Текст книги "Комбат не ждет награды"

Автор книги: Андрей Воронин

Соавторы: Максим Гарин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Вскоре за окнами автобуса поля и леса сменились городским пейзажем. Серые бетонные коробки панельных домов, обсыпавшиеся, словно обгрызенные, бордюры тротуаров, редкие троллейбусы на улицах и автобусы.

ЛАЗ остановился на привокзальной площади, и пассажиры высыпали на площадку. Как всегда бывает в таких случаях, люди разошлись не сразу. Кого-то ждали с машиной, в которой оказывалось свободное место и по-соседски, без всяких сложностей можно было устроиться в попутчики. Но Борщев не спешил этого делать.

Он отошел в сторону, поставил чемоданчик на асфальт и принялся раскуривать сигарету, злясь на то, что его попутчики не спешат разойтись.

К подполковнику подошел молодой лейтенант, всего как месяц присланный служить на полигон:

– Валентин Витальевич, может, вас подвезти?

– А ты на машине, что ли? – изумился Борщев, ведь тот приехал вместе с ним на автобусе.

– Нет, но такси брать буду.

– Да нет, мне тут недалеко, – поспешил отделаться от него подполковник.

– Так куда все-таки?

– Ехать далеко, а на ту сторону вокзала через рельсы перебежать, а там дворами… – неопределенно махнул рукой Борщев, подхватил свой чемоданчик и впрямь завернул за здание вокзала.

Прошло минут десять и он вновь вышел на площадь. Огляделся. Никого из знакомых не осталось. Лицо подполковника тут же приняло несколько иное выражение. Он стал надменным, чрезвычайно гордым собой.

Даже поленившись подойти к стоянке такси, он махнул рукой машине, стоявшей в самом начале очереди, мол подъезжай. Таксист, то и дело оглядываясь – вдруг не так понял жест и потеряет место в очереди – подъехал к Борщеву. Тот не спеша загрузил чемоданчик на заднее сиденье, захлопнул дверцу, затем сел рядом с шофером. Тот повернул рычажок счетчика.

– Куда? – поинтересовался таксист.

– В Москву, – буднично ответил Борщев, подергивая штанины измятых дешевых брюк и поудобнее устраиваясь в кресле.

– Куда? – переспросил шофер, думая, что ослышался.

– В Москву, – все так же спокойно отвечал Борщев.

– У меня смена до двух ночи… – начал было таксист.

Борщев пожал плечами:

– Ну что ж, тогда пересяду в другую машину. До свидания.

– Подождите, – остановил его шофер.

Подполковник опустил руку, готовую уже было распахнуть дверцу.

– Что-то не так?

– А по деньгам как?

– Заплачу по счетчику в две стороны и немного сверху, – усмехнулся подполковник, одетый в гражданское.

– А это самое… – замялся таксист.

– Чего тебе еще? Поехали!

– Деньги покажите, – наконец-то сумел справиться со смущением таксист.

Борщев не глядя запустил руку в нагрудный карман брезентовой куртки и извлек доллары. Их было много, на первый взгляд никак не меньше двух-трех тысяч. Парочка купюр упала Борщеву на колени.

– Поехали, – пробормотал шофер, выезжая на улицу. – По дороге я у автомата стану – позвоню жене и напарнику в гараж.

– Только не долго, – отвечал Борщев, закрывая глаза и мягко кладя своей затылок на подголовник. – Не для того такси берется, чтобы ждать.

– Нагоним…

Шофер вез своего пассажира быстро, почти не объезжая рытвины и ямы. Машиной он дорожил не очень, поскольку решил вскорости уволиться из таксопарка и перейти на частный извоз. Он притормозил возле первого попавшегося по дороге телефона автомата, позвонил жене и тут же пресек всякие ее подозрения.

– Ты хочешь жить хорошо? – спросил он у нее.

– Хочу, – честно ответила женщина.

– Значит, я должен много работать.

– Все равно – не верю.

– Как хочешь.

Затем последовали звонки напарнику и в гараж. За пару минут проблема была решена, и такси взяло курс на Москву. Впервые таксисту приходилось совершать такую странную поездку. Он пытался понять почему это его пассажир не поехал на поезде, ведь тот прибывает в Москву утром. А какого черта там делать ночью? Машина придет туда около двух или трех часов, когда все нормальные люди спят и дела не делаются.

«Хотя, – задумался парень, – какое мне до этого дело? Деньги платят, на уголовника он не похож. Значит, еду и не надо лишних размышлений. Главное не останавливаться и не брать попутчиков. Так можно и машины лишиться, и жизни.»

После первых ста пятидесяти километров, когда уже основательно стемнело, подполковник Борщев оживился. Его освежил короткий сон, и он от нечего делать стал расспрашивать водителя о заработках, о том, сколько и кому ему приходится платить отступных. Затем завел разговор о водке.

Водка – такая тема, что о ней можно говорить бесконечно. Всегда найдутся любители какого-нибудь определенного сорта и им в общем-то, нечего будет противопоставить любителям сорта другого. И те, и другие останутся правы – каждый в своем. Ведь попробуй определить мягкость водки, тяжесть похмельного синдрома. Это уж кому как придется в зависимости от настроения, закуски и количества выпитого. Сам подполковник Борщев держался довольно странного для русского человека мнения, что заграничная водка лучше отечественной. Но не лишь бы какая, и уж никак не польская или немецкая.

– Только «Абсолют» или финская, – утверждал Борщев, вместе с водителем всматриваясь в темноту, разреженную светом фар.

– А как в них разберешься? – возражал таксист. – Столько всяких подделок!

– Во-первых, бутылка, – начинал учить его подполковник, правда, не признававшийся в своей принадлежности к вооруженным силам, – во-вторых, пробка, а в-третьих, этикетка.

– Все можно подделать, – не унимался водитель. Вот я одного мужика возил…

– А вот тут ты, парень, ошибаешься.

– Ну и что же из этих трех примет не поддается подделке?

– Вкус. Мне достаточно выпить один глоток, чтобы я сказал настоящая это водка или поддельная.

– Да, – усмехнулся водитель, – но для этого прежде надо купить бутылку. А тому, кто ее подделал, только это и нужно: получить деньги, а остальное… – и он засмеялся.

Это замечание почему-то несколько обидело подполковника Борщева, и он сделался мрачным.

Тогда таксист заметил:

– Те мужики, которые подпольно изготавливают водку, небось, сами ее не пьют. Тоже, как и вы, предпочитают «Абсолют», «Финляндию»…

На этом запас названий хорошей зарубежной водки у таксиста иссяк.

– Да нет, это я так, погорячился, – сощурил глаза Борщев. – И «Русская» хороша.

– По мне, – отвечал водитель, – водка – это как баба. Если ты русским родился, значит, ты должен пить русскую водку и трахать русских баб.

– Неужели на экзотику не тянет? – поинтересовался Борщев.

– Нет, оно, конечно, наверное, интересно трахнуть негритянку или японку какую-нибудь, но удовольствия в этом большого не вижу, точно так же, как и в «Абсолюте». Ведь каждый из нас впитал русскую водку с молоком матери.

Аргумент, конечно, прозвучал убийственный, хоть и сомнительный. Подполковник вновь полуприкрыл глаза и устроился вздремнуть. Таксист почувствовал, как и его самого клонит в сон. Он-то собирался вздремнуть до конца смены на стоянках. Смоленск не такой большой город, чтобы раскатывать в нем на такси. Четыре, пять клиентов за день возьмешь – считай, тебе страшно повезло.

Ночь сгустилась до такой черноты, что теперь нельзя было рассмотреть что делается за обочиной шоссе. Но ехалось легко, быстро.

Дневное движение спало, а ночное было не таким обильным.

И тут шофера осенило. Он наконец-то по-своему решил проблему подполковника Борщева.

«Наверное, к бабе едет, – подумал таксист. – Хочет уехать и вернуться в такое время, когда на Москву нет никакого подходящего транспорта. Иначе бы жене сказал, что далеко собрался! Вот и чемоданчик небольшой, да и оделся не так, чтобы в первопрестольную ехать…»

На душе от этой догадки сделалось легче и теперь таксист уже с большей симпатией смотрел на своего пассажира.

Борщев даже не проснулся, когда такси миновало московскую кольцевую дорогу. И только проехав еще пару километров, парень сообразил, что зря не разбудил своего пассажира раньше. В Москве лучше добираться к нужной части города по кольцевой, чем крутиться по запутанным улицам, в лабиринте которых без бутылки и не разберешься.

– Эй! – таксист осторожно потряс Борщева за плечо.

Тот мотнул головой и вновь начал устраиваться спать.

– Эй, товарищ!

Слово «товарищ» почему-то подействовало на подполковника отрезвляюще. Наверное, в подсознании оно вытащило следом за собой воинское звание. Воинская дисциплина все-таки ко многому обязывает.

– Да?

– Приехали, вроде.

Машина стояла в конусе яркого желтого света прямо под фонарем. Неподалеку проходили трамвайные рельсы, сиявшие отраженным светом, а на другой стороне улицы высились одинаковые, как цыплята-бройлеры, облицованные керамической плиткой панельные дома. Несмотря на поздний час во многих окнах горел свет.

– И где это мы? – поинтересовался полусонный Борщев.

– В Москве.

– Сам понимаю, что таких домов в Можайске нету.

Подполковник опустил до половины стекло дверки и с удовольствием вдохнул прохладный ночной воздух столицы.

– Район как называется?

– А я в Москве всего-то и был раз пять и те не на машине.

– Езжай к центру, а там я тебе покажу.

Таксист, полагая, что трамвайные рельсы выведут его непременно к центру, поехал вдоль них. Постепенно менялась застройка улиц, брежневские девяти– двенадцати– и восемнадцатиэтажные дома сменились пятиэтажными хрущевками. Затем стали возникать ампирные сталинские дома. Следом за ними потянулись строения, возведенные в стиле конструктивизма в довоенную эпоху. Среди них изредка возникали романтические и модерновые особняки начала века.

Борщев резко проснулся, как будто бы кто-то уколол его иголкой, и тут же скомандовал шоферу:

– Направо!

Они проехали всего лишь два квартала и Борщев приказал:

– Стой!

В голове у таксиста автоматически досчиталось: «Раз, два». И машина замерла, как вкопанная.

Они стояли под старым довоенным домом, небольшим, на четыре высоких этажа и на два подъезда. Широкие конструктивистские окна, ровные плоскости стен расчлененные выступающими карнизами, характерными и для других эпох. Догадаться в какую именно квартиру приехал Борщев было несложно. Во всем доме горели два окна, к тому же в одном из них виднелась темным силуэтом девушка со всклокоченными волосами. Она положила на стекла рамы растопыренные пальцы и прижалась к окну носом.

– Вас ждут?

– Может быть?

Таксист и сам затруднился бы умножить показания счетчика, уже несколько раз перепрыгнувшего через девяносто девять рублей девяносто девять копеек. Но ему и не пришлось этого делать. Подполковник Борщев щедро расплатился с водителем и вышел на тротуар, поставив заветный чемоданчик к ногам.

Он стоял так пока не дождался, когда машина отъедет и скроется за поворотом. Лишь после этого Борщев не торопясь поднял голову и махнул рукой девушке, глядевшей из окна.

Та в ответ тут же замахала ему двумя ладонями и исчезла, наверное, побежала открывать дверь. Не спеша, Борщев зашел в старый подъезд, пропахший кошачьей мочой и табачным дымом, поднялся на четвертый этаж. Тут размещались три квартиры. Двери двух прикрывал изодранный дерматин, зато двери третьей квартиры, перед которой он остановился, сияли дорогой новизной.

Глава 6

Да, люди полковника Бахрушина, проводившие расследования, занося в свои списки всех российских военных, кто имел хоть какую-то значительную недвижимость, напротив фамилии Борщева указали не все. Кроме дома на Кипре у него была еще и квартира в Москве, тоже оформленная на подставное лицо. Перед дверью этой квартиры он сейчас и стоял.

Тяжелая бронированная дверь с перископом глазка отделяла его от вожделенного счастья.

«Такую придется взрывать, если не дай бог потеряешь ключ или заклинит замок» – с улыбкой подумал полковник, нажимая на гладкую, упругую кнопку звонка.

Дверь приоткрылась, и Борщев тут же шагнул в ночной уют квартиры.

– Валентин Витальевич! – послышался радостный девичий голос. – А я вас только завтра ждала.

– Надеюсь, никого липшего в квартиру не привела?

Девушка захихикала:

– Что вы! Я только с вами. Зачем мне нужен еще кто-то?

– Ты ври, да не завирайся. На кой черт я тебе старый хрыч сдался, если ты такая заводная, что тебе и пары молодых жеребцов мало будет?

– Это я потому такая страстная, что вас редко вижу.

Щелкнул выключатель. Под потолком прихожей зажглась яркая галогенная лампочка.

И подполковник Борщев внимательно всмотрелся в лицо своей… – нет, не любовницы, даже в мыслях он ее называл не иначе, как сожительницей.

Прежде чем остановить свой выбор на этой девчушке, подполковник перебрал несколько вариантов. В душе он, конечно же, понимал, что лучше всего связаться с женщиной в возрасте, хорошо сохранившейся.

От такой трудно ожидать неприятностей.

Свяжешься с молодой – и непременно к твоим деньгам присосется какой-нибудь молодой хлыщ, с которым твоя избранница станет трахаться напропалую.

Такая перспектива представлялась вполне возможной, потому что Борщев наведывался в Москву не так уж часто – раз в две недели, чтобы в гарнизоне не возникало лишних подозрений. Он ездил на такси лишь потому, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из знакомых в поезде. Но каждый раз присмотренная Борщевым женщина казалась ему староватой.

Сперва он соблюдал дистанцию в пять лет, затем увеличил ее до десяти, пока наконец не встретил ее.

«Вот уж точно, на такой никогда не придет в голову жениться!» – обрадовался тогда подполковник.

И хотя еще не знал, согласится ли эта девушка стать его сожительницей, твердо решил вплотную заняться ею. Девушку он присмотрел в открытом кафе, где она сидела за чашкой кофе абсолютно одна и скучала. Борщев взял у прилавка два мороженых, самых дорогих, с воткнутыми в них игрушечными картонными зонтиками, и подойдя к столику, осведомился, можно ли присесть.

Несмотря на то, что свободных столиков хватало, девушка кивнула, и Борщев молча подвинул к ней одно мороженое. Она молча хмыкнула и сделала вид, что не понимает в чем дело.

– А я знаю как вас зовут, – сказал тогда Борщев.

– И как же?

– Анжелика.

И действительно, какое еще имя могла носить девушка, родившаяся, судя по ее юному возрасту, в середине семидесятых годов, да еще ко всему имевшая счастье родиться мулаткой. Мало кто уже помнит знаменитую Анжелу Дэвис, портретами которой в начале семидесятых пестрили все советские газеты и популярные журналы. Американская негритянка появилась в советской прессе, а когда стыдливо, без всяких объяснений исчезла из нее, то оставила после себя на память России не одну тысячу девочек, названных Анжеликами, Анжелами или попросту, если вникать в смысл этого слова, ангелами.

Анжелика Белова была чернокожим ангелом. Ее мать не очень-то интересовалась куда именно подевалась ее дочь после того, как ей исполнилось восемнадцать. Анжелика поехала в Москву, сказав, что будет поступать в институт, даже не уточнив в какой. Сперва она мечтала о замужестве, но затем поняла: на мулатке может жениться только мулат.

Негры, к ее удивлению, ее за свою не принимали.

Но свободных богатых мулатов на ее пути не попадалось, и поэтому она с интересом рассматривала основательного мужчину в возрасте, подсевшего за ее столик. Понять чем же именно занимается этот человек, было сложно.

«С виду – вроде военный. Люди других профессий так тщательно не следят за своей стрижкой. А вот если судить по дорогому костюму, по запаху одеколона, тоже не из дешевых, то он наверняка бизнесмен. Во всяком случае, не бандит», – определила для себя Анжелика, складывая свои пухлые негритянские губы в привлекательный бантик.

– Вас зовут Анжелика, – повторил Борщев, глядя в ее коричневые глаза, отливавшие кофейным блеском.

– Мороженое мне? – поинтересовалась девушка.

– А кому же еще? Сам я две порции не съем.

– А почему мороженое? Ведь мне уже восемнадцать, можно и чего-нибудь покрепче.

– Девчушечка, мороженое тебе я принес для того, чтобы немного остудить твою страсть. Ты же очень страстная?

Это прозвучало без особого хамства, даже несколько по-отечески.

– Давай поедим, – предложил тогда Борщев, – мороженое, а потом поедем ко мне.

– Только если вы будете со мной один.

– Один, один. Я ни с кем не люблю делиться своей добычей.

Анжелика быстро доела мороженое и осмотрелась в поисках машины Борщева. Но тот остановил такси. Вот так она и оказалась в доме, где подполковник сперва снимал а затем, убедившись в относительной порядочности Анжелики, и купил на нее, как на подставное лицо, квартиру.

По поведению девушки в постели Борщев понял, что она еще не очень-то умела в любви, но это его и возбуждало.

«Значит, мало с кем у нее было до меня и какое-то время между нами не возникнет недоразумений».

Поэтому когда Анжелика, лежа на простынях, сказала: «Мне здесь нравится», имея в виду квартиру, Борщев преспокойно предложил ей:

– Хочешь остаться здесь?

– До утра?

– Глупая! На сколько хочешь!

– На три дня можно?

– Ты не поняла, можешь здесь жить. Эта квартира не то чтобы станет твоей, но ты в ней будешь жить по-настоящему.

Такого предложения Анжелика, честно говоря, себе не представляла.

– Я буду жить с вами?

– Нет. Сам я живу в другом месте, а к тебе буду приезжать. Если захочешь уйти – уйдешь.

Большого выбора у Анжелики не оставалось. Или вновь жить на случайных квартирах, перебиваясь кое-как, или отдаться в руки этому странному человеку, который так мало напоминал всех ее прежних знакомых. Вот разве что дальнего родственника матери, служившего офицером на Дальнем Востоке. Кто такой Борщев Анжелика не знала, как не знала и его настоящей фамилии. Для нее он всегда оставался Валентином Витальевичем. Даже в постели она продолжала называть его по имени и отчеству, не позволяя себе и ласковых прозвищ. Борщеву это конечно же нравилось и льстило.

В прошлый свой приезд он оставил Анжелике деньги на личную жизнь и деньги для закупки продуктов к его следующему приезду.

Вот этот приезд и наступил. И хоть был уже третий час ночи, Анжелика принялась готовить ужин. Почти все приготовление сводилось к тому, чтобы открыть запакованную фирменную еду, и разложить ее на тарелки, да хлеб нарезать.

Привычный в своей жизни пить в любых условиях, закусывая водку тушенкой из консервных банок, Борщев был неприхотлив, он лишь обставил этот свой нехитрый ритуал шикарной мебелью, красивой девушкой и всей видео– и радиоаппаратурой, которую только можно купить в Москве.

Борщев вдруг изменился в лице и хлопнул себя ладонью по лбу.

– Сперва дела, потом гульба.

Он взял телефон, быстро набрал номер и принялся тихо извиняться за то, что звонит так поздно, но, мол, только что приехал. Единственное, что уловила Анжелика из разговора – говорившего с ее любовником зовут Григорий Александрович и Валентин Витальевич очень-очень его уважает.

– Валентин Витальевич, может, еще кусочек? – настаивала Анжелика, подсовывая к Борщеву тарелку, на которой блестели истекавшие соком ломтики ветчины.

– Нет, хватит уже, – Борщев вытер губы мягкой салфеткой.

– Тогда шампанского? – Анжелика взяла тяжелую бутылку и наклонила ее над рюмкой.

Борщев прикрыл верх рюмки тяжелой ладонью.

– Нет, Анжела, шампанское пить перед сном не рекомендую.

– Почему?

– Живот пучить будет.

Подполковник Борщев вполне остался доволен и ужином, и самим собой. Выпил он совсем немного – так, чтобы почувствовать только легкое головокружение. Анжелика, так та вообще отпила лишь полбокала шампанского.

Валентин Витальевич посмотрел на часы:

– О, скоро четвертый час пойдет! Давай спать.

– Спать ли? – усмехнулась Анжелика.

В последнее время она так обленилась, что за всю неделю лишь дважды выбралась из дома, чтобы купить сигареты и продукты, отойдя от дома на полквартала, на большее ее не хватило. Приводить молодых любовников в квартиру Борщева Анжелика запретила сама себе с самого начала: еще не хватало вновь очутиться на улице! В конце концов мужчина и должен обеспечить место. Нет его, значит, не разевай рот на молоденьких.

Анжелика поднялась и стала собирать посуду со стола.

Борщев тут же остановил ее:

– Брось, завтра прибираться будешь.

Он раздавил окурок в пепельнице и разложил рядом с собой пульты дистанционного управления от видеомагнитофона, телевизора и музыкального центра. К тому же разложил так ровненько, как в армии раскладывают на полочке тюбики с зубной пастой. Анжелика лениво потянулась и чуть приоткрыла форточку. Все-таки дыма в большой комнате стояло довольно много.

Борщев переключал телевизор с канала на канал, но ни одна из программ его пока не устраивала. Потом щелкнул кнопкой управления видеомагнитофоном. Ему понравилось то, что Анжелика, как ему показалось, не сменила кассету в аппарате со времени его последнего визита – та же самая крутая немецкая порнуха. Борщев ошибался: девушка знала, когда приедет ее хозяин, и просчитала его реакцию наперед. Кассету она вставила назад в одиннадцать вечера. Саму ее секс абсолютно не интересовал, разве что как возможность раскрепощения наедине с самой собой. Она предпочитала смотреть слезоточивые мелодрамы или же крутые боевики. Порнография ее не занимала.

– Погаси свет, – приказал Борщев.

– Сейчас.

Анжелика щелкнула выключателем, и комната погрузилась в голубоватый полумрак, созданный мерцанием экрана телевизора.

– Раздевайся, – зевая, проговорил Борщев и расстегнув рубашку, принялся почесывать волосатую грудь коротко стриженными ногтями.

Анжелика уже успела изучить многие привычки Борщева. Знала, что тот неприхотлив в сексе, но иногда любит изобразить из себя ценителя.

«Придется постараться», – подумала она и расстегнула пуговицу джинсов.

Молния беззвучно разошлась, и покачивая бедрами, Анжелика опустила их до колен. Короткая рубашка прикрывала лишь середину бедер, из-под нее выглядывали фиолетовые кружевные трусики.

– Ну-ка, ну-ка, подойди поближе, – поманил ее пальцем Борщев.

– У вас что, Валентин Витальевич, зрение плохое?

– Нет, память, – рассмеялся подполковник.

И дождавшись, когда Анжелика приблизится к нему, широко развел колени, а затем сжал их, сдавив ими ноги девушки.

– А ну-ка, задери рубашку, – сказал он таким тоном, каким говорит детский врач подростку, когда тот приходит к нему на прием, чтобы прослушать легкие.

Анжелика задрала рубашку и чтобы были свободными руки, взяла ее нижний край в зубы.

– Чернозадая ты моя, – облизывался подполковник, разглядывая мулатку.

Его взгляд остановился на выпуклом пупке и он, сложив губы трубочкой, коснулся его шоколадной поверхности.

– Снова мылась, – скривился он в хитрой недовольной улыбке.

– Да вот уж, получилось…

– Ты же знаешь, не люблю мытых баб! От женщины должно женщиной пахнуть! – и он ткнулся носом в кружева трусиков, глубоко втянул в себя воздух.

Жесткие, курчавые волосы мулатки местами пробивались сквозь кружево, щекотали нос подполковнику. Он аккуратно, двумя толстыми пальцами ухватился за один из волосков и несколько раз дернул его.

– Больно же, Валентин Витальевич!

– Слава богу, хоть мочалка у тебя немного пахнет, – расплылся он в довольной улыбке и принялся стягивать с девушки трусики.

Анжелика уже расстегивала рубашку и вскоре осталась нагая. Подполковник продолжал оставаться одетым. Теперь его поведение несколько изменилось. Он не отрываясь смотрел на экран телевизора, где огромный толстый негр в белых носках и шляпе пристраивался к хрупкой белой девушке, на лице которой поблескивали очки в тонкой оправе, от чего она, если смотреть только на лицо, а не на то, что с ней делали, становилась похожей на учительницу младших классов. А вот руки подполковника продолжали заниматься прежним делом. Правой он теребил сосок на груди Анжелики, а левой приглаживал курчавые волосы на лобке.

– Мочалка… Как есть, мочалка, – приговаривал Борщев, жмурясь, будто бы смотрел не на экран телевизора, а на яркое южное солнце.

Он тяжело вздохнул и подумал:

«Вот же напасть! Имею дом на Кипре, землю, а сам ни разу там и не был. Ну ничего, скоро произойдет мое освобождение. Доведу начатое до конца и брошу к черту службу!»

Он с ненавистью подумал о погонах, которые даже сейчас, воображаемые, давили ему на плечи.

– Анжела, чернозаденькая… – он притянул ее к себе и часто-часто задышал.

С каждым новым вздохом Борщев возбуждался все больше и больше. Анжелика прекрасно это чувствовала, не было даже нужды смотреть на разошедшуюся застежку его брюк. Еще несколько раз глубоко вздохнув, Борщев приподнялся в кресле, расстегнул ремень и, спустив штаны до колен вместе с бельем, посадил Анжелику к себе на колени. Мулатка принялась за свое дело и хоть ей было не очень-то удобно и становилось уже прохладно, она не жаловалась.

«Отработать с полчасика, затем жить безбедно целую неделю, а то и две. К тому же Валентин Витальевич никакой не извращенец, – думала Анжелика, приседая на полусогнутых ногах. – Он человек солидный. Правда, черт его знает чем он там занимается, но вроде не бандит. Да и многого от меня не требует».

Анжелика уже привыкла, занимаясь сек-, сом, думать или о своих делах, или о чем-нибудь совершенно отвлеченном. Для себя она делала вид, будто то, что происходит, происходит с кем-то другим, а совсем не с ней, хотя при этом умело изображала возбуждение, постанывала, замирала, прогибалась. Она хорошо для себя усвоила: мужчинам очень нравится, когда женщина кончает вместе с ними. Поэтому всегда умело изображала оргазм, хотя при этом сама оставалась холодна, как формочка для льда в морозильнике, которую поставили туда, да забыли о ней навсегда.

– О! О! О! – приговаривала она, запуская свои шоколадные пальцы в коротко стриженные волосы подполковника Борщева.

– Да будет тебе стараться! – сказал подполковник.

– Вы о чем? – тут же сменив постанывания на нормальный тон, но не забывая при этом двигаться, поинтересовалась Анжелика.

– Изображаешь из себя…

– Мне хорошо с вами, Валентин Витальевич.

– Думаешь, я не вижу, что ты фригидка?

Анжелика почувствовала, что к Борщеву пришло облегчение. Некоторое время поколебалась, изобразить ли оргазм, затем все-таки не стала этого делать. Посидела, не двигаясь, подождала, пока у подполковника пройдет возбуждение и медленно поднялась.

– Вам это не нравится?

– Мне без разницы, – искренне отвечал Борщев, – мне главное, чтобы баба бабой пахла. Думаешь, почему я тебя выбрал? Белых что ли мало?

– Экзотика, – склонив голову на бок, отвечала Анжелика, беря со стола салфетку и прикладывая ее себе между ног.

– Я в календаре прочел, что у негритянок потовых желез в три раза больше, чем у белых, а значит, и пахнут они сильнее. А ты шампунью помоешься, дезодорантом так себя обрызгаешь, будто тараканов травишь!

Анжелика подумала:

"Что-то в его рассуждениях есть, но противно. Хотя у каждого в сексе свои заморочки.

Одному подавай толстых, другому худых, третьему сиськи нужны по пять кило каждая…"

– Чего встала? Теперь можешь и помыться, – заметив, что Анжелика колеблется идти ли ей в ванну, сказал Борщев.

– Спасибо.

– За что, дура, спасибо говоришь?

– Вы добрый, щедрый.

– Не бойся, свое назад получаю.

Борщев сидел со спущенными штанами и сосредоточенно смотрел на свой обмякший член, будто собирался поднять его одним взглядом, как поднимают звуками дудочки из плетеной корзинки кобру заклинатели змей.

– Иди, чего стоишь?

Анжелика скомкала салфетку в руке и прошла в ванную. Оттуда послышался шум воды, девушка даже мурлыкала себе под нос какую-то песенку. Самое неприятное для нее осталось позади, любвеобильностью, во всяком случае с ней, Борщев не отличался. Обычно приходилось трахаться за время его приезда дважды: сразу по приезде и перед отъездом.

– Кто ты хоть по национальности? – послышалось из комнаты.

Анжелика в это время сидела на корточках в ванной и что было силы терла себе ноги мочалкой.

– Как это кто? Русская конечно.

– Ну да? – рассмеялся Борщев, поднимаясь с кресла и подтягивая штаны.

– Можете паспорт посмотреть.

– Да видел я всяких русских – Борисов Ефимовичей вот с такими шнобелями и фамилиями Иванов, и раскосых монголов. С такой кожей, как у тебя, нельзя быть русской. У тебя в паспорте должно быть написано «племя мумбо-юмбо».

– Не знаю. Как записали, так и есть, – не стала спорить Анжелика. Ей этот спор был абсолютно не интересен.

Борщев, придерживая штаны руками, зашел в ванную комнату и, весело поглядывая на Анжелику, не испытывая никакого неудобства, помочился в унитаз, слил воду. Затем взял пасту, зубную щетку и принялся чистить зубы.

Делал он это обстоятельно и долго, а напоследок похлопал девушку по голому заду, радуясь тому, что в ванной звук получается звонкий и громкий.

Когда Анжелика вошла в комнату, Борщев уже лежал в постели и посапывал. Она устроилась рядом, на всякий случай положив рядом с подушкой трубку радиотелефона. Ей не хотелось, чтобы Борщев первым взял ее, если прозвучит звонок.

Мало ли кто мог набрать ее номер!

Если до этого Анжелике страшно хотелось спать, то теперь она уже перешагнула тот рубеж, когда глаза закрываются сами. Желание спать пропало напрочь, смытое вместе с потом обильной пеной. Она лежала, прислушиваясь к ровному дыханию Борщева и непроизвольно принюхивалась. Странное сочетание запахов царило в ее комнате: дорогого шампуня, табачного дыма, спиртного и мужского пота.

«А все-таки он ничего, – подумала Анжелика. – Лучше многих. Во всяком случае, за те деньги, которые мне дает, мог бы потребовать и большего. Но почему я не слышу запаха собственного пота? Наверняка он остался в комнате».

Глаза у Анжелики уже привыкли к темноте и она разглядела, что за то время, пока она мылась в ванной, Борщев уже успел распаковать свой чемодан. Во всяком случае, на дверце шкафа уже висел дорогой костюм в расстегнутом пластиковом чехле.

Анжелика выскочила из-под одеяла, опустила босые ноги на ковер и прислушалась.

Борщев дышал все так же ровно.

«Спит», – подумала мулатка.

Затем крадучись подобралась к костюму и запустила свою узкую ладонь во внутренний карман пиджака. Тут же ощутила под пальцами тугую пачку денег. Вытащила ее, посчитала.

"Пятидесятитысячные, пачка начатая.

Вряд ли он знает точно сколько бумажек вынул из нее", – решила Анжелика, вытаскивая несколько купюр и сжимая их в ладони.

Пот страха тут же выступил на ее обнаженной спине, когда она услышала спокойный голос подполковника Борщева:

– Зачем по карманам лазишь? Я тебе что – денег не даю?

– Любопытство, – сдавленным голосом произнесла мулатка и принялась расправлять успевшие стать влажными в ее ладони бумажки.

– Дура ты дура! Деньги я даю тебе за то, что трахаешься. Отрабатываешь свое неплохо.

Надо – проси больше.

Ни злости, ни осуждения не чувствовалось в голосе Борщева, просто констатация голого факта.

– Так и я же вам всегда даю и беру, когда ни попросите и как вам хочется…

– Возьми еще пять бумажек и ложись спать. Завтра мне вставать рано.

Борщев вновь повернулся на бок лицом к стене и быстро уснул – так быстро, как это умеют делать только военные.