Текст книги "Колхозное строительство 72 (СИ)"
Автор книги: Андрей Шопперт
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Интерлюдия двадцать вторая
Разговаривают две женщины:
– Вот у тебя муж – моряк дальнего плавания. Ты его видишь неделю в году. Как ты терпишь?
– Неделю-то?
Морская примета: если чайка летит жопой вперёд, значит ветер очень сильный.
Контр-адмирал Жан Лакруа, сын известного флотоводца Второй Мировой вице-адмирала Эмиля Лакруа, вышел на мостик и посмотрел на юг. За ним в лёгкой утренней дымке топал флот Пятой республики. Всё лучшее, что Франция смогла собрать для отправки в Индокитай.
Флагманом шёл авианосец «Арроманш», на нем и держал свой флаг адмирал. Вторым, чуть правее, важно шествовал бывший авианосец «Фош», в прошлом году переделанный в носитель вертолётов для французских морпехов. За ним в кильватерной струе виднелся ракетный крейсер «Кольбер», а вот левее и почти параллельно «Фошу» шёл второй вертолётоносец крейсер «Жанна д’Арк». Из боевых кораблей имелись ещё три эсминца проекта «Сюффрен». Один убежал чуть вперёд, а два были далеко позади, в самом арьергарде. За «Жанной» пыхтело госпитальное судно. Это был теплоход «Гельголанд», который раньше был немецким приморским кораблём-курортом. Недавно американцы переделали его в больничный корабль для войны во Вьетнаме, но из-за каких-то проблем с оплатой он в итоге был перекуплен для флота пятой республики.
Ещё чуть позади телепалась, сдерживая эскадренный ход, пара заправщиков. Где находились три дизельные подводные лодки, приданные флоту – ведали только их капитаны. Где-то поблизости. Ну, и в середине ордера шли два попутчика. Первый – трамп «Элизабет», гружённый парой тысячей вёдер с саженцами кофейных деревьев, а второй – совсем уж необычный кораблик, навязанный им в попутчики премьер-министром Республики Сингапур Ли Куан Ю. Это был захваченный в ходе второй мировой войны японский минный заградитель типа «Окиносима», назывался он KD Singapura. Кораблик был немаленький – метров сто двадцать длиной и более пятнадцати шириной. Даже свой гидросамолёт имел. Единственным минусом было то, что ветерану насчитывалось почти тридцать лет, и он страшно устарел, хоть и мог ещё делать узлов семнадцать. Ну, быстрее и не надо – сами французы из-за разномастности своих кораблей тащились в лучшем случае на пятнадцати.
Цель у французского флота была такая: взять под свою руку как бы ничейные Парасельские острова. Для этого идти под главные калибры американских линкоров было необязательно. Однако имелось и второе задание: сопроводить до Северовьетнамского порта Халонг торговую коробку «Элизабет» с этими треклятыми саженцами. На входе в Тонкинский залив контр-адмирал Жан Лакруа решил сделать остановку и разведать дальнейший путь. Оставалось пройти около двухсот миль, и визуально американцев не наблюдалось. Один эсминец он отправил севернее, пройти вдоль китайского острова Хайнань, в ходе боёв за который США потеряли целую кучу самолётов и морских пехотинцев, а второй, «Сюффрен», должен быть обследовать проход вдоль вьетнамского побережья.
Вернулись через пять часов, оба с одинаковыми новостями. Американцы есть и там, и там. У Хайнаня стоит авианосец с кучей мелочи, а пятьюдесятью милями дальше вдоль побережья Вьетнама прохлаждаются два линкора, и тоже несколько корабликов поменьше. Блокаду осуществляют. Французский флот был сильнее американских эскадр по отдельности. Очень не хотелось адмиралу Лакруа вступать в конфронтацию с недавними союзниками по блоку НАТО, но был прямой приказ: сопроводить идущий под советским торговым флагом трамп «Элизабет» до порта Халонг. Приказ, мать его, есть приказ! Ладно, один авианосец – менее страшная сила, чем два линкора, решил Лакруа и приказал проложить курс севернее, милях в тридцати от острова Хайнань. Уже вечерело – может, в темноте и не рыпнутся США на превосходящие силы французов.
Ошибся… Не те времена. И спутники есть, и локаторы, и самолёты. Заметили, и несколько эсминцев двинулись наперерез. Американцы начали резво, но когда увидели весь ордер, тут же сбросили ход чуть не до нуля, а потом довольно долго шли параллельно. Адмирал уже думал, что пронесло, но тут бывшие союзники вышли на связь и приказали остановиться и назвать цель визита.
– Передай им: «Не ваше дело», и не сбавляйте ход, – обратился он одновременно и к радисту, и к капитану «Арроманша».
Там начали кричать. Ещё ведь сдуру пальнут из чего – тогда придётся их топить, а это самый настоящий Casus belli. Нет, не решились. За последние несколько недель США столько раз в этом районе отгребали по самое не балуйся, что перспектива вступить в войну ещё и с Францией, имея гораздо меньше сил, их не вдохновила.
И опять контр-адмирал Жан Лакруа подумал, что пронесло – но тут по курсу стали всплывать две подводные лодки, а потом слева на юго-западе появились линкоры, а справа стал нарастать тушей огромный авианосец. Теперь силы стали равны. Да какой там «равны»! Где старик «Арроманш», и где эта почти стотысячетонная елда на атомном ходу!
– Поль, – обратился он к капитану авианосца, – подними парочку звеньев, пусть ребята посмотрят на это сверху и доложат, что творится вокруг, пока не стемнело.
Теперь оставалось ждать. Сообщения от пилотов и от оператора за локатором поступили одновременно.
– Сзади больше десятка кораблей. Есть здоровые.
– Вижу курсом зюйд множественные надводные цели.
– Мать… в клещи берут. Что там, Поль, сколько до этих с зюйда? – пора разворачиваться – совсем было решил адмирал, но тут приближающиеся корабли подали по радио условный сигнал. «Операция „Палка“». Повторяю: операция «Палка».
– Русские?! Я до последнего не верил, что они придут, – хмыкнул адмирал и дал команду радисту: – Передай американцам: «Ваш курс ведёт к опасности».
– Ваш курс ведёт к опасности! You are steering a dangerous course! Повторяю…
С американца тоже взлетели самолёты, рванули на юг, но уже через пять минут вернулись. В эфире затрещало, а потом произошло то, что потом Жан Лакруа будет с гордостью рассказывать внукам. «Полосатые» сдулись! Они стали расходиться, уступая дорогу более сильному.
– Мир меняется, Поль. Янки, получившие по зубам – уже не те янки. Берегут оставшиеся зубы. Передай всем: «делай как я», и полный вперёд. Нам ещё больше сотни миль тащиться.
Событие двадцать третье
Приходит мужик в магазин стройматериалов. Продавец ему:
– Судя по вашей физиономии, вы пришли за кирпичом?
Ответ на вопрос «Будет ли объект сдан в срок?» был написан прямо на заборе стройки.
Помяни чёрта. Он и позвонит.
Долго ворочался после звонка Бика – нет, не тревога, просто мысли в голове копошились, да ещё цикады устроили такой гомон, что поневоле позавидуешь северянам. Закроешь форточку – духота, включишь кондиционер – он рычит похлеще цикад. Надо какую-нибудь систему рекуперации воздуха заказать. Почему кондиционер должен обязательно быть в комнате? Пусть где под домом, и помощнее, чтобы на все комнаты хватало. Смогли же это сделать в сталинских высотках.
Задремал, воскресенье всё же – никуда бежать не надо. И тут звонок! Поднялся, а то весь дом перебудит. Когда там придумают наконец сотовый с вибрацией? Лучшие умы ведь собрал в Алма-Ате, а они такое нагородили, с диском для набора номера… Пётр как увидел, чуть в осадок не выпал. Дизайнеры хреновы. Нарисовал им, что должно получиться. Пусть ваяют.
– Пётр Миронович, не разбудил? – Макаревич из Краснотурьинска.
– Чего уж… да и вставать пора. Что-то случилось?
– Ну как… обрадовать вас хочу. Последний комплект кресел для стадиона в Еврейскую республику отгрузили. И оцилиндрованных брёвен для трибун состав отправили. Всё, закончили мы со стадионами. Пётр Миронович, вы в следующий раз, если завод какой забыли построить, или там космодром, то хоть на день, на два раньше предупреждайте. Это был сумасшедший какой-то месяц!..
– Ой, твоя правда, Марк Янович. Никому ничего поручать нельзя. Сам не сделаешь – всё дело загубишь. Спасибо, выручил.
– Нет, тут вы «спасибом» не отделаетесь. Народ ропщет: без выходных два месяца, и по десять часов смены. Деньгами я их, конечно, не обидел, но тут денег маловато оказалось. Другие стимулы нужны, а то в следующий раз людей на такой аврал не поднять, – хитрый. Издалека начинает. Еврей, наверное.
– Говори, Марк Янович – всё, что в моих силах.
– Тут народ прослышал про круизный теплоход, что Захарьинские Дворики купили.
Вот ведь собаки… Просил же Зарипова не хвастать.
– И вам?
– И нам.
– На сколько мест?
– А сколько у Зарипова?
– Сто.
– Тогда сто двадцать. Мы-то и побогаче в разы, и народу в «Крыльях Родины» побольше обитает, – все, мальчики принялись мериться этими самыми… теплоходами. Ага.
– Хорошо. Сейчас осень уже, не успеть – но к весне будет вам теплоход.
Повесил трубку и вспомнил, как опростоволосился с этими еврейскими товарищами. После поездки в Израиль сообщил генералам, что у них будет международный турнир осенью. Поставил перед фактом, что нужно строить четыре стадиона. Ну, сказал и сказал – а тут летом вспомнил и решил узнать, а как?
И узнал, что цемент заказали, доски пилят, гравий мелят. Гравий?
– А стадионы-то не футбольные разве?
– Так комплексные решили, чтобы и с беговой дорожкой.
– Молодцы. Где будут?
– В Биробиджане, в городке Облучье, и в двух больших сёлах – Амурзет и Николаевка.
– Замечательно. Людей-то будет где разместить?
– Строим домики, – а вот это как-то неуверенно вышло у генерала.
– Арон Давидович, а можете доложить по степени готовности стадионов и жилья для спортсменов? – и Кац поплыл.
Цемент вовремя не везут. Стекла нет. Вывод? Не успеют. Мать вашу, Родину нашу.
– А чего в набат-то не бьёте?
– Ну, надеемся, всё поступит – а там всем миром, народной стройкой.
– Эээ… знаете анекдот про реалистический вариант и инопланетян?
Пипец подкрался незаметно. Лауреат, итить её, Нобелевской премии (будущий) сорвал этот самый международный турнир, который призван укрепить мир между народами.
Порычал. Поорал. Потом понял, что зря – начал думать. В Краснотурьинске ведь сделали северную трибуну из оцилиндрованных брёвен – а раз северную сделали, то и остальные можно! Позвонил Макаревичу, напряг с брёвнами и креслами пластиковыми. За глупость и доверчивость всегда нужно расплачиваться. Вот тут придётся расплачиваться круизным лайнером.
Ну, в принципе, для родного-то города – и не жалко.
Глава 28
Интерлюдия двадцать третья
Пришла женщина в налоговую инспекцию:
– У нас с мужем полгода не было секса. Надо ли его сейчас регистрировать как самозанятого, или ещё подождать?
Дмитрий Фёдорович Устинов размял папиросу «Герцеговина Флор» и, сжав бумажный мундштук, сунул в рот. Чиркнул ярко-красной биковской зажигалкой с гербом СССР и поднёс к кончику папиросы. Затянулся, скосив глаза на конец бумажного цилиндрика – тот зарделся малиновым свечением. Пенсионер Союзного значения вынул потерявшую свой белоснежный лоск папироску и, выдохнув ароматный дым, продолжил прерванный разговор.
– А тебе, Николай Анисимович, сколько пенсии положили? У тебя же генерал армии звание, а мне так и не присвоили, с 1944 года в генерал-полковниках хожу. Юбилей послезавтра, двадцать пять лет будет. Сталин ещё дал.
– Двести рублей. Смешно, но всё ждал, когда придут из квартиры в какую хрущёвку гнать, да с дачи прикажут личные вещи забирать. Жена Светлана и дочь Ирина уже начали всё по коробкам распихивать.
– Так бы и сделали – мне сказали, что Шелепин уже на Политбюро вопрос вынес. И знаешь, кто против выступил? Не угадаешь. Тишков – сволочь голоштанная!
– Да, вот бы не подумал… И что, все послушались этого молокососа? – Щёлоков тоже достал сигареты. После отправки в отставку перешёл с «Мальборо» на болгарские «Родопи», хоть старые друзья и предлагали снабжать, да и деньги были у спекулянтов покупать. Из принципа. Не сильно и хуже.
Черненко со Щербицким, переговариваясь о чём-то вполголоса, подошли к накрытому уже хозяйкой Таисией Алексеевной столу и, не прерывая разговор, присоединились к курильщикам.
– Ну что, старая гвардия, за встречу? – поднял рюмку с зубровкой хозяин.
– Давай, Дмитрий Фёдорович, как там: «после первой не закусываю», – Щербицкий первым чокнулся с Устиновым и лихо принял соточку на грудь.
– Интересную фразу сказал уралец наш колхозный, – продолжил Устинов рассказ о заседании Политбюро, на котором всем бывшим решили все имеющиеся блага оставить, и даже переписать госдачи на бывших съёмщиков, сделав их полноправными хозяевами.
– Ага, я тоже слышал, – встрял Черненко. – Говорил, мол, все там, то есть, на пенсии будете. У них сейчас отберут, завтра – у вас. Давайте уважать старых партийцев. Пусть спокойно отдыхают на природе. Что, копеечные дачи не заработали?
– Правда, что копеечные, – стёр капли яда с зубов Устинов. – У самого, говорят, терем царский в Алма-Ате.
– Ладно, я как-то успокоился уже. Возьми да заработай на терем – не старик же ещё, – Щёлоков налил одному себе вторую и, крякнув, выпил. – Хотите, анекдот расскажу? Нет, не про Чапаева, да и не анекдот. Быль. Но смешная, – бывший министр МВД дождался кивков и, разлив теперь уже всем, продолжил: – Выхожу на днях из подъезда утром, мусор выбросить, а на скамеечке сидит полковник Снегирь – лучший опер в МУРе был. Когда Никитка МВД переименовал в МООП, и всякие сокращения с перестановками начались, он в отставку вышел – а молодой совсем ещё, только полтинник отметили. «Не хочу, – говорит, – в муупе ни в каком работать, буду капусту выращивать, как римский император Диоклетиан». Увидел меня, поднялся. «Привет, – говорю, – император, как капуста?» Ощерился и отвечает так с улыбочкой: «Да вот, баба запилила, наелась, говорит капусты – мяса хочется». – «Ну, – говорю, – овечек заведи и им капусту скармливай. Ещё их стричь можно и шерсть продавать. Сейчас вон разрешили опять безразмерные приусадебные хозяйства». Посмеялись, а он потом и говорит: «Николай Анисимович, вы ведь новый закон о самозанятых читали?» – «И что?» – «А нельзя ли частным детективом стать?» – «Ни хрена себе, – говорю, – Шерлок Холмс недоделанный. А кто же тебе будет деньги платить – мужья, что жён в измене подозревают, как в плохих зарубежных детективах?» – «А вот в Казахстане, – говорит, – Тишков огромные премии раздаёт за поимку опасных преступников. Так я могу десяток в Москве захомутать. Если по две тысячи за каждого, то на машину хватит, гараж, и мяса на несколько лет».
– Во жук! – засмеялся, расплескав водку, Черненко.
– И что? – стал вдруг серьёзным Щербицкий.
– Дал ему телефон Тишкова.
– То с этими народными предприятиями затеяли, теперь самозанятые. А кто работать будет? – сплюнул Устинов.
– Ерунда, – махнул рукой бывший министр, – при Сталине сколько артелей было, и ничего – и на заводах людей хватало. Никитка, придурок, лишь бы назло Иосифу Виссарионычу всё сделать – и артели позакрывал, и приусадебные хозяйства порушил. Дожили! Деревенские в магазине мясо покупать стали, а не на рынке им торговать.
– Мне жена пару дней назад рассказывала. Она на дому у одной женщины всегда причёски делает, – закусывая солёными груздями, поддержал Щёлокова бывший любимец Брежнева. – Так вот, приходит, а у той на двери табличка: «Самозанятый парикмахер Иванько Изольда». Раньше подпольный был, а теперь – самозанятый. Сколько им там налога нужно платить – копейки, а люди себя уверенней чувствовать стали.
– Чего «копейки»? Как все – тринадцать процентов, – начал разливать по третьей Устинов.
– Так кто тебя проверит? Шестьдесят ты рублей заработал или сто шестьдесят? Вот все и будут минимальный платить с шестидесяти. Озолотится государство с этих восьми рубчиков, – поддержал министра Черненко.
– Ладно, ну их, барыг… Давайте выпьем за мир. Косыгин выступал, что подписали договор с Китаем о дружбе и взаимопомощи, – поднял рюмку Устинов. – Думаю вот и вправду в самозанятые податься – запишусь и поеду в Китай, консультировать их.
– А здравая мысль, Дмитрий Фёдорович! – даже поставил свою рюмку Щербицкий, – Только не в Китай – ну их нахер, а в Илийскую республику.
– И то верно. Поехали? – «бывшие» переглянулись.
– Поехали, – вынес за всех решение Устинов.
Интермеццо двадцать первое
Перед матчем Уругвай – Россия интервьюер спрашивает Пеле:
– Как вы думаете, сборная Бразилии 1970 года смогла бы победить сегодняшнюю Россию? Пеле отвечает:
– Конечно!
– И с каким счётом?
– 1:0.
– Всего-то?!
– Ну, нам всем уже за семьдесят…
Джин Минго вышел из больницы с маленьким рюкзачком на плече и огляделся. Окна его палаты выходили на сквер, и оттуда через плотную зелёную стену почти не было видно гор. Теперь они отчётливо белели и розовели в лучах заходящего солнца. Красиво! Нужно будет обязательно сходить в горы со скаутами. Нет – пионерами. Они вчера приходили к Джину и принесли этот рюкзачок, полный шоколада, сказали, что собирали всей школой, чтобы отблагодарить спасителя города от страшной беды.
Минго отнекивался и пытался объяснить девочкам и мальчикам в белых рубашках с алым галстуком – почти таким же, как у скаутов, только цвет и узел другой. Так вот пытался объяснить пионерам, что он никакой не спаситель, а просто случайно столкнулся с тем страшным самолётом.
Тогда к его кровати подошла девочка чуть постарше и сказала, что Джин, как и все настоящие герои, очень храбрый и очень скромный. Они на совете дружины единогласно постановили принять Джина Минго в почётные пионеры, а школьную пионерскую организацию переименовать в дружину «имени лётчика Джина Минго».
Бывший футболист хоть и понимал русский так себе, с пятое на десятое, но детей понял и стал махать руками, уговаривая их не делать этого.
– Я не ест правилна герой. Я ест приносит несчастина. Тишкова нога раздавит. Тане рука подломат. Чуть Маша и остальные не убиват. Самолётку не сбиват. Это ест самолётка менья сбиват. Я плохой герой, не насящий.
– Настоящий! – сказала девочка постарше и повязала ему на шею красный галстук.
– Пионер, к борьбе за дело Ленина и коммунистической партии будь готов!
– Всегда готов! – гаркнули детишки и отсалютовали Джину.
Что оставалось делать? Джин встал с кровати во весь свой почти двухметровый рост, поправил алый галстук и тоже отсалютовал детишкам, правда руку поднёс ко лбу, как привык.
– Всьегта готоуф!
Пионеры звонко засмеялись и принялись учить чёрного великана делать правильный салют, а не отдавать честь, и правильно говорить: «Всегда готофф». Потом старшая девочка сунула ему свою ладошку, которую Минго очень-очень аккуратно принял в свою огромную лапищу и легонько пожал. Ладошка была такая тёплая и беззащитная, что на глазах великана невольно навернулись слёзы.
– Всьегда готофф!
После пионеров, узнав, что Джина выписывают из больницы, к нему пришли футболисты из местного клуба. Это, конечно, был не настоящий футбол – но парни тоже старались, тренировались, и даже иногда побеждали. Пришли они вместе с новым тренером, совсем ещё молодым, но очень солидным мистером Лобановски, и уговорили его на две вещи: во-первых, поиграть немного с ними в их соккер, а во-вторых, пойти завтра вместе с командой в предгорья, на пикник. Там даже один футболист был, который сносно говорил на английском. Оказывается, пикник не совсем обычный – и только для них сделали исключение, потому что он будет прямо в яблоневом саду. Есть в этом чудном городе такая традиция.
Летом в густой тени яблонь алмаатинцы устраивают пикники – с расстеленными одеялами, заготовленной по случаю снедью и прохладительными напитками, ну и немного с горячительными – как без того? Бегают дети постарше, играют в волейбол-бадминтон. Рядом ведут степенные беседы разомлевшие взрослые и носится с восторженным повизгиванием резвящаяся малышня. Колхозно-совхозные власти не препятствуют такому временному вторжению в сады. Да и как им препятствовать – это ведь городская традиция, заложенная ещё в былинные времена, когда город назывался «Верный».
Правда, по мере созревания плодов доступность садов для массовых посещений, и особенно с детьми, становилась не столь лёгкой. За сохранностью урожая следили грозные объездчики с плётками, которые денно и нощно патрулировали вверенные им участки в поисках непрошеных гостей. Обычно этим делом занимались в колхозах-совхозах суровые кавказцы, и многие эти самые пионеры-школьники испытали на своих детских шкурках неотвратимое возмездие за расхищение социалистической собственности.
– Что есть «кавкасцин»? Они бить детей? Пионьеров? Я пионьер! – Джин ткнул громадным кулаком себя в грудь, на которой торчали малюсенькие хвостики от галстука. Поди обхвати у этого буйвола шею! Писец всем кавказцам Союза.
– Да так… Пугают. Чтобы не вор… Чтобы не тыри… Чтобы не расх… Чтобы не ломали яблони.
– А, шальить?
– Йес, йес – шалить. Пугать.
– Гуд, шальить плоух.
– Идём завтра?
– Йеп. Оф кос. Коньечна!
– Замечательно! Тогда в девять подходи к стадиону. Будет автобус.
– Файн. А где Теофило Хуан Кубильяс?
– Трофимка-то? Так к своей Леонсии побежал. Её уговаривает с нами завтра идти, и Сенчину с Толкуновой. Только он теперь никакой там не Теофилос Кубиньес Арисагос. Он – Трофим Иванович Арисагин!
– И Керту будьет?!!!
– Не. Керту, Трофимка говорит, в Америке с посольством.
– Плоух.
– Ещё будет сборная по женскому хоккею на траве. Там две такие индианки… Все пальчики оближешь.
Минго взглянул на свою огромную пятерню и спросил:
– Пьять индианк. Зачьем их лизат?
– Ох, завтра узнаешь. Минго, а тебя правда представили к званию Героя Советского Союза?
– Ох. Не говорьи! Правдашно!