Текст книги "Файл №301. Путь благословенных"

Автор книги: Андрей Измайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Крис Картер
Путь благословенных. Файл №301

Чурками красного дерева обзываться – большого ума не надо. Это у них, у бледнолицых, не от большого ума, это у них от чувства расовой неполноценности. Подспудное ощущение своей ущербности по сравнению с умудренным и древним народом дене – в условиях красной пустыни. Вот и бесятся немотивированно, если что-то происходит вопреки их представлениям о том, что и как должно происходить. И готовы зачеркнуть событие, вовсе вымарать его, а сверху написать по-своему, по-бледнолицему: вот как оно было, и как оно есть, и как оно пребудет, и никак иначе. А иные варианты, исходящие не от переписчиков, – заведомая инсинуация, оскорбляющая честь и достоинство переписчиков, да! Грязных клеветников к суду, и стрясти с них по максимуму. Что с них стрясешь, с нищих! Тогда просто постучать по дереву, чтобы впредь не случилось того, что не могло случиться, – согласно представлениям бледнолицых.

Просто постучать по дереву. По красному. Сильно постучать, выколачивая дурь из голов. И как бы проблема решена!

Умудренный и древний народ дене-нава-хо имеет, тем не менее, собственное мнение по поводу бытия и сознания. Поговорка умудренного и древнего народа дене-навахо гласит: событие существует до тех пор, пока жив хоть один человек, помнящий о нем. Потому дене-навахо не верит писаной и переписанной истории, а верит он памяти. От прадеда – деду, от деда – отцу, от отца – сыну.

Далее несколько велеречиво, как водится при передаче информации из поколения в поколение, – в сказовой манере…

Память – огонь лучистый и негасимый.

А писаная история служит тем, кто переписывает ее и держит под неусыпным контролем.

Те, кто гасит искру истины, боится, что из искры возгорится пламя. Они боятся, что пламя превратится в пожар и пожрет их. Огонь для них – не греющий очаг, но всепоглощающая буйная стихия.

Сторонитесь таких людей – они глупы и опасны. Глупы потому, что борются со стихией. Опасны потому, что глупы.

Их фальшивая история написана кровью тех, кто мог бы помнить и тех, кто добивается правды Когда твари испуганы, они очень агрессивны.

Легко напутствовать: сторонитесь. В какую сторону ни посторонись, а они – за тобой: нарушаем, красное дерево?! несоблюдение пожарной безопасности, красное дерево! за несоблюдение ответишь, красное дерево!.. Что молчишь, дерево?! Отвечать!!!

Сказано, пришлые бледнолицые – редкостные гости в красной пустыне Нью-Мексико. Сказано, если и появляются, то без улыбочек и исключительно по делу, по своему одним бледнолицым ведомому делу. Сказано, храни нас святые-здешние от дел пришлых бледнолицых…

Вот пришли… В мирный дом Алберта Хо-стина. Пришли – мягко сказано. А пришли жестко – ввалилась орава командос…

– Никому не двигаться! На колени! Руки за голову! Всем!

Кому всем? Тут нет никого. Только старец Алберт Хостин и сын Алберта Хостина, он же отец Эрика Хостина. Ах да, и сам Эрик Хостин, вброшенный в комнату внушительным пинком – замри, малец, не двигайся, на колени, руки за голову!

Кто тут у вас старший, чурки?! С кого спрашивать?! Ты, что ли, вождь краснорожих?!

Ты сказал, бледнолицый… А кто у вас старший, гости непрошеные? Ты, что ли, куряка? И что тебе угодно, куряка?

– Где Молдер?! Я хочу знать, где Молдер!

– Кто это?

Не знаешь, вождь краснорожих?! Понятия не имеешь?! А так?.. И неуловимо, но сногсшибательно, – короткий удар локтем назад, в скулу внучонка Эрика. А так?! И не пудри мозги, вождь краснорожих!

– Тот, чья машина здесь. Он был здесь! Мне нужен Молдер и нужны бумаги.

– Здесь нет ни того, ни другого. Здесь вы не найдете ничего.

Ну и получи прикладом автомата по старой и упрямой твоей башке! И провались в темноту!

Горазды командос стучать по дереву, по красному. Их так учили. А они, твари агрессивные, и рады быть первыми учениками! Будешь теперь иметь понятие, краснорожий! Все по понятиям, старичок, все по понятиям!

А когда темнота обморока рассеивается, свет сознания приходит не сразу, постепенно. И невольно задаешься вопросом: что здесь произошло?

Но вдруг обнаруживается – не ты, Ал-берт Хостин, спрашиваешь, а тебя, Алберт Хо-стин, спрашивают. Склонились над тобой, Алберт Хостин, глядят немигающими птичьими глазами и спрашивают:

– Что здесь произошло? Святые-здешние, а это кто еще?! Что за птица?!

Это не птица. Это женщина. Из ФБР. Она была с человеком из ФБР. Она уехала. И вот она вернулась…

– Кто здесь был, Алберт?! Что за люди?!

– Не люди. Твари. Искали твоего напарника.

– Нашли?

– Где он сейчас? Как он?

– Эрик? Ты как? – дед-дене не настаивает, но…

Что – Эрик! Плохо Эрик! Личико у внучка после намеренного калечащего удара Мистера Никотина – краше в гроб кладут. В гроб не надо, Эрик, но не мог бы ты показать бледнолицей леди, где и как сейчас ее бледнолицый напарник? Или ты не можешь… по состоянию здоровья? Дед-дене не настаивает, но…

– У него, может быть, сотрясение мозга… – отец-дене не прекословит деду-дене, но…

– Я готов, – небрежно сплевывает юный змеелов. Небрежно не получается. Сгусток крови – мокрым шлепком на пол.

– Тогда давай по-быстрому… По-быстрому никак. Мустанг-тарахтелка остался за грядой у карьера. А на машине туда – только до известного предела. Потом – только пешком. У белой женщины хватит сил и мужества – по пустыне пешком? Зато обратный путь – на мотоцикле. Не «хонда», не «ямаха», но…

У женщины хватит мужества. На «пешком».

Зато когда она с юным змееловом достигает цели, ноги у нее подкашиваются. И не от изматывающей усталости, а просто мужество женщине отказало при открывшейся немигающему глазу картине…

Сорванная взрывом крышка люка, отброшенная за километр – мелкой фальшивой монеткой белеется. И круглая бездонная дыра в крыше занесённого красным песком вагона. И тяжелый, ватный дым из дыры – жерло вулкана.

– Там? Он там, мальчик?

Зачем задавать вопрос, женщина, ответ на который тебе известен?

Очень трудно потерять напарника. Практически невозможно.

Но практика – критерий истины. А практика такова, что – увы, можно. Уцелеть в пекле – счастливая способность чертей полосатых, но не людей. Агент Молдер – чертяка изрядный, но не черт, увы. Человек он… был.

И у женщины Скалли подкашиваются ноги. И она кричит:

– Молдер!

Ты кричи не кричи… А кричи: «Совершенно секретно!»

Почем нынче совершенно секретные файлы?! Почем опиум для народа?!

Да сущая безделица – жизнь напарника. Задешево!

– Молдер!!!

Глас вопиющего в пустыне. В красной. В пустыне цвета крови.

– Мо-о-олдер!!!

Ответом ей было молчание. Мертвое.

Резервация навахо К северо-западу от Лос-Аламоса Нью-Мексико 17 апреля, ночь

Слезами горю не поможешь.

Дурацкая, кстати, приговорка. Не по форме, а по содержанию. Если вдуматься… Зачем помогать горю – пусть и слезами? Горю надо помешать – пусть и слезами. Помешать вползти внутрь тебя, овладеть каждым нервом, каждой клеточкой, каждой мышцей. А то ведь вползет, овладеет и – руки опускаются, голова не соображает, воля отказывает…

Итак, слезами горю не помешаешь.

Тоже как-то не по-английски. Но все же куда оптимистичней. Или, на худой конец, мо-билизующе…

А мобилизоваться надо, надо! За рулем, да на бешеной скорости, да по мокрой автостраде, да в кромешной ночи! Не опускайтесь, руки, крепче за баранку держись, агент. Думай-думай, голова. Соберись, воля, в кулак… И тем набряк-шим-сконцентированным кулаком – по морде, по морде! Кому? А всем! От мала до велика – всем, кто прямо ли косвенно виновен в гибели напарника, который уже никогда…

Боже мой, что за напыщенный дебил родил формулировочку «Никогда не говори никогда»?! Жизнерадостный дебил, никогда не сталкивающийся на практике с безвозвратным «никогда». Практика – критерий истины… Ни-ког-да…

Никогда, никогда, никогда больше агент Скалли не увидит агента Молдера. Ни живого, ни даже мертвого…

Как там они ободряли друг друга черным юморком?

– Ты поступаешь правильно. Нас повесят.

– Я бы предпочла электрический стул. Более эстетично. И не повредит прическу.

– Может, тогда лучше газовую камеру? Или инъекцию? Леди?

– О, вы так любезны, сэр.

– Я стараюсь, леди… Но, кроме шуток, Дэйна, при всем богатстве выбора другой альтернативы нет.

– Что ж, на нет и суда нет, напарник.

– Суда действительно не будет, Дэйна.

Суда действительно не было. А негласный приговор приведен в исполнение. Виселица, электрический стул, газовая камера, инъекция – ну-ну! А пригоршню праха не хотите? Гори ты, Фокс Молдер, синим пламенем!

И костер в тумане светит, искры гаснут на лету. Скалли, Молдер вас не встретит. Вы проститесь… Вы даже не проститесь с ним, Скалли, – он… дематериализован. Пригоршня праха. Пеплом по ветру.

Ветер, ветер, ты могуч… И возможно, покружив серые хлопья в поднебесье, опустишь их на голову Скалли. Оно и есть – посыпание головы пеплом. В знак скорби.

Ни-ког-да больше она не увидит Молде-ра… наяву.

А сны – что ж, сны…

Партнер Скалли, вас не мучают эротические сны?

– Ну почему сразу мучают, партнер Молдер!..

Давняя присказка промеж партне… все-таки напарников. На грани допустимого. Вернее, допускаемого промеж партне… все-таки напарников. Подавляющая основной инстинкт, когда симпатия прорастает влечением.

Но-но, агент Скалли, мы же на работе!

Так точно, агент Молдер, наша служба и опасна, и трудна!.. А скажи мне, агент Молдер, как насчет внеслужебного времени и не на работе?

Я всегда на службе, агент Скалли, я всегда на работе… Погоди, ты серьезно?

Ну что ты! Я, как и ты, всегда на службе, агент Молдер, я всегда на работе.

Даже когда спишь?

Так я тебе и сказала!

Скажи…

Ты первый скажи.

А я не сплю. У меня хроническая бессонница. Знаешь ведь.

Вывернулся! Ну и мучайся дальше!

Чем?

Как чем? Бессонницей. А вы что подумали, агент Молдер?

Ну-ну. Того же и вам желаю, агент Скалли.

Бессонницы?

Мучаться. Во сне. Или ты что предпочитаешь, партнер?

Желательно, конечно, помучиться… Напарник.

…Сны снами, но теперь только они и остаются. И никогда наяву. Молдер – никогда. Со своими завиральными идеями. Со своим несносным характером. Со своими «качелями» темперамента – от депрессии до истерики. Со своими несуществующими икс-файлами. Со своим…

Ни-ког-да. Точка. Всё. Живем дальше, агент Скалли. Живем, «дирол» с ксилитом жуем. Иногда лучше жевать, чем говорить. Особенно про несуществующие икс-файлы, не так ли, агент Скалли? Один вот тут всё говорил про икс-файлы, говорил – дали ему хорошенько прикурить, так он теперь и не говорит. Не так ли, агент Молдер? Дали тебе прикурить! Огня, кричал, огня! Память – огонь лучистый и негасимый. Что ж, пришли с огнем…

Всё, сказала! Точка. Следи за дорогой, Скалли. Слезами горю ни поможешь, ни помешаешь. Да и какие слезы! Просто дождь взбесился, лобовое стекло заливает – «дворники» не справляются. Так что это не она, Скалли, – в два ручья. Это дождь, если на нее, на Скалли, мельком глянуть сквозь лобовое стекло – а хоть бы из встречной машины.

Нет никаких встречных машин. Пустынно. Как… в пустыне… О, нет! Договор же – о пустыне ни слова! Ни слова, ни мысли, ни ассоциации! Проехали!

…Сколь угодно убедительно можно талдычить самой себе: проехали! Но…

…не доехали. Потому что – приехали! Стоп – машина!

А ну, кому говорят – стоп?!

Наверное, ей, Скалли. Больше некому. Ни встречных, ни поперечных машин на трассе не видать. Тебе говорят, стоп!

А позвольте полюбопытствовать, кто говорит?

Говорит Вашингтон, сукина дочь! Вашингтонское время – два часа сорок минут пополуночи!

Вашингтон – воплощение властных структур. Властные структуры здесь и сейчас – в обличье военного вертолета.

И он, вертолет, поймав машину Скалли в луч прожектора, будто расплошного зайца вел ее по трассе, громкоговоряще командуя: «Стоп – машина!»

Как?! Неподчинение властным структурам?! Ну, сестренка, ответить придется! По полной программе! Даже если слова не проронишь, все равно ответишь!

А сбежать у тебя не получится, сестренка. Бежать некуда. Некуда бежать. Вертолет, по определению, догонит и перегонит любой автомобиль, будь тот и с форсированным двигателем.

Летели, сестренка, – вот и догнали! Вот и перегнали! Вот и сели, перегородив трассу! И куда ты денешься, на что надеешься… с-сукина дочь! Зайчик ты наш, попрыгайчик-убегайчик! Ну, погоди! Из вертолета сейчас – такие волки, такие волки! Полярные… Командос!

– Живо из машины!!! Кому говорят?!

– Я агент ФБР Дэйна Скалли!

– А я папа римский! Молись, дочь моя!.. Живо из машины, ну!!!

– Ваши документы?!

– Вот мой документ! Поняла?!

Чего ж не понять? Направленный ствол автомата в трех дюймах от лица… а учитывая побелевший от бессильного бешенства нос агента ФБР Дэйны Скалли – и вовсе в одном дюйме! Очень внушительный… документ.

И ведь не гопники, а действительно властные структуры. Судя по оснащению и беспардонности. Почему властные структуры, когда у них законно требуешь удостоверяющий документ, всегда впадают в ярость и тычут автоматом в нос – дескать, вот наш документ! Издержки воспитания, не иначе. И ведь так, наверное, только в Америке! Обреченная страна! Боже, храни нас, граждан этой страны, от властных структур при исполнении!

Исполнение – звериный рык:

– Р-руки на капот! Ноги р-расставить!

– Ноги? Расставить? Вы беседуете с леди, хам!

– Я не беседую! Я при исполнении!

– При исполнении чего?!

– Ма-алчать!.. Где агент Молдер?!

– Ну?! Где?!

– Вы приказали молчать. Вынуждена подчиниться.

– Не умничай, ты!

– Что вы, молодые люди! Я – дура дурой. По сравнению с вами.

– Дать ей по почкам?

– Отставить!.. Ну?! Где?! Слышала, а то ведь по почкам!

– В багажнике. Где же еще!

– Так! Ты и ты – открывайте! – А ключ?

– Ка-акой ключ, к чертовой матери! Вскрывайте, к чертовой матери!.. А ты стой, не рыпайся! И не строй мне тут из себя целку, к чертовой матери!

Очень трудно агенту Скалли строить из себя целку в позе, никак не характерной для целки, – уткнувшись носом в машину, упершись руками в капот, расставив ноги, волей-неволей выпятив задницу.

Очень трудно искать агента Моддера в темном багажнике. Особенно если его там нет.

– Его здесь нет!

– А где?!

Трудитесь, волчары, трудитесь. Счастье в труде!

– Ну, ты! Где агент Молдер?!

– Я же сказала.

– Его там нет!

– А вы поверили, что он там?

– Соврала?!

– Ну когда женщина отвечала за свои слова! Какой милый мальчик!

– Ты тоже! С-сукина дочь!

– Здравствуй, братец!

– Может, теперь дать ей по почкам?!

– Отставить!.. Ну, ты! Где документы?! И не вздумай соврать!

– В багажнике.

– Опять?!

– Что – опять?

– Врешь?!

– Опять нет. Аи правда!

Изящный дамский саквояжик в багажнике!

Внутри, помимо всего прочего, – папка!

В папке – текст-распечатка того самого «.. .al-doh-tso-dey-dey-dil-zeh-tkam-besh-ohrash…»!

Маркером помечены некоторые слова (бартер? вакцинация?)!

То?

То! То!

То, да не то…

– Ну ты! Где дискета-исходник?!

– У меня ее нет.

– А у кого?!

– У агента Молдера.

– А где он?!

– Чтоб вам всем туда же, где он!

– Это куда? Координаты! Быстро!

– Пшел вон, мальчик. Утомил!

– Ты ответишь за свои слова, с-сукина дочь!

– Молчу-молчу. Ни слова больше!

– Я т-тебе помолчу! Отвечать!

– Пшел вон. Устала. Ноги сомкнуть можно?

Штаб-квартира ФБР Вашингтон, округ Колумбия 18 апреля, день

А отвечать-таки придется. Все в том же кабинете директора ФБР, все перед тем же хму-рым-насупленным контингентом. Ограниченным, да, – в смысле, дальше собственного носа не видят.

Но…

Пункт первый: начальник всегда прав.

Пункт второй: если он не прав, см. пункт первый.

Короче, девиз: «Помни о главном!» И подпись: «Главный». И это уже приказ.

Так что отвечать-таки придется. Даже если слов нет. Даже если – ни слова больше.

От вас, агент Скалли, никто и не ждет никаких слов – ни в собственное оправдание, ни в обвинение властным структурам на предмет сомнительных методов…

Слово имеет Сам! Сам – директор ФБР.

– Согласно рекомендациям отдела и профессиональному кодексу чести, агент Дэйна Скалли должна уйти в обязательный отпуск. До тех пор, пока не будет детально расследован ее проступок по служебной линии. Наш негласный устав гласит, что агент может, а в данном случае должен быть отстранен от работы без выходного пособия – ввиду опасной природы ее неподчинения, прямого неподчинения вышестоящему начальству. Вынуждены потребовать у вас, агент Скалли, табельное оружие и значок… прежде чем вы покинете нас.

Директор суров, но это директор. «Помни о главном. Главный.»

Железный Винни, правда, попытался скрасить… Он, конечно, Железный, но все-таки он – Винни. Не вини, Винни, да невиновен будешь…

И что же скажешь, коллега Уолтер? Или теперь просто и отвлеченно – мистер Скиннер?

– Дэйна!.. М-м… Мисс Скалли, мы бы просили вас быть в пределах досягаемости для… нас…

– Кто это – мы? Лично вы, Уолтер? Или эти все?.. О, прошу прощения, мистер Скиннер! Прошу прощения, господа! Я немножко не в себе. Или вы не во мне. Или мы все – вне друг друга. Не так ли? До свиданья, господа.

– Нет уж, прощайте, мисс Скалли.

– А вот уж никогда.

– М-м?

– Не прощу.

– Что вы себе позволяете, агент?!

– Я?! Агент?! Какой я вам агент?! Г-г… главный!

– Не горячитесь, мисс Скалли.

– Я холодна, как лед! Холодна, как… агент Молдер.

– Вы горячи, как… агент Молдер. По вашим словам, он… испепелен? М-м?

– Да. Но его пепел уже остыл, г-главный. Но учтите, вы все!.. Пепел Молдера стучит в моем сердце.

– Где-то когда-то я что-то подобное слышал. Или читал?.. Интермедия?.. Прекратим интермедию, мисс Скалли.

– Я не начинала!

– Ну и заканчивайте… Коллега Скиннер, у вас что, еще вопросы? К мисс Скалли?

– Сэр! Всего лишь напутствие. Вы позволите, сэр?

– Позволю ли я что-то не позволить вам, мистер… простите… коллега Скиннер!

– Тогда… с вашего позволения, сэр…

– Конечно-конечно!

– Дэйна…

– Называйте меня мисс Скалли, мистер… Скиннер.

– Мисс Скалли… Видите ли, мисс Скалли… Мало ли… Еще могут возникнуть вопросы в процессе расследования… Расследования по определению местонахождения агента Молдера. И ваши показания могут… Не могут не… Могут и не… В общем, ты меня поняла, Дэйна?

– Я вас не поняла, мистер Скиннер. В присутствии. .. э-э… всех присутствующих официально заявляю: я не поняла… Я сказала все, что знаю. Насколько я знаю, агент Молдер мертв. Агент Молдер погиб. Агент Молдер убит.

И подавитесь своими дешевыми амбициями! Профессиональный кодекс чести! Какая-такая честь, ваша честь?!

И выходным пособием подавитесь! Жмоты мелочные!.. А она как раз туфельки присмотрела. Ничего! Босиком, но в шляпке!

И табельным оружием бывшего агента Скалли подавитесь! И значком агента ФБР подавитесь! Получите и не утруждайтесь в расписывании под… протоколом изъятия.

– Мисс Скалли?

Да, мистер бывший Главный? Какого еще рожна?!

– Только не думайте, мисс Скалли, что всем нам будет без вас трудно. Нам – нет. Трудно будет вам. Без нас.

– Теперь всё, сэр?

– Теперь всё.

– Прощайте, сэр.

– Прощаю, мисс… Иди и больше не греши.

– Не могу обещать, сэр. Но в любом случае, вне этих стен, сэр!

– Одобряю, мисс! И все присутствующие одобряют. Заметили?

…А старая грымза, Мэнни-Пэнни со столетним стажем, все сидит и сидит в приемной, стучит и стучит на «Ундервуде». Аккурат отстукивает приказ об увольнении агента Скалли без выходного пособия, нет? И впрямь ведь пересидит всех и каждого в этом гадючнике. И на всех и каждого – приказ об увольнении: тюк-тюк, тюк-тюк-тюк… И – на подпись Главному. А тот подмахнет не глядя – Мэнни-Пэнни испытанный и бесценный сотрудник! Глядишь, последний приказ об увольнении старая грымза отстучит на самого Главного. А тот подмахнет не глядя!

Во всяком случае, Дэйну старая грымза уже пересидела. И все присутствующие одобряют…

Нет, таки не все! Железный Винни таки выскочил из кабинета:

– Агент Скалли!

– Агент? Вы сказали «агент», мистер Скиннер?

– Агент, Дэйна. Для меня, Дэйна, вы по-прежнему агент.

– А если так, то растолкуйте мне… или хотя бы себе, что там за люди в кабинете!

– Эти люди выполняют свой долг, Дэйна.

– Они фактически разваливают наше дело! Узаконивают беззаконие.

– Они действуют в строгом соответствии с нашим негласным уставом. А вы – нет!

– Не они ли санкционировали травлю агента Молдера – как моральную, так и физическую, посредством дозатора с наркотической дрянью?!

– Без комментариев, Скалли.

– Уж какие тут могут быть комментарии!

– Единственное, что я могу обещать, – расследование будет продолжено.

– Расследование-фарс! Они убили Молдера. Они убили отца Молдера. И они будут искать убийцу Молдера и убийцу отца Молдера! При всем моем уважении, сэр… вам не кажется, что вы несколько переоцениваете собственную значимость в общем руководстве ФБР?

Мистеру Уолтеру Скиннеру никогда ничего не кажется. Он сугубый прагматик. Он – Винни, но он – Железный.

Возвращайтесь в кабинет к Главному, Винни. Но мельком поинтересуйтесь, что за очередную бумагу готовит старая грымза Мэнни-Пэнни. Не исключено, следующий приказ будет по вашу душу, Винни. Ступайте к коллегам, Винни, ступайте – они вас, наверное, заждались.

Да и мисс Скалли надо идти – вещички с бывшего рабочего места собрать, то-сё…

А вещички можно и нужно собрать не только со своего рабочего места, но и с бывшего рабочего места напарника Молдера. Агент Молдер, знаете ли, со вчерашнего дня тоже не состоит на службе в ФБР – его светлый образ навсегда сохранится в наших сердцах. Но кое-какие вещички в память о нем хотелось бы забрать. Вернее, вещичку…

Выдвигаешь верхний ящик стола до упора, засовываешь руку по локоть, шаришь ладонью и нашариваешь дискетку в пластиковом футлярчике, изнутри прикрепленную скотчем к верхней крышке стола.

– Вот и она!

– Увы… Не – вот. Лишь футлярчик. А самой дискеты нет.

– Теперь, мисс Скалли, у вас нет ничего. Ни-че-го. Мало того, что ни-ког-да, так еще и ни-че-го.

– Ступайте, мисс Скалли, ступайте.

– Куда?

– Да хоть куда! Но отсюда. К мамочке ступайте, возрыдайте на ее груди, пожалуйтесь на сей несовершенный мир, населенный дурными и коварными людишками, не желающими странного…

– Здравствуй, мама…

– Господи, Дэйна! Что случилось? На тебе лица нет!.. Погоди, а туфли?

– Сняла. Они стали натирать.

– Ты шла сюда пешком?! В столь поздний час?!

– Мам… – и горючие слезы как наконец-то разрядка внутреннего и такого долгого напряжения.

– Дэйна, Дэйна… Ну-ка, сядь. Ну-ка, укройся пледом. Сейчас я тебе горячую ванну. Господи, Дэйна, я не видела твоих слез с пятилетнего возраста… Господи, Дэйна, что, наконец, случилось?

– Ничего. Ни-че-го. И ни-ког-да.

– Но ты же плачешь!

– Просто нервное. Наверное, перед месячными…

– Счастливая!

– Ты о чем, мама?!

– У тебя еще есть месячные.

– Это единственное, что у меня осталось.

Нью-Йорк, 42-я стрит 19 апреля, утро Порнуха – она и в Африке порнуха. Правда, лишь на взгляд туристов: «О! Куда не глянь – все голые и темпераментные!» Не путайте причину и следствие, туристы! Местное население голое потому, что жара… ну и нищета, разумеется. А темперамент – тоже потому, что жара… легендарный южный темперамент.

В Америке же порнуха – не «куда не глянь», но в отведенном для того месте. И место – 42-я стрит. Славится она, 42-я стрит, массажными салонами, секс-шопами, «живыми картинками» и прочими обнаженностя-ми. В общем, стучи в любую дверь – и тебе воздастся по твоей потенции. И недорого!

Хотя… вот в эту дверь стучать бесполезно, даже вредно. Не откроют. А откроют – дорого обойдется. Ибо за ней, за дверью, не бардак, а тот самый обширный кабинет, в котором время от времени собираются вместе господа хорошие, соратники… Последний раз собирались, помнится, ровно неделю назад, нет? И Мистер Никотин в присутствии множества свидетелей пообещал «разобраться» в одночасье. То есть он выразился уклончивей: буквально через некоторое время.

Ну и?

Неделя минула. Не пора ли сообщить господам хорошим, соратникам, об итогах и успехах? А то ведь сильно беспокоятся господа хорошие. Того и гляди начнут сильно беспокоить Мистера Никотина. Уже сильно беспокоят. Пока словами:

– Как же так? Ведь были предприняты все меры предосторожности. Почему они не сработали?

– Документы вообще не должны были попасть постороннему взгляду. Сорок лет работы! Ущерб возможен неисчислимый.

– Ущерб уже нанесен!

– О, господа хорошие, вам бы только претензии предъявлять! Покопались бы сами во всем этом дерьме, как Мистер Никотин, – он бы на вас посмотрел!

Но пока они на него смотрят. А глаза недобрые-недобрые…

– Джентльмены! Хочу вас обрадовать. Сложившаяся ситуация целиком под нашим контролем.

– Минуточку! Под вашим контролем!

– Я так и говорю… Определено, у кого находились искомые икс-файлы. Эти люди надежно нейтрализованы… Есть, конечно, некоторая проблема с ФБР. Но мы с ней справимся, так сказать, изнутри.

– Минуточку! Вы с ней справитесь!

– Я так и говорю… Полагаю, несколько некрологов, разнесенных по срокам и средствам массовой информации, не насторожат ни ФБР, ни таблоидов.

– А проблема с Молдером?

– Какая проблема? Нет человека – нет проблемы. Профессор Молдер, наш добрый-старый Вилли, стал жертвой грабителя-домушника. Такое горе, джентльмены, такое горе… Не помянуть ли нам старого-доброго Вилли?

– Минуточку! Речь не о профессоре, а его сыне.

– Я так и говорю… Такое, горе, джентльмены, такое горе… Отец еще не упокоился в земле, а сын – туда же… Агента Молдера нет в живых.

– Минуточку! Вы видели его труп? Он числится просто пропавшим без вести.

– Труп агента Молдера обнаружить не удалось. И не удастся. Гарантирую, джентльмены.

– Ваши гарантии для всех нас пока достаточны. Однако, минуточку! Искомые икс-файлы, они изъяты у тех… к кому случайно попали?

– Да.

– Да?

– Да!

– В таком случае нужно известить все заинтересованные стороны, что работу можно продолжить.

– Не можно, а нужно, джентльмены!

– Можно и нужно.

…Все-таки символично, что господа хорошие регулярно собираются покумекать именно на 42-я стрит! Порнуха сплошная – эти их регулярные посиделки! Имитация искренних глубоких эмоций по отношению друг к другу при абсолютной холодной враждебности. Типичные бляди, сэр!

…в отличие от нормальных людей, испытывающих подлинные горестные чувства от невосполнимой утраты. Утраты друга, утраты партнера, утраты напарника.

И если среди ночи в дверь квартиры звонок, то не опасайтесь, агент Скалли, не хватайтесь за пистолет… Ах, да! Вы его сдали… Но и за кухонный нож не хватайтесь, и за сердце. Просто пришел нормальный человек, испытывающий подлинные горестные чувства, аналогичные вашим, агент Скалли. Зачем пришел? Просто так… Выразить, разделить… всё такое. Всё такое бессмысленное и нерациональное, но столь присущее нормальным людям.

– Фрохики?

Фрохики, Фрохики. Шляпа в роговых очках. Шатаясь от… гм, не только от горя. С бутылкой «Джи энд Би» в судорожном кулаке.

– Фрохики… Который час?

– Я знаю, что сейчас поздно. Но я всего час назад узнал о… печальном событии. Вот… Не мог не прийти к вам… Или мне лучше уйти? Простите меня за мою вольность.

– Сколько же вы в себя влили, Фрохики?

– Х-ха! Вы пустую посуду принимаете, мисс?

Невеселая шутка. Бутылка «Джи энд Би» действительно уже пуста, выпита до дна.

– Тары нет, сэр.

Шуткой на шутку, невеселой на невеселую.

– Еще раз прошу простить меня… Элементарно захотелось посидеть, помянуть.

– Заходите, Фрохики, заходите. Увы, могу предложить только чаю или кофе.

– Кофе.

Кофе так кофе. Отнюдь не помешает, а то и поможет, – учитывая состояние интеля Фрохики.

– А у вас есть «Моккона»?

– Конечно же, у меня есть «Моккона»! То есть у меня был «Моккона». Молдер и выпил всё. «Нескафе» устроит? Увы, только растворимый.

«Нескафе» так «Нескафе». Растворимый так растворимый. Разве в марке кофе дело?! Просто… мы любим бывать у Скалли…

Ну, и что скажете, интель Фрохики? Душу будете бередить? И себе и собеседнице? О-о, и еще как!

– Знаете, Скалли, он был моим настоящим другом. Знаете, что такое настоящий друг?

– Знаю, Фрохики. Он был и моим настоящим другом.

– Простите, брякнул… Вы же были напарниками…

– Партнерами…

– Да-а… Он был отличным парнем и прекрасным профессионалом. Знаете, каким он был профессионалом?!

– Знаю, Фрохики.

– Простите, опять брякнул… Да-а… Единственная подлинная жемчужина в куче дерьма!

– Спасибо за комплимент, Фрохики.

– Что? В смысле?.. А! Ну простите и еще раз простите! Снова брякнул… Конечно же, вы тоже в этой куче… жемчужина. Надо понимать, эстафета перешла к вам? От Молдера?

– Боюсь, нет. Я сегодня лишилась работы.

– Сволочи! Они играют не по правилам.

– Что вы знаете, Фрохики, о правилах игры без правил!

– Вы правы, Скалли, вы правы. Нет, но однако! Зла не хватает!.. Они – как мыши, которые, стоит зажечь свет, врассыпную бросаются прятаться в вязанку дров.

– М-да… Мыши, убившие кота.

– Говорят, Скалли, у кошки семь жизней.

– Ой, да прекратите вы, Фрохики, свои интеллигентские штучки. Метафоры-хренафоры! Выговорились? Вам еще кофе? Или вы уже пойдете?

– Я не пьян, Скалли. Вы думаете: вот пришел никчемный Фрохики пьяный в хлам и среди ночи морочит голову… вместо того, чтобы пойти домой и там с горя заснуть… Всё такое бессмысленное и нерациональное, но столь присущее интелям… Да! Я пьян! Но! Но, Скалли, но!.. Я не настолько пьян! Я ведь спросил: эстафета перешла к вам?

– Ну… Если угодно, да.

– Кому угодно?

– Да никому не угодно, если честно.

– А вам самой?

– Мне – угодно.

– Вот и мне!.. Нате! Это вырезка из «Геральд трибюн».

– Вы в нее бутылку заворачивали, Фрохики? Или готовили вместо пипифакса?

– Ну помялась немножко… Вам форму или вам содержание?

– Содержание, Фрохики, содержание.

– Тогда читайте, читайте!

– Ну?.. В Трентон-сити найдено тело мужчины… Белый, на вид тридцать лет… Пуля в затылок… Травма, несовместимая с жизнью… Никаких следов борьбы… Почерк профессионала… Убитый опознан как некий Кеннет Суннер, известный в анархистских кругах под прозвищем Вонючка…

– Мы в «Одиноком стрелке» звали его Башковитым.

– Фрохики?

– Да, Скалли, да. Тот самый хакер, влезший в директорию Министерства обороны и скачавший те самые икс-файлы…

– От одного приятеля-анархиста…

– Что?

– Я спрашивала Молдера, откуда у него дискета. Он ответил: от одного приятеля-анархиста.

– Вот видите!

– Погодите, Фрохики! Не мешайте!.. Так-так… Адата? Каким числом датировано? Здесь только вырезка…

– Восемнадцатое апреля. Вчера. Уже позавчера.

– Да, но это… убийство было совершено уже после гибели Молдера…

– Вот видите!.. Скалли, а вы… вы уверены в гибели Молдера? Может, все-таки…

– Не может, не может. Уверена. К сожалению… Нет, но… срань господня! Неужели они настолько глупы?!

– Кто?

– Кое-кто, Фрохики. Они. Т-твари!.. Когда твари испуганы, они очень агрессивны.

Резервация племени навахо Нью-Мексико

Смерть есть смерть. После нее нет ничего.

Но и жизнь есть жизнь. И она продолжается.

Всюду жизнь, так сказать. И в резервации племени навахо – тоже.