Текст книги "Нелюди Великой реки. Полуэльф"

Автор книги: Андрей Лавистов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Андрей Лавистов
НЕЛЮДИ ВЕЛИКОЙ РЕКИ. ПОЛУЭЛЬФ

ГЛАВА 1,

в которой герой сперва застревает в трактире, а потом заходит в веселый дом

Пьяными выкриками в кабаке никого не удивишь. Как и натужным весельем. И лежащими на столах нечесаными головами. Если только это не голова гнома. Гнома вообще сложно напоить до такого состояния, чтобы он мордой в салат. Гномы предпочитают не напиваться, а уж если напиваются, то в своей компании, чтобы кто-нибудь до постели доволок. Или нагружаются под своими разлюбезными горно-пещерными сводами. Гномы, в общем…

Не то что я гномов защищаю, но справедливости ради надо отметить, что в людских кабаках гномы и впрямь напиваются редко. Да практически никогда и не напиваются. Так, с полдюжины кружек пива – исключительно для настроения. При их комплекции и устойчивости к воздействию алкоголя – слону дробина. Молодежь гномская после пивка обязательно заваливается в бордель. Старшие же товарищи, степенные семьянины, провожая молодых завистливыми взглядами, остаются на месте и вливают в себя по пол-литра очищенной с соответствующей закуской под неспешный разговор. Пивка для рывка – водочку вдогоночку… Вот это, я понимаю, моральные устои! После процедуры вся компания снимается с места и абсолютно трезвым шагом направляется бай-бай. Строем.

Оставшийся в одиночестве «добирать» гном – ужасная редкость. И должна быть железобетонная причина остаться одному – это раз, «водка пить» – это два, да так пить, чтобы «земля валяться», – это три.

Поэтому вид одинокого гнома, лежащего головой на сомнительной чистоте скатерти в глубине зала кабака на окраине города Сеславина, что на реке Шакше в окрестностях славной столицы Ярославского княжества города Ярославля, был для меня удивительным, необычным, да пожалуй что и неприятным.

Во-первых, не люблю пьяных. И себя не люблю, когда пьяный, а уж гномов тем более. Я их и трезвых, если честно, так себе перевариваю…

Неприятно, впрочем, было не столько то, что друзей, родичей, партнеров этого гнома нигде не было видно, сколько то, что на беспечного выпивоху уже посматривали. Ладно бы кабатчик – сомневаться в платежеспособности такого клиента он имеет законное право, да и если он начнет вытряхивать карманы у беспамятного гнома прямо на виду у всей честной публики, – слова ему никто поперек не скажет. Хотя в маленьком городке он должен знать всех и вся, а особенно нелюдей.

Другое дело, что на гнома искоса поглядывала небольшая компания пришлых – все как один бритоголовые такие здоровяки в кожаных жилетах на полинялых клетчатых рубахах и с кольтами в кобурах. Четверо их, и кто главный – неясно. И похожи, как близнецы. Еды перед ними – как на эскадрон гусар летучих. Икорка, колбаска деловая, котлеты какие-то… И запах от них… Не то чтобы грязью, или потом, или перегаром, или еще чем таким человеческим – обычные запахи меня давно уже не раздражают.

А бывает разве, чтобы не двойня, не тройня, а четверня? И все четверо так и не сняли за столом кожаных кепок с огромным козырьком. Может, оно и ничего, но мне, например, в головном уборе кушать воспитание не позволяет, хотя это снимало бы немало проблем. С другой стороны, может, у них лысинка мерзнет…

Если бы молодчики комментировали эту странную ситуацию, тыкали в гнома пальцами, смеялись или передразнивали выводящего носом рулады гнома, это-то как раз было бы нормально. А они сидят, как будто так и надо, только глазами – зырк-зырк. А не похоже, что учебник по правилам хорошего тона в юности конспектировали. Да и не «Книгу о вкусной и здоровой пище»: скорее, руководство по сборке-разборке огнестрельного.

Гном во сне раскрыл варежку, и кабак огласился могучим храпом, начисто перекрывающим все разговоры, бары и растабары в этом заведении. Заинтересовавшая меня компания даже не вздрогнула.

А я решил не оставлять дела на самотек. Повод тем более вполне себе железобетонный. Встав во весь рост, нет, так не получится, встав на стул и вытянувшись во весь рост, я заорал как можно пронзительней:

– Эй, хозяин, долго нам слушать эти завывания?!

Честно говоря, выкрик мой прозвучал не очень убедительно. Вот если бы за моей спиной, то есть за моим столом, сидели мои сильно-могучие спутники, каких нет и в помине, поддержавшие меня воплями могучих глоток, то хозяин отреагировал бы. А так он меня, похоже, не услышал. Или не захотел услышать. Ладно, не привыкать, мне несложно, подойду к стойке. Компания из четырех мордоворотов уставилась мне в спину как по команде. Недобро так, аж мурашки по коже. Пока шел к стойке, расположившейся рядом с входной дверью, окинул взглядом низкое помещеньице кабака. Хотя это питейное заведение гордо именовалось «Трактир-ресторан „Розовый какаду“», что, собственно, и предопределило мое решение зайти сюда, если не считать, конечно, понятного всем разумным значка – перечеркнутой красным курительной трубки, – внутри все было как-то обшарпано, как в каком-нибудь второразрядном кабаке в Старых княжествах. Хотя цены здесь раза в полтора выше, чем в обычных кабаках для курящей публики. Странно, почему ресторан – и где-то на окраине. Впрочем, что считать окраиной? Вторая линия домов от широкой набережной, хоть и довольно далеко от пристани.

Так, армирцы за двумя сдвинутыми столами – они-то что здесь делают? Тоже табак нюх отшибает? Хотя, кажется, в винной карте здесь неплохой выбор белого – есть и их любимые ледяные сорта. Эти мне в любом случае не помощники. Не любят… Еще компания – один пришлый, старичок совсем, два светловолосых аборигена, аборигенская же девушка с соломенными волосами и острым носиком – это хорошо, может, перед девушкой захотят повыделываться, помогут. Оружия у них не видно вроде бы. И компания, которую я с гномом оставил сзади. Так и пялятся, демоны проклятые.

Кабатчик, пришлый с близко посаженными глазами и руками карточного шулера – так они все время подергивались, живя какой-то своей жизнью, – занимался излюбленным занятием кабатчиков всех времен и народов – полировал сравнительно чистым полотенцем стеклянные бокалы. А хрусталь у него есть для дорогих гостей? Похоже…

Вру, бейте меня, братцы, излюбленное занятие всех кабатчиков – напустить как можно больше пены в пивную кружку! Впрочем, могу быть необъективным: я кабатчиков, как и гномов, не очень люблю.

Ага, за стойкой дверь на кухню, и видны три лоханки – одна с мыльной водой, другая с горячей, судя по поднимающемуся пару, третья – с холодной. Процесс прост и понятен. В одну, другую, третью – готово к употреблению. Велика сила традиции… А в аборигенских городах и одним корытом обходятся. Хорошо, что только сейчас заметил, а то бы еда в глотку не полезла.

– Хозяин, долго мне слушать эти вопли? – обратился я все с тем же вопросом к кабатчику, простите, ресторатору.

– Пойди да разбуди, – совершенно спокойно ответил мне кабатчик, не удивившийся ни моей реакции, ни моему русскому языку. Ах да, я же заказ по-русски делал.

– Не хочу скандала, – в тон ему ответил я и подвигал сперва одним ухом, потом другим.

Это же болотному импу понятно, что если похмельный гном увидит мои эльфийские уши и поймет, что это я его разбудил, то реакция будет… Вряд ли кто усомнится, что сломанный нос и два бланша под глазами на второе – самые оптимальные последствия этого не вполне разумного поступка.

– И что предлагаешь? – вроде как удивился кабатчик. – Выкинуть клиента на улицу? Разбудить и предложить выйти?

– Разбудить и предложить не засыпать. – Мой ответ мне самому казался образцом формальной логики, но кабатчик только покрутил носом и продолжал полировать бокал.

Беспомощно оглянувшись на гнома, я отметил, что ребятки в клетчатом решили действовать. Двое из них уже кантовали гнома с негромкими и, как мне показалось, насквозь фальшивыми восклицаниями: «Ну что же ты, Глоин! Как можно так напиваться! А еще хвастал, что всех перепьешь…» Почему когда врут, то как будто горелой яичницей пахнет? Или это из кухни запах? Вроде нет, когда я сюда заходил, из кухни пахло вполне пристойно… Главное, чтобы из кухни пахло едой, а не помоями, тогда я на названия и не посмотрю. Да назовите вашу забегаловку хоть «Волосатой крысой» – лишь бы нюх вонью не отшибало.

А смотри-ка, еще двое из неприятной четверки быстро собирались, не забывая оглядываться по сторонам.

– А вам не кажется, что для людей, сидевших за другим столиком, эти господа чересчур уж набиваются пьяненькому в друганы? – спросил я у кабатчика.

Не говоря мне дурного слова, кабатчик схватил телефонную трубку. И телефон здесь есть! Точно ресторан, не кабак.

Ага, позвонит прикормленному городовому. Или старшему городовому. Или агенту сыскного отделения, если оно здесь имеется. Не столица все-таки. Если вышибалы нет, а сам ресторатор поражает габаритами унылого носа, а не бицепсов, то значит – что? Точно! Рядом полицейская часть, а там у кабатчика все схвачено. Можно не суетиться. Расчетное время прибытия силовой поддержки – пока клиент с крыльца не спустился. Прогресс. Уважаю. Чем, кстати по поводу прогресса, НТР от НТП отличается? Ну, у нас-то точно пришлые НТР устроили. А вот НТП и в помине не было.

Один из мордоворотов в клеточку не стал даже ждать, когда кабатчик подойдет за расчетом, – подвалил сам, украдкой поглядывая на меня. Отвернувшись от суетящихся людей, я еще раз окинул взглядом «ресторан». Есть еще что в этом заведении общепита от ресторана? Так, пальма искусственная – две штуки, бюстик какой-то – чей бы это? А, Гоголь Николай Васильевич, едрить твою в качель! При чем тут розовый какаду в названии? Это ж Ахматова, кажется, с «ентим птицем» дружила. Притом, наверное, что Гоголь, по утверждению Венички Ерофеева, пил водку из розового бокала. У Аксакова, если не ошибаюсь. Не сложновато ли? Простым людям, нелюдям и всякой «половинке-насередке, штоб не есть ваще селедки и не пить вовеки водки» не понять…

Молодчики с безмятежно храпящим гномом в руках уже почти дошли до двери кабака, когда она резко распахнулась и навстречу им ввалились двое полицейских. Прямо классика какая-то: один молодой, другой постарше, ровесник кабатчику, который постарше – с усами, молодой – гладко выбрит. Хоть фильму снимай.

Обе группы практически столкнулись лбами и уставились друг на друга, выпучив глаза.

Встреча на Эльбе, в натуре.

Если бы лысые и клетчатые не уронили гнома, чисто автоматически опустив грабли на рукоятки пистолетов, никто бы ничего без соответствующих комментариев не заподозрил. А теперь даже вмешиваться не надо.

– Руки от оружия, документы к проверке, – прогудел старший из пары полицейский, тоже опуская ладонь на рукоять служебного кольта, но не доставая его: похоже, был уверен в своей силе и скорости. Равно как и в том, что идиотов нет вооруженное сопротивление оказывать. Усатый, блин, полосатый. По комплекции он не только не уступал молодцам в клеточку, но даже превосходил их, так что голос его звучал уверенно и как-то успокаивающе.

Кабатчик, судя по морде лица, расслабился незамедлительно. А я – наоборот.

Дальше события развивались быстро. Как юные балерины на генеральной репетиции «Лебединого озера», клетчатые почти синхронно отвели ладони от рукояток своих пистолетов. Один из них неторопливо взялся за козырек своей кожаной кепочки, вроде как салютуя, и резким броском отправил ее в лицо усачу-полицейскому. Одновременно в руке второго появился нож, и он без замаха воткнул его в объемистый живот стража порядка. Третий из клетчатых, отшагнув назад и прикрываясь спинами своих приятелей, уже рвал пистолет из кобуры. Моя рука самостоятельно выхватила из кармана небольшую гирьку на кожаном ремешке, шаг вперед – и самодельный кистень ударил стрелка над ухом. Усач, проткнутый ножом, не только не падал, но и сделал лучшее из того, что мог в этой ситуации. Он схватил обеими руками запястья ножевика так, что тот аж скривился, и ударом головы отправил своего противника в нокаут. Кольт свой служебный, правда, уронил. Интересно, он злодея повыше, удар был в переносицу, и голову пришлось сильно наклонять. Видимо, рана в пузе была серьезной, и от резкого движения полицейского повело, но именно это спасло его от пули, выпущенной тем из громил, кто так легко разбрасывался кепочками. Ловкий парень! Зато от моего кистеня его купол прикрывала лишь блестящая загорелая кожа головы. Плоховато прикрыла… Четвертый из парней, стоявший позади всех, был самым умным. Как только раздался выстрел, или еще раньше, этот боец рыбкой сиганул в окно, где, на его счастье, не было решеток. А ставни были открыты – не ночь. Только брызги стеклянные полетели!

Молодой полицейский проявил себя, пожалуй, хуже всех. Сначала он дернулся поддержать своего заваливающегося напарника, потом выхватил служебный кольт и стал поочередно наводить его то на того молодца, который упал от моего первого удара, то на того, который свалился от удара головой его более опытного товарища, то на третьего, грохнувшегося на пол от последнего удара моего кистеня. Наконец, давя сапогами осколки стекла, молодой бросился к окну, куда сиганул четвертый злодей, высунулся по пояс, что, конечно, было верхом беспечности, засвистел в свой любимый свисток, вылез обратно и направил пистолет на меня, прокричав:

– Руки в гору, кистень на пол!

Так я и поступил, конечно, только сначала кистень бросил, а потом руки поднял. И сказал при этом очень миролюбиво:

– Вызывай своих, может, поймаете. – А затем, повернувшись к обалдевающему кабатчику: – В госпиталь звони!

– Ага, ага, – закивал кабатчик, накручивая диск. Не так уж он и обалдел, похоже… Стоять под дулом пистолета было довольно неуютно. Молодой страж порядка побарабанил пальцами по круглому амулету, похожему на амулет связи, бросил пистолет в открытую кобуру и, крикнув вскочившим посетителям ресторана, чтобы они оставались на местах, повернулся к своему напарнику, который тяжело привалился к стойке.

– Ты как? Держись давай!

С этими словами он удержал руку усача, который пытался ухватиться за торчащую из пуза рукоятку ножа. И только потом кивнул мне, чтобы я руки-то, значит, быстрее опускал, не сомневался. А молодой-то небезнадежен. Пообтешется – лучше усатого будет. Если сейчас нож вынуть, раненый кровью изойти может. Усач и сам сообразил бы, да, похоже, шок у него. На улице послышались трели полицейских свистков, в кабак ворвались трое в форме и еще двое щеголей в штатском. Быстро они – как ждали. Точно, участок рядом.

Интересная штука эти полицейские амулеты связи. Одно кодовое нажатие – и уже ясно, кто, где, в каком состоянии и имеет ли смысл суетиться. Наверное, в переводе все звучало как: «Стрельба по адресу такому-то. Полицейский ранен, преступник бежал, „скорую помощь“ вызывайте». И еще: «Прошу подмоги». А может, и не так. Но наверняка какой-то числовой код.

Рычание мотора – и в кабак вошли еще двое, с раскладными носилками. Один из вошедших, отстранив молодого, положил руку раненому на брюхо, и от его руки явственно пахнуло магией. Обезболивает?

Целительная магия, на мой вкус, пахнет как йодовая настойка на мелиссе. Ненавижу спиртовые настойки. Водку, впрочем, пью.

Подоспевшие полицейские обезоружили, обыскали и заковали все еще валяющихся без сознания негодяев в наручники. Наконец-то, а то и так весь на нервах. Преступников вздернули на ноги и выволокли из ресторана. Целительной магии на них тратить, естественно, никто не стал. Слегка побледневший колдун уже отчитывался перед неизвестно откуда возникшим аккуратным седоватым господином в синем полицейском мундире и начищенных до зеркального блеска ботинках:

– Рана чистая, яда на клинке нет, раненый транспортабелен. Целились в печень, но на полсантиметра промахнулись. Нож вынем во время операции.

По знаку начальника усача аккуратно уложили на носилки, вид у него был вполне ничего себе. Маг в бригаде «скорой помощи» – это хорошо. Это внушает. И не гордый: сам с носилками прибежал. Лет так через пять – семь, интересно, прибежит с носилками или фельдшеров пошлет? Надо же, яда на клинке нет… Да когда это пришлые нож ядом смазывали? Это скорее аборигены могут. С юга откуда-нибудь, с островов или с востока. Из Хараза – запросто… Ярославское княжество – это же не Казанское ханство, откуда здесь такие вопросы? Или нож зазубренный был, стропорез, как его пришлые называют? Сомнительно…

Перед входом в ресторан застыл непрошибаемый с виду полицейский, а начальник облокотился на стойку, предварительно осмотрев ее придирчиво, и выслушивал сбивчивый рассказ молодого. Скоро за меня примутся. Хорошо, что я на вечер особенных дел никаких не имею. Особенных или никаких? Никаких. Можно, конечно, прогуляться по городу, это я люблю, да и в городке этом первый раз, но только темнеет уже. Какая в темноте прогулка? Темнота – вовсе не друг молодежи, даже в городе, огороженном стенами с колючкой. Темнота – время чудовищ, враждебных не только человеку, но и всем разумным.

Начальник тем временем закончил с молодым и повернулся ко мне со вполне доброжелательной улыбкой.

– Не знал, что эльфы теперь носят кистени в карманах, – заметил он, наклоняясь и подавая мне кистень, так и лежавший под ногами.

– Благодарю, господин полицеймейстер! – Это ж надо, нагнулся и поднял! Не помню такого, сколько живу, чтобы полицейский чин так наклонялся. Вот отчего маг такой негордый: с начальника пример берет. А чего не взять, если пример достойный? За подобное зрелище последнего золотого не жалко. Тем более что в моем кошельке больше ничего и нет… Играть потому что не надо было с малознакомыми офицерами… – Эльф я только наполовину.

– Становой пристав Бороздин Иван Сергеевич. – Представившийся по всей форме полицейский погрозил мне пальцем и тут же поинтересовался: – На какую половину?

– Мама, – ответил я, – но в Пуще не жил.

– Как вас по имени-отчеству? – поинтересовался пристав.

– Петр Андреевич Корнеев, к вашим услугам.

На лице пристава не отразилось ничего, кроме умеренного любопытства, а вот два клоуна в штатском захихикали явственно и уставились на меня во все глаза, впитывая мой внешний вид вполне профессионально: для протокола. Да, я их понимаю…

Сложения я такого, как бы помягче, воздушного, рост почти средний – до метра семидесяти всего трех сантиметров не хватает, уши без мочек и, как у лисы, острые. Волосы тоже как у лисы, только чернобурой, ха-ха. И такой же длины, как меху этого зверя, вполне неплохо себя чувствующего в лесу, в котором, казалось бы, с наступлением темноты начинается пиршество нечисти. Вес мой к пятидесяти килограммам стремится, но опять же около трех недобирает. Глаза зеленые, самые настоящие эльфийские. По морде лица – эльф натуральный, леголас [1]1
  Леголас – распространенное эльфийское прозвище.


[Закрыть]недорезанный, если бы не нос картофаном. И при этом зовут меня Петром Андреевичем Корнеевым.

Ха-ха два раза…

В кармане у меня кистень, как у норлинга с торговой пристани, на поясе кобура со «смит-и-вессоном» двадцать седьмым, которого все «чеканом» кличут, за голенищем невысокого шнурованного сапога – нож, за голенищем второго – еще нож. По одежде я – на сто процентов пришлый. Рыжая замшевая рубаха без пуговиц, на завязках, почти куртка, с длиннющей бахромой по швам, зеленые брюки с многочисленными карманами, полувоенного образца. Головного убора летом, да и весной, вот как сейчас, стараюсь не носить. У эльфов не бывает солнечных ударов. Интересно, мне мой трофей – хоть одну кожаную кепочку, например, с головы ножевика – выдадут или к вещдокам приобщат? Да и не сдалась она мне ни разу, кепочка эта. Козырек смешной – длинный очень и загнут с боков слишком сильно. Не люблю такие…

– Благодарю вас за своевременную помощь при нападении на сотрудника полиции… – Иван Сергеевич изъяснялся официально и при этом искренне на первый взгляд. Талант…

– Мне было даже приятно. Эти, в клеточку, мне сразу не понравились…

Пристав бросил на меня острый взгляд, показывая, что он ценит мою готовность вывалить все как на духу, как будто у меня при таком количестве свидетелей варианты есть…

– Чем же вам они не понравились, эти господа? – продолжил пристав весьма ему привычную игру, а я задумался.

– А что, господин пристав, четверо близнецов – это нормальное явление среди людей?

– Встречаются редко, но встречаются. – Похоже, пристава не мог смутить ни один вопрос. И на все-то он знал ответы. – Это все, чем они вам не понравились?

– Они гнома пьяненького схватили и поволокли, а как мне показалось, не знакомы были ни разу.

Тут мой взгляд обратился на гнома, который, по выражению малоизвестного людского писателя Николая Васильевича Гоголя, чей бюст прямо и между пальмами, как начал храпеть во всю насосную завертку, так и не останавливался. Коротышку только аккуратно отодвинули с прохода, куда его уронили лысые браты-акробаты.

– А вы как на это отреагировали? – вновь спросил пристав, неодобрительно посмотрев на своих подручных в штатском, которые уже едва сдерживались от распирающего их хохота. Эльф гнома от людей защищает. Анекдоты про поручика Ржевского отдыхают.

– Подошел к хозяину, попросил принять меры. – Тут мой палец ткнул в прислушивавшегося к разговору кабатчика.

– Точно-с так, выше высокоблагородие, – ответствовал кабатчик. – Я сразу в участок позвонил и время тянул, пока они расплачивались.

Как же, тянул он время. Жался сдачу ребятам отдавать, хотел на чай побольше выгадать. Те уж рукой махнули, к выходу потопали. Но ни слова не соврал. Правда по-ресторанному, в пикантном соусе.

– Да, про звонок я понял, – задумчиво протянул пристав и вновь поинтересовался: – Вы с гномом оба знакомы?

– Очень смешно, Иван Сергеевич. – Тут уж я уставился на красных от натуги джентльменов в штатском. Кстати, что эти смешливые господа здесь делают? Кто они? Представители Департамента контрразведки из Ярославля? Ополченцы из самого славного города Сеславина, привлеченные в качестве понятых? В костюмах-тройках с галстуками? Ведут себя вольно, да что-то не совсем понятно, кто такие.

– Почему же вы решили, что гнома похищают? – продолжал настаивать пристав. – Может, они хотели вынести его на улицу освежиться…

– Там, откуда я родом, вечером на улицу пьяного выкинуть – это все равно что на блюдечке его тварям поднести: кушайте, пожалуйста! Приравнивается к покушению на убийство.

Пристав вежливо покивал. В городских стенах, может, ничего бы с пьяненьким не случилось, но и здесь пьяных на улицу не принято выкидывать. Сожрать могут. Так что вопросы господин начальник местной полиции задает больше для проформы. А сам, скорее всего, другие дела в башке прокачивает.

В двери влетел молоденький вертлявый полицейский, подбежал к приставу и драматическим шепотом, довольно громким для моих ушей, проскороговорил:

– Господин пристав, догнать не удалось, как в воду канул! На воротах четверых близнецов не помнят. Возможно, доппельгангеры.

Ух ты, слова-то какие. Я ради таких красивых слов готов кистенем махать от обеда до забора. Чтобы их не слышать. Тут главное – так махать, чтобы не до тюремного забора.

Все равно не катит такое объяснение. Доппельгангер не стал бы со своим двойником-человеком за одним столом сидеть: сразу на куски стал бы рвать. И в ворота не должен был пройти – там вроде учет и контроль на уровне. Не доппельгангер, а скорее простой двойник-зеркалка. Здесь уже, в самом городе вызванный. Если их вызывают, а не что-то еще. Не в теме…

Смешно получается. Пришли, допустим, двое, близнецы, значит, пообедать. И вызвали двойников, а то скучно. Потом увидели пьяного в дымину гнома и решили разбавить им свою компанию. Впрочем, чего это я мозги напрягаю? Пусть у кого положено башка болит. А здесь, пожалуй, все кончено.

– Не уходите, Петр Андреевич, надо протокол подписать, да еще пара вопросов к вам есть, – заметил мою попытку тихонько отвалить становой пристав. Да, такого на мякине не проведешь!

– Я за стол сяду, у меня там отбивная недоеденная…

– Остыло все, наверное, – сказал пристав с почти искренним сожалением в голосе. – Я к вам сейчас подсяду, а Николай нам вина бутылочку организует. Очень слабого – я на службе все-таки. И салатик мясной с сельдереем. Сделаешь, Коля? – Это он уже к кабатчику. А смотрел на меня.

– Конечно, Иван Сергеевич. Есть «Кернер», поздний урожай, девять с половиной градусов. Дамское вино – заветная бутылочка осталась.

– Вот и славно, идите, я сейчас…

Что-то упускаю? Должен был на вино прореагировать? Или нормально все? А Коля-то, ресторатор, блин!

Ничего не оставалось, как сесть и дожидаться. Пристав – калач тертый, его, вероятно, эльф больше насторожил, чем мужики с ножиками. Что мужики?! Трое из четверых у него в кармане: либо один расколется, либо двое, либо все трое сразу. А может, и наперегонки. Тому, кто ножиком пырял, – лучшее место на виселице, тому, кто стрелял, – местечко по правую руку, тому, кто ствол достал, – по левую. А тот, кто в окно прыгал, каторжными работами отделается. Скажет, что не в курсе был намерений, и привет… Это если они его зачинщиком и командиром все вместе не объявят. Тогда – тоже на виселицу. Сейчас он, наверное, в какую-то дырку забился и сидит дрожит. Дело его швах – из города до утра не выйти, подельники повязаны: хоть сам иди сдавайся!

Пристав был спокоен как удав. Присел за столик, посмотрел, как ресторатор-кабатчик Коля откупоривает бутылку белого, и, покивав одобрительно, жестом предложил стул так и не представившемуся пришлому в штатском. Пока тот подходил, сказал задумчиво:

– Как вы их: два удара – все лежат.

– Меня редко воспринимают всерьез, особенно в кабацкой драке. – Я пожал плечами как можно безразличнее. – Думают, наверное, что я буду лук составной доставать, собирать, тетиву натягивать…

– Часто деретесь? – Пристав посмотрел на меня внимательней, а я пожалел о ненужной откровенности. Просто не так часто встречаешь интеллигентного человека. И оказывается, что в его обязанности входит следить за твоими действиями. И пресекать, если что не по вкусу.

– Нет, что вы, сам никогда на рожон не лезу. И никого не провоцирую.

– Но задирают часто… – утвердительно произнес пристав и сделал маленький глоток из бокала.

Ничего не оставалось, как еще раз пожать плечами и последовать его примеру. Вино вполне себе ничего. Три года, похоже, как на этикетке. Белое, впрочем, трудно испортить.

– Как вино? – тотчас осведомился Иван Сергеевич.

– Я бы лучше чаю горячего хлебнул, – сказал я с извиняющейся улыбкой. – Зазнобило что-то…

Прокатило или нет? Или вопрос с алкоголем «на службе» не по поводу мандража? Или я все усложняю опять?

Приставу, впрочем, было не до меня.

– Прошу простить, бегу, Василь Васильич составит вам компанию, – довольно вежливо пробормотал полицейский, поймав взгляд одного из своих помощников, – и легкой рысью заскользил к выходу.

В том смысле, что побежал почти, а на рысь он не очень похож. У рыси кисточки на ушах. А пристав сейчас всех прочих поставит на уши. Что-то, похоже, не срастается у него.

* * *

– Василий Васильевич Каменецкий, – представился молодой пришлый в приличном сером костюме аж с жилетом и в фиолетовом галстуке-бабочке в мелкий, почти незаметный белый горошек. – Старший агент сыскного отдела Департамента безопасности.

Вот помощничек у пристава! Во попал так попал! И что дальше?

Видимо, этот вопрос отразился на моем лице, потому что агент заговорил, улыбаясь во все тридцать два зуба:

– Мне поручено провести расследование преступления, совершенного в этом городе вчера. – И прежде чем я успел издать протестующий возглас, продолжил: – Да-да, мне известно, что вы приехали дилижансом только сегодня. В рамках следственных мероприятий мне докладывают обо всех интересных приезжих… Не хотите узнать, что за преступление?

– Это вчера которое? – уточнил я и в ответ на насмешливый кивок очередной раз пожал плечами. – Расскажите, все равно ждать, пока протокол и все такое…

– Так вот, Петр Андреевич, вчера была похищена партия редких камней – красных изумрудов, наверняка слышали о таких… Очень редкие камни. И специалистов по ним очень мало… Камни похищены из мастерской ювелира Глоина Глаза, которому они были отданы на оценку и освидетельствование… Общая сумма ущерба достигает сорока семи тысяч золотом, что почти полмиллиона на ассигнации… Это формально. На деле найти такие камни за деньги не представляется реально исполнимым. Следов никаких, двое охранников, приставленных к камням, убиты…

Тут он сделал паузу, в которую я и вклинился незамедлительно, – еще бы, имя-то знакомое:

– Постойте, Глоин – имя гномское. Уж не?.. – Я оглянулся на храпящего во всю ивановскую гнома. Вряд ли здесь много гномов живет.

– Он самый, – солидно подтвердил агент. – Пьет вторые сутки, не останавливаясь, кричит, что позора хапнул по маковку. Разругался с представителями своей общины, городским головой, пристава, Ивана Сергеевича, послал по матушке, что уже ни в какие ворота. Еще немного – и он или на каторжные работы отправится, или станет изгоем. Похоже, сам к этому стремится, хотя никаких обвинений ему никто не предъявлял. Да, к слову, мы почти уверены, что камни из города не вывозили. Поэтому вполне вероятно, что вор или воры передали или передадут их кому-нибудь тоже в городе… Кому-нибудь, кто приедет позже и кого невозможно будет связать с преступлением.

– Я, выходит, один из главных подозреваемых, кому передадут… – насколько мог ядовито произнес я. – А скажите, господин особый агент, эти четверо – они городские или как?

– Или как, – засмеялся агент, пропустив мою подначку мимо ушей. – Вы же прекрасно слышали, что мы говорили насчет ворот. Какой смысл спрашивать про ворота, если это местные?..

– Да не слышал я ничего, – пошел я напропалую. Хрен докажут. – Так, значит, эта кодла братьев-доппельгангеров грабит гнома, мочит ваших агентов, берет брюлики, заходит в кабак похавать, а тут – раз! – гном. Но в хлам пьяный уже, ни хрена не соображает, никого не узнаёт. А они застремались все-таки, решили его вывести и по-тихому заколбасить, чтобы он не стуканул. Если бы, значит, не некто Корнеев…

– Да, примерно так мы все и увидели поначалу… – Агент морщился от моего способа изъясняться, как институтка от разговора с торговкой рыбьими потрохами, а ведь я, можно сказать, специально старался. И при этом агент был серьезен как могила, так что до меня не сразу доперло, что когда я ради красного словца назвал убитых охранников изумрудов агентами, то попал не в бровь, а в глаз. – Иван Сергеевич, я видел, готов был вам медаль выписать и премию вручить…

– А большая премия? – вновь перебил я своего собеседника.

Премия в таких делах первым делом назначается. Если все же клетчатые в кепках гнома грабанули, то мне некий процент положен. На половину премии наверняка могу рассчитывать. Вторая половина полиции останется. Кабатчик, интересно, позарится на процент? Может… Все-таки он полицию вызвал…