Текст книги "Дабог"

Автор книги: Андрей Ливадный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Он медлил, словно завороженный глядя в зеленоватую паутину прицела.

– Давай, Гудман, не тяни!..

Лейтенант вздрогнул. Голос капитана Джошуа, грубо подстегнувший его решимость, сыграл с Патриком злую шутку.

Нескольких мгновений замешательства, вызванных резким окриком капитана, оказалось достаточно, чтобы огромный робот ожил…

Лейтенант видел, как зашевелился внутри механического исполина тепловой контур человека. На горбе машины вдруг пришли в движение какие‑то устройства, и все это оказалось спрессовано даже не в секунды, а в доли секунд…

Правый ступоход исполинской машины выпрямился, отклонив корпус, как раз в тот момент, когда лейтенант Гудман судорожно сжал сенсор залпового огня.

Очередь из десяти снарядов чиркнула по броне агроробота и ушла в рикошет, превратив в горящие щепки несколько деревьев…

– Черт! Я промахнулся!.. Ааа!!!

Пространство узкой прогалины между рядами симметрично высаженных деревьев внезапно разорвала очередь ослепительных световых стрел, и предсмертный крик лейтенанта сменился в эфире страшным булькающим звуком…

Изображения с нескольких камер моргнули и погасли, осталась только одна, парящая у края лесопосадок…

Капитан Джошуа потрясенно смотрел в стереообъем связанного с ней экрана, беззвучно шевеля побелевшими губами, не веря тому изображению, которое предлагала уцелевшая видеокамера…

Этого не может быть… – говорили его выцветшие глаза с расширенными зрачками.

На том месте, где секунду назад стояла БПМ, сейчас бил в небо фонтан огня и кипящей грязи. Камера показывала крупно, слишком крупно… он видел, как от жара сворачиваются в трубочку мясистые листья незнакомых деревьев, как из столба пламени вылетело горящее, кувыркающееся в воздухе ребристое колесо с огрызком оплавленной оси, потом среди занявшихся огнем деревьев что‑то рвануло, выкинув в небеса несколько крупных обломков боевой машины… и страшный, закопченный, отрезанный, как ножом, кусок кормы БПМ, пролетев над деревьями, с лязгом рухнул в сотне метров от места схватки, пройдя мимо парящей в воздухе видеокамеры во всех удручающих подробностях…

* * *

Седьмой отдельный взвод космической колониальной пехоты (так, в связи с начавшейся операцией, теперь именовались приданные флоту планетарные соединения) вышел к южной дорожной развязке с опозданием в семь минут относительно установленного графика.

Они издали увидели БПМ, застывшую на втором ярусе дороги, под пологом электромагнитного статис‑поля. Пехотинцы были злые и усталые после трехчасового прочесывания брошенных жителями городских зданий. Их камуфлированная броня, покрытая капельками дождя, сливалась с серым фоном вымокшей улицы, по закрытым забралам шлемов изредка пробегали статические сполохи электромагнитных «дворников».

Всем одинаково хотелось курить, поэтому незримое статис‑поле, отсекающее дождь над позицией боевой планетарной машины, имело в эту минуту особую притягательность – под его покровом можно будет на минуту открыть надоевшие шлемы, не опасаясь при этом схватить дозу излучения от низвергающихся с небес радиоактивных осадков.

– Шевелитесь, парни! – для проформы прикрикнул сержант, но его бойцы и так прибавили шагу. Разбившись на двойки, они по‑прежнему держали дистанцию, двигаясь по обеим сторонам улицы, но вид окраины города как‑то ненавязчиво подсказывал – все, операция идет к своему завершению. Город захвачен, сопротивления нет, а об остальном пусть болит голова у Нагумо. Они свое дело сделали.

До заветного полога статис‑поля оставалось несколько сот метров, когда БПМ внезапно сорвалась с позиции и рванула в сторону лесополосы, выворачивая своими огромными колесами центнеры раскисшей под проливным дождем почвы. Сержант остановился, проводил ее долгим, пристальным взглядом, но комментировать данный рывок не стал. Там, куда ушла планетарная машина, простому смертному делать нечего – эту мрачную поговорку, основанную исключительно на фактах, знал каждый солдат, от ветерана до молокососа.

Шагнув под полог электромагнитной защиты, сержант раздраженным движением отстегнул забрало гермошлема и первым делом сплюнул на сухой асфальт автодорожной развязки.

– Держим позицию! – мрачно прикрикнул он на бойцов.

Те нехотя опять разбились на двойки, расположившись по периметру, образованному статис‑генераторами, которые выстреливала вокруг себя БПМ при каждой длительной стоянке.

– Курить‑то можно, сержант? – осведомился один из бойцов.

– В кулак… – буркнул в ответ тот, напряженно вглядываясь в дождливый сумрак окрестностей. – Снайпер и гранатомет, на левый фланг!.. – вдруг приказал он.

Четыре человека пришли в движение, выполняя команду. Первым занял позицию снайпер, – присев за бетонный поребрик, огораживающий закругление автострады, он кивнул своему второму номеру. Напарник, на шлеме которого топорщилось несколько антенн, расположился в метре от снайпера, направив в сторону лесополосы раструб небольшого прибора.

– Все тихо, сэр, – спустя несколько секунд доложил он.

Сержант посмотрел на расчет реактивного гранатомета и угрюмо кивнул. Он‑то знал, что корректировщик сейчас не видит дальше собственного носа, радиоактивный фон местности ослеплял сенсоры приборов, а стена льющейся с небес воды делала мир за пологом маскировочного статис‑поля просто сумеречным пространством, в котором царили неясные, размытые линии.

Командира группы не покидало какое‑то странное, нехорошее предчувствие.

Дождь… Чертов дождь…

…Внезапно там, куда ушла БПМ, раскатисто рявкнуло короткой очередью ее башенное орудие. В сумраке унылого дня было видно, как над стеной деревьев метнулись сполохи разрывов и взлетели какие‑то обломки.

Сержант, прищурясь, смотрел в ту сторону.

– Ну‑ка, застегнуть всем шлемы, живо! – сквозь зубы приказал он, сам, однако, не торопясь подавать личный пример подчиненным. Те нехотя повиновались, одарив командира неодобрительными взглядами. Ну, прижала БПМ кого‑то в «зеленке», нам‑то что скалиться? – красноречиво говорили глаза солдат.

Кто‑то, глядя на командира, не торопился гасить только что прикуренные сигареты, и сержант начал было разворачиваться, но слова, приготовленные для нерадивых подчиненных, застряли в его горле: в этот самый миг за унылой стеной дождя вдруг полыхнула ослепительная вспышка, и взрывная волна, сорвав на секунду мерцающий полог энергозащиты, в тяжкой судороге выкинула в небо многотонный обломок задней части БПМ…

Нужно отдать должное – только два или три человека запаниковали, заметались, да и то лишь потому, что покореженный обломок летел, казалось, прямо на них. Остальные в непомерном, отдающем каким‑то невинным, бесшабашным восторгом изумлении проводили взглядами полет покореженной кормы (Вот это… на хрен… ты видел, да?!.), пока та с лязгом не ударилась о стойку бетонной опоры, что поддерживала второй ярус дорожной развязки, и лишь чье‑то бессвязное восклицание типа: «Ваау!..» сопроводило отдавшийся в почву удар…

Люди были удивлены, но не испуганы.

Они еще не воевали по‑настоящему, не видели смерть лицо в лицо, – даже у ветеранов локальных войн львиная доля боевого опыта приходилась на нудное патрулирование разрушенных с орбиты городов или дистанционное наблюдение за вспышками далекого, безобидного огня. Войны XXVII века сводились к незамысловатому противостоянию техники. Один боевой крейсер на орбите какого‑либо планетоида мог полностью контролировать ситуацию внизу. Поэтому солдаты из состава занявшего автодорожную развязку взвода были ошеломлены, но пока лишь тем, как на их глазах вдруг скончался живучий миф о непобедимости боевых планетарных машин…

Ни у кого не хватило времени, чтобы задуматься о главном – кто прикончил БПМ?

Страх, как и ответ на незаданный вслух вопрос, пришел через пять или шесть секунд после того, как отгремели звуки тяжкого падения обломка.

За близкой стеной увядших под радиоактивным ливнем деревьев внезапно раздался протяжный душераздирающий лязг, – словно там провели ржавым гвоздем по листу тонкого железа, – и над макушками самых высоких крон вдруг поднялся чудовищный, хищный контур чего‑то необъяснимого с точки зрения земной технической мысли…

Страшный силуэт высился над увядающими кронами, будто жуткая галлюцинация, мираж…

Чадящий обломок БПМ, плюющийся дымом у бетонной опоры дорожной развязки, делал картину еще более ошеломляющей. До сержанта, онемевшего от неожиданности, начал наконец доходить истинный смысл свершившегося события.

Машинально схватив дрожащими пальцами дугу укрепленного у рта коммуникатора с крошечным микрофоном на конце, он подал его к самым губам, словно этот жест мог чем‑то помочь ему лично или как‑то улучшить связь.

– Говорит пехотный‑семь! – выдавил он в коммуникатор, не смея оторвать глаз от восставшего над лесопосадками, окутанного густым, клубящимся паром силуэта совершенно незнакомой машины.

– Седьмой, это командный‑один! – раздался в коммуникаторе голос Джошуа, и сержант при его звуках испытал ни с чем не сравнимое облегчение, почти что экстаз, – настолько сильно он был потрясен и растерян.

– Сэр… – голос сержанта был хриплым и прерывистым. – Мы потеряли БПМ…

– Черт побери, я знаю! Доложи обстановку, седьмой!

Сержант пошевелил пухлыми губами, словно разминая их перед ответом…

– Я не могу описать этого, сэр… – признался он. – Что‑то встало из‑за деревьев… Оно огромное, окутано паром и не двигается…

– Это шагающий робот, болван! – яростно оборвал его Джошуа. Обыкновенный аграрный робот! – повторил он.

– Сэр, если это аграрная машина, то как она только что разорвала на куски БПМ? – Сержант уже предчувствовал тот приказ, который сейчас отдаст Джошуа, и внутри все протестовало. – Я видел это своими глазами!

– Прекрати скулить, седьмой! Вы все трусите и потому умираете! Очнись, сержант! – Джошуа орал не своим голосом, срываясь на хрип… – Гудман подставил свою машину! Это обыкновенный агротехнический робот, на которого кто‑то навесил пару лазеров! Не смотри на него, не покупайся, сержант, плюнь на его размеры!.. Ты должен остановить эту тварь! БПМ уже идут к тебе! Держи позицию и не пропусти его!

– Повторите, сэр…

– Я сказал – держи позицию до подхода БПМ! Ты понял меня?!.

– Да, сэр… – упавшим голосом подтвердил сержант.

Бойцы его взвода видели, как их командир опустил руку, которой прижимал коммуникатор к самым губам. Статис‑генераторы, сдвинутые взрывной волной, вновь заработали, и дождь опять отсекало где‑то вверху, но ближние к сержанту бойцы заметили поблескивающие на его лбу капельки влаги и поняли, что это не дождь, а пот…

Кинув беглый взгляд в сторону неподвижного силуэта, сержант раздраженным движением опустил забрало своего гермошлема, и в наушниках раздался его голос:

– Гранатометчики – на исходную!..

* * *

Этот день запомнился Игорю своей чернотой…

Сжимая гашетки горнопроходных лазеров, он видел лишь нацеленные в него орудия да сам контур боевой планетарной машины. Он видел массу целенаправленно действующего против него металла, электроники, брони, но в эти мгновенья он не думал о живых существах – тех, кто, вероятно, сидит внутри машины.

Мысль о людях (пусть врагах, но людях!) окатила спину ледяными градинами пота в тот момент, когда на радиочастоте метнулся и затих чей‑то болезненный вопль.

Сила, которая выпихнула Рокотова из кресла управления «Беркутом», не поддавалась осмыслению. Это был порыв, шок от осознания того, что он сделал…

На Дабоге слишком бережно относились к человеческой жизни, чтобы Игорь мог спокойно вынести мысль о том, что стал сознательным убийцей. Его истерзанный разум еще не мог воспринять мысль о том, что сюда пришли иные, воспитанные вовсе не на Дабоге человеческие существа, для которых само понятие «жизнь» не имеет того веса, ценности, святости, как то принято тут.

Пушечное мясо… Расхожий, легко восполнимый материал, гораздо более дешевый, чем сложная планетарная техника…

Эту правду ему еще предстояло узнать, а сейчас, выбираясь из днища «Беркута» через откинутый люк, он ощущал себя погруженным в кошмар, который не может, не имеет права обернуться явью…

Вокруг несмотря на дождь горели деревья. Жадное пламя охотно облизывало их кроны, шипело на листьях, чернило и скручивало побеги, роняя в грязь снопы искр…

Спотыкаясь и падая, Игорь, как ослепший безумец, вытянув вперед руки, добежал до уродливых, разбросанных по сторонам обломков горящей машины…

– Я сейчас… сейчас… – почти беззвучно выдыхали его губы, но Игорю казалось, что он кричит в голос и те, кто задавлен этими обломками, его слышат…

Лазерный залп рассек планетарную машину на несколько уродливых, неравных частей, которые развалило по сторонам полыхнувшим изнутри взрывом.

Добежав по жидкой, плюющейся паром грязи до первого обломка, Игорь увидел совершенно неестественный ракурс какого‑то внутреннего отсека машины. Поставленный на попа кусок внутренней облицовки, незнакомые приборы, фрагмент кресла и… рука, которая еще судорожно сжимала в кисти обломок сенсорного рычага. Остальная часть человеческого тела была скрыта какими‑то дымящимися ошметьями.

Игорь, которого колотило от шока, схватил эту руку, дернул и вдруг, потеряв опору, повалился на спину.

Что‑то придавило его, обдав теплой, липкой жижей.

Глаза Рокотова расширились от ужаса. Рядом с ним в грязи лежала лишь верхняя часть туловища. Безвольно запрокинутая голова молодого, по сути, парня смотрела в черные небеса Дабога остекленевшим немигающим взглядом, а из перерубленных лазерным лучом кровеносных сосудов еще вытекала густая, почти что черная по цвету кровь…

В этот момент, инстинктивно подавшись в сторону от жуткого обрубка, Игорь закричал… Так, наверное, кричат смертельно раненные звери.

Он понял в эти чудовищные мгновенья какого‑то рокового прозрения, что уже стоит вне жизни, и, что бы ни случилось с ним дальше, прошлое не вернется. Никогда…

Словно пьяный, он кое‑как, шатаясь, добрел до могучей ноги «Беркута».

Крик рвался из горла и застывал на губах ледяным шепотом смерти:

Я не звал вас сюда… не звал… не звал…

Это звучало как проклятие. Пальцы Игоря оставались липкими от чужой крови. Радиоактивный дождь хлестал по лицу упругими струями мертвой воды. Он не мог ощутить, что плачет, даже если бы захотел.

Вокруг него плакал сам Дабог…

Смерть царила на огромном пространстве материка.

Четыреста лет… – билась в голове Игоря злая, ошалелая мысль. ‑Четыреста лет поколение за поколением мы создавали ЭТО…

Игорю больше ничего не требовалось понимать. С его пальцев, смытая дождем, на ступоход «Беркута» капала нежно‑розовая, разбавленная водой кровь…

С этой секунды началось его восхождение по страшной кривой равнодушия и ненависти. В этот страшный, полный молчаливого безумия миг началась та самая оборона Дабога, о которой напишут книги.

Но это будет позже.

Сейчас лишь один человек стоял под смертоносным дождем, тяжело привалившись к ступоходу древнего робота, и его судорожно рвало от пережитого ужаса, отвращения, от кровавого зрелища внутренностей БПМ, от осознания того, что он сделал…

Игоря трясло крупной, лихорадочной дрожью.

Перегретые лазерные установки «Беркута» испаряли падающую с разверзшихся небес воду, и робот казался окутанным таинственной дымчатой аурой.

Глава 4

Борт флагманского крейсера «Эндгроуз».

Сэр, мы потеряли одну БПМ! Доклад вахтенного офицера хлестнул по Нагумо, словно пощечина. Адмирал побледнел, но все же удержал свои эмоции.

– Как? – спросил он, поворачиваясь вместе с креслом. – Как это могло произойти?

– У нас есть видеоизображение, сэр, – стараясь смотреть мимо адмирала, доложил офицер.

– Давайте. – Нагумо сцепил пальцы обеих рук, поворачиваясь назад к экранам. В тиши командного поста «Эндгроуза» было отчетливо слышно, как хрустнули суставы командующего.

Вид исполинского аграрного робота с двумя пятисотмегаваттными лазерами на загривке впечатлил, но не испугал адмирала. Он понял – ему нарочно подсунули такой ракурс съемки, что робот и боевая машина выглядели как игрушки, отснятые с порядочной высоты.

Они не понимают, что мне все равно… – с оттенком тоски в мыслях подумал адмирал, недоброжелательно взглянув на столпившихся поодаль штабных офицеров. – Это вы боитесь крови и грязи, а я повидал и то и другое. Болваны… Болваны в чистых отутюженных мундирах… В реальности выживает только сильнейший, а этот робот оказался сильнее нас…

– Дайте нормальное изображение! – внезапно потребовал он.

Панорама на экране послушно укрупнилась. Теперь картинка не выглядела как скриншот [1]1
  Скриншот – копия игрового экрана, обычно записывается в рекламных целях.


[Закрыть]веселенькой игры в солдатики – робот шел, тяжело раздавливая своими ступоходами тонны грязи, его покатый корпус, задевая деревья, ломал ветви, а планетарная машина, прокладывая себе путь через лесопосадку, подминала стволы, которые плюхались в грязь с агонизирующей дрожью сминаемых крон…

Нагумо просмотрел запись до того момента, пока судорога взрывной волны не сбила парящие в воздухе видеокамеры.

Несколько секунд адмирал сидел, глядя в почерневший экран.

– Сколько их? – наконец обронил он.

– Один, сэр! – с готовностью доложил кто‑то из штабных.

– Артиллерийскую палубу «Эндгроуза» на связь, – буркнул адмирал. Его раздражала подобострастная нерешительность офицеров штаба.

Ничего… Пару раз сходят вниз – поймут что к чему. Я сделаю из вас настоящих офицеров, дайте срок.

– Сэр, палуба одиннадцать на связи. Докладывает старший правого борта капитан Доронин!

– Слушай внимательно, капитан. Сейчас тебе передадут координаты точки поверхности. Накрой ее так, чтобы ни одна полевая мышь не осталась в живых, ты понял?

– Так точно, сэр!

Нагумо махнул рукой, – отключайся.

– Господин адмирал! Нам докладывают, что в заданном квадрате седьмой пехотный взвод! Они блокировали автодорожную развязку. Капитан Джошуа отдал приказ удерживать позицию до подхода остальных БПМ!

Нагумо обернулся, смерил говорившего тяжелым взглядом покрасневших глаз.

– БПМ пусть возвращаются на исходную, – ответил он. – Пока этот робот способен двигаться, он может причинить очень много проблем.

– Сэр, как быть со взводом?

– Скиньтесь и поставьте ему памятник, – раздраженно ответил Нагумо Этот робот должен быть уничтожен немедленно. А кто из вас еще не понял, что началась война, – я могу объяснить, в чем разница между видом с орбиты и ползаньем на брюхе под ступоходами этой машины!

Больше вопросов не возникло. Вниз не хотел никто.

* * *

Первая стена разрывов легла на полкилометра южнее дорожной развязки, взметнув в небо черно‑оранжевый вал земли, перемешанный с обломками деревьев.

«Беркут» качнуло.

Этот глухой удар, в сопровождении барабанящих по броне комьев раскисшей земли, вывел Игоря, который только что взобрался в кабину, но еще не успел пристегнуть страховочные ремни, из страшного, потустороннего оцепенения, в котором он находился с той секунды, как выдернул обрубок человеческого тела из‑под обломков БПМ.

Глядя, как бежит прямо на него, дыбится стена грязно‑оранжевых разрывов, он вдруг понял, что переступил еще одну черту, за которой, как казалось ему, кончается человеческая сущность.

Он больше не боялся смерти и не отвергал ее. Что‑то надломилось, надорвалось в душе Игоря. Он смотрел на приближающуюся стену разрывов, и шальная дрожь от инстинктивного желания жить не трогала позвоночник, не драла ознобом по коже… и это наступившее вдруг равнодушие показалось ему еще страшнее, чем сама смерть… Будто кто‑то взял и выжег изнутри то, что еще несколько часов назад называлось Игорем Рокотовым…

Он машинально взялся за рычаги управления «Беркутом», чтобы ощутить это касание, доказать самому себе, что все еще жив…

Правый ступоход древнего агроробота вышел из грязи с надсадным, чавкающим звуком. Сердце Игоря билось ровно, медленно, глухо, когда он уклонил машину от роковой цепочки кустистых разрывов, которая начиналась от горизонта и уходила за горизонт, будто кто‑то вознамерился вспахать Дабог этим страшным, чудовищным плугом…

Новая стена перемешанной с огнем земли прочертила городскую окраину. Одно из зданий, у устья проспекта Беглецов, тяжко задрожало и вдруг начало оседать вниз, выбрасывая из‑под себя клубы белесой бетонной пыли.

Кто‑то орал в эфире, нечленораздельно, зло.

Смерть опять рушилась с клубящихся небес.

– Первый, твою мать! Куда вы бьете! Здесь же мы! МЫ!!!

Новая стена огня взметнулась метрах в двухстах от «Беркута», который проламывался сквозь заросли деревьев бао.

Осколки барабанили по броне машины, словно та попала под град.

– Отходим!.. – рвался в эфире чей‑то надорванный голос. – Паша!.. Паша!!!

Треск помех накатил рвущей перепонки волной… и сквозь него:

– Молись, сука… я выберусь отсюда!.. Тебе не жить, подонок!..

Вопли в эфире опять погасил треск несущей частоты, адский грохот близких разрывов, утробный вой и визгливый рикошет осколков.

«Беркут» шел, лавируя меж разрывов, содрогаясь всем своим корпусом, и Игорю казалось, что дождливый сумрак дня вокруг него превратился в кипящий, сюрреалистический ад, из которого нет спасения, и борьба – это лишь секундная отсрочка, ничтожная задержка неизбежного конца…

Орбитальный удар набирал силу с каждой секундой, и поднятая разрывами земля уже не опускалась, – казалось, что она встала на дыбы, повисла в воздухе, вопреки всем законам тяготения.

В этом рвущемся, грохочущем аду Игорь, по какому‑то внутреннему наитию, избрал единственно верное направление, – перешагнув через разбитую прямым попаданием дорожную развязку, от которой остались лишь огрызки железобетонных опор, он повел «Беркут» в теснину городских улиц.

Впереди, около перекрестка, в дыму мелькнул уже знакомый ему контур БПМ.

Не задумываясь, Игорь сжал гашетки обеих лазеров, и ослепительные росчерки когерентного света, сорвавшись с загривка «Беркута», полетели вдоль проспекта, уродуя мостовую, сбивая балконы, расцвечивая плотный, наполненный пылью и дождем воздух злой, неуместной радугой…

…

– Он идет! Он продолжает идти! Мы потеряли вторую машину поддержки!

…

Направленный кем‑то удар хлестнул вдоль проспекта валом перемешанного с дымом огня.

Асфальт дыбился, норовя ударить шагающего агроробота промеж ступоходов, в слабо защищенное днище. Вокруг тяжко оседали подрубленные взрывами стены зданий. Мимо рубки, едва не задев ее, пролетел, медленно вращаясь, кусок вывороченного взрывом бетонного поребрика.

В осиротевшей, опустевшей душе Рокотова царила сейчас одна мысль. Она билась неровным пульсом крови. Она двигала рычагами «Беркута», отводя его из‑под сокрушительных ударов.

Дойти… Дойти и вымести их прочь отсюда… Навсегда…

…Через квартал или два сенсоры «Беркута» уловили в кипящем вокруг аду слабый тепловой контур четырех планетарных машин, затаившихся в глубине здания, за выбитыми витринами универсального магазина.

Лазерный залп, расходясь веером ослепительного огня, подрубил несущие опоры, и многоэтажный дом осел, хороня под собой массивные тупоносые машины. Они даже не успели двинуться с места.

Если бы Игорь в своем жутком демарше по улицам погибающего города придерживался каких‑то правил, тактики, уловок, он бы погиб. Но им руководил не разум. Игорем двигало горе, похожее на безумие. Мысленно приговорив себя, он шел, продираясь тесниной улиц к тому месту, где под мерцающим пологом статис‑поля затаились орбитальные челноки пришельцев.

Им не было места на Дабоге. Они не имели права здесь быть…

Игорь не знал, что враг уже начал ощущать мистический ужас от тяжкой, отдающей роковой неизбежностью поступи его шестидесятитонного «Беркута».

…

– Входит в четвертый сектор! Это два километра до места посадки модулей.

– Нам не остановить его! Попал в правый ступоход… Кабина… Да, дважды навылет… Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ИМ ДВИГАЕТ!

– Убираться отсюда! К черту! С орбиты!..

…

Нагумо, слушавший эфирную перебранку, хмуро посмотрел на тактический монитор.

– Поднимайте модули, – негромко распорядился он. – Планетарным машинам отступать.

Адмирал глядел через экраны тактического пульта на фигурки солдатиков, умирающих среди росчерков бледного огня и облачков дыма и недоумевал. Он смотрел на них, раздраженно размышляя о том, почему эти фигурки, так отчаянно снующие в дыму, не оправдали его надежд?.. Как мог один агротехнический робот сделать такое, пусть даже он оказался оснащен не виданным на Земле оружием?

Теперь ему предстояло долго размышлять над этим.

По рации доложили, что потеряна седьмая планетарная машина. Лазеры шагающего робота попросту разрезали ее на куски.

Это был разгром…

* * *

Приближаясь к месту посадки десантно‑штурмовых модулей, Игорь сквозь дым и пламя заметил маленькие сгорбленные фигурки, которые показались ему смутно знакомы.

Дважды контуженный, он уже почти не соображал, что и как делает Были мгновенья, когда Рокотову всерьез начинало казаться, что этот бой среди рушившихся домов, оседающих стен, яростных вспышек будет длиться вечно.

«Беркут» кренило на один бок. Поврежденные сервоприводы правого ступохода визжали и выли. Рубку шатало так, что целиться становилось попросту невозможно, но Игорь с лихорадочным безумством нажимал на спуск, как только индикатор зарядки начинал трепетно светиться тусклым вишневым цветом.

Левый лазер уже не сплевывал стрелы когерентного света – в нем что‑то угрожающе трещало, изредка с загривка «Беркута» начинали снопами сыпаться искры, но правая установка оставалась в строю, и веера холодных световых росчерков летели вдоль проспекта, начисто выметая мостовую, тротуары, сшибая вывески магазинов, вспучивая чудом уцелевшие витрины фонтанами стеклянной крошки…

Пульс крови стучался в виски глухими, редкими ударами.

Перед глазами Игоря плавал кровавый сумрак, в котором он едва мог различить показания немногих уцелевших приборов. Изредка его зрение прояснялось, и тогда он, как сейчас, например, мог трезво оценить обстановку вокруг изуродованного агроробота…

Это походило на бред больного человека.

Потрескавшиеся губы Рокотова что‑то беззвучно шептали, но в его глазах уже не было отражения души, внутреннего мира, проблеска мыслей, что так отличают обычную мимику человека.

В его глазах, в осунувшихся, заострившихся чертах лица, в белой ниточке дрожащих губ – в них поселилась странная пустота, выражение безысходности. Он уже смирился с мыслью о том, что будущего не будет. Ему казалось, что там, на обломках тупоносой машины, среди разорванных в клочья человеческих тел, он потерял право на жизнь.

Он не бравировал. Он отдал себя этому единственному, как казалось, бою. Он чувствовал, как сгорает, сплевывается вместе со сгустками когерентного света его разум, как больно отдается внутри каждый взрыв, каждое безвольно кувыркнувшееся из‑под оседающих обломков стен тело в бронескафандре.

Издали, глядя на неровную, прихрамывающую походку «Беркута», на взрывы, разлетающиеся обломки, куски разорванных лазерным огнем боевых планетарных машин, которые тщетно пытались преградить ему путь к десантно‑штурмовым модулям, наконец, на сами орбитальные челноки, которые уже виднелись в конце главного проспекта столицы Дабога, у северной дорожной развязки, – глядя на это, могло показаться, что на городских улицах идет противостояние техники… но на самом деле здесь мерялись силами души тех, кто управлял ею.

Игорь больше не видел крови. Он наблюдал лишь ошметья машин, в лучшем случае – промелькнувшее в сполохе взрыва, высвеченное им тело в серой камуфлированной броне, но он помнил о ней.

Вокруг десантных модулей он заметил суету, и опять, где‑то сбоку, на краю зрения, промелькнули и исчезли средь руин рухнувшего дома странно знакомые фигурки.

Он попытался увеличить скорость «Беркута», но тщетно. Поврежденные ступоходы едва двигались, сопровождая каждый такт движения зубовным скрежетом посеченных осколками приводов.

Модули приближались слишком медленно, будто были зафиксированы замедленной съемкой. Игорь посмотрел на экраны, заметил в оптическом умножителе, как медленно закрывается рампа одного из челноков, и со страшным, нечеловеческим спокойствием нажал на спуск обоих лазеров.

На загривке «Беркута» опять что‑то заискрило. Правый лазер сплюнул штук пять бледно‑рубиновых молний, которые с шипением рассекли влажный воздух и осыпали броню крайнего модуля ослепительными вспышками брызнувшего по сторонам расплавленного металла.

В ответ тяжело загрохотало несколько орудий. Из‑за крайних аппаратов, вырвавшись по крутой дуге, чиркнули в небеса и упали тяжким, сотрясающим землю дождем два ракетных залпа.

Один из разрывов лег перед самой рубкой. Игорь даже не зажмурился. Он видел, как вздыбился мокрый асфальт, приподнятый оранжево‑черным султаном титанического разрыва, что‑то гулко и сильно ударило в броню «Беркута», и его правый ступоход внезапно начал подламываться…

Ну вот и все…

Он чувствовал себя безумно уставшим…

Рубка покачнулась, кренясь набок. Пальцы Игоря, онемевшие на гашетках, в последний раз судорожно сжались, посылая неприцельный залп в сторону суборбитальных кораблей, но, вопреки всему, покалеченный «Беркут» не упал. Кренясь, он оперся своей задней частью на руины здания и застыл в этой нелепой для машины позе. Из перебитых сервоприводов развороченной конечности толчками била зеленая гидравлическая жидкость.

Игорь посмотрел через уцелевший триплекс рубки в сторону модулей.

Один из них горел, прошитый в нескольких местах лазерным залпом. Остальные тоже казались объятыми огнем, и, присмотревшись, Игорь понял почему.

Они улетали. Бежали назад, в космос, бросая тех, кто не успел к моменту старта, не заботясь даже о людях, что выпрыгивали из пораженного челнока.

Маленькие фигурки выпрыгивали из зева распахнувшейся вновь рампы, откатывались в сторону, отбегали, и Игорь вдруг с удивлением понял, что их тут же окружают другие, те самые, которые показались ему смутно знакомыми.

Часть из них, спотыкаясь и падая, бежала к его «Беркуту», размахивая руками и что‑то крича.

Звук их голосов естественно заглушал рев набирающих мощь планетарных двигателей.

Уцелевшие в бою модули один за другим отрывались от обожженной, изуродованной земли Дабога, взмывая на огненных столбах в черные, клубящиеся небеса планеты.

Присмотревшись к фигуркам, бегущим к его машине, Игорь вдруг понял, почему они кажутся знакомыми. Он узнал не людей, а их экипировку.

Это были люди, одетые в старые, давно ставшие музейными экспонатами скафандры высшей биологической защиты. Это они окружали сдающихся захватчиков из пораженного лазерным огнем «Беркута» десантного модуля.

Значит, он был не один… Значит, люди успели спуститься в старые бункера… Значит… Значит…

Второй раз за эти страшные сутки и последний раз в жизни Игорь плакал.

Снизу кто‑то уже барабанил в заклинивший люк.