Текст книги "Железные ягоды (СИ)"

Автор книги: Андрей Ларин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

  Железные ягоды рябины и серебряные тыквы на медном подносе жизни под золотым колпаком неизвестности.

   Погода совсем простыла. Дождь льет не переставая. Небо как будто порвалось и вываливает из себя на уже остывшую землю то стены из крупных тяжелых капель в течении нескольких минут, то моросит многочасовыми мелкими осколками.

   Я – великан. У меня большие тяжелые руки, длинные крепкие ноги и массивная голова. В целом, я где-то раза в три больше среднего человека. Этого конечно не видно, и лишь иногда боковым зрением очень немногие замечают мой необычный рост, но посмотрев на меня вновь, понимают, что им просто показалось. Сила которой я обладаю, тоже превосходит средне-человеческую, поэтому приходится аккуратно здороваться и не выказывать ее при некоторых ситуациях. Есть еще небольшая проблема в мой жизни с людьми, я почти не сплю. Наш сон это как один долгий продолжительный зевок, минут на пять. Его мне достаточно для того чтобы полностью восстановиться для следующих пяти – семи дней. Сначала думал, что я один такой, но когда выпустился из интерната, я встретил еще одного великана, который мне все объяснил. Друг друга мы видим и можем взаимодействовать помимо речи еще и передачей напрямую в голову образов и звуков. Жизнь наша весьма продолжительна по меркам людей и составляет в среднем лет триста. Мы прибываем в какой-то другой мерности, которая очень рядом с миром людей и преломляясь, наши тела входят в него обычными человеческими размерами. В связи с этим мы видим и мир людей и наш мир, в котором существуют такие сущности, которые не пребывают в этом.

   Мои родители были кукольниками. Они вместе с сестрой погибли в автомобильной катастрофе при очередных гастролях. Вся их жизнь прошла на колесах небольшого микроавтобуса, в котором они спали, ели, делали кукол, декорации и репетировали. Я был совсем мал когда это случилось... меня спасла люлька, накрепко привязанная к каким-то уголкам и внутри проложенная множеством одеял и подушек, а сверху укрытая прочной сеткой.

   Я помню все с самого рождения, это еще одна наша особенность. Люди думают что это страшно помнить все, но на самом деле это очень удобно, достаточно только сосредоточиться и все всплывает в мельчайших подробностях. Можно копаться там где тебе хочется и выискивать то, на что раньше не обратил должного внимания.

   Родился я где-то в середине дня, когда солнце заливало поляну, где вся семья расположилось видимо для очередного пикника. Помню, что какой-то большой жук смотрел на меня, лежащего между грудей матери и о чем-то тихо стрекотал. Помню, что птицы пели взахлеб, перебивая друг друг друга. Я так же ярко помню и все остальные дни до настоящего момента. Иногда, проскальзывают в памяти те дни, которые мне только предстоит пережить, это происходит крайне редко, но воплощаются они в полном соответствии с тем что я видел. Не правильно как-то говорить «помнить то что будет», но выходит именно так.

   После аварии меня отдали в приют для малышей в городе Белозерске, где я провел все свое человеческое детство. Лет через пять пребывания в интернате ко мне стало с каждым восходом солнца приходить новое имя. Оно полностью соответствовало этому дню и меня как бы охраняло от всяческих напастей. Я рассказал об этом нашей воспитательнице, она была доброй милой женщиной, но не смотря на это она не поняла меня полностью и поэтому мне пришлось года два наблюдаться у различных психологов и психиатров, которые нашли у меня целый букет различных неврозов и, как им казалось, успешно их лечили. Через год таких мытарств я понял, что нужно молчать о том что происходит с тобой и поддакивать при терапевтических разговорах, чтобы все успокоились и оставили меня в покое.

   За все время в интернате мне удалось сблизиться и подружиться только с одним ребенком. Он не был великаном, напротив, он был очень маленького роста. На его голове всегда белело облако редких, похожих на пух волос. Все, и нянечки, и воспитательницы, и учителя звали его исключительно Петюшенькой. Всякий раз когда его вспоминаю, вижу маленького тщедушного мальчика на немного кривых тощих ногах, обутых в сильно поношенные сандалики или ботинки. Он был очень обаятелен и умен, мы в свободное время подолгу сидели вместе в спальне, где он рассказывал мне какие-то совершенно невероятные сказки, которые придумывал сам. Его голос проникал в самое сердце, зачаровывал его и казалось, что все рассказанное проносится перед твоими глазами.

   Вот обычно как это было. Он садился на мою кровать, скрестив ноги и начинал например так: « И все узрели, то что отрок тот был тяжко болен и не понимал он причины болезни своей, а потому усердно молился об избавлении от сей напасти как можно скорее, так как находился в таком тягостном состоянии уже несколько лет и измучен был до полнейшего бессилия. Жизнь в нем поддерживалась только скудной едой, которую ему приносили родители, тоже пребывающие денно и нощно в молитвенном состоянии об выздоровлении сына. Молились все они некоему Никодиму Апросскому, чей портрет висел в большой комнате, освещенный всегда четырьмя свечами, толщиной в руку взрослого мужа. И однажды осенью на закате дня пришел к ним старец, все лицо и руки которого были покрыты шрамами, одет он был простое холщовое рубище до пят. И по пришествии его узрели родители его, что это и есть Никодим Апоросский и бросились они ему в ноги все с теми же мольбами о помощи сыну. Выслушал их Никодим, погладил по головам и изрек им следующее: пусть отец и мать сего отрока каждодневно после трудов праведных будут собирать в пупах своих катышки от одежд, а как соберут полный короб, величиной с сына, пусть спрядет мать нить без разрывов и затем свяжет из нее рубашку, в которую и нужно будет одеть отрока для излечения. Сказал так это и вышел вон и никто его больше не видел. Отец с матерью все как им было велено сделали и вылечили своего сына полностью. А на следующий день им троим было видение, что должны они встать с восходом солнца и пойти на восток, где будет знамение о месте, в котором будет основан ими город. И были послушны они предначертанному, по утру встали и пошли туда, где солнце встало. И шли они так семь дней, питаясь травами и дождевой водой. А на седьмые сутки увидели они как в озеро, возле которого они ночевали упала сверкающая звезда. И сделалась вода в этом озере светящейся и днем и ночью и не замерзала больше уже никогда. Вокруг этого озера и построили они город и помогали им строить его и животные и люди и полубоги, часто спускающиеся с небес и приносящие священные камни для домов и улиц. Когда же построен был город, в нем появились множество теней и призраков, которые поселились в бесчисленных комнатах высоких серых домов. И приходили туда те, кому пришло время умирать и проводились обряды и были счастливы они уходя мирно без боли и страданий.» Обычно в конце Петя замолкал, я всегда ожидал какого-нибудь продолжения или комментариев, но он часто впадал после рассказа в ступор и затем засыпал. Я осторожно переносил его на кровать гладил по голове и представлял вновь все то, что услышал от него.

   Только Пете я доверял мои каждодневные имена и он звал меня ими и не был этим нисколько удивлен. Его никогда никто не обижал, просто все знали одну его особенность, которой он впрочем очень стыдился. Его глаза в темноте слабо светились, это был такой желто-зеленый свет, который отпугивал всех людей от него. Даже нянечки после захода солнца старались без особой нужды не заходить в нашу спальню. Только на меня это свечение не оказывало никакого воздействия. В остальное время с ним многие общались и находили его весьма милым. Насколько я понял, Петюшенька был тоже не совсем человек, но ни мне, ни кому то ни было он ничего странного не рассказывал. В темноте он очень нуждался во мне, потому что становился совершенно слеп. Возможно тогда он просто не понимал что с ним происходит и очень сильно боялся этого.

   Однажды вечером мы долго молча сидели и смотрели в окно. Петюша молча посмотрел на меня, уже почти не видящим взглядом и спросил:

  – Зачем мы живем?

  – Не знаю, наверно так кому-то нужно...

  – Кому? Богу?

  – Может быть...

  – А ты видел Бога?

  – Нет, а ты?

  – Я тоже не видел, но знаю, что когда очень плохо, надо к Нему обращаться и Он поможет.

  – Тебе помогал?

  – Да, только Он точно ничего не слышит...

  – А как же Он тебе помогает, если не слышит просьбы?

  Петюшенька задумался, а потом вновь повернувшись к окну выдохнул:

  – Он через нас обращается сам к себе, чтобы себя узнать...

  Мы потом еще долго смотрели в окно, до тех пор пока совсем не стемнело. Я отнес уже совсем слепого Петюшу в кровать, а сам долго не смог заснуть, прокручивая в голове его последнюю фразу.

   Закончив интернат, я стал на перепутье – мне предлагалось пойти либо в военное училище, у которого мы были подшефными, либо можно было попытаться куда-нибудь поступать самому, без всякой протекции. Помыкавшись и взвесив трезво свои силы, я поступил в педагогический институт на психолога. Пять лет пролетели невероятно быстро – в веселых застольях, в учебных классах, в чьих-то квартирах, в парках, лесах и еще невесть где. Я успешно окончил институт и устроился в этом же институте преподавать общую психологию. Остальное время я надеялся посвятить частной практике, но это оказалось весьма проблематичным. Люди крайне редко откликались на мои объявления, и те немногие которые все же приходили ко мне, после нескольких сеансов, получив, как им казалось облегчение и верное направление, торопились закончить наше общение. Впрочем, может этому способствовала завышенная оплата моих услуг? Было два случая, когда мне удалось спасти двух девушек от самоубийства. Эти случаи последовали почти друг за другом. Сначала обратилась одна молодая женщина, страдающая от тягчайшей депрессии, а потом, когда мне удалось вместе с ней расставить акценты в ее жизни, позвонила другая, со схожей ситуацией. Это пожалуй единственно важное, что я сделал на своем профессиональном поприще за пятнадцать лет.

   Шли годы, мир менялся, а я застрял на своих тридцати годах. Но однажды, когда весна уже стала пропадать под усиливающимся с каждым днем зноем солнца, рядом с городом возникла высокая Гора. Ее видел и я и люди. Она возникла почти в центре городского парка, который был одним из популярных мест для прогулок. Получилось, что у одного подножья горы, лежал лес, который стал в том месте почти непролазным, а у другого расположилось старое Черное озеро, в котором никто не купался из-за неприятного запаха. Там даже рыба не водилась, а плавало что-то непонятное, напоминающее больших змей. И случилось это как-то в одночасье, за одну ночь. После этого все как будто сошли с ума, стало непременно нужно всем побывать на Горе и если не на самом верху, то хотя бы попытаться взобраться как можно выше. Шли туда и целыми толпами, и семьями, и поодиночке. Многие пропадали без вести, некоторые погибали. Гора притягивала к себе и не хотела отпускать. В связи с этим власти огородили Гору и выставили патруль, а тех кому все таки удавалось пробраться, ловили и давали пятнадцать суток принудительных работ. Так понемногу все утихомирилось – или Гора наелась людьми или люди успокоились из-за принятых мер. Я тогда, как только она появилась, вспомнил одну Петину сказку. Вот она:

  «... город тот находился как в обмороке, когда появилась эта Гора, человеки не боясь ничего искали встречи со смертью, шли к Горе и забирались на нее, падая и калечась. Она неудержимо влекла к себе, забирая все чувства и жизни. В первый день ее появления она была голой скалой с острыми гранями глубокого зеленого цвета, местами переходящая в интенсивный красный, она тихо мычала вместе с ветром, наполнявшим все ее пещеры и впадины. Спустя три дня она стала покрываться ковром мха и травы, к тому времени уже погибло много людей, больше сотни. Еще спустя три дня, среди травы появились ядовито желтого цвета цветы необычной формы, напоминающие морских монстров– осьминогов, листья которых могли сами двигаться. А на девятый день на Горе вырос низкорослый непролазный лес, с несколькими тропками. По этим тропкам и бродили в поисках покоя и счастья те, которые не успели погибнуть раньше. Только они и знали чем заканчиваются эти дорожки, только они и слышали песни этого странного Леса и Горы, все также монотонно мычащей свои непонятные слова. А когда в городе совсем не осталось человеков, Гора стала рассыпаться под другое мычание, покуда не исчезла совсем...» Петя тогда как всегда внезапно умолк, а потом стал петь эту песню, песню рассыпающейся Горы. Я сразу это понял, солнце тогда уже успело скрыться, мы сидели на его кровати и он, уже почти совсем ослепший тихо, но очень трогательно мычал западающий в самую душу мотив.

   Наша Гора через год стала местной достопримечательностью, на которую съезжались посмотреть со всех концов страны. Она действительно была красива. Величественно вздымаясь вверх она походила на гигантский замок, вылепленный еще большими великанами чем я...

   Если представить какой-то звук, то можно вполне очевидно его услышать. Все зависит только от старания и способности к этому. Таким же образом можно представить себе еще одну жизнь и таким образом прожить в два раза больше. Таким образом я и поступил, а для большего погружения, пишу эти два дневника. И так получилось, что реальность и фантазии стали переплетаться и теперь я же даже не знаю во что это выльется.

   Зачем я только переехал в этот Катяринград? Постоянно пасмурное небо и очень странная особенность – каждый день, абсолютно каждый день без изменений, с трех до семи идет дождь или снег, в зависимости от сезона... А за городом дуют такие пронзительные ветра, что способны вынести из живого человека все его внутренности и душу.

   Я боюсь детей, в их присутствии мне кажется, что что-то не хорошее, пугающее и невероятное должно произойти. И когда эта уверенность достигает апогея, я уже ничего не могу с собой поделать и сбегаю прочь как можно быстрее, пугая своим видом окружающих и встречных. С детьми я кажусь себе еще меньшим чем они сами, кажусь себе самым маленьким карликом, какой только может существовать на этой Земле. И когда кто-нибудь из них глядит на меня, то я вижу устрашающую угрозу своему существу, я просто боюсь быть раздавленным...

   Наверно для того чтобы лучше разграничить эти дневники, эту свою ипостась я буду описывать в третьем лице. Итак, дальше.

   Он не помнил своего детства, ему всегда казалось, что его никогда не было. Самое раннее воспоминание, которое он хранил относилось к давним временам, но и в них он был весьма привлекательным, но уже взрослым, сложившимся мужчиной средних лет, с копной слегка вьющихся волос и ярко голубыми глазами, лишающими женщин покоя и заставляющими их еще нескоро забыть его взгляд.

   ***

   Двадцать лет назад на вокзал ровно к семи тридцати прибыл пыльный поезд с сорока тремя вагонами темно-зеленого цвета. Из вагона остановившегося дверьми прямо напротив мусорного бака и спящего около него служащего вокзала, вышла немного сгорбленная фигура, замотанная в длинный серый шарф и черное пальто. Это был Петр Бамбет, который уже полгода следуя голосам двигался через всю страну к тому месту, где смог бы обрести покой и заняться своими изысканиями. А интересы его были весьма специфичны и всякий, кто хоть как-то узнавал о них, старался держаться от Петра Бамбета подальше. Итак, проследовав к ближайшей автобусной остановке, Петюша уверенно взобрался в автобус под номером пять и усевшись поудобней в расшатанное кресло, стал ждать новых указаний. Но голоса молчали, поэтому Петенька решил сидеть здесь до тех пор, пока не случиться какое-нибудь знамение. Автобус медленно тронулся, выпустив клубы грязного черного дыма в морду уснувшего было в возле задних колес кота, который опрометью отскочил в сторону и испуганно зашипел. Прошло примерно полчаса езды и Петюша стал задремывать, подумывая о том, где можно было бы поесть, но тут автобус, не сбавляя скорости, со всего маху въехал в большую яму, из которой ему еще долго было не суждено выбраться. Петр встрепенулся, вытянул шею и понял, что это знак и пора выходить. Пассажиров было не много, но поднялась суматоха, достойная пятидесяти человек. Все галдели, ругались, топали ногами и стучали по окнам и дверям автобуса, требуя немедленно выпустить их и компенсировать потери. Водитель нажал кнопку и двери скрипя нехотя открылись, все вывались наружу словно ком и Петр Бамбет понял куда он попал.

   Ровно через пятьсот шагов он стоял на лестничной площадке и радостно тряс руку своему давнишнему другу детства, по паспорту: Даниилу Андреевичу Замкову. К этому времени Данил успел жениться, обзавестись тремя дочерьми и пожить почти двадцать лет в доме напротив стройки, по возрасту больше чем сам город. Поговаривали, что с этой строки город и начинался, что пришли якобы в девятнадцатом веке какие-то цыгане и решили здесь остаться, натаскали камней и начали возводить сразу семь домов, но потом что-то пошло не так и они сорвавшись с места оставили полу построенные дома, весьма страной формы и исчезли безвозвратно.

   Данил был очень рад встрече и с тех самых пор Петюшенька поселился у него в маленькой кладовке, которую раньше использовали как гардеробную. Супруга Данила Андреевича, Варвара Кузьминична, не выказала особого расположения гостю, но и не особо ворчала по этому поводу, так как Петр и в этом возрасте не растерял своего обаяния и жил очень тихо, крайне редко выходя из своего добровольного заточения. Данил же наоборот частенько захаживал к нему и подолгу засиживался у него и было лишь слышно как Петр Бамбет, что-то медленно рассказывает почти неслышным шепотом за плотно закрытыми дверьми.

   ***

   Я тоже хотел побывать на Горе. Нет, она не оказывала на меня того зовущего волнения, которое действовало на людей, мне просто было интересно побывать там до того как она рассыплется. А в том, что это произойдет я нисколько не сомневался, так как видел это совершенно отчетливо накануне ее возникновения. Неуклюже шли дни, торопя друг друга однообразием, а я все не решался отправиться в путь.

   После приезда в Катяринград, мне удалось устроиться в отдел кадров при одном большом заводе и довольно удачно исполнять свои обязанности, так что через год работы меня повысили до начальника. В моем подчинении одномоментно оказалось две женщины средних лет, выглядящих на удивление одинаково и бабонька, уже на пенсии, усердно обрабатывающая всю первичную документацию и заведующая архивом. Вот среди них я провел несметное количество дней и иногда мне казалось, что я так и окончу свои дни, зарывшись в кипу бумаг и под конец, полностью в них растворившись или стану одним из них – старым, потрепанным, испещренным мелким почерком листком формата А4, нет – форматом Е2Е4. Но так вышло, что в один из унылых осенних дней, я встретил Светлану, которая действительно осветила мою жизнь совершенно иным светом, родив трех девочек. Это единственные дети, которых я не боюсь, они действительно были для меня детьми, а не непредсказуемыми монстрами, которых я старательно запирал в своей голове, стараясь не смотреть на них, когда они бывали рядом и мне не было возможности уйти, убежать и скрыться навсегда, так чтобы ни один из них не смог до меня добраться. Дочерей мы назвали Первая, Вторая и Третья. Работу я к тому времени бросил и содержал семью за счет консультаций сотрудников одной частной организации, занимающейся продвижением на рынке программ по обучению. Брались они за различные сферы и соответственно в штате держали множество специалистов, и они надо сказать страдали от множества неврозов, которые были столь причудливы, что мне порой не хотелось от них избавлять своих пациентов. Слушая длинные монологи, я конструировал их поведение в определенные образы, которые в скором времени обрастали множеством нюансов и наконец превращались в отдельные существа, стоящие рядом со своими хозяевами. И теперь уже они со мной разговаривали и выдавали то, о чем молчали их соседи.

   Больше всего меня забавлял один чудик, порождение женщины, занимавшейся лингвистической обработкой материала, специальным образом подготавливавшей текст, так чтобы при его прочтении более полно складывался образ воспринимаемого. Так вот, ее монстр был в образе желтой собаки с человеческими ногами и очень странной мордой, которую сложно описать. Звали ее Радрига, она-то мне и заявила, что родила эту Гору. И что Гору эту так же зовут Радрига и что она не совсем Гора, вернее не Гора вовсе, а живой Холм из ее воспоминаний. А воспоминания у нее были не просто страшными, а просто потрясающими все человеческие основы. Радрига, разрешила мне сходить на Гору и остаться в живых. Чем я собственно не преминул воспользоваться. Собрав скромный обед, в тайне от супружницы и дочерей, рано утром я ступил на дорогу, ведущую к Радриге.

  Петр прожил, наверно около трех месяцев у Данилы и однажды при очередной вечерней встрече сообщил ему следующее:

  – Даня, я признателен очень, что вы приютили меня, но наверно пришло время рассказать тебе зачем я здесь... Видишь ли после того как мы выпустились из интерната, я оказался на улице без средств к существованию. Квартиру, которую мне выделили, каким-то чудодейственным образом у мня отобрали и выгнали вон. Я тогда совсем был слаб и плохо соображал что происходит и видимо что-то такое подписал... правда пенсию по инвалидности мне все таки удалось сохранить и, собственно, она была единственным моим источником дохода, который позволил мне жить. Я ушел в лес и там многое преобразилось с моим телом... Например я перестал болеть, совсем, ноги восстановились и стали намного сильнее, я перестал чувствовать холод, мог по несколько дней ничем не питаться и многое другое. Единственное что осталось как прежде, так это моя слепота, возникающая с наступлением сумерек. И вот когда я почти полностью приспособился к такой жизни, возник голос. Сначала я думал, что сошел с ума, но те немногие бездомные, с которыми я общался, тоже его довольно явственно слышали, но обращался он исключительно ко мне, полностью игнорируя всех тех, кто находился со мной рядом. Мы просто разговаривали на разные темы, как старые знакомые, на расспросы кто он, он не отвечал, а иногда и вовсе пропадал на несколько дней, а то и недель. Я тогда занимался исследованием Пустоты, вернее того, что находится между мыслями. Мне кажется, что это единственная важная задача, которой стоит заниматься в жизни. И надо сказать, что голос мне очень сильно помог продвинуться в этом исследовании. В лесу я прожил в общей сложности наверно около пяти лет, я обустроил небольшую нору, обложив ее камнями, углубив пол и расширив стены до приемлемых размеров, сделал систему по сбору дождевой воды и другие житейские приспособления, которые значительно упростили мою жизнь. Большую часть дня я сидел или лежал сосредоточившись на состоянии между мыслями, попадая туда я становился почти ничем. С одной стороны это было очень приятно, а с другой – сильно пугало. И вот только наличие этих чувств и было мной, моей личностью, а всего остального не было. Пропадала память или можно сказать наоборот, я начинал помнить все. И вот на излете этих пяти лет в лесу, я понял, что должен найти средство, чтобы все могли оказаться в этом состоянии. Мы с голосом долго говорили об этом, он полностью поддерживал меня в этом стремлении, вот только яростно настаивал, на том, чтобы после того как мы найдем это средство, сделать так чтобы все люди им воспользовались одновременно. В общем он и сейчас на этом настаивает.

  – Ты сейчас его тоже слышишь?

  – Нет после того как он привел меня к тебя, он исчез. Но слушай все по порядку. Ни я, ни голос не могли прийти к какому-то одному решению, и потому мы решили начать эксперименты. Для этого голос привел и внедрил меня в одно странное учреждение. Я просто слепо следовал его указаниям и скоро у меня появилось много денег, отдельная квартира и работа в этом институте. Чем занимались в институте было не понятно. На дверях скромно бледнела табличка: «НИИ РОСПОМДОК», но до сих пор не знаю что это значило. Там была обширная библиотека, в которой я пропадал весь рабочий день, изучая все, что относилось к нашему вопросу. Мне почему-то выделили отдельный кабинет, где мы и начали свои жуткие эксперименты... я рассказывал некоторым моим знакомым о них после этого все от меня отвернулись... надеюсь ты поймешь меня...

  – Петя, не пугай меня... что ты натворил?

  – ... мы размышляли так: существуют различные процессы и на первый взгляд кажется что один постепенно перетекает в другой, но на самом деле это не так, потому что смысл одного процесса может сильно отличаться от следующего за ним, а значит есть пространство где один смысл меняется на другой, а значит, что существует так называемое пространство без смыслов. Вот его-то мы хотели найти. Способы были опробованы разные...впрочем я лучше потом о них расскажу. Мы начали с тибетской книги мертвых, там достаточно точно описывается пустота. Голос увещевал меня найти добровольно согласившегося для проведения обряда, в результате которого мы попытались бы собрать эту субстанцию. Несколько месяцев проведя за книгами мы пришли к выводу что существует некая личная Пустота каждого человека, которые в совокупности своей складываются в общую тотальную Пустоту. Голос говорил мне, что Пустота – это то, что связывает между собой элементы материи и одновременно порождает эти элементы и с другой стороны сами элементы порождают Пустоту, из которой сами же и выходят. Это как вопрос о первичности курицы или яйца, понимаешь?

  Я утвердительно кивнул головой и Петя немного помолчав, продолжил: Голос говорил, что творение частиц это своего рода остановка Пустоты, из которой начинают вываливаться и само усложняться элементы материи. Голос был со мной полностью откровенен и когда я спросил его прямо зачем ему это все, он ответил, что хочет сделать глоток этой Пустоты, чтобы закончить свое развитие. Еще он поведал мне, что раньше был один из первых алхимиков, который добился правильного окончания Великого Делания. Вот как он говорил: ...большинство алхимиков моего времени заблуждалось в том, что существует только три стадии в процессе. Их на самом деле четыре. Если внимательно посмотреть то все на свете имеет четверичное деление. Например: рождение, жизнь, смерть и четвертое то, что лежит между смертью и новым рождением. В последней жизни мне удалось закончить стадию Рубедо, теперь осталась четвертая стадия Виридис. У меня в то время были последователи, но они исказили мои убеждения и сделали Рубедо четвертой заключительной стадией, а третью сделали – Цитринитас. Поэтому мне пришлось уйти от них и в одиночку заниматься истинной Алхимией....

  На мой вопрос, что должно произойти после четвертого этапа , он ничего не ответил, но видимо это и был ответ.

   Я появился на Горе в полдень, точнее будет сказать не появился а проявился, так как переступив через так называемые в народе Зеленые врата, которые были единственным самым удобным входом на дорогу, ведущую к подножью и представляли собой два могучих вечно зеленых дерева, непонятной породы, сцепившихся меж собой концами своих крон. Слева и справа от них расстилался непролазный колючий, густой лес, пугающий не только своим видом, но и звуками и тонкими дурманными запахами. Сделав шаг через этот естественный порог между мирами, я почувствовал, буквально физически, как исчез в одном месте и появился в другом. Идти оказалось не долго, через минут двадцать ходьбы по пыльной дороге, я был на первом уступе Горы. И тут произошло то, что наверно и заставило меня все это написать... Не знаю как даже это описать... Я потерялся, Гора уже представляла собой гигантский прозрачный кристалл, бледно светящийся изнутри каким-то туманно желто-зеленым светом, освещающим небо. Та растительность, которая раньше покрывала Гору, на деле оказалась множеством диких существ, невообразимых форм и размеров, они как бы перетекали один из другого, медленно передвигались, чесались, спаривались, что-то неторопливо ели, рожали себе подобных, тут же кормили их, умирали, распадались и вновь возрождались из своих останков. Все это было и отвратительным и завораживающим одновременно.

   Неведомая сила, соединившись с внезапно возникшем во мне желанием попасть на вершину, быстро повлекли меня на верх. Я едва успевал смотреть по сторонам и запоминать происходящее. Запинаясь и часто падая, я увидел, как Гора в нескольких местах расходилась большими воронками и от туда вместе со светом вырывались невообразимые птицы с лицами похожими на людские, имеющие такие же как и у нас конечности. Они садились на самые большие осколки, казавшиеся мне очень острыми и начинали петь. Их рулады сливались в упоительный шум, овладевающий всем моим существом и если бы не эта незримая сила, тащившая меня вверх, то я наверняка бы остался внимать этим песням и сгинул бы с улыбкой на опустошенном от безумия лице.

   Наконец, когда все осталось позади, вершина предстала в виде правильной усеченной четырехгранной пирамиды, возвышающейся так высоко, что я сразу же оставил мысль о том, чтобы взобраться на самый верх. Но мой друг или мой враг – это злое или доброе намеренье, Сила, стоящая вне меня и во мне, потянула меня вперед и не веря самому себе, я пошел, под углом, при котором не возможно даже стоять. С каждым шагом тело становилось легче и прозрачней. Мне стало казаться, что оно состоит из того же кварца, что и Гора. Взобравшись на самый верх, я стал не достающей частью усеченной пирамиды, замерев, и обретя четыре грани все соединилось и больше не стало вопросов, желаний, чувств и прочего, что сопровождало мою жизнь.

   Когда сознание перестало разглядывать чужие мысли, я очнулся в постели, в промокшей от моего пота бельем, подле сидел Петя и смотрел на меня жалостливыми глазами.

  – Петя, что все это значит?

  – Даня, все закончилось...

  – Объясни, я ничего не помню...

  И тогда Петенька, рассказал мне все выше написанное. Я оказался тем добровольцем, который согласился на их эксперимент. Выслушав это я долго молчал, а потом спросил:

  -Петюшенка, а кто я? Кто я Петенька скажи мне пожалуйста иначе меня сейчас просто разорвет на части если я не узнаю.

  – ... Даня, ты, ты – великан, ты великан, который потерялся. Ты совершенно один, у тебя нет ни жены , ни дочерей, даже меня у тебя нет. Твое прошлое украдено тобой у одного бедняги, которого ты случайно встретил, когда шатался около Горы.