Текст книги "Рейтар"

Автор книги: Андрей Круз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Я быстро расстрелял все пять патронов, втолкнул новую обойму, толчком закрыл затвор. Вот какой-то охранник пытается командовать, навести порядок… Прицелился, потянул скользкий крючок спуска. Удар, толчок, убитый завалился вперед, вывалившись из седла и запутавшись ногой в стремени, испуганная лошадь понесла его в поле.

Выбора у людей на дороге не было. Все старшие были выбиты, большинство охранников тоже валялись на дороге в лужах крови. Лишь несколько уцелевших, понимая, что шанс у них всего один, в карьер понеслись к мосту.

– Этих пропустить! – заорал я.

Стрельба продолжалась, еще двое из скачущих выпали из седел, но четверка всадников, обезумевших от страха, пронеслась по мосту, оказавшись на другой стороне реки. Я выбежал из домика, присел на колено у ограды, целясь им вслед. Ничего, даже если трое доскачут, цель достигнута, не надо создавать у них мнение что их специально выпустили.

Я прицелился в спину высокому худому всаднику, прямо в перекрестие ремней, выстрелил. Он дернулся и выпал из седла, заваливаясь назад, кубарем покатился по дороге. Остальные неслись дальше, нахлестывая лошадей плетьми, сопровождаемые облачками пыли, выбиваемыми пулями из земли.

А между тем приближался взвод Дария, а следом за ним наши коноводы. Валашцы проскакали по мосту, продолжая преследование, а вольные, подчиняясь моей команде, вскакивали в седла и строились в боевой порядок.

– Взвод, в колонну по два! В галоп, за мной, марш!

Лошади устать не успели, взялись легко, понеслись за скачущим впереди валашским взводом. Преследуемые оторвались довольно далеко, шагов на четыреста от людей Дария, а те догнать и не пытались, нам надо лишь преследование обозначить, если на другом краю долины у противника заслоны есть. Взводы идут дружно, наш понемногу догоняет передовой, выстраивает уставной интервал. Вот уже мы их пыль глотать начали, она перед нами облаком висит, садится на потные лица, на мундиры, на лошадей.

Трое преследуемых скрылись из виду, прикрытые сосняком, растущим по пологому хребту. И в ту же минуту за деревьями сверкнули вспышки, пыхнуло жидкими облачками дыма. Кто-то из валашцев упал с лошади, замер недвижимо на земле, взвод же, подчиняясь команде, развернулся в линию. Затоптались неуверенно валашцы, начали стрельбу с седел по укрытому за деревьями противнику. Оттуда отвечали огнем, но потерь не было – слишком рано те открыли стрельбу, надо было ближе подпускать, чего мы и боялись на самом деле.

– Взвод, спешиться! Коноводам отвести лошадей! В цепь рассыпаться!

Вот так, испугались мы, пусть так и думают. Коноводы погнали лошадей назад, взвод, вытянувшись редкой цепью, залег, втягиваясь в перестрелку, валашский взвод поступил точно так же. Все слабее и слабее огонь противника из-за деревьев, с нами воюет уже жидкий заслон, прикрывающий отход своих и тоже готовый удариться в бегство в любую минуту. Они нас рассмотрели, они видели валашских драгун, видели, как те расстреляли их товарищей, как перебили владетелей, как осквернили монастырь. Все они видели и все расскажут как надо.

17

Сбор был объявлен в монастыре. Оба взвода, так и не снимая валашских драгунских мундиров, чистили, расседлав, лошадей, поили их из ведер тепловатой, но прозрачной и чистой речной водой.

Братьев никто из трапезной до сих пор не выпустил, а в караул к ним поставили по моему приказу валашцев, чтобы лишние сомнения у них развеять, кто на них напал и кто превратил монастырь в казарму и конюшню.

Большинство вольных были мрачны, такая победа никого особо не вдохновляла, взяли противника скорее даже подлостью, чем хитростью, и гордиться особо было нечем. У меня тоже на душе птицы не пели, но и горевать по убитым я не горевал. Война идет, и крови еще будет. Реки крови, а это так, первые ее капли пролиты. И буду я делать то, что взялся делать, или не буду – ничего уже не изменить. Война назрела как нарыв, и прорваться он может в любую минуту.

Ждали Хорга с остальной частью отряда. Какое у них было дело – нам не докладывали, но думаю, что они тоже подбросили соломы в костер разгорающейся войны. Недаром одеты они были на манер горских иррегуляров на валашской службе – в длинные, до колен, шерстяные накидки, подпоясанные ремнями и портупеями, и в серые с синей каймой шемахи. Ни дать ни взять – «дикие полки», как звали местные не слишком дисциплинированных и при этом злобных и жестоких горцев.

С двумя взводами Хорга прискакал и Злой, в валашском мундире, раненный в руку, которая была небрежно замотана промокшей от крови тряпицей. А за отрядом Хорга Сухорукого двигалось не меньше двух сотен всадников под командой того самого коренастого с резаным горлом, которого мы видели вместе с владетелем Бри в палатке у Хорга. И были эти всадники явно из тех, что могут воевать по-настоящему, как и обещал «резаный».

С этим отрядом прибыл и сам белобрысый владетель Бри Блеклый, окруженный добрым десятком самых настоящих головорезов.

– Строй своих людей! – скомандовал Хорг «резаному», которого, как выяснилось, звали Сергом, и был он в прошлом сотником в армии какого-то северного княжества и дело свое знал. – Командиры взводов – ко мне!

Три сотни, уже серьезная сила. Без обоза, то есть еще и подвижная. Запас самого необходимого везли во вьюках, нагруженных на мулов, которыми обеспечили отряд местные владетели. И дела наши явно пока не закончены, Хорг собирается приказы раздать, кому и что делать полагается.

– Мастера взводные! – обратился он к нашей короткой шеренге. – Пока все идет по плану, но дела наши пока не закончены. Цель операции – захват Речного форта вместе со всей артиллерией. Сумеем – мы молодцы, барон Верген нам этого не забудет. Не сумеем – болваны мы, способные только коров за дойки дергать, а в строю нам делать нечего. Сумеем?

– Должны суметь, – ответил из строя Дарий.

– Вот именно что должны, – уже спокойно сказал Хорг. – А куда нам деваться? Перекроем реку и возьмем пушки – успех всей свиррской кампании обеспечен. Мы действуем быстро, вести до форта дойти пока не должны. Остальные люди Серга перекрывают дороги дальше, чтобы от «каплунов», от тех, что еще уцелели, ни одна весточка до Речного не дошла. А нам надо опередить всех гонцов, быстрым маршем достигнуть форта и захватить как минимум воротный бастион и первую батарею.

Он развернул карту и жестом пригласил всех собраться вокруг.

– Вот здесь, – ткнул он сухой рукой в рисунок. – Если эту батарею берем, то с нее можем держать под обстрелом две другие, вот эту и эту, вторую и третью. А воротный бастион полностью перекрывает вид на дорогу. К нам подойдет батальон пехоты и два эскадрона кавалерии из армии барона. До их подхода захваченное следует удерживать любой ценой. Вопросы есть?

Вопросы были, но немного. Затем все разбежались по взводам, последовала команда строиться. Сотни покидали монастырь, загаженный конским навозом, с вытоптанными и съеденными цветами. Колонна строилась на дороге, и уже сидя во главе своего взвода на Кузнеце, я обратил внимание на владетеля Бри, так и оставшегося возле трапезной. Он явно ждал нашего ухода, и зачем ему это было нужно – и гадать не следовало. Все было написано у него на лице. Он все же решил получить монастырскую землю и посадить здесь оливки. И способ для этого он знал всего один, недаром пальцы его затянутой в замшевую перчатку руки теребили рукоять висевшего на поясе кинжала.

Когда колонна втянулась в поворот дороги, я оглянулся на монастырь и увидел, как Бри во главе своих бандитов вошел в распахнутую дверь трапезной.

– Пусть река принесет тебя в хороший мир, святой брат, – сказал я негромко, адресуясь к настоятелю.

Может, и правы они, и жизней у нас множество. Жаль, не узнал я, кто идет к моей семье, ждущей меня на берегу. Не сказал настоятель.

18

От монастыря до Речного форта было около ста верст по дороге. Дважды мы натыкались на валашские заставы и вырезали их без всяких проблем – никто не был упрежден о том, что началась война, врагов здесь не ждали. Сотня Хорга оторвалась от местного ополчения, захватывала мосты, расчищала дорогу перед всем отрядом.

Крестьяне норовили убраться с дороги перед нами как можно быстрее и дальше, прекрасно понимая, что трудящемуся человеку от солдат хорошего ждать нечего. На второй день настигли неспешно двигавшиеся телеги «клопов» – как называли за темно-красные мундиры и страсть к кровопийству валашских сборщиков налогов. Охранялся обоз взводом драгун, которые не успели сделать ни единого выстрела, разве что только высказали удивление тем, что мундиры на нас знакомые, а вот лица не очень, хотя вроде бы из одного полка.

Мытарей Хорг распорядился повесить на деревьях у дороги, исключительно зарабатывая репутацию благодетеля у местного населения, и в этом угадал. Едва его горцы подтянули повыше хрипящих и задыхающихся сборщиков налогов, откуда-то сразу набежала ликующая толпа крестьян, которые взялись глумиться над висящими на веревках трупами. Они орали, колотили их палками, взрослые и дети, мужчины и женщины, а какой-то особо лихой мальчишка раскачивался на одном из висящих «клопов» как на качелях, вцепившись тому в голые колени – сапоги и портки с него кто-то успел снять, – и пел во все горло что-то неразборчивое. И наши валашские мундиры крестьян в смущение не привели, так глубоко задумываться они, похоже, не умели.

Я подумал о том, что вскоре мытарей Орбеля сменят мытари Дикого Барона, и кто знает, что было лучше для этих крестьян. По крайней мере, при валашской власти войны не было, а теперь она грядет как туча грозовая, и первый ее признак для крестьянина – начнут драть три шкуры, потому что войну кормят деньги. Но пока пусть радуются, прямо как дети у Дерева Урожая на летней ярмарке.

После казни рядом со мной оказался Злой, веселый и довольный. Не ожидая вопросов, сказал:

– Люблю, когда война так идет, как сейчас. Войско Дикого уже границу перешло, основные силы к северу идут, скоро перевалы перекроют, а валашцы даже заметить не успели, что война началась.

– А что с фортом этим не так, что так его срочно брать надо? – спросил я у своего, по обыкновению, всезнающего спутника.

– А ты карту большую смотрел?

– Не довелось, – честно ответил я.

– Смотрел бы – не спрашивал, – сказал тот. – Восточная граница Свирре идет по реке, так? А дальше по той же реке граница между Валашем и Риссом. И по этой же реке связь Рисса с Союзом городов, так?

– Ну… так, да, – кивнул я.

– А форт Речной прямо на мысу стоит, всю реку под контролем держит. Кто им владеет, тот все сообщение контролирует, Риссу сейчас приходится товар из городов сухим путем возить, в обход. А тут война на носу.

Я вспомнил карту, как там границы стыкуются. Получается, что если Свирре у Дикого Барона будет, то верст сто общей границы с Рисским княжеством получится. И товар рекой из городов побережья действительно в Рисс пойдет беспрепятственно.

– Там три батареи, – продолжал Злой. – Могут и по реке бить, и по суше. Прикрыты бастионами, из каждого чуть не рота стрелять может, в центре – цитадель. Крепость сильная, строилась долго, если штурмовать, то много крови прольешь и времени потеряешь, а терять его нельзя. Одна надежда, что вот так, наскоком получится, пока враг сонный и глаз не продрал.

Я лишь кивнул, с этим я был полностью согласен. Преимущество в неожиданности надо использовать полностью, как трубку докурить до последних крошек табака. Дурак тот, кто так не сделает.

– А потом?

– А потом – увидишь, – засмеялся Злой. – Будем ждать Круглого, он все скажет. Великие дела тебя ждут, взводный. Ну и меня, не без того.

Ночь простояли биваком, дали отдых лошадям и людям, уставшим от долгого трудного марша. До форта оставалось всего ничего, несколько верст. Дорогу перекрыли секретами и заставами, не давая даже мухе просочиться в сторону противника, не дать предупредить.

С первыми лучами рассвета все были в седлах. Хорг снова собрал взводных, каждому еще раз довел задачу, раздал перерисованные листы карты, где помечен был путь каждого взвода. Затем сотня пошла к форту.

Застава у ворот служила еще как в мирное время. Вроде и служба неслась исправно, вроде и бдительные, но стрелять сразу в своих не стали, как мы и рассчитывали, первым запуская взвод валашцев. Дарий завязал разговор, ругаясь и грозя нерасторопным всякими карами, те же под напором незнакомого командира в форме знакомого полка совсем растерялись, подались назад. Храпящие лошади теснили караул грудью, на солдат наседали со всех сторон, наши два «драгунских» взвода толпились у перекрытых шлагбаумом ворот, сзади наваливались ругающиеся горцы. Прибежал начальник караула в чине сержанта, начал что-то выяснять… и тут разом взметнулось несколько шашек, даже крикнуть никто не успел. И вся сотня в конном строю рванула в ворота, как река, прорвавшая слабую плотину. Быстрее, быстрее, пока личный состав неприятеля еще в казарме, неодетый и неготовый, не занял позиции для обороны.

Еще не командовали в гарнизоне подъем, бодрствовал лишь караул на бастионах и батареях. Часовые, увидев ворвавшуюся в форт массу конных в своей форме, растерялись, тревогу никто пока не поднимал. Мой взвод скакал по брусчатке в сторону первой батареи, со стен которой на нас таращился часовой с винтовкой на плече, с примкнутым штыком. Я видел, как нервно теребит он ремень своего оружия, чувствуя угрозу, но не в силах взять на себя ответственность за первый выстрел. Когда он все же решился, я был от него шагах в пятидесяти. Он рванул винтовку с плеча, а я выстрелил в него из длинного револьвера.

Пуля попала ему в голову, свалив на месте, но первый выстрел был сделан. И сразу где-то заорал сигнальный горн: «Тревога! Тревога! Враги, враги, враги!». Хлопнул еще выстрел, еще один, но было уже поздно. Валашские дезертиры Дария карабкались по лестнице на вторую батарею, вольные, тоже спешившись, бежали по пологому пандусу на укрепление, горцы Хорга уже ворвались в воротный бастион, и там начиналась приглушенная стенами стрельба. Все, вошли!

Коноводы уводили коней в ворота, чтобы сохранить их в отдалении от боя, в тесноте форта кавалерия больше ничего полезного совершить не могла. Спасибо лошадям, что успели донести нас до батарей до того, как неприятель поднял тревогу.

Я бежал первым, держа револьвер двумя руками, готовый выстрелить во все, что покажется из-за поворота. Вот батарейная площадка, вот четыре шестифунтовые пушки, каждая за круглым каменным бруствером, укрывающим ее до самого ствола. Вот второй часовой, присевший за пушкой и вскинувший винтовку.

Грохнул выстрел, пуля с визгом отрикошетила от гранитной стены у меня за спиной. Захлопали разом несколько револьверов, часовой осел, выронив оружие.

– Вперед! Никого не щадить! – заорал я.

Вот он, первый бой с настоящим врагом. То, к чему я шел и к чему стремился. Передо мной не монахи и не какие-то не желающие воевать землевладельцы, передо мной самый настоящий враг, в мундирах армии валашского князя Орбеля Второго, ни дна ему, ни покрышки.

Вот вход на батарею, вот снарядный погреб, узкая лестница, уходящая в каменный подвал.

– Ниган, к стенам, прикрывай! – командовал я, размахивая револьвером. – Бролт, вскрыть снарядный погреб! И найти вход в потерну, она здесь наверняка есть!

– Так, мастер взводный! – откликнулись десятники.

Десяток Нигана занимал позицию вдоль стены, выкладывая карабины на каменный парапет, такой широкий, что должен был выдержать, наверное, и удар снаряда из осадной пушки. Хлопали выстрелы со стороны казарм, пули с громкими щелчками били по камню, но нанести вред нам пока не получалось. Появилось время оглядеться.

Батарея была построена умно, так, чтобы можно было использовать полевые пушки на колесах, причем стрелять они могли во все стороны, и по реке, и по подступам к форту с суши. От штурма батарею прикрывали бастионы со стрелковыми ячейками и картечницами, по одной на каждое укрепление. Но в главном Хорг был прав, когда планировал, – каждая из батарей могла простреливаться прямой наводкой с любой из двух других. И сейчас надо во что бы то ни стало добыть из погреба снаряды, до того, как противник на третьей батарее успеет сделать это до нас.

– Ниган, не давайте никому даже подойти к пушкам, понятно? – присел я рядом с десятником. – Бейте по всему, что шевельнется, если они успеют зарядиться раньше нас – нам хана.

– А эти, на второй батарее, что удумали? – спросил он. – Там долго не продержишься и подкрепления туда не перекинешь.

– Они пушки взорвут и отойдут к нам, – ответил я. – Насчет того, что держаться там не выйдет, ты прав. Там все простреливается со всех сторон, сомнут их.

Солдату вскочить по тревоге много времени не надо, из казарм на противоположной стороне форта начали выбегать люди, кто одетый по форме, а кто и наполовину в нижнем белье, разве что вооруженный. Люди десятка Нигана открыли частый огонь, трое или четверо упали, остальные бросились кто куда, кто обратно в двери, а кто и к бастионам. Пока единого командования у противника заметно не было, ну да это дело времени. Их в форте чуть не батальон, а нас всего сотня, и еще две сотни ополчения Серга подойдут часа через два, не раньше. А не удержим позицию, так и не подойдут вовсе.

Рванул недалекий взрыв, послышались ликующие крики людей из второго взвода – дверь в снарядный погреб прошли. Я лишь крикнул, напоминая:

– Потерну ищите! Иначе по ней прямо сюда пройдут – и все, тут нам и конец! Ищите, носом землю ройте!

Крепость здесь старая, построенная добротно. Бастионы и батареи соединены траншеями, отделанными камнем, но этого недостаточно, наверняка должны быть подземные ходы, по-другому такие сооружения и не строились, не бывает так. За многие годы здесь можно было такого накопать – сам не поверишь. Точно есть потерна, не может ее не быть.

У стены третьей батареи начали собираться люди и явно не просто так. Тщательно прицеливаясь, я раза четыре выстрелил в них из карабина, вроде даже в кого-то попал, затем оглянулся. Снаряды уже несли из погреба, и сам Бролт сидел на корточках за пушкой, наводя ее прямо через ствол, расстояние тут было рукой подать. Панорам и прицелов не было, их командиры орудий с собой в казарму уносили, на всякий случай, но нам они на такой дистанции боя и не нужны, тут плевком достать можно.

Четыре взрыва, один за другим, рванули на второй батарее. Поднялись облака серого дыма, полностью закрывшие обзор на батарею, вверх полетели колеса лафетов и какие-то железяки. Подрывных зарядов люди Дария не пожалели, заложили от всей души.

– Прикрывай их! – закричал я, прикладываясь к винтовке.

От второй батареи к нашей изо всех сил бежали люди, им вслед стреляли. Один упал, заскользив по брусчатке, затем еще один свалился, уже почти у самой стены укрепления. Затопали сапоги по каменному пандусу, на батарею забежал сам Дарий, запыхавшийся до хрипа, пыльный и грязный, с каким-то сумасшедшим и одновременно довольным лицом.

– Видал? – крикнул он мне. – Все четыре в щепки! Теперь ты здесь не напортачь.

– Занять оборону! – скомандовал я ему, и Дарий, обернувшись к своим, повторил приказ.

Те сноровисто разобрались по позициям вдоль парапета, огонь с нашей стороны усилился, заставив мелкие группы противника, уже двигающиеся вдоль стен в нашу сторону, искать себе укрытие. Но, похоже, враг приходит в себя, скоро валашцы соберутся с силами и начнут атаковать. И вот тогда станет жарко.

На третьей батарее началось какое-то движение, мы снова перенесли ружейный огонь туда. Хорошо, что мы находились немного выше, с нашей позиции простреливалось все пространство батареи почти что насквозь, а вот по нас бить было сложнее. Зато нас уже начали доставать огнем из казармы и боковых бойниц одного из бастионов, а вот это было намного хуже.

– Внимание! Огонь! – послышался крик Бролта, и стоящая почти что у меня за спиной пушка ахнула первым выстрелом.

Пахнуло дымом и жаром, ударило по ушам кувалдой. Чугунная граната весом в четырнадцать фунтов угодила в самый центр лафета ближайшей к нам пушки на третьей батарее, разнеся его вдребезги и вырвав ствол. Тот закрутился, как брошенная городошником бита, пролетел по батарее, снеся пробегавшего солдата, убив его на месте, и врезался в гранитную стену, выбив огромный пучок искр. Расчет нашего орудия радостно заорал, кто-то свистнул в два пальца.

Стрельба усилилась, били уже со всех сторон. Упал кто-то из валашцев с залитым кровью лицом, выронив карабин, свалился вольный возле пушки, схватившись за живот. Сквозь словно ватой забитые после пушечного выстрела уши я услышал, как снова жадно лязгнул затвор орудия. На этот раз я успел уши заткнуть, пригнувшись за парапетом, и ощутил выстрел больше всем телом, чем слухом. Снова ударило жаром, и вторая пушка на вражеской батарее разлетелась на части. С четырехсот шагов примерно, сколько было до третьей батареи от нас, промахнуться и без прицела почти невозможно.

Кто-то постучал мне по плечу, я обернулся – Барат.

– Мастер взводный, там снизу ход нашли!

– Ниган! – крикнул я десятнику. – Дай четверых вниз, потерну перекрыть! Барат, веди!

– А кто тут останется? – растерялся десятник.

– Валашцы и остаток твоих! А потом от пушки люди вернутся!

У пушки становилось все жарче, пули щелкали по камню, выбивая искры и облачка пыли. Противник определился, наконец, откуда исходит основная угроза, и делал все, чтобы не дать нам разнести оставшуюся в его руках батарею. Прямо перед моими глазами рыжебородый Балк упал, схватившись за шею. Сам Бролт был ранен в ногу, штанина уже пропиталась кровью, но он продолжал вертеть маховичок пушки, сдвигая ее ствол на следующую цель.

– Снаряд!

Батарею противника мы снесли всю, подчистую. Это стоило нам десятка людей, из валашского взвода и вольных, поровну из каждого. Валашцы были лучше укрыты за парапетом и поначалу несли меньше потерь, но ровно в тот миг, когда уже дважды раненный Бролт снес последнее орудие, раздался свист и прямо на батарее разорвались две осколочные бомбы, окутав всех вонючим дымом и сыпанув железной сечкой осколков по людям. Еще две рванули дальше, за стеной, не причинив вреда.

– Бомбометы в цитадели! – отчаянно закричал Дарий, зажимая ладонью обильно сочащуюся кровью рану на плече. – Разведка, мать ее к демонам, прохлопала!

Это верно, про бомбометы ни Хорг, ни Злой ни слова не сказали. А те, по всему судя, стояли во дворе цитадели и спокойно выпускали в воздух оперенные бомбы весом в половину пуда и способные лететь почти на две тысячи шагов. И укрыться на плоской площадке батареи от них было негде, падали они прямо сверху.

– Надо рвать пушки и отходить к бастиону! – крикнул мне Дарий. – Долго здесь не продержимся, бомбами всех выбьют!

Тут он был прав, отбиваться под обстрелом что из винтовок, что даже из пушек – никакой пользы. Жизни нам минуты останутся, головы не поднять, а вскоре сюда и валашская пехота штурмом войдет, и противопоставить ей нечего. Снизу войдет, подземным ходом, и заберет батарею обратно. И самая большая проблема – неприятель у нас инициативу заберет, а при таком его большом численном перевесе это, считай, верная его победа. Так мы и ополченческого подкрепления не дождемся, не то что солдат Дикого Барона. Да и еще такое дело – не добежим мы со всеми ранеными до бастиона, там пространство простреливается, всех положат.

Взгляд мой упал на узкую лестницу, ведущую в снарядный погреб. Если там несколько человек посадить, то они сумеют от целой роты отбиваться, и бомбе туда точно не залететь, вход хитрый и на такое рассчитан. И там же, дальше, вход в подземную потерну. А подступы к батарее неплохо из бастиона прикрыты, и там уже успели подтащить к бойнице и привести в действие картечницу, которая гулко грохотала, выпускала целые клубы сизого дыма и поливала территорию форта тяжелыми пулями. Да и сама батарея сверху хорошо простреливается, не получится у защитников форта там свободно разгуливать.

Нет, пушки мы портить не будем, может, еще и пригодятся.

– За мной! – закричал я. – Раненых не оставлять, все вниз! Дарий, веди своих!

Валашец недаром числился ветераном, лишних вопросов задавать не стал, а сразу взялся раздавать приказы зычным, как труба, голосом. Еще одна бомба разорвалась на батарее, задев осколками кого-то из валашцев, но не тяжело. Все дружно рванули к лестнице, таща на себе раненых, спустились вниз, даже не толкаясь.

Внизу было прохладно и просторно. Снарядный погреб был закрыт от всех случайных бед, перед ним была немалого размера комната, в которой легко уместились остатки наших двух взводов. Даже стрельба доносилась сюда приглушенно, и взрыв очередной бомбы на батарее уже не ударил по ушам кузнечным молотом.

В стенах было несколько малых бойниц, сделанных даже не для обороны, а для того, чтобы часовой у снарядного погреба мог выглядывать и чтобы внутрь свет попадал. Но расположены они были правильно, смотрели на казарму с цитаделью. Я выглянул в одну, приложившись к карабину, выцелил и свалил валашского солдата, стрелявшего по нас с колена, а затем сам укрылся от нескольких пуль, защелкавших вокруг окошка. Но это ничего, воевать отсюда можно, так что батарею пока бросать не будем.

Раненых разместили у дальней стены, ими сразу занялись взводные лекари. Если их считать, то нас почти ополовинили, а бой только начался. Несколько человек взяли на прицел лестницу, встав на колено и укрывшись за массивными колоннами, поддерживающими тяжелый свод. Остальные пристроились у бойниц, выглядывая и постреливая, стараясь при этом экономить патроны. Сколько нам здесь сидеть – никто не знает.

– Дарий, на тебе спуск в погреба, – сказал я валашскому взводному. – Чтобы ни одна тварь не то что спуститься, но даже ступить на лестницу не могла. А я со своими в потерну сунусь, попытаюсь дальше пройти.

– А смысл?

– А запутать врага хотя бы, – сказал я, отдуваясь. – Пусть думает, что мы штурм готовим или мину закладываем. Нам бы время выиграть. И батарею надо удерживать любым путем. Эй, факелы не потеряли? – крикнул я своим.

Факелы нашлись. Немного, но были, их всегда с собой возили во вьюках, кто знает, куда придется лезть. Нашлись и две шахтерские масляные лампы, висящие на крючках возле распахнутой двери, ведущей в подземный ход. Отобрав десяток человек, повел их вниз, туда, откуда тянуло сыростью и холодом.

Потерна была не слишком глубокая, куда мельче, чем показалось сначала. У самого входа в нее я долго сидел, прислушиваясь, но ничего подозрительного не услышал, никто не пытался атаковать нас из-под земли. Оно и понятно, у противника ума вполне хватило сообразить, что уж если мы батарею захватили, то и выход из патерны перекроем наверняка. Интересно, а что они думают по поводу того, что к ним может кто-то наведаться? А вот и проверим.

Так, она в две стороны ведет… Если налево, то это куда? Не к воротному ли бастиону? А ведь наверняка. И тогда это хорошо, у нас связь между отрядами есть, а в воротном бастионе по плану караулка была и при ней арсенал, откуда патронами пополниться можно.

– Вилан! – окликнул я одного бойца. – По коридору до конца иди, глянь, куда ведет. Если не дальше чем в трех сотнях шагов подъем наверх будет – наверняка к нашим выйдешь. Связь установи. Если ход заметно дальше ведет – возвращайся, не рискуй, понял?

– Так, мастер взводный, – ответил тот и, получив от меня один масляный фонарь, убежал по коридору.

Так, а нам направо, там уже наших точно нет. Послать кого-то вперед себя совести не хватило, так первым и пошел, в одной руке фонарь, толком ни черта не освещающий, в другой револьвер наготове. Остальные шли за мной гуськом, факелы пока не зажигали. Пройдя шагов двадцать, обнаружили, что в потерне есть свет. Тусклый и слабый, но достаточный для того, чтобы идти по ней не спотыкаясь, без всяких фонарей, по которым так хорошо целиться из засады. Приглядевшись, обнаружили световые колодцы, закрытые сверху решетками. Широкие колодцы, человек протиснется. И уже при их свете разглядели подземный ход – под ногами здесь сток широкий и воняет здорово, грязью и гнильем всяким. Вот теперь понятно, что тут к чему, подземные ходы по канализации идут, по которой в иное время дождевая вода в реку стекает.

Одна проблема – решетки лежат высоко, и никаких ступенек туда не предусмотрено. А так… так они через каждые шагов пятьдесят, и это может быть слабым местом суматошно мечущегося противника. Надо только придумать, как в это слабое место ударить.

– Ниган, сколько до казармы от батареи было?

– Шагов триста, триста пятьдесят, может быть, – ответил десятник, почесав в бороде.

– А мы от спуска… шагов пятьдесят прошли, – прикинул я. – Значит, так: тихо идем вперед, отсчитываем решетки. Нам надо найти самую ближнюю к казармам, а еще лучше – уже за казармой, если ход туда идет. Неплохо бы к цитадели, но туда просто так с улицы не забежишь, а в казарме двери нараспашку.

– Ага, понял, – кивнул тот, вытаскивая из кобуры револьвер, с которым в тоннеле куда удобней и проще поворачиваться, чем с карабином.

– Тогда тихо, ни звука, – скомандовал я.

Не шуметь было несложно, под ногами в канализации скопился многолетний слой песка и сухой грязи, поглощавший звук шагов лучше любого ковра. Казалось, что наше дыхание здесь самый громкий звук и эхо от него летит дальше по тоннелю, достигая слуха врага через все звуки боя.

Колодцы были частыми, через каждые пятьдесят шагов примерно. Спускались же в тоннель они под разными углами. Некоторые сверху, а некоторые под наклоном. Видать, так удобней было размещать их на улицах, в тех местах, куда в дожди стекала вода. Затем была развилка, заставившая ненадолго задуматься, но потом мы сообразили, что правый рукав ведет как раз к цитадели, а левый – то, что нам и нужно, путь к казарме.

На перекрестке я оставил двоих и приказал поднимать шум сразу, если кто-то придет со стороны цитадели. А мы вдвоем пошли дальше, отсчитывая колодцы.

Когда мы прошли пять колодцев, то на шестом услышали, что звук ружейной стрельбы стал заметно громче, от чего я заключил, что мы совсем рядом с казармой. Осталось только сообразить, в какое место выводит колодец. А то выбраться, может, и удастся, но только прямо под ружья валашских солдат. Надо нам такое?

Последний колодец был под наклоном, так что забраться в него можно было и без лестницы, разве что с трудом, и риск свалиться обратно был велик, как метод наступления такое не годилось.

– Еще пройдем, – шепнул я. – Это мы как раз перед казармой, а как там дальше?

Лестницу вверх мы нашли шагов через тридцать после того, как прошли колодец. Куда она ведет – и гадать не надо было, это был спуск в потерну из казармы. Долго прислушивались снова, но ничего подозрительного не обнаружили. Свет сверху не падал, массивная дверь выхода была, похоже, заперта. Шума с той стороны тоже никакого не доносилось, я поднялся прямо к ней и приложился ухом.