Текст книги "На пути Орды"

Автор книги: Андрей Горюнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Аверьянов нажал «не надо».

– Хорошая новость! Поздравляем вас! Нажав на фирменную кнопку «Не надо!», вы сделали правильный выбор, приняли верное реше… – бодрым, звенящим голосом задолдонил синтезатор и вновь осекся: навалилась немыслимая перегрузка.

Сжимая бутылку «Smirnoff», Коля покачнулся. Мелькнуло в сознании: не меньше четырех «g» …

Ловя равновесие, чтобы сползти на пол, а не упасть, не рухнуть, он случайно схватился за лонжи, протянутые под потолком контейнера, и тут же неимоверно потяжелевшее тело стало разрывать руку. Отпустить было нельзя: при такой перегрузке падение с высоты собственного роста – тяжелое увечье либо смерть.

Неожиданно перегрузка исчезла, все вокруг стало зыбким, светящимся неверным светом, окружающие предметы таяли на глазах и возникали, проявляясь вновь…

* * *

Затерянный, укромный прудик в лесной чащобе, заросший местами густым камышом и болотником, замер, окутанный проступающим сквозь чернила ночи призрачным светом раннего утра первого летнего дня.

Лес еще не встретился с солнцем и потому был наполнен пока тишиной и запахом хвои.

Три девушки лет по семнадцать-восемнадцать брызгались, стоя по пояс в воде…

– А весело как!

– Совсем и не холодно.

– А еле залезла!

– Ну, с непривычки…

– Костер надо было сперва развести.

– С тобой разведешь.

– На волосы не брызгай, жених заикаться будет!

– Ой, что это?

– Где?

– Да вот, смотри!

На противоположном берегу пруда, прямо напротив девушек, начало прорисовываться нечто непонятное – здоровое, размером с самый большой амбар, блестящее и сверкающее тусклым металлом яйцо, неверно колеблющееся в утреннем белесом солнце…

Девицы застыли как вкопанные…

По здравому размышлению в этот момент уже полагалось бы бежать сломя голову, спасаться от очередной выдумки Дедушки Лешего, но женское любопытство сильнее любых суеверий.

Березы, мешавшие яйцу занять выбранное им место, с треском легли веером, вывернутые из земли с корнем.

Даже издалека было видно множество кругов, появившихся на поверхности пруда там, у самого берега, возле яйца: это от страха с восторгом пополам попадали в воду лягушки. На исполинских соснах, растущих за спиной девушек, заметались белки. Енот, «стиравший» что-то в тихой заводи между яйцом и девушками, остановил работу, кинул на яйцо внимательный, оценивающий взгляд, съел постиранное и, повернувшись, исчез в прибрежных кочках.

Внезапно всем девицам пришла в голову одна и та же мысль: птица, отложившая такое яйцо, без труда склюет любую из них. Именно в этот момент небольшое, но довольно плотное облачко закрыло солнце; на лес и на прудик быстро упала тень…

– А-а-а! – крик ужаса, пронесясь на прудиком, заметался меж стволов лесной чащобы.

– Это облако, – заметила вдруг одна из девушек, прервав крик на половине запасов воздуха в легких.

– Действительно… – осеклись две остальные.

Девушки замерли.

Вместе с ними замерло все, все стало абсолютно неподвижным: огромное яйцо-контейнер, окаменевшие от удивления девушки, вода, отражения в пруде берез и исполинских сосен…

Внезапно часть яйца раскрылась с легким приятным шелестом.

В образовавшемся отверстии возникла мужская фигура в трехцветке с бутылкой «Smirnoff» в руках…

– А-а-а! – вновь понеслось по лесу: ведь оказаться голой перед мужчиной было куда страшнее, чем быть склеванной гигантской трехголовой птицей Рух или оказаться – во цвете-то юных девичьих лет (!) – придавленной насмерть чьим-то яйцом…

С истошными визгами девушки бросились на берег к своим сарафанам и платьям.

* * *

Коля Аверьянов деликатно отвел взгляд от судорожно одевающихся девушек и, посмотрев на солнце, проверил часы…

– Н-да… Не стыкуется. …А-а, ну понятно! – он осененно хлопнул себя по лбу. – Хабаровск же, на семь часов разница! Здесь уже утро… – Он снова глянул на часы. – За пять минут – семь тысяч километров?! – Он прикоснулся ладонью к контейнеру. – Да уж, совсем не самолет! …Будут дела! – решил он и, первым делом, решил убрать «Smirnoff» назад в ящик, от греха: с утра выпил – день свободен.

Ему предстояло вступить в контакт с местным командованием, руководившим учением, и доложить о происшедшей накладке. Вот тут-то, наверно, «Smirnoff» и понадобится…

* * *

Внезапно истошный девичий крик, наполненный ужасом, привлек его внимание. Рядом с девушками на том берегу прудка в глубине чащобы нарисовались пять всадников – очень странные: в дурацких халатах, мохнатых шапках-малахаях, с саблями, с луками за седлами… Колчан стрел за спиной… Один – в металлическом древнерусском шлеме…

Было понятно, что эти странные всадники появились тут, привлеченные девичьими визгами. Эффектного появления «яйца» они не видели, а оно само, неподвижное, их не впечатлило.

Очевидно, что их заинтересовали девушки. Качая головами, они даже зачмокали от радости, обмениваясь короткими фразами на каком-то непонятном диалекте…

«Козлов-то, ряженых, развелось, – повсюду, ну… Не продохнешь! – мелькнуло в голове. Он попытался прислушаться, но на таком большом расстоянии не смог понять, на какой версии блатного языка беседуют эти ребята. – Казаки, что ли? „Есаул с урядником на джипе с кенгурятником“? Да нет, те-то полковники да генералы сплошь – от пастуха до сторожа на бахче: усы до пола и лампасы на кальсонах… А может, толкинисты. Но с саблями. Вот это мурло немытое в шлеме, поди, и есть какой-нибудь хоббит третьего созыва… Да тоже нет! Толкинист – безобидная тварь, сытая, юная. А этот просто как молодежь наша золотая, бритая, в черных кожанках. Злая сволочь, сразу видно. Полуграмотная. И нищета, видно, жуткая. Без погон. Бомжи по-корейски, вроде как морковь. Или по-монгольски? Нет, на корейцев не похожи. Монголия, Тибет… Скорее, так. Скорей, монголы. А кто здесь живет-то под Хабаровском? Китайцы? Уйгуры какие-нибудь? Бурята? – спросил внутренний голос и тут же ответил: – А хрен их знает…»

Люк контейнера за его спиной, подчиняясь, видно, заложенной в бортовой компьютер программе, медленно закрылся…

Один из всадников, догнав на ленивой рыси убегающую девушку, склонился с седла, поймал ее волосы и, наматывая их себе на кулак, приподнял отбивающуюся девушку, оторвал ее от земли, затаскивая к себе на лошадь…

От столь бесцеремонного обращения с девушкой Аверьянов просто остолбенел. Такое, в его понимании, пахло крупными, серьезными оргвыводами.

– Ты офигел?! Пацан?! – крикнул Коля. – Ты, сука, что же делаешь-то, чебурек вонючий?!

В воздухе свистнула стрела и тут же воткнулась в ствол березы рядом с Колиной головой.

– Убить ведь мог!!! – разъярился Аверьянов, крича через пруд. – Стоял бы рядом со мной человек – убил бы! Ну что оскалился, скотина?! А ну, брось девку сейчас же! Глухой?! Уделаю! Без шуток!

В ответ свистнула вторая стрела, от которой Коле уже пришлось уклониться…

– Все, придурки… – проскрипел зубами Аверьянов. – Вы меня достали. Я предупреждал.

Отпрыгнув назад в лес, скрываясь за деревьями, Коля скользящим шагом полетел наперехват татарину, закинувшему на ходу девушку перед собой – поперек седла… Татарину удалось сделать это как раз в тот момент, когда рядом с его конем возник Аверьянов.

Коля, возникший, разумеется, слева от всадника, тут же схватил коня под узцы. Всадник вытащил саблю и замахнулся. Однако бить с правой руки в левую сторону от коня, да и держа при этом в левой руке волосы бьющейся, вырывающейся девушки, неудобно…

Однако пеший противник был безоружен, и всадник решил, что он ничем не рискует, за исключением того, что этого, в пятнах, придется ударить вторично, добить. Сейчас можно просто влепить как попало.

Повернувшись в седле, всадник замахнулся саблей, намереваясь, сильно согнувшись налево во время удара, достать.

На саблю Коля не смотрел, смотрел в глаза и, боковым зрением, на левую стопу в стремени. В тот момент, когда левое стремя ослабло, что означало, что опора уже перенесена на правую ногу, а значит, сабля начала свое движение, Коля, держащий левой рукой поводья у самого шенкеля, резко осадил коня:

– Назад!

Конь мгновенно подался назад, при этом ордынца, начавшего уже совершать выпад, резко кинуло вперед. Пытаясь удержаться в седле, он потерял контроль и промахнулся.

Промазав, а значит, не встретив саблей препятствия в виде Колиной головы, он еще сильнее подался вперед. Бросив поводья и поймав всадника за кисть, держащую саблю двумя руками, Коля резко повернул ее на болевой – большим пальцем наружу, выворачивая сустав, и потянул руку дальше, вперед, стаскивая всадника с коня.…

В тот момент, когда татарин уже начал было падать, Коля резко вмазал ему ребром ладони пониже затылка, а затем, спокойно вывернув саблю из руки обмякшего воина, дернул окончательно, срывая с седла… Тот упал как мешок, без сознания…

– Николай Аверьянов! – представился он спасенной девушке, помогая ей вернуться на землю. – Можно просто Коля…

– Олена… – ответила девушка, соскальзывая с коня. – Можно просто Оленушка.

* * *

Ближний из оставшихся четверых всадников понесся прямо на них. С запозданием секунд на десять рванул и второй…

– В сторону! – махнул Коля Олене. – В лес!

Олена юркнула за деревья, но тут же остановилась, следя за дальнейшими событиями…

Аверьянов стоял с саблей в руках, спокойно наблюдая, как на него налетает всадник…

Лошадь – животное уязвимое. У коня нет ключиц, конь не может раскинуть широко передние ноги вправо-влево, развести в стороны, показывая своей кобыле и жеребятам, какой огромный сноп овса он добыл им на прокорм… Ноги коня, по велению природы, бегут почти параллельно друг дружке, иного им не дано.

Когда до лошадиной морды оставалось метра полтора и всадник должен был вот-вот принять поводья левее, чтобы рубануть Колю с правой руки безо всяких помех, Коля внезапно заорал страшным свирепым голосом прямо в морду налетающему коню:

– Смирна-а-а-а!

Обезумевшее от ужаса животное встало на дыбы…

– Р-р-рав-в-в-вняйсь!!!

Всадник, изготовящийся к удару, не успел среагировать, опустил руку с саблей, припал к гриве.

В тот момент, когда конь уже начал движение вниз, находясь в неустойчивом равновесии, норовя вернуть передние ноги на землю, Коля схватил его, зависшего над ним, за правую ногу, чуть выше бабки. Плавным маховым движением он повел правую ногу коня влево и вверх, как будто стремясь изобразить копытом в воздухе окружность… Даже не пытаясь вырваться, конь сначала заплясал на задних ногах, пытаясь сохранить равновесие, затем, вслед за движением своей правой ноги, перекрутиться передней частью корпуса влево и только потом завалился вместе со всадником на землю, на правый бок.

Придавленный правой ногой к земле, ордынец забарахтался.

Подойдя к нему, Николай поймал момент и наступил на саблю, прижав ее плоскостью лезвия к земле.

– Трудно саблей махать-то, лежа на правом боку?

Ордынец в ответ зашипел, а потом злобно взвизгнул.

Видя, что очередной нападающий уже приближается к ним, Аверьянов, представив себе на миг, что ему доверили пробить пенальти в финальной игре чемпионата мира по футболу, с чувством прокомпостировал самую середину фотографии шипящего ордынца.

Хотя удар пришелся точно в расчетную точку – в центр фото, а не по краю, – древнерусский шлем тем не менее с коротким дребезгом слетел с головы укравшего его татарина и, хаотично вращаясь в воздухе, долетел почти до самой середины пруда, снова напугав лягушек, рассевшихся там на листьях водяной лилии.

Оттащив отключившегося седока и отбросив подальше в кусты его саблю, Аверьянов помог коню встать, а затем, вскочив в седло, тронул коня навстречу новому, подлетающему татарину.

Когда до атакующего осталось не более двадцати метров, Коля перевел коня на рысь, покручивая саблей на скаку, – в стиле лихих атак Первой конной…

Сабля крутилась в воздухе со свистом, как живая, вспыхивая и искрясь в лучах встающего солнца… Уж что-что, а кисти рук Аверьянова были вполне разработаны – по полной программе. Именно этого сверкающего металлом сплошного круга бешено вращающейся сабли, видно, и не выдержало сердце противника. Он поднял саблю, стремясь не ударить, а только защититься…

Это его и сгубило: в последний момент Аверьянов выпустил свою саблю и, нырнув под локоть защищающегося татарина, сочно вмазал ему кулаком в подбородок – на полном скаку. Коротко хрустнуло, – нокаут с переломом челюсти.

* * *

Оставшиеся двое татар, уже не решаясь приблизиться, взялись за луки и колчаны…

Коля прикинул – рывок до контейнера не даст ничего. Пока он, спешившись, будет вставлять пропуск в щель приемника, его уделают сто восемнадцать раз. Да и оружие в контейнере надо еще найти, распаковать, найти патроны, зарядить… Не-ет, это не пойдет!

Дело принимало скверный оборот, – противники были по разные стороны от Николая. Уследить за их действиями одновременно не представлялось возможным. Мгновенно оценив ситуацию, Коля скатился с коня, не выпуская поводьев… Теперь он был прикрыт хоть с одной стороны – татарским конем… С другой стороны он был открыт…

Татарин прицелился…

Внезапно в этот момент из-за деревьев выскочила Олена и, пронесясь в десяти метрах перед изумленным татарином, вбежала в пруд – в заросли камыша и дудника. В глазах у девушки светилось безумие, отчаяние – полное помутнение рассудка…

Но она отвлекла на мгновение внимание татарина на себя, сбила прицел… В нее он не стал стрелять: безоружная девка, в воде вот, рядом, по пояс в камышах, – куда денется?

Он поднял лук и снова воссоздал траекторию полета стрелы, целя в грудь русскому.

Лихорадочным движением Олена выхватила из мошны маленький ножик и в одно движение срезала ближайший к ней ствол дудника…

Стрелок изо всех сил натянул тетиву…

В тот же момент Коля отпустил своего коня:

– Р-р-р-р-рота-а-а-а… Па-адъем!!!

Конь понесся, взяв с места в карьер…

– …Хад-ди строица-а-а!!! – подхлестнул он коня тем самым гнусавым воплем, от которого в их учебке трескалась краска на стенах и лопались лампочки.

Кони заиграли под всадниками, стремясь присоединиться к бегущему, татары покачнулись в седлах, удерживая их на месте, прицел стреляющего снова был сбит.

* * *

В укромной бухточке, скрытый от всех взоров стенами камыша, сидел рыболов – плотный высокий мужик лет тридцати – тридцати пяти. Он сплюнул с досады, – крики и визги вокруг распугали всю рыбу. Досадливо сморщившись, рыболов встал в полный рост и увидел в пятнадцати метрах перед собой татарина, целящегося в Колю… В руках у рыболова был ивовый хлыст – прадедушка современного спиннинга. Роль катушки выполняла мать сыра земля – аккуратно уложенными кольцами леска из конского волоса лежала у ног рыболова…

Хлыст свистнул, и блесна сверкнула в воздухе… Леска успела сделать два оборота вокруг основания наконечника татарской стрелы, и рыболов тут же «подсек» – одновременно с выстрелом татарина…

Стрела, захваченная за наконечник леской, понеслась по странной траектории – куда-то вбок и вверх. Татарин обалдело проследил ее полет, – за доли секунды он не успел понять, что произошло… Стрела шлепнулась на середине пруда, от нее побежали круги… Вслед за стрелой, чуть погодя, на воду легла и леска, указывая на своего владельца…

Пробежав взглядом по ней, стрелявший увидел рыболова… Татарин тут же закинул руку в колчан, за новой стрелой…

Но рыболов уже вихрем раскручивал в руке донку – толстую леску, сплетенную из пяти конских волос, с большим и тяжелым камнем-грузилом на конце… Запущенная как из пращи, донка с гудением рассекла воздух… Грузило сочно влепилось татарину в лоб и, оглушив его, сбило с коня…

* * *

Последний оставшийся всадник отскочил метров на десять и вскинул лук… В кого стрелять? В рыболова? В Колю?

…Олена, на которую в пылу боя никто не обращал ни малейшего внимания, бросилась из камышей на берег, в лес.

Через минуту она, утирая с лица пот и слезы, всыпала себе в рот горсть еще зеленых ягод ландыша и приложила срезанную трубку дудника к своим губам…

Рука Олены тряслась, кончик трубки дудника дрожал.

Нет! Так не годится!

Олена вынула трубку изо рта, сильно выдохнула носом воздух, глубоко и медленно вдохнула вновь, покачивая головой, сбивая лихорадку спешки. Теперь ее глаза стали спокойными, а руки перестали дрожать.

Ордынец выбрал: в Аверьянова! Но не промазать бы!

Зажмурив левый глаз, он выпучил правый, старательно прицеливаясь… В кустах рядом с ним раздался резкий хлопок, и татарин взвыл от боли, выронив лук.

Схватившись за правый глаз, он резко склонился к луке седла… Но вдруг страх прошил его: где враг?! Левый, здоровый глаз его тут же открылся. Всадник повернул голову в сторону Аверьянова…

И тут в кустах рядом с ним раздался второй хлопок.

* * *

– Ну ты даешь, девица! – Аверьянов обнял Олену за плечи. – Робин Гуд!

Держа Олену в объятьях, Коля увидел в глубине леса шестого татарина – в возрасте, с хитрым, жестоким лицом, в богатой красной шапке с опушкой из рыжей лисы… Выражение лица злое, мстительное. Видно, дождавшись конца боя, развязки, татарин медленно повернул лошадь и сначала тихо отъехал шагом, а затем, все убыстряя бег коня, сорвался вскачь. Поскакал за подмогой?

– О чем твои мысли? – спросила Олена, заметив напряженность в Колиных глазах.

– Да так… – уклонился Николай, не желая пугать и без того много пережившую за это утро девушку. – А где подруги-то твои?

– А, поняла, – грустно прошептала Оленушка.

– Да ничего ты не поняла! Вас трое же купалось…

– Убежали они.

Аверьянов пожал плечами:

– Вот дуры-то… Терпеть таких не могу!

– Я тоже! – расцвела Олена.

* * *

Не спеша сматывая леску, к ним подошел рыболов.

– Спасибо большое! – Аверьянов протянул рыболову руку. – Коля!

– Игнач, – сухо и равнодушно представился рыболов, отвечая рукопожатием.

– Какое тут поблизости жилье?

– Берестиха.

– Деревня?

– Скорей, село.

– Большое?

– Большое! – встряла Олена. – Да с крепостью!

– Деревянной, конечно, – уточнил Игнач. – А сам-то ты издалека будешь?

– Издалека. Я из ВЧ тысяча пятьсот сорок два на юге Новгородской.

– Такой не знаю.

– Не удивляет. Ну, Новгород-то знаешь?

– Новгород знаю.

– Считай, я из-под Новгорода.

– Добро пожаловать. От вас тут все ждут подмоги, хотя крепко и не надеются.

– Там что-то у них не связалось, у наших… Вот, вместо «войска» моего меня самого прислали. Одного.

– Плохо.

– Пришлют еще войско.

– Хорошо.

– Мне бы все же хорошо б в ближайшую комендатуру… – начал было Коля, но его внимание отвлек татарин, проявивший признаки жизни. Первым очнулся тот самый, что похитил Олену. Приоткрыв глаза, он повернулся к Аверьянову и что-то сказал ему по-своему – надменным, начальственным тоном.

Коля ответил – спокойно, без раздражения.

– Ты знаешь по-татарски? – удивилась Олена.

– Половину срочной в Монголии, и лето на сборах – Казань девяносто восемь… Он говорит на искаженной смеси монгольского и татарского… Сказал, что он – сын большого монгольского князя, и если хотя бы один волос упадет с его головы, то с меня с живого сдерут кожу.

Татарин снова выдал витиеватую фразу и, переведя дух, вдруг затараторил без остановки.

Не дожидаясь конца этой речи, Аверьянов резко дернул татарина за шкирку и поставил перед собой на ноги.

– Ты можешь хранить молчание… – обратился он по-русски к ордынцу.

Тот, ничего не понимая, захлопал глазами.

Коля выпустил из руки воротник халата и, взявшись всей ладонью за патлы на затылке, повернул ордынца лицом к ближайшей березе и с силой ударил княжеского сына лицом о ствол.

– …Потому что каждое произнесенное тобой слово может быть использовано против тебя…

– Он ничего не понял, – заметил Игнач.

– Он понял. – Выпустив отключившегося княжеского отпрыска, Коля повторил: – Осознал.

– Давай их всех убьем, – предложил простодушно Игнач. – Не надо будет вообще ничего объяснять.

– Нет-нет! – возразил Аверьянов. – Мы их посадим.

– В острог? Поруб? – уточнил Игнач. – Всего-то?

– Ты не скажи. У нас в тюрягу загреметь, ты что! Убить их сразу – это им подарок!

– Я тоже слышал, – кивнул Игнач, разразившись сухим кашлем. – Остроги в Новгороде – хуже ада.

– Ты этот кашель не в остроге заработал? – вопросительно хмыкнул Коля.

– Вчера перекупался.

– Сейчас, подожди… – Аверьянов открыл контейнер и через минуту вернулся с бутылкой «Smirnoff» и пластиковым стаканом. – На, прими полстаканчика, сосуды расширит, кашель отпустит…

Игнач недоверчиво принял странный, невесомый, вырезанный из чего-то неведомого стакан, чуть не смял его своей лапищей и, благодарно кивнув Николаю, залпом осушил.

Последовавшая реакция заставила Аверьянова вздрогнуть: Игнача перекосила судорога, затрясло крупной дрожью, бросило оземь наотмашь, кинуло в крупнозернистый пот. Хрипя, он вдруг завязался узлом, сильно выпучив за габариты лица затуманившиеся линзами слез глаза, развязался, вскочил, как подброшенный, хватаясь за воздух, за землю и горло одновременно всеми руками, которых, как показалось, стало у него теперь гораздо больше двух, зажмурился, затих и, под конец уже, все же пересилив агонию, вернулся к жизни, истово крестясь…

– Вот так медовуха… Смерть! – едва смог он выдохнуть из себя, приходя постепенно в сознание и нормальный вид.

– Сейчас закусить найду! – Коля бросился к контейнеру… – Кто ж мог подумать-то?! Напиток-то детсадовский! И порция – для грудных детей!

Спеша, он быстро начал распаковывать ящики в окрестности «запасного парашюта»… Именно там, по традиции его взвода, паковалась основная часть выпивки и закуска… Закуска не находилась! Под руку попадались какие-то совершенно ненужные ящики: с патронами от крупнокалиберного пулемета, ручные гранаты, снаряженные рожки к пистолету-пулемету «Кедр», шашки для постановки дымовой завесы, сигнальные ракеты всех цветов, противопехотные мины…

Электронный, мерзко синтезированный голос продолжал вещать где-то возле светящейся кнопки «Не надо»:

– …Обеденный перерыв, вы приняли пищу? Затем сходили в туалет? Конечно! Однако всегда ли вам удается потом почистить ботинки и зубы? К сожалению, нет. …Но вот отличная новость! Электропродувка «Тося» для ваших мозгов! Продув их с утра, вы забудете не только пообедать, но даже посетить туалет! Ваши ботинки и зубы теперь сохраняют свой первозданный блеск в течение целого года! Удивлены?! Да, это так! Одной электропродувки мозгов вам хватит теперь на целый год, – вы крепко, надежно забудете обо всем! Продуй, тормозни! Звони сейчас, продуешь ночью. Задумайся, если еще не продул, – какое прекрасное решение многих проблем вам предлагают практически даром!

– Ну, дурдом! – мелькнуло в голове Николая. – Финиш! По всем азимутам. Лошади, сабли, продувка мозгов… Полный абзац. И что за имя такое – Игнач?

«Давай-ка сообразим, – обратился он сам к себе, – что происходит?

Только что пять человек, одетые на редкость странно, собирались меня убить. Что из этого следует? Да ничего. Только за последние два года в их районе и двух соседних пьяная либо наколотая молодежь убили или забили насмерть одиннадцать человек, в четырех различных эпизодах. Все эти случаи объединяет одна черта: забили безо всяких причин и целей, – наркота. В двух случаях из четырех преступники были одеты „странно“, мягко говоря. Скинхеды, байкеры, панки, – кто знает?

При этом нормальные люди – Олена, Игнач говорят на каком-то диком, совершенно невозможном русском языке… Что это означает? Да ничего. На Вятке так говорят, что ему в свое время понадобилось больше недели, чтобы понимать все слова, – до того непривычное произношение для среднерусского уха? А Урал? Да где-нибудь под Нижним Тагилом в деревне стоишь у колодца, слушаешь бабий треп и не то чтобы отдельные слова не разбираешь, а вовсе не можешь понять, о чем они говорят. Понятно только одно – говорят по-русски. Через пару месяцев, вернувшись к себе на Валдай, вдруг обнаруживаешь, что тебя самого никто не понимает: диалект прилипчив, как заикание».

Он прекрасно понимал, от какой мысли он стремился уйти: его перенесли по времени. Он оказался в глубоком прошлом. Вот в чем он сам себе боится признаться. Да, это так, – я боюсь. Потому что именно это предположение самое страшное. Он вспомнил декабрь 1991-го. Его отец, прекрасно знающий, что СССР больше не существует, не мог еще года три заставить себя поверить в то, что Украина и Белоруссия стали другими, совершенно независимыми государствами. Разумом понимал, сердцем – не верил. Какая-то защитная реакция психики. Отец и сейчас не верил в распад до конца, душой предполагая какой-то подвох, что ли…

В данной ситуации все гораздо туманней, расплывчатей. Да, ему сказали: контейнер в состоянии перемещаться по времени. Ну и что? Сказать-то что хочешь можно. Когда он учился в офицерском училище, его сосед по койке, Сашка Маратов, рассказывал о своих донжуанских похождениях так, что ни малейших сомнений не вызывало. Сашке верили все. Потом оказалось – все брехня, все выдумка. А говорил ведь так проникновенно, с мельчайшими подробностями – как по карнизу на пятом этаже общаги прядильного комбината от Ольги к Аньке перебирался пьяный, часа в три ночи. Кровь в жилах стыла у всей казармы… Но нет, брехал же вот!

При его старте был сбой. Прибор сообщил что-то о сносе по времени. Но сбой совсем не значит «успешное перемещение по времени», – во-первых. А во-вторых, если аппаратура дала целую серию сбоев, накладок, плюх, то стоит ли верить диагностическому блоку этого комплекса? Они что, все блоки, сбоят, идут не в ногу, один только блок диагностики идет в ногу? Смешно.

Так-так… Стоп! Вот где интересный, странный момент! Психологически совершенно необъяснимо полное отсутствие интереса аборигенов к способу его появления, его, воина «из-под Новгорода». Это его серебристое яйцо величиной с дом для людей религиозных и очень суеверных – как обухом по голове. Так быть должно бы. А им – до фени! А почему?

Он стукнул с остервенением по информационному табло, и голос резко притих, продолжая тем не менее что-то гнусить синтезированным полушепотом.

Внезапно слуха Аверьянова достиг другой голос, идущий снаружи, – торжествующий голос Игнача, наполненный злобой, злорадством:

– Получай, пес смердячий!! …Еще на… еще… еще!!! Выродок! Вот! За твои грабежи! За посевы затоптанные! За женские очи, слезами вытекшие! За воронье над селами русскими!

– Господи! – ахнул Николай. – Да он же, окосев, стал душу отводить на представителях нацменьшинства! Теперь и здесь Чечню устроим, второй Афган…

Пулей вылетев из контейнера, Аверьянов сразу увидел Игнача с садистски перекошенным лицом народного мстителя.

Стиснув клещеобразными пальцами левой руки скулы извивающегося «княжеского сына», заставив его тем самым распахнуть рот от лба до груди, Игнач вливал в ордынца «смирновку» – прямо в горло – толстой струей из литровой бутыли.

– Еще на, пей! За веру поруганную!!! За оскверненье погостов!

– Стой! Стой! – бросился к нему Аверьянов, останавливая экзекуцию. – Месть – грех великий, смертный грех. – Николай отобрал у Игнача опустевшую уже на две трети бутыль и процитировал, доставая из кармана винтовую пробку: – «Мне отмщение», – сказал ведь Всевышний?.. Было дело, сказал… – Он плотно закрутил пробку. – «И аз воздам…» Такой вот вывод. Сам, значит, разберусь… Налью, когда пора придет…

– Да когда она придет-то?!

– Ну, брат, неисповедимы пути Господни… Он и твою, и мою, и его порции знает… Не обнесет! И обсуждать нечего.

– Я наук не ведал, – сознался Игнач. – В лесу живу.

– Дурдом какой-то… Да и одеты вы… – наконец он заметил, сколь странно одеты все вокруг.

– Обыкновенный сарафан… – растерялась Олена. – Красивый?

– Очень! – дипломатично кивнул Аверьянов. – Ни разу такого не видел!

* * *

К Берестихе приближался караван – татарские кони и сами татары, навьюченные Колиным снаряжением. Стрелковое оружие Аверьянов доверил только лошадям. Сам шел с легким «Кедром» – пистолетом-пулеметом – наготове. Впрочем, татарам и в голову не пришло бы «баловаться» – настолько пришибленными и запуганными они выглядели.

«Княжеский сын» все время пытался запеть что-то заунывное, из национальной, видимо, классики, но стоило Игначу оглянуться на него, как «княжеский сын» замолкал, стушевавшись.

– Про что он воет-то? – спросил Игнач Колю.

– Да что-то восточное, витиеватое, иносказательное. Но лирическое!

– Чего?!

– Ну, типа «Как увижу тетю Нину, сердце бьется об штанину»… Ой! – испугался Коля, оглянувшись на девушку.

– Да ее Оленой звать, ее не касается…

– То-то и обидно, может статься. – Как-то незаметно Аверьянов стал сползать на местный говор.

– А ежели и так, так тебе ж только на руку! – скабрезно хохотнул Игнач.

– А чего у тебя грузило-то из камня? – спросил Коля, чтобы сменить тему. – Совсем, что ль, в вашем леспромхозе – или что у вас тут – денег не платят? Довели людей: грузила – из камня!

– А какие еще бывают?

– Купил бы себе нормальное.

– Я рыбу-то ловлю, чтобы ее не покупать. А ты советуешь, купи грузило! Мне, может, и леску купить, и блесну купить еще? А лошадиный хвост зачем? – Игнач усмехнулся.

– А вот хороший вопрос, – оживился Аверьянов. – Из чего у вас, то есть в ваших краях, блесну делают?

– Из того же, из чего и у вас, наверно. Деревяшка либо кожи кусок, а ее слюдой покрывают, чешуйками. Одна к одной. Вот смотри!

– Тонкая работа! – восхитился Николай, осмотрев. – И блестит на солнце, как рыба.

– Верно. Оттого и зовется – «блесна»!

– Но ведь чешуйки-то вылетают, ее после каждой рыбалки чинить надо.

– Не надо! – возразил Игнач. – Зимой хороший хозяин много блесен наделает – на все лето хватит. Ну, а лентяй, либо нерадивый там, не запасливый, – чинит, конечно. Все чинить надо, Николай. И избу, и одежду, и упряжь… У вас-то что, не так разве?

– А леска?

– Настоящая? – Игнач почесал на ходу затылок. – Настоящая дорого стоит… Ее купцы из жарких стран привозят. По толщине – как конский волос, но длинная – жуть. И без узлов. Говорят, растение это такое, его как лен трепят… Называется ли… ли… ли… Она!

– Лиана!

– Во! В самую точку попал! Она самая. А у вас из чего блесна?

– Я покажу сейчас. – Коля вынул из одного из тюков со снаряжением красивую фирменную коробку. – На, дарю! «Fischer», ФРГ, набор крючков и блесен… – Коля оглянулся на Олену. – А вот тебе… – он протянул Олене свежий банан. – Нашел закуску-то! Даже не знаю, как банан в ней оказался. Сергей, поди, ученый этот караульный, для хохмы подложил. На! …Но это не все, не думай… У меня с собой еще кое-что есть…

– Да видно уж! – вздохнула Олена, осторожно принимая банан и явно не зная, как им распорядиться. – Князь – не пахарь…

– Да не князь я, – старлей, говорил же… У нас, кстати, князей олигархами зовут…

Олена рассмеялась, будучи уверенной, что Коля пошутил.

– Попробуй князя олигархом назови! Кнута отведаешь.

– О-о-о! – изумился Игнач, осмотрев снасти. – Работа!.. – он протянул обратно набор. – Пяток коней, наверное, стоит.