Текст книги "Криминальные будни психиатра"

Автор книги: Андрей Шляхов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Смотрите, вы обещали, – нахмурился Ханюкевич. – Не хочется лишнего беспокойства. И если что, то попрошу на меня не ссылаться.

– Хорошо, договорились.

Ханюкевич поерзал на стуле, почесал лысое темя, вздохнул и решился:

– Присмотритесь к главному инженеру Мурадяну, он того стоит. Нинка из отдела кадров с ним когда-то любовь крутила, я свечку не держал, но так люди болтают. Сынок Высоцкого его один раз открытым текстом послал, когда Мурадян ему замечание сделал за курение в неположенном месте. Кавказцы очень этого не любят. Шарабчиев из-за денег с ним ругался, про какие-то махинации упоминал, ну а уж с покойным директором у Мурадяна стычки были по семь раз на дню. Так-то, по отдельности, оно вроде бы и ничего не значит, но если сложить вместе… Улавливаете?..

Кладовщик Яворский, про которого Виталик написал «конкретно подвинут на вопросе смерти и загробной жизни», оказался интеллектуалом с незаконченным высшим образованием – четыре курса философского факультета МГУ.

– Сам ушел, в начале девяностых не до образования было. Все вокруг деньги делали, капиталы наживали… Открыли мы с приятелем кафе возле метро «Домодедовская», потом несколько ларьков взяли. Какая тут учеба? Кафе у нас в итоге отобрали бандиты, но мы к тому времени уже поняли, чем надо заниматься, и начали перегонять из Германии металлолом…

Типичная история человека, вписывавшегося-вписывавшегося, да так и не вписавшегося в свое время. В девяносто девятом году Яворский, по его собственному выражению, «ушел из бизнеса в бомбилы». Отбомбил три года, счел это занятие неперспективным и устроился менеджером на фирму, торговавшую текстилем. Когда фирма разорилась – стал кладовщиком.

– Lasciate ogni speranza voi ch 'entrate. [7]7
  «Оставьте всякую надежду, вы, входящие сюда» (ит.).Надпись на вратах ада из «Божественной комедии» («Ад», песнь 3) средневекового поэта Данте Алигьери.


[Закрыть]Оставь надежду всяк, сюда входящий. Оставь ее за порогом – и входи. Что есть надежда, как не путы, которыми мы охотно опутываем себя? Надейся – не надейся… Стремиться надо, а надеяться незачем. Пока живем – надеемся? А толку-то? В один прекрасный день, на самом деле это случилось не днем, а вечером, я вдруг понял, что не боюсь смерти. Боли боюсь, болезней тоже, а вот самой смерти – нет. Это как уснуть. Если сильно устал, то даже приятно. Лег, вытянулся и заснул…

– Вам интересно, что будут говорить о вас после смерти? – спросил Савелий.

– Нет, пусть хоть совсем ничего не говорят, пусть ругают – какая разница. Меня нет – ничего нет. Знаете, в жизни есть какие-то ценности, какие-то желания… А смерть все отменяет. И люди делают вид, что они не знают, не догадываются о том, что потом ничего не будет. Только немногим удается перепрыгнуть через время. Перепрыгнуть через смерть. Политикам, героям, писателям, художникам… их помнят. А зачем им эта память? Их же уже нет. Они в другом мире. Есть такая книга – «Тибетская книга мертвых». Там есть ответы на все вопросы, только их надо еще понять, надо уметь читать между строк.

– Вы находите ответы?

– Пока нет. Пока только подбираюсь к истине. Это долгий процесс – может и всей жизни не хватить. Радует только одно, что рано или поздно умру и все узнаю. Уже не из книг.

– Вас на самом деле радует смерть? – удивился Савелий.

– Радует знание. Знание, а не смерть. Чувствуете разницу?

Яворский – человек-загадка, человек-капуста – замучаешься снимать лист за листом, добираясь до сердцевины. Оригинальничает или действительно дурак? Или это искусная маскировка? Мутный товарищ. И взгляд такой недоверчивый, с хитринкой. Ох уж эти хитринки, ничего хорошего они не предвещают. У хорошего человека и взгляд хороший. Открытый и без всяких хитринок. «А руки у него сильные, и в плечах широк, – оценил Савелий. – Грузноват, правда, немного».

Психологический портрет Кулинара Савелий не составлял. Материала недостаточно – зачем домыслы городить? Но если бы составил, то Яворский полностью бы улегся в рамки этого портрета. Таким вот, наверное, и должен быть Кулинар – мутным, умным (только что была фраза «или действительно дурак?»), обломавшимся во всех начинаниях. Если он, конечно, маньяк.

Первый день на складе начался с приятной женщины, а закончился прикольной.

– Все-таки я не одна, у меня есть муж, – тарахтела кладовщица Епишина. – У многих моих подруг мужей нет, вместо этого какие-то неопределенные отношения. Это гораздо хуже. Муж добрый, только внимания ему недостает, но это от воспитания. Свекровь моя – ох какая неласковая. Боярыня Морозова, Иван Грозный в юбке. Иногда встречает меня таким взглядом, что мурашки по спине и сердце останавливается. Иногда у мужа бывает какой-то бурный всплеск ревности, но недолго. Тем более что я стараюсь не давать ему повода…

Первый день на складе слегка разочаровал. Савелию казалось, что он прямо сразу начнет вникать в подробности, делать выводы, анализировать, сопоставлять. А на самом деле удалось вникнуть только в биографию Епишиной, в которой ничего полезного не было. Да и интересного, признаться, тоже. Просто у некоторых людей нельзя спрашивать о том, что их беспокоит, – получишь, на свою голову, такой поток информации, в котором несложно утонуть.

12

Юрист Хотин перехватил Савелия на следующий день в коридоре. Прямо с утра.

– Александр, – представился он, протягивая узкую, но оказавшуюся крепкой ладонь. – Вы, кажется, хотели со мной побеседовать?

Савелий завел речь о психологической помощи, но Хотин заговорщицки подмигнул и прошептал на ухо:

– Я все знаю. Олег Михайлович рассказал. Ваш договор вызвал у меня кое-какие вопросы, вот меня и ввели в курс дела.

– Разве он неправильно составлен? – так же тихо спросил Савелий.

– Нет, с юридической точки зрения там все более-менее ничего. Просто я на правах доверенного лица поинтересовался, зачем вдруг Олегу Михайловичу понадобились ваши услуги.

«Доверенного лица?» – удивился Савелий, но вспомнил, что Хотин – племянник жены убитого директора.

С учетом того, что Хотин был одним из девяти подозреваемых, его информированность была совсем некстати, но с этим уже ничего не поделаешь. Савелий решил превратить минус в плюс.

– Тем лучше, – широко улыбнулся он. – Значит, с вами можно говорить откровенно.

– С юристами только так и надо разговаривать, – ответил Хотин. – Только давайте общаться у меня, а не в директорском кабинете. Разницы никакой, но у меня кофеварка есть. Заходите часика в четыре – к тому времени с сегодняшними делами я уже разберусь, а завтрашние только начнут вырисовываться.

– Зайду, – пообещал Савелий. – Кофеварка – это веский аргумент…

Первым сегодня явился старший кладовщик Кочергин, лысый, толстый, одышливый и встревоженный.

– Зачем я вам понадобился? Я вообще, если хотите знать, во всю эту вашу психологию не верю. Одна болтовня, переливание из пустого в порожнее и обратно. Чем вы мне поможете, если я хожу и трясусь? За угол свернуть боязно, а вдруг там – Он.

– Не лучше ли тогда уволиться? – предположил Савелий.

– Уволиться?! – взвился Кочергин. – А куда я пойду за три года до пенсии? Кто меня возьмет? Вы, пожалуйста, давайте советы с поправкой на мой возраст. А лучше вообще не давайте советов! Надо где-то расписаться, что вы со мной беседу провели? Нет? Ну, тогда до свидания, то есть прощайте!

Встал, не дожидаясь ответа, и ушел, оставив Савелия в недоумении. Вроде бы не похож Кочергин на убийцу, но, с другой стороны, хорошему актеру несложно разыграть подобный спектакль. Ах, боюсь-боюсь-боюсь, а сам тем временем новую жертву присматривает… Или Кулинар никого не присматривает, а просто, когда приспичит, идет и убивает кого придется?

Нет, все же, наверное, присматривает. И вообще, все это может быть запутанной «игрой» одержимого человека? Выпад, шаг назад, новый выпад, шаг в сторону… Может, он и директора убил только ради большего шума?

Водитель погрузчика Воронин сразу же завел разговор о своей «производственной травме».

– Я мнительный стал, от собственной тени шарахаться начал, а сейчас вообще живу в постоянном страхе. И голова болит все время…

Савелий и так и эдак пытался перевести разговор в нужное ему русло, но у него так ничего и не получилось. Воронин упорно долдонил про свои головные боли и свою мнительность. Того, что говорил Савелий, он, кажется, вообще не слышал. Минут через пятнадцать Савелий отчаялся, встал и протянул Воронину руку со словами:

– Всего хорошего, Геннадий, вы мне очень помогли!

Руку протянул не просто так и не прикола ради, а с определенной целью – оценить физическую силу Воронина. Оценил. Разжал слипшиеся пальцы, потряс рукой в воздухе и сказал вслух:

– Шкатулочка, как видно, с большим секретом…

Ровно в четыре Савелий постучался в кабинет юриста.

– А я только подумал, что надо бы прерваться. – Хотин отложил в сторону толстую папку с непонятной надписью «КлТ-02» и достал из ящика стола полупустую пачку молотого кофе, заколотую сверху зажимом для бумаг. – Вам как – покрепче?

– Покрепче и без сахара, – ответил Савелий, садясь на ближний к столу Хотина стул.

– Без сахара – это сурово…

Хотин сразу же взял инициативу в свои руки. Пока готовился кофе, выспросил, где учился Савелий, есть ли у него ученая степень и нравится ли ему работать психиатром. Поставив перед Савелием ароматную дымящуюся чашку, Хотин зарядил аппарат новой порцией кофе и сказал:

– Дурацкая создалась ситуация – все знают, чьих рук это дело, и все молчат, как воды в рот набрали.

Рука у Савелия дрогнула, и он пролил кофе на стол.

– Как это – знают?

– Так. – Михаил вытер стол салфеткой. – Знают и молчат. Чему вы удивляетесь, так часто бывает. Все знают, и все молчат.

– Я вас не понимаю…

Михаил с чашкой в руках сел на свое место.

– А что тут понимать? – спросил он. – В ноябре прошлого года одна очень серьезная компания проявила интерес к складскому комплексу. Не столько к комплексу как таковому, сколько к земле, на которой он стоит, потому что хотели построить здесь торговый центр. Мало, знаете ли, в Москве торговых центров!

Савелий вежливо улыбнулся, давая понять, что оценил шутку. Как же – мало, куда ни плюнь – в торговый центр попадешь.

– Очень серьезная компания, – повторил Хотин, – солидные люди, с выходом на все уровни, на все инстанции. А префект у них вообще здесь. – Хотин сжал пальцы в кулак и потряс им в воздухе, показывая, как крепко держат префекта солидные люди. Они давали неплохие деньги, – продолжил Хотин, отпив из чашки. – Николай Николаевич согласился бы, было видно, что он колеблется, но Олег Михайлович, бывший категорически против продажи, сумел-таки его уговорить. Как же – склад только что встал на ноги, впереди такие перспективы, разве можно продавать такой бизнес! Короче говоря – переговоры прервались, но интерес к складу-то сохранился. В феврале была сделана попытка возобновить переговоры, но Николай Николаевич к тому времени окончательно поверил в перспективы и наотрез отказался обсуждать продажу. Между нами говоря, в его-то возрасте деньги куда важнее перспектив, до перспектив еще дожить надо, вы согласны?

– Каждому – свое, – дипломатично ответил Савелий.

– Да, каждому – свое, – согласился Хотин. – В апреле люди вышли на меня. Пригласили в офис, наговорили кучу комплиментов, обласкали-подогрели и предложили уговорить Николая Николаевича и Олега Михайловича расстаться с комплексом. Я же в некотором роде приходился Вергуну родственником. Его жена – двоюродная сестра моей матушки. Деньги, между нами говоря, предложили не ахти какие, можно сказать – подачку кинули, поэтому я от них отказался и попросил в случае успеха дать мне место в их структуре. Они согласились. Выбрав удобный, как мне казалось, момент, я пошел к Николаю Николаевичу и выложил ему все, как есть, вместе со своими соображениями. Соображения были простые – купить на вырученные деньги недвижимость и сдавать ее в аренду. Доходы был бы немного ниже, но зато стабильные, без срывов и «ухода в минус». В какой-то момент мне показалось, что я сумел его убедить, но это только показалось… Меня послали подальше и чуть было не уволили под горячую руку. Правда, Николай Николаевич быстро остыл и сообразил, что без юриста ему никуда, а доверенного человека так сразу не найдешь, поэтому увольнять меня не стал, но с тех пор держался холодно, неприветливо. Я больше чем уверен, что он втихаря начал подыскивать мне замену. Больше предложений по покупке не поступало, а вскоре начались убийства… Вы, Савелий, производите впечатление разумного человека. Можно ли узнать, какие выводы приходят вам на ум?

Хотин откинулся на спинку своего кресла и победно посмотрел на Савелия. «Ну-ка, попробуй, скажи, что я не прав!» – говорил его взгляд.

– Вопрос, конечно, интересный, – осторожно начал Савелий, – но как-то это чересчур для бизнес-разборок. В таких случаях, насколько мне известно, принято убирать несогласных и решать дела с их наследниками. Зачем убивать Кирилла Высоцкого, даму из отдела персонала и водителя погрузчика? Куда логичнее было бы начать с Олега Михайловича. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…

Савелий, хоть и не был суеверным, символически поплевал через левое плечо и трижды стукнул костяшками пальцев по столешнице. Как бы не накаркать, ненароком.

– А вы посмотрите на вещи шире! – призвал Хотин, описывая в воздухе замысловатую фигуру рукой, державшей чашку. – Ребята не мелочатся, играют по-крупному, как и положено людям такого масштаба. Николай Николаевич считает, что у него прибыльный бизнес. А если вот так? У Олега Михайловича мало проблем? А если его сына убить? Николай Николаевич упирается? Уберем и его, причем так, что скоро на складе ни одного сотрудника не останется!

– Ну, вроде бы не так все плохо, – возразил Савелий. – Работают же люди…

– Пока не так все плохо. – Хотин улыбнулся, и в улыбке его промелькнуло нечто зловещее. – А вот убьют еще парочку человек – тогда поглядим.

– Вы так равнодушно об этом говорите, Александр, – не то упрекнул, не то просто констатировал Савелий.

– А как мне еще говорить? – удивился Хотин. – Я делился своими соображениями и с Николаем Николаевичем, пока он был жив, и с Олегом Михайловичем и с двумя оперативниками, которые приходили ко мне. Никто не воспринял мои слова всерьез! «Дабл фолт» – двойная ошибка, есть в теннисе такой термин, означающий потерю подающим двух подач подряд. Кому не скажу – как об стенку горох. А ведь это единственное логическое объяснение того, что происходит. Я так понимаю, что до Олега Михайловича уже начинает доходить, что к чему. Непонятно только, зачем он вас пригласил. Но это я просто мыслю вслух, не обижайтесь, пожалуйста…

Савелий заверил, что он не обижается и вообще все понимает правильно, а затем поинтересовался названием фирмы, которая желала купить складской комплекс.

– Группа компаний «О-Кетни». Слышали, наверное?

– Когда-то что-то слышал, – ответил Савелий. – Но подробностей не помню…

– Наберите в любом поисковике и сразу все вспомните, – посоветовал Хотин. – Я, собственно, уже и не дергаюсь. Мне что – больше всех надо? Себя я как-нибудь защищу, а на других мне плевать. Только не надо осуждать меня за мою прямоту. Вам ведь тоже безразлично, что будет с другими, не так ли?

– Не совсем, – ответил Савелий, – но я вас понимаю. Очень обидно, когда ты говоришь какие-то разумные вещи, а к тебе не прислушиваются. Знаешь, что прав, а до людей донести не можешь…

– Вот и вы уже согласились с тем, что я прав!

– Честно говоря – не совсем. – Савелий виновато улыбнулся. – Я имел в виду нечто другое. Хотел сказать, что приходилось бывать в подобных ситуациях и потому я прекрасно понимаю ваши чувства. Скажите, Александр, а версию с маньяком вы полностью сбрасываете со счетов?

– Полностью, – подтвердил Хотин. – Очень уж от этой версии Голливудом отдает. Это там любят маньяков, вампиров, восставших мертвецов. А в реальной жизни принято мыслить более реальными категориями…

Грузчик Анисимов оказался единственным богатырем из девяти подозреваемых. Ну, если не богатырем – то близко к тому. Рост около метра девяносто, широкие плечи, здоровенные кулаки. И при этом скошенный безвольный подбородок, бегающие глаза и склонность к откровенному вранью.

– Ох, что творится, – совсем по-старушечьи начал он, едва успев войти. – Страх-то какой! Друг от друга шарахаемся, друг друга подозреваем. Пашка Харченко вчера начал рассказывать, какие расстегаи его жена печет, так я теперь и Пашку опасаться начал. Уж больно смачно он об этой кулинарии рассказывал. А вы, доктор, в самом деле успокаивающие таблетки можете выписать? Мне тогда попрошу двойную дозу, я ж вот какой здоровый. – Хлопок обеими ладонями по пузу. – И желательно такое, чтобы с водкой сочетать можно было, а то я с тех пор, как пошла вся эта катавасия, без стакана не засыпаю. И сны снятся страшные, будто бегу я от этого маньяка длинным-длинным коридором, а вокруг нет никого. Бегу, оглянуться боюсь, но слышу – нагоняет. И в какой-то момент сзади рукой цап! А рука холоднющая! Я начинаю орать и просыпаюсь от своего крика. И не только я просыпаюсь, но и жена, и сыновья, даже теща, на что уж совсем глухая, и то вскакивает…

О страхах своих Анисимов рассказывал монотонно, словно заученный урок отвечал. В глаза Савелию не смотрел, то и дело теребил воротник клетчатой рубашки, надетой под засаленный рабочий комбинезон, и оглаживал ладонью шишковатый, наголо бритый череп.

– Я уж у нашего участкового интересовался, что бы мне для сна попринимать, но вы же лучше моего знаете, кто сейчас в поликлиниках работает. Одно название, что врачи. Он мне гулять перед сном посоветовал, вы представляете? – Хлопок ладонями по коленям. – Это мне, когда я так на складе набегаюсь, что домой еле иду. Какие тут прогулки? А сна все равно нет, несмотря на усталость. До тех пор пока стакан не накатишь и огурчиком не закусишь. Тогда немного отпускает…

Савелию все больше и больше казалось, что Анисимов врет. Распространенная ошибка – люди почему-то считают, что попасться на лжи можно лишь тогда, когда говоришь о чем-то конкретном, что можно перепроверить, уточнить и так далее. Если же, выражаясь словами Виталика, «несешь пургу» о своем внутреннем мире, то кто ж уличит тебя в том, что ты говоришь неправду? В душу-то не заглянешь.

В душу не заглянешь, но когда человек врет, он одновременно сигнализирует об этом. Смотрите – вру я, вру и не краснею! Надо только уметь читать эти сигналы. Основные жесты лжеца, такие как прикосновение к носу, оттягивание воротничка с почесыванием шеи, почесывание ушей и прикрытие рта рукой, известны многим, но мало кто знает, что существует еще как минимум три десятка жестов того же плана.

– Так что без таблеток мне, наверное, не обойтись. Ох, скорей бы его поймали, маньяка этого. Вы не поверите, доктор…

– Я вообще-то не доктор, – поправил Савелий, чтобы не выходить из своей легенды.

– А кто же вы? – удивился Анисимов.

– Психолог.

– Значит, и таблеточки выписать не можете? – разочарованно уточнил Анисимов.

– Увы, не могу. – Для наглядности Савелий развел руками. – Но могу поговорить, дать совет.

– Что мне в ваших советах? – вздохнул Анисимов. – Эх, придется, наверное, уходить. Не хотелось, конечно, привык я здесь…

«На что бригадир суровый мужик, а этого боится», – вспомнил Савелий приписку Виталия. Характеристика не очень-то подходила к тому Анисимову, который сейчас сидел напротив. Но тут уж Савелий был склонен не верить своим глазам, а верить брату. Если Виталик написал, значит, так оно и есть. Врет Анисимов, прикидывается до смерти напуганным, а на самом деле это далеко не так. Хотя, может, он просто такой эмоционально бедный флегматик? Стоит проверить, а для этого надо постараться вывести Анисимова из себя. Главное, не переусердствовать, а то еще прибьет своим кулачищем…

– А что это вы, Николай Николаевич, так часто про таблетки вспоминаете? – Савелий прищурился, склонил голову набок и постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно провокационнее, вызывающе. – Уж не балуетесь ли вы таблетками? А может, и не только таблетками, но и чем другим?

За какое-то мгновение Анисимов изменился до неузнаваемости. Побагровел, нахмурился и вообще посуровел лицом, набычился, сжал кулаки.

– А почему такие вопросы?! – рявкнул он. – Я не понял! Что если снотворное пьешь – то обязательно наркоман?!

«Да, выводить его из себя рискованно», – подумал Савелий.

В кабинет заглянула встревоженная Мария Андреевна. Савелий улыбнулся ей, давая понять, что все в порядке. Мария Андреевна скрылась за дверью, которую не стала закрывать совсем – оставила щелочку, чтобы лучше слышать.

– Возможно, это мне только показалось, – согласился Савелий, смягчая конфликт. – Никто не застрахован от ошибок. Я вам верю, просто некоторые слова вызвали у меня желание уточнить, только и всего.

– Только и всего, – недовольно пробурчал Анисимов, успокаиваясь. – Кому всего, а кому и ничего!

Уточнять смысл этого туманного выражения Савелий не стал. Зачем подливать масла в огонь?

– А мне говорили, что вы должны помочь…

– Все зависит от того, какую помощь вы имеете в виду, – строго сказал Савелий. – Таблетки я вам не выпишу, а кое-какие советы дать могу. Если они вам, конечно, нужны, Николай Николаевич.

– А что советы? – махнул рукой Анисимов. – Мне жена тоже советует, не бери, говорит, в голову, к такому амбалу, как ты, никто лезть не рискнет. Так то в здравом уме не рискнет, а маньяк рискнет. Кто знает, что у него на уме. Мы уже дошли до ручки, в душевую ходим табуном, как гомосеки какие-нибудь! Душевые у нас самое глухое место, я удивляюсь, почему там до сих пор никого не прирезали. И уходим тоже табуном, кто первый оделся – ждет остальных. Мне дед рассказывал, что сразу после войны, когда бандитизм был повальный, они так в день получки с завода уходили – все вместе. Шли к первому, он оставлял дома деньги и спускался, потом шли ко второму и так далее… Расходились, когда все уже были без денег. Иначе – никак, а то зарежут за месячную зарплату. Но это после войны, а сейчас… Я даже в девяностые, когда то и дело кого-то мочили, в таком страхе не жил. Тогда-то хоть за дело мочили – конкуренция или за долги, а этот… отбивные ему не из чего делать, так он из людей начал. Директор – он высоко, так же как и сын Михалыча, не наш круг, а вот Нинку с Наилем жалко. Особенно Нинку, она такая добрая была, совсем не то, что другие. Нос не задирала, разговаривала по-человечески, что надо – сразу делала, без проволочек. Копию трудовой, например, для загранпаспорта. К начальнице будешь три дня ходить – то ей некогда, то печати нет, а Нинка прямо при мне книжку нашла, отксерила и печати нашлепала. Это ж по-человечески. Разве кто в своем уме таких хороших людей убивать будет? Псих какой-то, не иначе, причем из недавно принятых. Так, говорите, что таблеточки никак выписать не можете?

– Никак.

– Тогда давайте совет, и я пойду, а то меня бугор всего на полчаса отпустил. Пять минут туда, пять обратно, двадцать – у вас. Все четко, бугор из отставников, у него еще вмятина от фуражки не выпрямилась.

– Вмятина от фуражки? – переспросил Савелий.

– Круговая. – Анисимов обвел указательным пальцем вокруг головы. – Шутка есть такая, неужели не слышали?..

Раздражение, нахлынувшее после ухода Анисимова, улеглось быстро. «Это день сегодня такой, кошмарный в своей безалаберности», – сказал себе Савелий. Он поерзал в кресле, усаживаясь поудобнее, закрыл глаза и несколько минут сидел так, глубоко дыша и стараясь ни о чем не думать. Такой экстренный вариант расслабления в рабочих условиях Савелий практиковал давно и с перманентным успехом. Главное – выталкивать из головы все мысли, которые туда лезут, и наслаждаться пустотой. Ментальный дзен-буддизм.

«Что я тут делаю?» – подумал Савелий, оглядывая кабинет директора – свое временное пристанище. По интерьеру сразу чувствовалось, что бывший хозяин был из породы «старых начальников», сформировавшихся как руководители еще при социализме. На полу – паркет «елочкой» и красная ковровая дорожка от двери до стола, стены облицованы полированными панелями (не дерево, конечно, а ДСП, крытое шпоном), на окнах – тяжелые портьеры, на столе – лампа со стеклянным абажуром, столешница покрыта стеклом. Хоть бери и снимай картину «Секретарь райкома» или «Директор завода».

Авантюрист Виталик родил идею, авантюрист Савелий ее одобрил – и что теперь? Вот он пообщался с девятью подозреваемыми и ни по одному из них не пришел к какому-то внятному мнению. Что дальше? Приглашать на повторные беседы? А если и повторные встречи окажутся столь же малорезультативными? Откуда вообще берется эта дурацкая уверенность в том, что стоит прийти куда-то и посмотреть своими глазами, как сразу же станет ясно, что к чему? Мальчишество! Чистой воды мальчишество! Бред сивой кобылы в лунную ночь! А к Анисимову, Хотину и Рудю стоит присмотреться. Интересно, как это Рудь занимается айкидо со своими компульсиями? Или в спортзале у него все проходит? Иногда такое случается… Впрочем, в детективах почти всегда оказывается преступником тот, кого подозревают меньше всего. Савелий подумал о том, кого он ни за что бы не заподозрил в причастности к убийствам. На ум сразу же пришла самая первая вчерашняя гостья – бухгалтер Ирина Мартишина. Было бы обидно, если б убийцей оказалась она.

Иногда люди сразу понимают, что они влюбились. Вот она, стрела Купидона, торчит в груди и еще дрожит… А иногда приход любви осознается не сразу. Сначала просто приятно видеть и общаться, потом – приятно вспоминать и хочется новых встреч, и только через какое-то время понимаешь, что за «приятно» и «хочется» стоит нечто несоизмеримо большее.

Савелий не был тугодумом, просто проклятый Кулинар занимал его мысли полностью, на что-то другое в голове не оставалось места.