Текст книги "Инженер его высочества"

Автор книги: Андрей Величко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 12

Как там у нас насчет обеда? Я достал из кармана часы-луковицу и в очередной раз чертыхнулся. До крайности неудобное устройство, да еще и заводить надо регулярно, а я опять забыл. Ладно, судя по солнцу, пора. Я сел на мотоцикл и потарахтел к резиденции великого князя.

– Немножко рано, – заметил Гоша. – Или аппетит прорезался, нет сил терпеть?

– Часы опять встали. Чуть забудешь завести – и стоят, собаки. И вообще, почему у вас тут наручных часов не носят?

– Потому что их еще нет. Но это ты вовремя подал идею, я тут как раз обдумываю новшество.

Гоша подал мне папку. На титульном листе значилось:

Проект

Георгиевское оптико-механическое объединение

Секретно

Я заржал, потом, в ответ на вопрошающий взгляд Гоши, уточнил:

– Все хорошо, особенно название… Проект "ГомоСек" – это звучит!

– Тьфу на тебя, ты дальше читай.

– Так, некоммерческая часть – прицелы, механические вычислители, авиафотокамеры, таймеры… да, пора. Коммерческая – кино-фото аппаратура, часы… Организация собственной киностудии… Как называться будет – "Г-фильм"?

– А хотя бы. Кроме тебя, все равно никто таких аналогий проводить не будет. Блин, вот ведь с кем поведешься – раньше бы мне и в голову не пришло задуматься, от какого слова происходит "аналогия".

– Растешь над собой, хвалю. И, значит, наручные часы тоже сюда? Патент пусть Маша не забудет, ведь золотое дно. И, кстати, их можно делать с автоподзаводом – от тряски через храповик какой-нибудь рычажок с грузом будет подкручивать пружину.

– Ладно, наручные часы внесем в программу. Дальше прочитал?

– Ага. Значит, радиомастерскую убрать с авиазавода и перевести в новое объединение… логично. Там же производить моторную электрику. А с чего стеклофабрика окажется аж в Лыткарино?

– Там песок нужного качества. А возить сюда заготовки несложно, объемы небольшие.

– Читаем дальше. Химзаводы один и два, так, первый… целлулоид – это пленка и линейки всякие, на втором – реактивы, только объемы уж очень внушительные. Значит, смотрим сырье – азотная и серная кислота, толуол, глицерин, аммониевая селитра… а, понятно, что там за реактивы. Свинец, натрий тоже есть… Этот где-то в стороне будет?

– На правом берегу Нары, в пяти километрах выше Георгиевска. Надо туда ЖД ветку проложить.

Я еще полистал бумаги, повнимательнее, потом еще…

– Гоша, я совсем ослеп на старости лет или у тебя тут действительно нет ни полслова про патефоны?

– А это еще что такое?

– Тот же граммофон, только поразумней скомпонованный.

– Нет… и граммофонов тоже нет.

– Ну, вы даете… Ладно, ты с гор еще года нет как спустился, но Маша-то куда смотрела? Как можно двигаться в светлое будущее без патефона – народ не поймет. Значит, вот соберусь в две тысячи девятый, раздобуду образец, а вы уж заранее внесите его в программу. И над репертуаром надо подумать, песен там героических про летчиков и прочих насочинять. Или наадаптировать, если быть точным.

– Все-таки я до сих пор удивляюсь, сколько разных слов придумано в вашем времени для обозначения воровства!

Гоша взял папку, сделал несколько пометок и отложил. Потом вздохнул и поинтересовался:

– Не подскажешь, ты когда более добрый – до обеда или после?

– Во время. До – особенно если голодный – могу послать, чтоб не откладывать процесс насыщения. А после обеда мне спать хочется, а не исходить добротой. А вообще в чем дело?

– Да просьба у меня одна есть, личного характера. Пошли, там уже стол накрыт, вот в процессе и изложу.

Пока я ел первое, Гоша внимательно наблюдал за мной, видимо, пытаясь на глаз определить момент моего максимального подобрения. Похоже, у него ко мне что-то важное, совсем шуток не понимает!

– Ну ладно, не томи, что там у тебя?

– Такое имя – Антон Павлович Чехов – тебе знакомо, надеюсь?

Вот оно в чем дело, Гоша, значит, решил внести коррективы в его судьбу. А насчет "знакомо" – да. Только вот читать его с удовольствием – увы, это мне не дано. Дело в том, что в моей далекой юности он был в программе по литературе. Тогда ее преподавали не как сейчас – вон Маша, имеет пятерку, и что учила, что нет, в голове ничего не задержалось. В наше время было не так – нас учили на совесть, так что глубокую неприязнь ко всем изучаемым писателям я пронес через всю жизнь. Сейчас мне иногда даже обидно – ладно там Толстой или Фадеев, но Чехова-то с Достоевским какая сволочь в программу засунула?!

А подлечить Антона Павловича – дело святое, только не как Гошу, в двадцать первый век ему нельзя. Он же писатель – и каково ему будет молчать? Не факт, что сможет. Но у него вроде пока еще все не так запущено, сходит разок через портал, думая, что в соседнюю комнату, потом стрептомицина примет – глядишь, полегчает. И пусть в благодарность еще одну "Каштанку" напишет, только желательно про летчиков!

Примерно так я Гоше и сказал.

– Я в тебе и не сомневался! – обрадовался он.

А я начал мысленно прокручивать возможные последствия этого дела. Чехов – врач, и принципиальное отличие действия антибиотиков, скорее всего, поймет. И их значение тоже. А значит, этим надо пользоваться, то есть фармакологическую фабрику начинать создавать уже сейчас. Политику еще надо продумать…

– Раз уж мы будем светить антибиотики – ну не брать же с Антон Палыча обет молчания – нужно в темпе организовать лабораторию, – продолжил я. И патентовать, причем не состав или, упаси господь, способ получения, а только название и свойства. Как бы это обозвать… георгит… георгиум… да, пожалуй.

– А почему бы пенициллин не назвать пенициллином?

– Гоша, ты покушай, – ласково предложил я, – а потом подумай, не надо совмещать процессы. Его же получают из грибка "пеницилум рубрум", нельзя же прямо в названии так засвечивать способ получения!

– Слушай, а разве это допустимо – держать в секрете такое лекарство?

– От потенциальных противников? Кому надо, пусть заключает с Россией договор о ненападении лет на двадцать пять, причем жестко составленный, будем поставлять антибиотики по разумным ценам. Остальным – по десять тысяч рублей за грамм!

– Ох и спекуляция начнется…

– Это ты правильно заметил, насчет спекуляции. Значит, надо в договор вносить еще беспрепятственную работу наших спецслужб по пресечению оной на территории страны-покупателя.

– Думаешь, хоть кто-нибудь согласится?

– Думаю, нет. Но в случае войны с наших самолетов полетят листовки примерно такого содержания: вот вы тут мрете по госпиталям, а ведь любого мог бы спасти грамм георгиума! Но ваше правительство отказалось его приобретать, потому что мы предлагали контроль, а им хотелось нажиться! И ведь как нажились, суки, вы только посмотрите! Ату их, гадов жирных, и мы завалим вас лекарствами, причем на халяву!

Над нами протарахтел мотор. Я глянул в окно – точно, Маша прилетела. Последнее время по маршруту Георгиевск – Москва на поезде она ездила только в дождь. Гоша выскочил встречать.

Через двадцать минут (это при том, что Маша садилась прямо под окнами, игнорируя аэродром) молодежь появилась в столовой.

– Дядя Жора, специальный заказ выполнен! – отдав честь, отрапортовала племянница. – Мультфильм "Белоснежка и семь гномов" готов! Цветной и пятисерийный, между прочим. Вечером – премьера. Детей до восемнадцати (она стрельнула глазами в Гошину сторону) даже близко подпускать нельзя! Художники – и те краснели, картинки раскрашивая.

– Вот и замечательно, – кивнул я, – а тут еще одна работенка по художественной части есть. Мы вот задумали антибиотики выпускать, и на упаковках, понятное дело, должен быть Гошин портрет. Его надо изобразить так, чтобы ни у кого и тени сомнения не возникло – если есть на свете идеал мудрости и доброты, то вот он! И чтоб еще похоже на оригинал было.

– Думаешь, получится? – усомнился Гоша

– Дорогой, ты к себе несправедлив, – заметила Маша. – И ко мне, кстати, тоже. Конечно, получится! Я так понимаю, нужно несколько вариантов под разные способы печати?

Оставив высочество и племянницу обсуждать детали портрета, я направился к себе, на послеобеденный отдых, и заодно обдумать только что обсужденное. Значит, вылечим Чехова. Через некоторое время к известности Найденова-инженера добавится известность Найденова-врача. Это хорошо или плохо? Или, точнее, как сделать, чтобы это стало хорошо?

Начнем с самого верха. Что известно Николаю? Что его брат у себя на Кавказе нашел старца сверхмощной целительской силы. Одновременно неизвестно откуда там же появился инженер Найденов с племянницей, самолетами и мотоциклами. Теперь выясняется, что он еще и врач весьма не из последних. Выводы? Ну ей-ей этот инженер как-то связан со старцем!

Даже если Николай и такой дурак, каким он выглядит в своих дневниках, то уж Алиса-то именно этот вывод сделает точно, если еще не уже. А значит, надо честно и откровенно заявить, что я… сын? племянник?.. нет, пожалуй, лучше внук старца. Точно, внук, которому оный старец и передает помаленьку свои безграничные знания. Кстати, надо слегка покраситься, чтобы народ успел привыкнуть к тому, что Гошин зам уже не седой. А старец, наоборот, бел как лунь и без очков, будем надеяться, что такого различия хватит.

На следующий день мы разбежались по городам и временам. Гоша отправился в Питер презентовать дяде-адмиралу шедевр киноискусства. Маша – в Москву-1900, продолжать крепить нашу финансовую мощь. Я – в Москву-2009 за патефоном и информацией про пенициллин.

Патефон я приобрел быстро, а вот по поводу антибиотиков поначалу вышел затык – то, что я нашел по этому поводу в интернете, четко делилось на две части. Первая была мне просто непонятна. Вторая была понятна ровно настолько, чтобы сделать вывод о практической невозможности развертывания такого производства в Гошином мире. Решение, как это часто бывает, нашлось неожиданно и совсем не там, где искалось.

Как я уже вскользь упоминал, до встречи с Гошей на жизнь я себе зарабатывал ремонтом и тюнингом двухколесной техники. И вот мне позвонил один из старых клиентов и, посмеиваясь, сказал, что его батя совсем сбрендил и на старости лет возжелал себе скутер. Можно, конечно, пойти в магазин и купить, продолжил клиент, но я могу себе позволить подарить бате нечто получше среднего. Возьмешься ему по спецзаказу сделать?

Мне, честно говоря, было несколько не до этого, но потом я вспомнил, что клиент как-то завязан в медицинском бизнесе. И вроде он говорил, что это у него потомственное. Быстро выяснилось, что желающий скутер старикан всю свою трудовую жизнь был фармацевтом, причем именно по антибиотикам! Батя учился у самой Ермольевой, с гордостью сказал клиент. В общем, через день фармацевт, сильно напоминающий постаревшего лет на десять Цепеллина, уже объяснял мне, какой именно скутер ему хочется. На самом деле было несколько не так – я наводящими вопросами подвел его именно к той конфигурации, которая не представляла особой опасности для него и особой трудности для меня, и теперь слушал пересказ своих же неявных предложений. Мы быстро сговорились. Он, разумеется, получит свое транспортное средство. Тут я сделал отступление и наплел о своей любви к истории техники. Мол, у меня хобби – сделать что-то так, как могли сто или более лет назад. Как пример я показал несколько фото "Святогора", в том числе летящего, сказав, что вот – сделал самолет по технологиям конца девятнадцатого века. Фармацевт проникся и восхищено зацокал языком. А теперь, продолжил я, мне вот захотелось попробовать произвести, например, пенициллин, опираясь на технологии того же примерно времени. В общем, очень довольный знакомством фармацевт обещал написать подробное руководство по лабораторно-кустарному производству, разжеванное по шагам.

За неделю я на базе стандартного скутера собрал фармацевту желаемое, а он написал мне руководство и приложил отсканированную статью некоего Бергера про получение пенициллина как первоисточник.

А потом я шагнул из гаража в Георгиевск, куда за день до меня из своего питерского вояжа вернулся Гоша.

– Ну, здравствуй! – сказал он мне. – Твой чемоданчик – это и есть тот самый знаменитый патефон?

– Ага, вот, слушай.

Пружина была уже заведена, я открыл крышку, поставил пластинку и опустил на нее штангу с иглой. Патефон зашипел, заёкал, а потом громко и хрипло заиграл "Болеро" Равеля. Сунувшаяся было ко мне кошка возмущенно фыркнула и ушла. Гоша с подозрением смотрел на надрывающийся ящик, Маша чуть не валялась на полу от хохота.

– Я представлял себе несколько более качественный звук, – осторожно сказал Гоша.

– По сравнению с МП-три плеером действительно не фонтан, но ведь тут сейчас ничего другого вообще нет. И потом, пластинка довольно заезженная, с новой должно быть малость получше. Так что вот вам образец, копируйте и начинайте гнать культуру в массы.

– А я-то собиралась под гитару петь… – разочарованно протянула Маша. – Но с такой звукозаписью я не согласна, подожду лучше магнитофона.

– Ничего страшного, Шаляпин небось не хуже тебя споет и привередничать не будет, – утешил я племянницу. – Ужин у вас тут скоро будет?

После еды Маша пошла пострелять, а Гоша сказал, что у него есть несколько мыслей по радиоуправляемым катерам-камикадзе.

– Ну-ну, интересно… На словах будешь делиться или у тебя уже на бумаге что-то есть?

– Пошли ко мне, покажу.

В кабинете Гоша открыл сейф (удалось-таки мне отучить его держать бумаги на столе) и протянул мне несколько рисунков. Надо сказать, что изображенное на них очень мало напоминало катер. Гораздо больше это было похоже на две торпеды, соединенные отрезком тонкого крыла, наподобие шверта у яхты. Нижняя имела винт и руль, верхняя, вдвое тоньше и несколько короче, была снабжена двумя мачтами.

– Так, это, значит, в нижней колбасе у нас мотор, оборудование, взрывчатка… – начал соображать я. – Плавучесть у нее отрицательная. А верхняя – пустая?

– Там пробка.

– Мачты – это чтоб натянуть антенну и для забора воздуха?

– И еще чтобы со стороны было проще определить курс и расстояние.

– Да, пожалуй, это будет получше обычного катера – во-первых, сама мишень получается раза в три меньше, а во-вторых, дырки ей ничем не повредят, чтобы утопить, ее придется разорвать в клочья. Думаю, надо модель сделать, примерно один к десяти, посмотреть, как плавает и как управляется. Тем более что на Оке как-то многовато всяких браконьеров развелось…

Глава 13

Через неделю Гоше пришел пакет из Адмиралтейства – официальное решение об опытных бомбардировках боевого корабля, устаревшего броненосца «Петр Великий».

– Пора готовиться, – предположил Гоша.

– Только перед этим желательно решить, к чему. Тут вот в чем дело, я ведь работал в оборонке и знаю, что любая демонстрация новой техники всегда имеет элементы показухи. Вот нам и надо заранее прикинуть ее процент. И направление, кстати, тоже.

– Опять какую-то пакость задумал… – обреченно вздохнул Гоша. – Ну давай уж, выкладывай.

– У нас два варианта – либо преуменьшить, либо преувеличить возможности самолетов.

– Вариант показать их как есть ты даже не рассматриваешь?

– Разумеется, там же всяких военных атташей будет как грязи. Так что выбирать придется только из двух.

– Ладно, пусть мы создадим у зрителей преувеличенное представление об опасности бомбардировок с воздуха… – задумался Гоша, – тогда наш флот увеличит закупки, а заграничные друзья форсируют работы по созданию своей авиации. Пока плюсы и минусы уравновешиваются. Дальше. Обе стороны сделают вывод об усилении противовоздушной обороны судов. Но та сторона успеет раньше и, боюсь, лучше. Минус.

– Вот и я тоже думаю, что сильного впечатления производить не надо. Значит, прицелы-транспортиры снимаем, пусть по между ног наводят. Я не полечу, пожалуй, а то вдруг попаду. Бомбы набить черным порохом.

– Совсем-то уж явные поддавки ни к чему, – возразил Гоша. – Набьем динамитом, все равно скорость падения будет мизерной. И чтоб хоть кто-то попал, пусть Маша летит.

– Ну, это понятно, ей пропустить повод покрасоваться на публике никак нельзя.

– Вес бомбы, я думаю, взять килограмм сто…

– Нефиг, еще навернется кто-нибудь на взлете, пилоты у нас – одно название (я мысленно прикинул допустимый вес). Не больше восьмидесяти. Хотя тому же казачонку или Маше можно и сто двадцать – сами легкие, летают хорошо. Вот только надо ли?

– Думаю, надо. Не годится, если кораблю вообще не будет нанесено вреда. И еще, мне кажется, для нас главное – создать впечатление, что для обороны от самолетов достаточно пулемета на станке, позволяющем направить ствол вертикально вверх.

– Ага, значит, скорость пусть снижают не прямо над кораблем, а метров за триста, и так и ползут к нему на сорока пяти. План учений кто писать будет?

– Ты, конечно, – ехидно повелело высочество.

– Ну ладно, я напишу. Вот уж букв не пожалею!

– А я все твои непечатные буквы отредактирую, не волнуйся.

Гоша уже собрался уходить, но задумался.

– Если бы нам надо было преувеличить эффект бомбардировки, – неуверенно начал он, – то можно было бы… слушай, а место открытия портала – оно привязано к географическим координатам или к окружающей обстановке?

– Ваше высочество, – торжественно сказал я, – вы гений. Разумеется, против "Петра" мы ничего такого применять не будем, но проверить надо. Пока развалюха будет стоять в порту, откроем портал ей в трюм. А когда она поплывет, откроем еще раз и посмотрим, куда получилось… Тогда в случае удачи придется тебе в Японию съездить – меня, боюсь, на новейший броненосец не пустят. Хотя какая в задницу Япония – "Микаса" же сейчас в Англии достраивается!

Гоша хлопал глазами. Пришлось разжевать:

– Вот приехал ты в Англию – самолеты привез. Попросил устроить экскурсию на достраивающийся броненосец. Заходишь в то место, где потом будут лежать заряды к главному калибру. Я в это время сижу в гараже, жду. Ты выбираешь момент, когда никто не смотрит, и мы открываем портал. Для подстраховки так, чтоб он еще твоим телом закрывался. Все, после этого мы в любой момент сможем вдвоем из гаража открыть дыру в эту посудину. А уж какого конкретно числа какого года наступит этот "любой момент", видно будет. Только сначала на "Петре" потренируемся.

– Но ведь так можно будет у них весь флот утопить…

– Ага, так тебя и пустили сразу на "весь флот". Хорошо, если удастся один-два кораблика пометить. А вообще, возвращаясь к насущному, пора в Кронштадт команду посылать для подготовки аэродрома. И домик для нас с тобой неподалеку снять или быстренько построить, чтоб было откуда по порталам шастать без привлечения излишнего внимания.

– Про домик я и сам подумал. А что с летной школой, кто будет курсантов по небу выгуливать?

– Никто. У нас всего шесть летчиков и еще три курсанта, которых можно взять в Кронштадт. Остальные поедут в Москву, лекции Жуковского послушают. Ой, ё… Из этих трех же один англичанин!

– Джефф? Тот паренек, которого ты выбрал из их кандидатов?

– Он самый. И летает, учитывая что только начал, очень неплохо. Кстати, как его фамилия?

– Сейчас… вот… де Хэвиланд.

– Вот те раз! Причем по возрасту похоже, что тот самый.

– Можно пояснее для местных? – поинтересовался Гоша.

– Джеффри де Хэвиленд, один из первых и лучших английских авиаконструкторов. И теперь наверняка будет и первым, и лучшим. Если не разобьется, конечно.

– Надеюсь, ты помогать не собираешься?

– Интересная мысль, – начал было я, но, увидев, как напрягся Гоша, махнул рукой. – Да шучу я, шучу. Не хватало еще за просто так восемнадцатилетних пацанов гробить. И давай действительно возьмем его в Кронштадт, хрен с ним, что он англичанин. Типа выпускного экзамена, он же по сокращенной программе учится.

– Если мы возьмем его в Кронштадт, он поучаствует в реальной бомбардировке, – заметил Гоша. – Если не возьмем, он вместе с оставшимися курсантами будет слушать лекции Жуковского. Что хуже?

– Конечно, лекции. Так что курсант де Хэвиленд однозначно будет бомбить "Петра Великого". А потом – сразу домой, хватит, насмотрелся он уже здесь на наши достижения.

– Ладно. Тут у меня к тебе еще вопрос появился. Помнишь, мы говорили про модель двухэтажной торпеды? Я нарисовал эскиз, и мне такую сделали, совсем маленькую, деревянную, с резиновым моторчиком. Но что-то с ней не так, не желает она нормально плыть. Сначала ныряет, потом выскакивает из воды, плюхается набок и крутится на месте, пока завод не кончится.

– Показать можешь?

Через полчаса мы были на берегу Нары, и я вертел в руках модельку. Две деревянных сигары, в нижней, кроме резиномотора, явно есть еще балласт. Сзади – рулевое перо, по бокам – съемные рули глубины, как у подлодки. Верхняя секция пустотелая липовая.

– Я подумал сначала, что дело в отсутствии рулей глубины, – пояснил Гоша, – но с ними стало только хуже.

Посмотрим… Я завел резинку и запустил модель. Она проделала именно те манипуляции, которые мне были описаны. Тогда я запустил ее носом вниз. Она нырнула поглубже, но быстро всплыла и проделала те же финты. Запуск носом вверх привел только к тому, что модель, пару раз подпрыгнув, ложилась на бок и начинала крутиться без предварительного заныривания.

– Ну-ка, прикинем…

Я быстро набросал схему, расставил векторы сил, потом очень приблизительно рассчитал их величины. После чего вынужден был прокомментировать полученный результат на разговорном диалекте великого и могучего.

– А почему мы именно му…ки? – растерянно спросил Гоша.

– Потому что судно может устойчиво находиться на границе двух сред только тогда, когда гидродинамическая выталкивающая сила много меньше веса. А она пропорциональна квадрату скорости. То есть быстро плыть могут только тяжелые суда. Легкие будут или глиссировать, или нырять. Нырять нельзя, под водой радиоволны гасятся. Глиссировать тоже нельзя, слишком заметно и на любой волне перевернешься. Для тонны максимальная скорость получается в районе тридцати километров в час.

– Получается, что вся затея с радиоуправлением – химера? – огорчился Гоша.

– Да не с радиоуправлением, а с катерами-камикадзе. А радиоканал не пропадет, подумаем, как его в диверсионном деле использовать.

Крейсер «Светлана», который дядя генерал-адмирал беззастенчиво использовал в качестве личной яхты, медленно плыл по Финскому заливу (это я думал про себя; скажи я такое вслух, находящиеся рядом морские офицеры вполне могли бы и выразить свое отношение ко мне действием). Дядя Алексей, Гоша и прочие высокие шишки были наверху – не знаю, именно эта площадка над носовой настройкой называется мостиком или нет. Мне было несколько не по себе. Дело в том, что по морю я плавал второй раз в жизни. Первый раз – из Англии в Питер, и я помню, как всю дорогу мне не давала покоя мысль – что делать, если вот сейчас посудина начнет тонуть? Причем вопреки логике в каюте мысль почти пропадала, особенно с занавешенным иллюминатором.. Но сейчас я был на палубе.

В двух километрах от нас застыл броненосец "Петр Великий". Кстати, эксперимент с порталом увенчался успехом – он открылся именно в трюм, когда "Петр" вышел в море. Я тогда еще взял палку колбасы, дернул её за шнурок с биркой и бросил в темную дыру портала. Остальным и лимонки не пожалею, пояснил я свои действия Гоше.

Со стороны берега послышался треск моторов – приближались самолеты. Скоро над нами пролетело первое звено – три курсанта и Мишка-казачонок в качестве лидера. Второе вела Маша. Вот казачонок навел свое звено на корабль и отвернул – по плану, командиры должны были бомбить последними. В атаку пошел де Хэвиленд. Грамотно идет, и не скажешь, что всего месяц как летает. Он увеличил угол, бросил бомбу… вот ведь гадство, попал! В самый кончик носа, который просто исчез во вспышке взрыва. Следующий промазал. Но третий опять попал, да что же за невезуха! Бедный корабль лишился трубы и задней части надстройки. Казачонок закончил круг и показал класс. Я уверен, что он целился именно туда, куда попал! Теперь вместо и до того поврежденного носа ветеран имел какой-то тупой обрубок. Начал разгораться пожар, и тут налетела Маша со своим выводком. У нее тоже промазал только один. На корабле уже горело все, что можно, и Маша развернулась на боевой курс – вносить завершающий штрих в картину. Ведь утопит же сейчас бессердечная девка старика! Мне было до слез жалко первый русский броненосец.

Мощная бомба племянницы, похоже, сквозь развороченную палубу попала в трюм. Взрыв был глухим, но "Петр" начал крениться на бок.

– Что там сейчас творится – оторвался от бинокля один из морских офицеров, – эти ваши аэропланы, господин Найденов, надо расстреливать заранее. Опасная вещь. Вот только как же быть с Гаагской конвенцией?

– Вы имеете в виду, что там запрещается бросать бомбы с воздушных шаров и им подобных аппаратов?

– Вот именно.

– Так у самолета нет ничего общего с аэростатом – принцип полета совершенно другой. А математически шару подобен эллипсоид вращения – на который совершенно не похожа наша этажерка. Тогда уж надо и шрапнельные снаряды запрещать. Летит себе снаряд по небу, прилетает куда надо, и на противника сыпятся осколки. Аэроплан тоже летит, тоже прилетает, тоже сыпет. В чем разница? Вот с воздушных шаров, согласен, бомбы бросать нельзя. Нам нельзя, противник пусть себе бросает, ибо это глупость.

Поврежденный броненосец держался на воде, но с заметным креном на нос и на борт. К нему спешили буксир и катер с аварийной командой. "Светлана" разворачивалась в Кронштадт.

Если бы мы специально хотели преувеличить мощность нового оружия, лучше бы у нас все равно не вышло, мрачно думал я. Теперь что же, при любой атаке нужно планировать нанесение минимального вреда противнику? Тогда точно всех перетопим…

Через день мы смотрели перечень повреждений корабля-мишени. В общем, ветеран выдержал. Как заверили флотские офицеры, доплыть до базы он смог бы, но участвовать в бою – нет. Гоша торговался с дядей об условиях передачи некоторого количества самолетов флоту. Общая договоренность была такая, что самолеты остаются принадлежать авиации, то есть Гоше, но прикомандировываются к флоту. Флот, то есть дядя адмирал, аналогичным образом выделяет нам несколько кораблей. Теперь шел торг – сколько на сколько.

В документе о повреждениях меня заинтересовали тонкости. Ну каким, скажите, образом в результате авианалета бесследно испарилась динамо-машина? И сервиз из кают-компании, обратившийся в пыль, тоже вызывал серьезные сомнения. Четыре шлюпки, конечно, обязательно сгорели бы, но я хорошо помнил, что «Петр» перед отплытием их не имел. Лезть с ненужными вопросами я не собирался, портить отношения с флотскими в мои планы пока не входило. А вот сфотографировать этот документ после его подписания дядей Алексеем на всякий случай не помешает.

Потом с высочайших торгов вернулся Гоша. Он сказал, что пока в обмен на три десятка самолетов нам дают крейсер "Владимир Мономах". И что выделена сумма на его переоборудование. Но не успел я порадоваться щедрости генерал-адмирала, как Гоша спустил меня на землю, сказав, что этой суммы хватит разве что на покраску, но и превращать за свои деньги этот крейсер во что угодно нам никто мешать не будет. Гоша сиял – как же, теперь у него будет свой ( ну или почти свой) корабль! Дело в том, что авианесущий крейсер по нашему настоянию считался соединением, подчиненным командиру базирующейся на нем авиагруппы. А корабль – это просто средство ее доставки куда надо и обороны в случае чего.

– Ну вот, ты теперь в Англии для своего парохода хоть пару современных пушек с запасными стволами приобрети, а то ведь на нем такой металлолом стоит… предложи им несколько запасных движков, это они прошляпили, а Джефф уже в курсе, что одного мотора хватает на месяц полетов, не больше. Кстати, вручаем ему диплом, и пусть едет с тобой. Снайпер-бомбомет, блин. Но ты в туманном Альбионе особенно не рассиживайся, тут через месяц братец Коля заболеет.

– Как думаешь, удастся под это дело отговорить его от проникновения в Корею? – с надеждой спросил Гоша.

Мне очень хотелось в ответ предложить ему губозакатывательный механизм, но я дипломатично сказал, что, мол, посмотрим. А про себя подумал, что даже предлагать Николаю назначить Гошу наместником Дальнего Востока пока не стоит.

Дальше мы уточнили детали для Гошиного поверенного, отправляющегося в Бразилию за каучуком и бальсой. С сырьем для резины мы уже опоздали, там все давно куплено на корню, а вот бальса, весьма ценный материал на деревянном этапе самолетостроения, своего однозначного хозяина пока не имела. После чего я шагнул в московский гараж, ждать Гошиного прибытия в Англию.

В Москве мне надо было приобрести несколько парашютов, ведь новые самолеты, "Тузики", были уже почти готовы. Нашей троице так и достанутся из двадцать первого века, остальным предполагалось шить на месте, по образцу. Кроме того, нужно было купить загородный коттедж, для организации порталов к вип-персонам типа Ники. Все это обошлось мне в неделю беготни. Ну и наконец я сел на парашют в своем свежеприобретенном доме и стал ждать сигнала от Гоши.

– Готов?

– Ага.

– Открываем!

Возникло маленькое окошко, вроде нашего первого портала, с противоположной стороны которого мне улыбался Гоша. За его спиной можно было разглядеть какое-то темное помещение с металлическими стеллажами.

– Кормовой зарядный погреб главного калибра! – подмигнул мне Гоша. – Закрываем, а то сюда сопровождающий идет.

Закрыли, после чего мне оставалось только ждать прибытия высочества в город имени себя. Ожидание я потратил на покупку и расстановку мебели. Под конец я просто сидел, как на чемоданах, и ждал. А потом шагнул из снежно-слякотного марта в солнечное начало сентября.