Текст книги "Дон Педро (СИ)"

Автор книги: Андрей Шопперт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 9

Событие двадцать пятое

Говорят, однажды, во время проведения в колхозе конкурса двойников Аллы Пугачёвой, в нем тайно приняла участие настоящая Алла Пугачёва. Но победила в конкурсе все равно жена председателя.

Москва, по которой гулял вечером после банкета Иван Яковлевич, оставила гнетущее впечатление. Серо и убого. Он даже взял извозчика и съездил к своему дому, квартиру в котором у него отжал сосед. Облупленный домик с рамами тоже облупленными, где иногда вместо стёкол второго ряда была бумага натянута. Трава с лопухами у дома, и всё окурками забросано. Есть в будущем плюсы. А ещё запах. Читал в попаданческих романах, про то, что дышишь там, в прошлом, полной грудью. Где? В Москве, которую топили углём. Миллионы печей и котелен. Прямо на кашель пробивало. Ещё и давление видимо поднялось. Весь дым к земле припал. Запах пепла, дыма, помоек. Ужас. Решил, как можно быстрее, выбираться. Задерживало только одно. Нужно было повидаться в НКИДе с товарищем Литвиновым. Вон, как высоко взлетел!!!

Пошёл с самого утра. Пешком по утренней свежести. Хрена с два, запах угля никуда не пропал. Прохладненько утром и хозяева печки затопили. Благо идти недалеко. С 1918 года в здании на углу улиц Кузнецкого Моста и Большой Лубянки размещался Народный комиссариат иностранных дел. Ранее здесь был доходный дом Первого Российского страхового общества. В 1924 году после сноса Введенской церкви и колокольни и установки памятника товарищу Воровскому, на средства НКИД и НКВД, площадь перед зданием НКИД получила наименование Воровского.

Именно туда утром последнего майского денька – 31 мая и привели стопы, чуть хромающего, после ранения в ногу полковника Брехта. Не повезло. Или повезло? Литвинов не принял, попал к другому дипломату на приём. Крестинский Николай Николаевич встретил его в своём кабинете. Не ожидавший увидеть эдакое, Брехт прямо дар речи потерял в первую минуту. Перед ним сидел Ленин Владимир Ильич. Просто брат близнец. И дело не в той самой бородке, не в очках, не в костюме тройке и залысинах. Полное портретное сходство. Ничего про него Брехт не знал. Хотя нет, как-то видел на одном из домов доску, что, мол, тут обитал. Дата смерти 1937 год. То есть, ещё один троцкист, которого скоро расстреляют. А вот то, что практически весь наркомат репрессируют в следующем году – это общеизвестно. На девяносто процентов штат за два года обновится. Сразу освободятся места почти всех послов и руководителей наркомата. Первые не захотят вернуться, когда их отзовут, и товарищи, понимая, что их дома расстреляют, на убой не поедут, ну, а руководство, обитающее в Москве, будут вызывать на беседу и арестовывать, и все начнут друг друга закладывать под пытками и в надежде на ссылку. Нет. Советская власть ссылать в Сибирь их не будет. Расстреляет, а вот жён в основном сошлёт и детей по детдомам отправит. Потом наберут молодых сотрудников. Именно так и попадёт в наркомат будущий «мистер НЕТ» – Громыко Андрей Андреевич.

И вот в этот гадюшник он залез. Думал, что отсидится в Туве. Ох, уже и не верится. Между тем, копия Ленина встала из-за заваленного бумагами стола и осуждающе эдак по-ленински на Брехта посмотрела. Очнулся Иван Яковлевич, оказывается, замнаркома уже минуту руку тянет, поздороваться желает.

– И вам не хворать, – само вырвалось.

Николай Николаевич попросил краткую биографию поведать. Нда. Опять УПИ светить. Полезут ли проверять? Потому сказал уклончиво – окончил институт по специальности металлургия, ну, а дальше про КВЖД и армию. Пришлось про два инцидента рассказывать. Косящий под Владимира Ильича товарищ орденами заинтересовался.

– Выходит, ваши победы – это просто превосходство американского и швейцарского оружия над японским? – прямо огорошил вопрос. Ни чего себе вывод. Нда, если в другом месте «Браунинги» с «Эрликонами» хвалить, то можно и под расстрел угодить.

– Отнюдь. Оружие хорошо в умелых руках. Правильная подготовка личного состава, очень хорошее политическое воспитание. И главное, что все мои бойцы были коммунистами или комсомольцами, а ещё беззаветная преданность нашей Социалистической Родине. Оружие – это просто железо! Главное в любой войне – это мотивация! Разве может быть большей мотивация, чем защищать первое в мире государство рабочих и крестьян – наше Социалистическое Отечество.

– Вот как. А оружие? – не объедешь на кривой козе.

– Теперь, после того, как оружие империалистов опробовано в бою, оно попало в конструкторские бюро наших советских инженеров, будет ими улучшено после моих замечаний и потом налажен выпуск уже более совершенного советского оружия. Крупнокалиберные пулемёты Браунинга, которыми мы воевали с японцами, уже начали после доработки осваивать на ковровском заводе.

Покивал будущий троцкист. Хотя нет, настоящий троцкист, которого пока не изобличили, стал рассказывать про священную обязанность нашего государства в становлении армии небольшого государства вставшего на путь построения Социализма. Советская власть, как говорил товарищ Ленин, должна уметь защищаться.

– Согласны?

– Так точно! – встал даже. Эх, каблуками не щёлкнуть – нога ещё побаливает.

– Да вы сидите, в справке было про ваше ранение. Не помешает исполнять обязанности?

– Да почти прошло. Так, при резких движениях чуть побаливает. Скоро совсем пройдёт. Уже тренируюсь – бегаю потихоньку… До туалета. – Посмеялись вместе.

– Вы же, наверное, знаете, что направлены партией в Тувинскую Народную Республику не инструктором, а военным советником. Это дипломатическая должность. Получите ранг – постоянного представителя правительства СССР без политических полномочий, который приравнивается к рангу резидента. Так что, с этой минуты вы Иван Яковлевич – постпред СССР.

– Спасибо. В смысле, благодарю за доверие! – Опять вскочил.

– Ну, задачи вам поставят в другом наркомате. Хотя какие задачи, нужно научить аратов воевать. Не шашкой махать. Это они получше нас умеют. А воевать современным оружием.

– Постараюсь.

– Ну, всё, в приёмной получите документы. Вам нужно сфотографироваться у нас на первом этаже на дипломатический паспорт. Не смею больше задерживать, – и опять руку тянет чисто ленинским жестом. Специально репетировал. Ещё бы вторую руку за жилетку заложил.

Событие двадцать шестое

После атаки один кавалерист хвастается:

– Лечу на своём жеребце, как пуля! Вдруг вижу – куча немцев.

Вихрем налетаю и отрубаю всем ноги.

– А почему не головы?

– Голов у них уже не было.

– Опять ты мне эту икру поставила! Не могу я её каждый день, проклятую, есть! Хоть бы хлеба достала! – Выдал Иван Яковлевич фразу из «Белого Солнца …».

Так всё и было. Только икра не чёрная, а красная. Ну, не Каспий. На Енисее Кызыл стоит. До урожая зерновых ещё далеко. Подъели в городе все запасы. Никто не голодает. Есть мясо, есть рыба, а вот картошки и хлеба нет. Обещают из СССР подвезти муку на днях, но уже месяц обещают. Брехт устал с этим бороться. Нет, «бороться», наверное, не то слово. Правильное – «терпеть».

– Да, где я его тебе достану. Съешь, опять ведь не закусывал…

Не говорила ничего такого Катя-Куй и ложку деревянную полную чёрной или пусть красной икры в рот постпреду Брехту не совала.

Сам ел и давился. Икра была тайменя, рядом лежал и приличный кусок этого самого тайменя жареный. Из-за неимения муки просто пожарен в масле, корочка не та. Так вот, Иван Яковлевич с отсутствием хлеба не смирился и вызвал к себе в Кызыл Дворжецкого. Хватит, натерпелись, нужно развивать в Тувинской Народной Республике земледелие и ремёсла всякие. Планы были грандиозные. Уже месяц полковник вникал в дела молодого и чего уж там, прямо социалистического, государства. Местные товарищи решили повторить все ошибки СССР и со всей восточной дурью занялись коллективизацией. Русских загоняли в колхозы, так же, как и соседней братской стране, а вот с местными аратами, то есть, пастухами, намучились. Они жили практически в феодальном строе. Были ханы свои и другие князья, которые воду мутили. Коммунисты начали с ними бороться, а ещё начали бороться с ламами и, вообще, верованиями, с религией – опиумом для народа. Читал Брехт в посольстве записки своего предшественника Виктора Конюшевского про восстание в Туве в 1932–1933 годах. Читал и поражался, до чего люди могут додуматься. Просто не веришь глазам, строчки в слова не складываются: «Повсеместно проводились собрания под лозунгом „Арын чазар“ – „Долой стыд“… На них у женщин и девушек отрезали косы, отбирали украшения (серьги, кольца, чаваги), заставляли принародно рассказывать о сексуальных подробностях их жизни, и ещё женатых мужчин и замужних женщин заставляли на собраниях называть по имени свёкра и тестя, что было строго запрещено многовековой традицией…». Вот какого чёрта, что должно в голове быть у этих коммунистов тувинских? У половины народа просто ездили и отбирали имущество, всё что понравится. Ещё один перл от Конюшевского: «…власти на местах, выполняя решения партии в ударном порядке, ходили по юртам и отбирали всяких богов, а когда им за это накрутили, то они стали богов снова разносить по юртам…».

Восстание смешное, погрозили друг другу копьями, расстреляли несколько десятков активистов, после чего сбежало немного тувинцев в Монголию. Ну, по меркам СССР немного, а вот для республики с населением в восемьдесят тысяч вполне себе нормальное количество переселилось на юг в МНР, где менее активно боролись с богами и ламами, около шестнадцати тысяч человек. А ещё все эти действия привели к резкому ухудшению отношений тувинцев простых к русским.

Сейчас более-менее всё успокоилось, но напуганное всеми этими выступлениями правительство Тувинской республики развернуло армию, которая тут называлась Тувинской Аратской Красной Армией (ТАКА) до полка и ввело всеобщую воинскую повинность. А кормить чем, опять начали изымать продукты, а потом до замечательной вещи додумались – приняли решение о переходе на кадрово-территориальную систему организации армии. В связи с этим вместо дивизиона создали кавалерийский полк в составе пяти эскадронов. С этого времени части ТНРА (так теперь армия стала называться) делились на центральные – постоянные кадровые и местные – территориально-милиционные. Новая система вооружённых сил страны обеспечивала наибольший охват трудящихся аратов военной подготовкой путём отбывания воинской повинности и менее отвлекала население от производительного труда, при этом несколько снижая расходы государства на содержание армии. Недавно последнее новшество ввели – при полке создана школа шестимесячной подготовки младших командиров в составе 20 человек. Интересно при этом приказ звучал: «необходимо исключить принятие в регулярные войска бывших князей и чиновников, имевших власть и детей богачей, в эту военную школу следует принимать на обучение детей исконных аратов».

Так о Дворжецком. Иван Яковлевич сходил в Совет министров ТНР. Название-то, какое громкое! А потом и даже ещё и в Политбюро ЦК ТНРП, чтобы узнать, что творится с сельским хозяйством. Оказалось, что цифр никаких нет. Колхозы развалились на пятьдесят процентов, а единоличники продают зерно очень дорого, да никому, по сути, кроме самих русских тут мука особо и не нужна. Другой рацион у аратов. По дороге и ещё одну интересную особенность Тувинской республики узнал. Всего десять тувинцев знают русский язык и всего двое русских владеют тувинским. Это не проценты. Это количество людей. Два этих общества живут вполне себе параллельно и не пересекаются, да даже не собираются пересекаться. Есть в Кызыле русская школа, а учителя тувинского языка там нет и тувинских детей только два человека – человечка. С этого года после окончания учёбы в военной академии имени М.В. Фрунзе командир-комиссаром полка назначили Оюн Лакпа. Вот его сыновья и учились.

Перед разговором с Дворжецким по телефону, а линия от Абакана до Кызыла была недавно проведена, Иван Яковлевич договорился в министерстве сельского хозяйства и в Политбюро ЦК ТНРП, что в Кызыл и окрестности приедет к осени на постоянное место жительства к посеву озимых корейские переселенцы, которые привезут с собой посевное зерно, картофель и прочие огородные культуры, и главное – трактора. Члены Политбюро радостно покивали, хотя Брехт очень сильно сомневался, что его поняли. Переводчик по сто раз всё переспрашивал на дикой смеси тувинского и русского. Да и ладно. Главное покивали. Потом хрен откажутся.

Но это к осени. Сейчас же Брехт вызвал Матвея Абрамовича для другого совсем. Развития артельного движения. Нужно привезти в Кызыл муку и открыть хлебный магазин. Нужно наладить сбор у местных аратов верблюжьей шерсти и, самое главное – шерсти яков. Сейчас её в лучшем случае местные на войлок пускали, а то и просто не стригли и не чесали верблюдов и яков. Драгоценная дорогущая шерсть просто пропадала. А зимой нужно будет наладить поставку в РСФСР мороженой рыбы, которой тут в избытке. И рыба-то всякая экзотическая, типа того же муксуна, да и прочие названия звучат красиво – нельма, налим, валёк, муксун, пелядь, чир и сиг. В Москве или другом крупном город РСФСР в коммерческих магазинах её можно очень и очень дорого продавать. А к лету завезти корейских рыбаков и наладить ещё и холодное, и горячее копчение.

Дворжецкий поворчал, мол, а на кого он там, на Дальнем Востоке, двадцать без малого своих артелей оставит, но приказ есть приказ. Обещал время не тянуть и вскорости появиться с мукой и пекарями.

Событие двадцать седьмое

– Я сказала отцу, что ты поэт, и он остался очень доволен.

– А что, твой отец любит поэзию?

– Нет, просто последний мой жених, которого папа пытался вытолкать за дверь, оказался борцом.

Учёбой занимались в кавалерийском полку инструкторы из СССР. Одним из них был настоящий будёновец Сергей Горшков. Усами на маршала не походил, а вот в остальном точно будёновец. Был Сергей капитаном и командиром эскадрона 6-го кавалерийского корпуса, сформированного из частей Первой Конной армии и дислоцированного в Белорусском военном округе. Учил джигитовке молодых тувинцев и сабельному бою. С учётом того, что скоро война с немцами, а там танки и автоматы, зачем он это делает, Брехт не понимал. Но в процесс вмешиваться не стал. Ребята тренировались с удовольствием. Ещё один инструктор тоже Сергей. И тоже капитан. Сергей Сергеевич Войцеховский учил аратов маршировать и петь песни. Картина маслом. Песни, так вообще, просто песня, жаль, нет смартфона, обязательно бы заснял. Идут не в ногу, поют не в ноты, и слов, так как каждый по-разному русскую мову коверкает, вообще не разобрать. Зато мальчишки всех возрастов и национальностей пристраиваются в хвост роте и горланят даже громче Такармейцев. Все заняты, все довольны.

Сам Иван Яковлевич взвалил на себя ту самую школу младших командиров. Тоже, то ещё преподавание, язык общения – жесты. Потом ещё прибавился русский матершинный с добавлением идиом на языке Шиллера, Гётте, да и чего стесняться, самого Бертольда Брехта, так как в Великом и Могучем слов для выражения отношения к ученикам не хватало. Пробовал найти переводчика. Нашёл. В посольстве даже два было. Один русский и один бурят. Только они могли уделять полковнику не больше часа своего драгоценного времени. При этом русский, не язык, а носитель, был ещё и запойный.

Тогда Иван Яковлевич вспомнил, что он – учитель. Стал по два часа в день обучать русскому языку младших командиров. Потом ещё одну обузу на себя взвалил. Как-то наблюдал за их национальной борьбой. Хуреш называется. В борьбе участвовали борцы в традиционных костюмах. Представляли они собой короткие халаты с широкими штанами. Почти кимоно японское. Соревнования проводилось на открытом воздухе на выбывание. Победитель в последней паре становится абсолютным победителем. Тувинцы народ не высокий. Но борцы были ребята жилистые. Когда дошло дело до последней пары, Брехт, как почётный гость, предложил потом победителю с ним посоревноваться. Нет. Сначала про саму борьбу. Перед началом состязаний борцы исполняли танец орла – «девиг», символизирующий полёт орла всё выше и выше. Этот же танец потом исполнил победитель после завершения схватки. Брехту объяснили потом ученики через пропойного переводчика, что считается, что во время этого танца борцы поклоняются Вечному Синему Небу.

Правила простые. Во время состязаний борцы берут друг друга в захват и пытаются сдвинуть с места или повалить на землю. Толчки и зажимы запрещены. Проигравшим считается борец, первым упавший на землю или коснувшийся земли коленом. То есть, почти сумо.

Исполнил победитель танец и главный судья, который называется «моге салыкчызы» – это судья и комментатор в одном лице, надел на чемпиона красивую вышитую золотом и серебром шапку. Почти будёновку. Без ушей только.

Вот тут Брехт и предложил этому батыру с ним померяться силой. Десяток лет самбо занимался, потом почти четыре года очень хорошо подготовленный китаец его кун-фу обучал, посчитал, Брехт, что справится с богатырём, который был его на голову ниже. Ух, какой шум поднялся на поляне, где соревнование проводилось. Народ давай скандировать имя своего батыра. Куулар Даваа-Самбуу. Вот, самбист почти.

Принесли Брехту вонючий халат, конским потом пропитанный и штаны рваные в паху. Не из пренебрежения и уничижения дорого гостя из большой СССРы, просто на его размер только такие нашли, сняли с одного из проигравших. Брехт уже сразу пожалел, что ввязался, блох на местных и вшей было как на борбоске. Потом придётся в бане несколько часов прожариваться, чтобы чего не подцепить, и так-то каждый день приходил домой и одежду всю снимал и в прожарку кидал – ученики тоже были все в насекомых.

Про поединок писать нечего. Богатырь тувинский был силён и весом Ивана Яковлевича превосходил. Однако приёмов толком не знал, так голая сила. Брехт легко поймал его на бросок через бедро. Потянул, как и соперник, к земле, а когда тот рефлекторно стал выпрямляться, то чуть подвернулся и запустил батыра в красивый полёт.

К сожалению, не признали победителем. Поругали и снова заставили бороться по правилам. Нужно тупо тянуть соперника вниз, чтобы он коснулся коленом земли. Победил Куулар Даваа-Самбуу, нагрузил Брехту не зажившую до конца ногу, и тот, вскрикнув, упал на колено.

Но. С тех пор к урокам тактики и русского языка Иван Яковлевич добавил и два часа в день рукопашного боя. Самбо младшим командирам понравилось. Как дети плакали каждый раз, когда он говорил, что всё, на сегодня тренировка закончена. Весь день готовы были бороться. А тут русский проклятый сиди, учи. Нет в жизни справедливости.

Ещё одно занятие само нашло Ивана Яковлевича. Пришёл в русскую школу посмотреть, чему этих русских детей учат. А физики у них нет. Нет учителя. Пришлось ещё одну нагрузку на себя взвалить. Словом, жил товарищ постпред СССР в Кызыле почти счастливо. А в СССР громили троцкистов и прочих фашистов.

Глава 10

Событие двадцать восьмое

– Почему у козы такие грустные глаза?

– Потому что у неё муж козел.

– Папа, а почему на кусте чёрные ягоды маленькие, а под кустом крупные и другие на вкус?

– Это значит, под смородиной паслись козы.

Куй пригрозила отлучить Ивана Яковлевича от супружеских обязанностей. Валька сидела в углу на лавке и плакала. Почти вслух. Носом шмыгала. Даже неугомонный Ванька дулся. Разве что двое мелких спокойно ползали под столом, дохлых тараканов выискивая. А всё из-за чего? А всё из-за бытовой неустроенности. Брехт их понимал. Там в военном городке у них был пятикомнатный огромный дом с центральным отоплением, водопроводом и канализацией. Там были дорожки из бехатона, ровные ряды пушистых кедров вдоль тротуара, клуб с кинематографом. Более того Андрейка Пирогов даже на художественный фильм по Гамлету замахнулся, где Валентина играла пигалицу Джульеттку. Там было изобилие и разнообразие продуктов. Там друзья. Там, наконец, самая современная техника. Там личная почти машина и квадроцикл, там отличная баня с тремя парилками: русской парной, финской сауной и парной с ароматизаторами. Стоит на раскалённых камнях большущая сковорода, а в ней кориандр, допустим, и над ней небольшой деревянный бочонок с водой висит. Заходишь в парилку, нажимаешь на рычажок, и взведённая заранее пружина начинает раскручиваться, приводя сложную конструкцию в действие. Раз в минуту бочонок чуть наклоняется и немного воды проливается на сковороду. Пар, пропитанный свежестью кориандра, тебя всего обволакивает. Ноздри расширяются. А за ними и поры. Культур-мультур.

А тут??? А тут грязная улица Ленина, лужи на которой не высыхают никогда, ну, летом. До зимы ещё дожить надо. На всю … На весь … На всю … Тьфу. На всю столицу Тувинской Народной Республики – город Кызыл одно дерево, берёза. Да и то случайно выросло. Брехт спросил местных, а чего не посадят всякие яблони и груши. И тут его огорчил местный министр сельского хозяйства. Пробовали сажать, но и яблони и груши зимой вымерзают. Зимы тут особенные. Они малоснежные и суровые.

Брехт не поверил, юг же. Нашёл зажиточного единоличника и про климат расспросил. Единоличник показался Ивану Яковлевичу странным. На вопрос, а какие тут зимой минусы бывают. Тёзка, тоже Иван, почесал бороду и выдал.

– За тридцать девять каждый год температура опускается.

– Странная цифра…

– Чего ж тут странного, милой, это температура затвердевания ртути.

Точно. Брехт же металлург и такую ерунду знал. Уже было, совсем обрадовался новому знанию Иван Яковлевич, но тут его тёзка бородатый добил.

– Михайло Толоконников самогон семидесятиградусный гонит, так в прошлом феврале у него замёрзла четверть. Выходит, больше пятидесяти одного градуса была стужа. Однако.

Ну, в жизни много чудес повидал Брехт. Вот, даже сам попаданцем стал, но чтобы бородатый крестьянин в зипуне знал таблицу замерзания водно-спиртовых растворов. Перебор.

Спросил про плодовые деревья у «ерундита».

– Нет, Иван Яковлевич, ничего не выживает. Пробовали и яблони и груши и вишни. Бывает, обрадуешься, перезимовала яблонька, даже подросла, но год на второй али на третий всё одно вымерзает. Лето-то хорошее, а зимы лютые. Черёмуха токмо и растёт. Заходь в гости. К завтрему Варвара моя пирогов напекёт с черёмухой. Любишь ли?

Зашёл. Рассказал, как обустроил военный городок, спросил, поднимется ли народ на субботник хотя бы ту же черёмуху и кедры посадить вдоль улицы Ленина.

– Не, не поднимется. Обижен народ на власть. Жить мешают. Выселить из дома обещают. Церкву хотят закрыть. Свой-то буддистский храм в Белоцарске, ну, в Кызыле ентом закрыли. Теперь на наш зарятся.

Пришёл к послу СССР в Туве Иван Яковлевич и спросил про церкву.

– Религия – опиум для народу, – и пьяный упал со стула.

Малков Владимир Владимирович, Брехт его биографию в наркомате прочитал. Недоучка. Учился в Санкт-Петербургском политехническом институте, но не окончил. И при этом был ректором нескольких институтов в Иваново-Вознесенске, или теперь уже просто Иваново, который город невест. А перед отправкой сюда Полномочным представителем даже год был председателем городского исполнительного комитета Иваново-Вознесенской промышленной области. В той же бумаге была справочка, что любит поддать.

Брехт от этого коммуниста – организатора решил избавиться. Во-первых, что местные совершенно не пьющие буддисты о русских думают, а во-вторых, надо же жизнь налаживать, вон, вся семья бунтует. И Брехт даже согласен с ними. Поселили их в деревянном большом доме, но на две семьи. Как раз на второй половине и жил с женой сморщенной блёклой женщиной, похожей на ведьму, товарищ Малков. Банька была во дворе, но топилась по-чёрному. Сортир, вечно воняющий, и весь в щелях, и с гнилым полом тоже один на две семьи. И полный дом тараканов. Прямо кишит. В военном городке не было ни одного. И Брехт с этим боролся всеми силами, Любой, кто появлялся вновь с видом на жительство в Городок, сначала помешался в карантин. Все его вещи по два раза прожаривались, сам исследовался на все виды вшей и блох. Собак в городке не было. Кошек каждую неделю носили на проверку к ветеринару. Кроме того регулярно комиссия санэпиднадзора ходила по казармам и домам и проверяла состояние. И вот боролись – боролись, а тут раз в дыру и ужасающие условия.

Первым делом Брехт решил переехать. И ничего не вышло. В Политбюро землю выделили аж в пяти километрах от центра. Вообще Кызыл только назывался городом. Населения тысяч девять. Большая, а, вернее, длинна деревня в две, а где в три улицы вытянутая вдоль реки. На километры вытянутая. В каждом доме у русских полно живности. Петухи орут весь день. Коровы мычат. Лошади ржут. Вокруг домов большие приусадебные участки, куда «горожане», не стесняясь, вбухивают птичий, свиной и коровий навоз. В результате, с непривычки, пройти по улице Ленина, по которой ещё гоняют на пастбище скотину, в том числе и коз, просто невозможно. По колено в дерьме и грязи. А со всех сторон идёт такой густой запах зажиточности, что впору противогазом обзаводиться.

А ещё хлеба или муки днём с огнём не найдёшь. Вот домочадцы и дулись на полковника. Завёз в Таракань эту самую. И их тут тьма. Тьма-таракань.

Событие двадцать девятое

 
На маленьком плоту
Сквозь бури, дождь и грозы…
Ну и пусть
Будет нелёгким мой путь,
Тянут ко дну…
 

Ю. Лоза.

Почему нет насаждений вдоль улицы, поведал, протрезвев на следующий день, полномочный представитель Родины. Его предшественник пытался перед домом, как раз, черёмуху посадить. Ровно один день жила. Потом прошло стадо на выпас за де… за Столицу и козы съели под корень молоденькие кустики черёмухи. Прямо в центре столицы и съели. Нужен палисад. Или палисадник? Как правильно? А для него нужен штакетник, а для него нужна пилорама, а для неё нужно электричество и оборудование. Откуда?

Брехт про хлеб уже звонил Дворжецкому. Тот обещал привезти муку и пекаря на рассаду. И исчез. Пришлось напомнить о себе.

– Иван Яковлевич, я тут со знающими людьми пообщался, не просто всё.

– Что не просто?

– Логистика. – Ну, сам этому слову выучил.

– Подробнее.

– Железная дорога идёт через Красноярск и Иркутск. От обоих городов до вашего Кызыла только стёжки, да тропки. И расстояние в шестьсот километров.

– Абрамыч, ты мне-то не рассказывай. Сам три дня из Красноярска добирался. Это ещё хорошо полуторку резвую выделили. И то пришлось в поле ночевать. Думали, малые простынут.

– Вот и я про это…

– Стой. Матвей Абрамович. Брось все дела и найди мне нашего главного лётчика. Сашку Скоробогатова. Пусть через час перезвонит. – Все же телефон это прогресс. Хорошо недавно провели в столицу Тувы линию из Красноярска, точнее из Абакана. До него уже была телефонная связь.

Перезвонил.

– Александр. А скажи мне, положа руку на сердце, пройдёт наш Аэроплот шестьсот километров в одну сторону по реке против течения, а потом столько же назад, но уже сам понимаешь, по течению.

– Пройдёт. Только механик не помешает с запчастями. А что везти? Сколько? – решительный толстячок.

– Что везти? Муку, оборудование для пекарни, ну, там формы всякие. Пекаря с семьёй и утварью. Механика, сам говорил. Да, ту пилораму, что мы с тобой смастерили и станок, чтобы оцилиндрованное бревно делать, который во втором ангаре простаивает. Электрика, ну или слесаря разбирающегося, чтобы всё это подключить. Семью человека, который на этих агрегатах работать будет. – Нда. Много.

– Много. Тогда нужно оба-двое Аэроплотов брать. Один не увезёт. Ещё же горючку. Там у вас в Кызыле не достать же горючку, да и масло. Всё с собой тащить.

– Выходит оба-два. Начинай разбирать. Разберёте в ящики, сколоченные из штакетника, упакуете и в вагон. Там дальше Дворжецкого забота. Гоните до Красноярска, там разбираете ящики, собираете Аэроплоты и грузитесь. По Енисею километров пятьсот – шестьсот, так-то ближе, но река петляет. Здесь разгружаетесь, налаживаете производство и плывёте назад. К тому времени Дворжецкий привезёт два наших самодельных трактора в Красноярск, корейских переселенцев с пожитками, ну и, так понимаю, опять горючку с маслами. Грузитесь снова и ещё один рейс. Потом третий рейс только с переселенцами и семенным зерном и картофелем. Да, чуть не забыл, вы там мотоцикл с коляской один тоже положите в первый рейс. Ясна задача?

– Так точно, тащ полковник! А вы к нам вернётесь? – голос жалобный.

– Что Баграмян обижает?

– Нет, Христофорыч мужик с понятием. Скучно с ним только. С вами, вон, постоянно приключения, да и орден на груди. Герой прямо, на себя в зеркало смотрю и не верю.

– Думаю, что раньше, чем через два года не появлюсь. – Да, если вообще живым буду к тому времени. Интересно, будет Халхин-гол? Японцы вообще народ настырный, подождут, подкопят сил и опять попробуют. Там Монголия. Русским далеко добираться. От той же Маньчжурии более двухсот километров. Точно попробуют. А потом ещё Финская. Хорошо бы в обеих заварушках силами полка поучаствовать.

Знаменитый переход по Енисею, который по понятным причинам не попал на столицы центральных газет, был, тем не менее, примечателен. На обоих плотах стояли самолётные двигатели М11 мощностью сто лошадок. Работали они на взлётном режиме, кроме того у бензина, с добавкой спирта, октановое число было гораздо выше, чем у обычного, потому можно без натяжек и сто тридцать лошадок посчитать. Плот – это ведь тоже только название такое. На самом деле это катамаран размером восемь метров на три с половиной. Даже кабинка для пилота небольшая есть, в виде скворечника. Продлилось путешествие от Красноярска до Кызыла четыре дня. Один раз попали под приличную грозу и сильный ветер, Енисей прямо штормило. Добрались загорелые и уставшие. Против течения руля плоты слушались так себе. Часть муки замочили. Полиэтиленовых мешков ещё нет, а один брезент сорвало, его выловили и снова укрыли, но вода успела попасть.

И началось. Брехт практически бросил армией заниматься, занялся строительством. Нужно дом себе построить. Нужно пекарню с хлебным магазином возвести, нужно лесопилку построить. Потом к ней пристроить токарный цех, где из дерева делали в основном оцилиндрованное бревно, а если это верх хлыста и там диаметр не позволяет, то всякие красивые балясины и черенки для лопат, мотыг и прочего сельхоз инструмента.

Потом стали корейские переселенцы прибывать и им нужно дома строить. Прямо закипела жизнь в столице Тувы. Выяснилось, что кирпича тут тоже никто не делает. Так, саман для себя. Пришлось ещё один рейс до Абакана организовывать за кирпичом. Нужно же и в доме и в бане печи воздвигать. И не себе только – корейцы попались ушлые и себе такие дома тоже захотели. Жили до этого в землянках под Владиком, а тут раз и в баре сразу. Ну, мы в ответе за тех, кого приручили (фр. «Тu deviens responsable pour toujours de се que tu as apprivoise»). Пришлось в Абакан ещё два рейса делать. Так что назад плоты не ушли. Бросили их в Кызыле, ресурс двигатели выработали полностью. Уже и не отремонтируешь, легче новый добыть.