Текст книги "Сталинград. Том четвёртый. Земля трещит, как сухой орех"

Автор книги: Андрей Воронов-Оренбургский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Ладно, бывай. Верю в твою звезду, герой, – они крепко обнялись.– Действуй по обстановке. Связь через посыльных, пока телефонисты провод не бросят. Я к своим «на раскопки»». Будь здоров! Не слышу нашего «окопного»!

– Сам нэ сдохни! И чтоб всэ пули мимо, брат! – Магомед дружески оскалил белые зубы, махнул рукой.

Но тут…их ноги, будто приросли к земле, а не видимая сила пригнула к земле.

* * *

Сердце бухнуло по рёбрам. Глаза отказывались верить увиденному…

Над головами окопавшегося 472 стрелкового полка чёрная клубящаяся туча бросала вперёд три длинные отростка, как три хищно загнутых орлиных когтя; сзади что-то глухо и грозово рокотало, наполняя воздух и землю всепожирающеим вязким гудом, будто реально, в самых основах своих рушилось мироздание. Седая, потемневшая степь подчёркнуто стала безлюдной, как ночью – ни одного огонька, ни одного живого существа: ни зверя, ни птицы.

«Всё умерло…Кануло в бездну!..» – мелькнула последняя мысль. И тут из опаловых туч показались они! Будто железные клювастые птицы, покидавшие свои укрывища, вылетевшие в поисках новой добычи.

– Десять,..тридцать…пятьдесят…Сто-о! – на лице Арсения Иваныча глубже пролегли траншеи морщин. Пальцы скребли по глянцевитой кобуре, с подрагивающего подбородка срывались капли пота, глаза превратились в тёмные круги, взгляд был совершенно безумен.

…Десятки, сотни штурмовиков, пикирующих бомбардировщиков, истребителей Люфтваффе многоярусным потоком, на разных высотах продолжали выныривать из клубящегося водоворота туч и ровным счётом, не обращая внимания на окопавшиеся батальоны, словно это были не бойцы Красной Армии, а ничтожные моли, укрывшиеся в складках земли, – уносились к дымам Сталинграда, скрывались в непроглядных далях, а на смену им вырывались из туч всё новые и новые «хейнкели», «юнкерсы», мессершмитты» и «фокке-вульфы». «Орлиная атака» на Сталинград повторяла грандиозную атаку на Лондон, предпринятую Гитлером ещё в 40-м году.

* * *

– Сто двадцать…сто сорок…сто шестьдесят…Двести!..

Рот комбата Танкаева, точно полосу металла, повела судорога, но он не произнёс ни звука. В блестящих глазах отражалась черно-белая рябь тевтонских крестов. Он насилу перевёл взгляд в сторону, даже мышцы шеи внезапно пронзила судорога, будто кто-то чиркнул пилой по дроглым ветвям упрямой чинары. Ему тошно было вновь поднимать глаза на гудевшее моторами небо, но когда он всё же взглянул, ему почудилось, что в центре перекипавших дымных туч, над распятой волжской землёй, клокочет яростный котёл Зла. И тут, не он один, а едва ли не все, сколько их было, почувствовали это. Зло шло на них, на тонущий в крови город, с этих тёмных, пугающих туч и пустынных-опалённых равнин. Оно поднималось из неведомых, чёрных недр, где, может быть, ещё стенали и умирали в неведомых невыносимых муках тысячи, миллионы перемолотых, затерянных в гиблых водоворотах войны человеческих судеб…Оно лилось из пучин этого железного враждебного неба.

…В потрясённом молчании, теряя самообладание от безысходности перед невероятной мощью врага, стояли они, сжимая в одеревеневших руках оружие, а с неба на них пристально и зловеще глядела от горизонта до горизонта, огромная, в виде чёрной свастики тень, поднявшаяся над миром.

* * *

– Твари! С-суки крестовые!..Да они же падлы надменные…нас даже за людёв не считают. Черви мы для них, как есть черви, братцы, насекомые и порша-а! Куды нам со штыком против немца?! Стопчет, как сыру поганку в труху…Братцы, родные…Чего молчим?! Не уж не ясно, – крышка нам всем! П…ец, народ! – заполошно, как баба на пожаре, голосил кто-то из третьей роты. – Печёнкой чую!

– Да ты ж, её…ишо до войны кончал, балабан. Чует он! Закрой зевло, от греха! Ладило б тебя на осину, Голдыбин…

В другой раз в окопах, как пить дать, грохнул бы смех. Теперь – они могильно молчали, будто набитые мертвецами.

…Но солдат, пропитанный животным страхом не унимался, сеял панику среди бойцов, рвал глотку, не уступая тягучему гулу винтов.

– То ж…чёрт знает что-о!! Мама дорогая…Братцы, товарищи вы мои по несчастью…Да мы ж, з-деся…пушечное мясо и для фашистского зверя и для наших псов – коммисаров! За что…За что-о погибать зазря?! Хана нам всем…Драпать нады. Драпа-ать пока не поздно. Айда домо-ой, братцы! Кто со мной?!

Краем глаза Танкаев увидел, ринувшегося на крик дезертира политрука 3-й роты Кучменёва. Твёрдое, как камень лицо. В синих глазах решимость. На груди старшего лейтенанта ярко и зло сверкала круглая медаль «XX лет РККА», в руке – чёрный ТТ.

– Сто-ой! Не подходи! Не подходи-и, гад!!У меня заряжена…

…Короткий пистолетный хлопок оборвал крик, восстановил порядок и дисциплину.

– Ну, кто ещё хочет домой драпать? К мамке под юбку, шаг вперёд! – политрук, бугря желваки, передёрнул ТТ. – Кто ещё не знает, за что следует воевать с оккупантами Родины?!

…В том месте на секунду сгустились бойцы…слышны были хриплые, глухие голоса. Сапоги перешагнули через труп Голдыбина, в бледном лбу которого зияла бордовая, круглая, как солдатская пуговица, дыра.

…И потом снова лишь один бесконечно-надсадный, леденящий душу, гуд самолётов.

«Молодэц политрук Кучменёв. Мужчина. Джигит. Как командир поступил», – с удовлетворением скрепил для себя комбат, отдал ответно честь, козырнувшему ему старшему лейтенанту.

– Ишь ты-ы! Живём не тужим, по фронту кружим, – застёгивая портупею, хэкнул комбат Воронов. – Гляди, какие у тебя бравые орлы есть, прямо «чекисты». А ты говоришь с кем воевать…Ну, давай, брат, задержался я у тебя на «германских смотринах», пора и честь знать.

Они низом, шурша пересохшим будыльём, поднялись из оврага.

– Коль такой армадой прут на Сталинград, – раздумчиво сказал Арсений Иванович и, тыкнув по-дружески указательным пальцем в пряжку ремня Магомеда, сказал, – значит крепок, не по зубам орех. И это радует! Но думается мне, Мишка, застряли мы в этом пульпитном дупле, под городом Сталинградом, надолго, как дефицитная пломба. И это печалит моё командирское сердце. Ан, значит, судьба. Бьюсь об заклад. Сейчас немец – подлюка – девятым валом попрёт. Они, ребята, конечно, справные, дело своё будь-будь знают, дисциплинированные, всё по линейке и транспортиру…Одна беда – разнообразием тактических партий не блещут. Всё, как всегда. Танковый клин-удар в лоб и последующая попытка взять нашего брата за рога…то бишь в стальные клещи…Посредством опять тех же танков, «бронерольгангов» и штурмовых команд. А вот здесь мы, майор! – Арсений Иванович насупился, сцепив зубы, дробя какую-то гранитную глыбу мыслей, и злорадно усмехнулся, – и должны им гадам всунуть…по самые каштаны, да с наждачком…так, чтоб до самой глотки, до жабр, до печёнки и прочего их вонючего кайфа и удовольствия…фрицам небо с овчинку показалось! Так давай же, Миша, давай, комбат, и мы своё слово впишем в историю.

– Так точно. Согласэн. Но…

– Что «но», что «но»?? – заглянул в смелые глаза аварца Иваныч.

– Орудий у нас мало, товарищ майор.

– Верно, мало! Но, когда их было много, скажи? – Воронов крутнулся на каблуках, ухватился за крутое плечо майора. – Правильно мыслишь, Танкаев. Начальство рискует звездой, а солдат головой.

– Что прэдлагаеш-ш? – Магомед встрепенулся, ровно его кнутом вдоль спины жиганули. Подтянулся, расправил широкие плечи.

…Комбат Воронов сжато, но с присущей ему сочностью-яркостью, в твёрдых фразах обрисовал возможную картину боя. В конце возбуждённо повторил:

– Орудия врыли по ноздри – это дело! Но если танки попрут, а они попрут, будь уверен! После каждых выстрелов, позиции артиллерии надо менять, кровь из носа! Немец не дурак, вояка тёртый…На третий выстрел, хоть тресни, сам накроет тебя, будте-нате! Чай, не забыл, как в Чижовке, в Долине Смерти, с фон Дитцем было?..

– Никак нэт. – Магомед свинцово потемнел лицом от услышанного имени.

– Да, знаю, знаю…Не свирепей прежде времени, – угрюмо усмехнулся Арсений. – Барон «старый друг» твой…

– Кровник! – хватаясь за кинжал, гневно вспыхнул глазами Танкаев.

– То-то и оно…Мартынов Алёшка…из Саратова, помнишь?

– Командир батареи?..

– Точно так. Он тоже, вот такой, порывистый был…Тягался с этим эсэсовским тигром, «кто-кого»…Вечная память герою. А почему, скажи на милость, – ожесточённо обратился Воронов к Магомеду. – Почему-у такой финал?! А потому, что только после четвёртого выстрела менял позиции. А тигр, мать его под хвост, на то и тигр…Ему мало усы подпалить. Загрыз гад… нашего Лёшку. Накрыл медным тазом. А я не хочу, не хочу тебя потерять, Танкаев! Ты, понял мою мысль, брат? Как себя, бойцов и орудия уберечь? В глаза мне смотри!

– Так точно, Арсэний Иванович-ч. – На бронзовом волевом лице горца растянулись в согласной, благодарной улыбке упрямые губы, не прикрывая влажной кипени плотных зубов.

– Я своим орлам тоже накажу крепко-накрепко. И комбату Соболеву передам. Иначе нам, Михаил, – Арсений вновь пристально, будто прощаясь навсегда, посмотрел в горячие, преданные глаза кавказца…И, сглотнув полынный ком в горле, уже ровнее добавил. – Иначе, боюсь не сдюжим. Но это я тебе по великому секрету сказал, – круто сводя всё на шутку, уральским котом подмигнул комбат Воронов.

– Всо понял, товарищ майор.

– Да, что ты ей – -Богу заладил, как уставной попугай: «товарищ майор», «товарищ майор»?

…они подошли ко 2-ой батарее.

– Смир-р-но!

– Вольно, – отдали честь, вскочившим на ноги артиллеристам.

– Вот такое дело, джигит, – подвёл черту Арсений.

– Всо сдэлаю, в луч-чшем виде, как ты сказал, брат! Пуст фашист скрежещет зубами…Пуст хоть до корней их сотрёт! Клянус землёй, которая дэржит нас, насмэрть стоят будэм.

– Вот это в точку. Будь! И чтоб все пули мимо!

Воронов энергично прошёл к своему «американцу», за рулём которого дожидался Горохов. Ловко махнул на седушку рядом, и что-то крикнул водителю на ухо.

Ребристые шины взметнули фонтаны песка. Машина вертляво пошла юзом, показав дырявленный автоматной очередью правый бок; выровнялась и быстро поскакала зелёной лягухой по выбоинам и буграм целины, объезжая воронки.

* * *

С отъездом комбата 1-го батальона истаял в небе и тяжёлый гул крылатой армады. Песчаная буря утихла. Ветер спал, перешёл в тихий стон за Волгой; пыль и песок перестали слепить глаза, кусать руки, лицо. Но потрясение от всего увиденного-пережитого было слишком велико и все подавленно молчали, чистились от песка, чувствуя себя уязвимыми, словно воины без кольчуг и доспехов. В этом странном затишье, чувствовал какое-то одиночество, заброшенность, тревогу и он сам. И, как оказалось, не напрасно.

Не прошло и пяти минут, как с батареи капитана Баймакова крикнули:

– Эй, глянь-те-е! Никак, верховой к нам летит от реки!

Артиллеристы привстали, прищурились, приложили ко лбам грязные краюхи ладоней.

– Шибко! Ты гля, братцы, как пылит!

– Так недолго и коня запалить, намётом жарит.

– Что б такое? Чёрная весть…Похоже, от комбата Соболева! – обеспокоился командир батареи и, повысив голос, крикнул Танкаеву, – Товарищ майо-ор!

Но Танкаев, расставив широко ноги, уже смотрел в бинокль, не обращая внимания на восклицания.

…сквозь золотистую пыль просвечивала фигура верхового. Минут через пять стало видно отчётливей.

Магомед Танкаевич нахмурился, опустил на грудь бинокль, некое смятение коснулось его обветренного лица и застыло на развилке приподнятых бровей.

…теперь уже ясно был виден верховой. Он шёл броским намётом, левой рукой придерживая планшет на узком ремне, в право       – натянутый повод.

Он промчался так близко от батарейцев, что слышен был гулкий хрип коня, вдыхавшего в грудину раскалённый воздух, крикнул, оскалив серо-каменный рот:

– Адъютант полковника Соболева, Муравьёв! Немец, мать его чёрт! Танки, товарищ майор. Много танков!

– Сколько? – Танкаев резко посмотрел в сторону седых холмов от которых исходила угроза, потом снова на порученца.

– Не могу знать. У меня приказ начштаба полка оповестить всех командиров батальонов о наступлении фрицев.

– Что Соболев Юрий Александрович? Удэржыт левый фланг?

– Костями ляжем, но спины не покажем, товарищ майор! Да, и ещё…радисты вышли на связь с комдивом Березиным.

– Ну же!

– Генерал просил простоять только два часа…Дивизия ведёт тяжёлые бои на окраине Сталинграда… – держа ладонь у козырька спешно докладывал адъютант. – Будет сполох, товарищ комбат! Только держись! Честь имею.

Сверкнув возбуждённо-радостными глазами, порученец сорвал гвардейца-коня с места. На след, оставленный в горчичной пыли подковой коня, сорвалась из пасти белая пена.

Горец Танкаев проводил горячими глазами конного. В памяти осталось: тяжкий храп полу загнанного жеребца и, когда глянул вслед ему, – мокрый, отливающий стальным блеском круп.

Чуть погодя эту же информацию подтвердили и вернувшиеся разведчики капитана Ледвига. Танковые клинья и мотопехота, полк или два…

Не осознав ещё окончательно подступившей беды, он хмуро оглядел трепещущую в пыли конскую пену, затем череду холмов, сползающих к Волге волнистым скатом. Вдоль железной дороги со всех концов по траншеям и верхом по щебёнке перебегали посыльные передавали взводным приказы командиров рот.

…между тем по степи, до самого желтеющего в дымчатой не прогляди лобастого кургана, вздували густые шлейфы пыли танки корпуса генерал-лейтенанта Ганса Хубе; а там, где выбравшись на шлях, ехали бронетранспортёры и мотопехота единой жирной колонной, тянулся через поле к горизонту серый беспросветный серый хвостище пыли.

…Стрелки, автоматчики, пулемётчики, миномётчики в последний раз проверяли оружие, ревниво раскладывали перед собой на земляном приступке гранаты, запасные обоймы, пулемётные диск ленты…кто-то горячо молился, кто-то жадно и беспокойно курил в кулак, кто-то пронзительно думал о сокровенном: о доме и родных…О любимых, о детях…об оставленных за порогом, прерванных проклятой войной делах…

– Чего же это, товарищ майор? Началось оно, началось, да?! – охнул кто-то из молодых солдат, испуганно, с надеждой на чудо, пялясь на своего командира батальона, как на икону…И взгляд этого желторотого бойца – взгляд зайца под прицелом – встряхнул Магомеда и пронял до мозга костей.

– Баталь-о-он! К бо-ою-уу!! – Он быстро, как всегда это делал перед атакой врага, пошёл вдоль позиции, краткими, сильными словами, ободряя солдат, офицеров, вселяя в них уверенность, мужество, волю.

Задержался перед тем самым молоденьким солдатом, что охнул у него за спиной, всмотрелся в его распахнутые, как окна, светлые глаза и приветственно крикнул:

– Кто такой?

– Рядовой Иван Епифанцев, товарищ майор.

– Так вот, Иван, запомни, – твёрдо сказал он. – У волка глаза впэрэди, чтоб выдэт свою жертву. У овцы по бокам, что бы выдэт траву. Нэ будь жертвой, рядовой Епифанцев. Будь охотником. Будь воином! Дошло?

– Так точно, товарищ комбат.

– Молодэц. Бэй врага всегда и вэзде! И помни из какого ты рода!

Комбат, махнув рукой замполиту Кучменёву, растаял в облачке пыли, как и те офицеры, что рыжими текучими веснушками расцветили серый щебень железнодорожной насыпи.

* * *

…Тогда майор Танкаев ещё не знал, да и не мог предвидеть, что встретиться лицом к лицу со своим смертельным врагом бароном фон Дитцем. С обороны Шиловской высоты в не распутный узел завязалась между ним и эсэсовским полковником кровная вражда.

Не видал комбат и того, что суждено ему было разрубить этот узел на Волге, в городе Сталинграде. А тогда их 472-й стрелковый полк, как на фронте говорят, принял бой с колёс.

– Бата-рея-я! По бегущему фрицу! По фашистской сволочи, беглым ого-о-онь!!

Глава 5

Первоначальные успехи, достигнутые гитлеровцами на Кавказе в 1942 году, были, в том числе и результатом культивирования «немецкой стойкости», которая широко пропагандировалась в частях Вермахта, направленных на Восток летом этого года.

Ещё 15 июня Верховное командование Третьего Рейха отдало приказ о назначении в каждый полк, сражавшийся на восточном фронте, опытного офицера-наставника, которому поручалось координировать мероприятия, разработанные для укрепления боевого духа солдат. Офицеры – наставники были предшественниками офицеров национал-социалистического руководства, должности которых были введены летом 1942 года и которые стали главным инструментом политического контроля в Вермахте, вплоть до окончания Второй мировой войны. Политическая обработка солдат в нацистском духе сопровождалась изнурительной физической подготовкой и занятиями по рукопашному бою. Главной задачей офицеров – наставников было «возрождение тевтонского духа» и священной верой солдат в «неизбежность окончательной победы Великой Германии». Принятие подобных кардинальных мер показало новую тенденцию в политике Верховного командования, которое всеми силами стремилось заставить войска эффективно сражаться с русскими, несмотря на испытываемые ими лишения-потери и всё более и более неблагоприятную стратегическую ситуацию. Также постоянно подчёркивалось, что немецко-арийские войска ведут священную войну со «славянскими выродками», «нелюдями», «обезьянами», словом с нецивилизованными «большевистскими ордами», победа которых приведёт лишь к гибели Германии. Что ж, подобная тактика имела определённый успех.

Тем не менее, массированная политическая подготовка не могла компенсировать негативный боевой опыт приобретённый немецкими войсками в негостеприимных степях и предгорьях Кавказа. Здесь моральные и физические качества немецких солдат должны были пройти проверку огромными расстояниями, дикой жарой и пылью, а так же острой нехваткой воды – колодцев на юге России было мало, и вода в них часто была мало пригодной для питья. Выжженная степь и крутые горы, по которым наступала группа армий «А», чтобы выполнить приказ Адольфа Гитлера о захвате нефтяных месторождений, даже физически хорошо подготовленных солдат заставляли воевать на пределе их возможностей.

Из воспоминаний генерал-полковника Танкаева М.Т.

«…Во время попытки деблокировать Сталинградскую группировку 19 декабря 1942-го после восьми дней довольно скромных успехов элитный LVΙΙ корпус, преодолевая ожесточённое сопротивление наших советских войск, смог продвинуться лишь на 90 км и добраться до реки Мышковы – до линии обороны армии Паулюса, кстати, оставалось 5 км! Да и этот успех был достигнут лишь благодаря высокому уровню подготовки танковых экипажей и опытных командиров частей, а так же эффективной работе противотанковой артиллерии. В очередной раз немцы показали себя доблестными солдатами, готовыми любой ценой выполнить поставленный приказ. Но часто эти приказы были невыполнимыми из-за героической стойкости наших воинов и лишь приводили к бессмысленной потере тысяч жизней – к потерям, которые Вермахту, стоявшему перед лицом возрождённой Красной Армии, уже нечем было восполнить.

И как тут, право, не вспомнить и не провести поучительных исторических аналогий с жестокими нашествиями на Россию шведских полчищ Карла XΙΙ или «стоязыкой» – лучшей на то время в мире, непобедимой армии Наполеона?..

‹…› Помню, в те дни тяжелейших и жесточайших испытаний, мы настойчиво задавались одним и тем же вопросом: «Когда? Когда же наконец наши союзники – Англия и США – откроют второй фронт?!»

Увы…к сожалению, ни американские, ни английские правящие круги совсем не торопились оказать действенную поддержку Советскому Союзу. Только в конце войны стало доподлинно известно, что двуликие союзники умышленно затягивали открытие второго фронта в Европе, безмерно и цинично обогащаясь на этой чудовищной войне, вероломно рассчитывая добиться полного истощения Германии и Советского Союза, что бы потом расправиться, как с первыми, так и со вторыми. И, как показало время, только наличие у нас ядерной бомбы, нарушило их коварный стратегический план…»66
  Танкаев М.Т. «Шли с боями».


[Закрыть]

* * *

Между тем, положение на Сталинградской фронте с каждым днём становилось отчаяннее. Некогда цветущий индустриальный город лежал в дымных, смрадных руинах. Фашистские механизированные полчища одержимо рвались через Сталинград, а советская 62-я армия яростно, на пределе всяких человеческих сил, вопреки злому року, удерживала левый берег Волги.

12 сентября генерал Василий Иванович Чуйков прибыл в Сталинград, чтобы принять командование 62-й армией. Выбор этой кандидатуры, одобренный Верховным, понятно, не был случайным. В военном деле Чуйков был, отнюдь, не новичок. В 17 лет он вступил в Красную Армию. В 1918 году, во время Гражданской войны, участвовал в обороне Царицына (позже – Сталинград), а 1919 вступил в ВКП(б) и был назначен командиром полка. Храбро воевал: и с войсками генерала Врангеля, и белогвардейскими отрядами адмирала Колчака и генерала Деникина. В 1925 году Чуйков окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе, затем участвовал в военных действиях в Западной Украине, Западной Белоруссии (1939) и советско-финской войне (1939-1940). И вот в 42-ом был назначен Ставкой командующим 62-й армии, оборонявшей Сталинград.

…К этому времени, в районе города действовала немецкая мощная группировка из частей 6-й и 4-й танковых армий общей численностью 600 тысяч человек, 11000 орудий и миномётов и свыше 200 танков.

Им противостояли войска Сталинградского (1-я гвардейская, 24-я, 21-я, 66-я и 4-я танковая армии) и Юго-Восточного (62-я, 64-я, 57-я и 51-я армии) фронтов, насчитывавшие 590 тысяч человек, 7000 орудий и миномётов и 6000 танков.

На следующий день в Сталинграде началось массированное немецкое наступление. 71-я, 76-я и 295-я пехотные дивизии Вермахта атаковали от Гумрака центр 62-й армии, в то время, как южнее 94-я пехотная, 29-я моторизированная и 14-я и 24-я танковые дивизии прорвались через пригороды Ельшанки и Дар-Горы и вышли к Волге. Ожесточённый, кровопролитный бой продолжался всю ночь, после чего Сталин приказал 13-й гвардейской стрелковой дивизии форсировать Волгу, войти в город и усилить 62-ю армию.

14 сентября немецкое наступление, поддержанное массированным огнём артиллерии и самолётами Люфтваффе, продолжалось. ХLVΙΙΙ танковый корпус Гейтца и 2 пехотные дивизии взяли Царицынский район, в то время как южнее Мамаева кургана 76-я пехотная дивизия немцев добилась значительного успеха, захватив железнодорожную станцию, которая в течение дня четырежды переходила из рук в руки) Так же 295-я пехотная дивизия гитлеровцев ворвалась на Мамаев курган, разорвав 62-ю армию генерала Чуйкова на две части. Положение стало катастрофическим.

Ночью 13-я гвардейская стрелковая дивизия форсировала Волгу и под непрекращающимся шквальным огнём противника всё же сумела закрепиться на левом берегу, оборудовав небольшое пред местное укрепление.

Бои шли без конца – днём и ночью! Кровь с обеих сторон текла рекой…Разлитая по воде нефть горела…И это было жуткое, мистическое зрелище: на протяжении нескольких километров, подобно вулканической лаве, как факел ада, – пылала Волга! Солнца в те дни никто не видел.

* * *

Осенью 1942 года Гитлер отдал приказ своим войскам о переходе к стратегической обороне на всём советско-германском фронте, кроме сталинградского направления. Здесь фюрер продолжал наращивать силы для нового сверхмощного удара по Сталинграду. По замыслам стратегов Рейха, он должен был принести им решающий успех.

– Всё, чёрт возьми! Всё, господа генералы!! – бил в ярости кулаком по столу новый властелин Европы. – Est modus in rebus! Ex ungue leonem!77
  Всему есть предел! Льва узнают по когтям! (лат.)


[Закрыть] Время родовых схваток закончилось! Мы покорители мира…К сапогам наших дивизий пали ниц правители передовых государств! На нашу военную мощь день и ночь работает вся Европа! Германия завалит Восточный фронт немецкими танками и трупами русских! Продолжайте беспрерывное наступление на этот город Красного дьявола! Пленных не брать! Давить, расстреливать, жечь всех подряд…Не жалеть ни женщин, ни детей! Из гниды вырастает вошь…Я приказываю! Я требую от вас, господа фельдмаршалы, скорейшего взятия этого проклятого города любой ценой! По-вто-ря-ю..любой ценой!! Это дело чести каждого немецкого солдата и генерала. Это дело чести Третьего Рейха.

Видит Бог! На нас теперь, как никогда, затаив дыхание, смотрит весь мир! Идите и возвращайтесь с победой. Германия и вся Европа будет рукоплескать вам!

А теперь, внимание! – он ритуально воздел напряжённые растопыренные ладони на уровне лица, закатил кверху глаза, затем тут же соединил крест-накрест нервные пальцы у груди и, яро выбрасывая их вперёд уже сжатыми кулаками, неистовым взором римского триумфатора обвёл свой

Верховный ареопаг. – Мы все выпьем за успех доблестной 6-й армии Паулюса на берегах Волги. За полный, окончательный разгром коммунистического жидовского гнезда и тотальное уничтожение красной заразы!

В Дубовом зале, будто взорвалась противопехотная мина. Гробовая тишина и…Стулья воинственно загрохотали по паркету. Вершители судеб с широкими двойными лампасами на галифе, сверкая Железными, Рыцарскими крестами, звёздами, аксельбантами и золотыми плетёнками погон на парадных генеральских мундирах, все как один, вытянулись во фронт перед своим неподражаемых фюрером.

А он, возликовав от собственной архиисключительности, от своей невероятной силы духа и гипнотического, астрального дара повелевать миллионами, в экстазе вскинул руку в нацистском приветствии и истерично хлестнул:

– Зиг!

– Ха-айль! – восторженным рёвом гремел зал.

– Зиг!!

– Ха-айль!

– Зиг!!

– Ха-а-айль!!!

Фельдмаршалы пили за Великую Германию, своего вождя и за прославленных боевых генералов, входивших в 6-ю армию Фридриха Паулюса, который блокировал Сталинград с запада и готовился предпринять сокрушительное наступление для захвата города и уничтожения большевистских орд.

– За ΙV корпус генерала Йенеке! И VΙΙΙ – Гетца!

– За бесстрашного генерала Хубе и его XΙV танковый корпус!

– Браво, господа! За XΙ корпус везунчика Штрекера!

– За LΙ корпус Зейдлитц – Курцбаха!

– ОДИН НАРОД, ОДНА ИМПЕРИЯ, ОДИН ФЮРЕР! Слава Тысчелетнему Рейху! Хайль Гитлер!

– Зиг!

– Хайль!

– Зиг!!

– Хайль!!

– Зиг!!!

– Ха-а-айль!!!

* * *

– Нет, нет…Здесь плохой обзор, барон. Никуда не годится, – генерал Хубе категорично покачал головой. Приобнимая командира ударного танкового батальона фон Дитца и, похлопывая его по спине, предложил: – Пойдёмте, посмотрим вашу позицию, штандартенфюрер, вон с той высотки, пока она цела.

Они обходили полуподвальный этаж, в окружении шести автоматчиков СС. Из тёмной глубины подвала, едва озаряя бетонные ступени, исходил оранжевый зыбкий отблеск. В бетонном подземелье, защищённые от бомб и снарядов, отдыхали автоматчики штурмовой бригады оберштурмбанфюрера Хорста, горели русские трофейные печки – «буржуйки», открывались шведские консервы, резалось сало-хлеб, варилась гороховая похлёбка. Её дымный запах вместе с малиновыми отсветами очага достигал позиций.

По приказу командующего генерала Паулюса, все захваченные немецкими войсками: улицы, заводы или цеха, жилые, административные здания и прочие объекты, – были превращены в сплошную цепь мощных укрепрайонов и узлов обороны. Буквально перед каждым домом, на каждой улице – переулке с немецкой педантичностью были раскинуты густые сети минных полей, и многозарядные заграждения из колючей проволоки…

Исклёванные осколками – пулями, изглоданные снарядами и минами стены домов, чердаки, люки подвалов, трансформаторные будки, железнодорожные депо и насыпи, – положительно всё было приспособлено для обороны; всюду и насыпи, – положительно всё было приспособлено для обороны; всюду чернели пулемётные амбразуры, снайперские гнёзда, танковые и орудийные стволы, готовые в любой момент извергнуть кинжальный огонь.

Немецкие инженеры – сапёры предусмотрели все мелочи. Даже воронки из-под снарядов, бомб и крупных мин на переднем крае они накрыли листами железа, что бы идущие в контратаку иваны не могли в них укрыться от перекрёстного и лобового огня. Проёмы выбитых окон и дверей были обтянуты проволочными сетками, что бы брошенная врагом граната или бутылка с зажигательной смесью не пролетала внутрь, а отскакивала обратно. Все опорные заставы, узлы и коммуникационные линии – пути сообщения, связывающие районы расположения 6-й армии с её базами, командными пунктами и тыловыми районами, пути сообщений с военными аэродромами, бункерами, – были связаны ходами сообщений с контрольно-пропускными пунктами, траншеями, вырытыми в полный профиль, а местами и уходящими под землю.

6-я армия, конечно, не собиралась зимовать на этом рубеже. Её цель была – захват города и разгром оборонительных частей русских. Но!..Уже первые бои за Сталинград показали: сделать это будет архинепросто. Русские бились фанатично буквально за каждую пядь земли города. В жесточайших сшибках, кровопролитных сражениях – рукопашные схватки – ножи в ножи – продолжались 4-5 часов! – защитникам Сталинграда вопреки всему удалось остановить на восточной окраине города многочисленные войска генерала Паулюса, поддержанные тысячами танков, самолётов Люфтваффе, тяжёлой артиллерией и мобильными бригадами миномётчиков.

В Ставке Паулюса поражались невероятной отваге, безрассудному мужеству и военной сноровке советских воинов. Невероятно трудно, а вернее немыслимо было противостоять этому огненному смерчу, этому железному натиску бронированных машин!.. Но русские в этой битве – людей и машин – выстояли, удержались на узкой городской полосе у левого берега Волги и продолжали фанатично сопротивляться.

…Именно это обстоятельство и живая память об операции «Тайфун» – германского наступления на Москву осенью 41-го, когда, считавшийся непобедимым Вермахт, был оставлен на подступах к Москве, а затем и отброшен назад в ходе контрнаступления Красной Армии, – заставило командующего 6-ой армии Паулюса прибегнуть к таким исключительным мерам предосторожности. Оно и понятно: обжегшись на молоке, – -дуешь на воду. Но в том то и дело: это была не вода, а кровь отборных воинских частей Третьего Рейха, а это стоило дорого!

Тревожило генерала испытанного во время вторжения в Польшу, а затем в боевых операциях в Бельгии, Франции, и то обстоятельство, что хотя его механизированным войскам, вооружённым новейшим оружием и удалось занять ряд важных стратегических рубежей, полностью овладеть городом не удалось…

Между тем яростные, изматывающие бои за каждую улицу, дом и этаж продолжались. Ежедневно и ежечасно гибли десятки, сотни лучших солдат и офицеров его армии, а, истекающий кровью, противник, продолжал ожесточённо сопротивляться и даже бросаться в безумные контратаки, предпочитая смерть в бою, вместо выброса белого флага.

– Russe schweine! Allerwertester! Scheibe! Scheibe! Scheibe!88
  Грязные немецкие ругательства в адрес русских (нем.)


[Закрыть]

Всё это в тайниках души опытного боевого генерала наводило на тяжёлые мысли. Гнетущие предчувствия сурового-загадочного рока нет, нет да посещали Фридриха Паулюса…Но, как кадровый военный, как командующий, как признанный эксперт по современной механизированной войне, и просто, как сильный, волевой человек, умеющий управлять своими эмоциями, он крепко держал эти предчувствия в железном кулаке; гнал прочь дурные мысли и настраивал свои боевые соединения, своих генералов исключительно на викторию!