Текст книги "Все способные держать оружие…"

Автор книги: Андрей Лазарчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Так то, наверное, была интеллигенция, – сказал Роберт.

– Скорее, богема.

– Страшно далеки они от народа… а на заводах, ребята, скверно. Да что на заводах, я в типографии здешней вижу – скоро-скоро до ножей дойдет. А разобраться – зачем? Кому это выгодно?

– Кому? – спросил я.

– Большевистскую заразу с корнем не выдрали, – сказал Роберт. – Это вы молодцы, а тут толстый Герман не дал их на фонарях развешать…

– Что-то ты путаешь, – сказал я. – Большевики, они же это… «пролетариат не имеет отечества», «пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – и прочее…

– Нет, – помотал головой Роберт. – Они всегда были эти… куда ветер дует. Шла мировая война – подводили базу под дезертирство. Взяли власть – заделались оборонцами и патриотами. Германия в сорок первом напала – всех готовы были под танки кинуть, лишь бы власть сохранить. Оккупация – смерть коллаборантам, восстановили государственность – так и прут в правительство, из штанов выскакивают. Теперь вот объединением с Сибирью запахло… У них ведь вся их философия в два действия арифметики укладывается: отнять и разделить. И о чем бы речь ни шла, по этим двум действиям их, сук, всегда опознать можно. Ну, выгонят они немцев из России – а дальше-то что? Сразу все проблемы, как рукой?.. А-а, бесполезный это разговор, трата слов… За что хоть пьем-то?

– Поминки, – сказал я.

– Вот как… – он покусал губу. – Что же вы не сказали? Я тут разболтался… По ком поминки?

– По мне, – сказал я.

– То есть?

– Семь лет назад вот этого парня, – Командор показал на меня, – убили в Туве.

Там была небольшая заварушка, а он занимался альпинизмом… его и убили. Тело вывезли вертолетом и только на другой день обратили внимание, что оно не остывает. А год назад он еще раз умер – от разрыва сердца. Натуральный разрыв – стенка в клочья… Теперь ходит с искусственным. Говорит, ничуть не хуже. Пан, покажи.

Я задрал рубаху и показал рубцы: на груди и под ребрами.

– А сегодня меня чуть не грохнули еще раз, – сказал я. – В мою машину врезался грузовик – еле успел выпрыгнуть.

– Да-а… – с уважением протянул Роберт. – Это надо пить, и пить, и пить. Такой день… А этот шрам от чего?

– Тут батарея для сердца. Изотопная. Сидя рядом со мной, вы получаете дозу облучения, как от цветного телевизора. По закону я обязан вас об этом предупредить.

– Тьфу, глупость, – сказал Роберт.

– Многие боятся, – сказал я.

– Да, – Роберт помолчал немного. – Давайте выпьем за то, чтобы людям не требовалась такая неимоверная живучесть и чтобы мы все умерли один раз и только от старости…

Потом мы выпили за успех предприятий – Роберта и нашего. Стелла начала засыпать: клевала носом и вздрагивала. Толку от нее не было ни малейшего. Командор принялся травить анекдоты: встречаются русский, немец, хохол и еврей, немец несет гуся, хохол свинью, русский два каравая под мышками, а у еврея в руках ма-аленький пакетик из газеты… Звук у телевизора мы убрали, но на экран я волей-неволей смотрел. Там показывали сожженные машины – на дороге и на стоянке, внутренность нашего гаража, найденные в тайнике пистолеты и автоматы: на них обнаружат отпечатки пальцев двух весьма известных афинских боевиков, которых еще в январе Командор очень элегантно повязал в Бухаре, и бывшего кассира Варшавского отделения Рейхсбанка, пытавшегося пробраться через Сибирь в континентальную Японию; до Японии он не дошел, но об этом мало кто знает.

Показали и фотографию убитого Петра. А что гепо рванули, так это правильно, доказывал Роберт мне и Командору, потому что… потому что… а-а, да все вы понимаете! Что правильно, что правильно, горячился Командор, это сколько же всего нужно взорвать, чтобы все было правильно?! А вот столько и нужно! Нет, молодцы эти ребята, что вы мне ни говорите! Ну их, эти взрывы, сказал Командор, давай лучше о бабах. В дверь развязно заколотили, открыто, крикнул я, и ввалилась Саша, пьяная в дым, белая блузка расстегнута до пупа и залита вином, с ходу шлепнулась мне на колени и впечатала могучий поцелуй в угол рта. Пойдем купаться! Пойдем купаться! – Командору. Пойдем купаться! – Роберту. Там и познакомимся, ха-ха! Ой, и девочка есть. Тогда давайте групповуху устроим!

Девочка, просыпайся, будем устраивать групповуху! С обалдевшей, ничего не понимающей Стеллы она начала стягивать юбку. Эй, Саша, полегче, придержал я ее, девочка испугается. Ребята, мы, наверное, пойдем, сказал Роберт. А то, я смотрю, меня заставят участвовать в групповухе, а мне это ни по возрасту, ни по чину.

Это она так шутит, сказал я. Шучу?! – взвилась Саша. Да я, если хочешь знать…

Пойдем, пойдем, Роберт приобнял озирающуюся Стеллу за талию и повел к дверям.

Пока, ребята, приятных развлечений! Пока, Роберт, зря ты испугался, это не больно… Саша продолжала громко куражиться. Через минуту я выглянул на веранду.

Там было пусто, темно, дверь в комнату Роберта плотно закрыта. Докладывай, сказал я, вернувшись. Командор переключил телевизор, набрел на какой-то пошлый концерт-«цукерторт» и прибавил звук. Пацан в красно-зеленом клетчатом пиджаке и девочка в черном балахоне с вырезами на самых необычных местах пели о том, как им хорошо вдвоем на этом необитаемом острове. Саша улыбнулась. Значит, так: клюнуло! Часа полтора назад Яша пролез-таки на районную телефонную станцию, подключился и вот только что перехватил разговор по-грузински: да, тех ребят видели в Тушине, в ресторане «Радуга», с ними был еще один грузин и две девушки, похоже, немки. Ищи, ищи их, сказали звонившему, ты должен их найти! Найду, я напал на след… Звонили с такса из Тушина, от турколлектора, а вот по какому номеру – сказать трудно, стоит защита, раухер дал только три первые цифры: 1-7-1, это Замоскворечье… Понятно, сказал я, очень хорошо, они тоже молодцы, будем надеяться, что их поиски будут успешными. Обижаешь, Пан, сказала Саша, мы набросали на тропинку столько цветных камушков…

09.06. 07 час. 45 мин.

Улица Черемисовская, дом 40. Меблированные комнаты Отта

Я позволил себе поспать полтора часа – должно быть, зря: воздух в подвале был тяжеловат, и теперь я никак не мог преодолеть чугунную тяжесть во лбу и висках.

От этого, а может быть, и от вечерне-ночной выпивки, не до конца нейтрализованной, настроение было… о, именно в таком настроении господа гвардейские офицеры обожают пускать себе пули в благородные виски. Нам, к сожалению, такая роскошь недоступна, но помечтать – именно как о роскоши – почему бы и нет? Конечно, глоток коньяка смягчил бы мои страдания, но в быстрых ночных сборах я совсем забыл о своем переносном погребе, а среди всевозможных запасов, которыми был набит склад фирмы «ЮП», спиртного не было ни капли. Душ не помог, из обоих кранов вяло сочилась тепловатая жидкость, из горячего – чуть более теплая. Тогда уж – ничего не поделаешь – пришлось лезть в аптечку за эфедрином. Я уколол себя под язык – и скоро застучало в висках, похолодели пальцы, зато кто-то внутри меня решительно содрал липкую паутину с мозгов, с глаз, чугун куда-то вытек, вернулись силы. Я готов был к дальнейшему использованию…

Даже через эфедриновую эйфорию меня царапнула мысль. Да, так оно и есть, никуда не денешься… горькая, последняя гордость солдата, знающего, что им затыкают губительный прорыв и что долг… Эй, там, сказал я себе, без патетики, пожалуйста. Разберемся позже.

Якову сделали выгородку из стеклоблоков, там он и сидел на пару с «КРК» – сверхмощным раухером, не чета переносному «Алконосту», который был у него на турбазе. Теперь Яков мог, наверное, все на свете.

– Пан, – сказал он, оборачиваясь, – я уже хотел тебя искать. – Лицо у него было черное, глаза ввалились. – Началось. Объект видел девочек, вызвал помощь. К нему едут еще двое. И знаешь что? Я допер, что это за один-семь-один и прочее. Это «Алазани».

– А что? – сказал я. – Очень может быть.

– Если еще хотя бы раз позвонят – тогда я точно пролезу.

– Смотри, не засветись.

– Я невидим. Я растекся знаешь как – о, по всему городу. С такой машиной…

– Ладно, Яша. Я поднимусь в комнату – если что…

Комната, которую мы снимали как бы под контору, находилась на втором этаже.

Здесь все было как надо: стол, шкафы, масса всяких бумаг, диван… Сейчас мне навстречу попались бэшники Говоруха и Мальцев, волокущие куда-то огромный деревянный ящик с иероглифами на боку. В конторе сидели Венерт, старший группы Б, и Кучеренко с Герой.

– Ну, парни, – сказал я, – ваш выход. Венерт тоже встал – хотя бэшникам в акциях участвовать не положено.

– Мне придется ехать, – предупреждая вопрос, сказал он. – Не успели оформить доверенности на вождение.

– Как это?

Венерт развел руками.

– Да, Пан, – сказал Кучеренко. – Страшные очереди к нотариусам. Не знаю, что происходит.

– Придумай что-нибудь, Франц, – сказал я. – Дай на лапу.

– Придумаю, – пообещал Венерт.

Они ушли, я сел на диван и откинулся на спинку. Во рту стоял своеобразный эфедриновый привкус. Не приятный и не противный – своеобразный. Так… сейчас важно не обмануться в своих ощущениях. Не принять ненароком ту легкую эйфорию, которую дает наркотик, за чувство удачи. Успеха. Да, и вот это… Я еще раз просмотрел составленный Яковом портрет человека, говорившего по телефону с номером 171-и-так-далее… Рост выше среднего, худой, лет двадцать восемь-тридцать, курит, родной язык грузинский, по-русски говорит свободно и почти без акцента, немецким владеет слабо, передние верхние зубы металлические… Н-да. С одной стороны – ничего существенного, а с другой – только по голосу… причем, сказал Яков, если он поговорит еще минут пять-семь, можно будет дать основные черты лица и кое-что из характера. Жаль, не получился второй собеседник, слишком скупые реплики… ну, да ладно.

Нет, не это меня тревожило и не отпускало – тут мы все сделали правильно, разложили приманку и притаились в кустах… и вообще не о близящемся контакте с неким грузином тридцати лет, владеющим русским свободно и имеющим металлические зубы, мне следовало беспокоиться, а о зависшей в неясном положении совсем другой игре… …что ж ты, калека, ни одного живого не взял? – сказал Командор, хмурясь, так вот вышло, сказал Панин, вышло, проворчал Командор, вечно у вас выходит что-нибудь не то, ты просто не видел, что они с ней сделали, сказал Панин, ты думаешь, есть что-то, чего я не видел, возразил Командор, не знаю, сказал Панин, есть или нет, а я в себя пришел, только когда патроны кончились, понятно, сказал Командор, душа у нас нежная, и тут Панин взорвался, таким я его еще не видел, я думал, он бросится на Командора, и Командор тоже, наверное, так думал, стоял и ждал, белый, как костяной, но я не дал им драться, выгнал Командора на улицу, и через двадцать минут, отдышавшись, мы уже говорили о другом, а потом вдруг Панин, закрыв глаза, повторил: вы просто не видели, что они с ней сделали, ты хоть ее добил, спросил Командор, да, конечно, сказал Панин…

Зря я влез в это дело. Зря. Был шанс приоткрыть глаза – но он упущен. Черт знает, что это все может значить. Ладно, поработаем. Будет день, будет пища…

Ага, и вот еще… Я взял трубку и набрал номер.

– Да-а? – голос Кристы был сонный.

– Я тебя опять разбудил?

– Я еще не ложилась. Почему ты не пришел?

– Встретил старого друга и напился, как сапожник.

– Врешь.

– По-моему, от меня должно разить перегаром даже по телефону.

– Надо было привести его сюда. Нас тут как раз две несчастные одинокие женщины…

– Может быть, сегодня… Да, Криста, а кто эта девушка, которую я резал ножом?

– Ты? Ножом?

– А, ну да, тебя не было в тот момент… Девушка, которая так странно танцевала в библиотеке.

– Поняла. Это Таня Розе, она ведьма. Но, чтоб ты знал, – с ней спать нельзя, потому что…

– Я пока не собираюсь. А где мне ее найти?

– Таня Розе. И с ней парень по имени Терс. Просто имя, ничего кроме. У них мистическая связь.

– Я спрашиваю – где мне ее найти?

– Не знаю. Ее Анни приглашала, а где сейчас сама Анни – не имею представления.

Вечером сам у нее спросишь. Придешь?

– Опять будет нечто?

– Нет, будет тихо. Приходи, а? Что-то скучновато жить, понимаешь…

Жить ей скучновато… ах, елки… Я бросил трубку на рычаг, не попал – и еле успел остановить свою занесенную руку: хотел вмазать по аппарату. Стоп, машина.

Начинается отходняк. Надо повторить, иначе будет скверно. Колоться не буду, просто высосу…

Телефон зазвонил – как взорвался. Я схватил трубку. Это был Панин.

– Приехали, – сказал он. – Идут.

– Ну, с богом… – у меня вдруг перехватило горло.

– Ничего, – сказал он. – Не волнуйся, Пан, все будет в порядке.

В порядке… в порядке… Что же, может быть, и будет все когда-нибудь в порядке – но без нас. Без нас.

Год 1961. Зден 31.08. 19 час. Старая шахта

– И какая же здесь глубина? – капитан смотрел вверх. Туда уходил вертикальный колодец с непривычным шестиугольным срубом. Луч сильного фонаря терялся, не достигая края.

– Кто ж его мерял? – Выдра пожал плечами. – Маю, метров боле полета, но не сто.

– А колодец куда ведет?

– Камора там глухая, а для чего – не знаю, нет. Что-то тут все время рыли, землю вынали, железо вколачивали…

Последние две сотни метров мы продирались мимо завала из множества вагонеток.

Похоже было на то, что их сюда специально стаскивали и переворачивали. И вот теперь рельсы кончились барьером из толстенных брусьев, штольня расширилась раза в два, крепеж стал чаще и как-то солиднее, на потолке лежал толстый слой сажи – будто здесь что-то долго и дымно горело. То есть – почему будто? Именно горело.

– Надо торопиться, – сказал капитан. – Ребята! Смотреть под ноги, искать свежую землю. Вперед, шагом…

– Да вот же она, свежая, – сказал Порогов, наклоняясь.

Он распрямился. На ладони его была рыжая глина.

И все согласно подняли головы.

Я молча взялся за пэзээр. Он мог стрелять не только термитными шнурами, но и кошкой с прочным тросиком – чтобы зацеплять и утаскивать. Или, как в нашем случае, – подтягиваться самому.

«Глухая камора» таковой и оказалась: низкое, вряд ли три метра, сплошь уставленное деревянными подпорками помещение. В двух местах потолок был значительно выше. Видимо, здесь и собирались в давние времена что-то ставить, какие-нибудь дробилки, машины, котлы…

Под ногами тихо рассыпались комки глины. Я вдруг поймал себя на том, что изо всех сил стараюсь не думать: а как оно там, наверху? Кто еще жив? И… вообще…

– Вот она! – свистяще прошептал капитан откуда-то издали.

Это был конец трубы – тонкостенной стальной трубы, выходящей из стенки на высоте колена. Капитан сидел перед нею на корточках и заглядывал внутрь.

– Ну, что, Зден Рышардович? Дошли? – он говорив едва слышно.

– Не знаю, – ответил я еще тише. А что тут скажешь?

Капитан встал, накинул на трубу свою куртку, поманив меня рукой. Мы отошли подальше от зева.

– Если наш друг ничего не напутал, то эта труба приведет нас прямо и непосредственно в хранилище ракет. Вот только… – он раздвинул руки, показывая внутренний диаметр трубы. – Восемнадцать дюймов. Или девятнадцать. Ведь не пролезем.

– Зачем в ракетохранилище нужна такая труба?

– Хотел бы я знать… Или пролезем?

– Я-то пролезу.

– Думаю, что я тоже. А больше, пожалуй, никто. У вас какой размер костюма?

– Сорок шестой.

– У меня чуть больше. Придется вам идти первым, потому что закупоривать лучше пути отхода.

– Создаете заградотряд, капитан?

– Совершенно верно. Ну, что? С Богом?

– Надо распорядиться отделением.

– Назначьте заместителя.

– Да. Сейчас…

Я вдруг понял, что ничего не могу. Была полная потеря ориентировки, контроля над собой… тихая паника.

– Распорядитесь: пусть поднимаются все сюда. Командуйте, прапорщик.

– Я курсант.

– Присваиваю вам внеочередное звание. Имею право.

– Не имеете.

– Ко всему прочему, вы еще плохо помните Устав. Раздел семнадцатый. Действия в чрезвычайных обстоятельствах. Временные войсковые единицы…

– Понял.

– Отвечайте как положено.

– Служу Отечеству.

– Вот так-то. Командуйте, прапорщик…

Я по примеру капитана снял куртку, прикрыл ею трубу; потом подошел к колодцу, наклонился – и в лицо меня толкнуло слабой, но вполне ощутимой воздушной волной, принесшей отзвук далекого взрыва.

Тут же возникло бледное пятно опрокинутого лица. Это был Самосенок. Он молча выбрался из колодца.

– Сзади стреляли, командир, – сказал он. – Было слышно.

– Понятно, – сказал я. – Тихо, не шуми. За ним выбрались остальные. Выдру вытянули, как бадью, – в шесть рук.

– Стройся, – скомандовал я шепотом. И, когда построились: – Ребята! Кто на гражданке носит сорок восьмой размер?

– Я, – сказал Порогов.

– У меня штаны сорок восьмой, – сказал Костя Пороховщиков, командир второго звена. Остальные промолчали.

– Суть дела следующая, – сказал я. – Дальше дорога идет по трубе диаметром меньше полуметра. Я, как самый тонкий, иду первым, господин капитан за мной, Вася – третьим. Остальные – как получится. Я протащу за собой трос…

– Все ясно, командир, – сказал кто-то.

– Те, кто остается здесь, прикрывают наш тыл. Боюсь, что первый заслон уже… все. За старшего… – я обвел всех взглядом; выбрать следовало как самого крупного, так и самого стойкого. – Курсант Авхадеев.

– Есть, командир.

– Задача ясна?

– Так точно. Прикрывать ваши спины.

– Да. И… постарайся без потерь, Гарик. Здесь идеальная позиция…

Позиция была что надо. Главное – некуда отступать.

Авхадеева звали Гарри. Гарри Мамедович.

Мне показалось, что я полз вечность. Труба была шершавая, но вымазанная какой-то дрянью типа тавота или солидола – локти скользили. Если считать, что за каждое движение (как назвать квант ползанья?) я продвигался вперед сантиметров на двадцать, то длина трубы получилась сто шестьдесят метров. Но тросик к моей ноге был привязан стометровый, и я его так и не выбрал до конца.

Дважды мне пришлось перепиливать решетки – слава Богу, редкие, из двух перекрещивающихся прутьев. Мне уже казалось, что трубе не будет конца и что я так и подохну в ней, не доползши. И все же я дополз. Сначала возник запах: острый, колющий. Я надел защитные очки, натянул респиратор. Потом стали доноситься звуки. Потом повеяло холодом. Наконец появился свет.

Год 1991. Игорь 09.06. 15 час. Кафе «Гензель и Гретель»

– Прошу вас, княжна, – Иосиф придвинул стул, слегка поклонился. Княжна улыбнулась и села. Сели и мы. – Княжна, позвольте представить вам: Игорь Валинецкий, Вахтанг Петиашвили. Господа: княжна Дадешкелиани.

– Лучше просто Кето, – сказала княжна.

– О, не лишайте нас удовольствия называть вас княжной, – сказал я. – Поверьте, такое бывает не каждый день.

Наверное, я неприлично пялился на княжну: Иосиф поглядывал на меня неодобрительно. Но я просто не мог удержаться. О, как красива была княжна! Тревожно, я бы сказал – трагически красива. Бледное тонкое лицо, огромные темные глаза, нервный излом бровей. Тонкие пальцы, которым если что и держать, так гусиное перо.

Между тем в материалах по «Пятому марта» имелся словесный портрет девушки-снайпера, составленный одним из немногих, кто уцелел после встречи с ней. Двадцать лет, волосы темные, вьющиеся… Возможно, это она и есть. Иосиф сидел по левую руку от нее, прямой, как шпага. Я еще раз восхитился мастерством Якова: Иосиф полностью совпадал со своим, портретом. Единственное, чего Яков не мог уловить, был цвет волос: пегие, полуседые кудри Иосифа делали его значительно старше, чем он был на самом деле.

– В нашем распоряжении час, – сказал я. – На этот час мы можем гарантировать полную изоляцию данного помещения. Думаю, мы уложимся.

– Даже если и не уложимся, то сможем перенести разговор в другое место, – сказала княжна. – Не это главное. Как нам избавиться от взаимной подозрительности, я ничего не могу с собой поделать, но я не верю вам до конца…

– Согласитесь, что у нас больше оснований не верить вам, – сказал я.

– Да, больше, вы уже сказали свое слово здесь, в этом городе, а мы – мы должны молчать, пока – молчать… И даже более того: мы просим вас – остановиться… поверьте, ненадолго, на два-три дня…

– Так, – сказал я. – А вы понимаете, что сейчас наши подозрения – лучше скажем, недоверие – крепнет?

– Да, понимаю, да, и все же – я буду продолжать просить вас, клянусь – ведь только так мы сможем добиться цели, иначе – все обернется прахом.

– Тогда объясните, почему, – потребовал я.

– Иосиф, мы рискнем, да? – голос княжны стал тихий, почти бессильный. – Мы объясним, но только – прошу вас! – сначала вы ответьте на вопросы, на несколько вопросов…

– Не обещаю.

– Пожалуйста! Нам это очень важно – понять…

– Давайте попробуем.

– Мы ничего не слышали о вас – узнали из теленовостей. Значит, вы базируетесь не на грузинской земле – иначе такого не могло произойти. Тогда?..

– Наша база в Польше – где именно, я не могу сказать.

– Да, разумеется. И как давно вы существуете?

– Нынешний состав – год.

– Год… год… А мы уже четыре года. И, как я понимаю, здесь у вас – дебют, не так ли?

– Не совсем дебют… но крупная гастроль с афишами – первая.

– Как неудачно мы пересеклись! Или удачно?.. Иосиф, ты все молчишь – скажи хоть что-нибудь, мужчина!

Иосиф кивнул и что-то по-грузински сказал Вахтангу. Вахтанг ответил длинной фразой, улыбнулся и сделал жест руками: будто повертел перед глазами, осматривая с разных сторон, небольшой арбуз.

– Скажите, – обратился Иосиф ко мне, – вот вы поляк, базируетесь вы в Польше, тогда почему же – месть за Грузию?

– «За вашу и нашу свободу», – помните?

– И все же?

– Я поляк только наполовину – у меня мать грузинка. В нашей группе есть грузины и абхазы. Наконец, в Грузии пролилась слишком большая кровь, чтобы оставить без ответа…

– Да, – сказала княжна и замолчала, прикрыв глаза. – Я была там, – добавила она после паузы.

– Он тоже, – кивнул я на Вахтанга.

Теперь княжна обратилась к нему по-грузински, Вахтанг кивнул и нехотя, короткими фразами, стал что-то рассказывать. Голос у него был нормальный, может быть, чересчур ровный, и лицо хорошее, а что малоподвижное и невыразительное, так это – результат контузии… Мы накачали его так, что аббрутин только что из ушей не лился. Несколько часов он будет знать о себе, что он – боевик группы «666» и что он контужен под Телави.

– Все, кто командовал расправой, теперь здесь, – сказал я. – Приговоры вынесены, и я не в праве их отменить.

– У меня убили родителей, – сказала княжна, – мой брат умер в лагере, а о сестре я до сих пор ничего не знаю и надеюсь только, что она тоже умерла… И все равно я прошу вас – отложите возмездие. Не отмените, никто не говорит об отмене, но отложите. Потому что если вы произведете еще один взрыв, совещание перенесут в другое место, и все наши труды пропадут… и шанс будет упущен, единственный шанс…

О! Это было как раз то, что я ждал. Я откинулся на спинку стула и задумался.

Княжна достала из сумочки сигареты, Иосиф услужливо щелкнул зажигалкой. Об этом мы тоже позаботились: на портрете, который они получат, будет лицо, как две капли воды похожее на фоторобот с плаката «Разыскивается!», которым оклеен весь Краков. Дерзкое ограбление банка.

– Болит? – спросил я Иосифа. Он положил зажигалку в карман и поморщился.

– Ннэт, – тряхнул он пегой головой. – Ннэ болит. Врал, конечно: после того, как Крупицыны завернули ему руки, плечевые суставы должны болеть минимум неделю.

– Могу предложить тибетский бальзам, – продолжал я. – Снимает любую боль.

– Спасибо, – сказала княжна. – Иосиф сам – фармаколог.

– Как хотите, – пожал я плечами. – Вернемся к нашим баранам. Лишних вопросов я задавать вам не буду, скажу все сам, и если очень уж ошибусь – поправите.

Хорошо? Итак: вы намерены произвести покушение на кого-то из участников совещания. Вероятнее всего, на фон Вайля. Против этого возражений не имеем. Но вы просите нас приостановить на время нашу деятельность, лечь на дно ^-то есть рискнуть всем, что мы уже поставили на карту, потому что в гепо сидят не только глупые увальни, – для того, чтобы совещание состоялось и вы смогли произвести акцию. Но в таком случае, объясните мне, почему ликвидация политического деятеля для вас важнее, чем возмездие десятку палачей? Ну, не будет фон Вайля, так будет Шредер, уберете Шредера – будет Дорн. Какая вам разница?

– Если вы позволите, я скажу, – княжна подняла руку ладонью вперед. – Из всего того, что вы перечислили, верно лишь одно: да, возмездие палачам у нас сейчас стоит на предпоследнем месте.

– А на последнем?

– Вязание на спицах.

– М-м…

– Не делайте такое лицо и выслушайте то, что я скажу. Да, еще весной мы пошли бы с вами, мы мстили бы, и лучшей цели не было бы для нас – лучшей цели и лучшей судьбы. Но – появилась иная, и ваши цели, и наши, те, которые были прежде, – заслонила. Мы увидели вдруг… простите… – она смяла сигарету. – Я вдруг заволновалась, вот как… эта цель… Эта святая цель – независимость родины, независимость Грузии, и сейчас она стала достижимой, да… И вдруг – вы, братья, но как же вы можете помешать! Сейчас, сейчас – я все объясню. Весь Рейх трещит по швам, и он развалится, клянусь, если все будет идти так, как идет сегодня… война в Африке – тому доказательство… Что было в позапрошлом году в Кахетии, невозможно сегодня, солдаты не станут стрелять, и офицеры не отдадут таких приказов, но и народ не поднимется еще раз – на такое… нужна пауза, нужен еще год бессилия Берлина!.. И все – тогда – свобода. Но если четверо договорятся, Рейх устоит, потому что развал его опасен и невыгоден даже врагам. Фон Вайль и Толстой секретно сговорились образовать союз, стереть границы – так будет разрешен неразрешимый, казалось, русский вопрос, – и уцелеет Рейх. Но мало кто из собственных же партий поддерживает и Толстого, и фон Вайля, и если мы устраним обоих, события пойдут естественным путем, Россия выйдет из состава Рейха – клянусь, тогда Берлину будет не дотянуться до маленькой Грузии! И в этом случае – разве только Грузия сможет обрести свободу? О, нет – все, кто достоин.

И ваша Польша, Игорь…

– Да, наша Польша…

Неслышно ступая, подошел Ганс и поставил на стол чашечки с дымящимся кофе и блюдо с пирожными. Я взглянул на пирожные: четыре меренги и четыре шоколадных эклера. Впрочем, я и так чувствовал, что террористы настоящие.

– Спасибо, Ганс, – сказал я. – А нельзя еще какой-нибудь воды? – Это значило, что мое мнение не противоречит результатам проверки.

– Значит, вы хотите перевернуть мир – и вот обнаружили точку опоры? – спросил я.

– Да, – улыбнулась княжна.

– Достойная цель… Ну, что же… Я еще не готов дать вам ответ, кого именно вы в нас встретили: союзников или нейтралов. Но не противников – это точно. Мы проанализируем ситуацию, посоветуемся… Назначайте время и место, где мы сможем дать вам ответ. Гарантирую, что в течение суток мы будем воздерживаться от акций. Дальше – будет видно.

– Хорошо. Место встречи – ресторан «Алазани». Время: четыре часа дня. Вы будете в этом же составе?

– Скорее, я буду с девушкой. Вахтанг, ты не в обиде?

– Мое дело солдатское, – сказал Вахтанг и улыбнулся княжне.

09.06. 19 час. Улица Черемисовская, дом 40

Днем телефон Феликса не отвечал, а сейчас был занят. Я подключил свой маленький раухер к телефонной сети и заставил его постоянно набирать этот номер, а сам пока занялся просмотром дополнительных материалов по «Пятому марта», которые сегодня достал из тайника Венерт. Я смотрел на снимки и злился. Передача информации – самое тонкое место, поэтому мы стараемся работать максимально автономно. Две трети провалов происходят именно на передаче материалов и информации. И вот база идет на этот риск – и для чего? Чтобы я полюбовался на сцену расстрела генерал-губернатора Египта и его семьи? Четыре снимка, сделанные, кажется, с экрана телевизора – там весь парк был утыкан телекамерами (и что это Дало?) – и обработанные на раухере. Четкость изображения изумительная… Вот генерал-губернатор под руку с супругой, девочка рядом с матерью, мальчик шагах в трех впереди, а сзади – две тени бегущих людей, только тени, самих фигур не видно. Второй снимок: семейство в той же позиции, а теней уже четыре, две сзади и две слева, видны стволы какого-то оружия. Третий: генерал лежит, скорчившись, женщина падает на него, раскинув руки, девочка закрывает лицо ладонями, мальчик бежит, оглядываясь на бегу. Четвертый: все лежат, только мальчик стоит на коленях, к нему подходят двое с автоматами, еще двое стреляют в лежащих. Все. Новой информации нет. Я присмотрелся к террористам: мешковатые комбинезоны, скрывающие все особенности фигур, не понять даже, мужчина или женщина перед тобой; шапочки-маски с затянутыми черной кисеей окошечками для глаз. Оружие: «шмайссер» образца семьдесят восьмого года, калибр шесть с половиной, дульная энергия всего сорок килограммометров, зато – тридцать выстрелов в секунду и магазин на сто сорок патронов; весьма популярен у бойцов спецподразделений; в армии применения не нашел…

Мой аппарат отзвонил: на том конце провода сняли трубку. Оказалась баба Катя.

Нет, Феликса Ефимовича нет и сегодня не будет. Что-нибудь передать? Спасибо, ничего.

Стукнули в дверь, я отозвался. Вошел Кучеренко.

– Ну что, пойдем?

– Уже?

– Да, все готово.

Мы прошли через пустой магазинчик и поднялись наверх. У входа стоял «волгарь» образца пятьдесят шестого года, но с новенькой фанерной будкой, обрызганной веселенькой светло-зеленой краской. Будка была сплошь облеплена эмблемами «ЮП».

За рулем сидел Венерт. Мы с Сережей залезли в будку.

Весь пол занимала огромная карта Москвы. Цветными линиями были отмечены маршруты трех автомобилей, в которые Сережа вставил передатчики: машины Иосифа, машины княжны и машины, на которой на помощь Иосифу приехали два боевика – одному из них Командор сломал руку и потом долго извинялся: но мы же приняли вас за агентов гепо, вы так странно себя вели… Итак, пока княжна и Иосиф вели с нами переговоры, их машины не стояли на месте: съездили к трем вокзалам, не очень ясно, к какому именно, система давала точность до нескольких десятков метров, – затем к «Алазани» на Пятницкую, потом одна из машин вернулась на Бронную, где подобрала княжну и Иосифа, а вторая ушла в Лосиноостровский парк и долго стояла в ничем не примечательном месте. Третья машина тем временем смоталась в Мытищи, развернулась там, не теряя ни минуты, и направилась тоже в Лосиный Остров, соединилась со второй, и они вместе совершили три ездки между некими пунктами А и Б; на карте в этих местах ничего не было. Потом машина за номером два вернулась к «Алазани», а та, которая побывала в Мытищах, пошла к Киевскому вокзалу, простояла полтора часа и тоже вернулась в район «Алазани». Наконец, машина, взявшая княжну и Иосифа, отправилась в Лефортово, минут десять простояла на набережной напротив парка и тоже, как и предыдущие, стала на стоянку гостиничного комплекса на Пятницкой. И вот уже час все три помеченные машины стоят неподвижно…