Текст книги "Девятый император"

Автор книги: Андрей Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Лай собаки на дворе избавил Хейдина от необходимости отвечать Липке. Девушка же, вздрогнув, подбежала к окошку, затянутому бычьим пузырем.

– Сейчас я, – сказала она, набрасывая на голову платок.

Хейдин понял, что пришел кто-то чужой. Видимо, слух о таинственном госте Липки уже разнесся по деревне. На всякий случай Хейдин положил на лавку рядом с собой Блеск. Убивать он никого не собирался, но вот попугать при надобности мог бы. Местные жители – всего лишь крестьяне. Как и все профессиональные воины, Хейдин относился к земледельцам с презрением и не видел в том ничего зазорного. Так что если наглое мужичье начнет к нему приставать с расспросами…

За дверью затопали, громкий мужской голос что-то пророкотал – Хейдин не понял ни единого слова, – затем вошли сразу двое; приземистый круглолицый толстяк в хорошей овчинной шубе и постный носатый человек в облезлом тулупе, мгновенно наполнив горницу козлиным духом, ядреным до слезоточения. Следом за странной парой вошла Липка. Особой радости на ее лице не читалось.

– Здравствуй, мил человек! – Носатый отвесил Хейдину церемонный поклон; толстяк, помешкав немного, сделал то же самое. – Бог с тобой.

Толстяк уставился на Хейдина маленькими белесыми глазками, вцепился пухлыми пальцами в бороду – верно, не знал, как начать беседу. Носатый оказался пообщительнее.

– Что, хозяйка, не сажаешь нас за стол обеденный, медом али брагой не потчуешь? – сказал он Липке. – С мороза мы, согреться нам надобно.

– Садитесь, дяденьки, – сказала Липка довольно равнодушным тоном. – Садитесь, угощайтесь, чем Бог послал.

– Гостю твоему не в обиду ли будет наше обчество? – осведомился носатый. – Чаю, человек он приезжий, может, устал с дороги.

– Хозяйка пригласила, так садитесь, – ответил за Липку Хейдин. – И назваться не мешало бы, а то не знаю, с кем за одним столом честь имею сидеть.

– Не серчай, чужестранец, – носатый уловил в голосе Хейдина властные ноты, сразу перешел на заискивающий тон. – Прости нас, темных да худородных. Мы-то живем в глуши нашей по-простому, по обычаю дедов и прадедов наших. Назваться и в самом деле не мешает. Люди кличут меня Додолем, а спутник мой – староста наш сельский, Дорош Иванкович. А тебя как величать, человече?

– Олекса, – вдруг сказала Липка из-за спины старосты. – Дядька это мой по отцу, Олекса Бориславич. Из Новгорода он ехал да остановился у меня.

Умница девка, подумал Хейдин. Лица у гостей сразу приобрели более доброжелательное выражение. Хейдин благодарно улыбнулся Липке

– Ну, вот и представились, – сказал он. – С чем пришли, любезные? Говорите.

– А с тем и пришли, чтобы зна-знакомство свести, – ответил староста Дорош, сильно заикаясь. – Говорили о т-тебе по селу, вот и с-стало нам лю-любопытно…

– Ну и что? – Хейдин с вызовом посмотрел на старосту. – И что же по селу обо мне говорили?

– Ты не серчай, мил человек, – заговорил Додоль, – времена ноне сам знаешь какие. Тут тени своей скоро пужаться начнешь. А бабы, они иной раз такого наболтают, что прям страсть! Сказывали, в лесу тебя Липка нашла-то.

– Н-ночью, – добавил староста.

– Липка, налей меду гостям, – велел Хейдин, заметив, что девушка нервничает. – Значит, ночью и в лесу? И что же я делал в лесу и ночью?

– Про то нам неведомо, – ответил Додоль, нимало не смутившись. – Только сказывали, в наряде ты был воинском и при мече. Ныне сами видим, что про меч – правда.

– Так дядька мой и есть воин, – вставила Липка, подавая гостям чаши с медом. – Он из Новгорода ехал по делу княжескому и с дороги сбился. Конь у него зверя какого-то напугался, понес и в Марухиной трясине утоп. Так ведь, дядя Олекса?

– Верно, – подтвердил Хейдин. – Глупый был конь, молодой.

– М-да, – тощий Додоль отведал меда, крякнул довольно. – Гиблое место эта Марухина трясина, кажный год кто-нибудь там тонет. Как же сам выбрался?

– А я за ветку схватился, – на лету сочинил Хейдин, – и выбрался.

– Бог т-тебя спас, – кивнул староста.

– Да вы ешьте, – Липка подлила меду в чаши. – Тебе налить, стрый?[23]23
  Стрый – дядя по отцу.


[Закрыть]

– Налей, – Хейдин усмехнулся; пока еще непонятно, в какую сторону эти двое повернут разговор, но виртуозная ложь Липки явно усыпила их подозрения – по крайней мере те, с которыми они пришли в этот дом. – Пейте мед, или не хорош?

– Хорош, хорош! – Додоль с готовностью припал губами к чашке. – Ты-то, боярин Олекса, не иначе как в Торжок ехал?

– В Торжок, – Хейдин почувствовал, что теперь нужно говорить обдуманно, чтобы не вызвать новых подозрений. – А что?

– Н-новости худые п-приходят, – заговорил Дорош Иванкович. – Всё о в-войне говорят. Мол, враги на нас идут б-безбожные, всех в полон в-возьмут.

– В Новгороде о том мало говорят, – беззаботно сказал Хейдин. – Будет война, будем воевать. На то и воины нужны, чтобы сражаться.

– Ты, боярин Олекса, по всему видать, муж храбрый и воинственный, – заметил Додоль. – Слава Богу, есть у земли русской такие вот богатыри! Жаль, раньше ты у нас не бывал, а то свели бы с тобой приятельство, привечали бы в Чудовом Бору, как родного…

Хейдин уловил в словах тощего недоверие, подивился хитрости и коварству тощего крестьянина. Зацепился Додоль за то, что раньше не видел Хейдина в Чудовом Бору гостем у «родственницы». Ну что ж, он тоже за словом в карман не полезет.

– Так я только полгода назад узнал, что у меня есть племянница, – сказал он. – Родственник мой, двоюродный брат Феодор Угличанин, в болезни мне открылся. Признался он мне, что есть у него дочь в Чудовом Бору. Так я и узнал про Липку.

– Д-дочь? – Староста уставился на девушку. – Д-дочь Феодора?

– Она самая, – подтвердил Хейдин. – Мне ведь Феодор все рассказал, как на духу. Как невесту его суздальские разбойники взяли насильно, опозорили. И как она потом отказалась за брата моего замуж идти, хотя была от него в тягости. Феодор с тяжестью этой на душе много лет жил. Хотел приехать, забрать Липку, да боялся, что дочь его видеть не захочет… Липка, что ты?

Девушка замотала головой, закрыла ладонями лицо, скрывая набежавшие слезы. Хейдин удивленно подумал, что такой странной девушки ему еще не приходилось встречать. Знает ведь, что он плетет небылицы – и все равно расплакалась.

Секунду спустя Липка еще больше удивила его. Все случилось в несколько мгновений: девушка бросилась к Хейдину, обняла его, поцеловала и бросилась вон из горницы. Хейдин едва не выскочил за ней следом, чтобы вернуть обратно, однако сдержался, понимая, что не положено ему бегать за крестьянкой. Чтобы хоть как-то скрыть свое смущение, ортландец залпом выпил чашу меда. Крестьяне немедленно сделали то же самое.

– Вот стал-быть как, – вздохнул Додоль, вытирая ладонью усы. – Думали, что отца у нее нет, а оказалось-то…

– Т-ты не серчай на нас, б-боярин, – сказал Дорош Иванкович, тараща белесые глазки на Хейдина. – Мы к ней завсегда к-как к родной…

– Знаю! – Хейдин махнул рукой. – О чем еще просить хотите?

– Мы ведь главного-то тебе не сказали, боярин-ста, – спохватился Додоль, которому мед придал храбрости. – Ты, по всему видно, воин знатный, опытный. А времена нонче лихие, разбойничьи. Уж коли занесло тебя в нашу убогую деревушку, то, может, согласишься ты за вознаграждение при случае нас, худородных, оборонить от воров?

– Нанять меня хотите? – Хейдин не ожидал такого поворота беседы. – А цену какую предложите?

– Люди мы небогатые, худые, злата-серебра у нас нет. Разве вот скорой[24]24
  Скора – пушнина.


[Закрыть] можем заплатить.

– Ты, верно, не расслышал, что тебе девушка сказала, – отвечал Хейдин, – или понял плохо. Я здесь проездом и лишь по случаю задержался в ваших краях. Хочешь, чтобы я свое дело ради вас оставил?

– Нет-нет, что ты! – Додоль замахал руками. – Мы как рассудили: боярин, может захочет погостить у нас, сродственнице своей помочь чем, последить за ней. Так отчего же и обчеству не помочь? В долгу не останемся. Мы коня дадим. Ты-то своего, не в обиду будь тебе сказано, потерял. И с едой подмогнем. Муки, сала, мяса, меда – всего дадим. Липке, чай, трудно тебя содержать будет, не привык ты, боярин, к нашему убогому деревенскому хлебову.

На этот раз Хейдин по-человечески понял крестьянина. Слухи о войне взбудоражили деревню. Все ждут прихода врагов. Есть, наверное, и такие, кто готов уйти подальше отсюда, спасая жизнь, но большинство крестьян останутся здесь – крестьянская жадность не позволит бросить тот убогий скарб, который наживался поколениями. А если придет враг, все будет обыденно и страшно, потому что худшая участь в любой войне достается крестьянам. Их грабят все, кому не лень, и свои, и чужие, и просто разгульные ватаги, которым нет дела до исхода войны. Хейдин в избытке повидал это все в юности. Он видел, как ради развлечения сжигали хлеб на полях, как обходились с крестьянскими девушками, как издевались над крестьянами, пытавшимися со слезами на глазах защитить от мародеров свои дома. Теперь Хейдину стало ясно, чего ради пожаловали в дом Липки эти двое мужиков. Для начала устроили ему неуклюжую проверку, а потом, убедившись, что угрозы он не представляет, предложили наняться в Чудов Бор стражем.

– Я ведь не наемник, – ответил Хейдин. – Я служу своему господину и выполняю его повеления. Так что не могу я принять ваше предложение.

– Кум, покажи ему, – сказал Додоль старосте.

Толстяк полез куда-то под шубу и извлек кожаный мешочек, завязанный ремешком. Староста долго возился с этим ремешком – у него почему-то дрожали пальцы. Наконец, содержимое мешочка выпало на стол. Хейдин увидел золотое кольцо довольно грубой работы, кусочек серебра с указательный палец величиной и несколько сильно потертых золотых монет.

– Что это? – спросил он.

– Д-дочке берег на приданое, – сказал староста, заискивающе улыбаясь. – Б-больше у нас н-ничего нет. В-возьми!

– Да ты спятил, человече! – Хейдин вдруг почувствовал, что у него горит лицо. – Я похож на мародера или грабителя? Сказано вам, я княжеский человек. Уехать могу в любой момент.

Дорош Иванкович засопел, собрал свое сокровище обратно в мешочек. Лицо Додоля приобрело обреченное выражение, даже нос у него стал будто длиннее.

– Пока я тут, помогу в случае чего, – произнес Хейдин, сжалившись. – И никакой платы мне не надо. Липке лучше помогите. Ради нее потружусь.

– Поняли! – с готовностью ухватился Додоль, вскочил с лавки, начал кланяться. – Благослови тебя Бог, боярин!

Староста тоже поклонился, но не так низко; то ли брюхо мешало, то ли не хотел уронить своего достоинства. Хейдин с трудом удержался от смеха, когда странная пара с необыкновенным проворством выскользнула из горницы.

– Липка! – позвал Хейдин.

В сенях девушки не было. Хейдин вышел следом за гостями: заметив, что воин следит за ними из дверей дома, крестьяне вновь начали кланяться и быстро ушли со двора под провожающий лай Белаша. Хейдин оглядел двор. Короткий зимний день уже клонился к закату, наступали сумерки. В соседних домах зажигались огни.

Липка вышла к нему из кошары, когда он уже собирался вернуться в дом. Глаза у нее были заплаканные, но она ему улыбалась.

– Ушли, – сказал Хейдин, прекрасно понимая, что она знает об уходе непрошеных гостей. – Нанять меня хотели, золото предлагали.

– Золото?

– Золото, – усмехнулся Хейдин. – Староста предлагал.

– Знаешь, как старосту Дороша в селе зовут? Куропляс. Он в праздники к деревенским девкам пристает, хорохорится, будто петух перед курами.

– И к тебе приставал?

– А то! – Липка откинула рукой волосы со лба. – Полюбовницей своей хотел сделать. Блазнил шибко. Даже жениться обещал.

– Знает ваш Куропляс толк в женщинах, – засмеялся Хейдин. – И что, соблазнил?

– Нет, – просто ответила Липка.

– Я и не сомневался, – добавил Хейдин.

– Мне другого Бог судил, – Липка посмотрела на Хейдина так, что у ортландца перехватило дыхание и кровь застучала в висках. – Идем в дом, простудишься.

– Опять кто-то идет, – сказал Хейдин, заметив, что две фигуры приближаются к ограде.

– Зарята! – обрадовалась Липка. – И Ратислав с ним. Сейчас я вас познакомлю.

Хейдин хотел было что-то сказать, но мысли его сбились – он внезапно заметил, что каролитовый перстень на его пальце засветился. Зеленый камень вспыхнул яркой искрой, а потом начал гореть изнутри, и свечение это все нарастало. Хейдин невольно обратил взгляд на приближающихся подростков. Первый, постарше, коренастый и крепкий, в овчинном тулупе и волчьей шапке, нес какой-то длинный тяжелый сверток. Когда же Хейдин перевел взгляд на второго, мальчика лет восьми, в длинном не по росту полушубке и огромных войлочных сапогах, которые здесь называли валенками, от перстня к руке словно пробежал электрический ток. Хейдин опомнился только тогда, когда мальчишки уже были рядом с ним.

– Где тебя носит! – сердито сказала Липка младшему. – Вечер на дворе, а ты не кормленный еще. И ты хорош, – обратилась она к старшему, – таскаешь его хвостом за собой. Не понимаешь, что дитя он малое.

Хейдин не слушал девушку. Он встретился глазами с младшим из ребят и понял, что именно к этому ребенку вел его каролит. Глаза Заряты были густого изумрудного цвета, в точности как кристалл на пальце Хейдина. В первое мгновение он даже не заметил, как безжалостно изуродовано лицо ребенка.

– Ты больше не болеешь? – спросил ортландца Зарята.

– Нет, – Хейдин вздрогнул. – Липка меня вылечила.

– Это хорошо, – сказал Зарята. – Стало быть, покажешь моему другу свою кольчугу и меч.

– Конечно, покажу. – Хейдин с трудом отвел глаза от мальчика, перевел взгляд на старшего, Ратислава.

Ратислав поклонился. Кланялся он не так, как это делали в Лаэде. Таким поклоном сегодня уже почтили Хейдина приходившие к Липке крестьяне. Ратислав склонился низко, коснувшись пальцами правой руки снега.

– Челом бью тебе, боярин! – сказал юноша. – Зарята молвил, в доме его знатный воин гостит. Вот я и осмелился прийти, посмотреть на настоящего гридня.

– Ратислав сам лук сделал, – вставил Зарята. – Ох, и лепый лук!

– Скажешь тоже, – одернул мальчика Ратислав. – Я, боярин, действительно лук мастерил, как меня тому учил охотник наш покойный Агей. Да только…

– Хватит на морозе стоять! – повысила голос Липка. – Идите в дом, не то простынете.

– И что же лук? – спросил Хейдин.

– Стрелы летят не так, как хочется, – объяснил Ратислав. – Может, лук плох или стрелы не годятся.

– Давай глянем, – предложил Хейдин.

Юноша с готовностью развернул холстину. Хейдин никогда не был хорошим лучником. В Ортланде лук считался оружием, пристойным для юношеских забав или охоты, но не для войны. Впрочем, стрелять из лука Хейдину приходилось и не раз. Лук Ратислава ортландцу понравился. Было видно, что мальчик старался, и оружие получилось очень хорошее.

– Неплохой лук, – одобрил Хейдин. – Можно мне его взять?

– Сделай милость, боярин, – Ратислав с поклоном подал воину лук.

– Не зови меня боярином, хорошо? – Хейдин попробовал тетиву, остался доволен натяжением. – Я всего лишь простой воин. Тебя ведь Ратиславом зовут?

– Верно, – юноша снова поклонился. – А тебя как величать?

– Хейдин. Дай-ка мне стрелу.

Сумерки сгустились уже настолько, что снег приобрел голубоватый цвет, а облака на небе окрасились во все оттенки пурпура. Поискав глазами, Хейдин выбрал мишень – колодезный журавель, шагах в пятидесяти за оградой дома Липки. Для такого неважного лучника, как Хейдин, это была подходящая цель. Наложив стрелу на тетиву, Хейдин дождался, когда утихнет поднявшийся ветер, поднял лук, прицелился и пустил стрелу, мысленно прося всех богов, чтобы не опозориться перед мальчиками и не послать стрелу к вордланам.

– Есть! – завопил Зарята. – Точно в журавель!

Ратислав, забыв о Хейдине, луке и всем остальном, бросился к колодцу, проваливаясь на бегу в рыхлый мартовский снег. Стрела угодила в перекладину журавля как раз над колодцем, и юноше пришлось потрудиться, чтобы вытащить ее из дерева. Ратислав был счастлив, потому что плох оказался лучник, а не лук. Учиться надо, чтобы стрелять так, как этот странный воин с нерусским именем!

– Вот так нужно стрелы пускать, Ратислав! – заявил ему Зарята, будто угадав его мысли, когда Ратислав вернулся во двор со стрелой в руках. – А ты стрелял неправильно.

– Возьми свой лук, мальчик, – Хейдин вернул оружие юноше. – Сам сделал его?

– Сам. Учитель мой мне поначалу помогал.

– Молодец, – Хейдин пожал парню руку. – Я хоть не лучник, но такое оружие не могу не похвалить. Быть тебе со временем оружейным мастером.

– Я витязем хочу стать, – сказал Ратислав. – Как ты.

– А я хочу в тепло! – не выдержала Липка. – Мороз крепчает. Быстро в дом и за стол. Зарята с утра голодный.

– Ничего я не голодный! – возразил Зарята.

– Пойдем, поговорим о твоем луке, – предложил Хейдин, понимая, как сейчас нужен юноше этот разговор. – Заодно и мой меч посмотришь, в руках подержишь.

Разговоры затянулись до ночи. Ратислав ушел поздно, и Хейдин подумал, что если бы не Липка, парень остался бы в доме Ясенихи на всю ночь – если не на всю жизнь. За один вечер юноша получил слишком много впечатлений. Таорийский меч Хейдина вызвал у него почти священный трепет. Ратислав с таким лицом взял клинок в руки, что Хейдин невольно позавидовал юноше – как счастлива молодость, как ярко и свежо она принимает радости жизни! Он рассказал Ратиславу о том, как ему достался этот меч и о том, как Блеск не раз и не два спасал ему жизнь. Ратислав слушал, раскрыв рот. Потом пришел черед кольчуги, и, чтобы совершенно осчастливить Ратислава, Хейдин позволил ему надеть кольчугу на себя.

– Это старинный доспех, – пояснил ортландец. – Таких теперь не делают. Такое воронение сегодня не сделает ни один оружейник. В древности кольчуги делались по особому способу. Сталь для кольчужных колец варилась со специальными добавками, а потом волхвы совершали особый обряд над инструментами оружейника. В конце уже готовую кольчугу натирали жиром вордлана, чтобы сделать ее неуязвимой даже для заговоренного оружия. Такая кольчуга выдерживала прямые удары секиры или тяжелого меча, а уж стрелой ее пробить было вовсе невозможно.

– Дядя Хейдин, а кто такие вордланы? – спросил Зарята.

– Это такие поганцы, полулюди-полузвери, злые и нехорошие, – пояснил Хейдин, подмигнув Липке. – Ими становятся дети, которые с утра до вечера шатаются по улицам, не обедают вовремя и поздно ложатся спать.

– Ты обманываешь, – отвечал Зарята. – Дети не становятся вордланами. Дети становятся взрослыми, женятся и рожают новых детей. Я знаю.

– Верно, – усмехнулся Хейдин. – Только чтобы стать взрослыми, они должны научиться слушать старших, особенно старших сестер.

Несколько раз за вечер Хейдин замечал, что Ратислава интересуют не только его оружие и истории о воинских приключениях. Он перехватывал очень красноречивые взгляды юноши в сторону Липки. И Хейдин почувствовал ревность. Он и сам понимал, что это сумасшедствие – ревновать юную девушку к молодому человеку, который моложе его почти в три раза. То, что Ратислав влюблен в девушку, Хейдин понял сразу. Но ортландец понял и другое – Липка не любит юношу, по крайней мере, не видит в нем своего возможного жениха. Это удивило Хейдина. Ратислав был юношей видным, хоть и невысокого роста, но крепкий, с широкими плечами, волевым лицом и открытым взглядом. Молодой человек был совсем не похож на крестьянина; было в облике Ратислава какое-то внутреннее благородство, которое людям из имущих сословий придают воспитание или положение. Ратислава воспитывать было некому, потому Хейдин был озадачен, откуда у крестьянина из маленькой северной деревушки такая стать и такие манеры. Хейдин даже подумал, что взял бы Ратислава себе в оруженосцы без малейшего колебания. Еще больше его заинтриговало то, что сказал ему Ратислав.

– Сказывал отец, у нас в роду в древности были воины, – говорил юноша. – Отец и сам ходил несколько раз с новгородским ополчением на суздальцев. А еще отец верил, что я обязательно стану воином.

– Станешь, – подбодрил его Хейдин. – Воинское снаряжение тебе к лицу. И силой тебя предки наделили сполна. Быть тебе воином!

– Отец говорил, вроде как предание у нас в семье есть, – неожиданно сказал Ратислав. – Будто дальний предок мой и прародитель рода нашего приплыл из-за моря, из северной страны и остался тут, в земле Новгородской. Был он великим воином и через то стал в этой земле правителем, но потом исчез неведомо куда. А вот воинскую силу свою, что ему дал Бог для защиты веры и земли нашей, он своим потомкам оставил, и достанется эта сила тому из потомков, кто будет эту землю защищать от врагов, коли нужда будет.

– Хорошее предание. И мысли у тебя правильные. Верю, что ты станешь великим воином, Ратислав. Только учиться тебе надо. Храбрости и силы одних мало, нужно умение и знания. Хороший воин умеет драться любым оружием, знает сильные и слабые стороны своего врага, тактику боя, одинаково хорош и в обороне и в атаке. Такой воин может врачевать раны, находить воду в безводной пустыне и разводить огонь под проливным дождем; он может преодолевать бурные реки и проходить в горах там, где могут найти дорогу только горные козы и снежные кошки. Он ездит верхом так, будто родился в седле; он обходится без пищи и воды столько, сколько необходимо и при этом в любую минуту готов встретить противника с оружием в руках; он не боится один сражаться с целой армией, даже если это означает для него верную смерть. А главное, Ратислав – хороший воин соблюдает несколько очень немудреных правил. Без них он станет просто вооруженным человеком. Или, что намного хуже, профессиональным убийцей.

– Какие это правила?

– Я же сказал – простые. Но я знаю немного людей, которые смогли прожить жизнь, ни разу не нарушив их. Мне их поведал мой учитель, таорийский рыцарь Йондур Брео. Их всего четыре; во-первых, никогда не обращать оружия против женщин и детей. Во-вторых, нет ничего превыше чести. В-третьих, верно служи тому, кому присягал, даже если твой господин не ценит твоей службы по достоинству. И, в-четвертых, всегда будь на стороне того, кто борется за свою свободу.

– Я запомню, – ответил Ратислав.

– Запомни и соблюдай их, когда возьмешь в руки оружие. И тогда я буду гордиться тем, что первым поведал тебе эти правила…

Уже лежа в постели Хейдин вспоминал этот разговор. А еще он почему-то вспомнил своих мальчишек из Виана – бедняги, кто теперь учит их владеть мечом, кто рассказывает им о подвигах героев древности? Хейдин вдруг отчетливо вспомнил их лица. Все оборачивается так, что он нескоро увидит и тощего Йота, и рыжего Уго, и курносого Альмера, и нахального Роя. Увидит ли вообще? Его фехтовальный зал наверняка придет в запустение, и в деревне Виан появятся новые развлечения…

Из угла горницы раздался хруст – невидимая мышь точила деревяшку. В окошки падал лунный свет. Хейдин вздохнул. Странная все-таки у него судьба. Детство он провел в бедности в маленьком городке Гилларен на юге Ортланда. У рода ди Варсов были длинные и громкие имена, но тощие кошельки. Юность Хейдина прошла в скитаниях по крепостям и гарнизонам, где лаэданские дворяне высокомерно называли его рутаном и язычником, где было много отупляющей скуки и очень мало по-настоящему светлых дней. Была любовь к Мело, подобная яркой вспышке, – единственное настоящее чувство в его жизни. Еще лица и имена боевых товарищей, их Хейдин часто вспоминал все последние годы. А больше ему и вспомнить-то нечего. Кровавые битвы, лишения, ранения, неблагодарный тяжелый труд не стоят того, чтобы о них помнить.

Судьба никогда не давала ему того, чего он желал. Он не стал богатым, у него нет своего дома и семьи, нет детей. Но сегодня в глазах Липки он увидел то, что давно уже считал для себя недостижимым. Может быть, это последняя возможность, которую ему дают боги. И ему надо решиться. Сказать Липке о том, что он…

– Старый дурак, – прошептал по-ортландски Хейдин.

Она молодая и красивая девушка. Она часть этого мира, который совсем не похож на мир Хейдина. Она заслужила счастья и любви. И еще, Ратислав любит ее. Нужно быть законченным ослом, чтобы в его годы набиваться в женихи к молоденькой, не думая о том, каково ей будет с ним в будущем.

Мышь в углу снова захрустела, заскреблась по бревнам венца. Хейдин повернул голову, пытаясь разглядеть беспокойного грызуна, но в темном углу ничего не было видно. Спать Хейдину расхотелось совершенно. Он повернулся на другой бок, чтобы устроиться поудобнее – и вздрогнул. Рядом с его постелью стоял Зарята.

Мальчик был в одной рубашке. Хейдин не заметил, когда Зарята успел слезть с печки, на которой спал вместе с Липкой – он возник у постели ортландца внезапно, как привидение. Лунный свет падал мальчику в лицо, и Хейдина ужаснула эта жуткая маска, навечно надетая огнем на ребенка. Мало того, что пламя когда-то покрыло безобразными рубцами лицо Заряты, превратив нос в бесформенный бугор, губы – в какую-то щель, напоминающую пасть ящерицы. Оно лишило мальчика волос и ушных раковин, и это зрелище заставило сердце Хейдина сжаться от боли. Хейдин подумал, что боль от ожогов, какой бы мучительной она ни была – ничто по сравнению с несчастьем всю жизнь носить эти шрамы и оставаться вечным изгоем, потому что люди всегда будут сторониться его, избегать его, бояться его, напуганные его уродством. И счастье мальчика, что он пока этого не сознает.

– Я хочу говорить с тобой, – сказал Зарята.

Сказал ли? Хейдин вдруг понял, что мальчик разговаривает с ним, не произнося ни звука. Слова Заряты отчетливо прозвучали в его сознании, но не в ушах.

– Ты почему не спишь? – шепнул Хейдин, поднявшись на локте.

Он сделал это для того, чтобы убедиться, что сам не спит. Мышь в углу затихла. Его шепот, в отличие от слов Заряты, она услышала.

– Я ждал тебя, – сказал мальчик. – Я знаю, кто ты и кто тебя прислал. И я очень рад тебе. Ты успел вовремя.

– Ты сын Ялмара, императора Лаэды?

– Тебе не обязательно говорить со мной. Просто подумай о том, что ты хочешь мне сказать, и я пойму тебя.

– Ты сын Ялмара, так ведь? И ты умеешь читать мысли?

– Сын Ялмара. Императора? – Мальчик склонил голову набок. – Пожалуй. Я был им когда-то. Я хорошо помню, что меня называли «принц Дана». Я помню папу и маму. Но потом была болезнь. Кажется, меня пытались лечить. Я лежал в какой-то большой комнате, и мне было очень-очень холодно. Я видел над собой бледные лица. А потом я вдруг перестал видеть вовсе. Стало темно, и я перестал быть принцем.

– Ты принц Дана, сын императора Лаэды, – подумал Хейдин, всматриваясь в мальчика. – Ты должен это помнить. Твоего отца убили, и тебя прятали скроллинги, Воины Свитка. Да, ты очень тяжело заболел. Риман ди Ривард, глава скроллингов, исцелил тебя. А потом тебя отправили в этот мир, где тебя нашли Липка и ее мать Ясениха.

– Может быть, – сказал Зарята. – Я плохо помню, что было со мной в первые дни, когда я оказался в этой стране. Я почти два года жду, когда за мной придет мой отец.

– Увы, бедный принц, твой отец не сможет прийти за тобой. Он умер.

– А ты?

– Должен разочаровать тебя, но я не твой отец. Я простой воин, посланный скроллингами помочь тебе вернуться в твой мир.

– У тебя в рукояти меча есть одна вещь. Рог дракона.

– Откуда ты знаешь? – Хейдин не мог скрыть изумления, так его поразили слова мальчика.

– Я не знаю, я чувствую это.

– И что ты хочешь этим сказать?

– Ты не простой воин, Хейдин. Ты Воин-Дракон. Избранный воин. Когда-то в древние времена драконы, самая могучая раса, нуждались в посредниках между своим племенем и людьми. Они выбирали среди людей тех, кто подходил им и брали себе на службу. Таких воинов драконы считали своими братьями.

– Откуда ты это знаешь, принц?

– Это знание пришло ко мне само. Я не могу объяснить тебе его источник. Но сейчас мы говорим о другом. Мне нужен не воин, Хейдин. Мне нужен отец. Я ведь еще совсем ребенок.

– Могу ли я стать твоим отцом, принц? Это было бы, – Хейдин долго подыскивал нужное слово, – не совсем правильно.

– Почему?

– Я всего лишь бедный воин-язычник, а ты высокородный принц, наследник лаэданского императора и будущий правитель огромной империи.

– Почему ты себя так низко ценишь, Хейдин?

– Я? – Хейдин растерялся. – Я просто стараюсь трезво смотреть на мир и на самого себя.

– Значит, ты не хочешь быть моим отцом, – в голосе Заряты прозвучало разочарование. – Ладно, я не в обиде. Но если не хочешь быть им по-настоящему, давай пока просто поиграем. Ты будешь как бы мой отец, а я – как бы твой сын. Согласен?

– Согласен, – почти сразу ответил Хейдин. – Игра так игра. Только будет ли довольна нашей игрой твоя сестра?

– Я думаю, она в тебя очень-очень влюблена, – сказал мальчик. – Только Липка не моя сестра. Она просто очень хорошая и добрая девушка, которая обо мне заботится. Если ты не женишься на ней, Хейдин, то я обязательно женюсь на ней, когда вырасту. Моя сестра еще не встретилась со мной. Но она скоро найдет меня, как уже нашел ты. Она тоже прошла через Круг.

– Откуда ты это знаешь? Ты поражаешь меня, принц.

– Я чувствую. Она уже в пути. Без нее не произойдет того, что должно вскоре произойти.

– Ты начал говорить загадками.

– Прости, – Зарята подошел ближе, легко коснулся горячими пальцами руки ортландца. – Я пока ничего не могу тебе объяснить. Я ведь понимаю, что я странный. Мне все время говорят, что я не такой, как все. Мальчишки не хотят играть со мной, но я не обижаюсь на них. Наверное, это из-за моего уродства. Я не знаю, как я стал таким, какой есть. Но это не мое настоящее лицо. Я понимаю это, но не могу выразить всего. Иногда в моей голове начинают звучать странные слова на неведомом языке, иногда я вижу какие-то громадные тени и пляшущие языки пламени, которые подбираются ко мне ближе и ближе. Мне очень часто снится один и тот же сон – меня кладут в могилу и засыпают сверху землей, но я вырываюсь из этой земли и взлетаю к облакам, высоко-высоко! Глупый сон, правда?

– Я не знаю. Ты не должен верить снам, принц Дана.

– Ах, если бы я мог однажды взлететь! Я бы перелетел в тот мир, откуда я родом, побывал бы в местах, которые еще помню… Ты бывал в Красном Чертоге?

– Нет, принц.

– Я иногда ясно вижу его огромные великолепные залы, длинные анфилады коридоров, дворцовый сад и цветники, площадь перед дворцом, по которой маршируют гвардейцы и салютуют оружием мне и моему отцу. Знаешь, я ни разу не видел во сне Гесперополис. Обидно!

– Мы обязательно туда вернемся, принц.

– Мы договорились, что будешь называть меня сыном, – напомнил Зарята.

– Наверное, я буду тебе скверным отцом. Ведь у меня нет своих детей. Но игра есть игра. Только что скажет нам Липка?

– Ей сейчас снится прекрасный сон, – Зарята улыбнулся, если только эту страшную гримасу можно было назвать улыбкой. – Ей снится, что мы живем в одном доме: ты, я и она. Ей снится, что ты ее муж. В нашем доме тепло и светло, пахнет полевыми травами и только что испеченными яблочными пирогами. Липка видит себя в красивом белом платье. Она кормит нас с тобой свежей выпечкой. Утром, когда она проснется, она решит, что увидела вещий сон. Так что не переживай, Хейдин, наша с тобой игра понравится ей.