Текст книги "Мои любимые блондинки"

Автор книги: Андрей Малахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

1706 ступенек вниз /Третий сон Верочки

И снится Верочке сон, будто попала она в ад для телевизионщиков. Когда-то в институте она читала Данте, правда, в сокращенном варианте, и теперь, во сне, понимала, что все очень похоже. Даже надпись перед входом: «Оставь-ка пульты всяк сюда входящий!»

Вместо Вергилия навстречу Верочке вышел ведущий программы «Час суда» адвокат Павел Астахов. Вышел он из сумрака в такой странной, короткой мантии и говорит:

– Здравствуйте, Вера, прошу следовать за мной!

– Какая у вас мантия необычная… Кто модельер? – интересуется Верочка.

– Это, – многозначительно ухмыляется Астахов, – не мантия, а пелерина от Miuccia Prada, последняя коллекция. Наш босс только у нее одевается. И нам велел в обязательном порядке. Хотя, скажу вам по секрету, Верочка, – и знаменитый адвокат дотронулся до ее руки. – Мне, если честно, Dolce & Gabbana больше нравится, но… Prada значит Prada. Говорят, у босса с ней бессрочный договор…

(«Прикоснулся он ко мне, – страшным шепотом пугает меня Верочка, – а у самого пальцы холодные, прямо лед! И вперед подталкивает, мол, попалась, дорогая? Я, конечно, пробую наладить контакт, все-таки он интеллигентный человек – вдруг отпустит?»)

– А у вас, – как бы непринужденно щебечет Верочка, – в телевизионном аду так же, как в «Божественной комедии», все устроено?

– Шеф, – Павел произносит это слово с большим почтением, – хоть и не большой поклонник Алигьери, но гениальность поэта признает. Поэтому ничего менять не стал, все девять кругов на месте, – обнадежив Верочку, ее проводник снова нехорошо ухмыльнулся.

И вот подводит ее Павел Алексеевич к гигантской дыре-воронке. Заглядывает в нее Верочка и видит, что вниз в эту черную глубину ведет бесконечная узкая лестница.

– 1706 ступенек и только вниз, – вкрадчиво шепчет ей на ухо Астахов, – это наше «ноу-хау», ровно как в Останкинской башне! – и он придирчиво смотрит на свою спутницу, которая явно замешкалась перед входом. – Lac'y's first! – прогремел он и снова коснулся ее холодной рукой, добавив (для непонятливых):

– Добро пожаловать в ад!

Тут поднялся сильный ветер и перенес Верочку на лестницу.

– Осторожно! Не оступитесь, – проявляет заботу любезнейший Павел Алексеевич, – сейчас будет очень крутая ступенька, ..

Верочка оглянулась на него, чтобы сказать спасибо, и осеклась: глаза ее провожатого горели красным огнем.

– В круге первом, – и экскурсовод в пелерине от Prada плавно махнул рукой в сторону, – томятся у нас гримеры, осветители, операторы и уборщицы.

Ошеломленная Верочка внимательнее пригляделась к толпе несчастных и увидела среди них и бабу Зою («Помнишь, – кричит она, – у нас в 14-й студии полы мыла?»), и стилистов наших, и Диму– оператора-постановщика, и еще многих-многих…

– А почему они все вместе-то? – спрашивает Верочка, набравшись храбрости.

– Эти грешники старались делать телевизионную картинку чище, светлее, привлекательнее и ярче, чем на самом деле, поэтому объединены в одну группу.

Верочка хоть и вздрогнула, но подумала, что это вполне… разумное размещение. И тут же Павел к ней наклонился и прошептал:

– Уж в чем в чем, Верочка, а в отсутствии разума нас обвинить нельзя.

Спускаются ниже. Жарко так, что пот градом, а Астахову хоть бы хны.

– Во втором круге, Верочка, – и он снова делает щедрый жест рукой, – у нас телевизионные режиссеры. Кое-кто из них, – и Павел начинает тяжело смеяться, – особенно с канала «Культура», нам сначала даже забастовку устроили. Мол, почему это их, творцов, снимавших высокодуховные спектакли и программы, теперь вместе с бездуховными режиссерами клипов и сериалов держат? Пришлось пригрозить, что, если будут выступать, отправим на круглосуточные съемки по книге «Дyxless».

– Беспредел! – возмущена Верочка. – Так нельзя поступать даже с отстойными режиссерами!

– Зато, – строго так отвечает ей Астахов, – как услышали про Минаева, сразу присмирели.

Они спустились по лестнице еще пару сотен ступеней, и вдруг повеяло таким страшным холодом, что Верочка затряслась.

– Что случилось? У вас тоже перебои с электричеством? И почему эти девушки в третьем круге совсем голые, они же посинели?

– Да нет, – Павел Алексеевич залюбовался на синих девушек. – Мы здесь специально такой температурный режим поддерживаем. А девушки эти с «Метео-ТВ». Они рассказывали на разных каналах о погоде. Мой шеф среди них особенно ведущих «Голой правды» жалует. Даже отпускает их раз в год на Пасху погреться. Помните, была такая программа, когда дамы, рассказывая про температуру и осадки, постепенно донага раздевались?

– Разве такое забудешь, – вздохнула Верочка, а про себя подумала, что ее бывшего мужа в часы «Голой правды» даже под страхом лишения ужина нельзя было оттащить от телевизора.

– Бывшего супруга, – вдруг прищуривается Астахов, – вы, Верочка, здесь не увидите. Ему у нас отказали в месте. Зацепок никаких нет, да и к личному делу не подкопаешься.

Верочка вздрогнула («Он же все мои мысли читает!») и вопросительно на Астахова уставилась.

– Муж ваш сейчас в раю, в мастерской по ремонту металлоизделий пребывает. Иногда даже апостолу Павлу ключи от рая вытачивает.

Сообщение о бывшем муже выводит Верочку из равновесия.

– – Да, недаром вы, Павел Алексеевич, в Высшей школе КГБ учились, все знаете и насквозь видите.

– Тс-с-с! – проводник театрально приставил к губам палец и заозирался по сторонам. – Какая вы, Верочка, просвещенная… Об этом моменте моей биографии я здесь не распространяюсь. А то этот, – он пренебрежительно сплюнул, – эфирный планктон в четвертом круге сразу начнет меня высмеивать.

– Эфирный планктон? – не поняла Верочка.

– Зрители. В четвертом круге ада у нас только они.

– Что, все-все телезрители собраны? – ужаснулась Верочка.

– Нет, – успокаивает ее Астахов. – Столько народу даже нам не осилить. Только те, кто по Останкинским студиям с утра до вечера шатался, в разных программах жизнь просиживал и «вау!» орал.

Верочка пристально вгляделась в бешено аплодирующую толпу на четвертом круге, и вдруг…

– А что там делает Владимир Соловьев? Он же мой любимый ведущий?!

– По логике, да, шоумены у нас в шестом круге. Но у Соловьева четверо детей! Как не пожалеть многодетного отца? Мы же не звери, подняли повыше, – Павел вздохнул. – Он здесь за рубильник отвечает вместе с Сашей Мельманом из «МК». Телекритиков тоже сюда приписали, у них отдельная трибуна.

– За какой рубильник? – томимая недобрыми предчувствиями, спрашивает Верочка.

– Если четвертый круг аплодирует без энтузиазма, мы по трибунам ток пускаем. Что-что, а публику мы умеем разогревать лучше всех.

И они проследовали дальше.

– «Круг пятый. Виджеи и Маша Малиновская», – прочитала Верочка табличку. – А почему вы Марию так выделили?

– Начальник к ней неравнодушен. Ее сначала за вранье хотели в восьмой оформить, к Комиссарову. Представляете, стала шефу на собеседовании вкручивать, что у нее бюст натуральный! А потом расплакалась, силикон вытащила и еще добровольно рассказала, как от ЛДПР на Хренгородчине в депутаты баллотировалась. Мы ее тогда среди коллег виджеев и оставили.

– Скажите, а Андрей Малахов, он где? (Трубка уже нагрелась так, что обжигала мне ухо. Я включил на телефоне кнопку «динамик» и положил его рядом.

– Еще подруга называешься! Раньше не могла моей судьбой поинтересоваться?! – мне наконец-то удалось вставить хоть слово.

– Андрюш! – оправдывается Верочка. —Tы в шестом круге, в хорошей компании, с ведущими развлекательных программ!

– Да уж, коллективчик еще тот! Как пауки в банке! Слушай, а почему Валеру Комиссарова в восьмой круг отправили, а не с нами?

– Ой, Павел Алексеевич сказал, что как только шеф Комиссарова увидел, так за «Окна», депутатство, Думу, лоббирование там законов о морали и нравственности, в общем – сразу, что называется, по совокупности заслуг, в предпоследний Валеру и опустил. Он там круглосуточно пьет сок «Чертова семейка» из пакетов и смотрит «Дом-2»! Ну ты слушай дальше!)

Вдруг Верочка ощутила такое зловоние, что оно перебило даже острый запах серы. Вокруг стеллажей седьмого круга, плотно заставленных банками с какой-то желтой жидкостью и подозрительно пухлыми спичечными коробками, суетились ведущие новостей и аналитических программ.

– Да, амбре впечатляет, – Павел Астахов, вынув из кармана своей пелеринки марлевую повязку, протянул ее Верочке. – Сами еле терпим. Но здесь у нас режимный объект – лаборатория «Бремя». Каждое утро, день, вечер репортеры со всего ада анализы собирают, ведущие сортируют, а комментаторы анализируют. Молодцы, стараются, все быстренько, в режиме новостей. Пока сбоев не было, недаром их там в дирекциях информации дрессировали и натаскивали.

( – Вера! – не выдерживаю я. – Восемь утра – не томи! Кто в последнем, девятом, круге?

– Знаешь, уже так жарко было, везде языки пламени. И такой жутью повеяло, что я глаза закрыла. Слышала только, как очень жалобно там кричали: «Рейтинг, доля! Доля, рейтинг!» До сих пор сердце разрывается.)

Перешли Верочка с Павлом Алексеевичем девятый круг. Верочка вся в испарине, волосы от жары так высохли, что колом стоят. Присела она на кучу угля под 1706-й ступенькой, охает и смотрит на Астахова, мол, назад-то как возвращаться? А Павел Алексеевич опять кривенько так улыбнулся и… исчез, а прямо из воздуха появился скоростной лифт, такой, как в телебашне, и стоит открытый, как будто ждет ее…

И тут Верочка проснулась.

Я сижу в баре отеля Savoy, который помнит шарфы Айседоры Дункан и голос Есенина. За столиком напротив меня пьет кофе Мария Ремизова из «Комсомольской правды» – первый корреспондент, с которым я согласился пообщаться после исчезновения Марины (под прессом пресс-службы Первого канала). За последнюю неделю я очень устал – на работе все кувырком, все эти звонки с просьбой прокомментировать слухи, Верочка с этим ужасным сном…

– Можно включать? – рука Марии ныряет в сумочку.

– Да.

Кнопка гес на ее диктофоне нажата. Поехали.

– Андрей, интернет гудит, все только и говорят о том, что со дня на день популярный телепроект прекратит свое существование, а вы из-за увольнения двух редакторов тоже подаете заявление об уходе. Это правда?

– Да что вы! – я с удивлением смотрю на Машу. – У нас все замечательно! Просто не понимаю, откуда берутся эти слухи? Вы видели рейтинги последних программ? По данным «Гэллопа», мы на пятом месте в стране!

Мария несколько секунд смотрит на меня с видом гипнотизера, а затем вкрадчиво спрашивает;

– Но у вас же серьезный конфликт с продюсером…

– Что вы, Маша! – я делаю честные глаза, потому что не имею никакого права разочаровывать наших зрителей. – У нас с продюсером прекрасные отношения и полное взаимопонимание. Генриетта Николаевна – чудесный человек, добрый, отзывчивый. Мы так тепло сотрудничаем, всегда находим общий язык. Она настоящий профессионал! Просто сейчас мы решили взять небольшой тайм-аут, чтобы подумать, понять, куда двигаться дальше, как развиваться. Ведь сейчас появилось столько клонов «Большой стирки», программ, которые не гнушаются подставными историями, дискредитируя тем самым и наше детище…

Мария принимает правила игры и быстро переключается на другую тему – не менее, а скорее всего, более «вкусную», как сказала бы Гетта, для читателей.

– А это правда, что одна из ваших, как вы говорите, любимых блондинок, то есть одна из ваших редакторов, беременна, причем до шести месяцев она даже об этом не подозревала? – в глазах Маши горит неподдельный интерес. – Как вообще ей это удалось?

– Мой папа, – я подпираю рукой щеку (надо бы побриться) и заглядываю Маше в глаза, – мой папа мечтал, чтобы я был гинекологом. (Если «КП» не использует это в заголовке интервью, я их не пойму.) Поэтому готов объяснить вам хрестоматийные вещи. У женщин с избыточным весом довольно часто нарушается цикл. Вот почему для нашей Леночки вторая беременность стала полной неожиданностью, но она счастлива!

– Так кто отец ребенка? – Маша тоже подпирает рукой щеку и смотрит на меня. – Ходили слухи, что это звезда футбола…

– Честное слово! – и я с восторгом хлопаю рукой по столу. – Просто непонятно, откуда это пошло?.. Все это домыслы, ведь Лена с ним даже не знакома! Вот уже год, как она встречается с мужчиной своей мечты, и они ждут не дождутся своего первенца. Кстати, они ждут мальчика.

Мы говорим уже достаточно долго, а Мария все еще не задала мне главного вопроса – про Марину. Я же понимаю, что главная цель нашей беседы – не волнения вокруг «Большой стирки», которая все еще стоит в сетке телепередач.

И вот наконец это прозвучало.

– Андрей, – как бы невзначай интересуется Мария, – ну раз у нас такой откровенный разговор… Так что все-таки случилось с вашей подругой – самой любимой вашей блондинкой Мариной? Скажите нам правду.

Я держу мхатовскую паузу и говорю:

– Она утонула.

На смех Марии обернулись сразу несколько человек. Цитата из знаменитого интервью Ларри Кинга поставила точку на нашем разговоре, и рука Маши тянется к кнопке stop на диктофоне. Я ее останавливаю.

– Марина исчезла. Когда-то я уже говорил, что вся моя жизнь состоит из безусловных фантазий. Может быть, это прозвучит наивно и я похож сейчас на мать нашего последнего императора Марию Федоровну, которая до конца своих дней отказывалась ставить свечки за упокой своей семьи – верила, что все они живы… Я тоже верю, что Марина жива, здорова и счастлива. Не знаю, где она сейчас, но если бы вы спросили меня о моих фантазиях, я бы нарисовал такую картину. Представьте: Бразилия, традиционные съемки с вертолета статуи святого Христофора, Рио-де-Жанейро, бескрайний пляж Копа-кабана и Марина в сногсшибательном купальнике и темных очках вальяжно растянулась в шезлонге. Она пьет каперинью и улыбается проходящему мимо спасателю на пляже.

Да! Чуть не забыл. Хочется верить, что перед тем, как утопить свой мобильный телефон Vertu в унитазе Sanderson, она собиралась набрать мой номер.

Над моей головой кружит вертолет. Но статуя святого Христофора очень далеко отсюда. Я оставил этот безумный, безумный, безумный телемир ради другой святыни.

Миллионы игл колышутся на сосновых ветках, и румяное вечернее солнце пробивается через колеблющуюся сетку этих душистых стрел. Небо на востоке еще дневное, синее, а на западе уже сверкает огромный огненный веер заката. Здесь, на затерянном острове среди ладожского простора, ты отрезан от всех жизненных волнений. Даже не верится, что была в твоей биографии «Большая стирка», толпы гостей, рейтинги, автографы, бесконечные интервью…

Валаам. Я пробыл здесь всего три дня, но моей душе уже не так больно. Я сижу на пологом склоне недалеко от скита святого Александра Свирского. Когда-то толпы паломников заставили этого святого человека бежать с Валаама. А ведь, наверное, и ему казалось, что он нашел свое место на земле, место, где тебе по-настоящему хорошо…

В моем кармане назойливо вибрирует опрометчиво захваченный с собой кусочек из того мира, Я достаю телефон не сразу.

Не может быть… У меня заколотилось сердце. На экране высветился международный оператор. Неужели она?!!

Не успеваю расстроиться, потому что рад слышать девчонок.

– Анталия на связи! – орут они в трубку нестройным хором. – За последний час съели уже 20 мороженых!

– Андрей! – звенит Ларискин голос. – Спасибо тебе за путевки, дети просто счастливы. И мы тоже… Даже не представляю, сколько ты заплатил за весь этот ультра-олинклюзив…

– – Лариса, – обрываю я ее, – мы же договорились не говорить об этом!

– Хорошо, хорошо!

Слышна откровенная драка из-за телефона, побеждает Бойко:

– На фиг все диеты, на фиг телевидение, на фиг Гетту! Мы – самые счастливые девки на свете!

Трубкой завладевает голос Пятницкой:

– Все! Мы тут остаемся. Тут паленые сумки дешевле, чем нам приносят в офис, представляешь? Турция – наша страна! Все, Наташка дерется!

– Андрей! – это опять Бойко. – Мы тут самые заводные, во всех конкурсах выигрываем, нас даже приглашают аниматорами работать! Представляешь, Ленка – у нее, кстати, живота все еще не видно – полпляжа увела на платную экскурсию. Да, чуть не забыла, привет тебе от Мишки – он сейчас у мамы в Воронеже. Ой, тут опять Лариска трубку рвет…

– Андрюша, нас всех называют Наташами, и Бойко орет, что это в ее честь. А еще мы нашли трех мужиков, которые исполняют танец живота, а Пятницкая уже звонила в офис Таркана, и он обещал приехать на съемку…

Я сижу на пологом склоне, смотрю на румяное вечернее солнце и на миллионы игл, которые колышутся на сосновых ветках, и слушаю радость моих любимых блондинок. Мне хорошо и спокойно. Единственное, что меня смущает, – это сообщение о будущих гостях ток-шоу. Хочу ли я быть его ведущим?