355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Буровский » Столица на костях. Величие и проклятие Петербурга » Текст книги (страница 5)
Столица на костях. Величие и проклятие Петербурга
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 00:42

Текст книги "Столица на костях. Величие и проклятие Петербурга"


Автор книги: Андрей Буровский


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

В-третьих, на балтийском побережье было много городов, которые могли бы сыграть роль столицы ничуть не хуже Петербурга. А то и получше.

Про крепость

Если даже крепость обязательно должна была располагаться на Неве – то и тогда Петр выбрал едва ли не самое скверное изо всех возможных мест.

Не было никакой необходимости строить Петербург именно на Заячьем или на Васильевском острове. Если Петру необходим был порт на Балтике, почему бы ему не пользоваться уже захваченным Ниеншанцем? Или не ставить новый город в крепком месте, где Нева вытекает из Ладожского озера? Любой из этих вариантов был бы лучше, удобнее выбранного, и приходится прийти к выводу, что Петр хотел строить новый порт именно там, где он его затеял строить.

1 мая 1703 года русская армия взяла Ниеншанц. «Мал, далек от моря и место не гораздо крепко от натуры» – написано в походном журнале Петра, после чего Ниеншанц решено сровнять с землей.

После чего уже 16 мая начинает строить крепость Санкт-Питерь-Бурьх на Енисаари, Заячьем острове, – в месте более плоском и хуже укрепленном, чем устье Охты, еще менее «крепком от натуры», лишенном даже таких укреплений, как у Ниеншанца. Ближе к морю? Да, на целых 10 километров по прямой.

В 1714 году Ниеншанц осмотрел мекленбургский посланник Вебер и нашел там только несколько развалин, глубокие рвы, колодцы, подвальные ямы. Все же строительные материалы пошли на возведение петербургских строений.

Не проще ли было воспользоваться Ниеншанцем вместо того, чтобы тащить его камни и бревна на другое место, и там опять укладывать их в правильном порядке?

Официально создавался миф о неизбежности постройки именно в этом месте. На самом деле можно было выбрать место и получше (Ижора, Орешек, Лодейное Поле) – то есть в местах, где хотя бы нет ежегодных разливов Невы.

Про столицу

Что касается создания столицы, то тут все вообще «не так»: нет вообще никаких рациональных причин переносить столицу именно в Санкт-Петербург.

Если уж необходимо перенести ее «поближе к Европе» и на Балтику, то перенести столицу можно было в уже существующие и уже отбитые у шведов в 1710 году Ригу или Ревель. Оба эти города были портами, имели мощные оборонительные укрепления, которые можно было еще усилить по мере необходимости.

Многие историки, по крайней мере, со времен В.О. Ключевского обращают внимание – мол, само возникновение Петербурга случайно; город этот возник в тот краткий момент, между 1701 и 1710 годами, когда первые захваты земель на побережье Балтики уже совершились, а будут ли новые – еще совершенно не было известно. В 1703 году у Петра еще могло появиться рациональное, логически осмысленное желание построить новый город на уже отбитых у шведов землях. После 1710 года, когда в его руках были и Ревель, и Рига, никакой реальной необходимости строить такой город уже не было.

И совершенно прав Владимир Осипович Ключевский и в другом – если речь идет о необходимости порта на Балтике, то с захватом Ревеля и Риги строить ничего уже было не нужно. Даже если необходимо было перенести столицу на Балтику, и тогда вполне годились бы и Ревель, и Рига, и Ниеншанц, и Нотебург…

Мистика решений Петра I

Петр откровенно хотел строить новый город. Не просто порт или даже не просто новую столицу, а СВОЙ город. Только свой, город только Петра, и построить его по своему усмотрению. Чтобы никто, кроме него, не имел бы никакого отношения к возведению этого города. В этот замысел входило и построить его в максимально неудобном, самом трудном для возведения месте. В таком, чтобы трудностей было побольше, и противопоставление природного и созданного человеком – максимально. Город – символ своего могущества. Город – символ своей империи. Город – памятник своему создателю. Город, в котором он сможет жить и после того, как умрет.

Известно, что Петр обожал Петербург, называл его «парадизом», то есть раем, и был к нему совершенно некритичен. Механик Андрей Нартов, знакомый с Петром лично и часто общавшийся с ним, передает, что когда «по случаю вновь учрежденных в Петербурге ассамблей или съездов между господами похваляемы были в присутствии государя парижское обхождение, обычай и обряды… отвечал он так: «Добро перенимать у французов художества и науки. Сие желал бы я видеть у себя, а в прочем Париж воняет». Петербург, по-видимому, издавал благоухание…

Пленный швед Ларе Юхан Эренмальм передает, что «царь так привязался всем сердцем и чувствами к Петербургу, что добровольно и без сильного принуждения вряд ли сможет с ним расстаться». Далее Эренмальм передает, что царь не раз и не два говорил, целуя крест, что он легче расстанется с половиной своего царства, чем с одним Петербургом.

Впрочем, есть немало и других свидетельств, и русских, и иностранных свидетельств того, что Петр противопоставлял Петербург не только ненавистной Москве, но и вообще всему миру – и Парижу, и Лондону, и Стокгольму, и… словом, всему на свете.

Эта судорожная, некритичная, доходящая до крайности любовь не совсем обычна и для порта, и даже для собственной столицы, но объяснима для своего детища, для города, создаваемого как место для жизни и место последнего упокоения.

Самодурство? Видимо, и без него не обошлось. Но даже и это желание любой ценой завести не какой-нибудь, а «собственный», Петром же и построенный град-столицу, не дает ответа на вопрос: ПОЧЕМУ ВЫБРАНО ИМЕННО ЭТО МЕСТО?!

Ведь что бы ни строить – а оно одно из наихудших.

В создании Санкт-Петербурга именно там, где он был создан, есть нечто в полной мере мистическое. То есть постройка крепости на Заячьем острове спустила механизм причинно-следственных связей. Если крепость перерастала в город, тем более – в столичный город, то уже совершенно закономерно центр этого города перемещался на Адмиралтейскую сторону. И в дальнейшем город тоже рос по своим законам естественной истории городов.

Но в том-то и дело, что не было никакой необходимости строить ни крепость, ни тем более город на Заячьем острове. Я совершенно серьезно утверждаю, что в этом выборе Петра есть нечто вполне мистическое, не объяснимое никакими рациональными причинами и не сводимое ни к какой военной или государственной необходимости. Не объяснимое даже блажью или самодурством Петра. Действительно – а почему его приворожило именно это место? И с такой силой приворожило, что до конца своих дней он обожал свой «Санкт-Питерь-Бурьх»? Это непостижимо.

Глава 7 Мифы названиЯ

…в Европу прорубить окно.

А.С. Пушкин

Современный человек (в том числе и житель Петербурга) редко сомневается – этот город назван в честь Петра I. На самом деле город был назван в честь святого Петра. Град святого Петра имел того же небесного покровителя, что и Рим – то есть претендовал на такое же значительное положение в мире [21] . Название же города долгое время никак не могло устояться. Санкт-Питербурх, Санкт Питер Бурх, Ст. питербурх, Санкт П. Бурх, Санктпетербург, Санктпетерзбурх, Питерсбург, петрополис, S. Piter Burch, St. Petersburgh, St.P. Burg – такие названия встречаются в официальных источниках. Долгое время кто как хотел, так и писал.

При этом герб Петербурга содержал те же мотивы, что и герб Рима (хотя, конечно, и видоизмененные должным образом): перекрещенным ключам в гербе Ватикана соответствуют перекрещенные якоря в гербе Петербурга [22] . Город ассоциировался и с Константинополем, и с Римом, и с Иерусалимом. Чем только не был он в воображении создателей!

Но сразу, еще при жизни Петра, он в сознании современников (и самого Петра тоже) становился городом Петра I. Уже упоминавшийся Андрей Нартов передает такие слова Петра, который как раз садился в шлюпку, чтобы плыть к своему домику – бревенчатой избе, в три дня построенной для него солдатами: «От малой хижины возрастет город. Где прежде жили рыбаки, тут сооружается столица Петра. Всему время при помощи Божией».

Сказано это было в 1703 году, когда только возводилась Петропавловская крепость, а славное будущее «Санкт-Питерь-Бурьха» можно было воображать себе решительно каким угодно – поскольку города еще не было.

Тем более к концу XVIII, к XIX веку Петербург становится в массовом сознании «городом Петра», и хотя образованные жители города и империи прекрасно помнят, в честь кого дано первоначальное название, Петербург – гораздо в большей степени город Петра I, чем святого Петра. Град Петра «Из тьмы лесов из топи блат вознесся сильно, горделиво», – писал А.С. Пушкин. Какого Петра? Светлого Апостола, ключаря Петра, впускающего в рай достойных, или того Петра, которому приписывается создание Петербурга («Люблю тебя, Петра творенье…)? Анализируя тексты, очень легко понять, которого из Петров имеет в виду Александр Сергеевич.

А уж на обыденном уровне, для массового и не очень образованного человека это и не обсуждается.

Глава 8 Миф о городе на костях

И в других землях города росли на костях, но там все было растянуто на века, здесь же и неизвестно, чего больше шло в болотистую землю: человеческих костей или просмоленных свай.

Н.Н. Дубов

Миф

«Все знают», что Петербург вырос на костях невероятного количества людей. Что при его строительстве погибли десятки тысяч человек – в основном рабочих, стащенных Петром со всей России, а также десятки тысяч пленных шведов. Это обстоятельство настолько общеизвестно и очевидно, что упоминают об этом практически все, пишущие об истории Петербурга. Пишут порой вскользь, как об очевидном предмете.

Даже самые серьезные историки считают своим долгом упомянуть гибель «большого числа строителей» (Соловьев). Ключевский пишет даже, что «едва ли найдется в военной истории побоище, которое вывело бы из строя больше бойцов, чем сколько легло рабочих в Петербурге и Кронштадте».

Смущает одно – никто не рискует назвать конкретных цифр. Как-то очень уж неопределенно звучит голос и Соловьева, и Ключевского, и даже всегда очень точный в своих описаниях Г.С. Пушкарев на этот раз становится невнятен: «но дорого стоил этот «парадиз» русскому народу, который должен был поставлять на постройку Санкт-Петербурга тысячи и тысячи рабочих, из которых значительная часть стала жертвами болезней и тяжелой работы в нездоровом и непривычном климате» [23] .

В некоторых книгах, вышедших в дореволюционной России, вообще как-то не упоминается чудовищная смертность рабочих. Ни всегда точный М.И. Пыляев, ни скрупулезный В.Г. Авсеенко ничего не говорят об этом. Что, запретная тема для времен царизма? Вряд ли, потому что другие историки писали вполне свободно.

В советское время нужно было и героизм народа показать, и царское правительство заклеймить позором за убийство простых людей. Но если цифры и называют – получается неубедительно. Рьяный большевик Покровский, клеймя позором проклятое самодержавие, говорил в своих лекциях: погибло «до ста тысяч». Осторожный Мавродин, и тоже на лекциях в Ленинградском университете, склонен был говорить о двадцати… Но оба они, что характерно, ничего не говорят, как высчитали число погибших.

В другом месте В.В. Мавродин высказывается еще более своеобразно: «Иностранцы определяют число погибших на строительстве Петербурга (1703–1717) в 60, 80 и даже 100 тысяч человек. Но учета погибшим не велось, ни о какой статистике в те времена не могли и помышлять. Зачастую из года в год в списках получавших жалованье, хлебное и денежное…встречаются одни и те же имена. Это заставляет думать, что иностранцы приводили значительно преувеличенные данные» [24] .

К сказанному добавлю только – шведские источники называют самые большие цифры погибших. Все уже ясно?

Но и В.В. Мавродин, словно спохватившись, добавляет: «…нет сомнения в том, что земля будущей столицы покоила в себе не один десяток тысяч ее созидателей» [25] .

А эти-то сведения откуда?!

Но в советское время уже окончательно «все знают», что потери были чудовищные, и вот, даже в учебники проникло: «Тяжелый труд, нездоровый климат, плохое снабжение приводило к высокой смертности среди крестьян и посадских, возводивших петровский «парадиз»… Не случайно впоследствии стали говорить, что Петербург построен «на костях» [26] .

Что Санкт-Петербург «стоит на костях», «все знали» уже в прошлом веке, и в художественной литературе об эпохе Петра число невинно убиенных растет поистине невероятно. Число погибших и художественная сила изображения их гибели зависят в основном от того, как относится автор к петровским реформам, лично к Петру, а особенно к деспотической форме правления. Ведь гибель множества людей, согнанных строить Петербург, так ярко показывает жестокость и вред самодержавия!

Сказанное Н.Н. Дубовым уже частично вынесено в эпиграф, а вот еще, и в духе прямо-таки эпическом: «Петр строил, будто шел на приступ. А во время боя убитых не считают. Здесь не считали и после. Мер работный люд без счета и сроков. От дурной воды, от дурной еды, от мокряди и стужи, от непосильной работы и щедрых – батогами – понуканий к усердию. Ну – и от всякой хвори. Не барской, которую немцы-лекари пользовали, вроде тифуса и ревматизмуса. Для простого люда без всяких лекарей хватало отечественных лихоманок – трясовица да невея, подтыница да гноюха, ворогуха да маятница – всех не перечесть» [27] .

Еще красочнее бывает поэзия, за что ее и ценят люди знающие. Тут даже трудно выделить какое-то конкретное стихотворение, и пусть выбирает сам читатель, что красочнее: призрак ли строителя Петербурга, который, сам того не желая, придушил бедного больного мальчонку уже в середине XIX века, живописания болезней, гнетущих поголовно всех жителей Санкт-Петербурга, или какую-то другую лапшу на уши. К вашим услугам – целые поэтические сборники [28] .

Алексей Толстой потом перековался, и как только Сталин велел – тут же старательно восхвалил Петра и все им содеянное. Но кто же знал в 1909 году, кто и когда придет к власти? А в 1909 году Алексей Толстой в своем «Дне Петра» четко пишет – мол, не боялись временные рабочие наказаний и казней, нарушали почем зря дисциплину – все равно «больше трех лет никто в Петербурге не жил» [29] .

Имеет смысл напомнить: временные рабочие жили в Петербурге в две смены с мая по ноябрь, и проводили, таким образом, в Петербурге по три месяца каждый. Алексей Николаевич пишет очевидную чепуху – но когда творится миф, такие вещи мало кого смущают.

Пытаясь сделать историю более «правильной», советские писатели писали порой вещи и куда более невероятные, чем эти обреченные строители. Ю. Герман в своей «России молодой» сообщает о таком эпизоде Северной войны: мол, Карл XII велел отрубить руки всем русским военнопленным. На сто человек оставляли одного с одной рукой, чтобы он мог вести остальных домой в Россию. Петр же, узнав о зверстве шведов, стал ставить ефрейторами этих одноруких, а безруких показывать войскам для поднятия их духа [30] .

Откуда выкопал Юрий Герман эту мрачную сказочку? Даже известно, откуда! В XI веке был эпизод, когда византийский император Василий велел ослепить пленных болгар, оставляя одного кривого на десять, и одного полностью зрячего на сто человек. Герман попросту приписывает эту историю Карлу XII, да меняет некоторые детали самого зверства (отрубленные руки на месте выколотых глаз).

Если у писателей хватает совести сочинять такого рода байки, приписать Петербургу можно гибель и миллионов людей. Бумага ведь обычно не краснеет.

Реальность

Если обратиться к фактам, а не к бредням, вырисовывается следующая картина: с 1703 по 1717 год с марта по ноябрь строили Петербург рабочие со всей России, в две смены от 12 до 18 тысяч человек. Каждая смена жила в Петербурге месяца по три. Вообще-то по разверстке Петр требовал в каждую смену по 40 тысяч человек, но число убежавших, «сказавшихся в нетях», «сказавшихся в болезнях» и «сказавшихся покойными» было всегда, в каждой партии, таких оказывалось больше, чем пришедших.

Отметим это «сказавшихся покойными» – то есть тех, кого уже включили в списки, и кто-то ли в самом деле помер, то ли был назван мертвым своими родственниками. Не сами же покойники «сказывались»: мол, помер я, не лезьте со своим Петербургом.

Впрочем, в рядах строителей Петербурга были и крестьяне из деревень, лежащих на его территории и вокруг. Они как, тоже помирали от непривычного климата?

В каждый год число временных рабочих колебалось, но вот, по данным главы Канцелярии городовых дел, князя A.M. Черкасского, в 1717 году на 32 тысячи работавших в две смены рабочих числилось 3200 кашеваров и 1000 больных. Черкасский полагал, что привлекать вольнонаемных было бы дешевле – вольных не надо кормить и лечить. С тех пор город и строили вольнонаемные.

За весь год тысяча больных, из которых умерли уж, конечно, не все? Гм…

Может быть, умерли десятки тысяч постоянных жителей города?

Но в 1710 году в Петербурге жило от силы 8 тысяч постоянных жителей. Число их возросло примерно до 40 тысяч к 1723 году.

По понятиям тогдашней России, это был большой город – ведь городского населения во всей России было не более 4 % всего населения. 40 тысяч – это примерно 12 % всех городских жителей страны. Но для смертности в десятки тысяч человек должны были в одночасье преставиться все жители стольного града Санкт-Питерь-Бурьха. Скажем, поголовно вымереть на протяжении двух или трех дней.

Петербург и к концу правления Петра оставался, по сути, крохотным городком. «Сплошные застройки находились только в ближайшей к берегу местности Петербургской стороны, называвшейся тогда «городским островом». Там была воздвигнута крепость, сначала бревенчатая, потом каменная. К ней прилегало несколько улиц, застроенных небольшими домами, деревянными и изредка мазанками… На Васильевском острове…встречались отдельные постройки. На Выборгской стороне тоже было несколько рядов очень бедных строений… На левом берегу Невы, где теперь расположен блестящий центр столицы, выстроено было только здание Адмиралтейства с укреплениями и позади него церковь Святого Исаакия. Кое-какие строения попадались разбросанными до реки Мойки…За Мойкой шли уже леса, болота и пустыри» [31] .

Тут просто некому и негде помирать в былинном количестве «десятки тысяч человек».

Всякий раз, когда у нас оказываются в руках конкретные цифры, они показывают очень небольшое число умерших.

Скажем, по «доношению» У.С. Синявина от б июня 1712 года вытекает, что послано в Петербург всего 2210 ремесленников, из которых 365 сбежали, 61 умер и 46 оказались «дряхлыми за старостью» [32] .

Отмечу – число сбежавших много больше умерших, а умерли эти 61 ремесленник до посылки в Петербург (может, их и включили в списки мертвых, чтобы отделаться и никого реально не слать?).

Вероятно, смертность среди строителей Петербурга была выше, чем в более привычных городах и землях, но где же ужасы, живописанные Дубовым и Толстым? Ужасы, на которые толсто намекают Пушкарев и Ключевский? Их нет и в помине.

Причем заметим: добровольный труд в Петербурге очень рано вытеснил подневольный. Петр I выжигал самое слово «свобода», искоренял малейшую возможность быть независимым от государства. Но независимо от убеждений, блажей или наклонностей Петра строительство еле продвигалось вперед. Как ни парадоксально – но Петербург стал первой «зоной свободы» в России Петра и его наследников. Потому что если Петр вообще хотел строить свой «парадиз» – то приходилось строить его силами вольных людей.

Основная часть построек, возведенных до 1725 года, появилась в Петербурге между 1718 и 1724 годами, когда город и правда рос совершенно стремительно.

Это было время, когда основной рабочей силой стали никакие не пленные шведы (они, насколько известно, прорубили пару просек, и только) и не «даточные люди», а главным образом оброчные крестьяне. Предъявляя «покормежные письма» от помещиков, они совершенно легально селились в городе. Крестьяне-оброчники составили вторую по численности группу населения в Петербурге изначальном – после солдат.

Второй группой строителей Петербурга стали…беглые. По всей Российской империи ловили беглых крестьян. Всякого помещика, кто принял их, безжалостно пороли кнутом, ссылали в Сибирь, лишали имений. Но в Петербурге власти, нарушая собственные законы, еще раз наступая на горло собственной песне, «не замечали» беглых и фактически поощряли тех, кто давал им работу.

Волею судеб Петербург был первым городом, который доказал Петру и его сподвижникам выгоду свободного труда. Он стал городом, зримо опровергавшим одну из важнейших идей петровского правления.

Так что вот – если Петербургу и войти в русскую историю, как какой-то особенный город, – то вовсе не как «город на костях», а как первая «зона свободы». Место, где жестокость и дурь крепостников поневоле должны были отступить. Наконец, есть место и для лозунга: Петербург построен вольными людьми!

Но интересное дело! Почему-то русское общество совершенно не заметило этого. Не заметило во времена Петра. Не заметило в эпоху Екатерины и Александра, когда реально был построен Петербург. Не замечало весь XIX и XX века. Теперь, в XXI веке, тоже старается не замечать.

Вот идея «города на костях» – она очень по душе русскому обществу, и уж ее-то муссируют третье столетие. Этот миф очень дорог россиянину, и особенно – коренному жителю Петербурга. При том, что живут-то петербуржцы даже в зоне самой старой застройки – вовсе не в городе, который построил Петр. Никак не мог жалкий мужичонка, согнанный в Петербург на погибель, придушить бедного больного мальчика в 1858 году. Враки это, и притом враки неумные.

Корни мифа

Получается: молва стократ преувеличила число погибших при строительстве Петербурга. Число этих погибших называют разное, но маловероятно, чтобы погибло больше 4–5 тысяч – за все время между 1703 и 1717 годами.

Почему же возник миф о «городе на костях»? И почему он оказался таким стойким, таким невероятно живучим?

Буду рад, если кто-то раскроет эту тайну более полно… Я же в состоянии увидеть только одно: люди не хотели строить Петербург. Русские люди не хотели жить в Петербурге. Им хотелось, чтобы жить в Петербурге было невозможно, чтобы место это было гиблым и противным.

Во-первых, никто не любит подвергаться насилию. Царь велит строить пес его зачем нужный город? Подчиняемся, потому что дело его, государево; нечего тут умничать, а надо исполнять приказ батюшки-царя, Антихриста Алексеевича… Но можно сказаться больным, а то и помершим. Или по-тихому удрать, как только представится случай.

Во-вторых, Петербург был попросту неудобным для жизни, неприспособленным городом. Низкое место, сыро, дров мало, цена на продукты – в три раза выше, чем в Москве. То есть к середине XVIII века все изменилось совершенно! Но в эпоху Петра не нужно было никакой мистики Санкт-Петербурга, чтобы объяснить нежелание в нем жить.

В-третьих, переселенцы в Петербург рвали привычные связи – и семейные, и клановые, и социально-экономические. Кому хочется вылететь из привычного круга просто за здорово живешь? Начинать с начала все, что наживала семья поколениями, в обществе таких же случайных товарищей по несчастью? Неуютен был Петербург, лишенный человеческого тепла, привычных связей. Новостройка – и есть новостройка.

Вот и получалось: царь велит жить в городе? Исполним повеление, хотя смысл его никому и не понятен. Но опять же – представится случай – сбежим.

Зимой 1721–1722 годов общество праздновало в Москве Ништадский мир. Весной царь отправился с армией в персидский поход и вернулся только в конце года. Двор все это время был в Москве, и когда Петр даже вернулся в Петербург – никто вслед за ним не торопился.

В 1723-м началась высылка дворян из Москвы в Петербург. Длилась эта высылка несколько месяцев, документы составили целое архивное дело в фонде Сената: «О высылке дворян на жительство в Санкт-Петербург, осмотре их доктором и описи имущества ослушавшихся приказа» [33] .

Это позиция дворян – ближайших слуг, многие из которых были лично знакомы царю. Тех, кто хотя бы попытаться мог представить, зачем вообще нужен Петербург. Представляете, как саботировали приказы, как нарушали их простолюдины?

Естественно, им очень «в жилу» были рассказы о самых что ни на есть ужасных ужасах Санкт-Петербурга. Миф пустой, не населенной никем земли, ужасного климата, бедных почв, чудовищных наводнений – все эти мифы очень хорошо поддерживали, обосновывали друг друга. И все эти мифы работали на миф о десятках тысяч погибших. Если страна была безлюдной до Петра – так есть ведь на это причины?! Ясное дело, есть – ужасный климат, голодный нищий край. Вот-вот, и мы тоже из Петербурга убежали…

А вольнонаемные?! Вероятно, для вольнонаемных мифы Петербурга тоже по-своему полезны. И заплатят побольше, и в родной деревне посмотрят уважительно: гляди-ка, Андрюха пятый год в гиблом Санкт-Петербурге!

Глава 9 Кому нужна вся эта мифология?

– Про призрак альпиниста – сами придумали?

– Сперва сам, потом помогали…

– Кто?

– Да пожалуй, все… По мере сил.

А. и Б. Стругацкие

Народность петербургской мифологии

Но ведь не только беглецы, не только «уклонисты» – и дворянских кровей, и крестьянских, – не только они создавали этот миф. Мифологию Петербурга во всей ее полноте создавал народ. Тоже во всей полноте своих общественных групп, сословий, религиозных конфессий. Все мифы о Петербурге удивительным образом удобны совершенно для всех – от самого Петра до самого последнего бунтовщика, бегущего на Дон, купца-старообрядца, убежденного врага антихристовой порчи.

Петр заложил свой, только свой город? Это удобно и как придворный миф, и как миф врагов Петра. Он, только он виноват, а русский народ – он жертва антихриста и всех его иноверцев, иноземцев!

На месте Петербурга было пустое финское болото? И отлично, сразу видно, какую работу проделал царь и его приближенные!

…Ясное дело, было там пусто – и пусть бы было во веки веков! Придумал тут сумасшедший царь город строить посреди болота!

Только в этом месте можно было построить город!

…А зачем его вообще строили? Для человеческой погибели?

В Петербурге ужасный климат, нищие почвы, каждый день по наводнению? Да! Вот какие трудности преодолел Петр, чтобы создать город в единственно возможном месте! Кто еще, кроме него, может сделать так, чтобы и «небываемое бывало»?!

…Вот-вот… Царь-антихрист затащил русских людей в гиблое место, чтобы их там побольше умерло. Действительно, кто бы еще мог такое придумать?!

Строили Петербург ценой колоссальных человеческих потерь. Зато вот, глядите, какой парадиз стоит на Неве!

…Вот-вот, перебили, сколько могли, народу. И погляди – какая дрянь торчит на Неве в результате…

Нет вообще ни одного мифа о Петербурге, который нельзя было бы вывернуть наизнанку, понять в противоположном смысле. И на всякий назидательный миф тут же приходится другой, враждебный антимиф.

Мифы «за» и «против»

Чуть ли не с момента своего возведения Петербург начал обзаводиться весьма назидательными мифами – своего рода мифологизированными картинками созидания. Каждый такой миф должен был показать, сколь славен царь Петр и как велико его деяние, и как высшие силы благословляли его начинание.

Вот хотя бы история про то, как Петр I прямо 16 мая 1703 года установил на Заячьем острове подобие ворот будущего города. «Неизвестно откуда взявшийся орел опустился на перекладину. Петр взял его, посадил на руку и вошел в еще несуществующий город» [34] . Иногда вводятся даже очень конкретные детали. Например, что сбил орла выстрелом из ружья ефрейтор Одинцов, и что Петр, перед тем как посадить орла на руку, перевязал ему ноги своим платком [35] .

Красиво, правда? Прямо всхлипнуть хочется – орел, символ неба и свободы, посланец богов, слетает прям в руки Петру! Яснее ясного говорит Провидение, что вручает новый город Петру, благословляет его начинание…

Вообще-то Петра на Заячьем острове не было с 11 по 20 мая, и при закладке острова он не присутствовал.

Вообще-то орлы в устье Невы не появлялись. Никогда.

Но это, конечно же, чистой воды скучная проза. Подумаешь, был там Петр или не был, был там орел или его придумали! Разбирайся тут, да и зачем разбираться?! Скучное это занятие.

Если же принимать миф за чистую монету, но при этом «перевернуть» по смыслу – то давайте подумаем, а кому это дана власть над животными? И кем? Святому дана Богом – это ясно. Пьяный Петр с трубкой в зубах, в обнимку с Катькой-Мартой Скаврощук-Скавронской – это святой?! Но если нет – кто же дал ему такую власть? И о чем свидетельствует эта власть над орлом Петра – колдуна и пособника Рогатого?!

А кроме того, в то же время возникает и еще один миф. Насчет «быть Петербургу пусту!». Якобы выкрикнула это первая жена Петра, опальная инокиня Елена. Как прознала о строительстве новой столицы, так и крикнула.

Позже, в 1717 году, кричать «быть Петербургу пусту!» затеял дьячок Троицкой церкви – когда спускался дьячок с колокольни, привиделась ему кикимора. Напился дьячок и кричал. Его, естественно, потащили в Пребраженский приказ, как страшного государственного преступника. Но миф-то никуда не потащишь и не сошлешь, и этот миф тоже очень пришелся по душе жителям Санкт-Петербурга. Многие ли сегодня хотя бы слыхали про орла, севшего чуть ли не на голову Петру? А как насчет «быть Петербургу пусту»? Уж о «быть пусту» – все слыхали!

Среди мифов, как среди рифов

Мифология неотделима от Санкт-Петербурга. Само название города, его герб, даже его местоположение осмысливаются не в реальных категориях, а в категориях мифа.

История строительства города, его отдельных частей, даже география его территории осмысливаются так, чтобы они подтверждали «нужные» мифы: о гениальном, Великом царе, основавшем в пустом месте, на финском болоте город и тем самым «прорубившем окно в Европу». Самые разные стороны истории города осмысливаются так, чтобы связать части города, этапы его истории с Петром и с его сподвижниками, и «работать» на этот комплекс мифов.

Проблема в том, что нет ничего более безответственного и более «текучего», легче изменяющего содержание и направленность, чем миф. Мифы, нужные самому Петру как подтверждение верности его курса, рожденные в среде тех, кто продолжал его «курс» (или, чаще всего, «продолжал»), легко могут быть заменены или, что особенно легко, дополнены другими мифами.

Петербург изначально, с момента основания, связан с мифами и неотделим от мифов разного рода и направленности. Во многом само его основание есть следствие мифотворчества.

Стоит ли удивляться, что население города продолжило эту традицию?

Основные мифы про Петербург, восемь основных мифов появились потому, что строить Петербург и жить в Петербурге не хотел никто. Поэтому мифы оказались нужны всему народу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache