Текст книги "Сталинград. Том седьмой. С чего начинается Родина"

Автор книги: Андрей Воронов-Оренбургский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

…Ну, а потом вконец замороченный-оболваненный народ страны стадно и совершенно бессмысленно ахнулся в пучину лжи, беззакония, коррупции, дикого воровства и преступности…Но заставить народ одуматься, выйти из этой гиблой пучины кровавого дерьма было уже невозможно!.. В глазах миллионов уже вспыхнул жёлтый бес наживы, бес золотой лихорадки, предательства ближних, индивидуального обогащения, любой ценой.

– Прямо как в песне, – Танкаев зло трякнул пальцами по колену:

Вновь, вновь золото манит нас!

Вновь, вновь золото, как всегда обманет нас…

− М-да, вот такой кубик рубика, мать его…получается.

Он негодующе растёр грудь ладонью. «Что за хрень?» Ему привиделось, что застывшая на экране маска рептилоида Познера, дьявольски подмигнула и прошипела:

– Только не делай глупостей, генерал! Я давно наблюдаю за тобой из укрытия…и не только я.

– Убирайся в своё укрывище, ползучая шепелявая погань. Отрабатываеш-ш мозговую кость, пёс? Вместе со своими хозяевами из-за большой лужи, – лжешь, как дышишь… Иай, холуй! Да засохнет нечестивый твой род!

Танкаев снова нажал на кнопку пульта, будто выстрелил. Он крепко сжимал зубы, и в эту секунду, как в бою, полагался на мускульной рефлекс пальца, нажимающего на спуск затвора.

Познер, продолжая мстительно ухмыляться, словно растворился во тьме. Оставил после себя фантасмографический пейзаж, будто присыпанный седым пеплом и оловянной золой. Он напоминал огромное поле древней битвы, на коем павшие воины были оставлены гнить там, где они пали, и стали жертвами стервятников и псов. Поле, которое стало свидетелем битвы Добра и Зла, Света и Тьмы, где Зло на сей раз победило. Багровое зарево распускалось в очугунелой синеве, как страшная рана, как чудовищный сабельный надруб. Где-то рушились балки и стены, прыгали сверху охваченные пламенем люди, падали из дыма и снега обгорелые галки и вороны. Этот жуткий пожар, это страшное мёртвое поле в центре Москвы напоминали конец света. Над главной площадью великой страны, сквозь копоть и пургу пылало рекламное табло «Кока-Колы», и на нём отчётливо проступали цифры 666.

Уф Алла! Он будто очнулся от чьих-то колдовских чар. Смахнул с лица невидимую тенету. Увидел в светящимся сумраке большой опаловый экран телевизора. Серый кардинал магической пирамиды СМИ и Масс-медиа – Познер – канул во Тьму. И лишь зловещая улыбка его, как улыбка Чеширского Кота, повисла в воздухе. Потом и она исчезла вместе с бледным свечением экрана.

– Да поглотит вас всех шайтанов земля! – Танкаев резко поднялся с кресла, обронил, лежавший на подлокотнике, пульт.

– Кажется… мне и впрямь лучше лечь спать, – услышал он собственный голос. Сделал шаг в сторону. В темноте наступил на злосчастный пульт, который, что отвалившийся от скелета череп, треснул под его ногой, словно издал страдальческий стон.

Глава 8

Внезапно Магомеда отвлекло от мыслей повторившееся ощущение тревоги, предчувствие близкой опасности. Он отложил треснувший пульт, не включая свет, подошёл к окну, чуть отодвинул штору. Хлипкий свет фонарей освещал пустынный двор, дремавшие ряды машин. Всё как обычно, ничего особенного…Вот только незнакомый микроавтобус «БМВ», прилипший к бордюру тёмно-вишнёвой почкой, чуть левее его подъезда. Поблёскивая хромированным радиатором, он тихо пыхтел выхлопной трубой, готовый сорваться с места, если будет необходимость. Сквозь тонированное лобовое стекло, как и в том «мерседесе», лиц не было видно, но по-прежнему исходил зоркий пристальный взгляд.

«Может и правда…это всё моя дурацкая подозрительность? – он коротко усмехнулся своей мысли, чувствуя, как капля пота, словно подтаявшая льдинка, скользнула по его рёбрам. – А если это «прослушка»…и они там, в фургоне, слышат каждый мой вдох?…» В белом махровом халате, он поставил кожаный тапок на порожек балкона, продолжал следить за микроавтобусом, словно искал в нём знакомого. Точно невидимая натянутая струна соединяла его с этой машиной. Тончайший луч, будто из лазерного прицела, тянулся от «БМВ» к нему. Тошнота, против воли, судорогой сводила желудок. Танкаев машинально посмотрел себе на грудь, ожидая увидеть малое красное пятнышко. Нет ничего. Он выбил из пачки сигарету, шагнул в сторону, освобождая дорогу мнимому лучу. «С этими догадками умом тронешься. Надо будет через своих спецов проверить эти машины…Пробить хозяев если что…принять меры. Он зафиксировал в памяти номер подозрительного автобуса, как прежде – номер чёрного «мерседеса». Смятение и тревога продолжались пару минут, пока он курил по-фронтовому в кулак, стоя у окна. Затем бросил плед, подушку на диван, лёг и снова забылся, предаваясь своим вопросам.

…он лежал без мыслей, без чувств, на спине, закатив под медными веками остановившиеся глаза, закинув руки за голову.

Сначала под веками сохранялась безжизненная млечная пустота, и его, будто не было на земле. Потом её материнские прикосновения начали вызывать в нём жемчужные мерцания, разноцветными точками наполнявшие пустые глазницы. И это была жизнь. Он, как это с ним происходило не раз, шаг за шагом начинал появляться-возвращаться, но не на землю, а в иное, создаваемое его памятью пространство. В этом туманном пространстве возникала, скрывалась, и вновь сверкала сквозь ресничную листву прозрачная бегущая вода с плескающейся в ней на солнце радужной форелью…

Виноградные лозы, взбегавшие вверх по шестам, создавшие резное плетение, сквозь которое осколком лазурита синело дагестанское небо. Под виноградным навесом стоял длинный, сработанный отцом, чинаровый стол с бирюзовым сугробом, из которого виднелось гончарно-красное горлышко полузасыпанного кувшина. Деревянные лавки были в снегу, и там, где собиралась на трапезы большая дружная семья, лилось вино, надламывался мамин хинкал, капал с сочным кусков баранины расплавленный сладкий жир, теперь было пусто, лежало холодное солнце цвета льда и не было слышно родных голосов…Из сокровенных глубин памяти возникло новое мгновенное видение. Гибкие, быстрые девушки в долгополых аварских платьях танцуют на изумрудной траве, волнуются их парчовые платки и чёрные длинные косы. Ослепительная, солнечная, в алмазных снегах вершина, и он, мальчик в каракулевой шапочке, стоит у родной сакли среди горячего света, влажного сверкания, смотрит на каменную твердыню, над которой ветер сносит в бездну, вернувшуюся к своим птенцам орлицу.

Щемящие сердце воспоминания зажигали в нём эти видения, и он сладко дремал, бесконечно благодарный этим волшебным минутам, в полной их власти, утратив волю и имя, как вдруг…Будто зло брошенный камень в стекло!

Перед мысленным взором чёрным вихрем прокатилось пламя и, как взрыв, разлетелось клочьями жидкого огня. Каштановые волосы телеведущей Сорокиной рассыпались поверх алой, как кровь, повязки, а её миндалевидные глаза на скованном напряжением лице – как рюмки с коньяком, были полны нервной возбуждённой радости. Она буквально затекала, сочилась ядом, как девка под мужиком, в адрес военных России. Рука с протянутым микрофоном указывала на экран, на котором пуржили кадры фронтовой хроники 1995 года – первой чеченской кампании под броским названием «Жестокие звёздные войны».

…изглоданные снарядами многоэтажки Грозного, похожие на обгорелые до черноты кукурузные початки, лучше всяких слов убеждали собравшихся в студии людей, в правоте названия фильма.

…начавшийся на рассвете, на отдельных участках, бой разгорался, захватывал своими вспышками, рокотами, косматыми дымами всё новые районы. Из отдельных лоскутов, огненных мазков и линий сливался в общую картину штурма, которая была явлена глазам миллионов телезрителей – клубами копоти-чада, тусклыми отдалёнными мерцаниями, мутными молниями реактивных снарядов. Дополнялась звуками разрывов на центральных площадях и окраинах, рокотали артиллерии, наносившей огневой удар перед атакой штурмовых групп, чавканьем танковых пушек, долбящих фасады с засевшими снайперами.

… Злая фурия с микрофоном, чьи глаза сверкали, как праздничные новогодние игрушки, настойчиво гвоздила и заклёвывала каверзными иезуитскими вопросами приглашённого на ток-шой командира танкового полка боевого полковника Юрия Буданова. Умело пользуясь положением ведущей и тем, что она в юбке, энергичная Сорокина практически не давала ответного слова своему оппоненту в погонах.

Между тем, герой Буданов спас от гибели 150 наших солдат. Накануне Нового года, в чеченском селении Дуба-юрт, начался жестокий бой. 150 бойцов из разведки ГРУ 84-го отдельного разведбатальона попали в засаду головорезов Хаттаба. Рядом с аулом Дуба-юрт стоял танковый полк Буданова. Селение считалось мирным. По договорённости в верхах, применять там танки и артиллерию было запрещено. Однако, не смотря на «мирный№» статус аула, бойцы спецназа, оказались в хорошо спланированной боевиками западне. Причём бандиты Хаттаба откуда-то наперёд знали обо всех координатах и перемещениях нашей разведки! Но откуда, мать их дери?? И далеко не в первый раз!! Этой секретной информацией владели исключительно высшие чины в Штабе! На призывы о помощи, командование категорично ответило разведчикам: «Подмоги не будет! Выбирайтесь своими силами».

Оказавшиеся в Западне лихорадочно вызывали авиацию поддержать их огнём с воздуха. Напрасный труд. Чей-то внегласный предательский приказ сверху, поставил на разведчиках жирный крест. Увы, ни одного самолёта, ни одной «вертушки» не было послано в помощь…Отряд чувствовал близкий конец, вызывал огонь на себя. Но даже и в этом – ему было вероломно отказано. Свыше тысячи до зубов вооружённых бандитов блокировали 150 человек. Лютая, жестокая смерть уже расправила свои чёрные крылья и кружила над ними. То место, где находился отряд, подвергалось массированному огню вражеских миномётов. Плотность его была такой, что попавшие в ловушку спецназовцы, несколько часов не могли поднять головы. И это при том, что радиосвязь разведки строго хранила обет молчания. Петля Хаттаба всё туже затягивалась на горле отряда. За следующую ночь, 31 декабря, к Дуба-юрту стянулись дополнительные силы боевиков.

Полковник Буданов и его сослуживцы тоже слышали по рации яростные-отчаянные призывы о помощи. Слышали и как разведчикам отказывали. Опытный офицер Буданов прекрасно понимал, что без танков спасти спецназовцев нельзя. И тогда, на свой страх и риск, командир 160-го полка, укомплектовал танки исключительно офицерскими экипажами и вместе с ними пошёл прорывать кольцо окружения. Внезапное появление русских машин сорвало планы Хаттаба. Боевики хорошо знали и были уверены, что танкисты прийти на помощь не могут. Это же их операция! Они были уверены, что без приказа сверху: ни один офицер не возьмёт на себя ответственность. Кроме того, аул считался мирным и по договорённости в верхах, туда не могла заходить тяжёлая бронетехника.

Но таки пришли на выручку и открыли сокрушительный огонь по позициям боевиков. Два передовых танка буквально разнесли в клочья хорошо сложенные порядки противника и напрочь расстроили их планы. Это было чудо для спецназа, вторым Рождением! И ужасом для продажных генералов из Штаба группировки. Не смотря на будущие кары, Буданов сам, единолично принял волевое решение вступить в бой. Решительно говорил потом: «Кровь бунтовала!. .Не мог я смотреть, как погибают под шквальным огнём наши ребята!» Офицерские экипажи от души дали прикурить бандитам, а по сути, помня о долге, – пришли на выручку своим. Грубо говоря, они нарушили приказ Верховного командования: вводить танки в договорное село, мирный аул. Вот и всё…Но благодаря мужеству Юрия Буданова – 150 молодцов из разведки ГРУ – были спасены и остались живы!

– Честь и хвала полковнику! Герою Слава! – спецназ по гроб жизни был благодарен своему спасителю.

За то, что Буданов со своими танками спас жизни 150 бойцов, прилетевший генерал из Штаба группировки, влепил ему «неполное служебное соответствие» за самоуправство, грозил разжаловать и лишить полномочий! После того, как с генералом захотели повидаться «восставшие из ада» спецназовцы, тот прыгнул резвым козлом в вертолёт и мигом улетел прочь…Потому как знал: в отношении разведки под Дуба-юртом, было совершено, очередное подлое предательство, со стороны Верховного командования. Молва о полковнике Буданове, который вопреки приказа спас от верной гибели 150 бойцов спецназа, мигом облетела войска. Его слава росла день ото дня…Именно с той поры, Буданова стали снимать профессиональные камеры журналистов и приглашать на Центральное телевидение. Он стал любим и популярен не только у своих подчинённых, не только в войсках, но и у всей страны! Однако, медаль всегда о двух сторонах. И вторая сторона, обратная – в лице центральных каналов, за которыми маячили зловещие фигуры таких чёрных демонов, как Б. Березовский, В. Гусинский и прочих привилегированных воров-олигархов…Эта громкая слава русского офицера, его преданность Родине, долгу, его скромность и неприхотливость, а главное неподкупность, пришлась: ой как не по нутру! И они спустили на героя своих натасканных-прикормленных сук обоего пола. Начали свирепую травлю мужественного и несгибаемого защитника Отечества. Потоки грязи и омерзительной лжи, гнусной клеветы и ядовитой напраслины потекли на него из всех дырок-щелей-рупоров СМИ и Масс-медиа.

…Вот и теперь Светлана Сорокина, с праведным гневом в голосе, продолжала без устали клевать и жалить предательскими-циничными обвинениями боевого полковника. Выставляла его живодёром-насильником-палачом благородных, вольнолюбивых повстанцев, взявших в руки оружие, якобы для того, чтобы защитить попранную свободу и священную землю своих предков. И снова её распахнутые глаза сверкали, как коньяк в богемском стекле…Так же насмешливо, обманчиво и бесстыже.

– Собаки! Да отсохнут ваши поганые языки… Да сгниёт твоя грудь, ведьма… – в его тихом ржавом голосе дрожала горькая роса. – Что творят с-сволочи!..

Он перевернулся на другой бок.

« – рассуждал он. – Два наших народа великой страны заблудились впотьмах смуты. Натыкаются один на другой, больно ранят, льют кровь на радость Западу. Убивают друг друга до последнего чеченца и русского. Да-дай-и…Народы потеряли разум…Потеряли поводырей света, забыли заветы отцов и дедов…Выбрали себе в проводники слуг Тьмы.

Шайтан ведёт по дорогам Чечни и тех и других. Открылся кратер Тьмы. Извергается магма зла, заливает землю. Покрывает своей горячей лавой Чечню и Россию. Если ночью выйти на окраину, то узришь бессчётную цепь пожаров, уходящих через всю Чечню прямо, как выстрел, в Россию. Из Грозного чётко в Москву. И как Грозный сейчас корчится в огне…проваливается в преисподнюю, так же будет гореть Москва со своими кремлёвскими башнями и Красной площадью, провалится в огнедышащую бездну, если не закупорить этот кровавый кратер Зла. И пусть это Зло, которое пустило корни в Кремле, ударит мне прямо в сердце, но я должен остановить его, накрыть своей грудью. Пока русские и чеченцы воюют, я воюю с духами Зла…Которые через предательство, вероломство, кровь и обман захватили власть, и продолжают губить и грабить страну, преступно распродавать американцам военно-технические секреты и планомерно уничтожать нашу армию.

…В какой-то момент ему показалось, сон победил. Увидел в светящемся сумраке Веру, совсем молодую, какой она была, когда их свела судьба. Она стояла босиком в белой ночной рубашке и тихо молилась. Иконы не было видно, а только её белый покров, босые стопы. Она твёрдо держалась своей православной веры. Он знал это и никогда не мешал, уважая её духовный выбор.

«Верушка!» – он позвал её через паузу, но она не услышала, ровно голос его трепал и уносил в сторону ветер.

Ему было хорошо. Он всё сильнее погружался в желанное забытьё. И перед тем, как уснуть, ему привиделись мирные дымы Урады, которые голубыми плазменными лентами тянулись к высокому небу. Увидел и одинокую белую лошадь, идущую по каменистой кромке быстрой речки, что звенела-извивалась между скалами изумрудной Гидатлинской долины. Заснул наконец и тотчас проснулся от жгучей боли. Неизлечимая болезнь, как подколодная змея, давно свившая гнездо под его рёбрами, снова напомнила о себе, сдавила свои тугие чёрные кольца, ужалила под сердце, сбила дыхание, в горле заклокотал ком боли. Сцепив зубы, сжав в костяные комья кулаков, он перетерпел острый приступ…Его горячие плечи чувствовали влажный тяжёлый воздух, стекавший со стен. Насилу отдышался. Но о сне больше уж не мечтал. Притихшая боль притаилась, где-то под рёбрами, но не ушла, свернулась клубком, выжидала момент для нового броска.

Этот приступ неуправляемой боли, вновь дал понять Магомеду Танкаевичу, как всё хрупко и зыбко в этом непредсказуемом мире. Сегодня ты есть, завтра нет. Он вновь явственно ощутил себя одной из таких частичек чего-то огромного, метафизического, непостижимо сложного, таинственного и одновременно с этим – любимого до слёз, больше жизни, притягательного, что называется одним ёмким, священным словом для россиян – Родина-мать! Чувствовал себя той частичкой, коя либо уцелеет и составит, как крошка мозаики, новую картину жизни-борьбы, либо погибнет, как погибли миллионы, на той Великой и Ужасной войне…

В своих тревожных мыслях он уносился к тем драгоценным дням, которые жена его, милая любимая Вера, называла – «днём творения». Тогда в любви и согласии была сотворена их общая жизнь, их дорогие доченьки, никому, кроме них, неведомое таинство, на всю жизнь сделавшее их неразлучными.

Улетал к тем ярким, солнечным послевоенным дням, когда окончил две академии: в 1948 году Военную Академию им. М.В. Фрунзе и в 1960 году Военную Академию Генерального штаба Вооружённых сил СССР. Обе с золотой медалью.

Возвращался в то бодрое, звонкое, советское время, когда был командиром полка, заместителем командира дивизии. Когда с 1961 по 1965 гг. являлся «правой рукой» – заместителем командующего воздушно-десантными войсками страны В.Ф.Маргелова

…Вспоминал как жил в казарме, шлифовал гранит военной науки в учебных классах, на стрельбищах и полигонах. Водил боевую машину «крылатой пехоты» и танк. Поднимаясь на самолёте в синюю орлиную высь без устали, раз за разом совершал воздушные прыжки с парашютом вместе со своими гвардейцами. Стрелял из пулемётов и гранатомётов. Изучал в тонкостях карту, стратегию-тактику боя, психологию командирской работы. И так: день за днём, год за годом…

А когда оказывался свободным, спешил-летел к любимой жене, своей «небесной ласточке». Если была зима, брали лыжи, бутерброды, китайский термос с горячим чаем и торопились на электричку. Та – глазастая, длинная, похожая на бажовского полоза, неслась гремливой стрелой в морозной метели сквозь солнечные пригороды, красно-кирпичные ангары, курчавые седые дымы, туманные дубравы и рощи, разноцветные посёлки, слюдяные от снега и блеска поля.

…выходили в чудесную с белыми-голубыми-серебрянными снегами русскую зиму, будто оказывались в другом мире!

Мчались до одури вдоль белых ослепительных березняков, и солнечных опушек, перечёркнутых синим и рыхлым заячьим следом. Катались с горбатых холмов, скользили вдоль речки под лазоревым льдом.

В предвечерних малиновых сумерках, в морозном туманце, усталые, но счастливые, возвращались в Москву. На затоптанном следами перроне входили в шумный вагон, устраивались на жёлтых с подогревом деревянных скамеках, укладывали на полку лыжи в чехлах; она сжимала пушистые, в круглых ледышках варежки, разматывала бежевый шарф и он видел, как нежно розовеет шея у ворота её тёплого свитера, и она, словно голубка в гнезде, устраивается у окна, и зелёная, с заиндевелыми окнами электричка увозила их обратно из этой волшебной зимней сказки в иную судьбу, другую жизнь, но тоже полную интересных и важных событий.

Что так смотришь на меня? Миша, ну! – смущённо улыбаясь, спросила она, зная, что он любуется ею, смотрит, как в её уральских фиалковых глазах мелькают блестящие точки-тире, отражаются снежные поля, сосняки, ельники, заиндевелые колокольни, маленькие, под синим льдом речки.

Как джигит, как воин, как горец, – он не ответил. Знал, что она, сидящая рядом с ним, с маленькой белой варежкой на коленях, с тёплой, нежно дышащей на шее жилкой, с радостными, отражающими солнечный мир глазами, она – его любимая, ненаглядная, суженая.

Тук-тук, тук-тук, – глотая всё новые вёрсты, стучали по рельсам колёса. Продрогшая, звенящая электричка, подхватившая их на полустанке, продолжала нести молодую чету в уготовленное им будущее.

Советское будущее и впрямь, не на словах, а на деле было светлым и замечательным положительно для всех! Тут тебе и личная безопасность, уверенность в завтрашнем дне, право на труд, опять же бесплатное образование, здравоохранение! Если ты труженик, а не вор, пьяница, тунеядец, будьте-нате, получите бесплатное жильё от государства, социальный пакет услуг и многое другое! Всё это было гарантировано каждому гражданину СССР конституцией и Советской властью, крепко стоявшей на страже достояний Красного Октября и дела Великого Ленина.

* * *

Он вспомнил и то время, когда по решению Министерства обороны его утвердили командующим Северной группой войск в Польше и представителем Главнокомандующего Вооружённых сил стран Варшавского договора в Германии. Да, было трудно, даже очень трудно. Ответственность колоссальная, требования высочайшие. Объём содержания, виды выпавших на его долю исполнительских, координационных и управленческих функций был просто громаден. Но генерал Танкаев справился. Ему были ведомы самые различные сферы организации и направления военного строительства, включая мобильные рода войск, территориальные структуры обороны Державы и важнейшие сферы взаимодействия, сотрудничества войск оборонительного союза стран и военной дипломатии. И в каждой из этих сфер он успешно справлялся со своей миссией, был многократно отмечен самыми престижными официальными признаниями отечественного и международного уровня.

Во всём этом сказался огромный опыт, накопленный как непосредственно на полях сражений и учений, так и обобщённый, выкристаллизованный и теоретически освоенный им на академических кафедрах военного искусства. Это была великая наука школы солдата-воина, школы боевого офицера и генерала, школы командующего войсковыми подразделениями и войсковыми соединениями, школы стратегии и тактики обороны страны.