Текст книги "Комендантский час"

Автор книги: Андрей Костельцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Андрей Костельцев
Комендантский час

Острог.

Белой вьюгой скачет путник,

Плетью лошадь торопя,

Как не сгинуть в русском поле,

Волей чуда окромя?

Буря стихнет, засияет

Звезд холодных небосвод.

И кобыла испитая

Взгляд свой к небу вознесёт.

«Ты не стой, скорей, приятель!

Торопись быстрее в путь!

Пока леса обитатель,

Позволяет смерть минуть»

И поскачет дальше путник,

Слыша отзвуки зимы.

Господа хваля за плутни,

Всадник выбрался из тьмы.

1845 год. На почтовой станции было непривычно многолюдно: наступавшая весна означала для многих заезжих чиновников конец сибирской командировки и возвращение в Петербург. Оттого в станционном подобии кабака было не только много народа, но и довольно весело. Обычно проделывавшие долгий и изнуряющий путь рангоносцы не скупились на крепкое словцо для смотрителя или кого-то из присутствовавших. В иной день здесь царила бы стиснутая зубами тишина, и лишь изредка какой-нибудь надворный или титулярный советник осмеливался бы поторопить служивых: « Ну что, скоро там? Мне ехать надо, я ведь не на отдых отправляюсь!».

Однако сегодня все было по-другому. Государевы мужья, изрядно набравшиеся « для сугрева» водки, то и дело бранили край, которым российское могущество прирастало. Бранили за всё. За удаленность от «великодумских» городов, за пьянство населения, за плохую погоду ( что из всего перечисленного было самым чудным, ведь, уезжая из города на Неве, мало кто из них не бранил тамошний климат).

Бранясь, эти государевы пьяницы будто бодрились от похмельной усталости и, доходя до нужной кондиции, начинали громко хохотать над рассказами о чужой службе.

И никто в тот день не торопил смотрителя со сменой лошадей, ведь смех смехом и ругань руганью, но у всех в душе оставался странный осадок. Этим людям действительно не нравилась Сибирь. Даже больше. В основном, все перечисленные ими проблемы были более чем насущными. Но как чинуши понимали это, так же отчетливо ими осознавалось и то, что край этот глубок и многослоен. И они страдали от того, что не поняли его, что не познали сути, что не смогли стать своими на этой земле.

Вскоре в помещение, где все веселились, вошёл высокий кареглазый мужчина. Сняв на входе шляпу, присыпанную снегом, он обнажил черные волнистые волосы. Отряхнув шляпу и меховой воротник своего утепленного пальто, он оглядел присутствовавших. Их было немного. За двумя сдвинутыми вместе столами сидела компания «свежих» друзей, через стол от них сидел и читал книгу некий полноватый мужчина. Он был сосредоточен, не обращал никакого внимания на шум и даже не заметил, как кто-то еще вошел в кабак. За центральным столом сидела немолодая цыганка. Она была страшна: её руки были покрыты толстыми венами, хитрые черные глаза были похожи на пару рубинов, неухоженные волосы были прикрыты платком, а зубы отдавали желтизной то ли от большого количества золота на своей поверхности, то ли от пристрастия к табаку – цыганка почти не выпускала изо рта трубки.

Обычно цыган вообще сюда не пускали, но, как уже было отмечено выше, тот день обычным не был.

Мужчина, уже заранее обговоривший со смотрителем все дела и искавший себе нового извозчика, взамен только что скоропостижно скончавшегося в дороге еще на предыдущей станции, решил выпить чаю, но подметив в руках у цыганки колоду карт, он тут же изменил планы.

– Гадаешь? – спросил он, подходя к ней ближе.

– Конечно, дорогой, – ответила цыганка, глядя хитрым прищуром на мужчину.

– Хоть раз бы встретил цыганку, которая не гадает, – произнес путник, садясь напротив старухи, – чтоб что-нибудь новенькое было.

– Не гадающая цыганка – ненастоящая цыганка вовсе, мил человек.

– Да правда что, а ты, выходит, настоящая?

– В пятом поколении гадалка! – воскликнула женщина, подняв палец в небо и выпустив клубок дыма.

– Ну как же иначе, – засмеялся мужчина.

– На что гадать будем? На суженую?

– Нееет, этих, – следующее слово было произнесено про себя, – мне хватает. Мелко как-то, лучше на будущее.

– Как скажешь, милок.

Цыганка еще несколько раз перемешала карты и начала выкладывать их по одной. Первой картой был «глупец».

– Надеюсь, это не я глупец.

– Конечно не ты, – соврала цыганка.

– Ох, вижу, что любишь ты приключения и дорогу всегда выбираешь легко.

– Мы на будущее гадаем или как?

– Ты ищешь новых ощущений и найдешь их, не сомневайся.

– Да, столица наша, несмотря на внешнюю строгость, умеет развлекать. Когда вернусь и отчитаюсь за дела, тут же рвану на бал.

Цыганка ничего не ответила и вытащила следующую карту. Это была «колесница».

– Тебя ждёт долгий путь.

– Верно говоришь, хотя разве ж это долгий путь, когда едешь домой?

Цыганка вновь смолчала. Третьей картой была «фортуна».

– Колесо фортуны, это значит….

– Удачу. Да, в покере она мне будет не лишней, – перебил цыганку чиновник.

– Это карта означает изменения, – спокойно продолжала цыганка, – тебе следует подготовиться к ним.

– Изменения? Имеешь в виду изменения обстановки? – сказал мужчина и хвастливо облокотился на спинку стула.

– Нет, – ответила цыганка и достала последнюю карту.

Это была карта смерти.

Увидев это, ехидный человек вдруг прекратил улыбаться и наклонился немного вперед, нависнув над столом.

– Не бойся. Смерть редко означает саму гибель. Скорее, трансформацию.

– В кадавра?

– Чагой?

– Ну….в покойника трансформацию-то?

– Да нет же, в другого человека.

– Что ж, любопытно, – подумал чиновник, погрузившись в навеянные собственным разумом мысли.

– Как тебя звать?

– Артём. Артём Берестов, – ответил герой.

– А меня Лэйла, – сказала цыганка, вновь прикуривая трубку.

– Артём Владимирович? – вдруг произнёс отвлёкшийся от книги толстяк, до этого момента проявлявший полное безразличие к происходящему вокруг.

– Так точно, мы знакомы? – удивился мужчина.

– Нет, господин Берестов, но я знаком с вашим дядей Вячеславом Андреевичем. Меня звать Борис Хорохорцев, и я здесь, как его личный адъютант, чтобы передать вам письмо.

– Письмо? От дяди?

– Чрезвычайные обстоятельства вынудили его послать меня к вам навстречу, дабы перехватить по возвращении в Петербург.

– Что за обстоятельства?

– Они изложены в письме.

После этого усатый тип тяжело поднялся с места и достал из внутреннего кармана объемного бушлата желтоватый конверт.

Берестов тут же выхватил его и, пренебрегая аккуратностью, вскрыл. Письмо было написано мелким почерком и растянуто на страницу:

« Здравствуй, Артём!

Пишет тебе твой дядя, Вячеслав Андреевич. Пишет не просто так, а по делу, причем архиважному. Не далее как полтора месяца назад мой друг и соратник Андрей Городецкий был отправлен в сибирскую командировку, в острог Строгульцевский. Оттуда, по нашей договоренности, он каждые две недели должен был отправлять мне письма с отчётом о делах государственных и рассказом о делах личных.

Однако что-то пошло не так. Прежде всего, первое письмо явно было не в его духе написано. О делах личных не шло и речи. Будто чужой человек пишет. Я заподозрил нечто неладное и напрямую спросил друга, почему он пишет в столь странной манере. Но в ответ лишь молчание. Прошло уже достаточно времени, но нового письма всё нет.

Щекотливость ситуации заключается в том, что еще здесь, в столице, Городецкий серьезно заболел, в связи с чем у него пришли в разлад интеллектуальные способности, а именно, память. Порой он совершенно не мог вспомнить элементарных вещей из недавнего прошлого, однако, все, что происходило, скажем, неделю назад, он помнил неплохо. В связи с этим он носил с собой огромную книгу, которую я подарил ему лично. Книга эта обита красной кожей. Туда он всё и записывал.

Я приказываю тебе добраться до острога и найти там Андрея. Узнать, все ли в порядке у моего старого друга и в норме ли его душевное здоровье. Прошу отнестись к этому не просто как к приказу, а как к просьбе любимого дяди. Прочие подробности узнаешь от моего подчинённого.

Горячо жду известий.

Берестов Вячеслав Андреевич».

Артём отложил в сторону письмо и недовольно взглянул на Бориса.

– Ты знаешь, о чем говорится в письме?

– Так точно, господин Берестов.

– Тогда объясни мне, почему я должен прерывать своё возвращение домой, чтобы…

– Я думаю, в письме всё итак было объяснено, – перебил чиновника Хорохорцев.

– Дядя считает, что я должен работать нянькой у его друзей?

Толстяк недовольно посмотрел на цыганку, а та, в свою очередь, хитро взглянула на него.

– Вам, я думаю, уже пора, – сказал Борис.

– Я так не думаю, – сказала Лэйла и ловко перекинула дымящуюся трубку из одного уголка губ в другой.

Хорохорцев наклонился над цыганкой, поставив руки на стол.

– Слышь, отребье, у тебя есть секунда, чтоб убраться, а иначе я тебя отсюда выволоку и пристрелю как собаку.

Гадалка, услышав это, побледнела, однако, за неё вступился Артём: « Может, сначала важные дела решим? Оставь ты её в покое».

– Я уйду, как только получу свой рубль за гадание, – дрожащим голосом произнесла Лэйла.

Берестов тут же сунул руку во внутренний карман за кошельком, но Хорохорцев не унимался.

– Рубль? Тебе? За что? За ту вздорную брехню, что ты навешала?

Казалось, что сейчас толстяк ударит самонадеянную женщину, но его вдруг заставил присмиреть Артём. Он вручил гадалке купюру и она, стремглав, бросилась прочь.

– Зря это вы, пуля явно была дешевле, – сказал Хорохорцев и, улыбнувшись, уселся напротив чиновника.

– Так почему я должен сыграть в сию игру и выполнить дядюшкину прихоть?

– Острог этот пользуется дурной славой. Когда-то каторжники там добывали уголь, отчего неподалеку ещё имеются карьеры, и даже крепость деревянная, в которой солдаты жили. Они-то это дело и охраняли, но не суть…. Потом в Петербурге посчитали, что будет лучше везти оттуда лес. Многие жители – бывшие каторжники, поэтому вашему дяде нужен был там человек сильный, надежный и умеющий управляться с… подобными элементами. Потому он и избрал своего друга, который вроде даже однажды отправил туда какого-то беднягу. В общем-то, выбор был невелик: остальные в эту глушь ехать отказывались.

– Потрясающе! Тащиться к куче каторжников? Ладно, хоть пистолет есть. Как выглядел этот Андрей Городецкий?

– Высокий интеллигентного вида мужчина с острыми чертами лица и очень низким голосом. У него еще пара зубов во рту золотых.

– Думается мне, что до лобызаний не дойдёт. Вы поедете со мной?

– Никак нет, господин Берестов. Я отправлюсь обратно в Петербург и доложу дяде, что выполнил его поручение.

« Может, так и лучше. В одиночку, зато без дурной компании» – подумал Артём, выглядывая в окно и наблюдая растворяющийся в метели силуэт Лэйлы.

– Чёрт, надо утра ждать. Хотя смысл? Метели здесь в это время года редко стихают. А как стихнут, так и начнёт все таять, и повязнут кони в распутице.

– По короткому пути до того острога несколько часов на хорошем коне.

– Всего-то?

– Но ночью в метель скакать – дело, пахнущее дурно.

– Прав ты, Борис, да вот только разница невелика: ни ночью, ни днём не видно ни зги. А так хоть есть шанс быстрей справить дело и вернуться в столицу.

– Воля ваша, господин Берестов.

– Да и что со мной может случиться?

– Эти края мне не знакомы, так что, увы, не знаю.

« Эти края не в состоянии быть познанными людьми» – подумал Артём и взглянул на часы.

– Решено! Я возьму справную лошадь, у смотрителя наверняка имеется, и отправлюсь за этим вашим господином Городецким. Как только доберусь до места и найду его, лягу спать. А с утра в Петербург.

– Дай Бог, господин Берестов, – произнес толстяк, подтягиваясь к самовару, стоящему на другом столе.

– В таком случае, удачи, господин Хорохорцев. И привет дяде, – Артём встал из-за стола и отправился к выходу.

– Удачи вам! – бросил вслед Борис, набирая в чашку кипяток.

Он сделал несколько глотков и, прислушавшись к окружению, понял, что соседствующие с ним пьяницы поумерили пыл и теперь шептались о чем-то своем:

– Гиблые места здесь имеются в избытке. Их нужно остерегаться, иначе затащат тебя с головой! А если живым уйдёшь, то прежним уже не станешь, – сказал высокий усатый мужчина с красными глазами и стал креститься.

– Совсем от водки одурел-то, спать пошли, Дементий! – бросила в ответ тучная подруга мужчины и стала выводить его из-за стола.

Спустя мгновения Артём уже скакал на ретивом коне в сторону Строгульцевского острога. Через минуту плотная снежная пелена скрыла от него последние лучи света оставшейся позади станции. Обычно в дороге Берестов предавался глубоким размышлениям, что и спасало его от великопросторной русской хандры. Но сейчас все было иначе. В прошлое ушли и гадание цыганки, и письмо дяди, и разговор с Хорохорцевым. Даже мольбы смотрителя о том, чтобы в такую погоду не ехать, вдруг побледнели в памяти и перестали заботить героя. Природная стихия возвращала его в настоящее и самовлюбленно заставляла думать только о себе. Он прижимался к лошади, пытаясь разглядеть в метели дорогу, которая все больше покрывалась снегом. Ветер то и дело холодной плетью пронзал его спину, а стужа сковывала лицо и перехватывала дыхание.

Еще мгновение и вот уже путешествие превратилось в набор ритмичных движений. Вот лошадь в очередной раз ревёт от снега, засыпающего ей глаза, вот Артём вновь вдыхает свирепый северный воздух, который обжигает его носовые пазухи и горло, вот он от бессилия и усталости начинает злиться и со всей силы бить несчастную кобылу, а та ревёт еще сильнее. И не ясно, как долго уже длиться всё это мучение.

Но вот лошадь окончательно устала и увязла в снегу.

Берестову пришлось спрыгнуть с нее, чтобы взять за поводья и провести дальше, однако и сам он был измотан дорогой. Встав почти по пояс в сугроб, он достал из сумки фляжку с водкой и, выпив половину, взбодрился. Поплутав взглядом по местности, он приметил дальнейший путь и, взяв одной рукой поводья, зашагал в нужную сторону.

Выносливость окрестной погоды поражала: ветер и не думал утихать, даже наоборот, лишь набирал силу. Деревья враждебно нависали над путником, зловеще скрипя и посвистывая, а снег предательски проваливался под ногами, заставляя Артёма то и дело спотыкаться.

Он уже и не знал, доберется ли до того самого острога, как вдруг заметил свет избы вдалеке. Она стояла на возвышении, а из трубы валил беспокойный дым – хозяин был дома.

Недолго думая, герой повернул в сторону жилища. Подходя ближе, лошадь издала глубокий громкий рёв, который разнесся бы на много вёрст вокруг, если бы не метель, покрывающая все снежным куполом.

Дверь в дом открылась, и из него вышел высокий толстый человек с пышными усами. В зубах у него красовалась трубка, а на плечи был накинут меховой полушубок.

– Чагой блуждаем? – спросил он.

– Потерялись, отец, – устало выдавил из себя Артём, еле волоча ноги.

– Ну, заходьте, раз потерявшись, что уж там, – сказал хозяин дома и показал рукой, что можно входить.

Берестов тут же вошёл в теплую холостяцкую хату и стал отряхивать сапоги от густо налипшего на них снега, попутно выхватывая из кармана фляжку с огненной водой. В это время усатый мужчина отвёл его лошадь в сарай.

Вернувшись, он увидел, как Артём раскладывает на печи вымерзшее пальто.

– Ай, шустрый какой! – сказал мужчина, но Берестов не обратил на это никакого внимания и лишь чихнул, пока пытался поглубже в пальто упрятать водку.

Обернувшись, он увидел разложенную на столе снедь и дымящийся самовар: хозяин, очевидно, готовился к ужину.

Сняв кожаные перчатки с внутренним утеплением, путник начал тереть пунцовые щеки. Багрянцем были покрыты и руки героя.

– Меня Архип величают. Архип Спиридонов, – начал говорить хозяин дома, усаживаясь за стол. Открытой ладонью он указал гостю, что тот тоже может сесть.

Артём, продолжая тереть руками замерзшее лицо, занял место напротив. Зубы его сводило от холода, а потому он ничего не говорил.

Понимая это, усач продолжил.

– Редко мне здесь скитальцы попадаются, – произнёс Архип, наливая гостю чай, – тем более те, что осмеливаются сквозь метель чёрт знает куда прорываться. Даже и непонятно, храбрец ты аль глупец.

После этого Спиридонов придвинул чашку к дрожащему путнику, а сам встал, чтобы достать из печки котелок со свежей кашей.

Берестов же, сделав несколько глотков чая и ощутив прилив сил, тут же вновь обрёл дар речи.

– Тут как раз все ясно, одно и то же это: храбрость и глупость, – сказал он и вновь прильнул к чашке.

– Непонятно, как ты вообще выжил, – сказал хозяин дома, вытаскивая горячий горшок из печи. Случайно задев пальто Артёма, Архип увидел выпавшую из кармана фляжку с водкой.

– Ааа…вот как. Ну, это по-нашему, конечно, – произнес он, в ответ на что Берестов расхохотался.

После ужина герои разговорились. Произошло это не без участия вышеупомянутой водки, которой изначально Артём не хотел делиться. Немного захмелевший усач с упоением слушал рассказы «скитальца» о его жизни в Петербурге: о том, как он прятался от спутницы в борделе, как бильярдным шаром выбил глаз пьяному бретёру и как на балу протанцевал четыре часа подряд с одной дамой, после чего пообещал на ней жениться.

Позже отягощённый сытной трапезой герой стал распинаться в любезностях перед спасшим его Спиридоновым.

– Ты не переживай, я в долгу не останусь. И денег тебе дам, и про подвиг твой расскажу!

Усач же смеялся. Делая поправку на «веселое» настроение гостя, он воспринимал всё как должное.

– Да уж, если бы не я, то лежал бы ты сейчас трупом!

– Обледеневшим!

– Это точно! А зачем мне еще один труп?

Внезапно Артёма будто бы ударили по голове: разморенный алкоголем и печным теплом ум вдруг сумел сконцентрировать остатки трезвости.

– Как еще од-ин? – икнув, вопросил Берестов.

– Да так, – начал говорить усач, – нашёл я тут давеча одного беднягу. Раздетый лежал и почивший.

– Когда это случилось? – спросил Артём.

– Да больше месяца назад, – пожевывая заранее нарубленное сало, ответил Спиридонов.

– При нем документы были?

– А ни черта не было! Будто с неба свалился и, в чем мать родила, преставился. Ну, почти в чём мать родила…

– И ты его похоронил?

– Какой там! Лежит в сарае, возле лошади твоей.

– А чего ж не похоронил-то?

– Дык ведь земля вся промерзла! Как тут могилу-то копать? Только лопату перебьёшь о грунт ледяной.

– Ну-ка покажи мне этого несчастного.

Архип набросил на себя свой полушубок, а Артём – мокрое от растаявшего снега пальто.

Пройдя пару метров по морозу, оба оказались в небольшом сарае. Внутри было так же холодно, как снаружи, но не было снега. Устрашающе свистел сквозь щели ветер.

Берестов шагал вперед, но его обогнал Спиридонов, чтобы первым застать тело, которое было завернуто в белую ткань и лежало в дальнем углу.

– Вот он, голубчик, – указал усач, почесывая затылок.

Артём присел и, наклонившись ближе, размотал немного ткань на голове. Синее лицо мертвеца с навсегда застывшим взглядом мелькнуло перед глазами Берестова, после чего он тут же отвернулся, накинув тряпку обратно.

– Чёрт, никогда мертвецов не видел, – сказал напуганный чиновник, прикрывая лицо рукой.

– Может, еще водочки? – спросил Архип.

– Да погоди ты со своей водкой!

Собрав волю в кулак, Артём пересилил себя и, вновь отбросив тряпку, взглянул на лицо несчастного.

«Рост – есть, черты лица острые – есть, интеллигентный вид – вроде как есть, остался только очень низкий голос, но его наличие проверить не удастся» – подумал Берестов, осматривая тело.

– Так вы, выходит, знали его? Это ваш, получается? – спросил Спиридонов.

– Что значит «наш»?

– Ну…столичный.

– Да, столичный…. Но нет, знать я его не знал, однако его как раз и ищу.

– Выходит, нашли?

– Выходит, что так.

– А точно он-то? Мало ли кто в лесу бродит.

– Да нет, почти точно. Хотя…, – чиновник вспомнил про золотые зубы, о которых говорил Хорохорцев.

Он опустился вниз и, надев на правую руку кожаную перчатку, открыл усопшему рот. Увидев золотой блеск зубов, Берестов тут же высунул руку и яростно завопил.

– Сукин сын! Это он! – Артем вскочил на ноги.

– Это Андрей, Андрей Городецкий! При нём была большая красная книга? – Берестов схватился за Архипа.

– Какой там! Сказано же было, в чём мать родила я его нашёл, ну почти.

– А может ты его убил, а?

– Господь с вами, Артём Владимирович, как же я мог-то…

– Да точно! Сам его убил, чтоб ограбить.

– Да разве ж мне много для жизни надо? Не стал бы я грех на душу брать.

– Конечно, а как же ты его нашёл? По лесу гулять любишь?

– Да я ж лесник, работа у меня такая!

– Убил, сволочь, за деньги!

– Да как же убил? На нём ведь и раны ни одной нету!

После этого Архип заплакал, а Артём медленно отпустил его.

– Как это нету? – задал он риторический вопрос и, вернувшись к телу, одёрнул полностью ткань.

Действительно, на теле не было ни одной раны.

– Да замёрз он, видать, кто-то ему встретился, ограбил и помирать в снегу оставил, – сквозь слезы сказал усач.

– Что ж творится это в ваших краях?

– Вы не серчайте, Артём Владимирович. Не убивал я! Стал бы я вам его показывать, если б сам убил? – выл Архип, глядя заплаканными глазами на чиновника.

– Да успокойся ты, не убивал никого, не убивал! – сказал Берестов, но его слова никак не повлияли на истерику лесничего.

– Я ведь всю жизнь в этом лесу и ни разу зверя не обидел, а тут человека убить….

Артём помог Спиридонову подняться на ноги, довёл его до дома и уложил спать на кровать. Сам же чиновник, сняв сапоги и бросив пальто на печь, залез на неё и так же крепко уснул.

Ночь Берестов провёл спокойно, несмотря на неутихающий над домом ветер и пережитое днем. Проснувшись с утра, он тут же почувствовал сухость во рту. Сделав «пустой» глоток, он почувствовал, как сухость эта сковала все горло, и будто бы даже отдала болью в голову,

Повернувшись на бок, он увидел Архипа, засыпающего угли в самовар.

– Убийца знал этого вашего знакомого, – тихо протянул усач, взглянув на чиновника.

Артём попытался что-то сказать, но лишь проскрипел горлом, не выдав ничего внятного. Хозяин дома тут же бросился к бочке с водой, стоящей в углу хаты и, зачерпнув ковш животворящей жидкости, передал его Берестову.

Тот тут же жадно припал губами к заветной ёмкости, а Спиридонов тем временем продолжал.

– Думаю я так, потому что будь это просто ограбление, он бы эти ваши золотые зубы вмиг вырвал. Но нет.

– Может, спешил? – немного оправившись, сказал Артём.

– Может, да только вот куда здесь спешить? Тут же тайга!

– Выходит, кто-то его специально так умирать бросил.

– Вот и я о том же, Артём Владимирович! И остаётся только одно понять.

– Что же?

– Куда делся извозчик этого господина. Ведь не на коне же он один из столицы ехал-то.

– Действительно, – вдруг осенило Берестова, – но если так, то куда же они поехали?

– В Строгульцевский самое близкое будет, – ответил Архип.

– В острог…

– Да, небольшой совсем. До него с час езды будет на вашем коне.

– Туда-то я и направлялся.

– Вот как?

– Скажи-ка, Архип, что ты об этом месте знаешь?

Усач услышал вопрос и, присев на стул, немного задумался.

– Да что тут знать? Маленький совсем. Лес оттуда везут, каторжники там себе горбы набивают. Но и их там немного. А когда-то ведь уголь оттуда везли. На краю села еще остались карьеры и старая полуразрушенная крепость, где солдаты жили.

– Солдаты, что каторжников охраняли?

– Ну да…. Там жителей-то раз, два и обчёлся. Священник, солдаты, бывшие заключенные, несколько купцов….

– С кем мне поговорить лучше будет?

– Пожалуй, с попом тамошним.

– Я скажу, что от тебя.

– Не вздумайте!

– Это почему еще?

– Терпеть меня не могут там!

– Тебя-то, Архип? За что же?

Спиридонов побледнел и опустил глаза.

– Простить не могут. А я разве сам могу себя простить? Мне меньше всего тошно что ли?

Хозяин дома стал покачивать головой из стороны в сторону.

– Ты чего, Архип? – слезая с печи, спросил Берестов.

Но в ответ услышал лишь молчание.

Лишь спустя минуту Спиридонов тихо начал свой рассказ.

– Было это года четыре назад. Сестра моя родная Люба полюбила мужика, который лес сюда приехал покупать. Ну а что, мужик справный, при деньгах да не дурак. Он её тоже вниманием не обделял. Но острог – место каторжников, считай, грешников. Счастливых людей там не бывает, вот и у него счастья построить не вышло. У Любы уже дочь была, Машенька. Красивая девчонка, веселая! Я ее играть водил в крепость-то заброшенную. Показывал там всё. Её родной отец в драке пьяной погиб, а тут вроде как свезло, Люба нового нашла. Я помогал, чем мог, но все равно тяжело одной дочку тянуть-то. Так что желание Любы снова замуж выйти принял. Объявили они дату свадьбы. Я съездил в город, купил дорогое украшение в подарок. И все уж было готово к празднику. Но за день до всего этого я страшно напился. Повод был хороший: сестру замуж выдаю. И вдруг, не помню зачем, пришла Люба. Что-то мне говорила, ну знаешь, вроде советоваться пришла. Говорила, что беспокоит её предчувствие дурное, что сомневается, мол, не слишком ли спешит? А я что? Похмельным взглядом на неё смотрю и понять – ничего не понимаю. Так она и ушла, расплакавшись. А на следующий день оказалось, что домой-то и не вернулась.

Искали ее. И нашли. Но поздно.

То ли волк, то ли медведь Любочку мою настиг. Места тут дикие, не мудрено….. Вместе с конём её…. В общем, проклял меня муж её. Или не муж…черт его знает. Проклял! За то, что не сберег. Главное, что Машеньку забрал и в остроге жить остался. Последнее, что помню, как украшение Любино Маше отдавал. Ну как отдавал, тихонько сунул, чтоб никто не видел. И всё. Видеть меня никто там не хочет. Разве что Маша, да и то, потому, что не понимает, что я натворил. Я ведь и сам себя видеть не хочу.

Артём молча слушал рассказ и смотрел на Архипа.

Когда тот закончил, в доме воцарилась тишина, но еще через минуту Спиридонов все же снова заговорил.

– Ты не серчай на меня, и так сам на себя зол. И не говори ничего, если не знаешь, что сказать. Просто помни, не мог я отвезти твоего знакомого в острог. И разбираться бы никто не стал там с ним!

– У меня к тебе две просьбы, – сказал Артём.

– Какие?

– Во-первых, похорони ты его.

– Да как же это?

– А вот так. Заплачу я, сколько захочешь.

– Это надо костер разводить, грунт студеный топить. Дня два или три копать буду без продыха.

– Ничего, он уже не спешит.

– Эх, как скажешь, барин. Ну, а вторая просьба?

– Покажи дорогу в Строгульцевский.

Рассчитавшись с Архипом и позавтракав, Берестов сел на коня и отправился в злополучное место. Плохое предчувствие своим тупым острием подгоняло к горлу чувство тошноты. С каждой минутой тяжелее становились виски.

Артём понимал, что кто-то зачем-то убил чиновника из Петербурга, перед этим забрав у него записную книгу. Понимал это и не знал, что же ожидает его по приезде в тот самый острог.

Спустя час-полтора езды путник увидел силуэты дюжины домишек, собранных вместе. При каждом имелся немалый двор, где гуляла живность. Людей на улице не было видно. Последнему чиновник особо не удивился: метель хоть и поутихла, но все же давала о себе знать.

Лихо проскочив единственную в поселении улицу, Артём направился дальше, в сторону кладбища, где, по словам Архипа, и находилась единственная в остроге церквушка.

Спустя минуту езды показались первые кресты, а вскоре – и купол прихода.

Берестов немного оглядел прилегающую территорию погоста. Вокруг было очень тихо. И хоть чиновник не был из числа суеверных людей и к мистике относился без энтузиазма, от этой тишины ему стало не по себе.

– Вечно страшусь незнакомых местностей, – подумал он и решил проверить саму часовню.

Спрыгнув с коня, Артём перекрестился три раза трясущейся рукой и подошёл к большой деревянной двери церкви, чтобы войти внутрь, но та оказалась закрытой.

« Что за чёрт? По времени служба должна быть» – подумал Берестов и постучался.

Однако его никто не слышал. Казалось, что все окружение начисто вымерло.

« Ну, дела!» – сказал про себя Артём и снова забрался на лошадь.

Решив опросить местных жителей, он поскакал обратно в острог. Приближаясь к домам, он заметил деталь, которой не обнаружил ранее: несмотря на мороз, из печных труб не шёл дым….

Чувство тревоги нарастало и, казалось, окутывало Берестова. Распознав среди всех домов самый большой, он решил проверить его. Но в этот раз, перед тем, как постучаться, он достал из сумки, закрепленной на лошади, свой пистолет.

« А ведь и в церкви колокола молчали» – думал он.

– Ну что, покажись, кто живой! – шепотом произнёс Артем и отправился на изучение дома.

Открыв калитку во двор, он увидел мертвого пса, который, судя по всему, был зарезан.

«Так и думал, что что-то неладно» – взведя курок, сказал Берестов самому себе.

Пройдя дальше, он услышал кудахтанье домашних птиц на другой стороне двора. Дверь в дом же была открыта.

Войдя внутрь, чиновник увидел беспорядок и разбросанные повсюду бумаги. Казалось, что дом ограбили: на стенах, судя по пыльным отпечаткам, не хватало часов и картин. Дверцы шкафов были раскрыты, а кое-где даже вырваны наружу. Содержимое тумбочек и сервантов без какого-либо порядка лежало разбросанным на полу. Ступая по смятой одежде, распотрошенным папкам с бумагами и разбитой посуде, самонадеянный молодой человек прислушивался к каждому скрипу в доме. Он то опускал взгляд, пытаясь обнаружить на полу следы крови, то поднимал его перед собой прямо на прицел собственного оружия.

Изредка он останавливался, слыша хруст стекла под своими ногами. Это крошились разбитые рамки, в которых мирно покоились фотографии.

Берестов осмотрел дом, но не нашёл ни хозяев, ни свежих следов их пребывания здесь. Ему было очевидно лишь то, что здесь жил очень состоятельный человек: в доме имелась отдельная комната под кабинет, обставленная дорогой мебелью. Однако всё было пусто.

В камине лежали давно остывшие угли, на остатках ужина в просторной светлой столовой пестрила плесень.

Выйдя на улицу, Артём отправился к следующему дому. Затем к еще одному. К вечеру он обошёл уже все дворы и постройки и везде встречал одну и ту же картину: следы разграбления, отсутствие хозяев, убитые собаки и не тронутый скот.

« Кто-то знатно покуражился» – подумал Артём, как вдруг услышал топот коня вдалеке.

Выйдя на улицу, он увидел, как всадник подъехал к соседнему дому и, тяжело спрыгнув с лошади, вошёл во двор. Лица его не было видно. Чиновник хотел тут же проследовать за ним, но страх заставил его избрать в качестве средства выжидательную тактику. Он остался в кустах, внимательно наблюдая оттуда за происходящим. Через мгновение неизвестный появился с курицей в руках и стал упрятывать её в сумку на коне, но Берестов, набравшись смелости, выбежал из засады и направил на вора пистолет.

– Стой, тварь, а то застрелю! – крикнул он с надрывом, держа неизвестного на мушке.

– О Господи! – воскликнул мужчина, испугавшись внезапного появления чиновника.