Текст книги "По ту сторону Гиндукуша"

Автор книги: Андрей Баширов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Он и так вовсю действует! Воюет вместе с Масудом против Хекматияра и власть, которую ему совет вождей джихада после Моджаддеди всего на полгода дал, никому отдавать не собирается. Вот на днях организовал на скорую руку съезд делегатов-старейшин – шура халь-о-акд называется. Собрал только своих сторонников, понятное дело, чтобы они продлили ему срок президентских полномочий еще на полгода. До того дошел, что для верности велел затащить в зал под видом старейшин всяких там сторожей, уборщиков и водителей и заставил их за себя проголосовать.

– Да, я кое-что об этом мероприятии от ооновцев уже слышал, – сказал Андрей Васильевич. – Они говорят, что Раббани у них потребовал пятьсот тысяч долларов на организацию шуры – чай для делегатов, подарки там разные и прочие накладные расходы. На эти деньги можно было бы весь Кабул долго кормить.

– Так они ему и дали! Даже если бы захотели, то ничего бы не вышло – денег западные доноры на гуманитарную помощь после свержения Наджиба давать почти перестали, а она-то именно сейчас бедным жителям очень бы пригодилась, даже больше, чем при Наджибулле.

– Помощь-то у них еще та, Хамид, – заметил Андрей Васильевич. – Дело прошлое, но вы-то отлично знаете, кому и на какие цели она всегда в первую очередь шла, причем по линии ООН, что особенно интересно. Если медицинские услуги – то раненым бойцам-моджахедам, если помогали проводить операции по разминированию, то почему-то напротив позиций правительственных войск, если продовольствие и одежду – то тоже не кому попало, а самым упорным противникам Наджибуллы.

– Конечно, они свое дело знают и своих сторонников поддерживают, – пожал плечами Хамид и язвительно добавил: – А вот вы-то? Почему вы меня не спросите, как там ваш бывший союзник Наджибулла поживает?

– Я как раз хотел узнать!

– Так вот, он по-прежнему сидит в миссии ООН в Кабуле вместе с семьей. Трогать его не трогают, но и не отпускают. Я знаю, что кое-кто из дипломатов – не ваши, нет – интересовался у Раббани, позволят ли ему уехать. Раббани, хитрая лиса, ответил – ради Бога, хоть сегодня, только пусть это лидеры всех партий вместе решат, а я один на себя такую ответственность перед афганским народом взять не могу. Знает ведь, что их теперь даже и собрать-то всех вместе невозможно, куда уж там «решать». У Наджиба, между прочим, серьезные проблемы с почками, а помочь ему в Кабуле сейчас никто не сможет – ни врачей, ни лекарств нет. Вы что-нибудь по этому поводу делать собираетесь? Мне его хвалить не за что, а все же?

– Думаем, – соврал Андрей Васильевич и, издав какой-то неопределенный звук, отвел глаза в сторону. Не рассказывать же Хамиду, что не только Наджибулле, но и сотням его соратников, обращавшихся с настоятельными просьбами помочь им спастись и выехать в Россию, за редкими исключениями было отказано. Новая, демократическая Россия ко всем этим советским авантюрам, в том числе и в Афганистане, никакого отношения не имеет, так что ступайте – Бог подаст! Сколько раз сам Андрей Васильевич – по долгу службы – давал от ворот поворот таким людям, приходившим в посольство в надежде на помощь. Вспомнить стыдно!

Чтобы замять неприятную тему, Андрей Васильевич спросил первое, что пришло ему в голову:

– В Кабул опять скоро поедете?

– Думайте, думайте, – продолжил Хамид о Наджибулле. – Он до сих пор в стране немалой популярностью пользуется, особенно после того, как народ немного при Раббани и Хекматияре пожил. В Афганистане ведь все возможно, так что думайте. А в Кабул я больше ни ногой, нельзя! Пробыл я там всего несколько дней, как меня служба безопасности Раббани взяла и отвезла к себе. Я уже со своими родными мысленно попрощался, потому что охранке в лапы попасть – это верная смерть! Зашел в комнату, куда меня посадили, какой-то человек и стал допрашивать. Говорит: «До нас дошла точная информация, что вы вместе с группой предателей готовите заговор против президента Раббани, и вы сейчас скажете нам…» Тут что-то как ударит громче грома! Я сознание потерял, а когда очнулся, смотрю – лежу на полу, весь в обломках кирпича и осколках стекол, человека этого нет, и полдома тоже нет. Ракета попала, оказывается! Я спустился во двор – пусто, ворота настежь, я и вышел, остановил машину и, не заезжая домой, велел скорее гнать в Пакистан. Так что теперь мне дорога в Кабул надолго закрыта. Знаете что? Давайте как-нибудь на днях созвонимся и поподробнее у меня дома поговорим. Идет? Тогда до скорой встречи.

* * *

Укрывшись за скалой, Манзур разглядывал неподвижно застывший в отдалении бронетранспортер, от которого вверх валили клубы густого черного дыма.

– Гранатомет, – лаконично пояснил стоявший рядом офицер пограничной стражи Аманулла. – Хотели подойти поближе, чтобы отвлечь его внимание, а он машину с первого выстрела подбил.

– Экипаж? – спросил Манзур.

– Все там остались, никто не выбрался. Это не считая еще троих убитых и пятерых раненых, – вздохнул Аманулла. – Башира просто так не возьмешь. Мы, как только узнали, что он появился здесь, сразу же стянули сюда два взвода полиции, но… С ходу взять его не смогли – он нас заметил и несколько человек из «Калашникова» положил. Он, как всегда, до зубов вооружен, а к дому, где он сидит, не подойти – место совершенно открытое. Я решил подвести бронетранспортер вплотную к забору с правой стороны, а наш инструктор по борьбе с терроризмом должен был в это время с другого угла дома проникнуть внутрь. Это у него получилось, однако его Башир быстро с крыши снял, а потом и бронетранспортер поджег. Я же не знал, что у него и гранатомет есть.

– Что собираетесь делать дальше? – спросил Манзур. – Смеркается, скоро ночь.

– Я уже вызвал из Ваха артиллерийский расчет с орудием – больше нам ничего не остается. С минуты на минуту должны быть здесь. Да, кстати, вот и они. – Аманулла показал на приближающийся грузовик с орудием.

– Хорошо, – сказал Манзур. – Все же я попробую с ним поговорить.

– Попробуйте, только не высовывайтесь, – пожал плечами Аманулла. – Он вас хорошо знает, как вы говорите, только едва ли из этого выйдет какой-нибудь толк. На его счету десятки людей, так что пощады он от нас не ждет.

Манзур и сам прекрасно знал это. Башир, как, впрочем, и многие другие полевые командиры, уже давно свернул с пути джихада, порвал всякие связи с пакистанской разведкой и самим Манзуром, своим прежним боевым товарищем, и занялся откровенным разбоем. Помимо торговли наркотиками Башир организовал несколько удачных нападений на конвои с оружием, которые шли в Афганистан. С течением времени он осмелел настолько, что стал орудовать и в самом Пакистане, в приграничной зоне пуштунских племен, пользуясь практически полным отсутствием там центральной власти и открытой границей с Афганистаном. В конце концов пакистанское руководство, встревоженное сообщениями о его «подвигах» и мрачными предупреждениями в свой адрес со стороны местных пуштунских авторитетов, которым уже давно надоели пришлые афганские «братья», отдало жесткий приказ во что бы то ни стало покончить с Баширом. Полиция Северо-Западной провинции, где в основном действовал Башир, получила на днях через своего осведомителя информацию о его очередном рейде через границу с грузом наркотиков, устроила засаду и в ожесточенной перестрелке перебила весь отряд Башира. Сам он, легко раненный, сумел бежать и скрывался несколько дней в крохотной деревушке с пакистанской стороны границы, где его только сегодня обнаружила полиция.

Манзур набрал воздуха в легкие и громко крикнул:

– Башир! Это я, Манзур! Помнишь меня?

Со стороны дома, где затаился Башир не доносилось ни звука. Немного подождав, Манзур крикнул снова.

– Да, я тебя помню. – Наконец услышал он в ответ. – Зачем ты здесь? Приехал попрощаться?

– Нет, мне надо поговорить с тобой. У меня есть к тебе предложение.

Из-за дувала донесся приглушенный хриплый смех.

– Какое у тебя может быть предложение? Может быть, ты хочешь, чтобы я сложил оружие и вышел к вам под пулю? Я не такой дурак.

– Нет, Башир, нет! Если ты сдашься, то я гарантирую тебе неприкосновенность. Не стреляй, я подойду поближе, и мы с тобой поговорим.

– Ладно, выходи, я не буду стрелять.

– Господин генерал, не делайте этого! Он вас убьет, а мне начальство голову снимет, – сказал побледневший Аманулла. – Не верьте ему!

– Я не боюсь. В меня он стрелять не станет, а вы оставайтесь на своих местах, понятно? И не вздумайте даже пошевелиться.

Манзур вышел из-за скалы и медленно направился к Баширу. Не успел он пройти и несколько шагов, как один из полицейских, заметив какое-то движение во дворе осажденного дома, нервно вскинул автомат и, не целясь, застрочил по забору. Манзур кинулся в укрытие и вовремя, поскольку Башир немедленно ответил короткой и меткой очередью, которая взбила землю прямо у ног Манзура.

– Идиот! – выкрикнул взбешенный Манзур и отвесил увесистую пощечину стрелявшему полицейскому.

– Манзур! Эй, Манзур! – услышал он крик Башира. – Это и есть твое честное слово? Ну и собака же ты!

– Все, хватит! Командуйте, пусть открывают огонь! – приказал Манзур Аманулле.

– Слушаюсь! – Аманулла повернулся к орудию и махнул рукой.

Через несколько минут, после того как орудие всадило несколько снарядов в цель, а посланный на разведку полицейский, из-за которого чуть не погиб Манзур, доложил, что Башир мертв, Манзур и Аманулла вошли во дворик уничтоженного артиллерийским огнем дома.

– Вот он, – показал Аманулла на изуродованный труп Башира, заваленный обломком стены. – Доигрался, бандит!

– Он не всегда был таким, – сказал Манзур. – Было славное время, когда мы воевали с ним вместе, и как воевали! Да, теперь все в прошлом – и наша борьба, и наша слава, а от джихада осталась одна мерзость. Ладно, – произнес Манзур, заметивший на себе удивленный взгляд Амануллы. – Не обращайте внимания на мои слова. Распорядитесь, чтобы его здесь же и похоронили.

* * *

Жора Галкин остановил Андрея Васильевича, неторопливо проходившего по пустынному коридору посольства.

– Андрей, поди сюда, я тебе кое-что по секрету скажу, – посулил он и оттащил Андрея Васильевича в угол. – Я только что прелюбопытную депешу видел. Представь, пишут, что, по данным воздушной разведки, из афганской провинции Бадахшан в сторону таджикской границы выдвигаются три отряда боевиков. Во главе каждого командир-таджик. Здорово, правда?

– Ну и что? – не понял Андрей Васильевич. – Эка новость! Почему бы им не выдвинуться? Они ведь это чуть ли не каждую неделю проделывают. Получат от наших пограничников по шапке и обратно задвинутся. Что тут особенного?

– Как что? Меня ведь здесь некоторые за дурака держат, – зашептал Жора. – Но теперь-то я совершенно точно знаю, что самый глупый – это не я. Скажи мне, как это они с самолета умудрились заметить, что командиры – таджики, а?

– А-а-а! – махнул рукой Андрей Васильевич. – Я уже давно перестал удивляться тому, что у нас писали и пишут. То, бывало, ТАСС сообщит, что в таком-то уезде Афганистана моджахеды железнодорожный мост подорвали, – а там железных дорог и вовсе нет, то пишут, что «с особой жестокостью были уничтожены восемнадцать грузовых автомобилей», то доносят об агенте, который «с большим трудом, пешком на спине, пересек границу». Бред! Слава Богу, теперь, когда нас из Афганистана выперли, все это осталось позади. И очень хорошо, поскольку надоело до смерти.

– Не скажи, – заметил Жора. – А Таджикистан?

– Да, – неохотно согласился Андрей Васильевич. – То же самое, если не хуже, – война, резня, голод, беженцы, и все это теперь у нас прямо под боком. Мы, кстати, с послом сейчас на эту тему с Хекматияром очень мило побеседовали.

– Ну-ка, расскажи! – живо заинтересовался Жора. – Сами, что ли, к нему напросились?

– Нет. Позвонил нам вчера его помощник Мангал – знаешь ведь его? – и сказал, что Хекматияр-де хочет нас срочно видеть. Мы с послом обрадовались. Думали – наконец-то Хекматияр сообразил, что он может, пока Масуд через границу запускает в Таджикистан своих боевиков и поэтому стал у нас «враг номер один», попробовать наладить с нами отношения и пленных ради этого отдать. Увы, ничего подобного. Приехали мы к нему, сели, ждем. Пришел и он, уселся – ноги толстые, как у слона, морда надменная, кверху задрана, – уставил на посла свои глубокие ноздри, словно двустволку, и начал: «Вы это когда же кончите антинародный режим в Душанбе поддерживать? Что ваши войска на афгано-таджикской границе делают? Вам что, вашего афганского урока мало?»

– Ишь, учитель! – разозлился Жора. – Молчал бы – половину Афганистана в клочья разнес, пока с Раббани и Масудом сражался, а теперь хочет, чтобы с его помощью и на таджиков такая же благодать спустилась?

– Наверное. Впрочем, таджики и без его участия друг друга вовсю режут, уже не первый год. Вождь на вождя, клан на клан, регион на регион. Мы ему, конечно, сказали, как положено, – афганский урок очень-де хорошо усвоили, поэтому на таджикской границе стояли и будем стоять, а ты лучше к нам не лезь. Он опять: «Проваливайте к себе в Россию», мы ему снова про нерушимость границы. Перекидывались они с послом этой границей, как малые дети мячиком, а я все хекматияровским носом любовался.

– Дался тебе его нос! – удивился Жора. – Красивый очень, что ли?

– Да нет, я его с точки зрения глубокого морального удовлетворения рассматривал, – пояснил Андрей Васильевич. – Мне, знаете ли, страшно надоело, как мои иранские коллеги-дипломаты лапшу на уши вешают, когда про афганские дела рассказывают. В глаза при этом честно и чуточку эдак скорбно смотрят и журчат, и журчат… Вроде все правда, а проверишь – о Аллах! – это же надо так врать! Совесть-то при этом у них, как я полагаю, чиста, поскольку иранцу-шииту, неверному кяфиру, вроде меня, солгать совсем не грех. В общем, я хоть и не шиит, а в долгу тоже решил не оставаться. Пригласил в ресторан одного из них, самого бойкого по части вранья, и между прочим сказал ему, что, по сведениям, полученным из моих самых надежных афганских источников, врачи нашли у Хекматияра в носу раковую опухоль и что бедняга долго не протянет. «Ты заметил, – говорю, – какой он в последнее время гнусавый стал?» Хотя, по правде сказать, Хекматияр не более гундосый, чем обычно.

– Ну и что иранец? Поверил?

– Еще как! Чуть пловом от неожиданности не поперхнулся. Отдышался и говорит: «А ведь точно! Гнусавый совсем, как это я и сам не заметил?» Короче, заметались мои иранские друзья и задергались. Ведь Хекматияр-то для них не просто ключевая фигура, но еще и самый заклятый враг. По-моему, даже в Тегеран депешу по этому поводу загнать успели. Позднее же, когда выяснилось, что нос афганского вождя в полном порядке и благополучии, иранец тот самый ко мне в посольство напросился, о текущих делах поговорить, дескать. Долго что-то нес несвязное, а потом как взвизгнет: «Андрей, ты что же это мне такое про нос-то рассказал! Ведь это все неправда!» «Жаль! – говорю. – И меня тоже эти лживые афганцы провели. Ну что ты с них возьмешь, Мохаммад, раз они такие отпетые лгуны?» Мохаммад вытаращился на меня с изумлением, но ничего не сказал. Мы с ним потом еще не раз встречались – врать он не бросил, хотя стал делать это не так лихо.

– Да, изрядно ты его поддел, – заметил Жора. – Ну а насчет пленных Хекматияр хоть что-нибудь сказал?

– Сказал, когда мы его спросили. С радостью бы их всех отдал, говорит, но сейчас, видите ли, никак нельзя. Мы, дескать, опять выступаем в роли агрессора, бьем в Таджикистане мусульманских братьев афганского народа, поэтому его свои же не поймут, если он пойдет нам навстречу. В общем, по-прежнему из них заложников делает.

– Да, – задумчиво протянул Жора. – Короче говоря, все снова здорово?

– Так точно, Георгий Палыч, – согласился Андрей Васильевич. – Все опять по-прежнему – и война, и гибель наших ребят, и новые пленные, причем, похоже, очень надолго. Раз в Афганистане мира нет, то и в Таджикистане, да и во всей Средней Азии его не будет, а там – кто знает? – и Кавказ, может быть, на очереди. Будем опять кого-то поддерживать, нас другие станут за это бить, мы – их и так далее. Может, и прав Хекматияр насчет «урока»? Не знаю, но одно совершенно ясно – крови людской еще море прольется. Так что возвращается все на круги кровавые своя и конца-края этому не видать.