Текст книги "Дело при Ляхово"

Автор книги: Андрей Попов

Соавторы: А. Теленик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Награды и наказания

Наполеон велел провести 13 ноября расследование по поводу дела при Ляхове. Оно было поручено четырём старшим командирам дивизии: генералу Равье, командиру 2-й бригады; начальнику штаба дивизии аджюдан-коммандану Боргезе; командиру 2-й полубригады майору д’Амбружеаку; шефу батальона Пэле (который, впрочем, отсутствовал). Расследование состоялось в тот же день. Вот что ответили офицеры на некоторые вопросы:

«2-й вопрос: Почему генерал Ожеро был отослан на расстояние одного лье, не имея артиллерии? Ответ: Не известно; однако 8-го вечером у генерала Барагэ д’Илльера было намерение послать ему две пушки.

6-й вопрос: В течение какого времени слышалась стрельба генерала Ожеро? Ответ: Ружейная стрельба началась в час дня, а затем вскоре канонада. С 4.30 часов (пополудни) орудий больше не было слышно, но стреляли ещё глубокой ночью справа от Ляхова.

7-й вопрос: Был ли генерал Барагэ д’Илльер атакован в то же самое время, что и генерал Ожеро? Был ли он атакован силами пехоты и кавалерии настолько превосходящими, что это помешало ему соединиться с генералом Ожеро? Ответ: Пост у Балтутино был атакован на рассвете; он возвратился в Холм в полдень, и в это время неприятель появился перед Холмом и Язвино. Нижеподписавшиеся офицеры, совсем не видели пехоты и все одного мнения, генерал Барагэ д’Илльер мог соединиться с генералом Ожеро, и убеждены, если он этого не сделал, то потому, что был уверен, генерал Ожеро, атакованный только артиллерией и кавалерией, сможет удержаться на своей позиции; они также полагают, что его намерением было дождаться ночи и соединиться с генералом Ожеро.

8-й вопрос: Какие силы выявились у противника в пехоте, кавалерии и артиллерии? Ответ: Впереди Холма виднелись два полка улан и множество казаков. Слева от Язвино наблюдались с утра три колонны пехоты, составлявшие около 1200 человек. Войска оставались возле этих двух деревень и создавали угрозу в течение всей атаки на Ляхово. Не известно число войск, с которыми вёл бой генерал Ожеро, потому что большая часть их могла прибыть по дороге, (находившейся) вне поля зрения. Неприятель стрелял в Язвино одной пушкой и одной гаубицей; две или три пушки были использованы в атаке на Ляхово.

9-й вопрос:Показалась ли атака на генерала Ожеро серьёзной?Ответ:По треску пушек и ружейной стрельбы, атака показалась серьёзной только к 4 часам вечера; но после этого огонь прервался и более не слышалось ничего, кроме нескольких выстрелов, следовало полагать, что атака была отбита».{70}70
  Chuquet. LA GUERRE. I. 134–138.


[Закрыть]

В этих ответах не всё сходится. Сначала опрошенные уверяли, что совсем не видели русской пехоты, а затем говорят о её присутствии возле Язвино. Видимо, партизаны хорошо «декорировали» возвышенности, и их незначительные поначалу силы возле Язвино и Холма показались неприятелю столь многочисленными, что помешали Барагэ оказать помощь отрезанной бригаде. Это, впрочем, не снимает с Барагэ обвинения в нерешительности. Указанное расследование пришло к выводу, что Барагэ оставил своего подчинённого без артиллерии и, вместо того, чтобы оказать ему немедленную помощь, решил дождаться наступления ночи; за это время Ожеро, отрезанный от своих, потерпел поражение.

Спустя несколько минут после ознакомления с итогами расследования Наполеон приказал отстранить Барагэ от должности и отправить под арест в одно из его имений во Франции. Многие близкие к императору лица – Сепор, Фэн, Меневаль, Деннье, Гурго – были свидетелями его гнева, но наиболее подробно изложил состояние императора А. Коленкур, в рассказе которого прямо-таки слышится раздражённый голос повелителя. «Император, – пишет он, – рассчитывал на корпус Барагэ д'Илльера, недавно прибывший из Франции; он дал ему приказ занять позиции на дороге в Ельню; но авангард Барагэ д'Илльер занял невыгодную позицию в Ляхове; им командовал генерал Ожеро, который плохо произвёл разведку и ещё хуже расположил свои войска… Неприятель, следивший за Ожеро и, кроме того, осведомлённый крестьянами, увидел, что он не принимает мер охраны, и воспользовался этим; генерал Ожеро со своими войсками, численностью свыше 2-х тысяч человек, сдался русскому авангарду, более половины которого сам мог взять в плен, если бы только вспомнил, какое имя носит». Чувствуется, что император особенно уязвлён тем, что сдавшийся генерал Ожеро был единокровным братом знаменитого маршала П.Ф.Ш. Ожеро. Заметим, что и Давыдов утверждал: «Я уверен, что если бы при наступлении ночи генерал Ожеро свернул войска свои в одну колонну, заключа в средину оной тяжести отряда своего, и подвинулся бы таким порядком большою дорогою… – все наши покушения остались бы тщетными. Иначе ничего сделать мы не могли, как конвоировать его торжественно до корпуса Бараге-Дильера и откланяться ему при их соединении».

«Эта неудача, – продолжает Коленкур, – была для нас несчастьем во многих отношениях. Она не только лишила нас необходимого подкрепления свежими войсками и устроенных в этом месте складов, весьма пригодившихся бы нам, но и ободрила неприятеля, который… не привык ещё к таким успехам. Император и князь Невшательский во всеуслышание объясняли эту неудачу непредусмотрительностью генерала Барагэ д’Илльера, который, как они говорили, сам лично ничего не осмотрел, но главным образом они приписывали её бездарности генерала Ожеро. Офицеры, побывавшие там…, отнюдь не оправдывали обоих генералов. Что касается императора, то он счёл это событие удобным предлогом, чтобы продолжать отступление и покинуть Смоленск».

В ночь на 15 ноября в разговоре с Коленкуром император «снова горько жаловался на генерала Барагэ д’Илльера, его неумелым действиям приписывал потерю большей части корпуса, находившегося в Смоленске». «Он возлагал на него, – продолжает Коленкур, – ответственность за то, что теперь необходимо продолжить отступление и терять линию Витебск-Орша, которую прежде надеялся удержать. Недовольство императора в немалой мере объяснялось… также и тем впечатлением, которое эти события произвели на армию. “Со времён Байлена, – повторял император, – не было примера такой капитуляции на открытом поле”… После Смоленска император говорил нам, что успех, одержанный русским авангардом над генералом Барагэ д’Илльером, вскружит всем голову и Кутузов будет вынужден выйти из своего пассивного состояния. Он не ошибся».{71}71
  Коленкур А. ПОХОД НАПОЛЕОНА В РОССИЮ. Смоленск. 1991. С. 22—225, 230, 232; Давыдов. 298–299; Мепеѵаі. 80; Gourgaud. 466. Гурго писал: «Помимо невозместимых потерь в людях и лошадях, которые причинила нам эта непредусмотрительность генералы Барагэ д'Илльера, император был глубоко оскорблён, узнав, что французский отряд (corps) в 1100 пехотинцев и 500 кавалеристов сложил оружие перед отрядом партизан».


[Закрыть]

Разгневанный император был не совсем объективен. Во-первых, упомянутые капитуляции были неравнозначны ни по масштабам, ни по моральному ущербу; при Байлене сдались в плен 17000 человек, в том числе 23 генерала (!), да и условия капитуляции были унизительными. Во-вторых, оставление операционной линии Витебск – Смоленск – Орша было обусловлено не только неудачей Барагэ. В то же самое время Наполеон получил сообщения о жестоком поражении корпуса Богарнэ под Духовщиной, об отступлении Сен-Сира и о потере Витебска, что, по свидетельству А. Пасторе, также вызвало в нём бурю негодования. Впрочем, нетрудно понять, почему именно Барагэ был сделан «козлом отпущения». Его поведение невозможно было оправдать ничем. «Этот офицер, – говорил Наполеон, – вёл себя непостижимым образом и позволил у себя на глазах взять бригаду Ожеро». В своём донесении в Лондон лорд В.Кэткарт язвительно заметил, что Барагэ «терпеливо слушал канонаду в течение нескольких часов», но помощи не оказал. Поступок генерала казался настолько необъяснимым, что возникли даже нелепые слухи о его поведении.{72}72
  Chuquet. LA GUERRE. I. 138–139. Марбо писал, будто Барагэ «сложил оружие перед одной русской колонной, оговорив, что его не возьмут в плен и ему будет позволено присоединиться к французской армии, дабы отчитаться о своём образе действий!!!» (Marbot. MEMOIRES. Т. 2. Paris. 1891. Р. 152). При возвращении из России Барагэ, видимо, пришлось пережить ещё один неприятный момент в Плещеницах, где утром 17 (29) ноября казаки отряда генерала Ланского «осадили дом, в котором находились герцог Реджио, генерал Легран, несколько других генералов, раненые офицеры и два фурьера из императорского обоза» (Коленкур. 262). Кастеллан пишет, что 30 ноября, здесь «обнаружили портфель и мундиры генерала Барагэ д’Илльера в амбарах (les greniers) поместья, где вчера были захвачены отборный жандарм и две лошади императора. Мы не знаем судьбы этого старшего офицера» (Castellane. I. 198; Pils F. JOURNAL DE MARCHE. Paris. 1895. P. 151).


[Закрыть]

Кутузов был весьма обрадован результатами боя под Ляховым и в рапорте царю дал очень высокую оценку сей виктории: «Победа сия тем более знаменита, что при оной еще в первый раз в продолжение нынешней кампании неприятельский корпус сдался нам». Фельдмаршал явно преувеличивал и лукавил. Он не только назвал бригаду корпусом (что, впрочем, было вполне допустимо по словоупотреблению той эпохи, когда этим словом обозначался и просто отдельный отряд), но и почему-то «забыл» о том факте, что ещё 27 июля войска Тормасова взяли в плен саксонскую бригаду генерал-майора Г. X. Кленгеля; тогда из 2433 человек в плен сдалось 2054 с 8 орудиями.{73}73
  Кутузов. IV. 2. 256; Kukiel. II. 38; Fabry. II. 277–279. По словам Тормасова, «кроме убитых на месте более тысячи человек, взято в плен: командовавший отрядом генерал-майор Клингель, полковников 3, штаб-офицеров 6, офицеров 57, унтер-офицеров и рядовых 2234, знамен – 4. пушек 8» (1812–1814. М., 1992. С. 161, 165, 201, прим. 231).


[Закрыть] Конечно, то были не французы, а немцы, и взяты они были не партизанами, а регулярными войсками, но главное заключалось в другом – Кутузов ещё не был главнокомандующим. В той же ситуации ему важно было всячески подчёркивать значение побед русских войск, чтобы отвести от себя постоянные упрёки в медлительности и бездействии.

Кроме того, Ляховское дело Кутузов использовал в качестве доказательства правильности выбранной им стратегии. Он беседовал с Ожеро, который из Балтутино написал Бертье: «Я имел честь быть представленным его светлости князю маршалу Кутузову». После этого в «Журнале военных действий» за 29 октября (10 ноября) появилась запись: «Генерал Ожеро в разговоре показал, что корпус генерала Барогай-Гиллери, в котором он находился, имел секретное повеление открыть и устроить новую военную дорогу от гор. Ельни до гор. Калуги, что ясно доказывает намерение главной французской армии по выходе из Москвы следовать на Калугу и далее и чрез то овладеть изобильнейшими губерниями; в чем они и предупреждены были при Малоярославце и при Медыне». Мы в точности не знаем, что говорил фельдмаршалу Ожеро, но в аутентичности приведённых выше слов позволим себе усомниться. Во-первых, упомянутые ранее приказы императора Барагэ д’Илльеру указывают конечной точкой назначения его дивизии только Ельню. Во-вторых, 24 октября Виктору был послан приказ выступить 26-го (при благоприятных обстоятельствах) с дивизией Жирара и кавалерийской бригадой на Калугу, куда он мог бы прийти 30-го. Но этого не произошло, так как Виктор ушёл на помощь Сен-Сиру, а по сему не понятно, откуда Ожеро мог знать об этом приказе. Не мог же Виктор или Шарпантье послать на столь далёкое расстояние, в Калугу, одну дивизию Барагэ, тем более уже блокированную в Ельне русскими войсками! К тому же, уже 30 октября Барагэ было приказано быть настороже и в случае необходимости отходить к Смоленску. Скорее всего фельдмаршал хотел «выдать желаемое за действительное», а точнее, уверить всех в том, что он точно предугадал желание французов прорваться на юг. Писал же он 28 октября (9 ноября) Трощинскому, будто Наполеон «искал прорваться через Калугу в защищаемые столь горячо мною губернии, как-то: Тульскую, Орловскую, Полтавскую и Черниговскую». Ещё Беннигсен справедливо указал на невероятность наличия такого плана у Наполеона, который не мог так далеко удаляться от своей главной коммуникации и основных магазинов, депо, резервов и корпусов Виктора, Сен-Сира, Удино, Макдональда, отделяя себя от них Пинскими болотами. Вспомним, что, по словам Коленкура, перед походом на Москву «император старался сделать из Смоленска свою, как он говорил, ось и надежный узловой пункт своих коммуникаций на случай, если он будет вынужден против своей воли идти дальше».{74}74
  Кутузов. IV. 2. 248, 226; PC. 1909. № 11. С. 362–363.


[Закрыть] Так что максимально, что мог планировать Наполеон, это пройти через Калугу, или через Медынь и Знаменское в Смоленск, но не более того.

Как нередко случалось, победители не смогли «по справедливости» поделить почётные лавры. Так, Давыдов считал, что победная реляция «послужила в пользу не нам, а Фигнеру, взявшему на себя доставление пленных в главную квартиру и уверившему светлейшего, что он единственный виновник сего подвига. В награждение за оный он получил позволение везти известие о сей победе к государю императору, к коему он немедленно отправился». За такое радостное известие артиллерии капитан Фигнер был произведён в подполковники с переводом в гвардейскую артиллерию и, кроме того, получил денежное вознаграждение в 7 тыс. рублей. Больше всех возмущался несправедливым распределением наград старший из русских начальников. Хорошо информированный о разного рода интригах, Ермолов писал: «Генерал-адъютант граф Орлов-Денисов доносил, что по болезни не в состоянии заниматься бывшим в его распоряжении отрядом, просил о передаче его. Не скрывая негодования своего он принимал за оскорбление, что при разбитии рекрутского депо генерала Ожеро и рассеянии других его частей, признано содействие наших партизанов, а не ему одному приписан весь успех». Действительно, документы Главной квартиры свидетельствуют, что в трактовке событий у Ляхова отдали предпочтение версии Сеславина и Фигнера, признавая тем самым самостоятельность партизанских начальников. 14 ноября Кутузов «с сожалением осведомился о болезни» Орлова-Денисова и отпустил его для излечения, поручив его летучий корпус генералу Бороздину. О том, что никакой болезни не было, свидетельствуют победные реляции и рассказ Давыдова, который 15 ноября вместе с отрядом Орлова-Денисова безуспешно атаковали колонны старой гвардии. «Я как теперь вижу, – вспоминал партизан, – графа Орлова-Денисова, гарцующего у самой колонны на рыжем коне своем, окруженного моими ахтырскими гусарами и ординарцами… После сего поиска мы отошли в Хиличи, где граф Орлов-Денисов сдал отряд свой присланному на его место генерал-майору Бороздину».{75}75
  Давыдов. 300, 310–313; ЗАПИСКИ ЕРМОЛОВА. 237; ВУА. XIX. 168, 169. Возможно, к этому делу имеют касательство слова Платова в письме к Виллие от 3 декабря: «Орлов-Денисов по молодости его сильно закапризничал. Я в нем ошибся» (PC. 1877. № 12. С. 680). Отзвуки этого «соревнования честолюбий» звучат и в замечаниях Сеславина на сочинение Данилевского, процитированных выше. Настойчиво подчёркивая, что Ожеро пленили только партизаны, он даже отступает от истины, заявляя: «Никогда ни я, ни товарищи не приглашали его (Орлова-Денисова). Он прискакал на выстрелы с одним казаком и был только зрителем и свидетелем наших дел» (Семевский. 45, 47–48). 31 октября (12 ноября) Кутузов писал, что Наполеон был «предупрежден… в предприятии своем ворваться в Калугу, что известно нам из показания пленных генералов» (СОБЫТИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1812 Г… Малоярославец. 1993. С. 72).


[Закрыть]

Как же оценивали значение боя при Ляхове историки? Некоторые из них, буквально понимая слова Кутузова, писали, что «дело при Ляхове замечательно в истории отечественной войны тем, что тут в первый раз положил оружие целый неприятельский отряд, носивший название корпуса». По мнению Ф. Сепора, поражение Барагэ открыло дорогу, по которой Кутузов мог раньше французов прибыть в Красный. «Отступление Барагэ д’Илье, – подчёркивал Михайловский-Данилевский, – оставило Смоленск совсем без защиты с южной стороны, откуда, между тем, подходила Главная русская армия. В этом заключалась особенная важность дела под Ляховым». Кроме того, как добавлял Богданович, следствием поспешной ретирады Барагэ было взятие 11 ноября двух магазинов, которые французы не успели вывезти, – под Клементьевом и Княжем, а 13 ноября – магазина в Пронино. Подобная оценка сохраняется и до сих пор. «Поражение противника у Ляхово, – писал Ростунов, – позволило главным силам русской армии пройти на Ельню (?), Красный в обход Смоленска с юга и запада».{76}76
  ИСТОРИЯ ЛЕЙБ-ГВАРДИИ КАЗАЧЬЕГО ПОЛКА. 250; Сепор Ф. ПОХОД В МОСКВУ В 1812 Г. М., 1911. С. 132; Михайловский-Данилевский А. И. ОПИСАНИЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1812 Г. СПБ., 1899. С. 394; Богданович.ІІІ. 95; Ростунов. 65.


[Закрыть] Подобные оценки не совсем корректны. Можно подумать, что отбейся Ожеро от партизан и останься Барагэ д’Илльер на месте, они смогли бы «не позволить» русской армии обойти Смоленск! Абсурдность подобного допущения очевидна, к тому же Барагэ и не имел такой задачи, напротив, император несколько раз повторял ему приказ отойти к Смоленску и не подвергать себя опасности. Русская армия приближалась к Смоленску более коротким путём и начала обгонять французов гораздо раньше, под Вязьмой, в чём, естественно, никакой вины Барагэ не было. В потере магазинов южнее Смоленска Барагэ также вряд ли можно винить, по крайней мере большую долю ответственности за это должен нести тогдашний генерал-губернатор Смоленской провинции генерал Шарпантье, которому эти магазины непосредственно подчинялись. Мы полагаем поэтому, что особенно ощутимым был для Наполеона моральный урон, не зря ведь он вспомнил о Байлене. Безусловная же вина Барагэ состояла в том, что он, необъяснимым образом, не оказал помощи своему подчинённому.

А вот русские командиры в деле при Ляхове проявили инициативу, решительность, упорство и находчивость в достижении цели. Действуя почти исключительно кавалерией, партизаны сумели блокировать часть войск противника и отбить его контратаки, при этом недостаток в пехоте был компенсирован активными действиями артиллерии, недаром двое из партизанских предводителей были артиллеристами. Честолюбивое стремление к первенству не помешало им объединиться ради достижения общей цели; при этом, однако, нельзя говорить, будто партизаны, приглашая для атаки Орлова-Денисова, «ничуть не щадят своего самолюбия и передают славу предстоящей победы генералу армии, лишь бы только победить неприятеля!».{77}77
  Ильинский В. Н. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА И ПАРТИЗАН СЕСЛАВИН. Тверь. 1912. С. 28.


[Закрыть] Следует также подчеркнуть, что «героями дня» были не только упомянутые выше три партизанские партии и «летучий корпус», но и те казачьи полки (И. А. Андрианова 1-го, И. И. Андрианова 3-го, войскового старшины Данилова и майора С. Ежова 2-го), которые с самого утра 9 ноября теснили арьергард Барагэ д’Илльера от Балтутино к Холму. Именно при их содействии Барагэ был поставлен в положение «буриданова осла»; он так и не решился подать руку помощи своему подчинённому.

Внезапно атакованный неприятель поначалу растерялся и не проявил достаточного упорства в обороне. Маршевые батальоны Ожеро, состоявшие из молодых конскриптов, были мало обученными и слабо сплочёнными, к тому же не имели артиллерии, а его конница оказалась разделённой на две части, и тем самым ослабленной перед лицом русской кавалерии. Если Ожеро проявил недостаточную твёрдость духа и поддался запугиванию со стороны партизан, то поведение дивизионного начальника было воистину непостижимым. Зная о близости русской армии, он растянул свои войска на слишком большое расстояние. Атакованный с двух сторон, не сумел правильно определить численность неприятеля и выбрать главное направление своих усилий, а потому и остался стоять в бездействии, положившись на судьбу. К тому же, он не был уверен в своих солдатах, зная их слабую боеспособность. И всё же, располагая 5000 солдат и 6 орудиями, он был обязан оказать помощь своему авангарду, а не тешить себя сомнительной надеждой, что Ожеро сможет продержаться до ночи против одной кавалерии и артиллерии. Бездеятельность и нерешительность Барагэ не имеют оправданий. В то же время нет достаточных оснований винить его во всех грехах, как это сделал разгневанный император. Конечно, сдача бригады Ожеро и поспешная ретирада остатков дивизии, наверняка потерявшей немало людей отставшими, лишили французскую армию некоторого количества пополнений и нанесли ей непоправимый моральный ущерб. Однако потеря нескольких магазинов, обнажение коммуникационной линии с южной стороны и, как следствие, оставление Смоленска было вызвано не одной только неудачей Барагэ, а целым рядом причин. Поражение у Ляхова было для французов неудачей тактического масштаба, но к тому времени они уже почти проиграли кампанию в масштабе стратегическом.

Фрагмент письма французских военнопленных Калужскому губернатору

Эпилог

Долго ещё Наполеон помнил о позорной капитуляции у Ляхово и продолжал сердиться на Барагэ д’Илльера. Возвратясь в Париж, он поинтересовался 3 января 1813 г., получил ли военный министр указ от 13 ноября прошлого года об отдании под суд этого генерала. До суда, однако, дело не дошло, так как 6 января Барагэ умер в Берлине. Он знал, что его осуждали, и, как писал Гурго, для такого щепетильного в вопросах чести генерала и доброго француза, как Барагэ д’Илльер, перспектива быть преданным суду могла иметь гибельное влияние на его уже очень расстроенное здоровье. Свидетельство о его смерти гласило: «воспалительная и нервная лихорадка». 7 января маршал Ожеро написал Бертье о смерти генерала и о том, что его похоронили в католической церкви Берлина, причём, была организована почётная похоронная процессия, соответствовавшая его званию. 16 января Бертье официально известил императора о смерти генерал-полковника драгун и рекомендовал на эту должность Латур-Мобура. Наполеон по-прежнему был зол на Барагэ. Он не согласился с формулировкой причины его смерти, предложенной военным министром: «умер вследствие тягот последней кампании», и только «в виде исключения» (таково было выражение указа) признал 2 августа 1813 г. пожизненную пенсию в 3000 франков для вдовы генерала Барагэ д’Илльера.{78}78
  Chuquet. LA GUERRE. I. 134, 139; III 329–330; Gourgaud. 466.


[Закрыть]

Не забыл император и о другом виновнике поражения. 3 февраля 1813 г. он написал военному министру: «Я получил рапорт генерала Ожеро. Этот генерал поступил очень дурно. Следует отстранить его от должности, а решение по этому делу отложить до того времени, когда можно будет его выслушать». От должности генерал был отстранён, но выслушать его императору так и не довелось, поскольку тот возвратился из русского плена лишь 15 августа 1814 г.{79}79
  Chuguet. ORDRES. II. 509. Хотя Наполеон считал Ожеро «весьма посредственным», однако нужда в генералах заставила назначить его 9 июля 1815 г. командиром бригады в обсервационный корпус Вара к маршалу Брюну. В отставку Ожеро вышел генерал-лейтенантом в 1824 г. и умер в 1836 г. Отзывы современников о нём противоречивы: один говорил, что он «совершенно лишён военных достоинств», другой писал, что это был «очень красивый человек, покрытый ранами, храбрый как его шпага» (Pigeard A. LES ETOILES DE NAPOLEON. Paris. 1996. P. 201–202).


[Закрыть]

Генерал Ожеро, командир 1-й маршевой полубригады второй майор А.С.В. д’Эстют де Траси и другие офицеры были отвезены в Калугу. Там «майор Виктор Траси и комисар главной квартиры графа Бараге-Дильера Карл Арно» написали письма гражданскому губернатору Каверину, в которых, по словам последнего, объяснили: «1-й что на содержание его получает он только один рубль в сутки, как в тоже время подполковники получают полтора рубля; звание же майора в французских армиях превышает чин подполковника; 2-й что он… получал одинаковое содержание с офицерами нижних чинов, во Франции же имел равное содержание с подполковниками». Губернатор, найдя подтверждение этому обстоятельству у пленных генералов, рекомендовал «означенным пленным Траси и Арно производить выдачу денег по тому же назначению, какое следует подполковникам», и сообщил об этом в Петербург.{80}80
  Ассонов В. И. в тылу армии. Калуга. 1912. Сб. док. С. 44–45; ГАКО. Ф. 86. On. 1. Д. 421. Л. 10.


[Закрыть] Затем пленные были отправлены в Тамбов. Здесь в списке пленных от 23 сентября 1813 г. упоминаются Ожеро из division de reserve, Шарль Д’Арно (Charle d’Amaud – commis. de guerre), адъютанты Ожеро капитаны Годар (Godart) и Ж. Адари (Hadaris).{81}81
  ГАКО. Ф. 86. On. 1. Д. 421. Л. 10; ТАМБОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. 7, 106, 120. Другой пленник, граф П. Л. де Боволье встретил отряд Ожеро в Рязани (PC. 1893. № 1. С. 26).


[Закрыть]

Фрагмент письма французских военнопленных, переведенного на русский язык

Секретарь императрицы Г. И. Вилламов писал 2 апреля 1813 г. тамбовскому губернатору: «Его королевское величество княгиня Радзивил урожденная принцесса Прусская, просила Ея Величество Государыню Императрицу Марию Федоровну о всемилостливейшем покровительстве находящемуся в плену французскому майору Виктору де Траси, в доставлении матери его сведения о нем», и просил губернатора узнать, «mom-ли это Виктор де Траси, который взят в плен с генералом Ожеро близ Смоленска и потребовав от него в таком случае письма к его матери». К сентябрю майор был отправлен в Петербург.{82}82
  ТАМБОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. 49, 107, 122,123. Позднее де Траси был морским министром Франции в 1848–1849 гг. (Goriainow. 293).


[Закрыть]

Пленные из отряда Абержу и из магазина в Княжем 2 (14) ноября отбыли в глубь страны в составе большой партии штабс-капитана Кахначевского. Они прибыли сначала в Мосальск Калужской губернии, затем в Белев Тульской губернии, а потом в уездный городок Лебедянь.{83}83
  Vieillot. 175 s, 237 s. Судьбе этой партии пленных посвящена статья В. А. Бессонова «Военнопленные 1812 г. в городе Мосальске».


[Закрыть] Оттуда написали 26 февраля 1813 г. письмо Калужскому губернатору, в котором донесли, что «были взяты в плен

12 ноября и препровождены в Главную квартиру генерала Кутузова», и далее: «Сей Князь принял нас самым любезным образом и уверил, что везде с нами будут поступать с приличным офицерам уважением, особенно столь обиженным судьбою войны. Он соблаговолил рекомендовать нас нашим проводникам и сказал, что мы будем получать жалованье со всевозможной точностию». Однако, после 25 ноября они никакого содержания не получали, и просили губернатора выплатить положенные им деньги. Письмо было подписано двадцатью офицерами, в том числе и «порутчиком Вилье», то есть автором мемуаров Вьейо. Все они упоминаются в двух списках пленных, находившихся в Лебедяни. Эти перечни помогли нам уточнить состав колонны Абержу. Сохраняем написание имён, содержащихся в этих списках, а в скобках приводим данные из мемуаров Вьейо.

1. Майор Абержу – полковник Ян Обержо 25 полку инфантерии резерв. бриг. – Иван Обержо, Jean Marie Obergaux commendant 3-me brigade de reserve (Jean-Marie Aberjou, второй майор 25 линейного полка, с 6 марта 1812 г. командир 3-й резервной полубригады).

2. Реми Бюино, капитан 24 полка лёгкой пехоты (Remy Buneau, умер в России на четвёртом месяце плена).

3. Пьоре (Торе) Паган(т) – Thore Pagant, капитан адъютант в штабе дивизионного генерала Duhem (Thorin Pagan. Генерал Duhesme в то время находился в Испании, что делал его адъютант в России, не ясно. А. П.).

4. Пьер Марте, капитан 93 полка линейной пехоты (Martin, умер в плену. Издатели мемуаров Вьейо не нашли этого офицера в составе 24-го полка, и не знали какой из многочисленных однофамильцев имелся в виду).

5. Александр Баель – Alexandre Bailleul, лейтенант 24-го полка (Alexandre Bailleul).

6. Пьер (Петр) Виоле(н) – Pierre Violin, лейтенант 24-го полка (Pierre Violain).

7. Рудольф Велле (Вилье) – Родолф Виейллиот – Rodolph Vieillot, лейтенант 24 лёгкого полка (Rodolphe Vieillot, автор мемуаров).

8. Дарру(г) – Огюстен Дарасс, лейтенант генерального штаба – Augustin Darras.

9. Илер Шерье (Шарьер) – Hillaire Charriere, лейтенант 93-го полка.

10. Александр Банет (Боннё) – Alexandre Bonnet, sous lieut. 24-го полка (Alexandre-Edmond Bonnet).

11. Шарль Море, су-лейтенант 24-го полка (Charles Felix Morin, умер 18 февраля 1813 г.).

12. Франсуа Бернадот – Francois Bemadotte, s. lieut. 24-го полка (Bernadotte, sergent-major au 24-eme leger; издатели мемуаров не нашли его в списках полка).

13. Шарль Вильнев, су-лейтенант 93-го полка.

14. Амант Констант Клюет (Клене), лекарь – Amand Constant Clenet, chirurgien s. aide major a la 3 1/2 brigade de marche (Armand Constant Cleuet, chirurgien sous-aide).

По свидетельству офицеров отряда, в нём ещё был су-лейтенант Валле (Theodore Vallee, sous– lieutenant du 24-eme leger), который умер 14 января 1813 г. после прибытия в Тулу. Поскольку Вьейо говорит о наличии в отряде трёх рот польской пехоты и упоминает капитана 7-го польского полка, к этой колонне нужно отнести и следующих офицеров:

1. Богуслав Нешковский (Ньенковский), капитан, 7 полка пехоты 3 батальона командир —

Augustin Nieszkowski.

2. Вицентий Кениш, капитан 7-го полка – Wincenty Henisch.

3. Эдуард Майковский, капитан 7-го полка – Edward Maykowski.

4. Карл Веверовский, лейтенант 7-го полка – Karol Wiewerowski.

5. Константин Хлевский, лейтенант 7-го полка – Konstanty Chlewski.

6. Эразм Дембинский, су-лейтенант, адъютант 7-го полка.

Итак, можно считать установленным, что колонна Абержу состояла из трёх рот 5-го батальона 24-го лёгкого полка, двух рот 5-го батальона 93-го линейного полка, трёх рот З-го батальона 7-го польского пехотного полка.

Остальные офицеры, указанные в списках (более 20 человек), должны быть отнесены к персоналу магазина, захваченного в Княжем. Они принадлежали к 4-й, 7-й, 9-й ротам 1-го итальянского батальона артиллерийских экипажей, 12-й роте артиллерийских экипажей, амуниционному обозу и различным полкам польской армии. Во главе их, вероятно, стояли подполковник Жоррен (Jorrin) и Яцентий Василевский (Jacinthe Wassilewsky), комиссионер провиантской части 5-го корпуса.{84}84
  ТАМБОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ в 1812–1813 гг. Тамбов. 1914. С. 94–96, 104–105, 121–123; ГАКО. Ф. 32. Оп. 19. Д. 886. Л. 5–6. Я. Василевский видимо, был родственником главного ордоннатора 5-го корпуса бригадного генерала Ю. Василевского, пленённого под Бобром. Милорадович доносил «от 15-го числа, что в селении Глинках захвачен польской службы генерал Базилевский»; он также был отослан в Тамбов (Кутузов. IV. 2. 419; Gembarzewski В. WOJSKO POLSKIE. Warszawa. 1905. S. 44–45; ТАМБОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. 95,106,123).


[Закрыть]

Российские помещики охотно приглашали к себе пленных французских офицеров. Когда Абержу и лейтенант Бернадот гостили у одной задонской помещицы, рядом с границей Лебедянского уезда, местный исправник вторично взял их в плен, посадил под арест в Задонске и стал производить следствие. Оно было приостановлено воронежским губернатором, который приказал исправнику возвратить обоих офицеров «с должным уважением, поелику из них Бернадот племянник наследника короля Швеции».{85}85
  ТАМБОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. 9, 65. Вьейо рассказывает, как во время разговора с пленными Уваров спросил Бернадота: «Не родственник ли Вы князя Бернадота, нашего союзника?» Тот ответил, что приходится ему кузеном, но на предложение присоединиться к своему родственнику ответил, что не согласен с поступком кузена и не может воевать против своей страны; если генерал хочет сделать для него доброе дело из уважения к его кузену, пусть не отделяет его от офицеров своего полка (Vieillot. 151–152). Пленные были отправлены из главной квартиры 30 октября (11 ноября) под конвоем, которым командовал ротмистр Мариупольского гусарского полка Алексеев. Помимо Ожеро, в колоне числились 1 штаб-, 61 обер-офицеров, 2000 нижних чинов (РГВИА. Ф. 103. Оп. 3/209а. Д. 37. Л. 57). Последняя цифра вызывает сомнения, поскольку и до и после этого в ведомости указаны не такие округленные, а вполне реальные цифры.


[Закрыть] Капитан Паган жил у рязанского помещика графа Толстого в Данковском уезде.{86}86
  Проходцов И. И. РЯЗАНСКАЯ ГУБЕРНИЯ В 1812 Г. Ч. 2. Рязань. 1915. С. 59.


[Закрыть]

Оставшиеся в живых пленные возвратились на родину в 1814 г. Иные из них, как, например, Р. Вьейо, оставили мемуары, публикация которых привлекает внимание историков к некоторым эпизодам войны, прежде обойдённым их вниманием, и позволяет тем самым углубить наши познания о великой эпопее 1812 г.

Назад к карточке книги "Дело при Ляхово"