная хозяйка баба Клава утверждала, что ее постоялец занимается бизнесом, платит аккуратно и ведет себя пристойно: никаких попоек, никаких скандалов, никаких гостей и тем более уличных девиц. Мельком взглянув на темно-коричневое носатое лицо с синеватым от проступившей густой щетины подбородком, Юрий подумал, что есть еще один способ разжиться деньгами, гораздо более быстрый и эффективный, чем тот, который избрал он. Вот взять сейчас этого гордого сына гор за манишку, слегка приподнять, легонько стукнуть о стенку, немного потрясти, и можно со спокойной душой подбирать то, что из него выпадет, рассовывать по карманам и идти прямиком в ближайший кабак. Это будет очень легко, очень прибыльно, а главное – весьма патриотично.

– Здравствуйте, – вежливо сказал квартирант из восемнадцатой с отчетливым чеченским акцентом.

Юрий подумал, не встречались ли они на подступах к кирпичному заводу или в районе горбольницы. А может быть, это было на площади “Минутка”? Или этот тип сидел здесь, зарабатывая деньги, превращая их в оружие и перебрасывая караваны со стреляющим железом через линию фронта в осажденный город?

– Доброе утро, – ответил Юрий и вышел из подъезда. Кулаки лежали в карманах куртки, как два холодных камня. Он поймал себя на том, что до звона в ушах стискивает зубы, и усилием воли заставил окаменевшие мышцы расслабиться.

Квартирант из восемнадцатой вовсе не обязательно был связан с боевиками. В Москве полно кавказцев, напомнил себе Юрий, и далеко не все они – бандиты. Просто зарабатывать деньги более или менее честным путем там, в набитых вооруженными головорезами горах, стало невозможно.

Он усмехнулся, перепрыгивая через блестевшую у дверей подъезда лужу. Некоторые из его бывших сослуживцев были бы очень удивлены, если бы он вздумал поделиться с ними этими мыслями. Для них каждый чеченец был врагом уже в силу своей национальной принадлежности, просто одни из них могли сражаться с оружием в руках, а другие в силу различных причин избегали открытого боя.

Под утро небо очистилось и в воздухе ощутимо попахивало приближающимися морозами. Над Москвой занимался неторопливый осенний рассвет, полуоблетевшие деревья зябли в холодном утреннем тумане. Горбатая крыша принадлежавшей Юрию “Победы” казалась бугристой от воды, по радужным от старости лобовым стеклам медленно сползали похожие на слезы капли конденсата. Слегка перекошенный вправо никелированный бампер скалил тронутые ржавчиной клыки, на длинном капоте красовалась белая клякса, – судя по размеру, ее оставила пролетавшая над двором ворона.

Юрий поднял похожий на пеликаний клюв капот и не спеша проверил уровень воды и масла. Поддержание этого ржавого монстра в рабочем состоянии стоило ему немалых усилий, но “Победа” нравилась Юрию. Она была основательна и надежна. Всякий раз, садясь на водительское место, Юрий боролся с ощущением, что на этой машине, как на танке, можно ездить сквозь стены. Он включил подфарники и мягко тронулся с места.

Ведя неповоротливый автомобиль по запутанному лабиринту дворов и детских площадок, он поглядывал на освещенные окна, которых становилось все больше. Юрий вырос в этом районе. Вот в этом дворе они с ребятами любили играть в войну и в прятки, а вон та асфальтовая дорожка ведет прямо к школе. За десять лет он выучил на этой дорожке каждую трещинку, каждый бугорок. Половина деревьев, засыпавших своими листьями утоптанную землю и мокрый черный асфальт, выросла на его глазах из закопанных в землю тонких прутиков. А вот в этом доме когда-то жил Женька Арцыбашев по прозвищу Цыба – лучший друг Юрки Филатова по кличке Филарет, сосед по парте, вдохновитель большинства их совместных проделок, остряк и балагур. Вспомнив Цыбу, Юрий поморщился: последняя шутка веселого выдумщика Женьки Арцыбашева оказалась не совсем удачной, и на похоронах никто не смеялся.

Первый пассажир попался ему сразу же, как только Юрий выехал на улицу. Средних лет мужчина, одетый как мелкий чиновник и вооруженный старомодным кейсом, голосовал, стоя у края тротуара. Когда Юрий затормозил возле него, потенциальный седок едва заметно вздрогнул и слегка отпрянул: похоже, вид древнего автомобиля не вызывал у него доверия. Он затравленно огляделся по сторонам, бросил быстрый взгляд на часы и, решив, что деваться некуда, полез в салон.

– Дверцей хлопните посильнее, – сказал ему Юрий. – Куда поедем?

Они поехали на Казанский. Здесь стояла длинная очередь государственных такси, вокруг вертелось множество частников, и Юрий решил не пытаться заработать в этом чересчур оживленном месте. Его автомобиль был слишком слабым конкурентом для мощных “Волг” таксистов и маневренных, комфортных иномарок частников. Впрочем, Юрий не расстраивался. В кармане у него уже шуршали полученные от первого пассажира деньги. Он поздравил себя с почином и отправился колесить по Москве в поисках очередного пассажира.

Седок отыскался быстро. Они отправились в Измайлово, где Юрия сразу же перехватила крупная, хорошо одетая дама, торопившаяся в Химки. Всю дорогу дама восхищалась уютом и старомодным дизайном “Победы”, но у Юрия почему-то сложилось совершенно определенное ощущение, что ее интересовал не столько автомобиль, сколько водитель. Не зная, как себя вести в такой ситуации, он отвечал односложно и хмуро, так что к концу пути дама обиженно замолчала и отвернулась к окну.

В Химках Юрий притормозил у только что открывшейся пельменной и с аппетитом позавтракал, оставив в кассе часть утренней выручки. Приканчивая третий чебурек и запивая его обжигающим, чересчур сладким чаем, он подумал, что все не так уж плохо. Под лежачий камень вода не течет, а волка, как известно, ноги кормят. Конечно, такая работа не слишком престижна, но на данный момент он мог считать себя свободным от унизительных хождений по отделам кадров и безрадостной перспективы кому-то подчиняться. Теперь ему казалось странным, что идея заняться частным извозом не пришла ему в голову раньше. Он мысленно пересчитал заработанные за пару часов деньги и решил, что жить можно. Разумеется, на новый автомобиль ему не хватит еще очень долго, но привести старушку “Победу” в божеский вид он сможет. Тем более что ремонт ей требовался в основном косметический. Поменять обивку сидений, как следует вычистить салон, покрасить и отполировать кузов… В сверкающих, похожих на лаковые игрушки старых автомобилях есть своеобразный шарм, и очень многие захотят прокатиться в салоне этого музейного экспоната. Иномаркой теперь никого не удивишь. “Победа” – совсем другое дело. Тут, помимо всего прочего, будет иметь немалое значение ностальгия по безвозвратно ушедшим временам.

Юрий усмехнулся, залпом допил чай и вышел из кафе. “Победа” стояла у тротуара. Меньше всего она сейчас напоминала лакированную игрушку. При виде ее вспоминался скорее древний утюг, за ненадобностью выброшенный на помойку. Юрий ласково похлопал ее по еще не успевшему остыть капоту.

– Ничего, старушка, – сказал он машине. – Мы с тобой еще заткнем всех за пояс!

* * *

Архаичные часы на приборной панели “Победы” показывали одиннадцать десять. Мокрый после ночного дождя асфальт блестел на солнце, как расплавленный металл. Солнцезащитный козырек не спасал от этого блеска. Юрий пожалел, что не догадался захватить темные очки. Впрочем, единственная пара таких очков, которой он располагал, принадлежала маме. Это были огромные зеленые окуляры в чудовищной пластмассовой оправе, с поцарапанными стеклами и обломанной дужкой. Протирая уставшие глаза, Юрий подумал, что в этих очках за рулем древнего автомобиля он выглядел бы неотразимо.

Из-за солнечного блеска он чуть не пропустил пассажира, который, стоя на бровке тротуара, старательно тянул вверх руку. Юрий поставил рычаг переключения передач в нейтральное положение и с некоторым трудом заставил тяжелую машину остановиться у бордюра. Изношенные тормозные колодки издали протестующий скрип.

Правую дверцу опять заело, и Юрию пришлось перегнуться через сиденье, чтобы помочь пассажиру забраться в салон. Полнеющий лысоватый мужчина, одетый в расчете на дождливую погоду, тяжело плюхнулся на переднее сиденье рядом с Юрием и принялся раз за разом хлопать своенравной дверцей. Его нижняя губа была оттопырена, выдавая раздражение. Наконец дверца закрылась, пассажир откинулся на спинку сиденья и бережно пристроил на коленях плоскую спортивную сумку. Сумка издавала отчетливый запах жареной курицы, и Юрий, который уже успел проголодаться, сглотнул слюну.

– В Быково, – скомандовал пассажир тоном человека, привыкшего отдавать распоряжения. – Надеюсь, ваша машина сможет туда доехать?

Он покосился на Юрия и слегка нахмурился, пытаясь что-то припомнить. Юрию его лицо тоже показалось знакомым. Он не впервые видел эту обширную сверкающую лысину, жирный двойной подбородок, гладкие белые щеки и оттопыренную нижнюю губу. Будь это лицо чуть подлиннее и не таким жирным, его обладатель был бы похож на классика отечественной литературы Алексея Николаевича Толстого.

Юрий отъехал от тротуара, развернулся на перекрестке и поехал в сторону Быково. Он смотрел на дорогу, но лицо пассажира все время не давало покоя. Что-то беспокоило Юрия в этом лице. Где же они виделись? Почему-то Юрий был уверен, что не просто видел этого человека где-нибудь в толпе или в вагоне метро. Им наверняка приходилось общаться, но вот где и при каких обстоятельствах? И почему, спрашивается, его сходство с Алексеем Толстым кажется таким важным?

И тут Юрий вспомнил. Перед ним, как наяву, встал летний день, проведенный в загородном доме банкира Арцыбашева, песчаный пляж, людские голоса, смех, музыка, запах шашлыков и прыгающий на одной ноге, силясь попасть другой в штанину, полуодетый пьяный толстяк – Георгиевский кавалер и лауреат какой-то литературной премии, член Союза писателей Самойлов, которого Женька Арпыбашев, помнится, обозвал проституткой. “Мир тесен, – подумал Юрий. – Ох, не вовремя мне встретился этот лауреат! Только-только все начало забываться, и вот, пожалуйста!"

Георгиевскому кавалеру, по всей видимости, не давали покоя те же мысли, потому что он, поерзав на скрипучем сиденье, повернулся к Юрию лицом и спросил:

– Нам случайно не приходилось встречаться? Что-то мне ваше лицо кажется знакомым…

– Нет, – солгал Юрий, – не приходилось. У него не было ни малейшего желания возобновлять знакомство.

– Странно, – сказал лауреат. – Впрочем, что тут странного. У меня отвратительная память на лица, а на имена еще хуже. Познакомлюсь с человеком, а через две минуты не помню, как его зовут. Выпивал как-то раз с министром чего-то там такого. Ну, чокнулись раз, другой… Надо разговор поддерживать, а я забыл, как его по батюшке. Помню, что вроде бы Николай, Коля, а вот как по отчеству – хоть убей, не вспомню. Неудобно получилось. А ведь, казалось бы, писатель должен помнить такие вещи… – Он сделал многозначительную паузу, давая Юрию возможность вставить восхищенную реплику наподобие: “О! Вы писатель?”, но Юрий молчал, глядя на дорогу, и лауреат, недовольно пожевав губами, продолжал:

– Я ведь писатель. Член Союза. Георгиевский кавалер, между прочим, и лауреат литературной премии имени… Вот черт, даже это забыл! Моя фамилия Самойлов. Аркадий Игнатьевич Самойлов.

– Очень приятно, – сказал Юрий. Все это он уже слышал, и примерно в тех же выражениях.

– А вы, я вижу, не спешите представиться, – после очередной паузы заметил Самойлов.

– А зачем? – не слишком вежливо ответил Юрий.

– Возможно, вы правы, – сказал писатель. – Все равно забуду. И потом, что толку знакомиться? Мы с вами вращаемся в совершенно разных кругах, и вряд ли нам доведется встретиться снова. – Голос у него был уверенный, гладкий, как и его лицо, и Юрий пожалел, что древний радиоприемник, вмонтированный в переднюю панель машины, давным-давно не работает. Было бы очень неплохо чем-нибудь заглушить этот самоуверенный голос. – Курить у вас можно? – поинтересовался Самойлов.

– Отчего же нельзя? – Юрий пожал плечами и закурил сам.

– Ну, – Самойлов неопределенно хмыкнул, – разные, знаете ли, попадаются. Дрожат над своими тележками, как будто они из чистого золота. Некоторым жены запрещают курить в машине. Они, видите ли, не переносят запаха табачного дыма..'. А ваша жена как к этому относится?

– Я не женат.

– Вот это правильно! Настоящий мужчина должен быть силен, независим и свободен, как ветер. Чтобы в решительный момент рядом не было никого, стесняющего свободу действий. Настоящий мужчина – это тот, кто все время рискует собой, а семья – мощный сдерживающий фактор…

– И ради чего, по-вашему, должен рисковать настоящий мужчина? – поинтересовался Юрий. Выслушивать проповеди от этого пузатого ничтожества было даже забавно. По крайней мере, это звучало интереснее, чем хвастливое перечисление купленных по дешевке регалий. Кроме того, Юрию было любопытно, что ответит Георгиевский кавалер на его вопрос.

– Как это – ради чего? – Самойлов, казалось, был искренне удивлен. – Ради родины, конечно же! Ради России. Разве на свете есть еще что-то, ради чего стоило бы рисковать?

– Некоторые делают это ради денег, – заметил Юрий.

– Я говорю не о некоторых, – веско сказал Самойлов. – Я говорю о настоящих мужчинах. О тех, кто больше не может терпеть униженного положения своей великой страны и готов погибнуть ради того, чтобы она встала с колен.

Юрий покосился на своего пассажира, чтобы проверить, не издевается ли тот. Самойлов, как ни странно, выглядел взволнованным и в упор смотрел на Юрия. Филатов понял, что тот говорил совершенно искренне, и мысленно пожал плечами.

– Мне кажется, – сказал Юрий, – что ради величия страны надо не погибать, а работать.

Громко сигналя, их на огромной скорости обогнал набитый смуглыми черноволосыми людьми джип с включенными фарами. Возвращаясь на свою полосу, джип сильно подрезал машину Юрия. Филатов резко притормозил, не удержавшись от короткого ругательства.

– Вот именно, – сказал Самойлов. – А ты говоришь – работать. Видал, кто поехал? Хозяева жизни, мартышки чернозадые!

– Джигиты, – равнодушно отозвался Юрий. – Кровь горячая, движок мощный, права на рынке купили.. Почему не гонять? У меня был знакомый грузин…

– При чем тут грузин? – перебил его Самойлов. – Грузины хоть православные. Да их сейчас в Москве почти и не осталось. Это же чечики!

– Кто? – не понял Юрий.

– Чеченцы, – снисходительно пояснил Самойлов. – В горах жрать нечего, так они сюда переметнулись. Грабят, кровь из народа пьют, людей воруют… Мочить их надо. И будем мочить!

Юрий невольно вспомнил вчерашний вечер. Буквально такими же словами высказался “патриот" в кашемировом пальто, забравшийся в его квартиру и угрожавший ему пистолетом. Вряд ли член Союза писателей был как-то связан с этим отморозком, но говорили и мыслили они одинаково.

– Кто же это будет их мочить? – осторожно спросил он.

– Кто надо, тот и будет, – отрезал Самойлов. – Много будешь знать – скоро состаришься. Если ты настоящий мужик, сам скоро узнаешь.

Юрий пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он. – По-моему, вы немного сгущаете краски. Это что-то нездоровое. Я в последнее время только и слышу: чеченцы, чеченцы… По Арбату патрули с автоматами ходят, паспорта проверяют… Смешно, ей-Богу! Сколько тех чеченцев, что все их так боятся?

– Дурак ты, парень, – сказал Самойлов. – При чем тут количество? Мал клоп, да вонюч. Ты посмотри, что они с нашей армией у себя в горах сделали!

– Это не они сделали, – помрачнев, ответил Юрий. – Это Москва сделала.

– Соображаешь, – похвалил Самойлов. – Политики – суки продажные, от них помощи не жди. Самим надо действовать, понял? Если не понял, то скоро поймешь. В Москве, в самом сердце России, люди не могут спокойно спать из-за этих тварей бородатых. Ничего, найдется и на них управа, дай только срок. Есть люди, которым судьба России небезразлична. Я вижу, ты хороший парень, так что не миновать тебе быть с нами.

"Не дай Бог”, – подумал Юрий.

– Посмотрим, – ответил он вслух.

Разговор как-то сам собой увял. Вскоре они выехали на ведущую к аэропорту магистраль. Вырвавшись на простор, где не было светофоров и перекрестков, старая “Победа” мало-помалу набрала скорость и, тарахтя движком, устремилась вперед. Стрелка спидометра плясала по обширному сектору от шестидесяти до ста километров в час, старые покрышки свистели по гладкому асфальту, округлый, сильно вытянутый вперед капот с силой рассекал прохладный воздух. Взглянув на указатель расхода топлива, Юрий подумал, что на обратном пути нужно будет обязательно заехать на заправку и залить полный бак, пока финансы это позволяют. Теперь “Победа” превратилась из обузы в кормилицу, и Юрий намеревался обеспечить ей максимум внимания и заботы.

Он посмотрел в маленькое и неудобное зеркальце заднего вида. Машину немилосердно трясло на жестких рессорах, и изображение в зеркале прыгало и расплывалось от вибрации, но он хорошо разглядел приближавшийся сзади автомобиль с включенными фарами. За первой парой сверкавших ярче полуденного солнца огней маячила вторая, за второй – третья, и Юрий понял, что его догоняет целая колонна. Сверкающие фары приближались с невероятной скоростью, и Филатов благоразумно перестроился в крайний правый ряд, чтобы пропустить колонну мимо себя, гадая, что бы это могло значить. Не было ни воя сирен, ни красно-синих вспышек проблесковых маячков, но колонна двигалась с такой скоростью, словно везла десяток премьер-министров и пару-тройку президентов.

Через несколько секунд мимо со свистом проскочил головной автомобиль. Это был пожилой “Опель-омега”, рябой от пятен шпатлевки, с оранжевым в черную шашечку плафоном на крыше и зажженными фарами. В салоне не было никого, кроме водителя, который бешено гнал к аэропорту, даже не повернув в сторону Юрия головы.

За “Омегой” промчалась темно-зеленая “семерка”, тоже порожняя, за ней прошелестел приземистый “Форд”, еще одни “Жигули”, снова “Опель”… Все машины шли порожняком, хотя на многих были такие же плафоны с шашечками, как и на головном “Опеле”. Единственным предположением, которое возникло у Юрия, было то, что в Быково прибывает какая-то большая группа туристов, и частные таксисты едут встречать гостей. Это было совершенно дикое предположение, но другого объяснения Юрий найти не мог.

Колонна была длинной. Юрий насчитал двадцать две машины, прежде чем она закончилась.

– Ого, – сказал Самойлов. – Куда это они все? Юрий пожал плечами.

– Туда же, куда и мы, – ответил он.

– Интересно зачем, – растерянно произнес Георгиевский кавалер.

Юрий опять пожал плечами и промолчал. Он просто не знал, что ответить.

Через несколько минут впереди показалось выглядевшее приземистым на фоне огромного ровного пространства здание аэропорта. Юрий свернул на стоянку и сразу понял, куда так торопились частные таксисты.

На стоянке кипела драка. Два десятка частников, перегородив своими автомобилями все выезды со стоянки; организованно напирали на группу таксистов, которые, сгрудившись около своих машин, заняли круговую оборону. Их было вдвое меньше, но они яростно отбивались. Юрий смог по-настоящему оценить масштабы происходящего только после того, как оставил машину у въезда на стоянку и вышел из кабины.

В воздухе мелькали кулаки, монтировки и даже домкраты, слышался матерный рев, лязгало сминаемое железо, хрустел и со звоном сыпался на асфальт сотнями стеклянных призм разбитый вдребезги триплекс. Водители дрались неумело, но яростно, тяжелые монтировки рассекали воздух с такой силой, что Юрию почудилось, будто он слышит их свист даже на таком расстоянии. О том, чтобы пробиться к терминалу аэропорта через эту кашу, нечего было и думать.

Самойлов тоже вышел из машины и остановился рядом, держась обеими руками за верхний край открытой дверцы. Челюсть у него отвалилась, глаза возбужденно бегали по сторонам, вцепившиеся в дверцу пальцы побелели от напряжения. Юрий с удивлением понял, что литератор пребывает в полном восторге от увиденного.

Спохватившись, Самойлов полез в бумажник и протянул Юрию крупную купюру, досадливо отмахнувшись, когда тот попытался отсчитать ему сдачу. Его глаза, словно притянутые сильным магнитом стальные иголки, опять повернулись туда, где бушевала драка. Юрий закурил, не зная, что предпринять. Он почти не сомневался, что дерущиеся оставят на усеянном осколками стекла асфальте не только часть своих зубов, но и парочку трупов, но понимал, что остановить драку не удастся. Он огляделся по сторонам в поисках милиции, но ни одного человека в форме поблизости не оказалось. Юрий подумал, что это неспроста, и тут у него за спиной раздался визг тормозов.