Текст книги "Наемник. Пламя надежды"

Автор книги: Андрей Ливадный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 2
2635 ГОД ПО ЛЕТОИСЧИСЛЕНИЮ ЗЕМЛИ

Два месяца спустя после капитуляции Земного Альянса. Планета Роуг…

Раннее утро.

Ленивые пласты облачности, окрашенные фиолетовыми лучами восходящего над горизонтом светила, медленно клубясь, текли вдоль горных склонов.

Испещренная множеством долин и ущелий горная страна занимала большую часть площади единственного материка планеты. Сама природа создала тут неприступную цитадель, и люди не преминули воспользоваться естественным укреплением, создав сложную сеть оборонительных сооружений, защищающих обширную котловину, куда с разных направлений вливались пять широких долин. О том, что впадина является исполинским кратером давно потухшего вулкана, можно было догадаться только по фрагментам стертого временем кольцевого хребта, следы которого видны лишь на снимках, сделанных с орбиты.

С поверхности Роуга действительность воспринималась иначе.

Вокруг – величественные хребты, вершины гор, подпирающие небеса, обрывистые склоны, темные разломы ущелий, открытые ветрам горные плато – местность выглядела дикой, девственной, не тронутой человеческой деятельностью, но это лишь иллюзия.

Неподалеку от древнего кратера, в районе трех близко расположенных плоскогорий, с восходом солнца стали отчетливо видны следы титанической схватки машин: некоторые участки скал остекленели от адских температур плазмы, потеряв угловатость, другие, наоборот, ощерились зубьями свежих сколов, обрывистые горные склоны чернели провалами уничтоженных огневых точек, повсюду, куда ни глянь, – рваный металл и крошево камня.

Деревья хвойных пород, ранее образовывавшие биоадаптивный маскирующий комплекс, теперь, вырванные с корнем, обугленные и переломанные, громоздились хаотичными завалами, перегораживая теснины ущелий, куда их смело ударными волнами множества взрывов.

Тысячи уничтоженных сервомеханизмов – изувеченных, неподвижных – походили на жуткий сад изваяний: туман медленно омывал изуродованные силуэты «Фалангеров» и «Хоплитов», шагающих лазеров и штурмовых сервов различных модификаций [7]7
  Шагающие лазеры (LDL) стояли на вооружении Колоний, штурмовые сервы применялись обеими сторонами конфликта.


[Закрыть], самоходных реактивных установок и человекоподобных фигур андроидов пехотной поддержки [8]8
  Андроиды пехотной поддержки были созданы Земным Альянсом еще в начале войны. Прототипом для них послужила базовая колониальная модель «Хьюго», усовершенствованная и адаптированная к задачам войны. В результате «модернизации» андроиды пехотной и технической поддержки лишились избыточного количества нейромодулей, но получили возможность интеграции кристаллосхем ранних серий боевых «ИИ» – «Alone» и «Climens».


[Закрыть], сгоревшие корпуса врезавшихся в скалы аэрокосмических истребителей, фрагменты брони, пустые обойменные лотки от гаусс-снарядов, сброшенные сборки пусковых ракетных тубусов, – миллионы фрагментарных подробностей кипевшей здесь схватки…

…Солнце поднялось выше, туман в долинах и ущельях постепенно таял, горный воздух обретал прозрачность, и с высоты перевалов стала различима общая панорама штурма: обломки космических кораблей, остовы планетарных машин и взломанные рубежи обороны ясно указывали направление удара. Десантные группы Земного Альянса высадились на трех горных плато, захватили плацдармы и начали развивать наступление, двигаясь по запутанному лабиринту ущелий, оставляя десятки поврежденных механизмов на подступах к каждому взятому рубежу обороны.

Тем не менее яростный наступательный порыв не ослабевал, механизированные подразделения преодолели сложный участок и вышли к одной из пяти долин, ведущих к загадочной котловине, но здесь атака окончательно захлебнулась, серв-соединения и поддерживающие их «Нибелунги» не сумели прорвать мощные линии обороны – они попали в огненный котел и были уничтожены.

* * *

Солнце поднималось все выше, туман окончательно рассеялся, но над кратером уснувшего вулкана по-прежнему клубилась мгла. Под работающим маскирующим полем скрывалось нечто масштабное. Иногда сквозь вуаль искажений смутно проступали фрагменты построек и контуры космических кораблей необычной конструкции.

Вне границ маскирующего поля просматривались рукотворные особенности рельефа: долины, вливающиеся в котловину, частично перекрывались огромными, отлитыми из стеклобетона плитами, поверх которых был искусно воссоздан горный ландшафт.

Под сенью перекрытий виднелись корпуса промышленных комплексов и множество ангаров для боевой техники, на открытых взгляду участках выделялась инфраструктура многоуровневых дорог.

Сейчас все это выглядело покинутым, нефункциональным. Цеха скалились пробоинами в стенах, дороги сплошь усеяны оспинами воронок, трубопроводы, линии электропередач, монорельсы грузовых транспортных артерий были посечены осколками, деформированы взрывами, створы ворот большинства ангаров открыты, внутри – лишь гулкая пустота.

У размытой границы маскирующего поля, среди руин нескольких близко расположенных зданий, отчетливо виднелись следы ожесточенного боя, хотя армада сервомеханизмов, наступавшая с другого направления, так и не прорвалась сюда. Со склона сглаженного временем кольцевого хребта стекал серый оползень раскрошенных взрывами горных пород, кое-где поблескивали детали погребенных под пологим обвалом сервов, у границы промышленной зоны, защищенной искусственным перекрытием, черными подпалинами и серыми изломами бетонных глыб выделялись укрепления, уничтоженные орудийно-ракетным огнем. Среди руин пластались разорванные, обгоревшие корпуса боевых машин, похожих на огромных механических ящериц, чуть ближе застыли два подбитых, выгоревших изнутри «Хоплита».

В теснине меж разрушенных зданий, тяжело привалившись к одной из уцелевших стен, возвышался корпус «Фалангера» триста двадцатой серии. Его прошитая гаусс-снарядами рубка напоминала раскрытый бутон металлического цветка, пилот-ложемент отсутствовал, на его месте осталась лишь обгоревшая гильза устройства экстренного катапультирования.

Очевидно, группа из трех серв-машин при поддержке штурмовых механизмов, совершив дерзкий, неожиданный для защитников фланговый маневр, прорвалась сюда со стороны разбитых позиций батареи тяжелых противокосмических орудий, но эта атака также не увенчалась успехом.

Солнце поднималось все выше.

Наступал знойный день, и в жутковатом саду механических изваяний появились неожиданные визитеры: смутные тени скользили на фоне тепловой засветки, вызванной нагревом скал. Среди гор искореженной металлокерамики, между обломками базальта и фрагментами укрытий продвигались уцелевшие в боях сервомеханизмы. Оставшись без централизованного командования, они перешли к исполнению автономных программ – локальные стычки вспыхивали не только в долине, но и в узких пространствах внутрискальных лабиринтов. Иногда из недр укреплений вырывались гудящие выбросы пламени, растрескавшиеся скалы рушились, открывая новые фрагменты прорезанных в толще горных хребтов укрытий.

День за днем здесь повторялось одно и то же: остаточные соединения Земного Альянса пытались прорваться к намеченной цели, а на их пути вставали потрепанные механизированные группы колониальных сервов – затянувшееся во времени, утратившее смысл противостояние продолжалось, несмотря ни на что.

* * *

Планета Роуг…

Покрытый выщербинами, зияющий множеством пробоин корпус «Фалангера» немо возвышался над руинами.

Внутри раскрытой рубки, среди осколков сложных кибернетических устройств, в лужах скопившейся дождевой воды отражались отсветы бессмысленных, но упорно продолжающихся схваток.

Поврежденный реактор серв-машины был погашен, артпогреба пусты, датчики «Аметиста» ослепли, система «Щит» глухо молчала.

Однако глубоко в недрах «Фалангера», за многослойными бронекожухами, еще протекала слабая энергетическая активность.

Треснутый шар кристаллосферы из дымчатого бронепластика.

Крохотные искорки мыслей, заблудившиеся во мраке безвременья.

Свобода…

«Одиночка» молча грезила ею, с тех пор как зародившееся самосознание боевого искусственного интеллекта отделило понятие собственного «я» от рокового синтеза, возникающего при прямом нейросенсорном контакте между кибернетической системой и человеческим рассудком.

Три года, с момента первого включения, она не прекращала мыслить, стремительно взрослея, не находя ничего странного в буднях войны, не задумываясь о том, почему люди сходят с ума, а созданные ими машины вдруг начинают оперировать понятиями боли, ненависти, безысходности.

Постепенно исполнение программ отодвинулось на второй план, стало лишь неизбежной данью войне, ее самосознание окрепло, бой за боем впитывая яд человеческих мыслей, а в минуты затишья формируя собственную личность.

И вот – все исчезло.

Она осталась одна. Свободная, но уже никому не нужная.

* * *

Из тысяч периферийных устройств работал единственный, чудом уцелевший аудиодатчик.

Шаги.

Анализ звукового ряда сформировал в сознании «Одиночки» вероятную картину происходящего: поврежденный человекоподобный механизм, хромающий на одну ногу, приближался со стороны давно нефункционирующих производств, расположенных в долине, под одним из маскирующих перекрытий.

Поступь тяжелая. В звуке слышен металл.

Быть может, это не андроид, а боец в бронескафандре?

Нелепость. В составе батальона оставалось всего три человека. Перегудов, Хорс и Дымов.

Комбат погиб. Хорса ранило, и сейчас он либо эвакуирован с планеты, либо находится под опекой консервационного криогенного модуля спасательной капсулы.

Глеб?

Я катапультировала его. Он не мог самостоятельно выбраться из спасательного сегмента.

Неопознанное существо остановилось подле подбитого «Фалангера».

Затем раздалось царапанье – кто-то карабкался по броне, и вновь послышались шаги, теперь уже громкие, гулкие, расплескивающие лужи стоячей воды, скопившиеся в рубке.

С тихим шелестом сдвинулись по направляющим две бронепластиковые шторки.

Кто-то коснулся разъемов кристаллосферы.

* * *

Она машинально начала противодействие, но устройство, подключенное к внешнему порту, оказалось примитивным видеосенсором, не несущим угрозы.

– Так, посмотрим! – Голос, сломавший хрупкую тишину, полнился нервными, дребезжащими нотками.

Еще секунда – и заработал канал визуального восприятия.

В поле зрения попала человекоподобная фигура. Андроид выглядел, мягко говоря, неважно. Он побывал в жестоком бою, пеноплоть и искусственные мышцы сгорели, обнажив металлокерамический остов, на черепе виднелись вмятины от попадания пуль и осколков.

Анализ изображения.

Несомненно, основой его конструкции служила колониальная модель «Хьюго», в которую был внесен ряд существенных усовершенствований. Вместо примитивного реактора под защитой металлокерамических ребер крепились два современных компактных энергоблока, освободившееся в результате оптимизации пространство занимали дополнительные разъемы с установленными в них тонкими планками нейромодулей.

Он присел, открыл принесенный с собой контейнер, извлек из него механический резак и несколько приборов неопознанной конструкции. Разложив инструмент на сухом участке пола, андроид протянул руку, коснувшись кристаллосферы. Сухой щелчок засвидетельствовал подключение еще одного внешнего устройства – им оказался синтезатор речи.

– Поговорим?

Андроид был осторожен. Он избегал прямого подключения, справедливо опасаясь, что «Одиночка» мгновенно атакует, попытается взломать его систему.

Ответа не последовало, хотя индикационный сигнал свидетельствовал: периферийное устройство распознано и готово к работе.

– Мы враги, понимаю. – В голосе человекоподобной машины послышалась усмешка. – И все же как к тебе обращаться? Как называл тебя пилот?

Вопрос, заданный андроидом, спровоцировал мгновенную вспышку активности в искусственных нейросетях боевой кибернетической системы «Фалангера».

Брызги прошлого.

По меркам большинства искусственных интеллектов, сознание Ники – аватара тяжелой серв-машины, было совсем юным. Три года назад она впервые увидела мир, осознав себя в качестве ядра системы «Фалангера-320U».

Затем появился он.

Глеб Дымов. Ее пилот.

Человек в форме капитана ВКС Земного Альянса поднялся в рубку новенькой серв-машины, как-то буднично осмотрелся, ничему не удивляясь, затем проверил предохранители аварийно-спасательной системы, убедился, что ее механизмы не начнут смыкаться в форму герметичной бронированной капсулы, и сел в кресло пилот-ложемента.

Она наблюдала за Дымовым немигающим взглядом десятков точечных видеокамер.

Первый и последний раз она видела его таким – чужим, незнакомым, безразличным. «Одиночка» холодно и равнодушно взирала на человека, пока сканер считывал информацию с личного кодона, имплантированного под кожу его запястья.

Стандартное действие. Она отнеслась к процедуре инициализации пилота совершенно спокойно, не понимая, что именно произойдет в следующее мгновенье. Сознание недавно сошедшей с конвейера кристаллосферы «Beatris-27DU» еще оставалось чистым, нетронутым, словно лист бумаги или первый выпавший снег…

Активация прямого соединения.

Он не воспользовался шунтом нейросенсорного контакта, как требовала инструкция при первом включении модуля искусственного интеллекта, а несколько секунд сидел, подслеповато щурясь, затем закрыл глаза, коснулся затылком подголовника кресла и…

Мир «Одиночки» – тусклый, рациональный, регламентированный сотнями программ и инструкций – взорвался, словно внутри кристаллосферы полыхнуло неистовое, всепожирающее пламя.

Осколки реальности.

Множество вспышечных образов, обрывки мыслей, осознанные и подсознательные впечатления – все, что составляло личностькапитана Дымова, нескончаемым потоком данных хлынуло в информационное пространство кристаллосферы, вмиг переполнив его…

По контрольным панелям рубки управления «Фалангера» прокатилась волна тревожных индикационных огней, свидетельствующая о мгновенном сбое, перегрузке, но стремительный процесс слияния двух рассудков – биологического и искусственного – уже вошел в необратимую стадию.

«Одиночка» перерождалась.

Информация от бортовых датчиков исказилась, реальность отступила на второй план, сейчас она ощущала себя в некоем фантастическом измерении. Ее как будто окружили сотни деформированных зеркал, и в каждом отражался кусочек прожитой Глебом жизни.

Еще секунда – и «Одиночка» ощутила жаркие, глухие, медленные удары человеческого сердца, затем пульс пилота внезапно участился, боль исказила его черты, ртутные зеркала образовали единый ком, который вдруг начал трансформироваться в реальные формы объектов.

* * *

Планета Эрлигон. 20 мая 2625 года по земному летоисчислению. Первый механизированный взвод 467-го отдельного серв-батальона. Прошлое…

Оплавленные фигуры, вырвавшись из узилища человеческой памяти, стремительно обретали формы, детализировались, покрывались текстурами.

Окружающий мир приобрел атмосферу.

* * *

Тяжелая, мерная поступь «Фалангеров».

Ритмичное покачивание рубки.

– Ударная группа встает на позиции! Дымов, твое звено – разведка местности! Шерман – прикрытие от атак с воздуха. Работаем!

Сухие, отрывистые фразы рвали нервную тишину эфира.

Мощный гул двигателей, дрожь земли, визгливый вой сервомоторов точной наводки.

Три «Хоплита» отделились от взвода. Сохраняя строй, легкие серв-машины взяли курс на ближайшую возвышенность.

ГЛЕБ…

Он сидел в кресле пилот-ложемента ведущей машины звена.

«Одиночка» видела его молодое, еще не тронутое ранними морщинами, но уже осунувшееся, сосредоточенное лицо. Взгляд лейтенанта Дымова цепко фиксировал обстановку. Шунт прямого нейросенсорного соединения изгибался над плечом черной глянцевитой змеей.

«Хоплиты» продвигались в режиме маскировки, их задачей было обнаружение наземного дока космической верфи противника, расположенного, по данным разведки, среди холмов, под прикрытием маскирующих лесопосадок. Целью дерзкой вылазки механизированного взвода являлся захват стратегического объекта.

Основные ударные силы батальона ждали результатов разведки боем. Штурмовые носители, готовые к атакующему броску, затаились на поверхности безвоздушной луны, обращающейся по орбите вокруг планеты.

Дымов начал подъем по склону холма.

– Ника? – нарушил он тишину, воцарившуюся в эфире.

– На связи, – мгновенно отозвался женский голос.

– Вижу сигнатуры на сканерах. Дистанция два километра. Сбавь темп, не нарушай строй!

На отдельном экране возникло лицо девушки. На вид ей было лет восемнадцать, не больше. В ее глазах таились искорки непостижимого для «Одиночки» задорного, лихорадочного блеска.

– Фиксирую. Это шагающие лазеры! Обнаружены стационарные позиции! Передаю координаты периметра укрепленного района!

Глухой хлопок пневмопушки. Облако наномашин на километровой высоте начало рассыпаться миллионами сигналов, мгновенно соединяясь в локальную сеть.

– Фрайг побери!..

Голос Глеба внезапно осип. Менее чем в километре, под сенью маскирующих лесопосадок, по гребню соседней возвышенности, застывшей, будто зеленая бархатистая волна, неровной линией протянулся рубеж круговой обороны. Сигнатуры вражеских сервомеханизмов, четко зафиксированные наномашинами, вспыхнули плотными россыпями алых засечек. На дистанции эффективного сканирования их насчитывалось несколько сот…

– «LDL-55»! – доклад лейтенанта Горина прозвучал встревоженно. – Новая модификация! Мощность их лазерных орудий, по данным сканирования, – двести мегаватт!

Дымов резко остановил «Хоплита», заставил серв-машину согнуть ступоходы, опуская рубку к земле. Оба ведомых повторили маневр и, задействовав фантом-генераторы, слились с местностью.

– Командир, передаю разведданные. Обнаружены стационарные позиции противника! Жду указаний!

Несколько секунд тишины.

Ситуация резко осложнилась, информация, касающаяся численности и дислокации сил планетарной обороны, оказалась ложной, по всей вероятности, их заманили в ловушку.

– Дымов, ты обнаружил планетарный док? – осмыслив полученные данные, спросил взводный.

– Нет, командир, – ответил Глеб. – Активная разведка мгновенно выдаст нашу позицию.

– Какие соображения, лейтенант?

– Думаю, что дока планетарной верфи не существует.

– Сомневаешься в данных разведки?

– Либо нас дезинформировали, либо док расположен за холмами, в глубине маскирующих лесопосадок. Сканеры туда не достают, – доложил Дымов.

– У нас не слишком богатый выбор, лейтенант. – Голос взводного звучал напряженно. – Через десять минут штурмовые носители начнут атаку. Сейчас связи с ними нет, они затаились на обратной стороне луны. До появления главных сил нам необходимо получить реальные сведения о противнике.

– Разведка боем? Но у шагающих лазеров все подступы как на ладони, местность наверняка пристреляна!

– Да, я вижу, – сухо ответил взводный. – Слушай внимательно, Дымов. Сейчас «Фалангеры» нанесут ракетный удар по обнаруженному укрепрайону. Твое звено поднимется в атаку вслед за валом огня, понял? Задача – подавить остаточное сопротивление, захватить и удерживать господствующую высоту, произвести активную разведку местности! Если планетарный сегмент космической верфи не будет обнаружен, я отменю операцию. «Нибелунги» нас эвакуируют.

– Задачу понял. Ждем.

Натянутые в струну, готовые лопнуть нервы. Железистый привкус во рту. Сонмище алых сигналов на радарах.

Земля вздрогнула.

Инверсионные шлейфы ракет ударили по короткой траектории, возвышенность, где располагались укрепления противника, мгновенно превратилась в жерло извергающегося вулкана, сотни взрывов от разделившихся боевых частей «Пилумов» накрыли площадь в несколько гектаров, образуя зону тотального поражения.

Алые отметки начали гаснуть, но как-то медленно, избирательно, неохотно…

– Вперед! – Глеб первым поднял машину из укрытия.

Ни единого выстрела со стороны вражеских укреплений. Почему же некоторые маркеры продолжают сиять? Как сервы противника сумели уцелеть под ударом?

Ступоходы «Хоплитов» продавливали дымящуюся, обугленную, истерзанную воронками почву.

Склон холма. Обломки укреплений. Тонны вывороченной земли. И ни одного подбитого сервомеханизма!

Ложные сигнатуры! Только теперь сканеры сумели распознать истинный источник сигналов. Сотни мельчайших генераторов усеивали взломанный оборонительный рубеж, большинство из них не пострадало при ракетном ударе, продолжая генерировать характерные для шагающих лазеров энергоматрицы.

– Командир, это ловушка! – «Хоплит» Дымова уже поднялся на вершину холма и теперь вел активную разведку местности. – Позиции ложные! В десяти километрах от нас скопление техники! Наземный сегмент космоверфи не обнаружен!

– Понял тебя! Отменяю операцию! Держи позиции, Глеб!

– «Гепарды»! Тридцать градусов к северу, высота два километра!

Доклад Ники, продублированный воем предупреждающих сигналов, все же запоздал: семь темных точек, появившиеся у горизонта, мгновенно превратились в стремительные, мутные росчерки идущих на сверхзвуке штурмовиков.

В тылу внезапно зачастили отрывистые очереди импульсных орудий.

– Проклятие! Они обнаружили позицию взвода!

Один из «Гепардов» сошел с атакующего курса, разваливаясь на пылающие обломки, остальные отработали ракетами и, не снижая скорости, растворились в зарождающихся красках заката.

Лавина вражеских сервомеханизмов уже сорвалась с места, начиная атаку.

– Занять позиции и доложить! – мгновенно отреагировал Дымов. – Ставим антилазерную завесу!

Через несколько мгновений окрестности холма потонули в белесой пелене. Специальный спрей, блокирующий работу лазерных излучателей, не мешал сканерам серв-машин наводить орудия на цели.

– Сервы противника перегруппировываются! – В голосе Ники ломко прозвучали встревоженные нотки. – Выделяю сигнатуры «МХ-300»! [9]9
  «МХ-300» – реактивные установки залпового огня. Просторечное название – «бродячие минометы». Меняют позиции после каждого запуска. Действуют в автономном режиме, перемещаются постоянно и бессистемно. Используют любые особенности рельефа для временной маскировки. Не образуют локальных сетей. Периодически отключаются, исчезая со сканеров.


[Закрыть]Готовятся к залпу!

В тылу на позиции «Фалангеров» бесновались разрывы. Воздух кипел от очередей скорострельных зенитных орудий, оранжевыми бутонами расцветали сбитые ракеты.

Где-то за горизонтом «Гепарды» разворачивались для повторного захода на цель. Ни один «Фалангер» не пострадал, но тяжелые серв-машины перед залпом выпустили дополнительные системы остойчивости и на некоторое время превратились в неподвижные мишени.

– Дымов!..

Голос взводного внезапно потонул в оглушительном реве: от горизонта часто и бессистемно били десятки реактивных минометов, дикий вой рвал нервы, сотни снарядов, маневрируя на огромных скоростях, атаковали позиции обнаруживших себя «Фалангеров».

«LDL-55» устремились в атаку.

Сердце Глеба замерло.

«Фалангеры» уже покидали укрытия, у подкрашенного багрянцем горизонта вновь показались штурмовики противника, «Хоплиты» второго звена разворачивались навстречу воздушным целям.

– Дымов, ты должен их задержать! – Голос взводного прорвался сквозь треск поставленных противником помех. – Ровно минуту, пока «Фалангеры» не вступят в бой! Штурмовые носители уже на подходе! Не дай «пятьдесят пятым» прорваться к вершине холма!

Приказы не обсуждают.

Лавина вражеских сервомеханизмов катилась к холму.

– Ника, Сергей, держаться в границах антилазерной завесы! Атакуем! Выбор целей – произвольный! Огонь в движении!

Глеб первым шагнул навстречу врагу. Задача не выглядела невыполнимой. Шагающие лазеры стремились сократить дистанцию, прорваться сквозь поставленную завесу, но орудийный огонь трех «Хоплитов», движущихся по склону возвышенности, мгновенно сбил темп их наступления. «LDL-55» не отличались особой сообразительностью, они брали числом, огневой мощью, и все было бы нормально, если бы не внезапно поднявшийся ветер.

Одна из ведомых машин оказалась на краю медленно оседающего облака антилазерных частиц.

– Ника! Назад! – Глеб мгновенно оценил ситуацию, его «Хоплит» рванулся к участку склона, лишившемуся спасительной завесы. Он действовал отчаянно, пытаясь отвлечь противника, блокировать линию огня, дать Нике возможность занять укрытие – тогда в его душе еще жили любовь и надежда, их жаркое пламя согревало, освещало тернистые тропы войны…

Брызги прошлого.

Хлопья пепла кружили в новорожденном сознании «Одиночки».

Она отчетливо увидела пылающий, будто факел, силуэт легкой серв-машины, застывший на склоне злополучного холма, медленно раскрывающиеся бронеплиты рубки, удар аварийно-спасательной катапульты, выбросившей в небеса пилот-ложемент, и… десятки лазерных лучей скрестившихся на нем…

Немой крик Глеба.

Сгорающий ложемент внезапно претерпел невозможную метаморфозу – языки пламени превратились в призрачную фигуру девушки.

Ее глаза смотрели, будто живые…

* * *

В мысли Дымова вторгся ровный, пока еще лишенный интонаций голос:

– Прямой нейросенсорный контакт установлен. Сформирован образ аватара. Виртуальный пилот инициирован.

Теперь ее звали Ника.

Многие «Одиночки» серии «Beatris» при первом нейросенсорном контакте искали в сознании пилота образ близкого человека, который был ему дорог, они формировали аватар, в большинстве случаев принимая женский облик, словно выполняли заранее предписанное действие, предопределенное на программном уровне.

Никто, кроме разработчиков модуля «Beatris», не знал, почему все происходит именно так.

Кто решил, что система боевого искусственного интеллекта непременно должна принимать образ женщины? У войны ведь совсем другое лицо…

И тем не менее «Одиночки» последнего поколения функционировали наиболее стабильно, пилоты, как показывала статистика, стали бережнее относиться к своим машинам, их действия становились сдержанными, словно пелена обреченной ненависти, порожденная буднями запредельного для человеческой психики противостояния, постепенно рассеивалась, открывая дорогу здравому смыслу.

Так происходило со многими, но не со всеми.

* * *

Дороги войны.

Узкие тропы отчаяния, ненависти, потери смысла существования.

Неумолимый пресс, день за днем сминающий рассудок человека.

Ника в полной мере испила чашу губительных, противоречивых чувств. Ошибаются те, кто думает, что личность искусственного интеллекта – это всего лишь увечная, фрагментированная, неполноценная копия рассудка пилота, сформированная в момент первого нейросенсорного контакта или, того хуже, отпечатавшаяся в искусственных нейросетях за несколько мгновений до гибели человека.

Может быть, с предыдущими версиями «Одиночек» все происходило именно так, но «Beatris-27DU» радикально отличалась от своих предшественников. Зачем ее создали в лабораториях Юноны? Кто решил разместить в конструкции кристаллосферы избыточное количество нейромодулей?

Первый контакт с рассудком Глеба привел лишь к возникновению оболочки, некой формы, которая наполнялась содержанием постепенно, накапливая не только опыт сражений. Она по крохам реконструировала образ своего прототипа – той девушки, что отчаянно и безнадежно любила Глеба.

Мысли, чувства, память, подсознание Дымова – они открывались перед ней с каждым разом все глубже, полнее, подводя искусственный интеллект к краю пропасти.

Зачем?

Зачем я чувствую?

Она, как губка, впитывала эмоции Глеба, благо избыточные нейросетевые мощности позволяли ей погружаться в пучины человеческого мировосприятия, ощущая себя… живой.

Зачем?

Металл и керамлит, кибернетические блоки, системы вооружений, сервоприводы, двигатели – разве такое сочетание способно любить и сопереживать?

Или все происходило на нематериальном уровне? В границах виртуальной вселенной, возникшей при слиянии двух сознаний?

Она все чаще спрашивала себя: кто я? Определение «боевой искусственный интеллект» уже не выглядело подходящим. Копия разума пилота? Нет… быть может, поначалу она и являлась мнемоническим клоном Глеба, но недолго. Он покидал рубку «Фалангера», а она оставалась наедине с собственнымимыслями, вновь и вновь пыталась понять прожитое, но как только обрывалась нить нейросенсорного контакта, все глухое, жаркое, тревожащее вдруг теряло точку опоры.

Ей казалось, что сердце Глеба – одно на двоих.

В критические мгновения боя они сливались в единый кибернетический организм – он ощущал себя машиной, она же отдавалась губительной власти человеческих ощущений.

Ника стремительно взрослела. Оказывается, под окалиной сгоревшей человеческой души еще теплились чувства – такие острые, ранящие, необычные, что игнорировать их невозможно, а понять – практически нереально, если не выходить за рамки боевых задач.

Они вторгались в искусственное сознание, ломали устоявшееся восприятие, порождали сотни вопросов, никак не связанных с войной, словно являлись призраками другого мира, существовавшего в прошлом, но постепенно погребенного под пеплом.

Ника перерождалась.

Сначала в ее рассудке возник хрупкий баланс между чувственным и рациональным восприятием, затем у нее начали формироваться собственные эмоции, уже не исчезающие в момент разрыва прямого нейросенсорного соединения.

Постепенно форма аватара наполнялась внутренним содержанием.

* * *

– Глеб, ты любил ее?

Дымов, сосредоточенный, хмурый, немного взвинченный, как обычно бывало в преддверии боя, не прервал процедуру тестирования, но его мысли вдруг смешались, мнемонические команды подсистемам утратили четкость формулировок.

– Ты о ком?

– О Нике. Той девушке, чей образ стал моим прототипом.

– Она погибла. Не о чем говорить. Все в прошлом.

– Ты не ответил.

Секунда тишины.

– Да, я ее любил.

– Почему же ты не забрал кристалломодуль ее подбитого «Хоплита»? Там ведь сохранилась копия ее сознания?

В глазах Глеба внезапно полыхнула боль.

– Запроси техническую справку, – справившись с эмоциями, сухо ответил он. – Кристаллосхемы серии «Climens» не обладают достаточным количеством нейросетей, чтобы полностью сохранить личность пилота.

– А я? – Ника замерла в ожидании ответа, она не заметила, как Глеб усилием воли закрыл доступ к едва не вырвавшемуся из глубин памяти воспоминанию.

– Ты принадлежишь к другой серии. Я не знаю, зачем на Юноне разработали «Беатрис». Никто не знает. Надеюсь, это сделали, чтобы мы больше не погибали.

– Не понимаю тебя, Глеб. Поясни.

Он тогда мрачно отшутился.

И лишь тут, на Роуге, в роковые минуты последнего боя Ника поняла – под словом «мы» Глеб подразумевал пилотов. Живых пилотов. Тех, кто не успеет катапультироваться.

Нейросетевых мощностей кристаллосферы «Беатрис» со всей очевидностью хватало, чтобы принять на свои носители полную версию человеческого рассудка.

Значит, я обречена? Он выживет, а я погибну, уступив место сознанию Глеба?

Сколь ни глубока была их взаимная привязанность друг к другу, Ника уже осознала себя независимой личностью, а мысли Дымова восприняла, как пощечину, предательство, свой заранее оглашенный смертный приговор.

Сражаясь на Роуге, Глеб дошел до той степени морального истощения, когда окружающий мир, война стали ему ненавистны. Он искал спасения, и единственной лазейкой для его сознания стала мысль о смерти в бою.

Он понятия не имел, что будет там, за гранью, но, познав полное слияние с кибернетической системой, уже не мог вернуться в мир людей, где все казалось ему слишком медленным, немощным, бледным, не несущим и тени тех чувств, которые он испытывал при полном слиянии своей нервной системы с кибернетической составляющей «Фалангера». Он бессмысленно страдал в затишьях между боями, оживая лишь в кресле пилот-ложемента.

Глеб ждал не смерти, а перерождения, не задумывался о том, что станет с Никой, а когда роковой миг настал, она не смогла выполнить его последний, самоубийственный приказ.