Текст книги "Последние приключения Винни-Буха и все"

Автор книги: Андрей Налин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

И тут Бух выпалил:

– Как часто у мужчины должен быть запой?

– Но, Бух, – ты не мужчина, а плюшевый медведь! – сразу ответил Питачок.

– Зачем люди пьют?

– Винни, я же тебе сказал: мы не люди!

– Питачок! Ты нарушаешь принцип анонимности! – возмутилась Сава. А медведь словно ничего не слышал.

– Если напиваться все дни в году (каждый), это – запой?

– А это с какого боку к ней подойти! – авторитетно заявил Ё. Все так поняли, что она – это бутылка, но, возможно, Ё имел в виду что-то иное. А возможно, и ничего не имел.

А Бух опять бухнул:

– Пить меньше надо или нет?

– Ну, я полагаю... – начал Кролик после некоторого раздумья, но не успел ничего положить, потому что Винни спросил:

– Бывают ли запойные НЕалкоголики?

Этот вопрос показался всем таким сложным, что никто не решился по нему высказываться.

– А сам-то ты как думаешь? – спросил Ё.

Но Винни не думал. Он задавал вопросы. Каждую минуту – новый.

– Что бывает после алкоголизма?

А через минуту:

– Что бывает до алкоголизма?

И еще через минуту:

– Правда ли, что алкоголики умеют читать?

И еще через одну:

– Если пьянство начинает мешать работе, то... Что такое работа?

DJ Gra уже давно сидел как на иголках, а тут не выдержал и выскочил с Собрания. Впрочем, он очень скоро вернулся – довольный.

– Здоров ты, брат, пургу гнать, – сказал он доброжелательно. При этих словах сквозь густой перегар Собрания пробился свежий пивной сквознячок.

А Бух продолжил:

– Пиво – это удовольствие или необходимость?

– 900 грамм – это много или мало?

– Сколько человек должен выпивать в день?

– Как бомжи смотрят телевизор?

Теперь ненадолго отлучились, перемигнувшись, Кролик с Ё. Часть вопросов они пропустили, но вернулись умиротворенные и даже Саве что-то принесли. Она отвернулась и тут раздался было звук похожий на бульканье, но Винни заглушил его новым вопросом:

– Почему нельзя остановиться после ста пятидесяти грамм?

– А мне почем знать... – начал было Ё. – Ну, просто охота еще принять.

– Почему нельзя остановиться до ста пятидесяти грамм?

Всех поразила философская глубинность последнего вопроса и никто не посмел высказываться. Но этот вопрос еще не был последним. И еще не самым философским.

– Почему водки сначала все время мало, а потом сразу много?

Повисло молчание. А Бух тяжело уронил:

– Зачем нужно похмелье?

Повисшее молчание стало таким ужасно тяжелым, что, казалось, что оно сейчас оборвется с того, на чем висело, упадет и всех подавит. А через минуту в тишине раздалось:

– Всегда ли свинья грязь найдет?

Тут Питачок засуетился, бормоча про себя заначка, заначка и вскоре вернулся в круг алкоголиков с двумя бутылками ризлинга. Причем одна была недооткрыта, а другая – недодопита. Бутылки пошли по кругу.

– Сколько времени нужно, чтобы выпить ВСЮ водку?

– Все-таки он здорово треснулся, – заметил Питачок.

– Как сказать спился наоборот?

– Ага. Головой, – добавил Ё.

– Можно ли напиться на всю жизнь?

Винни продолжал бухать, но его никто уже не слушал. Возбужденно переговариваясь, Все отправились взять еще. А из дома Питачка долго доносилось буханье:

– Менты – это люди или что-то еще?

– Что читают бомжи?

– Зачем я так напился?

– Кто такой зюзя?

– Будет ли коммунизм?..

Глава седьмая...

...В КОТОРОЙ В ВОЛШЕБНОМ ЛЕСУ КОНЧАЮТСЯ ПРАЗНИКИ

Ё стоял на Чертополоховом Пригорке и негромко разговаривал сам с собой.

– Празники...

Порыв ветра сорвал это веселое слов с печальных губ старого серого осла и унес куда-то в сторону Леса.

– Мы совсем одурели от этих Празников.

Теперь ветер унес целую фразу.

– И так жизнь говно, а тут еще Празники.

И опять слова его были унесены ветром... Получалось, что Ё говорит не сам с собой, а в Пространство.

– Празники надо запретить.

Осел кончил и замолчал.

Празники кончились.

x x x

А начинались они в Лесу с Еврейского Нового года.

Никто толком не знал, что это такое и почему этот Новый год еврейский, но соскучившись по Празникам, гуляли весело, устраивали конкурсы А ну-ка, девушки! и А ну-ка, парни! и пели песенку А ну-ка, давай-ка плясать выходи! Нет, Дед Мороз, погоди! Ануку эту еще называли Малой Разминкой.

Потом следовал Дня Рождения Буха – в середине декабря. Бух не знал точно дня своего рождения, но почему-то был уверен, что он приходится на эти дни. Так что праздновать приходилось все эти дни: 12-го, 13-го, 14-го, 15-го и 16-го. На большее не хватало. Но и это было только Разминкой, правда, Большой.

В эти пять дней (реже – семь или девять) Все тоже пели – и про мороз-мороз, и про девочек красивых любите, и про синькаразин. Но так как песни эти были непонятные...

x x x

Конечно, непонятные. Вот, скажем, что такое синькаразин? Сава, например, утверждала, что это лекарственный препарат медицинского предназначения, только с неправильным ударением в середине для правильного размера. А правильное ударение – на конце. Она сама его принимала, когда у нее был грипп.

– Ой, Сава, а я думал, птицы грибов не едят! – заметил тут Питачок.

– Это был гонконгский грипп, – обидчиво ответила Сава.

– Вот ведь китаезы что делают! – воскликнул Кролик. – К нам в лес – со своими грибами, блин!

– Так так они еще додумаются, игрушки нам китайские будут поставлять, невесело предрек Ё.

Все на него замахали руками (лапами и крыльями), а дискуссия о синькаразине продолжилась. Питачок сказал, что он точно знает, что Синь-Каразин это просто такое народное непереводимое выражение. Вроде как Ой-Люли, Вот-Те-На, Мать-Честна или Е-Мое.

А Кролик, честно признался, что не знает, что это такое, но уверен, что это такой научный, книжный термин. Или еще говорят – книжной. Ведь так и поется: сидит книжной.

Бух же предположил, что так могли звать какого-нибудь человека. Но тут Все опять замахали руками. Чтобы так назвали человека – Синькаразин? Чушь!

Но за именинника выпили – было как раз то ли 12-е, то ли 19-е.

x x x

Ну так вот, так как любимые песни были непонятные, то часто пели из Буха. Ну, точнее, он исполнял свои бурчали, вопилки и страдалки, а Все слушали и хвалили. Винни всегда старался к Празникам сочинить новую песню и всегда старался сочинять ее получше. В этот раз получилась такая:

Почему пьет как Лошадь, а пьян как Свинья?

Разве в жизни бывает такое,

Чтоб одно существо просто так, от питья,

В существо превратилось другое?

Почему говорят, что он пьян как Свинья?

Не как Лебедь и не как Фламинго?

Ну а если, к примеру, не он пьян, а я,

И такое мне слышать обидно?

Ну а если напьется мой друг Питачок,

На Свинью ведь обидится хрюшка?

Пусть он весь состоит из двух слов: пить и чок!

Он в любом состоянии – душка!

Прочему ж как Свинья, а не как Бегемот?

Не Жираф или, скажем, не Страус?

Я задался проклятым вопросом – и вот

Разобраться напрасно стараюсь...

Почему не как Слон? Не как Лев? Не как Кит?

А ведь Кит мог бы выпить изрядно!

(Пусть он рыба, но все-таки Кит знаменит!)

Нет, ребята, тут что-то неладно!

Почему, наконец, я не пьян как Медведь?

Вот особенно что интересно.

Я всю жизнь был Медведем и ведь

Мне Медведем быть только полезно!

Вопрошалка Всем очень понравилась. Правда, Бух сразу честно сказал, что так и не смог придумать рифму к слову Фламинго (то есть, конечно, придумал, но ширинка не подошла по смыслу). А Сава заметила, что Кит млекопитающеееся. Ну, и Питачок, раскрасневшийся от удовольствия, все-таки признался, что для него Свинья – оскорбление совсем не обидное. И предложил чокнуться за Винни. И все чокнулись.

И так они чокались все дни Дня Рождения Винни-Буха.

x x x

Дальше в году был еще один Празник, такой древний, что его название забылось, поэтому его называли просто Празник.

Название, как уже, кажется, говорилось, уже забылось, но зато еще помнилось, как его еще отмечать. Надо облачиться в белые одежды (Все использовали для этого простыни, и только Питачок – наволочку), встать в круг и следить за Зимним Солнца Стоянием.

Это просто. Смотришь на зимнее Солнце и ждешь, пока оно остановится. Первый кто заметит, кричит: Я вижу, о, священные руны, великое Солнца Стояние. Ну, как в гори-гори-ясно. А потом все идут и пьют таинственные друидские настои (портвейн подойдет) и бальзамы древние (не меньше трех звездочек).

Почему-то первым остановку Солнца всегда замечал Питачок в наволочке, и Ё в попонке из простынки ему всегда завидовал и даже подозревал.

А потом наконец-то наступал Ураза-Байрам.

Что это такое, никто не знал. Но зато Все знали, что месяц поста кончился и теперь можно погулять по-настоящему. Собственно, к этому моменту по-настоящему уже и гулялось. В угаре Кролик несколько раз даже предлагал зарезать жертвенного барана. Но Ё всегда выступал резко против.

И вот наконец наступало католическое Рождество – самый домашний Празник.

Тут все сидели по домам и пили. Католическое Рождество, как известно, бывает Белым и Красным. Если пили белую – то оно было Белым. И наоборот. В общем, для кого какое получалось католическое Рождество.

А буквально через несколько дней (никто не сказал бы точно, через сколько) приходил Новый год! Самый любимый и самый главный Празник!

x x x

К встрече Нового года начинали готовиться заранее: садились за стол за два дня. Провожать Старый год, вспоминать все хорошее, что в нем было. А хорошего было столько, что меньше, чем за два дня, и не вспомнить.

Провожали, конечно, водкой, а вот шампанское оставляли для встречи Нового года. Как Бух написал:

А вина не пей

Это для гостей.

Но когда водка кончалась, пили и кислое пенистое вино, которое Кролик называл шампузой.

Питачок еще любил бросить в бокал кусочек шоколадки и смотреть, как она сначала, плавно покачиваясь, ложится на дно, потом долго покрывается пузыриками, а потом медленно всплывает сквозь толщу прозрачного желтоватого вина – и снова тонет. За этими перемещениями он мог наблюдать часами. Но шампанское тоже кончалось.

В общем, устраивать встречу Нового года тоже удавалось неоднократно (хотя и не столько раз, как День Рождения Буха). Или проводы Старого? Так или иначе приходилось снова собирать на стол, замораживать шампанское, рассаживаться... И дальше провожать Старый год – водкой. Ну и шампузой. Приходилось.

Часа за два до Нового года вдруг вспоминали, что не нарядили Елку.

– Ой-ой-ой!

– Бли-ин!

– Е-мое...

И все скорее бежали к Елке – кто с мандарином, кто с кусочком фольги от шампанской бутылки, кто с чем. Елочных игрушек в Лесу, к сожалению, не осталось – побили.

И ведь главное, обидно, что побили не случайно, а специально. Ради куража, который случался между Новым и Старым Новым годами, сами стреляли по блестящим шарам на Елке из старого ружья Кристофера Робина, которое Сава называла АК-47. АК – Аружие Кристофера, а 47 – просто так, для красоты.

И еще так обидно, что стреляли Все (хотя обычно промахивались) и теперь не на кого было обижаться.

А ведь и еще есть обидное! Само ружье АК-47 позже потом куда-то потерялось, а елочных игрушек-то уже и не осталось.

Осталась только надежда на китаезов-экспортеров.

Пока же Винни лез на Елку с тем, что принесли: кто – мандарин, кто блестящую бумажку, кто – конфету, ну и – кто-что.

Зато сама Елка была – не позавидуешь. Высокая, густая, с мохнатыми лапами, раскинувшимися правильной ярко-зеленой пирамидкой. Просто чудо-ель.

– Никому не позавидуешь, – удовлетворенно каждый год отмечал Ё, стоя в сторонке. – Пусть сами нам завидуют.

А что? И было чему. Тут светился мандаринчик, там – другой, а там поблескивала в лунном свете фольга, где-то ярким пятнышком виднелась конфетка, а кое-где – кто-что.

Тут к месту вспомнить, что они всегда забывали убрать Елку. То есть не в смысле красиво убрать – про это-то как раз всегда вспоминали, за целых два часа! – а вот забывали потом убрать с нее игрушки. Ну, украшения. То есть только первые два месяца забывали, а потом – чего уж. Скоро Новый год.

Конечно, за год, который из нового постепенно становился старым, – или несколько таких годов – украшения тускнели, частично их растаскивали птицы, но волшебной новогодней ночью Елка словно начинала сиять изнутри, и всем становилось ясно, что приходит Новый год.

Тут Бух трескался с дерева (Елки) и Все скорей бежали садиться за праздничный стол.

И только успевали сесть, как раздавался бой курантов. Слабо так раздавался, издалека – то ли с Биг-Бена, то ли со Спасской башни долетал. Хлопали пробки, пенилось шампанское и Все кричали:

– С Новым годом! С новым счастьем!

И Все были счастливы.

x x x

Дед Мороз приходил в самый разгар веселья. Настоящий.

Волшебный Лес Дед оставлял – как самое вкусненькое – под завязку. И конечно, после всех предыдущих гостей Мороз был тепленький. Под завязку. Шапка сдвинута на затылок, белая борода всклокочена, сам весь расхристанный и все время хохочет:

– Хо-хо-хо!

А Снегурочка до Леса не добиралась ни разу.

– А я эту, как ее, Снегурку назад, вишь, потерял, хо-хо-хо! Бобылем, е-кэлэмэнэ, обратно остался...

Дед с мороза махал целый бокал, шумно занюхивал локтем – Хороша! Хо-хо-хо! – и продолжал:

– Народ-то как гуляет, хо-хо-хо! Как гуляет! Знать, стали люди жить хорошо... А можа, и совсем плохо, коли так гуляют! Хо-хо-хо!

И Дед Мороз опять махал. Он никогда не закусывал, что Всех поражало.

– А главна каждый норовит этого – того самого! Хо-хо-хо! Значит, залили глаза – и к лебедушке моей малолетней, к этой, как ее... Снегурочке! Ну, японский бог, ну, что за народ! Я об них чуть посох не обломал, все по рукам, да по рукам, да по лапищам! Так их, так их, так! Хо-хо-хо! А не уберег, вишь. Забыл где-то. Может, позовем? Все хором? Снегурочку? А?

– Да вы пейте, пейте, не стесняйтесь, – говорил тут Кролик, Дед, конечно, тут же выпивал и снова принимался хохотать.

Атеист Кролик относился к Деду Морозу с повышенной почтительностью. Будучи атеистом, он однажды – в какой-то из прошлых Новых годов – потихоньку подкрался и со всей силы дернул за седую бороду. Думал, оторвется... Дед охнул и так протянул его посохом вдоль спины, что у Кролика заплясали в глазах кровавые зайчики.

Посох Деда Мороза был разрисован звездочками и снежинками. И удар этот у него был хорошо поставлен: ситуация-то типичная. А он настоящий.

– Ах ты, зайчишка-плутишка! Ах ты, Фома неверующий! – грохотал тогда Дед. – А вот как не выдам тебе подарка, небось сразу уверуешь! Хо-хо-хо!

С тех пор Кролик, внеся в свои атеистические убеждения некоторые коррективы, был с ним особенно предупредителен.

Про подарки Дед Мороз заговорил не случайно. Хотя после всех предыдущих гостей его мешок сильно худел, но для каждого из Всех в нем находилось что-то необходимое. Где-то после пятой он начинал раздавать подарки.

На этот раз Питачку достался Штопор.

Винни-Буху – две новые блестящие пуговицы. Итальянские! И еще блокнотик.

Ё – красивый шнурок с кисточкой (запасной хвост).

DJ Gra получил роскошно изданную книгу маркизы де Морципан Как молодой человек должен вести себя в приличном обществе, чтобы его принимали в лучших домах.

– Ну, дед, ты прикольщик, – сказал DJ Gra. – Я, короче, типа читать не умею.

– Вот, милок, заодно и подучишься, – добродушно ответил Дед Мороз.

А Сава получила Энциклопедию. И ведь был у нее позыв тоже что-то сказать, но вовремя Сава одумалась. И она сказала только:

– Черезвычайно Вам признательна.

– Через – что? – спросил Бух.

– Это вежливая форма благодарности, – ответила Сава.

Но больше всех повезло Кролику. Он получил CD-ROM с игрой Возвращение в замок Вольфеншвайн-4.

– Это классика, – сказал Дед Мороз. – Сидюк, знамо, паленый, с Горбушки. Но не глючный. Сам проверял! Фрицев положил, ну просто ядрена пассатижа! Хо-хо-хо!

Кролик тут сделал движение, которое можно было истолковать только одним образом: как попытку смыться к себе в Нору, где пылился отключенный от Сети ментовский комп и гамиться там, гамиться, гамиться! Но его удержали, и Все снова сели за стол.

Мирно пыла по Космосу наша Земля, неспешно поворачиваясь вокруг собственной оси, и текла волшебная новогодняя Ночь.

И было в Лесу все, что положено в эту Ночь. И выпивали, и закусывали. И Питачок спал за столом, прикорнув у тарелки. И Снегурочку звали троекратным хором (не пришла). И Елочка зажгись! кричали.

Ну, это DJ Gra кричал. Он, дурак, оказывается, натаскал фейерверков и с этим дурацким криком все их сразу запалил. Бабахнуло здорово. Полыхнуло. Лес, к счастью, не сгорел (ни одна елочка не зажглась), но у Ё оторвало хвост и опалило шкурку вокруг него (У-е!, -сказал он при этом), а у Винни от прямого попадания петарды треснула одна пуговица.

– Как на фронте... – задумчиво сказал Дед Мороз, когда взрывы и стрельба понемногу утихли. – А ведь это, ребятишки, хорошо тут у вас. Главна дело поганого телевизора нет. Хо-хо-хо! Ну, я у вас тут, пожалуй, поживу. Схожу вот только Крошке Ру под елочку последний подарок положу...

x x x

Про Новый год потому так много, что это Главный Празник.

x x x

Но потом были и другие.

Во-первых, Второе. Самый Призрачный Празник в году. Ну, это все понимают.

Потом Рождество. Это Святое.

Потом Старый Новый год. Самый Чудной и Полный Неожиданностей. Для Деда Мороза неожиданность состояла в том, что его нашла и увела Снегурочка.

Потом – Святки. Водка, блины, икра. О чем говорить!

Потом – Татьянин День. В день святой Татьяны все студенты пьяны. Самый загул!

Потом – еще китайский Новый год...

Где-то посреди этого праздничного безумия Винни-Бух высказал Одну Мысль.

– Я, конечно, Медведь с очень маленьким количеством опилок в голове, высказал он, – но однообразие наших торжеств подталкивает меня к одному умозлоключению...

– Ты медведь, блин, а не Сава, – перебил его Кролик.

Это было Уместное Замечание, так как они как раз ели блины с икрой.

– Ну, я думаю...

– Ой, Винни, так намного лучше, – обрадовался Питачок.

– Я уже не совсем думаю или думаю не совсем, – сказал сбитый с мысли Бух, пытаясь собраться. – Но не все ли это одно?

– Тонко, – отметила Сава. – Нечто вроде позитивистского релятивизма в духе франкфуртской школы экзистенциалистов.

– Именно в духе, – согласился Бух. – Дух тут такой. У Празников у всех. Может, все это – один общий.

– Не понял, Винни, объяснись, – сказал Питачок.

– Ага, – сказал Кролик.

– Ага, – сказал Ё.

– Ага, – сказала даже Сава.

– Ну, может, это все один Празник. Просто в Истории он распался у разных народов и людей. По времени. Ну, и по пространству.

Все долго молчали после этих слов.

– Винни, ты не прав, – сказал Питачок.

– Ну, блин, будто в баню кинули гранату!

Так выразился Кролик.

– Да у тя у самого деньрождений пять, е-мое! А то и семь! Не замай! подвел черту Ё, и Празники продолжились.

x x x

Но все когда-то кончается. (Вот какое тонкое Наблюдение! Хо-хо-хо!) И Празники кончились.

И вот теперь Ё стоял один на Чертополоховом Пригорке. Стоял и молчал, потому что все его слова унес ветер. В Пространство. А может, и во Время.

Издалека печальную фигуру осла на пригорке можно было принять за памятник пережившему кораблекрушение.

Но праздникокрушение пережил не только Ё. Прошло очень много времени, но в конце-концов на пригорке появились Бух с Питачком. А потом из серого неба тяжело упала Сава. А потом приплелся DJ Gra. И Кролик тоже так или иначе возник. В общем, все. Или Все. И Все молчали, обдуваемые порывистым февральским ветром.

И тогда Ё запел. Конкретную ментовскую песню. Другую.

Милицейский городок.

На столе лежит вещдок.

Лейтенант Петров по пьянке

Проглотил вчера свисток.

Что же делать без свистка?

Жизнь ужасно нелегка.

Он похмелье лечит пивом,

И дрожит его рука.

Состоянье таково:

Он не помнит ничего:

То ли он мочил кого-то,

То ли кто мочил его.

Он вздыхает тяжело.

Проглотил ведь как на зло!

Без свистка милиционеру

Это просто западло.

Лейтенант Петров, не бзди,

Что-то будет впереди...

Жизнь говно – ты в нем поройся

И свисток в нем свой найди!

Глава восьмая...

...В КОТОРОЙ В ВОЛШЕБНОМ ЛЕСУ ПОТЕРЯЛСЯ ШТОПОР, НО НАШЕЛСЯ НОВЫЙ СПОСОБ ОТКРЫВАНИЯ БУТЫЛОК, А ТАКЖЕ ГЕРОЙ

Однажды в Волшебном Лесу потерялся Штопор.

Штопор – это такой специальный винтообразный предмет, состоящий из металлической пружинки, один конец которой заострен, а к другому перпендикулярно приделана деревянная ручка. Приспособление предназначено для открывания винных бутылок. (Другого предназначения у него нет). Делается это так. Сначала острым концом пружинки надкалывают бутылочную пробку (хотя правильнее говорить – пробковую), а потом с силой закручивают всю эту конструкцию внутрь. Ручка же приделана для того, чтобы в дальнейшем за нее ухватиться и резко дернуть, выдергивая пробку из бутылки. (Пробка из горлышка выскакивает сама только в шампанском (его еще называют шампузой), поэтому это вино считается особенно изысканным и его пьют только на Новый год). ЧПОК! Все. Бутылка открыта.

Вот какой он, Штопор! И вот он потерялся.

То есть сначала Питачок об этом даже не знал. Что можно знать после Празников? Хорошо уже то, что он знал, что он Питачок. И что он с Бодуна. И что похмелиться нечем.

Впрочем, это уже нехорошо. Это плохо. Очень плохо.

За Празники в лесу Все выпили ВСЕ и НИЧЕГО не осталось.

Хотя раз не осталось НИЧЕГО, то нет именно НИЧЕГО, – судорожно рассуждал Питачок, – А если нет НИЧЕГО, значит, есть ВСЕ. То есть ВСЕГО, напротив, осталось. Надо только знать ГДЕ. То есть нужно ответить на вопрос, ГДЕ осталось ВСЕГО, когда не осталось НИЧЕГО?.

Это была очень сложная мысль, и думать ее в одиночку было трудно. А поэтому Питачок решил немедленно побежать (но медленно) к своему другу Винни-Буху – медведю с бриллиантовыми опилками в голове. Чтобы подумать эту сложную мысль вместе. Впрочем, он бы отправился к нему и так, потому что они были друзья.

– Винни, можно тебе задать философский вопрос?

– А тебе ОЧЕНЬ хочется, Питачок?

Тут нужно отметить, что Бух лежал на диване в своей любимой утренней позе – вверх ногами. Хотя уже было не утро, а день или даже, может быть, вечер. Но после Празников весь день – сплошное утро. Или даже, может быть, несколько дней.

– Ой, Винни! У тебя получился вопрос еще философскее, чем у меня! Еще философче! Как же замечательно, что я решил тебя привлечь к его решению!

– Ох, – сказал Бух, принимая менее утреннее положение, а именно, положение лежа. – Ох! Какой вопрос-то?

– Мой или твой?

– А какая разница!

– Разница есть. Свой я уже забыл, а твой пока помню.

– А мой какой?

– Почему мне ОЧЕНЬ хочется знать, ГДЕ осталось ВСЕГО, когда не осталось НИЧЕГО?

– И причем... – задумчиво сказал Бух и замолчал.

– А ПРИЧЕМ-то тут причем? К чему он при? К какому чему? Вроде как он ни при чем? – удивленно отозвался Питачок.

– Не ПРИЧЕМ, а ФИЛОСОФИЯ. Это она ни при чем.

– Ой, Винни! Из-за всех этих чемов я забыл твой вопрос тоже! Я его теперь не смогу обсуждать!

– Ничего. Я помню. Ты спросил, где достать похмелиться.

– А вот это получилось еще философскеее! Философчейше!

– Может быть, – сказал Бух и, кряхтя, сел на диване. – Может быть, у Савы?

И они отправились к Саве.

Старая птица (они живут по ТРИСТА лет!) встретила их неласково, как Родина.

Ну, это такое выражение. Им нужно выражаться, когда возвращаешься из-за границы. Заграница – это Париж, Анталья, Хургада и Дубай. Украина – тоже заграница. И вот когда возвращаешься из заграницы к себе в Волшебный Лес, всегда надо сказать: Неласково встретила его Родина. Это как заклинание. А повод найдется.

– Здравствуй, Сава! – хором поздоровались Винни-Бух и Питачок.

Сава не мигая смотрела на печальную пару и молчала. Ее круглые глаза не выражали ничего.

– Привет, – пискнул Питачок, не выдержав.

Ни ответа, ни привета.

– Ну, здорово, Сава, – бухнул Бух, тоже не сдержавшись. – Ты вообще здорова? Что-то выглядишь не здорово...

Ясные круглые глаза (как у Родины) по-прежнему смотрели на них не мигая. Только кустистые брови слегка приподнялись и сложились на лбу в домик. А потом в галочку.

– Сава, а как у тебя с этим самым? – спросил Бух в лоб.

– Я бы попросила воздержаться от фамильярности в моем присутствии, ответила она сразу. Наконец.

– Что ты хотела бы попросить? – с удовольствием поддержал разговор Бух.

– Нет, Сава, это мы хотим попросить! – также поспешил высказаться обрадованный Питачок. – Точнее, спросить. ГДЕ осталось ВСЕГО, когда НИГДЕ не осталось НИЧЕГО?

– Нету у меня, – отрезала Сава. Так как просто молчать у нее не получилось, она решила быть с ними максимально краткой.

– Чего? – спросил Питачок.

– Ничего.

– Ты не понимаешь, Сава! НИЧЕГО – НИГДЕ, ВСЕ – ВЕЗДЕ!

Питачку так понравилось то, какой ответ получился в результате из его вопроса, что он тут же решил его сделать своим Девизом и жить под ним в дальнейшем. НИЧЕГО – НИГДЕ, ВСЕ – ВЕЗДЕ! Хорошо! Он даже забыл, зачем они пришли.

У Савы же от этой демагогической белиберды в голове отчетливо стала заезжать мозга за мозгу и, чтобы удержать тронувшуюся крышу, она коротко отрезала:

– Не дам!

– Ага, значит есть! – обрадовался Бух.

– ВСЕ есть ВЕЗДЕ, – важно заявил Питачок, следуя своему новому Девизу.

– И нет, и не дам, – вновь отрезала Сава.

– Отчего ж не НЕ ДАТЬ, чего НЕТ... И не ДАТЬ, что ЕСТЬ!

Питачок действительно начал жить под Девизом.

– Ага, – согласился Бух. – Только не есть, а пить.

– Нет, – возразила Сава.

Буху больше бы понравилось, если бы она сказала: Предоставление односторонней помощи представляется в данный момент нецелесообразным. Тут была бы какая-та зацепка. А что делать с односложной Савой, он не знал. Эта односложность – одна сложность. Хотя бы была она двухсложной или трехсложной... Силабо-тонической... Стоп! Опилки в его голове озарились бриллиантовым сиянием.

– Сава! А я про тебя песню напишу!

– Угу.

– Сава! Я про тебя песню уже написал! Слушай!

Если женщина красива,

Хорошо с ней выпить пива.

Если женщина умна,

Надо выпить с ней вина.

Если где-то посередке,

То придется выпить водки!

– Винни, а что такое Женщина? – спросил Питачок.

– Женщина – это Сава.

– Бух, ты мил, – сказала Сава. И на этом кончилась ее односложность, потому что продолжила она уже так: – Полагаю, в принадлежащем мне хьюмидоре сомелье может обнаружиться шато-де-ля-блаш неплохого года, чтобы мы получили возможность отметить премьеру.

– Ой, ризлинг! – радостно вскрикнул Питачок, когда она достала из тумбочки бутылку.

– Сава – ты человек! – выдохнул Бух.

– И птица, – уточнил он, немного подумав.

– То есть женщина, – закончил он, еще немного подумав.

– Если женщина умна, хорошо с ней будет выпить вина, – процитировала Сава про себя (громко). – Однако открывательным приспособлением я в данный момент не располагаю: не всем дарят Штопоры на Новый год. Мне, например, подарили энциклопедию для чтения, содержащую черезвычайно познавательную информацию.

– Я сбегаю, – сказал Питачок и убежал.

Вот тут-то и выяснилось, что Штопор потерялся.

x x x

То, что у тебя есть полезная вещь, выясняется, когда ее у тебя уже нет. Ну зачем Питачку нужен был Штопор, когда он у него был? Он даже пользоваться им не умел! То есть умел, но не мог. Силенок не хватало. (И кстати, это даже тоже лишнее: что еще можно делать со штопором, кроме как им пользоваться). Так или иначе поросенок Штопор не ценил.

А теперь оценил, а его нет. Нету. Нигде.

Обшарив свой дом, он мог бы засомневаться в своем Девизе НИЧЕГО НИГДЕ, ВСЕ – ВЕЗДЕ!, но к тому времени Девиз НИЧЕГО – НИГДЕ, ВСЕ – ВЕЗДЕ! он уже забыл.

Поэтому вместо сомнений Питачок приступил к утешениям. Мол, придет Новый год и Дед Мороз подарит ему новый Штопор. Счастливого Нового Штопора! Но потом он подумал, что до следующих Празников он в таком состоянии не протянет. И все-таки занялся сомнениями. И так, пребывая в сомнениях, он вернулся к Саве.

– Так, – сказал Бух. – Так.

– Рискну высказать предположение, что сумма технологий открывания бутылок не сводится к банальному использованию специально предназначенных примитивных механизмов, – сказала Сава.

– Сава – ты голова! – сказал Бух, и добавил, подумав: – И крылья. И все остальное... Что положено женщине.

И они взялись за дело.

А когда за дело берутся такие разнокалиберные персноажи – Винни-Бух, Питачок и Сава, – всегда лучше засэйвить. То есть кликнуть на СОХРАНИТЬ.

СОХРАНИТЬ

Они решили пробку продавить. Они давили, давили и давили. Но она не продавливалась. А потом они надавили особенно сильно... Бутылка дзинькнула! И! И через мгновение Винни-Бух, Питачок и Сава стояли посреди лужи с острыми островками битого стекла. А дом наполнился острым уксусным запахом...

Они решили пробку выбить. Они выбивали, выбивали и выбивали, ударяя по донышку. Но пробка не выбивалась. Они стукали все сильнее, а потом они стуканули особенно сильно... Бутылка дзинькнула! И! И через мгновение Винни-Бух, Питачок и Сава стояли посреди винной лужи...

После двух первых неудачных попыток, они решили горлышко отбить. Сава предложила действовать по схеме двух А. А именно, – раз – осторожно и два – аккуратно. Бух с Питачком согласились.

Сперва они тихонько постукивали по горлышку молотком для отбивания, который нашелся у Савы в кухонных принадлежностях. (Вот это да, Сава! сказал Питачок. – А я и не знал, что для отбивания горлышек бывают специальные молотки). А потом они уже постукивали погромче. А потом так стуканули, что опять разбили бутылку!

Они решили постоветоваться с друзьями.

– Е-мое, – сказал Ё. – Проблема. А продавить пробовали?

– Ну! – ответили все трое хором.

– А выбить?

– Ну!

– А про Теорию Смачивания слышали?

– Не! – прозвучало снова хором.

– В клетке, ну, в ментах, сидел я с одним мужиком. Ученый. Пьяный.

– Пьяный ученый или ученый пьяный? – спросил Бух.

– Если бы был ученый пьяный, в клетке бы не сидел бы, – авторитетно заявил Ё.

– А сам-то ты, Ё, не ученый, что тебя все время забирали? – спросил зачем-то Питачок.

– Ну, пока ментов не разогнали, – добавил он, чувствуя, что высказался неделикатно.

– Может, и не ученый, а про теорию смачивания знаю, – сказал Ё. – Ну, от того мужика пьяного и ученого. Говорит, их лабзав изобрел...

– Кто? – опять зачем-то встрял Питачок.

– Ну, завлаб, лабаз – не помню... Вроде как главный ихний ученый, е-мое. Так вот он говорил вот что. Если бутылку перевернуть, пробка смачивается, и что-то там такое происходит. С калориями. Ну, может, с бактериями или молекулами. В общем, после этого пробку легче протолкнуть. Или выбить. Всей лабораторией эксперимент ставили, – этот мужик кричал. Каждый день! Экспериментально доказано! Об чем эта тилигенция ржавая и пьяная орала – не знаю. Увели тут его. Но попробовать можно.

– Экспериментально доказано... Как красиво! – сказала Сава.

– Винни, а что такое эта лабрадория? – спросил Питачок. Из всех новых слов он точно запомнил только это.

– Наверное, это такое место, где пьют, – ответил Бух.

А Ё отдыхал и набирался сил. Еще никогда он не рассказывал такой длинный и затейливый рассказ.