Текст книги "Темная лошадка"

Автор книги: Андрей Дышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 4

ИЗ ДВЕРЕЙ НА ПЛАТФОРМУ ВЫШЕЛ ОЧЕРЕДНОЙ ЗАЛОЖНИК. Это был молодой сухощавый мужчина в очках, одетый не для гор – в черную, на синтепоне, куртку и темные брюки, заправленные в полусапожки. Щурясь, он посмотрел на вагон, оглянулся на дверь, словно хотел получить подтверждение, и неуверенно подошел к краю платформы.

Мужчина зашел в вагон и молча встал у торцевого окна к нам спиной.

– Много людей осталось в автобусе? – спросил я у него.

– Что? – переспросил он, оборачиваясь. – Каких людей?

Через толстые стекла очков его глаза казались маленькими, сидящими глубоко в черепной коробке. Черная шапочка, надвинутая до бровей, плотно обтягивала голову и скрывала уши – так шапки надевают только заботливые мамы своим детям. Тонкой шее с точечками ранней щетины было слишком просторно в растянутом вороте зеленого свитера; из-за этого, должно быть, мужчина все время втягивал голову в плечи. Поверх нагрудного кармана куртки висела нелепая медная эмблема с изображением сосны и надписью: «ПЕТРОЗАВОДСК – ГОРОД СЛАВЫ».

– Я имею в виду заложников, которые остались в автобусе, – уточнил я. – Вы не обратили внимание, сколько там человек?

– Человек тридцать, – ответил мужчина. – Или сорок.

– Какая разница, сколько там осталось! – вмешалась дамочка. – Они пообещали отпустить всех, кроме десятерых. Значит, еще семерых пригонят сюда.

– Шестерых, – поправил я.

– Вас я не считаю, – язвительно ответила дамочка. – Надо еще разобраться, что вы за гусь.

Ну вот! Эта фурия невзлюбила меня всерьез и надолго.

– Отпустят, если милиция выполнит требования, – сказал мужчина, прижимая к груди красные, словно ошпаренные кипятком, руки.

– А какие требования? – спросил я.

– Насколько мне известно, если, конечно, я правильно понял… Обо все этом, видите ли, мы можем только догадываться по урывочным и, подчас, очень противоречивым сведениям…

– Они требуют не препятствовать уходу в горы. – Дамочка не выдержала нерешительности мужчины, но самолюбие не позволило ей смотреть при этом на меня, и она вроде как ответила сама себе.

– Только и всего? – удивился я.

Дамочка не сдержала презрительной усмешки. Покачивая головой, словно была поражена моей тупостью, она процедила, и на этот раз не обращаясь конкретно ни к кому:

– Только и всего, что они уйдут в горы с «лимоном» баксов. Какой, право, пустяк!.. Вот дерьмовщики, совсем баб не жалеют!

На этот раз в вагончик вбежала пара – мужчина и женщина. Оба были невысоки, круглы фигурами и лицами. Мужчина сильно вспотел, лицо его, казалось, плавилось, источая из себя воду. Женщина, круглоглазая от страха, тем не менее восторженно улыбалась и смотрела на тех, кто был в вагончике, как на родственников.

– А вы не знаете, – заговорщицким шепотом спрашивала она, глядя на всех поочередно, – ОМОН уже вызвали или нет? И вообще, нами будет кто-нибудь всерьез заниматься?

– Ага, ОМОН, – кивнула зловредная дамочка, глядя в пол. Она снова курила и опять часто щелкала пальцем по кончику сигареты. – Нам тут еще только ОМОНа не хватает. Чтобы пришили всех, как баранов на бойне.

– Вы говорите страшные вещи.

– А вы надеялись, что с вами тут шуточки шутить будут? Вляпались мы, голубушка, по самые ноздри.

– Давайте знакомиться, что ли? – сказал потеющий и протянул мне скользкую, как мыло, ладонь. – Власов. Дмитрий. А это, – он кивнул на круглоглазую, – моя супруга Ирэн.

– На вашем месте я бы сначала поинтересовалась, откуда этот гражданин здесь взялся, – заметила дамочка, кивая в мою сторону. – И какой вообще смысл в этом знакомстве? Все равно через минуту вы забудете мое имя.

– Почему вы так плохо… – возразил потеющий. – У меня прекрасная память. К слову, да будет вам известно, персидский царь Кир знал по именам всех солдат своей армии, а греческий Фемистокл – каждого из двух тысяч жителей Афин…

– О, господи! – вздохнула Ирэн. – А ты знаешь даты дней рождения всех сотрудников своего управления. Это никому не интересно, Димон!

– Вы, надо полагать, с нами в автобусе не ехали? – без всякой задней мысли спросил меня Дима.

– К счастью, нет. Я работаю здесь начальником контрольно-спасательного отряда.

– Спасатель! – ядовито прошипела дамочка. – Хорошо вы, однако, спасаете. А зарплату, должно быть, получаете вовремя и премии гребете?

– Я спасу вас первой, – пообещал я. – Выкину из вагончика на небольшой высоте.

– Только попробуй! – пригрозила дамочка. – Коснешься меня – ресницы вместе с глазами повыдергиваю.

– Друзья, давайте не будем ссориться! – без особого энтузиазма предложил потеющий. – Нам надо выработать совместный план действий.

Справа от меня стоял мужчина в очках. Похоже, он думал о чем-то своем, и лишь когда в вагоне стало тихо и все посмотрели на него, мужчина повернулся, с затаенным испугом принимая любопытные взгляды.

– Каждый волен поступать так, как считает нужным, – высказал банальную мысль потеющий.

Я взял за локоть потеющего.

– О чем речь? Что этот очкарик натворил? – негромко, чтобы не услышала дамочка, шепнул я.

Власов исподлобья посмотрел на меня.

– Когда стало известно, что отпустят всех, кроме десятерых, – на ухо ответил он, – то этот чудик добровольно вызвался идти с террористами.

В это время на платформу вышла еще одна пара – одетые в одинаковые салатовые горные комбинезоны мужчина и женщина. Мужчине было под пятьдесят, он был высоким, стройным, а обширная лысина матово отливала медью. Он был очень взволнован, но старался казаться спокойным.

– Черт знает что! – бормотал он, ступая по платформе так, что скрипели доски. – Управы на них нет. Совершенно идиотские правила игры!

Его спутница – молодая особа лет двадцати с кукольным глупым личиком следовала на полшага за мужчиной и улыбалась так, как улыбаются дети близкой перспективе попасть в игрушечный магазин. Мужчина зашел в вагон, и в нем сразу стало тесно.

– Ну что, что теперь, по-твоему, мне делать? – спросил мужчина свою спутницу с таким видом, словно вагон был пуст, или он сел в собственный автомобиль.

– Позвонишь позже, – безразличным голосом ответила девушка.

– Да никогда, ни при каких обстоятельствах я не нарушал своего слова! – начал выходить из себя мужчина. – Всю жизнь я звонил ей строго в определенные часы и в определенные дни! Если я не позвоню сегодня – это будет чепэ! Катастрофа! Она обо всем догадается!..

В вагон вбежали двое мужчин с автоматами. Лысый с маской на лице, которого я уже видел в вестибюле, наставил на нас ствол и истошно закричал:

– Всем к бортам!! Живо!! Мордами к окнам!! Руки за головы!!

В голосе его было столько злобы и готовности выстрелить, что ему подчинилась даже дамочка-змея. Толкая друг друга, мы прижались лицами к окнам. Справа от меня, под рукой, тряслась Мэд. Слева сопел и сдувал с кончика носа капельки пота Дима.

Вагон вздрогнул и просел – в него запрыгнул второй террорист. Это был рослый, тяжеловесный мужчина в черных горнолыжных очках, закрывающих большую часть его высокого лба и глаза, а поверх рта и носа был повязан красный платок.

– Эй, чмошник! – крикнул лысый, высунувшись через дверной проем. – Заводи свой самолет. Полетели!

Прозвенел сигнальный звонок. Вагон дрогнул и беззвучно отчалил от платформы. Подняв автомат стволом вверх, второй террорист смотрел через открытый дверной проем вниз, на удаляющийся корпус станции, где среди сосен виднелись крыши автобуса и милицейских машин. Сплюнул, повернулся к лысому и похлопал по рюкзаку, висевшему на своем на плече.

– Ххха-а-а!! – крикнули оба террориста, подняли руки, хлопнули ладонью о ладонь и, словно клоуны, завершившие спектакль, одновременно сорвали со своих лиц маски.

Глава 5

ПЕРЕВАЛИВАЯ ЧЕРЕЗ ПОПЕРЕЧНЫЕ БАЛКИ ОПОР, вагон скрипел, раскачивался, и оттого на мгновение замирало сердце: упадет или нет? Мы, прижавшись лбами к холодному стеклу, дышали на него и сквозь запотевшие матовые круги смотрели на плывущий под вагоном выкат Азау, торчащие из-под снега рыжие скалы и валуны.

Дамочка-змея первая опустила руки и, повернувшись вполоборота, голосом ведущей «Спокойной ночи, малыши!» спросила:

– Товарищ террорист! Вы позволите даме сесть?

Блондин и лысый переглянулись. Лысый, закуривая и кидая спичку вниз через оконный проем, небрежно посоветовал:

– Не наглей, цапля болотная!

Видит бог, это он напрасно сделал. Дамочка подбоченила руки, смерила лысого испепеляющим взглядом и сквозь зубы процедила:

– Вот же гадина! Мало того, что в спину меня толкнул, так еще и разговаривает, как с уличной девкой.

Лысый вздернул вверх брови.

– По-моему, она умеет летать, – сказал он блондину.

– А по-моему, нет.

– Вот сейчас и проверим, – ответил лысый, схватил дамочку за воротник и подтащил к открытой двери. Она взвизгнула, попыталась вывернуться, но он пригнул ее голову к своим коленям, схватился свободной рукой за поручень, чтобы ненароком не вывалиться самому, и стал подталкивать ее к краю.

– Ребята, она же пошутила! – сказал я, поворачиваясь к дверному проему и протягивая руку, чтобы схватить дамочку за куртку.

Блондин приподнял автомат и несильно ударил меня прикладом в грудь.

– На место!

– Ой-ой-ой!! – заголосила дамочка, хватая лысого за колени. – Не надо, пожалуйста, не надо!!

– Вроде не умеет, – пожал плечами блондин.

– Притворяется! – покачал головой лысый, не вынимая изо рта сигарету. – Такие словоохотливые летают лучше цапель.

– Пожалуйста! Пожалуйста!.. – кричала дамочка.

Мэд негромко заскулила, прижимаясь ко мне. Круглоглазая стала нашептывать молитву.

– Да вы с ума сошли! – крикнул потеющий, не рискуя, однако, опустить руки и оторваться от стекла.

– Мужики! – добавил я. – Вам же омоновцы этого не простят! Зачем лишний грех на душу брать?

– О! – сделал удивленное лицо лысый, слегка ослабляя прессинг в адрес дамочки. – Еще один летчик! Сейчас будет воздушный дуэт. Заодно вагон разгрузим.

Блондин схватил дамочку за мохнатый ворот безрукавки и притянул ее к себе.

– Лапки за голову! – ласково произнес он.

Дамочка медленно выпрямилась, все еще с ужасом глядя в дверной проем и, вмиг превратившись из змеи в кроткую телку, послушно подняла руки. Блондин расстегнул пуговицы на ее безрукавке, провел ладонью по груди и извлек из внутреннего кармана стопочку документов. Раскрыл паспорт и стал его листать.

– Алексеева Лариса Дмитриевна. Муж?.. Муж почему-то под другой фамилией: Сандус Лембит. Африканец, что ли? Детишек нет. Это понятно. Зачем такой склочной бабе детишки? – Он сложил и протянул паспорт своему напарнику: – Тенгиз! На, полистай, познакомься с нашими, так сказать, клиентами… Что тут у нас еще?.. Билет на поезд…

Лариса только раскрывала рот, но уже не смела ничего говорить и всякий раз, когда вагон раскачивался под опорами, отходила дальше от проема.

– Единый проездной за февраль, – продолжал рассматривать документы блондин. – Уже не понадобится. За борт его!.. Пропуск. Это ты на фотографии, что ли? На все пятьдесят выглядишь. Какая же ты, Лариса Дмитриевна, нефотогеничная.

Блондин раскрыл небольшой квадратный бумажник.

– Что у нас тут? Рублишки и баксы. Ну, баксами нас теперь не удивишь. Забирай все обратно, нам твоего не надо.

– А чего, в самом деле, удивляться этим баксам, да, Бэл? – спросил Тенгиз, заглядывая в ствол автомата и сдувая мнимую пыль. – Тот мент тоже сначала удивился, когда я у него миллион баксов потребовал. А как я показал ему две канистры с бензином, так он сразу удивляться и перестал… О! Торжественная встреча на орбите!

Мимо нас проплыл вниз встречный вагон. Тенгиз, вскинув автомат, послал ему вслед очередь. Люди одновременно вздрогнули и переступили с ноги на ногу. В вагоне запахло кислой пороховой гарью. Тенгиз заметил, как заложники отреагировали на автоматную очередь. Ему это понравилось, он не смог сдержать улыбки. Подняв автомат над головой, для чего-то несколько раз клацнул лепестком предохранителя.

– Нет у нее удостоверения, что летать умеет, – сказал Бэл, проверив оставшиеся карманы дамочки, которые оказались пустыми.

– Нету, – совершенно серьезно подтвердила Лариса и отрицательно покачала головой.

– Это плохо, – помрачнел Тенгиз, выплевывая окурок в проем. – Тогда запустим переводчика.

– Какого еще переводчика? – уточнил Бэл.

– А вот этого! – ткнул мне стволом в живот Тенгиз. – Раз за бабу заступился, пусть вместо нее и прыгает… Ну, ты готов, сокол?

Тенгиз смотрел на меня своими карими зрачками с мутными, красноватыми белками, какие бывают от недосыпания или пьянства. Он старался не моргать и хотел, чтобы я не выдержал его взгляда и первым опустил глаза. Мне же было легко рассматривать вблизи лицо этого человека. Когда так, в упор, рассматриваешь какого-нибудь неоднозначного субъекта, всегда удивляешься: оказывается, он самый обыкновенный – и губы у него потресканные, и зубы подпорчены, и под глазом смазанное грязное пятно.

– Ну что? – не выдержал Тенгиз и оттолкнул меня стволом автомата. – Что пялишься? Может, хочешь, чтобы я к тебе по-немецки обратился?.. Гитлер капут, дранг нах остен! Быстро сигай вниз и изображай полет «Мессершмитта» над Сталинградом!

Он думал о себе, что остроумен и, ожидая реакции Бэла, повернул лицо в его сторону. Бэл помог Тенгизу и усмехнулся. Мэд вдруг стала вздрагивать, словно ее одолела неудержимая икота, и я увидел, что по ее щекам текут слезы.

– Nein, nein, es ist unnotig! Dass ihn in Ruhe! [6]6
  Нет, нет, не надо, пожалуйста! Не трогайте его!


[Закрыть]

Тенгиз, продолжая невыносимо фальшиво играть самоуверенного и остроумного хозяина нашей судьбы, склонился над мокрым лицом немки и, рассматривая его, произнес:

– Ни хрена не понимаю, чего она хочет. Курлы-мурлы, шихт-михт… Ну-ка, полиглот, – перевел он взгляд на меня. – Переведи!

– Она просит, чтобы вы оставили ее в покое.

Мэд молча крутила головой и крепко держала меня за руку.

– У нее же марки должны быть, Бэл! – громко, почти криком сказал Тенгиз. Когда он кричал, он выглядел не таким жалким. – Как мы об этом сразу не подумали!.. А ну-ка, Ева Браун, хэндыхох! Финансируй возведение памятника героям обороны Эльбруса!

– Оставь ее, – не глядя, приказал Бэл, взялся за поручень и выглянул наружу. – Причаливаем к «Кругозору»!

Двуглавый конус Эльбруса исчез за мутной шторой облаков. Чем выше мы поднимались, тем заметнее усиливался ветер. Под его порывами вагон стал раскачиваться, трос скрипел, стонал, гулко гудел, ударяясь о конструкции опор. Вагон, снижая скорость, въехал в «карман» между бетонными стенами и остановился у платформы. Никто не вышел его встретить, хотя на станции был дежурный технарь, и он не мог не знать, что несколько минут назад канатная дорога была включена.

Бэл соскочил на платформу. В опущенной руке он нес автомат, другой держал лямку рюкзака. Он шел к двери свободно и, в отличие от Тенгиза, не был напряжен. Здесь, на станции «Кругозор», на высоте более трех тысяч метров, ему некого было опасаться. Милиция осталась внизу, а подняться сюда без помощи канатки могли только специально подготовленные люди, но и на это у них ушло бы не меньше трех часов.

Мелкий и сухой, как соль, снег кружился вокруг ботинок Бэла. Порывы ветра, спиралью затягивая снежную пыль в небо, пригоршнями кидали ледяные иглы нам в лица. Тенгиз заворчал и втянул лысую голову в плечи. Мы молча ждали своей участи.

Я смутно представлял, что может произойти с нами в ближайшие часы, но был уверен, что ждать помощи не следует. Насколько я мог судить, террористы действовали, как полные идиоты, и потому прогнозировать их дальнейшее поведение было бессмысленно.

Дверь открылась. Бэл качнул стволом автомата.

– Гони!

Нас перевели через коридор на другую платформу. Отсюда вагон ходил еще выше, на станцию «Мир». Там были комнаты для ночлега, чем-то напоминающие гостиничные номера, кафе и гараж для гусеничных машин. Выше «Мира» протянулась канатно-кресельная линия, почти достигающая ледовой базы. Других маршрутов в этом районе не было.

– Вы знаете эти места? – вполголоса спросил меня Дима. Мягкая и объемная, как воздушный шарик, Ирэн склонила голову в нашу сторону. Она искала середину – ту невидимую точку, откуда можно было бы услышать разговор Эда с любовницей и мой ответ на вопрос Димы.

– Выше – станция «Мир», – ответил я.

– А еще выше?

– Ледовая база.

– А позвонить с ледовой базы можно? – спросил меня Эд.

Я отрицательно покачал головой.

– База! – фыркнул он. – Что за база без связи! Дыра! Каменный век! На горнолыжных курортах Швейцарии позвонить можно хоть с Сен-Бернара, хоть с Симплона.

– А ты был в Швейцарии, Эдька?! – воскликнула подруга, на мгновение забыв про голод.

Они говорили слишком громко и могли привлечь внимание Тенгиза. Я не хотел, чтобы террористов заинтересовал тот же вопрос. В моем вагончике на базе была радиостанция, по которой можно было связаться с дежурным контрольно-спасательного отряда Тырныауза и с моими ребятами – Чаком Касимовым и Глебом Литвиновым. Станцией я пользовался редко, аккумуляторы для нее получал еще реже, потому вероятность надежной связи была невысока, и все же.

Бэл запрыгнул в вагон, махнул кому-то рукой, и вагон тотчас отчалил от платформы. Нас окружала молочно-белая мгла, и лишь только стук колес на опорах и жесткое раскачивание воздушного экипажа свидетельствовали о том, что мы движемся, а не висим в каком-то странном пространстве, где нет ни верха, ни низа, потому как оно бесконечно во все стороны.

Глава 6

ЦИНИЧНАЯ, МЕРКАНТИЛЬНАЯ ДУШОНКА! Каюсь, более всего я опасался за жизнь Илоны, но не потому, что мною управляли высокие чувства, вроде долга или человеколюбия. Илона была внучкой богатого предпринимателя, сама владела каким-то совершенно ломовым замком в Вейсенбурге, и с какой бы яростью я ни натравливал на себя совесть, упрекая за мздоимство и расчетливость, все равно на душе становилось тепло: если все обойдется и я доставлю внучку дедушке в полном порядке, старый вояка не останется передо мной в долгу.

Я взял Мэд за руку и слегка сжал ее. Немка подняла глаза, измученные увиденным и воображаемыми картинами будущего, и слабо ответила на мое рукопожатие.

– Все будет зер гут, – сказал я и, пожалуй, впервые с момента нашей встречи на станции Азау улыбнулся естественно. Это получилось легко и без натяжки. Для того чтобы оставаться самим собой в трудные минуты жизни, Карнеги советует заняться заботой о ближних. Меркантильная сторона моего сердца увлеклась перекачкой крови, а второй половиной, предназначенной для любви, я искренне пожалел Мэд.

Молодой человек, вызвавший недоумение среди заложников очень даже нормальным поступком, страдал от холода и непонимания. Он держался в стороне от нас, невольно кучкующихся в центре вагона, где, казалось, было теплее и безопаснее, чем у заклеенных снегом окон. Он напоминал неудачника, терзаемого комплексом вечной вины за все плохое, что происходит в мире, включая ненастную погоду и экономический хаос, и сейчас, возможно, остро переживал свой благородный порыв, терзал душу обвинениями в свой адрес и еще больше уходил в себя. Он был единственным в вагоне, кто не был одет соответственно климату и особенностям Приэльбрусья. В брюках и тонкой синтепоновой куртке в горы не ездят, и я не мог понять, какого черта он оказался в рейсовом Терскольском автобусе, который обычно заполняют только местные жители да фанаты горных лыж.

На очередной опоре нас хорошо тряхнуло, и я сделал вид, что потерял равновесие, ухватился за боковой поручень и оказался рядом с молодым человеком.

– Как зовут? – спросил я.

Молодой человек глянул на меня. Снег на его очках растаял, и теперь на стеклах дрожали капли, будто человек плакал сквозь очки.

– Глушков, – ответил он и сразу отвернулся к окну.

– Замерз, Глушков?

Он не ответил и лишь повел плечами.

– Когда поднимемся на «Мир», я постараюсь добыть тебе какую-нибудь одежку, – сказал я.

Бэл повернул голову в нашу сторону.

– Эй, ты! – лениво пригрозил он. – Закрой рот.

– Этот парень плохо одет, – ответил я. – Он замерз.

– Тогда отдай ему свой пуховик! – визгливо вставил Тенгиз. – Позаботься о ближнем, вошь кукурузная! Или слабо?

Он, пританцовывая на месте, уставился на меня. Его физиономия излучала улыбку участника какой-то идиотской телеигры, типа «Выбери друга» или «Угадай, чей зад». Я пожалел о том, что начал с ним разговор. Выходило, что я проявлял добродетель лишь в доказательство своего благородства, и все же расстегнул замок на куртке и стащил ее с себя.

– Ну что вы! – ужасно смущаясь, произнес Глушков и покраснел пятнами. – Не надо!

– Давай, давай, мерзляк! – подзадоривал Глушкова Тенгиз. – Парень расщедрился, чтобы показать всем, какой он хороший. Хватай пуховик, пока дают, не то он сейчас передумает.

Я накинул куртку на плечи Глушкову.

– Теперь вы будете мерзнуть, – заметил мне Эд, делая ударение на «вы». – Так что, собственно, изменилось?

– Теперь мы должны проникнуться глубочайшим уважением и доверием к господину спасателю, – воткнула Лариса и, вздохнув, процедила: – Умираю, хочу в туалет.

Бандиты не слушали нашей вялотекущей дискуссии. Тенгиз распахнул дверь и, прикрывая глаза от снега, всматривался в белую пелену. Сквозь густой туман и штору снегопада проступили бесцветные контуры станции «Мир».

Серое здание обретало контуры, детали и тени. Вагон, раскачиваясь, как маятник, тяжело стукнулся о край платформы. Чета Власовых, не удержавшись, свалилась на колени Ларисе и Илоне. Тенгиз прижал леди к борту, и та певуче вскрикнула: «А-а-у-у-у!» Бэл, подняв автомат стволом вверх, выскочил из вагона, когда тот еще не остановился, кинулся к стене, оперся о нее спиной, глядя во все стороны.

Замерев, мы смотрели на серые стены, дверь, ведущую в тамбур, и маленькое окошко диспетчера.

– Ну, что там? – с надеждой спросил Тенгиз Бэла.

Тот не ответил, вернулся к вагону, мельком осмотрел нас и, схватив за руку Ларису, вытащил ее на платформу.

– Эй-ей! – крикнула она. – Поаккуратнее!

Тенгиз скопировал действия своего коллеги, но грубее. Юную леди под тяжкий вздох Эда он выволок из вагона за ворот комбинезона и толкнул на стену.

– И немку, – коротко приказал Бэл Тенгизу и на редкость неприятно улыбнулся. – Ее пожалеют, бомбами забрасывать не станут.

Я еще не понял, что террористы выбирают только тех, кто им нужен, и взял Мэд за руку, чтобы выйти из вагона вместе с ней, но Тенгиз ударил меня стволом в живот.

– На место! – на высокой ноте прокричал он и показал Илоне свои оскаленные зубы. – Эй, Ева Браун, на выход, одна! С вещами! Шнель, шнель!

Мэд прижала к груди рюкзачок с сапожками, словно он был живым, сильным существом и мог защитить ее, и, глядя на Тенгиза затуманенными глазами, отрицательно покачала головой.

– Что-о? Бунт на корабле?.. Бэл! Она хамит!

Если бы Бэла удалось выкинуть из вагона, то с Тенгизом справились бы даже женщины. Я сказал:

– Послушай, немка плохо подходит для роли заложницы. Она не понимает, что ты от нее хочешь.

– Быстрее! – рявкнул Бэл.

У юной леди, которая стояла за спиной Бэла и прижималась к стене, проявилось естественное человеческое чувство.

– Эд! – позвала она. – Мне страшно.

– Все будет хорошо! – пообещал из вагона Эд и уставился на стрелки часов.

Неожиданно меня потеснил сзади Глушков и вышел на платформу.

– Куда?! – вспетушился Тенгиз и приставил к его подбородку ствол автомата.

– Она еще совсем ребенок, – произнес Глушков, не смея шелохнуться.

Я сначала подумал, что он имеет в виду Мэд.

– Кто ребенок?! Эта?! – злорадно взвыл Тенгиз, кивая в сторону жующей леди. – Да этот ребенок из-под мужиков часами не вылезает!

– Я ее знаю, – тихим голосом сказал Глушков и плотнее прикрыл грудь моим пуховиком. – Она больна. У нее туберкулез. Девочка может задохнуться на высоте.

– Нет! – рыгнул Тенгиз.

– Я пойду вместо нее. Я сделаю все, что вы скажете, – умолял Глушков и вдруг, к моему удивлению, рухнул на колени и прижался лицом к джинсам Тенгиза. – Очень прошу, очень прошу…

– Вот блюдолизый мерин, что творит! – выкрикнул Тенгиз, удивленный поступком Глушкова не меньше нас, и оттолкнул его от себя.

– Пусть остается, – сказал Бэл, с выражением гадливости глядя на Глушкова. – А девчонку – в вагон.

Не дожидаясь помощи Тенгиза, леди впорхнула в наш круг и спряталась за Эдом.

– Ну вот, – сказал Эд, старательно придавая голосу будничный оттенок. – Я ведь говорил тебе, что все будет хорошо. Я всегда знаю, что говорю! – И потрепал девушку по щеке.

Тенгиз, отыгрываясь за леди, грубо схватил Мэд за руку:

– Пшла, говорю!

Я несильно ударил его в плечо.

– Оставь ее!

Тенгиз раскрыл рот. Его авторитет стремительно падал. Оказывается, ему можно было перечить, и этому открытию террорист, похоже, удивился больше, чем я. Какое-то мгновение он стоял ошеломленный собственной беспомощностью.

– Еще один защитник! Я тебя урою, – не совсем уверенно пригрозил Тенгиз, но ничего не предпринял.

– Урою, обаный бабай, – ослабевшим голосом повторил Тенгиз, как вдруг Бэл, стоящий на платформе, оттолкнул Тенгиза в сторону и пудовым кулаком двинул мне в плечо. Сбитый ударом, я повалился на Мэд, с опозданием понимая, что поступил слишком опрометчиво, когда начал наезжать на Тенгиза. Вдогон пошел приклад автомата, от которого я, к счастью, успел увернуться, но поскользнулся на обледенелом полу и сильно припечатался носом об оконное стекло.

Я тряс головой, как сумку с бутылками, которую нечаянно уронили на асфальт, а потом подняли. Темные и густые капли щекотали ноздри, срывались вниз и бомбили руки, которыми я опирался в пол. В голове гудело, и я едва расслышал чьи-то голоса:

– …платком ноздри закройте…

– …а снегом на переносицу, холод остановит…

– …как много крови!..

Я поднял голову и увидел прямо перед собой ноги в салатовом комбинезоне. Глянул еще выше. Юная леди с нескрываемым отвращением смотрела на мой нос.

– Вставайте, вставайте! – приговаривал за моей спиной Дима Власов, хватал меня за свитер на спине и тянул вверх. – Эх, как вам досталось! Возьмите носовой платок.

– Ужасные правила игры! – снова изрек нечто многозначительное со скрытым смыслом Эд. – У вас кровотечение. Не надо было перечить этим… нелюдям!

Я привстал и сел на скамейку, где только что сидела Мэд. До меня не сразу дошло, что девушки в вагоне нет.

– Где она? Где Илона? – спросил я, прижимая платок Власова к носу и сморкаясь кровью.

– Увели, – ответила Ирэн.

В вагоне, не считая меня, осталось четверо: чета Власовых и Эд с подругой.