Текст книги "Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа"

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Рыцарь нерешительно встал, критически осмотрел свои скверные одеяния, прекрасно понимая, что благородному сэру так выглядеть не пристало, и осторожно двинулся за Джонни.

Ямина была неглубокой, так что плохо плававший сэр Мишель, утонуть не боялся. Единственно, не хотелось мокнуть заново, да еще в холоднющей воде. Утро-то свежее…

– Давай раздевайся, полезай в воду, – скомандовал Гунтер, наблюдая за нерешительно мявшимся у берега овражка рыцарем.

Сэр Мишель хотел ответить, потом подумал, что благородному сэру не след спорить с нерадивым слугой, расстегнул свой широкий кожаный пояс с пустыми ножнами, поднял руки и приказал:

– Помоги мне снять кольчугу!

– С удовольствием! – Джонни потянул кольчугу за воротник. – Тьфу, пропасть! Ты что, вовсе никогда не мылся?!

Обратив внимание на брезгливый взгляд Джонни, сэр Мишель оглядел себя и одернул грязно-серую рубаху.

– Тебе что-то не нравится? – спросил рыцарь, казавшийся без кольчуги голым. – Ну упал я год-полтора назад тоже в лужу – озеро отбросов в каком-то городишке, пришлось потом еще и в реку лезть… Мыться! Как-никак я к даме шел…

– Бедная дама… – задумчиво пробормотал себе под нос Гунтер, – хотя и она, наверно, благоухала под стать кавалеру. Да все они здесь такие…

– Что ж, все приходится делать самому! – воскликнул сэр Мишель, с воинственным видом твердой походкой вошел в воду, но тут же с шумом вдохнув, выскочил обратно.

– Холодная… прямо лед! – жалобно посетовал рыцарь, зябко передернув плечами.

– Марш в воду! – не выдержал Гунтер и, зажав двумя пальцами нос, затолкал свободной рукой сэра Мишеля в воду.

Растопырив руки и ноги, рыцарь влетел в овражек, скрылся с головой, но моментально вынырнул, фыркая и отдуваясь.

– Ну как водичка? – съехидничал Гунтер.

– Мокрая, – брезгливо выдохнул сэр Мишель. Содрав с себя одежду, он кинул ее к ногам Гунтера и принялся ожесточенно тереть руки, плечи, бока, подмышки, шею, окунаясь с головой.

Намывшись, сэр Мишель выпрыгнул из воды и, подбежав к костру, начал скакать вокруг него, приседать, махать руками, согреваясь. Гунтер посмотрел в его сторону, и на краткий миг его взяли сомнения насчет века, в котором он очутился. Ни дать ни взять пляшет вокруг костра косматый пещерный дикарь, чудом догадавшийся нацепить драную набедренную повязку…

– У тебя разве на нормальную одежду совсем денег нет?

– Да зачем? – пожал плечами сэр Мишель. – Когда домой к папеньке возвращаюсь, беру другую.

– Больше вопросов не имею.

* * *

…Семь лет назад, когда сэру Мишелю едва исполнился десяток, папенька, барон Александр, взял старшего сына с собой в Руан, на турнир, проводимый к празднику Пятидесятницы. Барон Александр вместе с супругой восторженно смотрели на ристалище, а юный Мишель, каковой и пяти минут не мог усидеть на месте, несмотря на интереснейшие бои между самыми знаменитыми рыцарями Англии и Франции, отправился рассматривать шатры гостей и участников турнира.

Шастая между роскошными палатками, разодетыми оруженосцами и слугами, великолепными породистыми лошадями, нетерпеливо грызущими удила, он вдруг услышал отчаянный животный визг. Побежав на звук, он увидел возле синего шатра, расшитого золотыми лилиями, мальчишку примерно его возраста, разряженного в бархат и парчу. Маленький пижон с любопытно-злорадствующим выражением лица держал за хвост неистово извивающуюся бело-черную собачку. Несчастное животное скулило и огрызалось, пытаясь достать обидчика, но тот, едва зубы задевали его кожаную перчатку, с силой встряхивал собачку, и она заходилась в крике.

Мишель шагнул к малолетнему извергу, не тратя времени на слова, с силой толкнул его в грудь, и мальчишка, все еще не выпуская свою жертву, попятился назад, пытаясь устоять, наткнулся на вовремя подставленную ногу и полетел наземь. Воспользовавшись тем, что ему пришлось разжать ладонь, собачка вывернулась и стремительно удрала.

Молодой Фармер, хорошо помня папины наставления насчет куртуазности и этикета, небрежно кивнул и поучительным тоном, старательно подражая барону Александру, произнес:

– Надеюсь, впредь, любезный сэр, вы не будете причинять муки бессловесным тварям, ибо написано: «Во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки»[5]5
  Матф. 7:12.


[Закрыть].

Неизвестный мальчишка проворно вскочил, отряхнул свое платье и, трясясь от злобы, но также не забывая об этикете, проговорил сквозь зубы:

– Обойдусь без ваших нравоучений!

– Совестно так обращаться с Божьей тварью! – рявкнул сэр Мишель, возмутившись, а мальчишка, не обратив внимания на его возглас, продолжал:

– Кто вы такой, чтобы поднимать руку на герцога де Валуа? Да я велю своему отцу вызвать вашего на поединок, и ручаюсь головой, ваш папенька погибнет в первой же схватке!

Некоторое время они гневно сопели друг на друга, Мишель – в своей любимой позе – подбоченясь и задрав подбородок, а отпрыск Валуа – исподлобья, поскрипывая зубами. Наконец последний нашелся, что сказать, и, прищурив глаза, ехидно вопросил:

– А может быть, у вас вообще нет отца? Вы бастард?

После этих слов Мишель, недолго думая, двинул юному герцогу де Валуа по спесивой откормленной физиономии. Драка завязалась нешуточная. После того как сын барона де Фармера выплюнул выросший на месте молочного зуб, стало ясно – Валуа не жить. Последствием очередного удара Мишеля явилась потеря наследником светлейшего герцога сразу двух зубов, причем, что самое обидное, передних. Стоявшие рядом оруженосцы, поначалу не обратившие особого внимания на мальчишескую потасовку, заинтересовались и подошли поближе с намерениями разнять драчунов. Но события приняли неожиданный оборот.

Мимо катавшихся по траве, злобно рычащих друг на друга сорванцов проходил в сопровождении нескольких вооруженных дворян пожилой невысокий человек в богатой кольчуге с золотыми накладками. С неожиданной для его возраста легкостью он ухватил обоих мальчишек за шкирки, резким движением поставил на ноги и, продолжая удерживать их, все еще рвущихся в бой, строго спросил:

– Что не поделили, господа?

Мишель ответил первым. Искоса взглянув на незнакомого рыцаря, он угрюмо буркнул:

– Мы поспорили об одной цитате из Святого Писания.

– Хорошие мальчики, – хмыкнул рыцарь. – Я могу прислать к вам своего духовника, чтобы он растолковал спорный момент. Хотите?

– Сами разберемся! – прошипел Валуа.

– Я уж вижу, как вы разбираетесь! – улыбнулся незнакомец.

Слух о том, что молодой де Фармер сильно покалечил, если не убил насмерть потомка французских герцогов и родича самого короля Людовика Капетинга, с быстротой молнии прокатился по ложам у ристалища и достиг ушей барона Александра. Побледневший Фармер-старший кубарем скатился с трибуны, оставив супругу на попечение оруженосца, и бросился к шатру Валуа, где уже собралась небольшая толпа.

– Как есть порешил! – бормотал барон, бесцеремонно расталкивая рыцарей и оруженосцев, окруживших место драки. Когда он пробрался наконец к площадке перед шатром, взору его предстало совершенно умопомрачительная картина.

Его величество король Англии Генрих II Плантагенет крепко держал за вороты двух тяжело дышавших, вспотевших, раскрасневшихся мальчишек, одним из которых и был неугомонный Мишель. У обоих текла кровь носом и изо рта, оба, не подозревая, что находятся в обществе монарха, дергались, пытаясь вырваться из его сильных рук, и продолжали перебрасываться дерзкими словами. Король слушал молча, переводя взгляд с одного на другого.

Барон Александр, преклонив колено, извинился перед его величеством, принял Мишеля, возмущенного до глубины тем, что ему не дали достойно завершить честный бой, и, бормоча проклятия вперемешку с извинениями, поспешил удалиться. Но слова, сказанные королем Генрихом им вдогонку, сэр Мишель запомнил на всю оставшуюся жизнь. Провожая взглядом бледного барона Александра, Плантагенет, улыбаясь в седеющую бороду, промолвил:

– А ваш сын, любезнейший Фармер, вырастет добрым рыцарем. Не наказывайте его.

Но, видимо, отец не слышал последних слов короля, ибо последовавшая после турнира взбучка надолго отбила у Мишеля желание сидеть, а его младшему брату и сестре доставила массу удовольствия – старший брат, драчун и хам, был по отношению к ним настоящим тираном…

М-да… добрый рыцарь… Конечно, научился управляться с оружием, изрядно попутешествовал, опыта в делах амурных можно не занимать, а скорее даже делиться с другими… Нет, господа, пора оставить беспутство и подумать о будущем.

«Я, конечно, понимаю, – рассуждал сэр Мишель, – что в моем возрасте неприлично болтаться по дорогам, выискивая приключений да поединков. Соседи уже начали косо посматривать. Благочестие – это замечательно, спокойная жизнь в поместье тоже имеет свои преимущества, но, клянусь Святой Кровью, мне будет скучно! Только приезжаю в Фармер и сразу начинается: Мишель, пойди туда, сделай то, не делай этого… Кому интересно разбираться с жалобами вилланов или считать, сколько мер зерна припасено на зиму? Но если Господь послал мне этого человека вместе с драконом… Не может так быть, что Джонни встретился именно со мной по чистой случайности! Отцы церкви говорят – все предопределено Небесами. Таким образом, я должен быть вместе с Джонни. Решено. Пускай он теперь ходит со мной! Да и оруженосец нужен, честное слово… Какой я рыцарь без оруженосца?»

Мишель серьезно посмотрел на Гунтера и, больше не терзаясь сомнениями, спросил:

– Послушай… Ты, наверное, заметил, что я не такой, как все остальные дворяне? Денег нет, коня тоже. Меч проиграл, понимаешь… Скажи, ты уверен в том, что хочешь остаться со мной? Меня в графстве иначе как беспутным и не называют. Монсеньор де Бреаль здороваться не хочет. А соседям говорит, будто я позорю герб отца…

Гунтер решительно встал, потянулся и, встряхнув головой, вымолвил:

– Да всякое с людьми случается. Я решил впредь ничему не удивляться. Просох, сэр рыцарь? Тогда гаси костер и пошли дальше. Так где, говоришь, твой папенька живет?

Глава пятая
О пользе святости

Белесые клочья тумана медленно поднимались от земли и растворялись высоко над головой, меж ветвей. Лес постепенно просыпался. Первые лучи солнца проникли сквозь листву и легли золотистыми пятнами на широких морщинистых стволах деревьев. Запели птицы, понемногу заполняя тишину своими редкими переливчатыми трелями. Роса лежала на траве, на выступавших из почвы корнях могучих старых буков, на листве кустарников, и солнце отражалось в прозрачных каплях маленькими золотыми звездочками. Запах влажной прошлогодней листвы легкими волнами восходил из-под ног, неуловимо касался лица и бесследно исчезал.

Ночной холодный воздух медленно согревался поднимавшимся все выше солнцем. Сквозь резную листву было видно чистое, будто бы умытое студеной водой, небо, предвещавшее очередной ослепительный жаркий день.

Сэр Мишель и Гунтер неторопливо брели, наслаждаясь утренней прохладой и покоем, который всегда нисходит на человека в старом лесу.

Деревья, пережившие не одну сотню лет, осенние ветра, зимние ледяные дожди, весенние грозы, летнюю засуху, топор человека, стояли на почтительно-отчужденном расстоянии друг от друга, соприкасаясь лишь кронами в далекой выси, и с мудрой снисходительностью созерцали тонкие молодые деревья, с горделивой заносчивостью тянувшиеся вверх. Лет через сто, сто пятьдесят или двести они, если выживут, станут такими же бесстрастными и молчаливыми, но сейчас листва их нетерпеливо трепетала, и мелко подрагивали тонкие веточки.

Сэр Мишель внезапно схватил Гунтера за рукав и остановился.

– Слышишь? – прошептал он, наморщив лоб и вглядываясь в лесную чащу. – Битва как будто.

Гунтер прислушался. Действительно, издалека доносились приглушенные расстоянием крики, треск ломаемых веток. Неужто разбойники?

– Послушай, а тут у вас разбойники не водятся? – поинтересовался Гунтер, перехватывая автомат поудобнее.

– Ну имелся один сарацин, так ты видел, что с ним сталось, – усмехнулся сэр Мишель. – А так мало ли, может быть, рыцари бьются друг с другом на поединке. Правда, звона мечей не слышно почему-то. Пойдем, посмотрим, разберемся.

С этими словами сэр Мишель осторожно двинулся вперед, желая подойти незаметно к месту схватки. Гунтер шел рядом, на всякий случай оглядываясь по сторонам.

Крики, ругань, топот и хруст веток становились слышны все громче и отчетливее. Впереди показалась небольшая поляна, и, скрывшись за широким буковым стволом, сэр Мишель увидел следующую картину.

Посреди прогалины, прижавшись к стволу березы, стоял высокий старик, седой, с двумя небольшими залысинами, лопатообразной бородой, одетый в длинную, светло-серую рясу, перевязанную толстой веревкой, концы которой были скручены в мохнатые, растрепанные узлы. К дереву его прижимал рукоятью изогнутой сабли, упертой в старческую грудь, человек странного вида. Оба тяжело дышали, видимо, после борьбы друг с другом.

– Сарацин! – ошалело прошептал сэр Мишель на ухо Гунтеру. – Как есть сарацин!

– Опять? Откуда они тут в таких количествах? – прошипел Гунтер, недоуменно взирая на творящееся у края прогалины непотребство.

И впрямь, неизвестный, столь непочтительно обращавшийся с обряженным в рясу стариком, выглядел, по мнению привыкшего к книжным описаниям Средневековья Гунтера, несколько странно. Лицо нападавшего было смуглым, черные усы щеточкой, глаза темно-карие, совершенно нехарактерные для нормандцев – потомков голубоглазых и светловолосых викингов. На голове «сарацина» красовался белый тюрбан без украшений, а одежда состояла из длинного халата, коричневого с золотистой вышивкой, из-под которого выглядывали тоже коричневые шаровары, заправленные в сапоги.

– Смотри, вон еще! – Сэр Мишель кивком головы указал на появившихся из леса всадников. – Клянусь кровью Христовой, все сарацины! Все до одного!

И верно. Из зарослей бузины, усыпанной ярко-красными гроздьями ягод, показались четверо всадников, трое были одеты так же, как и удерживающий старика, но четвертый по виду отличался от своих товарищей.

– Слушай, – прошептал Гунтер. – А этот, в черной кольчуге, наш вроде… Ваш то есть…

Один из всадников, выряженный в вороненую, длинную, едва не до пят, гибкую кольчатую броню с разрезами по бокам и спереди, носил открытый остроконечный шлем и лицом больше напоминал европейца, нежели жителя востока. Гунтеру он напомнил сохранившийся с детства образ классического злодея из мелодрамы – черные как смоль волосы до плеч, бледное худое лицо со впалыми щеками и выделяющимися скулами, тонкие бесцветные губы, массивная «лошадиная» челюсть, серые безжалостные глаза, надменно-мрачное выражение. Хоть сейчас в оперетту! Только вооружен был этот господин не по-опереточному: с кожаного клепаного пояса свисал широкий короткий меч и длинный кинжал. На пересекавшем наискось грудь ремешке – несколько метательных ножей.

«Злодей» подъехал к сарацину и старику, спешился, бросив поводья услужливо засуетившемуся чужестранцу, и сэр Мишель услышал его слова, сказанные резким гортанным голосом:

– Ну, рассказал он что-нибудь?

– Молчит, собака! – с сильным восточным акцентом ответил сарацин. – Говорит, что не знает. Врет!

Черноволосый рыцарь приблизился к старцу и заговорил с ним, не в пример восточному дикарю, вежливо и куртуазно:

– Послушай, святой отец, мы не желаем тебе ничего плохого – не станет добрый христианин и воин Креста причинять вред служителю Божьему. Ответь только, где находится Дамир, который, как мне точно известно, жил у тебя. Где он?

– Святой отец… – пробормотал сэр Мишель. – Господи, да это же отшельник Колумбан. Как я сразу не разглядел! Что надо этому рыцарю от благочестивого пустынника?

– Про Дамира какого-то спрашивает, – шепнул Гунтер.

Послышался тихий, чуть надтреснутый старческий голос:

– Я не представляю, где сейчас пребывает неверный, которого я лечил и выхаживал по доброте своей, следуя христианскому долгу. Третьего дня назад он ушел прочь, едва почувствовал силу и вернувшееся здоровье. – Неужели он не сказал тебе, куда уходит? – с притворным удивлением спросил рыцарь.

– Нет, – был ответ святого Колумбана.

– И не беседовал с тобой ни о чем?

– Нам, приверженцам противоположных учений, не о чем было разговаривать, кроме насущного.

Рыцаря стала раздражать кроткая непоколебимость святого, он, с трудом сдерживая желание ударить старика, оскалил зубы, сильно выдающиеся вперед, и сдавленным, дрожащим от ярости голосом проговорил:

– Послушай, святой отец! Рыцарское благородство и христианское благочестие не позволяют мне принять более крутые меры, чтобы вытянуть из тебя правду, но терпение мое небезгранично. Мои спутники, «неверные», как ты выразился, с радостью убьют тебя, стоит мне только приказать.

Священник улыбнулся уголком рта и насмешливо сказал:

– На то они и неверные, сын мой! И ты зря связался с ними. Настанет час, когда они предадут тебя жестокой смерти, ибо не существует для сарацин понятий чести, благородства и милосердия, которые сейчас борются в твоей душе с бессильной злобой. Говорю тебе, я не знаю куда делся твой слуга. Поверь и отпусти с миром. Не бери смертного греха на свою душу.

– Я не нуждаюсь в твоих советах, Колумбан! – довольно резко сказал рыцарь в черненой кольчуге. – Дамир исчез. Последний, кто видел его – ты. Поэтому я и спрашиваю тебя. Пойми, я более не в состоянии задерживаться в этих местах и искать своего слугу! Меня ждут в Англии, и дела не терпят отлагательств! Не смей лгать, ибо ложь – тоже тяжкий грех!

– Не думай, что я поддамся на твою жалкую уловку, – усмехнулся Колумбан. – Не ложь, но лжесвидетельство – тяжкий грех. Я старше и мудрее тебя, ты должен верить моим словам без сомнений, тем более что мои разум и душа всецело принадлежат Господу.

– Вот-вот, – злорадно сверкнул глазами рыцарь. – Ты должен был отдать неверного на суд Божий!

Сэр Мишель откинулся к стволу и закрыл глаза.

– Я, кажется, знаю, о ком идет речь, – медленно проговорил он. – О том сарацине, которого вчера в деревне вешали.

– Ты уверен? – недоверчиво спросил Гунтер.

– Точно. Пора вмешаться. Чувствую, что этот рыцарь не страдает избытком благородства.

И прежде чем Гунтер успел обдумать, стоит ли впутываться в непонятную историю или нет, сэр Мишель вышел из-за дерева и уверенной походкой подошел к рыцарю в черном. Гунтер поспешил за ним.

Слегка поклонившись, как подобало этикету, сэр Мишель произнес:

– Благородный сэр, чье доброе имя мне пока неизвестно, не соизволите ли вы объяснить мне, что заставило вас столь невежливо обойтись с высокочтимым отцом Колумбаном?

Рыцарь резко обернулся, оглядел сэра Мишеля с ног до головы и, убедившись, что перед ним всего-навсего мальчишка с едва пробившимися усами, тем не менее тоже вежливо поклонился и, плохо скрывая иронию, ответил:

– Благородный сэр, чье имя, несомненно доблестное, мне также пока неведомо, позвольте ответить вам, что причины, побудившие меня применить непозволительное ко святому отцу насилие, несомненно известны ему, и если он просветит меня относительно места пребывания одного человека, я не посмею больше отрывать почтенного отшельника от благочестивых размышлений.

Отец Колумбан, едва завидев Фармера-младшего, сперва просиял, а потом, заметив, что ни у сына барона Александра, ни у его спутника нет оружия, снова впал в грех уныния.

Сэр Мишель представился, рыцарь ответил ему тем же, и Гунтер узнал, что опереточного злодея зовут Понтием Ломбардским.

– Не удостоит ли меня благородный сэр Понтий чести узнать, что именно он жаждет услышать от святого отца Колумбана, и не могу ли я сколь-нибудь помочь доблестному рыцарю в его несомненно благородном желании?

Гунтер видел, что сэр Понтий больше желает дать сэру Мишелю хороший подзатыльник и пинок под зад, чтобы не задавал лишних вопросов, да пресловутый этикет не позволяет. Оскалив свои кроличьи зубы в вежливой ухмылке, сэр Понтий отвечал:

– Думаю, вряд ли тебе известно, благородный сэр Мишель, шевалье де Фармер, где находится человек, которого мы ищем.

– А если известно? – Сэр Мишель склонил голову набок и лукаво прищурился. – Уж не тот ли это сарацин, что болтается сейчас на суку в Сен-Рикье, возле церкви святого Томаса? – И, не давая сэру Понтию опомниться, продолжил: – Ломбардский, Ломбардский… слышал я это имя. Ты часом не родственник герцогу Ломбардскому?

– Его сводный брат, – процедил сэр Понтий сквозь зубы. – А какое до этого дело благородному шевалье де Фармеру?

– Сводный? – переспросил сэр Мишель. – Бастард, значит… Ну-ну!

Едва сэр Мишель произнес эти слова, как разъяренный, побледневший от бешенства Понтий выхватил копье из рук стоявшего рядом сарацина, бывшего, судя по всему, его оруженосцем, и упер в грудь нормандцу.

– Не соизволит ли… благородный сэр катиться своей дорогой и не вмешиваться в дела взрослых! – прорычал сэр Понтий. – И вообще, кто посвятил тебя, недоноска, в рыцари и не брешешь ли ты о своей принадлежности к высокому рыцарскому сану, являясь на самом деле деревенским ублюдком, наслушавшимся баллад и стащившим у своего сюзерена кольчугу?

«Один к одному мои мысли, – огорченно подумал Гунтер. – В точности. – Он большим пальцем снял автомат с предохранителя и сделал шаг назад, выставив одну ногу. – Похоже, придется вмешаться, или моего сэра сейчас запросто прикончат. Их пятеро. И вооружены эти странные господа отлично, а у сэра Мишеля оружия нет. У меня – только автомат. Пускай он и не относится к данной эпохе, но будет покруче местных заточенных железок».

Отец Колумбан, видя, что внимание сэра Понтия перенеслось на невесть откуда взявшегося молодого Фармера, стал потихоньку отступать назад, к лесу, читая про себя молитвы и призывая кары небесные на голову нечестивцев.

Тем временем не на шутку оскорбленный сэр Мишель схватился за копье противника, но сию секунду получил тычок в грудь. Сила удара была погашена кольчугой, однако острие прошло между колец и поцарапало кожу. Прижав ладонь к груди, сэр Мишель посмотрел на нее и увидел кровь. Зарычав от ярости, он попытался выдернуть копье из рук сэра Понтия. И вдруг оглушительный треск раздался за спиной, копье неожиданно оказалось в руках сэра Мишеля, дико завизжали лошади, а отец Колумбан, успевший отойти к краю поляны и готовившийся припустить к замку барона де Фармера за помощью, упал ничком в траву, закрыв голову ладонями. Мишель увидел, как сэр Понтий, будто от удара невидимого кулака, опрокинулся навзничь, схватившись за плечо. Перепугавшиеся сарацины с тоскливыми воплями разбежались, будто увидели воплощенную птицу Рух.

Сэр Мишель обернулся и смятенно посмотрел на Гунтера. Черная железяка слегка дымилась на конце.

– Это ты? – с трудом оправляясь от потрясения, спросил он.

– Конечно, – спокойно ответил Гунтер. – Необходимо было как-то прекратить это безобразие.

Видя, что события приняли серьезный оборот и сэра Мишеля могут сейчас проткнуть насквозь, Гунтер поднял автомат вверх и дал короткую очередь в воздух. Совершенно случайно одна из пуль попала сэру Понтию в плечо и прошла навылет, пробив кольчугу.

– Ты призвал молнии Господни на головы неверным? – Сэр Мишель благоговейно взглянул на автомат. – Ясно теперь, почему ты так переживал за это… святое оружие! Не зря я кидался за ним в адово пекло, в которое превратился сарай Рыжего Уилли!

Германец уныло зевнул, оглядываясь по сторонам. Благочестие сэра Мишеля хоть кого доведет до меланхолии.

– Все это замечательно, – сказал наконец Гунтер, – только одна из «молний» почему-то попала в доброго христианина. Единственная, кстати.

С этими словами германец подошел к сэру Понтию, который ворочался на траве, рыча сквозь зубы от боли в плече, наклонился над ним, сдвинув автомат за спину, и вежливо поинтересовался:

– Не пожелает ли благородный сэр Понтий принять помощь из рук оруженосца сэра Мишеля де Фармера?

– Пшел вон! – огрызнулся сэр Понтий, потянувшись к мечу здоровой рукой.

«Черт возьми! – выругался про себя Гунтер. – Эти рыцари только друг перед дружкой выделываются, а с простым честным трудягой-оруженосцем у них, благородных, разговор короткий. Ну и подыхай себе, мистер Икс недоделанный!»

Сдержанно поклонившись, Гунтер вернулся к сэру Мишелю, с ног до головы политый отборными ругательствами на старофранцузском, большую часть из которых он не понимал, но на всякий случай попытался запомнить.

– Иди сам разговаривай с сэром Понтием. Только учти, он хам тот еще! – буркнул он. – Или у вас принято некуртуазно обращаться с чужими оруженосцами?

Пропустив мимо ушей эти слова, сэр Мишель задумчиво посмотрел на ломбардского рыцаря, потом снова на Гунтера.

– Послушай, а ведь у нас с ним поединок был. Выходит, он повержен.

– Ну и дальше? – угрюмо спросил Гунтер.

– Ты, победитель, должен забрать у него оружие и доспех.

У германца глаза на лоб полезли после эдакого заявления.

– Дудки! А потом он кинется в… polizei с жалобой на ограбление? Хочешь его доспех – сам и отбирай. – Гунтер сел в траву, скрестив ноги по-турецки и уперев подбородок в ладони, и мысленно повторил звучное словосочетание, которое чаще всего проскакивало в славной рыцарской ругани.

Сэр Мишель, снова не понявший слова германца («полисая» какая-то…), все же не стал переспрашивать, решительно подошел к сэру Понтию, встал над ним в победной позе и надменным тоном произнес:

– Сэр рыцарь! Ты повержен в честном поединке и должен отдать мне… э… нам свое оружие, доспех и коня.

– А ну брысь отсюда, щенок! – взревел сэр Понтий, сорвал здоровой рукой нож с пояса и хотел было метнуть в сэра Мишеля, но молодой Фармер ударил его носком сапога по запястью, выбив кинжал, и наступил подошвой сапога на руку.

– А знаешь ли ты, сэр Понтий, ломбардский бастард, какая сила ранила тебя в плечо и разогнала точно мух твоих приспешников? Знаешь? – Сэр Мишель надавил сапогом на запястье, и сэр Понтий застонал от боли. – Это молния Господа поразила тебя за то, что ты посмел столь неучтиво обращаться со святым пустынником! И если ты погрешишь против рыцарской чести, тебя ждет куда более тяжкая участь. Сдайся, не теряя достоинства доброго правоверного рыцаря!

Превознемогая боль, сэр Понтий протянул свободную руку, обхватил сэра Мишеля за щиколотку и рванул на себя. Не удержавшись, сэр Мишель свалился на бок, быстро откатился в сторону, чтобы избежать возможного удара кинжалом, однако сэр Понтий и не собирался нападать на Фармера. Вскочив на ноги, он схватил копье, тяжело подбежал к своей лошади, удравшей к лесу при звуке выстрелов, неловко запрыгнул в седло и галопом припустил в лес. Сэр Мишель бросился вслед, выкрикивая оскорбительные эпитеты по адресу стремительно удалявшегося рыцарю, и едва не наступил на отца Колумбана, тихонько лежавшего в траве.

– Отец Колумбан! – изумленно вскрикнул сэр Мишель, и несчастный старик вздрогнул, будто его ужалила змея. – Что с вами, святой отец?

Осторожно приподняв взлохмаченную седую голову, отец Колумбан посмотрел на норманна через плечо и, убедившись, что он не демон, вызванный нечистыми заклинаниями сарацинов, а всего-навсего младший Фармер, слабым голосом проговорил:

– Мальчик мой, ты не знаешь, что за дьявольские силы промчались над миром?

Сэр Мишель помог отцу Колумбану подняться, заботливо очистил его одежду от налипших травинок и цветочных лепестков и, с трудом скрывая гордость, сказал:

– И не дьявольские вовсе это силы были, святой отец, но молнии Господа. Они разогнали нечестивцев и поразили христианина, ступившего на греховный путь. А оружие, изрыгающее молнии сии, принадлежит мне. То есть моему оруженосцу.

– Может ли такое быть? – Отец Колумбан недоверчиво взглянул на баронета.

– Может! – уверенно тряхнул засаленными волосьями сэр Мишель. – Пойдемте, святой отец, я познакомлю вас с Джонни – так зовут моего оруженосца. К тому же он желает исповедаться.

– Прекрасно, дитя мое! – оживился отец Колумбан. – Я с радостью выслушаю его, отпущу грехи и, если он не откажется, расспрошу о чудесном оружии.

Опершись на руку сэра Мишеля, отец Колумбан засеменил к той самой березе, возле которой у него состоялся столь неприятный разговор со странным сэром Понтием.

Подойдя к Гунтеру, сэр Мишель представил отцу Колумбану своего оруженосца, назвав его Джонни. Тот не стал возражать, к тому же все равно надо было привыкать к новому имени. Гунтером он теперь останется только в разговорах с самим собой и в воспоминаниях.

– Вот, Джонни, отец Колумбан готов принять твою исповедь! – радостно сообщил сэр Мишель.

«Ага, теперь самое время исповедаться, – с раздражением подумал Гунтер. – Я, простите, хочу как следует поесть и отоспаться. Желательно в постели, а не под деревом».

– Да, конечно, после заката, когда я завершу свои дела, приходите в мой дом и примите мое благословение. Кстати, а куда вы идете?

– Вообще-то я иду домой, – почесывая в затылке, сказал сэр Мишель. – Одного боюсь – папенька начнет кричать и выставит нас взашей. Святой отец, может быть, вы с нами сходите? Все-таки барон вас уважает…

– Уважает, – хмыкнул отшельник. – Я тебе не рассказывал, что монсеньор Александр после твоего ухода из дому имел со мной беседу? Нет? Хорошая была беседа, длинная.

– И о чем? – подозрительно скосился на старца Фармер-младший.

– «Ты позволил моему наследнику начитаться бестолковых книжек! – явно передразнивая голос барона, продекламировал отец Колумбан. – И этот балбес возомнил себя кем-то наподобие Ланцелота!»

– И вам досталось, – вздохнул рыцарь. – А книжки все равно были хорошие. Правда, теперь я уяснил, что в наши времена все по-другому. – Зато набрался жизненного опыта, – махнул рукой святой отшельник. – Это тоже полезно. Не убили, не покалечили – и слава Богу. Ладно, я согласен. Поговорю с бароном Александром. Идемте в замок.

Мишель, обрадовавшись покладистости монаха, грохнулся на колени и полез целовать ему руку. Выглядело это не столько благочестиво, сколько шутовски.

«Рембрандт. Возвращение блудного сына, – умиленно подумал Гунтер, вставая и разминая затекшие ноги. – Только туфли упавшей не хватает».

Он вспомнил, как поздней осенью 1939 года он был с военной миссией люфтваффе в России. Их долго и утомительно возили по аэродромам, демонстрировали последние достижения русских авиаконструкторов, а в конце поездки в качестве «культурного отдыха», как выразился на дурном немецком гид с насквозь продувной рожей полицейского агента, их отвезли в Петербург, который большевики переименовали годах в двадцатых в честь своего первого фюрера. И там он, отстав от спотыкающегося на каждом слове экскурсовода, долго смотрел на картину Рембрандта, виденную им до сих пор только на репродукциях. Странное было ощущение – будто картина потускнела, съежилась от тоски, одиночества, непонимания в чужой холодной стране. А может быть, просто показалось – в огромном музее со множеством уникальных произведений искусства было на редкость дурное освещение.