Текст книги "Дабог"

Автор книги: Андрей Ливадный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 2

Дабог. 10 июня 2607 года. Момент «X».

Игорь погасил свет в подземном гараже и, встав на подъемник, нажал кнопку.

Древняя, но хорошо ухоженная клеть пошла вверх с вибрирующим гулом. Мимо, за тонкой сеткой ограждения, мелькали змеящиеся по стенам шахты связки высоковольтных кабелей, крепежные распорки и прочие технические подробности.

Клеть не дошла до нулевой отметки бункера всего лишь десяток метров, и это, собственно, спасло Игорю жизнь.

Внезапно мигнул и погас свет. Клеть остановилась с надсадным скрежетом сработавших аварийных тормозов… и в этот миг обескураженный Игорь почувствовал первый удар…

Ощущение было таким, словно вертикальный ствол шахты лифта вдруг дрогнул и начал извиваться, как ополоумевший от боли, разорванный пополам червь. Рокотова швырнуло на металлическую сетку ограждения, он врезался лицом в ее мелкий переплет, и тут же земля вокруг затряслась, заходила ходуном, с хрустом разламывая металлические балки распорок…

В глазах у Игоря еще плавали искры от внезапного, ошеломляющего удара, по разбитым об сетку губам сочилась кровь; в полном аффекте, не помня себя, он вскочил с перекошенного пола клети, дико озираясь и не видя ни зги в окружившем его мраке…

Первым ощущением Рокотова был страх. Не за себя, а за группу детей, которая десять минут назад под руководством учительницы спустилась на нижние уровни старого биологического убежища. Страх, растерянность и досада… Темнота, в которой отчетливо слышался звук падающих с большой высоты обломков, внезапно облепила его… На всем протяжении злополучной лифтовой шахты разом погасли все лампы…

Что‑то все‑таки вышло из строя… говорил же, надо давно заменить генераторы… Вот скандал‑то будет…

В первый момент он действительно растерялся. Солоноватый вкус крови на разбитых губах, вязкая тьма вокруг, грохот… Он думал о какой‑то аварии, переживал, – разве он мог предположить в тот момент, что на самом деле случилось наверху?..

Нет, и тысячу раз нет…

Еще плохо соображая, что и зачем делает, Игорь, действуя, словно в полусне, на ощупь нашел замок аварийного выхода в сетчатой крыше подъемника, и тут земля вновь заколебалась, задрожала в конвульсиях, отбросив его назад.

Сверху с глухим рокотом обвалилось несколько обломков бетона. Один из них пробил сетку крыши подъемника и тяжко ударился об пол клети в полушаге от Игоря.

Наверху что‑то рушилось, оседало, воздух в шахте вдруг пропитался удушливой пылью, которая заскрипела на зубах, оставляя железистую оскомину.

Землетрясение?!

Несколько секунд он стоял, невольно вздрагивая от каждого нового толчка. Удары наверху не прекращались. Создавалось ощущение, что весь Дабог встал на дыбы. Заклинившую кабину шатало вместе с шахтой лифта. Игорю казалось, что он видит кошмарный сон наяву… Выстоявшие столетия стены трещали, вниз продолжали сыпаться, глухо стуча по люку, по разорванной крыше, мелкие обломки бетона.

Потом внезапно наступила тишина…

После оглушительного грохота она показалась Игорю жуткой. Он понял, что сидит скорчившись на перекошенном полу клети, а когда попытался подняться, это удалось не сразу.

Люк… аварийный люк…

Это походило на бред…

Вслушиваясь в гробовую тишину, он все же попробовал выбраться наверх через крышу клети, но безнадежно – промятая внутрь стальная пластина не желала сдвинуться даже на миллиметр… Дыру в сетке, рядом с люком, затыкал внушительный, шершавый на ощупь бетонный обломок верхнего перекрытия, из которого торчали изломанные прутья арматуры.

Игоря прошиб холодный пот… Обломки перекрытия!.. Неужели его засыпало?!.

Пока он тыкался в темноте в тщетных попытках найти несуществующий выход, кабина лифта внезапно с душераздирающим скрежетом осела вниз, примерно на полметра.

Наверное, именно в эту секунду Игорь испугался по‑настоящему. До его сознания наконец дошло, что сверху на кабину давит по меньшей мере несколько тонн бетонного щебня. От сокрушительного падения вниз клеть удерживали только деформированные стены шахты, которые зажали ее каркас в своей теснине.

Если я сейчас же не выберусь отсюда, то через минуту может стать поздно…

Здравая мысль. Жаль, что она металась в пустой голове, как пуля в ошалевшем рикошете.

Игорь принялся панически ощупывать пол, пока случайно не нашарил край оторванной от основания подъемника сетки. Обламывая ногти, обдирая руки об острые края проволоки, он потянул на себя остатки бокового ограждения, освобождая узкую щель между ним и монолитным полом лифта.

Наверху опять раздался рокот, но теперь уже приглушенный…

Не раздумывая больше, он лег на пол, протиснул ноги в образовавшуюся щель, потом, извиваясь, оказался в ней по пояс, и только тогда, болтая в воздухе ногами, не видя вокруг себя ничего, кроме мрака, вдруг вспомнил, что под ним как минимум метров тридцать вертикальной шахты, на дне которой расположены два пружинных буфера…

Наверху опять пришли в движение бетонные обломки. Их зловещий скрежет звучал во мраке, наполняя душу ледяным ощущением безысходности. Бездна под ногами пугала не меньше, но разве был у него какой‑то выбор?

Извернувшись, Игорь пошарил в воздухе одной рукой и с невероятным облегчением ощутил, как растопыренные пальцы коснулись свисающего со дна лифта кабеля.

Уцепившись за него, он повис, раскачиваясь в воздухе, прижимаясь к зыбкой опоре всем своим существом, потом, немного опомнившись, охватил кабель ногами и принялся медленно спускаться, страшась одного – как бы тот внезапно не кончился…

Сколько времени продолжался этот спуск в темные недра бункера, Игорь не помнил. Руки и ноги дрожали, все тело было липким от пота. И дело оказалось не в страхе или нервном перевозбуждении, – в какой‑то момент своего медленного, бесконечного спуска Игорь понял, что температура воздуха внутри шахты лифта стремительно растет, словно сама земля вокруг бункера изменила свою температуру, стала горячей и теперь отдавала избыток тепла потрескавшимся бетонным стенам и перекрытиям.

Это абсурд… такого не может быть!..

Потом он услышал далеко внизу чей‑то плач и, к своему удивлению, увидел слабый проблеск света.

– Кто там?! – хрипло заорал Игорь, пугаясь звука собственного голоса. Порожденное им эхо несколько секунд затравленно металось в тишине. Плач внизу мгновенно стих, зато свет стал немного ярче, превратился в луч от фонаря, который, врываясь откуда‑то сбоку, облизывал усыпанное бетонной крошкой дно шахты лифта, метрах в десяти под Игорем.

– Вы живы?!. – вдруг раздался оттуда испуганный женский голос. – Игорь Владимирович, это вы?

– Я, – с облегчением подтвердил Игорь. – Посветите еще немного, я тут спускаюсь по кабелю…

– Хорошо, только давайте быстрее, дети боятся в темноте…

Вместо ответа Игорь быстро заскользил вниз. Меньше чем через минуту он уже коснулся ногами дна.

В тусклом свете карманного фонарика он увидел ее лицо, но никак не мог вспомнить имени и отчества учительницы, которая несколько лет подряд водила на экскурсию в музей ребят из начальных классов.

– Дарья Дмитриевна! – пришел на помощь Рокотову голос из темноты. Посветите сюда, пожалуйста, нам страшно!

– Сейчас, Сереженька, не волнуйся!.. – тут же откликнулась учительница. – Это Игорь Владимирович. Он уже спустился, – ответила она и, обернувшись к Игорю, спросила: – Что произошло? Вы знаете что‑нибудь?

Задавая вопрос, она отвернула фонарь в сторону сбившихся в тесную кучку детей, и Игорь не мог разглядеть в этот момент черт ее лица, он видел лишь отблеск света в ее глазах, – ждущий, полной надежды и страха направленный на него взгляд растерянного, ошарашенного человека…

Он понял, что она ждала от него вразумительного ответа… и в то же время почувствовал ее облегчение от того, что рядом оказался он, сотрудник музея, мужчина, человек несомненно более сильный и мужественный, чем она сама…

Он просто не мог обмануть ее тревожного ожидания. Забыв, что у самого все трясется внутри от переизбытка адреналина, Игорь улыбнулся разбитыми об сетку лифта губами.

– Ничего, Даша, сейчас разберемся. Боюсь, что произошло землетрясение или что‑то в этом роде. Это надежный бункер… – не найдя другого успокаивающего аргумента, произнес он. – Сейчас я попытаюсь включить аварийное питание и свяжусь с кем‑нибудь… Потерпите чуть‑чуть, ладно?

Она не ответила, только кивнула, продолжая еще несколько секунд тревожно смотреть на него.

* * *

Десантно‑штурмовые модули падали с полуденных небес, словно огромные тупоносые черные птицы.

Над центральным материком Дабога нещадно палило солнце.

Оно было нездорового красноватого цвета. С юга и с севера небо заволакивали зловещие пепельно‑серые туш. Казалось, что источник клубящихся в небе облаков на самом деле находится на земле. Если всматриваться в горизонт, то можно было заметить, как далеко на юге, в знойном мареве миражей, плавятся очертания черного облачного гриба, который все рос, угрожая закрыть собой весь небосвод.

С севера наблюдалось приблизительно то же самое – там клубилось, разрастаясь с каждой секундой второе радиоактивное облако, и только над центром материка, в районе столицы Дабога, оставалось свободное от облачности «окно», в которое, собственно и падали, резко снижаясь, штурмовые модули пришельцев.

Все оказалось простым ровно настолько, как то обещали на Земле.

Первый модуль на секунду завис, дико завывая двигателями, в десятке метров над вливающейся в городскую окраину автострадой. Из его плоского брюха выдвинулось шесть многоколесных опор шасси. Черную броню челнока, разогретую трением об атмосферу, покрывали сполохи статического электричества. Два башенных орудия медленно вращались, пытаясь найти несуществующего противника.

Модуль покачнулся, подался вниз, и его опоры визгливо вскрикнули, когда амортизаторы приняли на себя вес доброй сотни тонн металла…

Практически одновременно с касанием в хвостовой части орбитального челнока откинулась десантная рампа, и оттуда показался скат лобовой брони БПМ. Справа и слева от выдвигающейся из чрева модуля боевой планетарной машины уже бежали десантники в камуфлированных бронескафандрах. Их угловатые фигуры, усиленные псевдомускулами брони, рассыпались вдоль обочин дороги, деловито занимая позиции.

Город возвышался впереди молчаливой цепью невысоких зданий. Даже издали, с расстояния в полкилометра, было отчетливо видно, что прокатившаяся тут полчаса назад ударная волна от двух ядерных взрывов, уничтоживших два других города на севере и юге материка, снесла часть крыш, вышибла все стекла и повалила многие деревья. Кое‑где в городских кварталах бушевали пожары.

БПМ, выползшая на мягкое от нестерпимого жара покрытие автострады, внезапно повернула башню плазмотрона, и с ее лотка в воздух сорвался ослепительный, пронзительно‑голубой шар размером с футбольный мяч. Несколько секунд он неподвижно висел в воздухе, переливаясь режущими глаз сполохами, а потом, получив наводящий импульс ускорения, резко сорвался с места и полетел, стремительным, шипящим росчерком удаляясь в сторону самого высокого здания города, на поврежденной крыше которого виднелось нечто, напоминающее гроздья спутниковых антенн.

Через пять‑шесть секунд в той стороне возникла ослепительная вспышка, и верхняя половина двенадцатиэтажного здания вдруг дрогнула, потеряв свой четкий контур.

Грохот обвала прокатился по городским улицам. Вверх взметнулись тучи белесой пыли.

Командир десантного модуля оттолкнулся ногой от края тактического пульта и вместе с креслом отъехал к панели орбитальной связи.

Это уже становилось скучным…

– Докладывает командный‑один, – спокойно произнес он. – Мы сели. Сопротивления нет. Людей не вижу. Похоже, что аборигены передохли со страха… – позволил он себе скупую, презрительную шутку. – Все идет по плану. Я разворачиваю цепь для прочесывания кварталов поселения.

– Действуй, – пришел немногословный ответ. Справа и слева от первого челнока садились, вздымая пыль с обочин, второй и третий штурмовые модули.

Усилившийся ветер, казалось, дул сразу со всех сторон. Если бы не закрытые забрала гермошлемов да нервное попискивание датчиков фоновой радиации, вшитых в рукава скафандров, то бойцы десанта вполне бы могли вдохнуть горьковатый воздух обещанной им новой родины. Он резко и неприятно пах озоном от выпущенного минуту назад плазменного шара. Скоро этот характерный запах узнают на многих мирах. Так обычно пахла высокотехнологичная энергетическая смерть.

* * *

Показательная бомбардировка Дабога будет преследовать две цели. Во‑первых, мы покажем остальным колониям, что не собираемся выслушивать их жалкий вой протеста против присоединения к исторической метрополии. Во‑вторых, уничтожив большую часть населения, которая обычно сконцентрирована в городах, мы в результате получим уже зачищенный планетный плацдарм, плюс гиперсферную точку системы, из которой будет развиваться наше наступление дальше, в глубь шарового скопления, по линии Дабог‑Элио‑Рори‑Стеллар. Овладев указанными планетами в кратчайший срок, мы тем самым переломим хребет трем наиболее развитым колониям из числа известных на сегодняшний день.

Нам не нужен Дабог обитаемый. Мы нуждаемся лишь в его подземных промышленных комплексах. На первой стадии вторжения наш флот все еще остается уязвим, и ему требуется мощная база, основанная на колониальной планете.

Будущие поколения поймут, что эту кровь породило лишь упрямство трех ведущих колоний, которые отвергли наши планы тотальной эмиграции с перенаселенной Земли в их благополучные зеленые оазисы. Если мы хотим спасти миллиарды людей, влачащих жалкое существование в мегаполисах Земли, Марса и лун Юпитера, то должны действовать жестко, быстро и решительно. Иначе ситуация в обществе, и так накаленная до предела, взорвется, и сила этого взрыва сметет не только Всемирное правительство, но и саму Землю…

(Джон Уинстон Хаммер, опубликованные дневники).

Бункер Национального музея истории Дабога. Спустя два часа после катастрофы.

– Дядя Игорь, а что вы делаете?

Рокотов вздрогнул от прозвучавшего за спиной детского голоса, едва не уронив тяжелую деталь пятисотмегаваттной лазерной горнопроходной установки.

Его руки ломило от усталости. Пальцы от многочасовой непрерывной работы распухли и покрылись ссадинами. Все же он нашел в себе силы еще немного приподнять тяжелую деталь, пока не услышал щелчка захлопнувшихся фиксаторов крепления.

Ему хотелось просто лечь на холодный бетонный пол бункера, прижаться к нему пылающей щекой, закрыть глаза и не вставать хотя бы минуту…

Вместо этого он обернулся и присел на корточки перед малышом.

Того звали Сашей. Они познакомились несколько часов назад, когда дети гомонящей толпой обступили спустившегося из шахты лифта Рокотова.

– Понимаешь, Саша, наверху случилась авария, – постарался спокойно объяснить Игорь, хотя ему уже с трудом верилось в собственные слова. За два часа им никто не пришел на помощь, не попытался связаться с заваленным, изолированным от внешнего мира бункером, и это уже на казалось странным, это начинало выглядеть зловеще…

Тряхнув головой, чтобы сбить неприятные мысли, Игорь улыбнулся поджившими и уже не кровоточащими губами.

– Не волнуйся, малыш, «Беркут» нас не подведет. Знаешь, какой он сильный?

– Знаю, – серьезно кивнул мальчик. – Я видел. Дядя Игорь, ты только попроси его, пусть он побыстрее нас освобождает… А то темно… и кушать хочется… – признался он.

Игорь почувствовал, как где‑то в горле застрял комок.

– Ладно, я поговорю с ним. Все будет в порядке… Ты иди к ребятам, а то мы с «Беркутом» так никогда не закончим, ладно?

Минут через пять к нему подошла Даша.

– Ну что? – спросила она, наблюдая, как Игорь подключает последние жгуты кабелей к двум громоздким агрегатам, которые он умудрился навесить вручную, расположив их в центре загривка робота, как раз между покатых горбов пусковых ракетных установок.

– Я установил лазеры… – устало пояснил Игорь, вытирая руки промасленной тряпкой. – Готовил эти установки к показательному выступлению на четырехсотлетие колонии… – почему‑то вспомнил он, исподлобья взглянув на Дашу, лицо которой в тусклом свете работающей от аккумуляторов переносной лампы казалось серым, неживым. – Отведи ребят подальше, в боковой зал. Я сейчас активирую «Беркут». Попробую подняться по аварийному тоннелю убежища и расчистить выход на поверхность. Но вам лучше держаться подальше, мало ли что…

– Хорошо, – без колебаний ответила она. – Только осторожнее… Я боюсь, – внезапно призналась Даша.

Игорю страшно хотелось успокоить ее, ободрить, но для этого почему‑то не нашлось подобающих слов…

– Я постараюсь, – ответил он, поставив ногу на ступеньку лестницы. Забирай ребят и уходи…

…Через минуту огромный робот ожил, взвизгнув сервоприводными моторами. Игорь опустил бронеколпак кабины, выдвинул защитные сегменты лобовой брони и тронул машину с места.

На покатом, приплюснутом торсе «Беркута» ярко вспыхнули, рассеивая пыльный мрак, две ослепительные фары, и робот, чуть покачиваясь при ходьбе, ступил на пологий язык пандуса, оканчивающийся устьем широкого наклонного тоннеля аварийного выхода, которым оборудовалось каждое убежище.

* * *

Метров через сто наклонный тоннель перегораживала обрушившаяся плита перекрытия.

Игорь остановил «Беркут». Он смотрел на приборные панели машины и не верил тем показаниям, которые они предлагали его взгляду… Вернее, не хотел верить…

Температура на поверхности: пятьдесят три градуса по шкале Цельсия… Световая шкала термического анализатора упрямо толкала дрожащий столбик индикатора все выше и выше… Если верить его показаниям, то почва, накрывавшая бункер, местами просто раскалена…

Однако повышение температуры являлось не самым страшным и впечатляющим показателем на приборной панели, контролирующей состояние окружающей среды. Рядом с термальным датчиком вдруг вспыхнул и уже не гас, несмотря на несколько попыток ручного сброса, яркий индикатор радиоактивного загрязнения! Если говорить честно, то Игорь впервые видел его работающим. На Дабоге имелось очень мало мест, где присутствовала природная радиоактивность, превышающая норму всего на несколько единиц в час, а тут заработавший прибор буквально зашкаливало, и положение усугублялось по мере того, как «Беркут» поднимался к поверхности планеты…

Сейчас, когда робот застыл перед обвалившейся плитой, окруженной оползнями проникшей в тоннель почвы, световой столбик на индикаторе радиоактивного загрязнения дошел до противоположного края шкалы и застыл, словно расписываясь в собственном бессилии передать истинный радиационный фон…

Игорь не мог предположить, что с ним случится нечто подобное. Он жил достаточно замкнуто, в кругу своих интересов, и никогда не готовил себя к какой‑то тотальной беде. Он был обычным человеком, заурядным и внешне и внутренне… Избыток адреналина помог ему выбраться из заваленной шахты лифта, но спустя несколько часов, которые он провел в мучительной, непосильной работе, этот природный стимулятор больше не действовал… Сейчас, глядя на чудовищные показания приборов, он уже не дрожал от перевозбуждения.

К нему внезапно вернулся обыкновенный человеческий страх – сосущее под ложечкой чувство непоправимой беды… Он просто боялся того, что ему предстояло увидеть…

Если бы не Даша и дети, что остались внизу, то Игорь, возможно, не решился бы трогать бетонный обломок, но, вспомнив слова того мальчишки, вдруг устыдился самого себя.

Дрожащими пальцами обняв мягкие, пористые гашетки управления лазерами, он заставил «Беркут» отступить на пару шагов в глубь коридора и нажал на спуск обеих установок.

Два рубиново‑красных шнура когерентного света вонзились в бетон, испаряя его. Горные лазеры являлись очень мощной техникой, предназначенной для пробивки штолен в твердых базальтовых породах. Бетон и арматуру они резали, как раскаленный нож брусок подтаявшего масла. Секунд через тридцать огромная плита была разделена на несколько неравных частей, и ее куски с тяжким грохотом обвалились внутрь просторного тоннеля.

На том месте, где минуту назад возвышалась преграда, теперь серел безобразный провал, через который Игорь увидел странное, совершенно не знакомое ему небо, по которому в ирреальном кольцевом вихре медленно плыли клубящиеся свинцово‑серые облака.

Это не могло быть небом родного Дабога!..

Рокотову показалось, что он все же сошел с ума… За неровными, безобразными краями провала лежала черная, обугленная земля.

Он видел лес… аллею небрежниц, которая вела ко входу в музей… но не узнавал ничего!

Лес стоял, наклонив в одну сторону черные, обугленные стволы с редкими уцелевшими ветвями. Небрежницы, пышно топорщившие в разные стороны лохматые ветви, теперь казались раздерганными клубками обгоревшей проволоки… Земля вокруг дымилась, а в воздухе, будто снег, медленно кружили серые хлопья сажи…

* * *

Машина Рокотова шла краем циклопической воронки с остекленевшими от температуры скатами. Сумеречный воздух дрожал и вихрился вокруг приплюснутого корпуса «Беркута». Огромные трехпалые ступоходы, оканчивающиеся массивными, свободно сочлененными «пальцами», с лязгом царапали расплавленный базальт, цепляясь за малейшую неровность. Гироскопы стабилизации выли, поддерживая машину в вертикальном положении, но Игорь едва воспринимал эти технические подробности своего страшного марша.

Ему казалось, что он умер и попал в пресловутый ад, где обитают миллионы неприкаянных душ.

Изуродованная до неузнаваемости местность буквально кричала о пропитавшей ее смерти. Небеса уже не были пепельными – они стали черными.

Стена тяжелых облаков висела в какой‑то сотне метров от изувеченной земли, создавая тошнотворное, клаустрофобическое ощущение нависшей над головой массивной плиты…

Игорь несколько раз включал передатчик, но везде, – и на аварийных частотах тоже, – перекатывался раскатистый треск несущей волны. Ни одного позывного, никаких голосов, лишь режущие уши помехи от радиоактивного ада, что царил вокруг.

Не помня себя от потрясения и ужаса, Игорь развернул «Беркут» и погнал его прочь от края страшной воронки, которая поглотила его родной город и вместе с ним несколько сот тысяч знакомых и незнакомых Рокотову людей.

Игорь не мог даже вообразить себе, что за несчастье постигло Дабог. Остатки здравого смысла, уцелевшие в вихре растерзанных мыслей, подсказывали – это не природная катастрофа и не подземный взрыв термоядерного реактора в одном из старых бункеров… Характер воронки убеждал – что‑то обрушилось на планету, ударило сверху…

Игорь надеялся – стоит уйти подальше от остекленевшей ямы, и этот ужас отступит, уменьшится пропорционально расстоянию до эпицентра катастрофы. Еще немного, и он встретит людей, свяжется по рации со спасательными службами, сможет передать информацию об оставшихся в бункере детях…

Тщетно…

Пепел не умеет кричать… Хлопья сажи, кружащие над погибшим городом в погребальном танце жестокого снегопада, были страшны, но куда страшнее оказались свидетельства мгновенной смерти там, где взрывная волна и излучение уже не могли полностью их уничтожить.

Между погибшим городом и столицей Дабога лежало триста километров плантаций, полей, мелких, соединенных сетью дорог ферм и населенных пунктов.

«Беркут» двигался со скоростью около сотни километров в час. Через сорок минут датчик радиации чуть умерил свой тревожный блеск.

Игорь вел машину по дороге. Справа и слева от него возвышались черные, обугленные стволы деревьев. Они тянули свои узловатые руки‑сучья к страшному, клубящемуся небу, будто застыли в момент удара в немом, бесконечном крике.

Через полкилометра дорога влилась в поселок.

Дома стояли мертвыми, лишенными крыш коробками. Оконные проемы, будто пустые глазницы, щерились осколками выбитых рам. Под ступоходами «Беркута» что‑то неприятно похрустывало.

Приближаясь к крайнему дому, Игорь вдруг содрогнулся.

На черной, покрытой коростой сажи стене четким, светлым контуром выделялся силуэт человека. В первый момент Игорь не понял, что это на самом деле… и его сердце радостно дрогнуло, но, присмотревшись, он вдруг с ужасом осознал, что видит только контур, отпечаток той фигуры, которая стояла в момент взрыва подле стены…

Чуть более светлый контур в том месте, где адское излучение встретило на своем пути живую плоть… отпечаток уже не существующей жизни, навечно прорисованный в оплавленной стене…

В конце поселка его ждало еще одно потрясение.

По краю дымящегося поля шла слепая корова.

Бедное животное не понимало, что произошло. Один ее бок полностью сгорел – из‑под обугленной шкуры торчали окровавленные ребра. Корова ковыляла на нетвердых, подламывающихся ногах, истошно крича. Игорь был настолько потрясен этой сценой, что на минуту забыл об управлении. «Беркут» остановился, издав затухающий вой сервоприводов…

Видимо, животное услышало этот звук. Корова остановилась, беспомощно, слепо повернувшись… и глазам Игоря предстала сводящая с ума картина: другой бок животного каким‑то чудом оказался не тронут…

В этот страшный, затянувшийся миг он заплакал.

Он понял – что бы ни случилось на Дабоге, но старая жизнь уже не вернется… никогда.

Кричащая корова, один бок которой представлял собой кровавое месиво сожженной плоти, а другой лоснился тщательно выскобленной, ухоженной шкурой, была как две половинки разломанной жизни. Она не сможет дальше жить… вдруг с отрешенностью подумал Игорь и понял, что данное утверждение относится ко всей планете…

В этот миг ему хотелось одного – кричать в унисон с предсмертным, полным боли и незаслуженной обиды криком животного…

Нет… Нет… Нет…

Мысли бились в голове, как ошалевшие звери в тесной клетке.

Нет… Я не могу…

Игорь знал – он должен двигаться дальше, потому что за его спиной в мрачных глубинах бункера остались дети. Живые, здоровые дети, которые, вероятно, уже потеряли все, кроме надежды…

Он должен привести к ним помощь…

* * *

Из черных, клубящихся туч внезапно пошел проливной дождь. Где‑то у горизонта бесновались молнии. Внешние динамики «Беркута» передавали монотонный шелест падающей воды и отдаленный, сглаженный расстоянием рокот громовых раскатов.

До столицы Дабога оставалось не больше тридцати‑сорока километров, но Игорь еще не встретил ни одного человека. Никто не выходил на связь, вся планета опустела, вымерла.

Он отчаянно надеялся найти в столице живых людей, узнать у них наконец, что за катастрофа постигла Дабог, потребовать срочной эвакуации для оставшихся в бункере детей…

Людей он нашел на городской окраине.

Дождь падал сплошной стеной, ухудшая и без того скверную видимость. «Беркут» пробирался меж рядами деревьев бао, по направлению к одной из радиальных дорог, которая вливалась в город с севера. Когда ему оставалось пройти не больше полукилометра по раскисшей от дождя почве плантации, навигационная система робота внезапно закатилась злобным, заполошным воем. Игорь, отупевший от горя и многочасовой монотонной ходьбы, вздрогнул всем телом, выпрямившись в кресле и ошалело посмотрев на приборы. Машина остановилась, так и не преодолев последнего, растущего почти вплотную к дороге ряда деревьев.

Впереди, там где радиальная трасса сливалась с кольцевой, у устья просторной дорожной развязки на широких обочинах стояло десять совершенно не знакомых Игорю летательных аппаратов Даже издали, без оптического увеличения, они казались огромными. Внеатмосферный носитель «Беркута», который Игорь справедливо считал сложным и внушительным суборбитальным кораблем, выглядел бы на их фоне как ребенок рядом со взрослым двухметровым мужчиной…

Модули стояли, деловито вытянувшись цепью. Дождь не долетал до них добрый десяток метров. Над странными аппаратами блуждало зеленое свечение электромагнитного статис‑поля. Именно из‑за него следящие системы «Беркута» не смогли издалека различить такой массы горячего, дышащего энергией металла. Промеж непонятных летательных аппаратов, которые подозрительно походили на космические корабли, сновали люди в неуклюжих, громоздких костюмах, отдаленно похожих на скафандры. Чуть впереди, выдвинувшись на возвышение второго уровня дорожной развязки, стояли десять машин, напоминающих огромные вездеходы. Их литые ребристые колеса диаметром около двух метров казались издалека чудовищными фрезами.

Игорь устал, измучился от стывших в груди подозрений. Протянув руку, он включил передатчик и начал медленно вращать ручку настройки, пытаясь вручную прогнать диапазоны связи.

Почти что сразу в уши ударил чужой, незнакомый голос. Не в том плане, что Игорь не знал личности говорившего, – это, в сущности, пустяки, – в первый момент он не узнал самого языка!..

Потребовалось несколько затянувшихся секунд, чтобы он понял, – это тот же интеранглийский, на котором говорил весь Дабог, только изуродованный странным акцентом и непонятными оборотами речи.

Он похолодел, вслушиваясь в звуки голоса, постепенно свыкаясь с его акцентом, начиная различать слова, и когда понял, о чем идет речь, то молча, до крови закусил губу, продолжая слушать…

* * *

Разноголосица в эфире звучала сразу на нескольких частотах. Коммуникационное устройство шагающей машины перекрывало любой из диапазонов связи.

– Проклятые крысы!.. Эй, Джонни, тут целая сеть бункеров!

…

– О чем говорить? Да, сэр, непременно. Сейчас выясню…

…

– Докладывай толком, капитан, в чем проблема?! Почему подразделение вернулось на исходную?!

…

– Повторяю, сэр… Не можем их достать… Система бункеров… Глубина…

Игорь дрожащими пальцами удержал ручку настройки на данной частоте.

– Что за бункера? Где?

– Везде, сэр. Глубоко эшелонированная система подземных укрытий! Наши сканеры едва проходят их внешний слой перекрытий… Они запечатались под землей!

– Черт… Я понял. Сейчас свяжусь с орбитой. Пусть попытаются произвести глубинное сканирование оттуда…

Смысл услышанных слов медленно проникал в сознание Игоря. Слова, как камни, падали сквозь муть страшных впечатлений последних часов и застывали на дне его измученной души тяжелыми глыбами свершившихся фактов…

– Может, просто пустить газ? – тем временем осведомился один из общавшихся в эфире. – Нагумо с нас головы снимет, если мы не доложим в срок об окончании захвата планеты! Ясно ведь сказано, – живые тут не нужны! – горячо доказывал хрипловатый, видно, надсаженный от команд голос. Мои ребята в состоянии взорвать одну из этих чертовых бронеплит, спустим туда пару бактериальных капсул, и пусть дохнут под землей… нам же меньше потом мороки с зачисткой!..

– Думаешь? А сколько потом возиться с дезактивацией оборудования на заводах? Я так понял, что адмиралу важны именно подземные производства… засомневался второй.

Его слова, видно, задели находящегося на связи абонента за больное место: