Текст книги "Каждой твари - минимум по паре, или "ноев ковчег" адмирала Лихачева (СИ)"

Автор книги: Андрей Матвеенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Матвеенко Андрей Григорьевич
Каждой твари – минимум по паре, или «ноев ковчег» адмирала Лихачева

Каждой твари – минимум по паре, или «Ноев ковчег» адмирала Лихачева

Гибель в марте 1881 года от рук бомбистов Александра II и восшествие на престол его сына с тем же именем, но выросшим на единицу порядковым номером, неслабо всколыхнула правящие круги государства Российского. Сообразно вкусам и пристрастиям молодого императора многие из прежних царедворцев и членов правительственных структур, не разделявшие политику новой правящей партии, вылетели из своих кресел с треском и прочими сопутствующими спецэффектами.

В числе таких нарвавшихся на оргвыводы в свой адрес оказался и дядя Александра III, а по совместительству также Великий князь и генерал-адмирал Константин Николаевич Романов. Племяш с дядькой давно уже были в контрах – то ли по причине либеральных заскоков господина К.Н.Романова, то ли из-за его хождений налево от законной супруги. Как бы там ни было, новообретенными полномочиями император в случае с дядей воспользовался на все сто. И помноженный на ноль – по его текущему политическому весу – Великий князь весь остаток своих дней прокуковал сугубо партикулярным лицом.

Впрочем, свято место, сообразно пословице, пустовало недолго. Новым генерал-адмиралом с подачи Александра III стал его родной братец – Великий князь Алексей Александрович.

Но один Великий князь не всегда является равноценной заменой другого. Вот и Алексей Александрович во флотских делах разбирался лишь самую малость поболее, чем известная животинка в цитрусовых. Но, право же, зачем же делать все самому, когда есть лица, тебе подчиненные?! Так что отдуваться за флот пришлось Морским министрам – сначала Пещурову, а потом и его сменщику Шестакову.

Иван Алексеевич Шестаков, откровенно говоря, по характеру был далеко не сахар и в общем-то та еще заноза в заднице для всех своих вышестоящих начальников. Но одного у него было не отнять – это пробивного характера, успешно соперничавшего по ударной силе с 12-дюймовками броненосца "Петр Великий". Данное качество оказалось весьма полезным, когда пришлось вытрясать из Минфина деньги на новую 20-летнюю кораблестроительную программу.

Однако тут все тот же горячий нрав и подвел Ивана Алексеевича. В мае 1882 года пожилого адмирала (месяцем ранее ему стукнуло 62) от непрекращающихся баталий с нытиком Бунге за каждую бюджетную копейку хватил удар – и откачать его доктора уже не смогли...

"Экий вы, батенька, несговорчивый, вон до чего человека довели своей скаредностью!" – задумчиво произнес участвовавший в обсуждении самодержец, когда эскулапы уволокли Шестакова на носилках. Пальцы императора, которого Бог силушкой ни разу не обидел, в это время небрежно комкали золотой червонец. А взгляд не оставлял сомнений в намерении проделать нечто подобное и с одним отдельно взятым министром финансов. Не страдавший отсутствием воображения Бунге как-то сразу сбледнул с лица и выразил полную готовность инициативно отслюнявить родному и любимому флоту еще несколько миллионов полновесных рубликов сверх уже запрошенного. Округлив, так сказать, сумму до красивой цифры ровненько в четверть миллиарда – на всякие там непредвиденные нужды... "Ну ведь можешь же, когда захочешь!" – ласково молвил русский царь и, свернув из червонца розочку, воткнул ее в петлицу мундира Николая Христиановича. Бунге побледнел еще больше, хотя это казалось уже невозможным, суетливо откланялся, сославшись на дела, и тихо уполз в ближайшую ресторацию лечить расшатанные нервы "Шустовским".

Тем не менее, несмотря на решение проблемы с деньгами для флотских нужд, ребром встал еще один вопрос – кому теперь рулить Морским министерством на пару с Алексеем Александровичем (а вернее, де-факто вместо него)?

Выбор генерал-адмирала пал на Ивана Федоровича Лихачева, коего прежний главный морской начальник еще в 1867 году законопатил в почетную ссылку на должность морского агента в Англии и Франции. Ранее Лихачеву не в масть было работать совместно с Шестаковым, с которым он успел крепко поцапаться на почве взглядов на развитие флота. Но после смерти идеологического противника и повышения ставок с поста начальника МТК до должности Морского министра опального адмирала уже ничто не сдерживало от принятия великокняжеской пропозиции. И после получения императорского "одобрям-с" по своей персоне Иван Федорович уже в июне 1882 года с ближайшим поездом укатил из Парижа в стольный град Санкт-Петербург.

По прибытии к очередному месту службы Лихачев круто взялся за наведение порядка во вверенном ему министерстве. И сполна оправдал поговорку о метущей по-новому новой метле. Впрочем, и поводов к тому заведенные в морской епархии прежними начальниками порядки давали преизрядно...

К примеру, во время ознакомления с затеянной еще Поповым постройкой "Дмитрия Донского" и "Владимира Мономаха", над проектами которых успел некисло покуражиться также и Шестаков, Лихачев слегка фалломорфировал от того, сколь непохожими получаются эти формально однотипные крейсера. И постановил, что впредь однотипный корабль – это значит одинаковый во всем вплоть до крышки стульчака в матросском гальюне.

Впрочем, для крейсеров, которые по природе своей боевой работы суть индивидуалисты, однотипность была еще не так критична. А вот для вынужденных перемещаться в одной боевой линии броненосцев или действующих слаженными стаями миноносок – очень даже. Потому второй из ключевых посылов Лихачева был производным от первого и звучал так – с сего момента по возможности строим корабли не просто единообразно, но и достаточными для формирования однородных соединений сериями. Ну, или хотя бы парами. И, еще раз, фигней не страдаем и сначала тщательно продумываем, что хотим получить на выходе, а лишь потом начинаем строить, господа. А не устраиваем буйство идей и брызги фантазии на каждой отдельно взятой посудине уже в ходе ее сооружения. Что ни говори, но после пятнадцати лет наблюдений за лучшими зарубежными судостроительными практиками новый Морской министр ЗНАЛ, как все (ну, или почти все) делать ПРАВИЛЬНО...

Для "Дмитрия Донского" и "Владимира Мономаха" это вылилось в очередную, но уже окончательную экстренную переделку проектов. Ради нее строившийся ударными темпами "Мономах" даже пришлось задержать на стапеле. А "Донскому" править внутреннее расположение и обводы кормы под аналогичную "мономаховской" двухвинтовую схему. Но зато по завершении всех работ оба крейсера стали действительно одинаковыми, помимо равного числа движителей получив также увеличенную до дюймовой толщины броневую палубу и закрытую батарею с помещенными в нее 4-мя восьмидюймовками и 12-ю шестидюймовыми пушками.

Однако после трансформации "Донского" в двухвинтовой корабль идея лишь одного винта в умах отечественных адмиралов еще не издохла окончательно. И даже воплотилась в металле – причем в давно не виданной в родных пенатах крупной серии из четырех полностью стальных корветов, имеющих в качестве защиты лишь полуторадюймовую броневую палубу. Тут Лихачев все же пошел на поводу у коллективного разума, но как оказалось, зря. Правильнее было бы дождаться затеянного им сооружения опытового бассейна и с его помощью похоронить одновинтовую схему насовсем. Или хотя бы купить и хорошенько погонять на разных режимах как раз одновинтовой пароход Доброфлота "Ярославль", коий Лихачев, презрительно обфыркав за небоевые стати, приобретать отказался. Но к концу 1882 года стапели трех главных судостроительных предприятий на Балтике пустовали и взывали о заказах. А выделенные на флот деньги начинали все сильнее жечь руки...

Не сказать, что "Лейтенант Ильин", "Витязь", "Рында" и "Память Азова", первый из которых заложили в декабре 1882 года, а три оставшихся – в августе-октябре года следующего, вышли чем-то совсем уж из разряда "Фу, какая бяка!". В целом они были весьма пристойными и ладными корабликами в 4000 тонн в полном грузу, каждый из которых нес дюжину 28-калиберных шестидюймовок, столько же револьверных скорострелок и 4 минных аппарата. Но главным их косяком оказалась скорость, не превышавшая в среднем 15 узлов ("Донской" с "Мономахом", к примеру, выдавали на узел с четвертью больше). А ведь для этих современных корсаров, живущих по принципу "грохнул вражьего "купца" – жми быстрее от ловца", как раз умение быстро смыться с места преступления и было самым что ни на есть жизненно важным... Впрочем, тому виной мог быть не только единственный винт, но и снижение удельной мощности машин, на которое пошли, понадеявшись на увеличенное отношение длины кораблей к их ширине. Но особо разбираться с этим не стали, а впредь решили использовать машинные установки, как правило, не менее чем с двумя валами.

Однако то, что с корветами все получилось не совсем сахарно, удалось сполна компенсировать за счет новых броненосцев для Черного моря. Здесь тоже по наущению Лихачева сподобились на серию из четырех таких кораблей. Три из них – "Екатерина II", "Чесма" и "Синоп" – были заложены в мае 1883 года (первые два в Севастополе, последний – в Николаеве). А завершавший серию "Ростислав" был начат постройкой в декабре 1885 года, сразу после того, как единственный крупный стапель Николаевского адмиралтейства освободился от тушки "Синопа".

За краткость стапельного периода на николаевской верфи стоило благодарить опять же Морского министра. Насмотревшись, как шустро впахивает частный Балтийский завод, он с 1884 года начал внедрять аналогичные принципы работы и на казенных предприятиях. Но, увы, не все частники были одинаково полезны – и в Севастополе, где верфь была в пользовании РОПиТа, корабли сошли на воду лишь во второй половине 1886 года.

Зато в 1891 году, когда все они наконец-таки вступили в строй, стало нехорошо икаться и обитателям Стамбула, и надменным лордам британского Адмиралтейства. Беспокойство потенциального противника было вполне понятно. В то время броненосцам всех нормальных людей вполне хватало четырех монструозных хреновин главного калибра. Но эти чертовы русские умудрились впихнуть на свои новые броненосные лайбы аж по шесть таких 12-дюймовых дурынд длиной в 30 калибров в трех спаренных барбетах! Причем два из них воткнули побортно в носу – с прямым расчетом на жесткий махач в узостях черноморских проливов.

При этом, как позже выяснила взбудораженная разведка супостатов, пара русских инженеров, господа "Рассказофф" и "Стьепанофф", на стадии проектирования вообще замышляли корабли с ВОСЕМЬЮ пушками главного калибра! Но на подобные конструкторские изыски уже банально не хватило средств – новые броненосцы и так вышли куда дороже, чем изначально планировалось в программе.

Еще на этих кораблях в одиннадцать с четвертью тысяч тонн, выросших из проекта "Петра Великого", наличествовали перекрытый сверху бронепалубой полный пояс по ватерлинии толщиной до 14 дюймов и на трети длины корпуса – верхний пояс-бруствер, имевший 12-дюймовую бортовую броню. Той же толщины защиту получили и барбеты ГК – а сверху их, как и восьмерку новых 35-калиберных шестидюймовок с бортов, прикрывали тонкие, не свыше двух дюймов, противоосколочные плиты. Работающие на два вала машины обеспечивали броненосцам скорость около 15 узлов.

Однако же на Черном море, как и на Балтике, помимо броненосцев, требовались и крейсера – хотя бы парочка. Таковое количество этих кораблей Черноморский флот в итоге и получил. Причем проект их родился тоже не без приключений.

Как уже успел уяснить Лихачев, жить и работать, имея в начальниках Великого князя Алексея Александровича, было местами сложно. Но все же можно – особенно если вовремя сплавлять скучающего шефа на столь любимые им курорты французской Ривьеры. Ну и не забывать изредка подкидывать лоббируемым Великим князем заводам все тех же "лягушатников" куски от жирного пирога российских военных заказов.

Одним из таких кусков стал выданный Обществу Луарских заводов и верфей в сентябре 1885 года наряд на постройку бронепалубного крейсера для Черного моря. И французы не подкачали, добившись в проекте "Памяти Меркурия" того, что русские так и не осилили в корветах типа "Лейтенант Ильин" – а именно приличной скорости хода, на испытаниях достигшей без малого 19 узлов. Еще этот 3500-тонный крейсер, по передовой французской моде длинный и узкий, аки угорь, получил полуторадюймовую палубу со скосами к бортам и восемь шестидюймовок в качестве главного калибра. Правда, вооружение на нем появилось уже после прихода к месту службы – турки, как обычно, кочевряжились и не горели желанием пропускать русские боевые корабли через Босфор и Дарданеллы.

Дабы этому кораблику не скучно было рассекать по Черному морю в одиночестве, ему в пару уже на севастопольской верфи РОПиТа в августе 1886 года заложили однотипный крейсер "Капитан Сакен". В том была заслуга и наскипидаренных Лихачевым юристов Морского министерства, составивших договор так, чтобы всенепременно выцыганить у французов не только сам корабль, но и чертежи на него. "Капитан Сакен" на испытаниях малость уступил "старшему брату" в скорости, чуть-чуть не добив до 18 с половиной узлов – но и это было весьма кошерно.

А Лихачев между тем мутил в подчиненном ему министерстве все новые перемены. И в этот раз он замахнулся на всю ведомственную структуру. Оная после его вмешательства, со скрипом, но одобренного генерал-адмиралом, с 1885 года изрядно преобразилась. И, за вычетом обеспечивающих подразделений, надолго стала представлена тремя таким основными столпами, как Морской генеральный штаб, Главное управление кораблестроения и Управление портов и снабжения.

В этой несвятой троице МГШ (любимое, кстати, детище Ивана Федоровича) отвечал за управление флотом "в боях и в походе", формирование стратегии его развития, научные изыскания и разведку. ГУК, вобравший в себя прежний МТК и часть хозяйственных служб, вел все вопросы, связанные с проектированием и строительством кораблей – как сугубо технические, так и организационные и финансовые. А УПС заведовало портовым хозяйством, судоремонтом и вопросами обеспечения флота и Морского министерства всем необходимым, включая в том числе и людские ресурсы.

Именно творением специалистов обновленного проектного отдела ГУК стали два корабля нового для русского флота типа – минные транспорты "Алеут" и "Монгугай" для нужд Дальнего Востока. Один из них с августа 1885 года начал строить Балтийский завод. Второй отдали зарубежному подрядчику – Ньюландскому заводу из норвежской Христиании. Эти тысячетонные посудины, внешне смахивавшие скорее на грузовые шхуны, тем не менее, несли на борту восемь 47-мм и 37-мм скорострелок и полторы сотни мин каждый. В придачу они оказались еще и достаточно резвыми, выдав на мерной миле при 1500-сильной машине около 15 узлов.

А вот с первой парой "программных" броненосцев для Балтики технических заморочек было не в пример больше. Соответственно, и проектировались они по-прежнему широким кругом "неравнодушных" граждан, или, вернее, господ инженеров и морских военачальников. И при этом, в отличие от черноморских броненосцев, свою родословную вели от "Донского" с "Мономахом" и их еще более ранних предшественников. Да и были они по сути именно броненосными крейсерами-переростками – что, в принципе, было логично в свете взглядов на бытовавшую тогда тактику использования Балтийского флота.

Уже введенный в строй опытовый бассейн дал возможность вдоволь поизгаляться с моделями над наиболее оптимальной формой корпуса будущих броненосцев. Ну, и результаты вышли соответствующие. Новые корабли получились, может, и мелкими, всего 8000 тонн в полном грузу, зато по-крейсерски шустрыми – аж до 16,6 узла в пике у строившегося Новым адмиралтейством с ноября 1885 года "Императора Николая I". А вот однотипный "Император Александр II" авторства Балтийского завода, начатый постройкой почти на полтора года раньше, как ни пыхтел и ни тужился на приемных испытаниях, все же продул собрату две десятых узла.

Платой за скорость и миниатюрность стала защита корпуса, состоявшая только из полного пояса по ватерлинии толщиной до 12 дюймов и положенной поверх него броневой палубы. А также артиллерия, главный калибр которой составили четыре всего лишь девятидюймовые 35-калиберные пушки в двух разнесенных в оконечности двухорудийных барбетах. Аккомпанировали им 10 шестидюймовок в батарее с полуторадюймовой противоосколочной броней, 16 малокалиберных пушек и 4 минных аппарата.

Единственной крупной посудиной, заложенной по заказу Морского министерства в 1887 году, стала новая императорская яхта, прокликанная "Полярной звездой". Звездой она действительно оказалась еще той – при водоизмещении в 4000 с лишним тысячи тонн выдала на испытаниях почти 19 с половиной узлов, что было в пору доброму крейсеру. Если бы не одно "но" – то, что брони яхта была лишена от слова "совсем", а из артиллерии несла лишь шесть салютных 47-миллиметровок. Но при этом богатого убранства и прочих красивостей и излишеств для надежного ублажения царской четы и их сородичей на ней имелось в достатке, да... Пытавшегося навернуть на яхту еще хоть сколько-то боевых прибамбасов Лихачева его высокородный шеф в этот раз откровенно послал лесом – и Иван Федорович, плюнув с досады, не стал зазря нарываться. В великосветских маневрах он уже малость поднаторел и чуйку на то, что делать можно, а чего не следует, вполне себе выработал.

Отыграться Лихачеву удалось в следующие два года, когда для Балтийского флота начали строить очередные два крейсера и два броненосца, а еще пару броненосцев – для Черного моря.

На эти корабли удалось пропихнуть очередные новшества, такие, как шестидюймовые скорострелки на бездымном порохе у крейсеров и сталеникелевая броня вместо "компаунда" у черноморской пары броненосцев. Но если новый тип брони был явной победой Морского министра, то избрание Великим князем для вооружения русского флота пушек французского инженера Канэ – оч-чень уж подозрительно спешное, да еще и без сравнительных испытаний с образцами Круппа или Армстронга – стало для Ивана Федоровича очередным плевком в душу.

Впрочем, будучи не в силах повлиять на сделанный Алексеем Александровичем выбор, Лихачев уже потом не пожалел времени и средств на полноценные измывательства над орудиями этой системы. Что, кстати, позволило выявить такие нехорошие вещи, как слабость подкреплений палуб под эти пушки и их подъемных дуг. Попутно Иван Федорович слегка прищемил "эго" главному на тот момент по морской артиллерии Степану Осиповичу Макарову. Нет, его бронебойный колпачок он всецело одобрил. Но вот идею с исключительно легкими бронебойными снарядами забраковал. И постановил как минимум четверть боезапаса продолжать резервировать за снарядами тяжелыми – как было сказано в соответствующей бумаге, "для стрельбы по береговым укреплениям и палубам кораблей противника".

Еще за одну беду с новыми снарядами – "тугость" их взрывателей, из-за чего они взрывались сугубо через два раза на третий – отхватил (и отнюдь не пряников) Бринк. Впрочем, стоит отметить, что уязвленный Антон Францевич, поднатужившись, довольно шустро исправил все те непотребства, что успел учудить. И впредь отечественные снаряды срабатывали на цели уже исправно.

А вот с чем не свезло русскому флоту по части новой артиллерии, так это с тонкостенными фугасами фабрики Рудницкого. Да, эффективность они имели впечатляющую. Но при виде ценника на них сидящее в каждом из нас земноводное ощутимо придавило и Лихачева. Все, на что зеленая пупырчатая тварь подписала баланс Ивану Федоровичу – это закупка малых партий сей новинки сугубо для поддержания производства.

Впрочем, это все случилось уже нескольким годами позже. А пока же в октябре 1888 года на стапелях Галерного острова и Нового адмиралтейства начали воздвигать "Гангут" и "Наварин" – так обозвали очередные броненосцы для Балтики.

Четверка черноморских "трехглавых чудищ" проделала изрядную брешь в бюджете Морского министерства. И до выбивания из Минфина очередных кредитов приходилось временно пробавляться броненосцами меньших размеров. Вот и проект "Гангута" оказался чем-то средним между "Екатериной II" и "Императором Александром II" – 9500 тонн водоизмещения, 15 узлов хода и четыре двенадцатидюймовки в двух барбетах с утолщенными до пяти дюймов на боках коническими куполами над ними. При этом орудия главного калибра стали уже 35-калиберными, а за счет применения неполного пояса по ватерлинии длиной около двух третей корпуса удалось прикрыть пятью дюймами брони и батарею из полудюжины шестидюймовок.

Постройку однотипных с "балтийцами" черноморских "Двенадцати Апостолов" и "Георгия Победоносца", заложенных в марте 1889 года, уже традиционно поделили между севастопольскими и николаевскими корабелами. Но, как уже было сказано, после принятого в 1890 году решения о переходе на сталеникелевую броню одели эти корабли в одежки, скроенные именно из нее.

Ну а двум очередным балтийским броненосным крейсерам, "Адмиралу Корнилову" и "Адмиралу Нахимову" (чуть больше 6600 тонн и около 17 с половиной узлов хода), начатым постройкой в июне 1889 года, с новой броней, увы, не подфартило. Для их полного пояса по ватерлинии уже успели заказать старый и понемногу перестающий быть добрым "компаунд".

Зато к финалу их строительства подоспели шестидюймовые 45-калиберные скорострелки Канэ. Которые в итоге и разместили на этих кораблях в закрытой батарее в количестве 8 штук – вместо десятка планировавшихся изначально орудий прежней, 35-калиберной модели. А вот четыре 8-дюймовки, перенесенные на верхнюю палубу и прикрытые щитами, были длиной в 35 калибров и на дымном порохе. Конечно, Бринк чего-то там уже начал мудрить с новой пушкой калибром 8 дюймов, но до ее появления было еще как пешим ходом до спутника Земли... А если точнее, то до 1900 года, когда запас изготовленных стволов новой артсистемы позволил сменить на обоих "адмиралах" четверку старых орудий двумя современными. Их воткнули погонно и ретирадно по центру палубы на баке и юте одновременно с секвестированием рангоута, шибко "богатого" на данных крейсерах по меркам конца 19-го века.

1890 год обогатил российский флот закладкой лишь двух канонерок – "для защиты мелководных прибережий". Ранее при Лихачеве канлодки уже строились – четверка для Балтики в 1884-1885 годах и аж полдюжины для Черного моря в 1886. Незначительно различаясь размерами и скоростью, все они несли по паре восьмидюймовых пушек и 4-6 старых 107-миллиметровок, но из средств защиты получили только полудюймовую палубу. В отличие от них, "Отважный" и "Храбрый" при водоизмещении, выросшем до 1750 тонн, имели пояс из сталеникелевой брони длиной в три четверти корпуса и толщиной до 5 дюймов и усиленную до дюйма над поясом и полутора дюймов вне его броневую палубу. Скорость их составила около 14,5 узла, а вооружение включало все те же две 35-калиберных восьмидюймовки, восемь малокалиберных пушек (от архаичных 4,2-дюймовок наконец открестились) и двух минных аппарата. Но куда больше удалось сделать за 1891-1892 годы...

Во-первых, Лихачев замахнулся на серию аж из шести однотипных броненосцев – сообразно количеству выгрызенных, наконец, у Министерства финансов денюжек. И на этих кораблях проектанты, уже не скованные (ну, почти...) финансовыми ограничениями, развернулись во всю ширь.

Внешне очередные "армадиллы" (черноморские "Три Святителя" и "Князь Потемкин-Таврический" и балтийские "Сисой Великий", "Петропавловск", "Севастополь" и "Полтава") вполне соответствовали уже сложившемуся русскому канону – гладкопалубный корпус, две трубы и четверка орудий ГК в двух установках по носу и корме. Но главный калибр наконец-то перекочевал в полноценные башни, причем уравновешенные, и был представлен новыми 40-калиберными 12-дюймовками на бездымном порохе. Роль средней артиллерии выполнял десяток шестидюймовок Канэ в общем каземате с разделительными противоосколочными переборками. Противоминный калибр вырос в числе до 36 пушек. Водоизмещение же их превысило 11 с половиной тысяч тонн, а скорость достигла 16-16,5 узла.

Занятно, что оба черноморских броненосца, заложенные чуть позже "балтийцев", в самом конце 1892 года, опять объегорили своих "сородичей" по части защиты. Из-за загруженности отечественных заводов им досталась не сталеникелевая, а более прочная гарвеевская броня – ею по сходной цене затарились в САСШ. Однако на них же строительство броненосцев для Черного моря на время прервалось – план по их численности, заложенный еще в 1882 году, был уже де-факто выполнен.

Во-вторых, еще три корабля в означенный период подогнали русскому флоту закордонные верфи. Так, шведское АО "Мотала" в 1891 году начало сооружать минные транспорты "Буг" и "Дунай" для Черного моря. А датской "Бурмейстер ог вайн" в 1892 году обломился заказец на очередную императорскую яхту, названную "Штандартом".

Полуторатысячетонные минные транспорты полузла уступили предшественникам типа "Алеут" в скорости, зато мин несли в три раза больше – 450 штук. А "Штандарт" просто стал самым здоровым и самым бойким "прогулочным катером" из числящихся на балансе Морского министерства – пять с половиной тысяч тонн водоизмещения и 22 узла на мерной миле. И опять – почти без вооружения (не считать же всерьез таковым 8 никелированных салютных пушчонок?!) и совсем без защиты.

1893-1894 годы привнесли кое-что новое в конструктивные типы русских кораблей. Так, пару новых броненосных крейсеров для Балтики ("Россия" и "Рюрик") в сравнении с предками разнесло, как на дрожжах – почти десяток тысяч тонн водоизмещения, 19 узлов, 4 наконец-то допиленных Бринком новых 45-калиберных восьмидюймовки и 10 шестидюймовок Канэ. Батарея СК на них обрела уже противоснарядное бронирование, а главный калибр смогли упихать в башенные установки. Правда, изготовитель – Обуховский завод – с эксплуатационной надежностью и удобством обслуживания новых башен, увы, малость налажал.

А вот очередные два балтийских броненосца, "Адмирал Ушаков" и "Адмирал Сенявин", наоборот, прилично усохли, имея лишь чуть более 5000 тонн – ибо числились они по проекту кораблями сугубо береговой обороны. Скорость они тоже имели вполне умеренную, 15 с четвертью узлов – зато несли на поясе до десяти дюймов гарвеевской брони и имели главным калибром четверку новых десятидюймовок, подпертых шестью 120-миллиметровками Канэ.

При этом их главные пушки, которые флотские мудрили на пару с армейцами, так сказать, имели нюансы. А именно на них – в отличие от прочих артсистем Российского императорского флота – Лихачев решил опробовать единый снаряд промежуточной массы между легкими и тяжелыми. И после того, как разобрались с конструкцией самого орудия, в первом варианте по опыту стрельб показавшего себя явно переоблегченным, результат нововведения сочли вполне удачным. И стали по мере поступления финансов распространять его и на прочие калибры.

1895 год принес морякам в целом и Лихачеву в частности новый головняк. Очередной российский престолоблюститель, Николай II, будучи еще зелен и горяч, взбрыкнул возрастными гормонами. И, не слушая разумных советчиков, на пару с немцами и французами отжал у японцев Ляодунский полуостров, который те уже числили своим законным трофеем по итогам победоносной войны с Китаем. Ну что тут скажешь, отомстил за давний удар саблей по бестолковке во время визита в Японию, ага. Но самураи затаили злобу и с английской помощью начали активно наращивать свой флот – в явном расчете на реванш.

Русским приходилось соответствовать и плодить положенное число боевых единиц в ответ на японские. Этим, собственно, также объяснялся временный перерыв в дальнейшем строительстве крупных кораблей для Черноморского флота. Ибо их, увы и ах, нельзя было вытащить на подмогу флоту Балтийскому, из коего, собственно, и формировались тихоокеанские эскадры.

При этом отечественное кораблестроение периода 1895-1896 годов ознаменовалось интересом к характерной для немецкой школы трехвинтовой схеме. Впрочем, "Гиляк" и "Хивинец", пара новых небольших канонерок, рассчитанных на стационерскую службу, несла вполне традиционную пару винтов. Да еще и помещенную в туннели на корпусе – чтоб без проблем шастать по мелководью.

Зато два новых балтийских броненосных корабля, "Пересвет" и "Громобой", заложенные в 1895 году на Балтийском заводе и в Новом адмиралтействе, имели как раз три винта. А вот с классификацией сих посудин определились не сразу. По бумагам это были быстроходные броненосцы с облегченной 10-дюймовой артиллерией главного калибра, этакие наследники "Императора Александра II" и "Императора Николая I", после достройки ставшие неплохим ответом на японскую "Асаму" сотоварищи. Но как раз из-за главной артиллерии и довольно высокой скорости (18,87 и 18,64 узла) уже в других бумагах их порой обзывали и броненосными крейсерами – что было все же довольно странно для кораблей в 15 тысяч тонн, до какового размера на то время отъедался не всякий броненосец...

Трехвинтовыми являлись и два бронепалубных крейсера отечественной постройки – "Паллада" и "Аврора". Эти корабли водоизмещением в 6 с небольшим тысяч тонн с главным калибром из 8 шестидюймовок первыми из крупных боевых единиц русского флота наконец-то осилили 20-узловый рубеж. Ну, как осилили – достигли, и то хлеб. Зато они же заимели приятственные новинки по части защиты – крупповскую броню для боевой рубки и экстрамягкую хромоникелевую для броневой палубы.

Впрочем, параллельный заказ у французов крейсера с аналогичными габаритами и вооружением, но с двумя винтами, показал, что ухищрения с числом движителей тоже не всегда на пользу. Ибо "Светлана", бывшая по совместительству еще и яхтой для генерал-адмирала, спокойно выдала те же самые 20 узлов. Взвесив все плюсы и минусы обоих проектов новых крейсеров, еще один корабль, "Диану", по французскому образцу (разве что без всяких барских финтифлюшек) заказали датчанам из "Бурмейстер ог вайн". Матушка правящего государя-императора старалась не обделять промышленников своей исторической родины...

Отмеренные царем в 1897 году на экстренное развитие флота в свете растущей японской угрозы 90 миллионов рублей позволили Морскому министерству замахнуться уже, почитай, на цельную эскадру.

Прежде всего, этот год стал урожайным для американских коммерсантов. Господин Крамп благодаря своей настырности и опыту возглавляемой им фирмы смог отхватить заказ аж на пару броненосцев собственной конструкции. Хоть они были и помельче "Пересвета" и "Громобоя", но в плане сугубо боевых качеств могли дать им изрядную фору. Уступая в скорости "броненосцам-крейсерам" всего полузла, они несли четыре полноценные двенадцатидюймовки, по дюжине 152-мм и 75-мм пушек и крупповскую броню вместо гарвеевской, к тому же размещенную более рационально. Да и построены были весьма споро, успешно пройдя приемные испытания уже к концу 1901 года.