Текст книги "Изгнание норманнов из русской истории"
Автор книги: Андрей Сахаров
Соавторы: Н. Ильина,Лидия Грот,Аполлон Кузьмин,Сергей Перевезенцев,Вячеслав Фомин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Так тени древней веры восстают против предпосылки норманского учения о «первобытной некультурности» ильменских и днепровских славян до прибытия варягов. Язычество наших предков дает возможность утверждать и древность религиозных образов, созданных нашим народом, и самобытность их, и долговечность их творческой силы.
В идеях Бога и Перуна кристаллизовались помыслы, рожденные из подлинного религиозного опыта, возможного лишь у народа, уже причастного к культурному деланию, помыслы устойчивые и действенные, направляющие народную жизнь в течение веков. Эта вера седой старины была выношена душой народной задолго до той эпохи, когда норманские торговцы стали плавать по Днепру, и мнение о первобытной дикости наших предков падает само собой перед лицом верховных божеств их веры. Без сомнения, религиозные созерцания могли обрастать упрощенными мыслями и образами, приближаясь к пониманию народных масс, наивность и грубость могли проникнуть и в обряды религиозного культа; но первобытные формы идолов, кровавые жертвы, иногда им приносимые, не должны затемнять для нашего разумения внутреннюю сущность этих богов и этих жертв. Идея добра и доброты в существе верховного Бога, значение ее для правосознания, совестное восприятия добра и зла, вера в совершенный, ничем не замутненный небесный мир, требующий отрешенности от земных вожделений для участия в нем, – все эти воззрения отражали самобытную душу народа, вели его нравственное развитие и подготовляли его культурный расцвет.
Уже 200 лет тому назад русские ученые, достаточно зоркие для того, чтобы увидеть прошлое сквозь застилающие его туманы, назвали «неправдой» мысль о дикости древних славян. Теперь, когда туманная завеса разорвалась успехами знания, предпосылка норманской гипотезы стала смешной и вредной нелепостью; но она, тем не менее, появляется там и здесь в исторических сочинениях и засоряет душу русского человека, обращенную к прошлому родной земли. Под давлением науки о древностях многие норманисты соглашаются признавать культурные начала в доисторической жизни славянства нашей равнины, но они не замечают, что устранение предпосылки об отсутствии культуры у наших предков из обихода русской истории разрушает фундамент, на котором утверждалась доказательная система норманского учения, и превращает его в бессвязную груду плохо обоснованных и логически слабых суждений. Лишенные твердой почвы, неспособные вызвать отзвук в живых явлениях истории, эти суждения лишь пробуждают недоверие к тому историку, который их высказывает, и к тому пути, по которому он идет, исследуя события протекших дней.
Примечания:
248. Ср.: Schroder. Arische Religion. 81 (1914); Tylor. Anfange der Cultur. II. 333.
249. Ср.: Niederle. Manuel de l'Antiquite Slave. I; Schroder. Arische Religion. I. 215....
250. Wirth H. Der Aufgang der Menschheit.
251. Schroder. Arische Religion. I. 567....
252. Прокопий. О готской войне. III.
253. Достоинство верховного бога принадлежало, по-видимому, и Сварогу; но об этом божестве и его культе мы имеем мало сведений.
254. Ср.: Schroder. Arische Religion. I. 286.
255. Ibid. 287.... 288....
256. Риг-Веда. X. 124.
257. Helmold. I. 84, у Гильфердиша. История балтийских славян. I. 160.
258. Икона Святой Троицы из Троице-Сергиевой Лавры. XV век.
259. Фреска в Ферапонтовой монастыре. 1500 г.
260. Ярославский храм Иоанна Предтечи, что в Толчкове. XVII век.
261. В былинах слово «вор» заменяется словом «глупый» (40 калик со каликою), убийство объясняется нехваткой ума-разума (смерть Чурилы). У Ор. Миллера. Илья Муромец и богатырство киевское.
262. Strzygowski. Le Temple du Feu. Revue des arts Asiatiques. IV (1927). Жилищем одного из добрых богов – была приморская скала острова Рюгена, на вершине которой стоял храм Святовита; фундамент этого храма уцелел до наших времен.
263. Евво. 64. У Гильфердиша. История балтийских славян. I. 178.
264. Лермонтов. Герой нашего времени. Бэла.
265. Договор Игоря с греками 945 года у Фарфоровского. Источники русской истории. I. 9-10.
266. Лесков. Мелочи архиерейской жизни. Т. 36. 34-35. Издан. Маркса. 1903.
267. Там же. Т. 36. 34.
268. Былина «Илья Муромец и Соловей Разбойник» в сборнике «Песни, собранные П.Н.Рыбниковым». II. 17.
269. Маврикий у Забелина. История русской жизни с древнейших времен. I. 478. 480. Эта черта славянского характера сохранялась и в позднейшие времена. Князь Владимир Святославич с войском два дня провожал христианского проповедника Бруна на его пути к печенегам; прощаясь с ним на границе своей земли, князь сказал ему: «Ради Бога, прошу тебя, не бесчествуй меня, не погуби свою жизнь напрасно». Забелин. История русской жизни с древнейших времен. II. 349. Владимир Мономах так наставлял своих детей: «...и боле же чтите гость; откуда же к вам придет или прост» (т. е. простолюдин), «или добр» (т.е. знатный), «или сол» (т. е. посол) «аще же не можете дарами – бращном и питьем: ти бо мимоходящи прославят человека по всем землям любо добрым, любо злым». Лавр, под 1096 г.
270. Сефрид. 119, у Гильфердиша. История балтийских славян. I. 40.
271. Гельмольд. И. 12, у Гильфердиша. История балтийских славян. I. 40.
272. Забелин. История города Москвы. I. 578. (1905).
273. Там же. 216, 292,431, 570, 582, 592, 600.
274. Маврикий, у Забелина. История русской жизни с древнейших времен. I. 477.
275. Гильфердинг. История балтийских славян. I. 71.
276. «Бувай богата, як земля святая» – здравица. В Малороссии целование земли скрепляло клятву; ношение земной глыбы по границам земного участка делало их неприкосновенными». Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу. 1.142.147 (1869).
277. Бессонов. Калики перехожие. Книга Голубиная. 19.
278. Прокопий. О готской войне. III.
279. Маврикий, у Забелина. История русской жизни с древнейших времен. I. 477.
280. У Ламанского. О славянах в Малой Азии, в Африке и в Испании. 137.
281. Гильфердинг. История балтийских славян. 1.147.... О борьбе с германцами, см. там же. Часть II.
282. Афанасьев. Народные русские сказки и легенды.
283. Забелин. Кунцово и древний Сетунский стан. Исторические воспоминания (1873).
284. Rig-Weda. VII. 89. 3
285. Проня – река и город Пронск в Рязанской губ., Перуника – пустынь в Весьегонском у., Перуново – в Ржевском у., Тверской губернии, Пиоруново в Полоцком повете и т. д.
286. Молитва о бездождии, сохранившаяся в Сборнике Кириллова монастыря (XV в.), у Забелина. История русской жизни с древнейших времен. II. 290 и примеч. 150.
287. Риг-Веда. V. 83.
288. Забелин. История русской жизни с древнейших времен, 297 и примечание 163.
289. Константин Багрянородный. Книга об управлении государством. У Гедеонова. Варяги и Русь. Поклонение дубам еще долго процветало на Руси; Духовный регламент Петра Великого, изданный в 1722 году, осуждает его, как «явное и стыдное идолослужение». У Буслаева. Лекции е. и. в. наследнику Николаю Александровичу. Лекция 85.
Глава четырнадцатая. Мистерия жизни и культ природы
По мере того как развивался, все более и более усложняясь, исторически спор, вызванный двести лет тому назад появлением норманской гипотезы, становилось все очевиднее, что центральное значение принадлежит в нем русскому имени. Название Руси было исследовано норманистами и противниками их в его связи с различными явлениями нашей начальной истории; многое мы слышали о «варягах-руси» нашей летописи, о народе русь, о Русской земле, о Киевской Руси и о других фактах русской жизни. Норманисты хотели объяснить все эти факты с помощью предположения, что русь – скандинавы, но эта предвзятая мысль не преодолела противоборства целой вереницы вновь и вновь открываемых явлений нашей жизни, несовместимых с выводами норманского учения; оно не сделало более понятным и самоё слово «Русь». Ключевский был того мнения, что «не объяснено удовлетворительно ни историческое происхождение, ни этимологическое значение этого загадочного слова»[290]; для исторических выводов Шахматова много значило созвучие Руотси – Русь, но и он должен был признать, что «происхождение имени Русь... остается темным»[291].
Приведенные суждения принадлежат ученым-норманистам. Между тем загадочность русского имени создавала преграды на пути изучения нашего прошлого и перед противниками норманской школы: и для них оставалось неясным, откуда взяли славяне свое русское прозвание. Удовлетворительное объяснение имени русского народа, не прибегающее к норманской гипотезе, могло бы осветить стародавнюю жизнь, сделать ее более понятной и содействовать устранению из исторической науки предположения, которое лишь сгущает мрак над русскою древностью.
Первую помощь при решении этой задачи дает исследователю самоё имя России: оно не приемлет объяснения, принятого у норманистов, и указует путь – правда, длинный и обходный – к своим истокам, скрытым в почти недосягаемой глубине времен.
Русское имя не просто имя: и наш народ, и единичная русская душа видит его в луче священного. Русь в самом имени своем мыслится, как «Русь Святая».
Священное значение народного имени есть духовный факт русской истории, и тот, кто хочет ее понять и объяснить, необходимо должен с ним считаться. Одного этого факта довольно для того, чтобы сделать невероятным происхождение названия Руси из финского слова или же внешнее усвоение его от чуждого племени. Святость русского имени повелевает искать его родину в религиозной жизни осененного им народа.
Основой веры в нашей языческой древности была идея верховного божества, но она не имеет прямого отношения к религиозному смыслу имени «Русь». Не разъясняет его и помысел о святости земли, освоенной славянскими племенами. Однако этот помысел уже указывает на то, что в древнем мировоззрении не только небо или занебесные обители были источником священного. Как бы на помощь человеку, далекому и от создателя вселенной, и от великого Перуна, религиозная мысль язычника усмотрела святые силы в земном мире. Многообразное действие этих сил воплощалось в богах природы; они освящали домашний и общественный быт народа и благословляли своими именами урочища, веси и воды родного ему края.
Для понимания сущности такого восприятия природы надо иметь в виду основную особенность древнего религиозного переживания. Его предметом мог быть чувственный образ внешнего мира, видимая, даже осязаемая вещь, но этот образ нераздельно сращивался с тем или другим душевно-духовным содержанием. Наши предки чтили не видимую природу, как думают некоторые историки, но видимую природу, исполненную святою силой, обитель незримых деятелей, направлявших жизнь видимых явлений. Точно так же для древнего язычника было невозможно воспринять душевно-духовный предмет, не облачая его в ризу зримой плоти; боги древности обладали видимыми свойствами природы и человека, что у них не отнимало ни высшей сущности, ни надземной власти, господствующей над всем, что живо на земле.
Чуя в природе таинственную, нездешнюю жизнь, древние люди поклонялись ей как неисчерпаемому источнику святости. В образах и помыслах своих верований они влеклись к узренной ими тайне, испытывали ее, стремились ее разгадать, склонялись перед нею. Культ природы был культом тайны. По разумению древних славян, в глубинах мира осуществлялась божественная мистерия жизни, и свет, ею изливаемый, озарял земные юдоли.
Современному человеку трудно уловить подлинный смысл древнего вероучения: мистерия природы ныне лишь смутно видится в тех потухающих отблесках, которые ею брошены в нашу жизнь. Для того чтобы рассмотреть первоначальные очертания древнего восприятия тайны, надо долго бродить среди пестрых явлений народного быта, испытывая сумеречные пути суеверий, надо найти древнюю установку души, увидеть прошлое древним оком и попытаться понять и собрать воедино значения отзвучавших «сокровенных слов».
Только тогда в мглистой дали минувших времен, на окраинах ведомой жизни, восстанет мир видений, прежде живой, полный чувств, красок и песен. Теперь он разрушен и замолк. Но и в тишине пройденных дней не иссякли силы, образующие лик народа и направляющие его историю.
В этом далеком мире, святом для наших предков-язычников, в помыслах и обрядах древнего культа природы и должно таиться начало русского имени. Для того чтобы найти его истоки, необходимо представить себе и по возможности понять древнее почитание природы в его целом: лишь общая, господствующая в нем идея может осветить те его обряды и те образы, которые имеют более близкое отношение к Руси как имени нашего народа.
Радуясь жизни, преклоняясь перед тем или другим ее проявлением, древний человек спрашивал, в чем же ее сущность, как объяснить ее зарождение и ее уход, ее многообразие в земном мире. Жизнь, создание верховного бога, должна была полниться его божественными силами, образующими самое ее естество. Такими силами почитались огонь и вода: царь-Огонь и царица-Вода создали вселенную – в это долго верили русины на Карпатах[292]. Совместное действие небесного огня со священной влагой порождает все живое и взращивает древо жизни... так думали наши предки, и доныне былой символ этого древа – береза весеннего Троицына дня – тревожит в русской душе и дремлющие воспоминания, и непривычную забытую радость.
С незапамятных времен миф о древе жизни был религиозным верованием арийских народов. У индусов есть целый круг сказаний, согласно которым и огонь, и божественный напиток Сома принесены на землю птицей с фигового дерева, корнями прикрепленного к небу, а ветвями, источающими золотистый мед, наклоненного к земле[293]. Иранцы верили, что древо жизни, хранящее в себе напиток бессмертия Хаому, растет на дне великого моря[294]. Мы знаем уже, что в Днепровском краю знаки мирового древа встречаются на глиняных сосудах неолитической культуры; в историческую эпоху русские князья вводили их в свои гербы и печати, а крестьяне Карпатской Руси и теперь в Сочельник освящают знаком жизни (Ψ) двери своих хат. О мифическом древе поют и русские песни; в них береза или верба воплощают помысел древней веры; говорит о нем и великорусское заклинание: «На море, на окияне, на острове, на Буяне, стоит белая береза вниз ветвями, вверх кореньями»[295]. Остров Буян – чудный остров, на нем лежит белый, огненный камень Алатырь, а вокруг этого камня, не увядая, цветет весна.
Будто какое-то бесконечно далекое воспоминание скрыто в этом видении рая, в этом образе огня среди водных просторов, будто это видение указывает на то, что свято и в жизни земных творений, в помыслах и делах человека...
Так оно и было в миросозерцании наших предков: огонь и вода направляли и освящали их жизнь.
Конечно, нелегко представить теперь, как понимали существо огня и воды наши славяне. Во всяком случае, жизнетворная сила была присуща священному «живому огню» и священной «живой воде». За пределами неба огонь и вода претворялись в мед, напиток бессмертия; их чудные свойства могли передаваться земным огням и водам. «Мертвая вода» целила раны, «живая вода» возвращала жизнь. Так как огонь и влага получали свою силу от взаимодействия в своей встрече, то святой и целебной почиталась на земле такая вода, которой коснулся огонь: Перунов ключ или колодезь, вода с опущенной в нее громовой стрелкой, вода, заигравшая от положенных в нее горячих угольков, кипучее молоко кобылицы, на заре упавшая роса, дождь из молниеносной тучи.
Как носители не только материальной жизни природы, но и жизни душевно-духовной, священный огонь и священная вода – проводники божественных сил в земной мир – давали ему, вместе со светом, теплом и влагой основы мудрого, благого, прекрасного и бессмертного бытия. В них жила правда этого мира; язычник постигал в них подлинную, неискаженную жизнь, которая направляла душу человека и других тварей земли. Правда на земле, т. е. правое дело, имеет естество огня, огненным, искренним должно быть ее выражение: русский язык называет искренностью правдивое проявление душевного движения, искренним – человека, чья речь и чьи поступки дают образ подлинной сущности и подлинной жизни его души. «Правда не втонет у воде и не сгорит у вогне», – говорит русская пословица[296]: правда сама есть огонь палящий и неиссякаемый родник подлинной жизни. Как образы правды, огонь и вода чисты, святы и целительны для души и тела. «Святой огонешек, дайся нам», – так обращались к огню на Руси, зажигая лучину. Символ чистоты душевной, огонь не терпит ничего нечистого, при нем нельзя вести нескромные речи. «Рассказав бы, да печь у хати», – говорят в Малой России[297]. Среди заклинаний, живых доныне у русского народа, находим такое обращение к воде: «Матушка, святая водица, родная сестрица! Бежишь ты по пенькам, по колодам, по лузям, по болотам и бежишь чисто, непорочно; сними с раба божьего всякие болезни и скорби»[298]. Вода и огонь делают человека достойным предстоять богам и говорить с ними: «Иду я, раб божий, в чистое поле, становлюсь на восток красного солнца, умываюсь росою или ключевою водою»[299] – это обычное начало древнего заклятия.
Как носители правды, огонь и влага поддерживали и на земле право и порядок. Перун, бог молнии и податель дождя, был блюстителем клятв и правовых решений; за справедливым порядком наблюдал и Волос[300], солнечное божество, в более глубокой древности, вероятно, еще теснее связанное со стихией огня. Некоторые судебные обычаи славян, как и других арийцев, исходят из убеждения, что огонь и влага – мудрые судьи дел человека: на «Божьем суде» раскаленное железо или кипящая вода устанавливали правоту или виновность подсудимых[301].
Правое дело есть мудрое дело: оно предполагает ведение самого подлинного в мире; а таким ведением дается дар предвидения. Поэтому, по разумению наших предков, огонь и влага полны вещею силой. Человек может узнавать будущее, гадая на огне и воде, может и сам получить от них дар вещего знания. Такою же мудростью могут быть одарены звери и птицы: олень, лебедь – носители света, а также цветы, т. е. светы – воплощение огня[302]. Везде в природе разлита божественная сила, она живет и в плеске вод, и в шелесте листьев, и в птичьем грае, и в предвесенних вздохах земли. Древний славянин всегда чувствует близость носителей этой святой силы, и трепетное общение с ними дает ему уверенность в том, что они участвуют в земных заботах и делах человека.
Как бы в ответ на неустанное попечение богов, люди считали себя призванными принимать и на себя их дела, вступать в единение с ними. Эта мысль одушевляла культ и обряды священного года.
Природа, по разумению язычника, живет в согласии с жизнью божества: она угасает в осенние дни вместе с меркнущим огнем неба, застывает зимой вместе с оледенением влаги, жар весны, растопляющий снега, возвращает земле утраченную силу, а в летние дни все живое, наполняясь огнем солнечных лучей и дождевою водою, достигает полного расцвета. Жизнь земли, как бы на время покидаемой богами, потом вновь принимающей их благодатные дары, определяет праздники годового круга. Воспроизводя таинственные действа природы, эти праздники образуют ступени, по которым и человек восходит к божеству, ведомый солнцем[303], царственным властителем священного года, т. е. огнем, обновленным в день зимнего солнцеворота оживляющей силой воды. Отзвук этой зимней тайны сохранился в словах малорусской колядки: «Божья Мать сына родила, в море скупала» – и в подблюдных песнях, сопровождающих святочные игры, где речь идет о золоте или золотом кольце, символе солнца, скрытом в воде или снеге[304].
Восхождение человека к мистерии природы требовало прежде всего знания о божественных силах, в ней действующих, и это знание давали обрядовые загадки и гадания. Для древних людей загадки были «сокровенными словами», понимание которых было знаком мудрости, постигающей правду; в них шла речь об явлениях природы, творимых огнем и водою; «заря, заряница, ключи потеряла, месяц пошел, не нашел, солнце пошло, ключи нашло» – отгадка: роса. Гадания также должны были научить правде о жизни; это была беседа с первоисточниками мудрости. Доныне на Руси гадают или у огня – у печи, или у воды – у реки, зимой – у проруби, на снегу, на мосту или там, где есть и огонь, и вода – в бане; вещая сила живет в угольке, в связке дров, в кочерге, в лучине, сначала намоченной, потом подожженной[305].
Дальнейшее сближение человека с таинственными силами жизни осуществлялось в магических обрядах, т. е. в содействии делу богов. Таких обрядов очень много, и древность их подтверждается их сходством с обрядами других славянских или даже арийских племен. В Малороссии известен новогодний обряд, содействующий урожаю хлебов – отзвук древнего языческого культа Святовита Арконского: высокий пирог стоит на столе так, что скрывает собою сидящего за столом хозяина; «Видите ли вы меня?» – спрашивает хозяин детей. «Не видим, батько». «Дай Бог, – говорит отец, – чтобы и в будущем году не видели» (т. е. будет урожай). В Арконе жрец прятался за огромным круглым пирогом из медового теста; когда народ подтверждал, что он невидим, жрец высказывал надежду, что так будет и в будущем году[306]. Еще живы до сих пор магические обряды, связанные с культом солнца и огня: хороводы водятся «посолонь» или принимают форму креста – древнего символа солнечного пути, весну закликают у проруби и ускоряют ее приход, бросая к небу жаворонков или аистов, выпеченных из теста[307].
Но в загадках, гаданиях и в магии обрядов древний человек еще не мог достигнуть целостного ведения богов природы и полного приближения к ее тайнам. Оно осуществлялось в обрядовых «играх», т. е. в религиозно-символических представлениях, происходивших на празднике зимнего солнцеворота и на последующих праздниках священного года.
Эти игры назывались русалиями, т. е. именем, созвучным имени Руси.








