Текст книги "Гроза тиранов"

Автор книги: Андрей Муравьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 5
Цыганка

1

– Я тебе помог?

Барис лишь удивленно посмотрел. Что еще хочет младшенький?

Алексей поглаживал ноющую руку. Лекарство венецианца оказалось удивительно действенным для восемнадцатого века, но затянувшиеся раны чесались, сросшиеся кости ныли, а от хромоты он и до смерти вряд ли избавится.

Помочь с разведкой была его инициатива. Барис, пытаясь вернуть память, достал как-то из схоронки оставленный младшим братом походный мешок. К удивлению, внутри оказался целый шпионский набор: несколько париков, накладные усы и бороды, краски, клей. Кроме средств, изменяющих внешность, там были и мелкие атрибуты перевоплощения: четки, кольца, бляхи, несколько писем с требованием оказывать содействие подателю, Коран с закладками, наборный пояс, потрепанная Библия с посеребренным крестом священника. В углу, завернутые в промасленный холст, лежали пузырьки с тщательно притертыми крышечками. Что внутри, Алекс не выяснял, но подозревал, что или снотворное, или отрава… Целый арсенал средневекового Джеймс Бонда. Только Астон-Мартина не хватало.

Алекс сам предложил брату помощь в поиске тех турок, которые так потрепали отряд Карабариса. Сидеть в деревне было скучно, окрестности он уже исходил, хотелось попробовать себя в чем-то серьезном. Белли намекал, что его отпуск не будет долгим, так что пора было набирать форму. Потемкин верил, что сумеет разобраться в способностях и обязанностях предыдущего обладателя тела. Для начала, необходимо было вернуть простейшие навыки. А что является основой для шпиона-нелегала? Конечно же искусство мимикрии.

Возможно, ему еще не следовало напрягать неокрепшее тело. Ведь неделю назад он не мог двигаться без костылей. Да и сейчас предпочитал для дальних путешествий спину ослика или мула. Ступать на левую ногу было неприятно, рука не слушалась, а спина и бок, истерзанные палачом, хотя и зарубцевались, но еще побаливали. Однако, слова старухи цыганки не оставила выбора.

Чтобы найти ключик к возвращению домой, надо было выкрасть из-под носа турок замурованную в стену внучку старой ведьмы.

Карабарис заниматься такой ерундой отказался. Слишком рискованно, да и выгоды никакой. Не рассказывать же ему об истинных мотивах? Пришлось на ходу разработать небольшой план по вовлечению гайдуков и их атамана в дело освобождения Френи.

И для начала Алексей предложил помощь в мести.

Арамбаши уже неделю только и говорил о том, что он сделает с теми, кто так «подло» подставил их под османскую засаду. Разрабатывал способы казни, совещался с бойцами, посылал и опрашивал лазутчиков из числа пастушков.

Гайдуки традиционно не занимались разбоем в тех местах, где жили сами. Для налетов выбирали цели, расположенные за десятки, а часто и за сотни километров. Обычным делом было, когда сербские «борцы за свободу» чистили дома богатых греческих потурченцев, а валашские или болгарские гайдуки подвешивали на двери дома зарвавшегося боснийского купца-мусульманина или албанского кади.[48]48
  Кади – судья (тур.)


[Закрыть] Такие рейды разрабатывались неделями, на особо крупные цели часто объединялись две или три четы.

А тут у порога дома получить такой отлуп! Позор!

Тут даже в город некого послать из своих – узнают.

Карабарис ходил черный, как грозовая туча. И Алексей не без основания решил, что за помощь в таком деле, он может рассчитывать на ответную услугу от брата.

Тот поначалу упирался и отказывался от помощи, но когда перед его глазами вместо хромающего русского дворянина предстал седой старик-хаджи, арамбаши покачал головой и согласился. Лишь предупредил, что за братом будет присматривать, находясь в отдалении.

Но получилось так, что входить в город даже не понадобилось.

Теперь, когда атаман горцев прикидывал, как он проведет своих людей в Котор, Алексей стремился получить ту самую ответную услугу.

– Я тебе помог? – он повторил вопрос.

Карабарис хмыкнул:

– Конечно… Я устал рыскать по побережью в поисках этого змеиного выкидыша. Люди требуют вести их в поход, щипать богатых каплунов,[49]49
  Каплун – кастрированный петух. Быстро набирает вес и легко уживается с другими каплунами.


[Закрыть] а мы по окрестным горам ищем, в какую щель этот Ахан забился, – арамбаши положил руку на плечо брата. – Так что – да. Ты мне здорово помог.

Потемкин подвинулся ближе.

– Так и ты мне помоги.

– Опять? – лицо Бариса скривилось, как от зубной боли. – Не могу я разобрать стену Котора! Даже если очень захочу, всех людей положу, все, что получится – пару камней свернуть. Пока ребята кирками махать будут, нас янычары со стен по пояс в камень вгонят. Не могу! Не проси даже!

Он нахмурился.

– Да и сдалась тебе эта цыганка? Других баб в округе полно. Что-то до этого тебя в них все устраивало, а тут подавай именно ведьму?!

Алексей не сдавался.

– А если кто другой стену сломает?

– Как это? – не понял предводитель гайдуков.

– Ну другой кто… Или даже турки сами камни разберут, и тебе надо будет только цыганку от охраны отбить?

Арамбаши наморщил лоб.

– Чудно говоришь… Как это, турки сами стену свою разломают? Им то это зачем? С какого перепугу?

Потемкин не отставал.

– Тогда поможешь?

Барис пожал плечами:

– Почему нет? Помогу… Если дело минутное, то тут и разговора нет. Горы-то знакомые… Выскочим, пошумим, и нет нас.

Алексей улыбнулся. В его голове понемногу начал формироваться план. Пока еще только в набросках, но и это уже что-то.

2

Нелли очнулась от качки и жжения в спине.

Поначалу ей показалось, что она все еще в повозке, но шум вокруг не походил на хруст дорожного песка. Да и брызги, падавшие на ткань халата, не вязались с безоблачным небом над головой. Над головой? Там же должен быть тент.

Она приподнялась на локте. Слегка кружилась голова, дрожали руки, но не в ее привычке отступать.

Первое впечатление не обмануло. Она, действительно, была уже не в кочи. Вместо дощатого настила повозки работорговцев бока сдавливали узкие борта небольшой лодки. Ветхая посудина давно уже отжила свой век, через щели в бортах просачивались капли воды, отчего на дне скопилась изрядная лужа. Морская соль, попав на незажившие раны спины, и вызвала разбудившее девушку жжение.

Нелли подтянулась и села.

У ног Заволюжной, сидя на небольшой скамеечке, гребла рябая Ливка. Ее вспотевшее лицо с полузакрытыми глазами казалось нереально отрешенным. Если бы не мерные, мощные телодвижения, можно было подумать, что девушка спит.

В горле пересохло.

– Пить…

Глаза сербки открылись.

– Что?

– Пить.

Ливка аккуратно сложила весла, не вынимая их из уключин, нашарила за спиной кувшин и протянула товарке.

Нелли припала к треснутому горлышку. Теплая вода показалась дурманяще вкусной.

– Тебя как зовут, малявка? Ирюза? Фирюса?

Ливка была на несколько лет старше, но сразу старалась показать навязанной ей рабыне ее будущее место.

Нелли осматривалась.

Они болтались в двухстах метрах от берега, в небольшой бухте. Отвесные прибрежные скалы, густо заросшие кустарником, давали спасительную тень, но Ливка правила их утлое суденышко в открытое море, к еле различимому островку.

– Так как?

– А?

– Зовут как? – разозлилась сербка.

Нелли, у которой в голове вертелось столько вопросов, что аж язык чесался, не думая, брякнула:

– Нелли. Орнелла. В честь Орнеллы Мути,[50]50
  Орнелла Мути – итальянская актриса.


[Закрыть] – и тут же выпалила. – Как мы сюда попали? Где турки? Ты сбежала?

Ливка лишь покачала головой на такую наивность и взялась за весла.

– А толстый тебя все время Ирюзой называл… Непонятно…

Сербка разворачивала лодку от берега.

– А куда мы плывем? Ты кто, вообще?

Кружилась голова. От выпитой воды даже спина уже не так горела. В животе разлилась приятная тяжесть, стало легче дышать. Но вместе с тем вернулась слабость, усталость. Разговор отнят у нее слишком много сил.

Нелли подтянулась к носу лодки и уселась так, чтобы опираться на небольшую перемычку между бортами. Ливка подбросила ей сверток с каким-то тряпьем, девушка с благодарностью подложила его под спину.

От размеренных движений сербки и еще жарившего солнца Нелли начала впадать в прострацию. Из наступающей дремоты ее вывел голос бывшей рабыни.

– Повезло тебе, малая. Очень повезло. Не знаю, что ты где какому богу пообещала, но такого везения мне еще видеть не приходилось.

Она остановилась на мгновение, вытерла пот со лба.

– Юнаки нас перехватили. Редко такое бывает, чтобы на одинокую повозку какой арамбаши позарился. Что там брать-то? А уж чтобы он невольниц свободил, так такого и не вспомнит, наверное, никто.

Она вернулась к веслам.

– По правде, он и нас собирался на небеса отправить… Выгоды с нас же никакой. А свидаков никто из ночного братства не любит, но… – Ливка усмехнулась. – Ведь вот оно как бывает… Дедок один за нас вступился. Чудной такой дедок. Вроде и старик, вроде и муслим самый что ни на есть, а за христианок-рабынь душа болит…

Она нашарила в поясе пару монет и показала их.

– Денег дали, лодку, провожатого… Сказали, чтоб домой добиралась и тебя с собой взяла. На ноги поставила, выходила… Чудно…

Ливка снова взялась за ручки весел.

– Я сама думала, что ему с того за выгода? По всему выходит – никакой! Ни прибытка, ни радости… А вот ведь как…

Она глянула на прикорнувшую на носу смуглянку. Глаза Нелли уже закрылись, доносилось ровное дыхание.

– Вот ведь оно как бывает… Вроде и не надо ничего человеку, а он и просто так добро делает… Вот…

Ливка бросила взгляд через плечо, убедилась, что курс верен.

– Спи, малявка… Как тебя там зовут? Орнелка? Спи, – сербка подналегла. – Нам только до Снурого острова дойти до вечера. А там Вук Сивый за сетями своими на баркасе придет. Неужто он дочку брательника своего до дома не доставит?

Она всмотрелась в лицо задремавшей малышки. Курносое, милое. Кучеряшки забавные. Одно слово – малявка.

Ливка прикрыла веки, чтобы солнце не слепило глаза. Единственный слушатель заснул, болтать больше не с кем. А ведь столько обсудить еще надо бы.

Ведь все-таки странный этот дедок был. Вроде и обычный жопоголовый, а ведет себя не так. С юнаками водится. А где это видано, чтобы турки с гайдуками дела имели? Денег дал… Не иначе, как его османы сами за что-то выгнали…

Может, за колдовство? Ведь бормотал он что-то ей вослед? Как заклятие накладывал…

Как же это звучало то? Ливка тихо прошептала:

– Солнны, солнны жжху, колю, колю клю?

Девушка встряхнула рыжими непослушными кудрями и крепче ухватилась за весла.

3

Сначала Барис просто рассмеялся над его предложением. Потом рассердился и долго орал. Затем выслушал снова и задумался.

Алексею пришлось уговаривать брата еще добрый час, прежде чем предводитель гайдуков неуверенно кивнул.

Потемкин привалился к валуну. Половина дела сделана.

Отряд ночевал в балке недалеко от города. Костров не разжигали. Горцы, привыкшие к спартанской обстановке, кутались в шерстяные плащи и грелись огненным лозовачем, изредка прикладываясь к пустеющим баклажкам. Кто-то чистил кинжал и проверял, хорошо ли смазаны ножны, другой правил заточку. Большинство спало.

К утру предстояла вылазка в город.

Первоначально арамбаши планировал захватить один из рыбачьих баркасов, на нем заплыть на территорию порта, притаившись, дождаться возвращения Айхана, застрелить его и, устроив пальбу и шум, прорываться через ближайшие ворота в горы.

Алесей предложил более сложный, но и менее рискованный вариант.

…Через час после рассвета к западным воротам Котора подъехала необычная процессия. Пятеро бородатых мужчин в крестьянских одеждах подвели к охраняющим город стражникам мула, запряженного в тележку со свежесрубленным дешевым гробом. Отстояв положенную очередь за желающими попасть на рынок жителями окрестных деревень, все пятеро постягивали шапки и выстроились перед командующим досмотром пожилым янычаром.

– Что тут у нас?

Располневший на мирной службе стражник взялся за крышку гроба. Сопровождающие сербы загомонили, но не стали мешать досмотру.

– Фу-у-у… – из-под крышки дохнуло запахом разложения. – Он же уже смердит! Куда вы это тащите?!

Вперед вылез пожилой, но кряжистый, как столетний дуб, дед.

– Уважаемый ага, это ж Симон, наш земляк… Он родом отсюда, да заженихался до нас, в Лаворицы. Когда помер, три дня назад, то сказал сыновьям и мне, куму его, чтобы отпевали, значит, его только в том храме, где и крестили… Вот…

Старик протянул завернутые в обрывок холста серебряные монеты.

Янычар одним движением подхватил протянутый платок, брезгливо развернул его, оценил содержимое, хмыкнул и ловко отправил монеты в подвешенный на поясе кошель.

– Дурное занятие, трупы возить… Он же заразу какую принести может! Что за то, что он там говорил?! Хоронить в ваших Лаворицах и надо было!

Глупые крестьяне не подымали склоненных голов, так что монолог турка пришелся лишь в стриженные затылки.

Стражник осмотрел фигуры неутешных родственников. Все сопровождающие были еще крепки, поджары, но… в складках худой одежды нельзя было спрятать ни кинжала, ни другого оружия. Быдло! Янычар раздраженно буркнул:

– Понаехали тут.

Но дорогу уступил. Путь в город был свободен.

Когда процессия отъехала от ворот, погонщик вместо того, чтобы держать путь к поставленному на склоне горы храму, развернул мула в сторону базара. Все крестьяне придвинулись поближе к гробу. Стало заметно, что многие из них сильно нервничают. Самый молодой из родственников потирал вспотевшие ладони, другой теребил тесьму пояса.

Лишь старик, назвавшийся кумом покойного, не выказывал признаков волнения.

– Тут, – еле слышно произнес старик, и двое из парней молча отстали от группы.

Один из них уселся у ступеней ближайшей к рынку мечети, второй двинулся к дому напротив.

Еще пара отбилась от них при повороте к южным воротам города. Один из крестьян зашел в лавку торговца готовой одеждой, второй постучался в дверь горшечника.

Сам старик остановил повозку с мулом у дома местного столяра.

4

Айхан Озтюрк только начал степенную беседу с подошедшим покупателем, как у его навеса остановился странный посетитель. Седобородый, согнутый годами старик в видавшем виды халате взялся за сложенные на прилавке образцы тканей, покрутил в руке мерную палочку, поддел краешек развороченного тюка.

Рядом напрягся телохранитель. Старый венецианский вояка, проведший в походах добрый десяток лет, нутром чувствовал опасность.

Айхан доверял этому чувству своего слуги. Доверял, но не следовал слепо. Да и отогнать человека, на голове которого белеет тюрбан совершившего хадж, купец не мог. Соседи, правоверные мусульмане, не поймут.

Купец подхватил со стоявшего у правой руки блюда горсть изюма, отправил его в рот и поискал глазами Ильхана, своего верного помощника.

– Что угодно? – подскочивший подручный заметил знак хозяина и начал теснить оборванца в сторону от прилавка.

Вместо ответа, просьбы о милостыне или еще какой ерунды, старик остановился, как вкопанный, нагнулся к лицу приказчика, всмотрелся в него и громко выдохнул:

– Слава Аллаху! Хоть этот выживет!

– Что? – оторопел Айхан.

Его работники лишь рты открыли на такую тираду.

Наемник-итальянец без приказа ступил вперед, закрывая хозяина телом.

– Что ты хотел сказать, уважаемый хаджи? – Озтюрка неожиданно взволновала фраза, оброненная каким-то прохожим оборванцем.

– Ничего, купец… – старик окинул взглядом невысокую фигуру и добавил. – Боюсь, что для тебя – ничего хорошего.

Он повернулся, чтобы уйти, но по знаку турка один из его приказчиков уже заступил дорогу.

– Ты куда-то спешишь, хаджи? Так не терпится сбежать, что даже не хочешь дать ответ на мой вопрос? Или ты из базарных говорунов, которые любят набивать себе цену, вываливая на людей тайны и придумывая то, чего нет и не было?!

Старик остановился и, склонив голову на бок, уставился на взопревшего на солнце купца.

Рядом с Озтюрком уже остановилось несколько прохожих, подтянулись торговцы и приказчики из соседних навесов.

– Аллах свидетель, ты сам меня просишь!

Оборванец придвинулся ближе, отчего набычилась шея у телохранителя-наемника.

Стало заметно, что левая рука хаджи завернута в пояс. Видимо, конечность высохла к старости. Кроме того, Айхан отметил, что незнакомец приволакивает левую ногу.

– Ты сам просишь! – громко повторил старик.

Айхан нахмурился. Что это с ним?

Что может сказать этот старец? К чему этот бессмысленный спор? Раскричался, как мальчишка, уличенный за подсматриванием у реки, где купаются девы. Откуда нервозность? Озтюрк громко выдохнул воздух, успокаиваясь. Все – из-за проклятых сербов! Юнаки! Влез в их свару, теперь убийцы за каждым углом мерещатся!

Он пропустил начало повествования старца.

– …И схватили меня, пытали, жгли огнем и руку резали, – оборванец заголил левый рукав, открывая страшную зарубцевавшуюся плоть с замотанной в обрывки холстины культей. – Да только не сломали дух мой, не сломили веру!

Озтюрк скривился. Еще один умалишенный дервиш! Он уже пожалел, что начал разговор.

За спиной купца остановился паланкин. Богатая турчанка, выбравшаяся на рынок, прислушивалась к эмоциональному гомону столпившегося народа. А оборванец как будто даже стал выше ростом.

– Но Аллах, послав мне испытания, дал и дар мне необыкновенный!

Айхан попробовал хмыкнуть, но получилось неубедительно.

– Дар видеть и выделять из толпы людей, над чьей головой уже занесен меч кисмет.[51]51
  Кисмет (досл. араб. – наделение) – то, что назначено каждому провидением.


[Закрыть] Тех, чей срок близок!

– Ты видишь мертвых? – спросил кто-то из толпы.

– Я вижу живых, которые скоро станут мертвыми! Тех, над кем простерта длань Азраила.[52]52
  Азраил (древнеевр. «Бог помог») – ангел смерти в иудаизме и исламе. Азраил наблюдает за умирающим, отделяет душу от тела и принимает души умерших.


[Закрыть]

Айхан удивился:

– При чем здесь я?

Старик сверкнул глазами:

– Думай, купец! Думай, откуда явится к тебе посланник рока! Бывало так, что те, кому я предсказывал худшее, молитвами и заступничеством Аллаха находили выход!

Озтюрк сделал непроницаемое выражение лица. Сейчас этот оборванец заявит, что за небольшую плату он возьмется решить эту проблему… Сейчас… Купец еле сдерживался. Только брякни лжепророк что-то подобное, и Айхан тогда уже не посмотрит на белый хадж на голове незнакомца. Люди Озтюрка проучат прохиндея так, чтобы тот навеки забыл дорогу в Котор!

Но старик лишь развернулся и с достоинством двинулся прочь от налившегося гневом купца. Озтюрк опешил. И это все? Большинство собравшихся вокруг правоверных тоже остались в недоумении.

Когда странный хаджи отошел на десяток шагов, раздался взрыв. Стоявший у крайнего навеса гончарного ряда кувшин внезапно изрыгнул клубы дыма и, взлетев на высоту в несколько локтей, с грохотом разорвался.

Телохранитель прыгнул вперед, заслоняя хозяина. Вокруг засуетились: кто-то присел от страха, некоторые засеменили к выходам с рынка, остальные же еще только вытянули шеи, силясь рассмотреть, что там, у лавки гончара, происходит. Айхан и сам приподнялся на цыпочках, заглядывая за частокол спин.

Широкая ладонь заткнула открывшийся рот купца, рывком втянула ошеломленного турка в паланкин.

– Это тебе, потрох, за Небойшу с Огненом!

Тонкое и острое, как шило, лезвие вошло в ухо Айхана. Вошло и оборвало недолгую жизнь. Мгновение спустя уже мертвое тело полетело в базарную пыль.

Следом за первым рванул второй кувшин.

– Убивают! – чей-то истошный вопль вдали буквально разорвал тишину замершего рынка.

Как удар хлыста разгоняет табун лошадей, так второй взрыв и крик заставил разбежаться всегда охочих до зрелищ зевак. Впереди стремящейся в закоулки толпы пара сербов шустро волокла богатый паланкин.

Телохранитель, убедившись, что угрозы со стороны гончарной стороны нет, развернулся, затем склонился над некстати разлегшимся господином. Губы Айхана были сжаты, глаза закрыты, на теле ни единой раны. Что случилось?

Из уголка рта на землю потекла тонкая струйка крови. До наемника дошло.

– Всем стоять!

Но его уже никто не слушал. Те, кто не успели исчезнуть в темноте лавок и ближайших харчевень, спешили убраться поглубже в недра улиц, подальше от беспокойной нынче рыночной площади.

Последним аккордом над площадью разнесся эзан муэдзина.[53]53
  Эзан – призыв на молитву. Муэдзин – специальный человек при мечети, оповещающий с минарета правоверных о том, что пришло время намаза (молитвы).


[Закрыть]

Спустя полчаса, когда базарные стражники еще только выглядывали среди выходящих из джами[54]54
  Ближайшая мечеть.


[Закрыть] правоверных кади для того, чтобы тот отдал приказ закрыть ворота Котора, охрана южных ворот остановила стремящийся из города кочи. Пожилой мул с трудом тянул повозку, в которой громоздились обширные телеса двух крупных турчанок. Как и положено истинным мусульманкам, их лица были скрыты под густой вуалью, головы замотаны платками и шалями, тела прикрывали длинные платья-халаты.

– Кто и куда? – устало спросил старший янычар.

Один из двух сопровождающих повозку мужчин, по виду – телохранитель, пожал плечами.

– В Радовичи. Куда же еще?

Янычар удивленно застыл.

– По дороге? Когда любой рыбак вас за монетку в мгновение ока туда доставит?

Телохранитель почесал кудлатую голову.

– Так-то оно так… Верно… Да только госпожу на море мутит. А она нынче… Не желает волноваться.

Вместе с сумбурным объяснением в руку постового перекочевала серебряная монетка.

– А сама она немая, что ли? – усомнился янычар, пряча в пояс подношение.

– Да нет. Молитву читает.

Стражник рассмотрел в руках женщин четки и успокоился.

Повозка покатилась в сторону скал.

Когда кочи завернул за ближайший выступ, створки ворот захлопнулись. Базарная стража все-таки нашла местного судью.