355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Круз » Те, кто выжил » Текст книги (страница 10)
Те, кто выжил
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:46

Текст книги "Те, кто выжил"


Автор книги: Андрей Круз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Разберись с ними! – крикнул Сэм и, схватив автомат, вдруг выскочил из кабины на дорогу.

Высунувшись уже по пояс в окно, я длинной, на весь остаток магазина, очередью перекрестил кабину внедорожника, в которой дергались и откуда пытались выскочить двое: я видел их белые, искаженные страхом лица в обрамлении коротких бород. Пули прошили ее тесное пространство, хлестнуло кровью, послышался короткий крик. Один из них смотрел на меня, выпучив глаза в ужасе и зажимая обеими руками рану на шее, из которой прямо сквозь пальцы брызгало ярко-красной кровью, второй же уткнулся окровавленной бритой головой ему в колени.

Второй магазин в горловину, большим пальцем с задержки, толчок, когда затворная рама донесла затвор до ствола и жестко впечатала его на место, зацепившись боевыми выступами.

«Скания» уже стояла, и из кузова свешивалось чье-то тело – я не понял, чье именно. Еще три фигуры, стреляя на ходу, я видел вспышки, разбегались от грузовика в стороны в поисках укрытия.

Сэм стоял на колене и бил короткими очередями по противнику. Гильзы барабанили в железный борт машины, отлетая от него яркими латунными вспышками. А еще в них стреляла Дрика – стреляла нелепо, без всякого укрытия, стоя прямо посреди дороги и неловко расставив тощие ноги в слишком массивных для них ботинках.

– Назад! – заорал я так, что в горло словно кипятку кто плеснул. – Назад, Дрика, дура тупая, назад! Уходим!

Она меня не слышала и продолжала стрелять. Я увидел какие-то темные фигурки на противоположном берегу канала, бегущие в нашу сторону, каких-то людей с оружием, выбегающих со стороны паромной пристани, и понял, что еще чуть-чуть – и нам конец.

Выпустив несколько очередей в сторону самых ближних, тех, что на дороге, я перескочил на место водителя, распахнул дверь, но больше ничего не успел предпринять – Сэм обернулся ко мне, закричал: «Прикрывай!» – затем швырнул банку дымовой гранаты вперед и побежал, тяжело топая ботинками по асфальту, к замершей столбом Дрике, даже не дав подняться завесе дыма.

Отбросив на сиденье свой автомат, я схватил М-16, поймал в кружок пип-сайта припавшую на колено темную фигуру, выстрелил. Фигура упала, а я палил во все, что мелькало впереди, чтобы заставить залечь, прижать к земле, дать Сэму завершить свой самоубийственный рывок.

Не знаю, крикнул ли он, или Дрика обернулась на шаги, но она чуть не выстрелила в него с перепугу, направив оружие. Но все же не выстрелила. Сэм схватил ее за запястье и потащил назад, стреляя из своего автомата с одной руки в белый свет как в копеечку. Пули выбивали искры из асфальта вокруг них, огонь вели уже со всех сторон. Мне хватило патронов в магазине всего на две короткие очереди в сторону противоположного берега, откуда нас давили огнем, а затем затвор вновь встал на задержку. Дым уже скрывал нас от «скании», но с другого берега обстрел все усиливался и усиливался.

Пока руки шарили по разгрузке, вылавливая оттуда очередную спарку магазинов, глаза перескочили на пулемет на вертлюге, который продолжал медленно покачиваться по другую сторону ветрового стекла, прямо у меня перед глазами. Но хрен там, не дотянуться уже, не успею. И угол оттуда будет…

Сэм с Дрикой бежали к «унимогу», схватившись за руки, Сэм уже не стрелял. Понимая, что я уже ничего не успеваю сделать, я просто опустошал магазин короткими частыми очередями, осознавая, что толку от этого моего огня уже никакого и только везение может нас спасти.

Первой споткнулась Дрика, когда до машины оставалось не больше десяти метров. Она вскрикнула, упала на колено, не отпуская руки Сэма, так, что тот развернулся по инерции. Вторая пуля ударила уже его, слегка толкнув назад. Он отступил, нога подогнулась, но он нашел в себе силы выпрямиться и потащил девушку дальше.

– Вы что, суки, делаете? – заорал я в отчаянии, продолжая стрелять. – Я же порву вас, твари, на фашистский крест порву, мать вашу!

Ощущение бессилия. Ничего невозможно сделать, вообще ничего. Вот они, мои единственные в этом умершем мире друзья, до них всего несколько шагов, рукой подать. Если бы я мог этой рукой подать и их прикрыть… а хрен там – не могу, не получается, невозможно.

Я орал от злости, от такой ярости, которая, казалось, могла разорвать на части меня и весь мир вокруг. Я увидел, как несколько пуль одновременно хлестнули в них обоих. Сэм дернулся и упал на колени, грузно, неуклюже, но на коленях устоял и даже толкнул Дрику дальше, в мою сторону. Она сделала пару быстрых неловких шагов, покачнулась…

Я когда-то успел выскочить из кабины, я так и не понял когда. Я вновь осознал себя в тот момент, когда ощутил в ладони тонкое запястье Дрики, когда понял, что волоку ее к машине и даже стреляю с одной руки из подхваченного в кабине «укорота», даже не целясь, просто в сторону врага. На дороге расплывались клубы белого непрозрачного дыма – я тоже, оказывается, успел бросить дымовые гранаты.

Сэм смотрел на меня, словно силясь что-то сказать, и в тот момент, когда наши взгляды пересеклись, в спину ему ударили пули. Он дернулся и просто упал лицом вниз, а по его спине побежали, встречаясь и пересекаясь, кровавые пятна.

Дрика кашляла, изо рта у нее текла струйка крови, смешанной со слюной. Я просто закинул ее в кабину, на заднее сиденье, забросил, как куклу, одним движением – не знаю даже, откуда столько сил взялось. Влетел в кабину сам, не обращая на барабанящие по машине пули внимания, врубил задний ход. Мощный дизель взвыл, рванул назад тяжелое кабанистое тело грузовика, грузно подпрыгнувшего на канаве. «Лендровер» со скрежетом потащился следом, сдирая боковинами покрышек дерн с жирной земли, но через пару метров оторвался, боком осев в канаву.

Я разворачивался задом, по часовой стрелке, стремясь поставить между собой и противником емкость с двумя тоннами солярки, и это у меня получилось. Мне хватило этого пространства для разворота. Пули барабанили по машине как град, но она, словно бронированная, этого даже не ощущала. Четко врубилась передняя передача, вновь рявкнул дизель, и тяжелый грузовик понесся по дороге, пусть и избиваемый пулями, но все еще не побежденный. За крайним домом деревни удалось принять немного влево, перевалить по маленькой глинистой перемычке через канаву, поставив между собой и врагом дома деревни, и обстрел прекратился. «Унимог» несся по полю, тяжело подпрыгивая на неровностях, а сзади тяжело, с мокрым хрипом, стонала Дрика.

Только бы не остановиться, не упереться в глубокую канаву, через которую «унимогу» не перебраться, не застрять – тогда догонят, найдут по следам, которые мы оставляем за собой – такие четкие, что их, наверное, даже из космоса видно, – и расстреляют. Летят комья грязи из-под мощных колес, шелестит трава.

Есть мостик, точнее, еще одна перемычка, перескочили поля, понеслись вдоль узкого канала, опять свернули… еще канава, но через нее грунтовка идет, преодолели. Дорога, нормальная, асфальтовая, многополосная. Надо бы налево свернуть, подальше от врага, но сразу мысль в голове: «Именно там искать и будут!» – поэтому направо, опять в сторону водохранилища. Нырок в тоннель, над головой не дорога, а канал, затем вперед по асфальту, к скоплению гигантских, как здесь принято, теплиц. Между ними проезды – их много, лабиринт настоящий, поди еще найди нас там. Надо останавливаться, я же слышу, как сзади дышит Дрика, это не царапина, это…

Треск проломленных кустов, поворот налево, направо, еще налево, с обеих сторон стены из полупрозрачного пластика, натянутого на легкий каркас, за каждой такой стеной стена зарослей. Все, стоп!

Машина даже юзом прошла немного, качнулась взад-вперед, гулко скрипнули тормоза. Перепрыгнул на заднее сиденье, уже сплошь залитое кровью, потащил из-за него фельдшерскую сумку – ту самую, которую везу еще из Аризоны, с помощью которой Дрика мне лицо латала.

– Ты как? Куда тебя?

Бледная как смерть, изо рта кровь и пузыри, смотрит на меня, и даже не пойму, видит или нет. Разгрузка вся кровью пропитана, хоть выжимай, кровь откуда-то даже на пол капает. Сжал стопоры застежек, откинул тяжелую переднюю часть карриера с магазинами и не сдержался, охнул вслух. Майка буквально сочилась кровью, и текла она не из одной раны. Рванул из кармана нож, одним махом располосовал ткань от горла донизу, растянул в стороны, чувствуя, как уходит почва из-под ног, как наваливается тяжелое отчаяние. Не спасу. Не смогу. Нечем, не умею, не знаю как.

Кот, собравшись в комок, сидит на сумках, сваленных кучей за спинкой сиденья, испуганно таращится на меня желтыми глазами. Хоть бы ты чем помочь мне мог…

Дрике попали в спину, пули прошли насквозь, почти не заметив такой преграды, как ее тощее тело. Одно выходное отверстие, вздутое, с надорванными краями, пенящееся пузырями, было прямо над правой ее грудью, а еще одно, кровь из которого лилась медленным вязким потоком, темная, было под ребрами. И еще штанина – она тоже в крови, я не знаю даже, за что хвататься.

Рванул застежки сумки, понимая, что не смогу придумать ничего, кроме повязки. Бинт, подушка. Куда сначала? Нижняя рана страшнее, из нее течет неумолимо, непонятно вообще, откуда в этой девочке столько крови, как она еще жива. Прижал к ране тампон, опять замер: как бинтовать? Можно ее переворачивать?

Услышал шепот, обернулся резко. Губы девушки шевелились, она смотрела мне в глаза.

– Что?

– Простите меня, – прошептала она так слабо, что я скорее прочитал по губам.

– Заткнись, молчи! – крикнул я на нее скорее с испугу. – Сейчас все нормально будет, перевяжу – и к людям, в госпиталь. Молчи.

– Не будет, – прошелестела она в ответ так же тихо и так же отчетливо. – Простите меня.

– Ты…

Я запнулся. Взгляд исчез. Она только что смотрела на меня, а теперь – нет, из голубых ее глаз просто ушла жизнь.

– Нет, – сказал я, и слово в тишине прозвучало жалко. – Нет, ты не…

Кот как-то жалко проблеял и уставился мне в глаза.

– Нет, – повторил я, все еще не веря в то, что произошло. – Это неправильно. Так не может быть.

Стащил с руки перчатку, прижал руку к ее тонкой шее. Нет пульса. Все. Умерла. Ублюдки убили ребенка.

Дышать получалось с судорогами, с болью, с темнотой в глазах. Вкус крови во рту, резкая боль в прокушенной губе.

Они ее убили. Она добралась сюда со мной через весь мир, а они ее убили. Ни за что. Они убили Сэма, они убили малолетнюю художницу. Они заманили ее обещанием найти ее мать, скорее всего давно погибшую, и когда не получилось захватить, убили.

Я накрыл ей лицо ладонью, закрывая глаза, и отдернул назад, словно ожегшись: на лице остался кровавый отпечаток. Судорожно схватив из сумки тампон, плеснул на него спиртом из пластикового баллончика, начал оттирать следы красного с бледной кожи. Кровь размазывалась, я почему-то злился, словно это стало самым важным. Потом замер, спохватившись:

– Нет.

Я потянул из-под сиденья рюкзачок-«мародерку».

– Нет, этого не будет, – сказал я, глядя в мертвое лицо девушки. – На ту сторону я тебя не отпущу, оставайся с людьми.

В руках у меня оказался пистолет с деревянной рукояткой и длинным четырехгранным стволом. Оттянул легкий затвор, увидел, как в казенник скользнул маленький патрон с серой пулькой. Зажмурился до огненных кругов, собираясь с духом сделать то, что сделать надо. Обязательно надо – так нельзя, нельзя дать ей вернуться оттуда, где она сейчас, нельзя!

– Прости, прости, пожалуйста, – пробормотал я, приставил ствол к маленькому уху, тоже испачканному кровью, и нажал спуск. – Нельзя по-другому, поверь мне, ты поймешь, поймешь обязательно.

Я похоронил Дрику за одной из теплиц, выкопав могилу в рыхлом фунте. Ни албанцы, ни мертвяки не побеспокоили меня, пока я рыл яму, пока укладывал в нее завернутое в желтый брезент тело девушки, удивительно, нереально легкое, почти невесомое. Уже в яме я откинул брезент, посмотрел в ее спокойное лицо. Я сделал для нее, что смог, отмыл всю кровь, даже переодел. Положил на грудь ее «глок», сложив поверх него руки в перчатках. Она погибла в бою, как воин, пусть так и покоится.

Во мне словно все замерло, замерзло, умерло. Я закапывал могилу, бросая мокрую землю размеренно, монотонно, словно автомат. Эти люди словно что-то убили во мне, что-то сломалось, я это чувствовал ясно и твердо. Только сейчас я понял, что она для меня значила. Значила с того момента, как я ее подобрал в Юме, – эта молодая, серьезная и такая хорошая девушка. Не говоря себе этого вслух, я ее словно удочерил, и теперь они убили моего ребенка. Ребенка, который спас мне жизнь не один раз, и этого я тоже не забыл. Они убили моего ребенка, они убили моего единственного друга и при этом сами остались живы. Они, кажется, даже не пытались за мной гоняться. Зря. Надо было гнаться и обязательно догнать. И обязательно убить, потому что теперь им делать это поздно.

– Я с них получу за тебя, – сказал я, втыкая в могильный холмик самодельный крест, на скорую руку связанный из двух дощечек. – С процентами. Я с них с такими процентами получу, что вы с Сэмом будете хохотать там, где вы сейчас, глядя на них. За вас обоих получу. А потом я поеду домой.

Черпая ведром воду из дренажной канавы, я отмыл салон машины, спокойно, методично, даже равнодушно. Окрашенная кровью вода стекала на землю, я ощущал запах крови сквозь вонь солярки, которой вытекло немало из пробитых пулями дыр в танке. Я уже заделал эти дыры, забив в них деревянные чопики. Сэм наделал их заранее, предположив, что где-то мы и на обстрел можем нарваться. Как в воду глядел. Затем вымел осколки выбитых пулями стекол, уложил вещи.

Закинув в кабину кота, я завел «унимог» и выехал из тепличного лабиринта, попутно сбив заплутавшего мертвеца в рабочем комбинезоне. Колеса машины проехали по нему, грузовик покачнулся. Короткая дорога привела меня почти к самой деревне Рейпветеринг, которую я нашел по карте, но остановился я раньше, свернув на пустое фермерское подворье, где и загнал «унимог» в огромный сарай.

Вытащив кота из машины, я опустил его на землю и сказал:

– Пойдем, поможешь мне проверить место – нет ли тут кого мертвого.

Кот словно понял меня и пошел рядом, оглядываясь по сторонам и к чему-то прислушиваясь. Когда я вскрыл с помощью гвоздодера дверь в дом, он скользнул внутрь, что-то невнятно муркнув, а я вошел следом. Никого здесь не было – ни мертвых, ни живых. Люди уехали, что меня удивило: голландцы, говоря откровенно, народ жадный, так просто хозяйства не бросят. Потом я подумал и решил, что повлияло соседство. Жить рядом с албанской бандой решится или самоубийца, или желающий ишачить на них бесплатно. Вот люди подумали да и свалили, от греха подальше.

Потом мы с Тигром так же методично обошли все хозяйственные постройки и тоже не нашли никакой опасности. Я перетаскал из машины несколько сумок в дом, запер дверь на починенный засов, закрыл ставни первого этажа и сказал коту:

– Здесь пока поживем. У нас с тобой дела, нам посчитаться надо.

Открыв чехол с винтовкой М-25, я начал обматывать ее проволокой, подсовывая под нее пучки зеленой травы, которую принес со двора. Мне надо будет хорошо маскироваться.

5 июня, вторник, утро. Нидерланды, деревня Кааг

Я выехал из дома с рассветом, едва стало можно различать дорогу, не включая фары. Выехал на мотоцикле, не газуя и стараясь шуметь как можно меньше: не нужно мне лишнего внимания ни от кого. Добрался до теплиц, раскинувшихся по обе стороны от того шоссе, что проходило под каналом, затем свернул с дороги налево. Вскоре мотоцикл был упрятан в узком проезде, а я тихо и медленно двигался дальше в сторону канала, больше всего сейчас опасаясь нарваться на мертвяка в «режиме сна», неподвижного и бесшумного. За спиной у меня висела замотанная травой винтовка, а в руках пистолет, длинная труба глушителя которого словно ощупывала путь передо мной, а временами ей помогало пятнышко лазерного целеуказателя – при таком освещении лишним не будет.

Пистолет пригодился всего лишь однажды, уже за теплицами: из-за бортика круглого и плохо пахнущего бассейна очистного сооружения поднялся сильно обгрызенный мертвец, уставившись на меня своим жутким, каким-то неправильным взглядом. Пятнышко перескочило ему на переносицу, хлопнул негромкий выстрел, зомби завалился в траву.

Мне пришлось переплывать канал, сложив все свое имущество на надутую камеру, которую потом привязал поближе к берегу. Греб тихо, медленно, прислушиваясь, не раздастся ли где-нибудь звук мотора лодки. Лодок здесь было великое множество, больше, чем брошенных машин, – у каждой деревеньки по несколько десятков. Еще вчера, когда я размышлял над планом, был соблазн прихватить одну такую, но отказался от этой мысли.

Сейчас тихо, очень тихо. Никто не едет по шоссе, не идут поезда по железной дороге, даже самолеты не летают. Любой звук разнесется по окрестностям далеко-далеко и обязательно привлечет внимание. Пусть уж лучше тишина будем союзником мне, а не албанцам.

Как подобраться скрытно к противнику на местности ровной, как стол, где даже травы выше, чем до середины голени, не найдешь? Очень просто – дренажные канавы. Они пересекали пастбища во всех направлениях, деля их на лоскутки метров по триста в длину и метров по двадцать – тридцать в поперечнике. Глубины их вполне хватало для того, чтобы согнувшийся человек мог двигаться скрытно, а если еще и шуму не поднимать, то прокрасться можно почти куда угодно.

Были и неудобства, разумеется. Я уже замерз, промок, мокрая обувь терла ноги, и мечталось о водолазном скафандре, только где его взять? Хватало и комаров, занудно гудевших возле лица: тут им самое раздолье. На мне была сетчатая накидка с вплетенной в нее травой, сделанная из обычного куска полимерной сетки, найденной на ферме, – я больше напоминал движущуюся кочку, чем человека.

Забирая все ближе и ближе к каналу, по которому проходила граница между Южной Голландией и Северной, я шел к небольшому мысу. Оттуда должна быть хорошо видна дорога, по которой мы вчера ехали, и часть острова, на котором, как я понял, основная часть албанского анклава и размещалась. Лучше места и не найти – со всех сторон много воды, все подступы просматриваются, при этом есть паромы и доступ ко всем дорогам. И на лодках можно добраться чуть не до половины страны – система каналов здесь обширная.

К тому времени как солнце поднялось и утро вытеснило сумерки с земли, попутно выталкивая туман, я уже лежал среди пучков осоки на краю канавы, наблюдая и за дорогой, и за островом. Хоть со стороны я на себя взглянуть и не мог, но был уверен, что мимо меня можно пройти в пяти шагах и не заметить: я сейчас как естественное продолжение «приканавной» растительности.

Вокруг паслись овцы. Немного, но и немало. Я было удивился тому, что за ними никакого присмотра, а потом оценил гениальность голландцев: овцы паслись на островах, деваться им было некуда, и сбежать – просто никак. Хочешь – пасись, не хочешь – не пасись, а больше никакого выбора. Поэтому они небось такие и толстые: еда – единственное развлечение.

Первое движение у противника наметилось около восьми утра. Из-за нескольких домиков, что виднелись от меня метрах в трехстах, вышли двое – в камуфляже, бородатые, вооруженные. Явно обход, а те домики… что там? Там их штук пять или шесть, тесно стоящих, как и везде здесь, на берегу несколько лодок и маленькие пристани. Там у них караулка, или жилое место, или что?

Присмотревшись, обнаружил наблюдательный пост на втором этаже углового дома. Оттуда можно было смотреть во все стороны, и если бы я сюда шел не в сумерках и не в туман, то меня вполне могли бы обнаружить на подходе. Понятно, запишем, что первую ошибку я уже допустил, пусть пока и не фатальную.

Наблюдатель мне отлично был виден в прицел, до него три сотни метров – как раз дистанция прямого выстрела. Мне сейчас пальцем шевельнуть, да и все – мозги вышибу. Чем он там подкреплен? Ага, пулемет у них там. Просто стол к окну подвинули, а на нем на сошках врастопырку пулемет стоит. Людей больше не вижу.

Постепенно мне удалось разобраться в планировке острова. Формой он напоминал равносторонний треугольник, ограниченный с одной стороны каналом, вдоль которого мы ехали вчера. Вторую его сторону, ту, которой он развернут ко мне, образовывала заводь шириной от пятидесяти до пары сотен метров, а третья сторона и вовсе в озеро выходила.

У дальней от меня грани находилась сама деревня – немаленькая, домов так примерно на полсотни, а то и больше. В середине возвышалось большое, промышленного вида здание, надпись на котором никак не удавалось прочесть с моей позиции. Еще одно скопление домов, штук так примерно десять, находилось в зеленой зоне на южном мысу и напоминало что-то вроде коттеджей, сдаваемых в аренду, – настолько они были похожи, однотипны и явно строены по одному проекту. Последний мини-анклав находился возле меня, за ним я и наблюдал.

Между этим анклавом и пристанью паромов была огромная лодочная стоянка, в которой у причалов выстроилось не меньше сотни лодок – от совсем небольших моторок до достаточно крупных катеров с каютами. У лодочной станции на недавно выстроенной караульной вышке стоял часовой. Оттуда вчера по нас тоже стреляли наверняка, а я вышки даже не заметил. Ладно, разберемся. Пятьсот метров примерно.

Так, кто у меня в прямой видимости? Наблюдатель, пост на вышке, удаляющийся патруль. Угрозы? Пулемет в окне, который у этого самого наблюдателя. Есть еще пост в деревне, возле остова разбитого и расстрелянного нами вчера «лендровера», но он не опасен, мне присесть немного – и канава укроет, как в окопе буду. Да и хрен они успеют меня заметить.

Кто из тех, кого легко завалить, сможет быстро среагировать? Оба наблюдателя, как я думаю, – у патруля позиция не самая удобная: как раз по пастбищам топают. И наблюдателям меня обнаружить будет легче. Ветра нет почти, чуть-чуть поправочка, высота как раз ноль над уровнем моря, здесь вся страна ноль, температура под двадцать, пожалуй… да что там, дистанции огня детские, я на дальние стрелять и не решусь.

– Ну привет, родимые, – тихо сказал я, наводя перекрестье на наблюдателя в окне.

После М-16 выстрел из мощной винтовки получился непривычно громким, в плечо ударило тоже ощутимо. Наблюдатель свалился головой вперед, вывесившись из окна, сорвавшийся с шеи бинокль упал вниз.

– Это раз, – прошептал я.

Вышка… там кто-то суетится… чуть больше чем на половинку роста вверх поправочка, и самую малость, на деление, влево. Первый выстрел, второй, третий, быстро, подряд – упал, прямо вниз полетел.

– Это два.

Патруль в поле. Один бежит куда-то, второй залег – зря, укрытия-то у него нет. В него тоже три раза, с маленькими поправками почти наугад, – третьей пулей попал, он дернулся и мордой в землю ткнулся.

– Это три, – сказал я.

Его напарник спрыгнул в канаву, скрылся. Жаль. Но ничего, в другой раз свидимся. Взгляд в сторону деревни на другом берегу – никого, укрылись, сообразили. Все, достаточно, это только вступление.

Окно наблюдателя? А там кто-то к пулемету встал, меня выцелить пытается. Дурак, ей-богу дурак, у меня винтарь прямо на тебя пристрелян, я тебе отсюда прямо в лоб закатаю…

– Это четыре – ты у меня сверхплановый, – добавил я удовлетворенно.

Хочется песни петь от осознания того, что начал плату брать: за кровь – кровью. Ничего, вам друзья мои еще в кошмарах являться будут.

Все, в канаву – и отход. Не высовываться, не суетиться, двигаться быстро. Максимум допустимого я для этой позиции выбрал, больше нельзя. Вода плещется, ноги скользят, дышать сразу тяжело стало. От воды гниловатый запах, но терпимо, а пасущимся овцам все по барабану – жевали и жуют, никакая стрельба их не пугает.

Где-то заколотил один пулемет, сразу же к нему присоединился второй. Оглянулся – черт его знает, куда они бьют, может, по брошенной огневой, а может, и вовсе в белый свет. Плевать, меня уже не достанут.

Одно поле, второе, взял правее, еще правее, ориентируюсь по ветряной мельнице: она тут как перст над плоским островком торчит – не ошибешься. Вот берег канала, вот моя камера надувная, приныканная. Обернулся, сказал, осклабившись:

– Четверо, ага? А я за каждым приду, твари, вы у меня еще на луну взвоете, локти грызть будете, поняли? – И, помолчав, добавил: – Не, пока не поняли. Но поймете, гарантирую.

Переплыть тридцать метров спокойной воды нетрудно, дальше маленький островок, по краю кусты – прикроют. По ним перебежками, затем – на узкую косу, поросшую ивняком. Оттуда – на другой остров, уже вброд. Тут уже сухо, можно просто бежать, что и сделал неторопливо, трусцой. Мостик, теплицы… ага, вот и мотоцикл мой, стоит на месте, сзади вместо сумки примотан тюк с автоматом и запасной одеждой – я дальше мокрым бегать не собираюсь. Куда бегать? Так день ведь начался только, у нас еще все впереди.

Скинул с себя мокрое, растерся полотенцем, переоделся. Сброшенную одежду затолкал в пластиковые пакеты: потом просушу, «на базе», а пока дела у нас, дела. Завел мотоцикл, неторопливо поехал в сторону дороги, постоянно оглядываясь. В одном месте все же пришлось газануть, удирая от неожиданно появившегося «шустрика». Остановился, застрелил из пистолета. Разве это враг? Нет, это болезнь, это чья-то беда, но это не враг. Враги теперь те же, что и раньше: люди. Эти всем врагам враги, особенно те, кто почувствовал, что теперь можно все, можно хорошо жить за счет жизней других. Таких отстреливать надо.

Что делать дальше, я еще вчера продумал. Мотоцикл дает мне мобильность, вокруг пустующие земли, так что стеснить мой маневр не удастся. С одного боку я уже укусил – надо теперь со второго клок мяса вырвать. Хорошо вырвать, так, чтобы с жилами и кровью, с хрустом.

За теплицами маленькая деревенька с классическими голландскими домиками, только уже явно современными, со стеночками потоньше. Большие окна без занавесок: у голландцев традиция такая – не скрывать своей домашней жизни от прохожих. Странно, да? Не смог бы так: не люблю на виду быть. Маленькие садики, за ними – железная дорога. И автотрасса: широкая, четырехполосная и, главное, с шумозащитными барьерами. Хорошая это вещь – через них почти ни черта не видно, и стоят они на бетонном основании, вроде как специально придумано, чтобы засады было делать проще. Но до этого мы дойдем потом. Надеюсь.

Кстати, похоже, что именно эти барьеры не пустили на эту сторону мертвецов из прилегающего городка. Может, и не так, но мне так показалось. Их и живой так просто не преодолеет, а уж бестолковый мертвец подавно.

А пока у меня план другой. Проехал чуть назад, выбрался на шоссе по маленькой развязке. Теперь только в туннеле бы на засаду не нарваться: мне на ту сторону нужно.

Не нарвался. Затем еще несколько километров по пустынной и грязноватой уже трассе, проскочил под каналом, огляделся. Нет, пока никого. Вывернул налево, опять в сторону Каага, проскочил по узкой асфальтовой двухполоске метров триста, встал. Вот оно, то, что мне нужно, – пара домиков у дороги. Мотоцикл – во двор, у задней стены поставлю, чтобы с дороги никак не разглядеть было, а сам гвоздодер в руки – и на крыльцо.

Дверь добротная, но не толстая, в два рывка вскрыл. Пнул затем – распахнулась. Привычно уже пистолет с глушителем в руки, погнал пятнышко лазера по стенкам гонять. Раньше вроде не пользовался, а вот теперь понравилось. Когда света мало, оно очень кстати получается.

Пусто в доме. Правда, пошарился здесь кто-то – из шкафов все вывалено, на кухне посуда битая. Эти небось… Кстати, было бы мозгов побольше, то заминировали бы все вот такие дома в окрестностях. Так, на всякий случай, раз уж хорошо себя вести не умеют, – ведь плохое поведение плодит врагов.

На втором этаже, мансардном, тоже никого, пусто здесь. Выглянул в окно в торцевой стене, мысленно обматерил себя. Зачем ехал по трассе, если здесь наплавной мост есть? На карте он не обозначен, а есть. Будем знать.

Дорога просматривается до самого Каага – все как на ладони. Скрытно ко мне ни с одной стороны не подберешься, разве что, как я сам сегодня, ночью выйти и на четвереньках, но эти пока так делать не будут – не знают они еще, куда на четвереньках надо: не в курсе они, в общем.

Придвинул к окну стол, на него винтовку поставил. Подождем. Чего подождем? А чего угодно. У них дорога одна: проезд в другую сторону они сами перекрыли. Если какая-то машина из Каага поедет, то только сюда, других вариантов нет. Что за машина? Да все равно что за машина, плевать с высокой башни, у нас тут фейсконтроль. Если борода и камуфляж – мой клиент, пажалте брицца. Подождем. У меня с собой паек на двое суток, Тигру тоже еды оставил. Тут тихо, спокойно – хоть до завтра подожду, хоть до послезавтра, обязательно кто-то поедет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю