Текст книги "Наследник Петра. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Величко

Оставалось только дождаться благополучного завершения операции по восстановлению душевного покоя майора Шепелева, и тыл можно будет считать практически обеспеченным. Еще и потому что Павшин, освободившись, сможет уделять больше внимания настроениям среди своих коллег-офицеров.

Как и было обещано Миниху, Сергей собирался устроить себе каникулы, то есть на все лето съездить с генерал-аншефом в Петербург. Заодно и посмотреть, что это за город, а то побывать в нем в двадцать первом веке как-то не довелось. Потом решить, как быть со столицей – оставлять ее в Москве или вернуть в Питер. Вообще-то пока Новицкий склонялся к первому варианту, но все-таки перенос столицы – это не перетаскивание шкафа из комнаты в прихожую. Его если и делать, то только после всестороннего изучения проблемы.

Оставался еще один вопрос: как быть с Елизаветой? То есть пригласить ее с собой в Питер или не приглашать.

Возьму с собой, решил император, почти не тратя времени на раздумья. Что молодой женщине делать летом в Москве? Пусть съездит к морю, развлечется. Оставишь ее здесь – а вдруг уведут? Нет, бабка, конечно, присмотрит и в случае чего даже вмешается, но зачем доводить дело до таких крайностей. Тем более что Лиза в Питере никак лишней не окажется.

Сергей мечтательно вздохнул, представив себе картину – море, песчаный пляж до горизонта, а на нем они с Елизаветой. Потом тряхнул головой, хмыкнул и вновь начал соображать, не забыл ли он чего-нибудь важного, что необходимо сделать именно перед путешествием.

Глава 21

Вопреки общеизвестному закону подлости на сборку и наладку делителя частоты ушло заметно меньше времени, чем планировалось, – всего четыре дня. Причем первый из них был посвящен изготовлению новой батареи, теперь уже на двенадцать вольт. На примере первой Сергей убедился, что вертикальная конструкция, конечно, заметно проще в изготовлении – знай себе клади пластины вперемежку с тряпкой да подливай электролита в каждую секцию. Но в ней оказалось довольно трудно обеспечить изоляцию по жидкости – покрытые воском рамки, видимо, с этим не справились, и происходила утечка через электролит. Именно из-за нее батарея быстро начала садиться, а за неделю села практически в ноль.

Теперь Новицкий опробовал горизонтальную конструкцию – узкое корытце с перегородками. Каждый элемент располагался в своей ячейке, и ток мог протекать только по внешней цепи. Действительно, за все время возни со схемами эта батарея почти не уменьшила своего напряжения. Причем она понадобится и для выполнения задания. А именно при помощи нее будут предварительно намагничены сердечники статора генератора, чтобы обеспечить появление хоть какого-то начального тока.

Ну, а пока Сергей достал из контейнера пенопластовую кассу с деталями, макетную плату, паяльник, пинцет, припой и приступил к работе.

В свое время дядя Виталий долго вдалбливал ему, как работает делитель частоты. И рисовал схемы на самых различных элементах, вплоть до самодельных вакуумных ламп. Но до такого, к счастью, не дошло – Центр все-таки решил снабдить своего посланца достаточным количеством элементов для проведения почти любого ремонта имеющейся в контейнере аппаратуры. Поэтому на пайку схемы ушел всего один неполный день.

Следующий потребовался для того, чтобы понять: почему же она, зараза, не работает? Наконец Новицкий, исчеркав несколько листов бумаги, пришел к выводу, что он все-таки нарисовал схему делителя не совсем правильно. И, естественно, точно так же ее и спаял.

Третий день начался с замены сгоревшей в результате неправильного подключения микросхемы, после чего молодой император до обеда любовался, как замечательно работает его устройство. Оно четко пропускало только каждый третий импульс в диапазоне входных сигналов от герца до двух мегагерц – ровно столько мог дать тестер-генератор. Впрочем, реально должно было быть не более полутора сотен килогерц, так что Сергей не волновался. Он допаял на плату резистивный делитель на три, трехкратный усилитель, убедился, что все прекрасно работает, после чего аккуратно отнес свое творение в спальню и положил в контейнер. Все, больше можно не отвлекаться на творчество, дальнейшие шаги будут строго соответствовать инструкциям Центра. Кроме финального монтажа аппаратуры, который произойдет еще не скоро, перед самой подачей сигнала.

По завершении возни с электроникой Новицкий занялся литературным трудом, то есть сел вспоминать, что у него осталось в голове от романов Купера «Зверобой» и «Последний из могикан», читанных в детстве. И переносить кое-что из припомнившегося на бумагу, потому как бабка, несмотря на свою довольно широкую эрудицию в самых неожиданных вопросах, о жизни в Северной Америке не знала почти ничего, а капитан Павшин до вчерашнего дня вообще не подозревал о существовании упомянутого материка. Понадобилось же это потому, что девицу, коей предстояло отвлечь майора Шепелева от несбыточных мечтаний о Елизавете, решено было представить сестрой Павшина. По легенде, в совсем юном возрасте она покинула Россию и в конце концов оказалась в Америке, где вышла замуж за вождя, того самого Большого Змея. А недавно, овдовев, вернулась к родным пенатам. Но перед встречей с майором, пожалуй, ей следовало поглубже окунуться в американский колорит.

Сергей еще не успел закончить своего изложения, когда во дворец явился Нартов. Он сообщил, что форма для отливки цилиндра большой машины уже практически готова, а потом пожаловался, что электрическая сила из его батареи очень быстро куда-то утекла, не дав толком повозиться с осаждением меди на разные изделия. Император сказал, что в этом нет ничего удивительного, после чего проводил механика к своей новой батарее и объяснил, чем она отличается от старой. Потом поподробнее расспросил про подготовку к отливке цилиндра, попрощался с Нартовым и решил, что теперь уже можно точно определить дату отъезда в Петербург.

Она была назначена на двадцать пятое апреля, сразу после Пасхи. Афанасий по результатам опроса знающих людей утверждал, что дороги к тому времени совсем подсохнут, и Миних был с ним согласен. Генерал добавил, что вообще-то дорога от Москвы до Петербурга хорошая и поддерживается в порядке в отличие от многих прочих.

Определившись со временем отъезда, Сергей съездил в Ново-Преображенский дворец поставить Елизавету в известность о своем грядущем путешествии и пригласить ее с собой. Ну, разумеется, и тесно пообщаться тоже, потому как скоро начиналась Страстная неделя, и заниматься во время нее плотскими увеселениями было как-то даже неприлично. Вообще-то подобное не приветствовалось во время всего поста, но то был грех обычный, никого особо не удивляющий. Наоборот, если бы молодой император вдруг стал совсем святым, это могло вызывать ненужное недоумение. Однако, как уже говорилось, Страстная неделя стоит особняком, так что в преддверии нее царь с цесаревной по обоюдному согласию превысили установленный бабкой лимит ровно в два раза. Потом Елизавета сказала, что она готова ехать с Петенькой не только в Петербург, но вообще куда угодно, взяла с него слово обязательно погостить у нее в Сарском, и не один день, после чего молодые люди спокойно заснули. Новицкому вновь приснилась Стерлядь, но сейчас сон был лишен малейших намеков на эротику. Преподавательница появилась в спальне Елизаветы в строгом брючном костюме, присела на край кровати, где лежали царь с цесаревной, потрепала Сергея по волосам и, одобрительно взглянув на его спящую соседку, сказала:

– Вижу, не зря я тебя учила.

И медленно растаяла в воздухе наподобие ангела, что сопровождал появление Новицкого в этом мире.

Утром Сергей ненадолго заехал в Лефортовский дворец, где слегка перекусил, переложил наган из футляра на ремне за пазуху и взял несколько листов бумаги с карандашами. Немного подумав, местных пистолетов он решил не брать, хотя дальнейший его путь лежал в Кремль, на заседание Верховного тайного совета.

Это был третий случай присутствия его императорского величества Петра Второго на подобном мероприятии. Первый визит сделал еще предыдущий Петр в двадцать восьмом году. Просидев полчаса, мальчишка сбежал оттуда и больше никогда там не появлялся. Второй произошел сразу после инцидента в доме Ушакова, и тогда верховников посетил уже новый Петр, то есть Новицкий. И, наконец, сейчас должен был произойти третий визит. На нем Сергей собирался сообщить о своем отъезде, а перед этим послушать, чем же господа вообще занимаются и какие мировые проблемы решают. Все-таки теперь он тоже был членом Совета, хоть и ассоциированным, и считал, что пора начинать вникать в тонкости государственного управления.

Так как члены Совета были в курсе предстоящего визита императора, они, естественно, подготовились к этому событию. Потому как ну просто не может быть, чтобы все заседания проходили столь убийственно скучно!

Сначала слово взял Алексей Долгоруков и закатил вступление примерно на полчаса, из коего следовало, что сейчас господам советникам предстоит обсудить проект бюджета на текущий год. Потом эстафету перехватил Головкин, за время вступления разложивший перед собой кучу бумаг, и начал нудным голосом перечислять всякие налоги, особое внимание обратив на винный, соляной и табачный. Затем пошли какие-то недоборы, недоимки и прочие «недо».

Замысел верховников стал кристально ясен Сергею еще во время речи Долгорукова. Почтенные господа хотели довести молодого императора до того, чтобы он вновь сбежал. А не выйдет – так пусть просто заснет, тоже неплохо получится.

Однако жизнь с детства приучила Новицкого к терпению, а после тренировок в Центре он вообще мог часами слушать любую ахинею и не только не зевать при этом, но демонстрировать глубокое внимание и даже иногда задавать относящиеся к делу вопросы.

Поэтому сейчас он спокойно слушал нудное бормотание Головкина, изредка одобрительно кивал, а пару раз даже сделал какие-то пометки в своих бумагах. На лицах членов Совета начало потихоньку проступать удивление, и только Миних сидел с совершенно безмятежным видом.

Наконец Головкин явно устал. Он начал сбиваться, в голосе появилась хрипотца, и Новицкий, пожалев пожилого человека, подал голос:

– Стоп! А вот отсюда, пожалуйста, поподробнее. Семьсот тысяч с внутренних таможен – это, конечно, здорово, но хотелось бы узнать детали. То есть сколько с каждой, почему не больше, по каким товарам, чем это хорошо или плохо, ну и так далее. Андрей Иванович, прошу вас.

Обращение на «вы» Новицкий применил специально, хотя оно в текущем времени еще не так чтобы прижилось. Этим он хотел подчеркнуть, что обращается не как император к вице-канцлеру, а как ассоциированный член к действительному. Ну и как юноша к человеку в годах тоже.

Остерман не удивился просьбе, а прокашлялся и начал излагать. Правда, в силу отсутствия времени для подготовки речь его была несколько сумбурна, он часто без заметных оснований перескакивал с одного на другое, но это только удлиняло выступление вице-канцлера.

Сергей вслушивался, стараясь понять: а есть тут хоть какая-нибудь мысль? И если да, то как бы ее вычленить?

Скоро молодой император убедился, что мысль в выступлении Андрея Ивановича очень даже есть, а некоторая путаность речи – она только кажущаяся. Например, оратор долго описывал состояние дел на малороссийских таможнях, потом наконец добрался до итоговой суммы сборов, причем якобы случайно повторил ее два раза подряд. А затем вроде бы без всякой связи перешел к описанию торговли между Москвой и Петербургом, которая вообще была совершенно бестаможенной и, значит, к сути вопроса вроде бы не относилась. Однако сумма налогов с купцов тут оказалась больше таможенных сборов в предыдущем случае!

В общем, если отжать из выступления Остермана воду, то оно свелось бы к доказательствам простого тезиса: внутренние таможни есть зло, и чем быстрее их убрать, тем лучше будет для государства. Вот только отжимать пришлось бы долго, потому как выступление вице-канцлера продолжалось больше полутора часов.

Миних, слушая произносимые речи, сначала просто одобрительно кивал, но потом начал потихоньку перемежать кивки зевками. Вскоре, видимо устав зевать, он положил на стол треуголку, на нее – голову и спокойно заснул. Причем как культурный человек совершенно не храпел во сне.

Новицкий же ждал окончания речи Остермана с интересом и без малейшего нетерпения. Объяснялось это очень просто – ему тоже было что сказать по обсуждаемому поводу. Так уж получилось, что в памяти молодого человека отложилось множество почти не связанных меж собой отрывков из монографии «Развитие промышленности и торговли России в восемнадцатом веке». Причем попали они туда не сами по себе и не на занятиях в Центре, а несколько раньше.

Когда дядя Виталий предложил ему путешествие в прошлое, молодой человек согласился сразу. Какая разница, куда сбежать из опостылевшей малогабаритной «двушки» в хрущевке, уже десятый год стоящей в очереди на снос! От неистебимых тараканов, дуры-сестры и пропойцы-матери. А в допотопном веке небось будет всяко лучше, чем в тюрьме. И скорее всего чем в армии тоже, а других вариантов своего будущего Сергей даже не рассматривал во избежание неизбежного разочарования, ибо в бандиты идти было уже поздно, для этого следовало родиться лет на двадцать раньше.

А дальше Новицкий получил разъяснения, почему первым по этому пути придется идти именно ему.

– Человек моего возраста при переносе забудет вообще все, что помнил, причем с гарантией. У тебя же есть шансы, и их можно сильно увеличить регулярными тренировками. Правда, они могут показаться довольно неприятными.

Сергей уже совсем было собрался огрызнуться – мол, много вы понимаете в неприятностях! – но глянул на дядю Виталия и промолчал. Кажется, тот на самом деле когда-то любил его мать.

Потом начались упражнения, на которые приходилось ездить во Фрязино, потому что аппаратура стояла там и для перевозки не предназначалась. Первое время зайцем, а потом, когда Сергей опоздал из-за того, что его ссадили с электрички, за деньги. Дядя Виталий сначала отругал его, потом себя и выдал своему ученику пятнадцать тысяч на транспортные расходы.

 
Тренировки же происходили следующим образом.
Молодому человеку вручался какой-нибудь неудобочитаемый текст, который следовало запомнить. Чаще всего это были отрывки из той самой монографии, причем дядя Виталий, кажется, специально отбирал их так, чтобы смысла там было поменьше, а цифр – побольше. После того как текст более или менее откладывался в памяти, на голову Новицкому надевался обруч, подключенный к приборной стойке, затем нажималась кнопка, и юноша очень качественно получал по мозгам в самом прямом смысле этого слова. Поначалу он вообще не сразу вспоминал, что это за место и какого черта его сюда занесло, но под конец уже мог, отдышавшись, выдать не меньше половины того, что запомнил перед очередным ударом.
 
 
Отвлекшись на воспоминания, молодой император чуть не пропустил момент, когда Остерман закончил свое выступление. Но все же вовремя спохватился, чтобы успеть пресечь поползновение Головкина, который, кажется, хотел объявить о завершении сегодняшнего совещания.
 

– Господа, – привстал Новицкий, – честно скажу, я не ожидал услышать столь разумных и безусловно полезных речей, кои были произнесены здесь уважаемыми Гавриилом Ивановичем и Андреем Ивановичем. У меня тоже родились некоторые мысли по затронутым вопросам, и я прошу вас их не только выслушать, но и сделать скидку на то, что вникать в столь глубокие тонкости мне до сих пор не приходилось. Однако, кроме этого, я прошу вас также немедленно указать мне, если я где-то буду не прав. И не только потому что я ныне всего лишь ассоциированный член сего досточтимого Совета, но и войдя в разумение следующего. Император, который поставил дело так, что никто из подданных не смеет указать ему на совершаемые ошибки, обречен на неудачи. Пусть не сразу, но они обязательно перечеркнут все то полезное, что он смог сделать на благо державы. Итак, вспомним, что новоторговый устав одна тысяча шестьсот шестьдесят седьмого года от рождества Христова подтвердил замену различных сборов единой пошлиной в размере десяти денег с рубля, что логически завершало преобразования, начатые с введением Уставной грамоты в одна тысяча шестьсот пятьдесят четвертом году. Однако ныне…

Долгоруков говорил полчаса. Головкин – почти два, а Остерман – два часа десять минут. Сергей замечал время по здоровенным стоячим часам с маятником, которые гулко и редко тикали в углу Золотой палаты. Себе молодой император поставил задачу хоть немного, но перекрыть рекорд своего учителя и был полон решимости с ней справиться.

Это ему удалось, хотя он для большей честности состязания не стал учитывать времени небольшой паузы, возникшей примерно посредине его выступления. Головкин долго крепился, всякий раз отворачиваясь, когда желание зевнуть становилось нестерпимым, но от этого у него, похоже, заболела шея, так что в очередной раз поворот у него просто не получился.

– Неужели вам неинтересно? – с таким искренним огорчением спросил молодой царь, что Гавриил Иванович смутился и забормотал что-то насчет трудного дня и преклонного возраста. А Сергей, благосклонно выслушав его и сказав нечто соболезнующее, продолжил свою речь.

Наконец часы показали, что можно закругляться, и Новицкий прямо посреди очередного рассуждения заявил, что у него пока все, и сообщил Совету о своем грядущем отъезде. Совсем было павшие духом верховники, поняв, что тягомотина, кажется, на этом закончится, без возражений одобрили путешествие.

– Спасибо, господа, – чуть наклонил голову Сергей, – сегодня я услышал много нового и надеюсь, что в последующие разы, когда мне вновь доведется здесь присутствовать, нового и интересного будет еще больше. Кто там поближе – разбудите, пожалуйста, Христофора Антоновича, и мы вас покидаем, у нас еще много дел в связи с подготовкой к отъезду.

Глава 22

Путь в Питер начался с того, что ранним утром пять десятков всадников и шесть небольших пароконных карет собрались у Кремля, где был назначен старт путешествию. Миних быстро провел нечто вроде переклички, в процессе которой убедился, что солдаты и младшие офицеры присутствуют в полном составе, Елизавета со своей мини-свитой тоже, а больше его никто и не интересовал. Была подана команда, и процессия с генерал-аншефом во главе двинулась к каменному мосту через речку Неглинную, за которым начиналась Тверская улица.

Сергей ехал верхом, имея в виду пересесть в карету после обеда, потому как сильно сомневался, что сможет выдерживать в седле по десять часов в день. И глазел по сторонам, потому как Петр Второй проезжал по Тверской всего один раз, три года назад, когда только явился в Москву. Правда, сам Новицкий бывал на этой улице гораздо чаще, но зато в другом времени, поэтому теперь ему было на что посмотреть.

Главных впечатлений было два. Первое состояло в том, что улица оказалась неожиданно узкой, только-только разъехаться двум каретам. Второе – она интенсивно застраивалась, причем исключительно каменными домами. По теперешним меркам, улица была довольно длинной, кончаясь примерно там, где и в двадцать первом веке. Но никакого Белорусского вокзала на том месте, естественно, не было, а торчала будка и два полосатых столба по обочинам. Тут кончалась Москва. Сразу после заставы начинался бывший Тверской, а ныне Петербургский тракт с полями и перелесками вдоль него.

Дорога была не просто хорошей, как обещал Миних, а отличной по местным меркам. Впрочем, Сергей уже знал, что таковой она будет только до Черной Грязи.

Туда кавалькада добралась часам к одиннадцати дня, но останавливаться, несмотря на наличие ямской станции, не стала. Обед был запланирован в селе Гомзино, стоящем примерно на месте будущего Солнечногорска, а вообще за первый день предполагалось добраться до Клина. Дорога действительно стала чуть похуже, но не намного. Во всяком случае, скорость движения восемь – десять верст в час поддерживалась легко.

Новицкий пребывал в некоторой эйфории. Во-первых, это можно было считать первым в его жизни нормальным туристическим походом. Потому как до учебы в Центре ему как-то не довелось никуда сходить: семейная обстановка не позволяла. Потом же были не походы, а марш-броски по программе курса «основы выживания», и никаких хоть сколько-нибудь приятных воспоминаний после них не осталось. Сейчас же – красота! Даже сказал бы лепота, но времена все-таки уже не те.

Впереди как минимум десять дней пути, и все это время он будет никому ничего не должен! В первую очередь себе, но все работы по подготовке к запуску маяка остались в Москве и как-то движутся, не требуя его участия. Совет – там же, и слава богу, ибо надоел. Правда, по приезде в Питер придется вникать в дела города и флота, ведь это обещано Миниху, но до города на Неве еще ехать и ехать. Причем путешествие, как это ни странно, напоминало Новицкому дорогу до Фрязино.

До встречи с дядей Виталием ему не доводилось проезжать по этой ветке. Чаще всего молодой человек ездил в Сергиев Посад, в гости к бабушке, пока та не умерла. И в основном на александровской электричке, которая практически всю дорогу неслась со стокилометровой скоростью, почти не делая остановок. Фрязинская же ползла от силы сорок, останавливаясь чуть ли не у каждого столба. И пейзажи вокруг были какие-то… ну прямо патриархальные, особенно на последней трети пути. Леса, дачные поселки, застроенные не коттеджами, а домиками-скворечниками советских времен на участках в шесть, а то и четыре сотки. Сергей, глядя в окно, не мог отделаться от ощущения, что он едет по какой-то другой стране, где темп жизни на порядок ниже, чем тот, к которому он привык.

 
И вот сейчас у молодого императора возникло похожее чувство.
 
 
В Клин процессия прибыла, когда уже темнело. Миних, составляя план путешествия, исходил из желания императора проделать путь как можно быстрее, поэтому первый перегон и был таким длинным. Сергей даже сомневался, что они его осилят, потому как читал в кавалерийском уставе сталинских времен, что нормальный марш конницы – это шестьдесят километров в сутки. Форсированный – от ста до ста двадцати, но после него обязательно нужно дать отдых лошадям, а от центра Москвы до Клина как раз и было примерно сто километров. Однако его Даша вроде не очень устала – возможно, потому, что ее седок все-таки был довольно легким. Да и ехал он на ней только до Гомзино, а потом пересел в карету.
Миних всю дорогу провел в седле, но утверждал, что для его коня это так, легкая прогулка. Действительно, животина была здорова, под стать седоку. Среди же остальных лошадей примерно половина требовала замены, но еще за неделю вперед по всем ямским станциям были высланы курьеры, и по крайней мере в Клину было на что заменить выбившихся из сил животных.
Кстати, Совет, отойдя от выступления Новицкого, решил было покрыть расходы на путешествие из средств, выделяемых императору, но подобный образ действий было легко предвидеть, поэтому там присутствовал Миних – свежий, полный сил и отлично выспавшийся на предыдущем заседании. Он заявил, что путешествие императора вызвано государственной необходимостью, ибо имеет целью разобраться с причинами начавшегося упадка северной столицы, любимого детища Петра Великого. И если по уму и совести, царю надо бы вообще доплатить за тяготы пути, кои он добровольно взваливает на свои еще не окрепшие плечи.
Против доплаты Совет встал насмерть, тут не помогли бы три голоса генерал-аншефа, но так и было задумано. Зато в конце концов согласился отнести путевые расходы, в том числе и по замене лошадей, на казенный счет.
 
 
Второй перегон планировался короче первого – обедать предполагалось в Завидове, а ночевать в Твери. Как и вчера, первую половину дневного пути Сергей ехал верхом. Елизавета сегодня тоже переоделась в мужской костюм, чего не позволяла себе в Москве, и ее конь трусил рядом с Дашей.
 

– Какая все-таки Россия – огромная страна! – поделилась она своим восхищением с императором. – Ведь мы проехали от силы десятую часть пути. За это время можно было пересечь из конца в конец весь Гольштейн, где умерла моя несчастная сестра Анна.

Да, подумал Сергей, это действительно примерно сто километров. А вообще-то пора начать соображать, как реализовать свои права на тамошний престол – ведь не может же быть такого, чтобы у него их совсем не было! Потому что если мы собираемся всерьез озаботиться добычей золота в Южной Африке, то нужен более удобный и безопасный выход в Атлантику, чем через датские проливы. То есть Кильский канал. Точнее, перешеек, никакого канала там еще нет, но его можно будет прорыть. Это, конечно, план не на ближайшие годы, но заниматься им все равно когда-нибудь придется. Потому что второй путь в океан лежит через турецкие проливы, а потом через английский Гибралтар, и в обозримом будущем свободное плавание по ним российским кораблям не светит. Но что там говорит Лиза? А, про огромные расстояния…

– Десятая часть пути – это потому, что мы едем в Петербург, – заметил император. – Ехали бы в Охотск – была бы примерно сотая. Да и то по расстоянию, а по времени – хорошо если пятисотая.

– Петя, ты что, и туда собираешься? – округлила глаза Елизавета.

– Да, но нескоро. Вот когда удастся сделать так, что дорога будет занимать не более полугода, тогда и съезжу. Должен же император знать, как выглядит его держава!

Дальше цесаревна ехала молча, почувствовав, что ее Петя о чем-то задумался.

 
Он действительно вновь вспоминал свои поездки во Фрязино.
 

– Понимаешь, – говорил ему дядя Виталий, – побочным проявлением импульса, который мы, не мудрствуя лукаво, назвали темпоральным, будет стирание памяти у существа, подвергшегося переносу. Причем тут уже можно заметить интересную закономерность. Есть предельная масса объекта, которую можно отправить в прошлое. Причем чем глубже будет заброс, тем больше окажется эта масса. И наоборот, естественно. В восемнадцатый век можно закинуть килограммов полтораста. К древним грекам – почти полтонны. А во вчерашний день – миллиграммы, а то и меньше. Так вот, перенос максимально допустимой массы сопровождается стирающим память импульсом максимальной интенсивности. Если же, например, отправить назад по оси времени десятую часть возможного, то импульс будет слабым, такой даже я выдержу без особых последствий. Проблема в том, что привязка есть исключительно к первой трети восемнадцатого века, и все. Да только…

 
Дядя Виталий задумался, а потом рассмеялся.
 

– Надо же, ведь я уже рассказал тебе столько совершенно секретного, что легко потянет на пару высших мер по шпионским статьям, а теперь мнусь по поводу интриг в нашей конторе. Так вот, там преобладает мнение, что надо сосредоточить усилия на продвижение точки привязки не назад, а вперед, в самое ближайшее прошлое. Тем более что мой помощник, Саломатин – кстати, редкая скотина! – даже родил теорию, что точку привязки вообще можно двигать только вперед. Не знаю, верит он сам в это или просто пытается сделать приятное начальству, которое хочет именно туда, а не в глубь веков.

– Но зачем, – не понял тогда Новицкий, – какой толк от миллиграммов?

– Никакого, они никого особо и не интересуют. Однако аппаратура позволяет принимать изображения из того времени. Например, разве лишним будет посмотреть, что происходило в генштабе вероятного противника полчаса назад? Но, по-моему, это просто отмазка. На самом деле будут подглядывать в офисы конкурентов или, например, в баню, где неугодный политик развлекается с мальчиками. Мне, честно скажу, такое направление совсем не нравится. И я провел кое-какие собственные исследования, результат которых ты сейчас и пробуешь на себе. У разных людей разная сопротивляемость воздействию темпоральных импульсов. У тебя – достаточно высокая, подобных тебе меньше процента. Но ее все равно не хватит для безопасного путешествия в восемнадцатый век даже без всякого груза, на половинной мощности импульса. Однако сопротивляемость можно повысить тренировками, чем ты и занимаешься. О том, что это вообще возможно, не знает никто, кроме нас с тобой. Насколько я могу судить, эти ослабленные импульсы безопасны. Во всяком случае, крысам они не нанесли никакого вреда. Мне тоже, но и пользы от них не было, я слишком стар. А вот ты совсем другое дело.

– Постойте, – наморщил лоб Новицкий, – но ведь вы занимаетесь настолько важным делом, что за вами наверняка следят! И получается, знают о моих визитах к вам. Если не слушают все, о чем мы с вами говорим.

– Прослушки нет, это можно сказать точно, я все-таки электронщик, и неплохой. А знать, конечно, знают. Ведь руководство считает, что здесь разрабатывается методика определения врожденной устойчивости к воздействию импульсов, а ты проходишь как подопытный кролик. Разумеется, случись что, и начальство будет совершенно ни при чем, мальчика из неблагополучной семьи замучил маньяк-одиночка, то есть я. Меня даже специально уволили, я теперь якобы безработный. Так вот, в ближайшее время я собираюсь отправить наверх доклад, в котором полностью и без утаек опишу свою методику отбора. И добавлю, что мной найден абсолютный уникум, чья природная устойчивость превышает среднюю в сотни раз, то есть ты. Ну, а сейчас давай в последний раз проверим, насколько это стало соответствовать истине в результате наших с тобой тренировок.

Через полтора месяца дядя Виталий погиб. Он ведь часто ездил на маленьком японском скутере. Вид, конечно, был еще тот – примерно такой, как если бы Миних вдруг поехал верхом на собаке. Однако эта трещотка позволяла ему легко просачиваться сквозь пробки, которыми всегда было богато Щелковское шоссе. Разумеется, сбившего его автомобиля так и не нашли.

А еще через месяц в гости к Новицким явилась делегация во главе с пузатым мужиком, похожим на французского актера Жерара Депардье. Он долго распинался перед Сергеем, живописуя ему ослепительные перспективы участия в некоем чрезвычайно секретном и очень важном проекте. Многословно и красочно объяснял, что в случае успеха Сергей обеспечит блестящее будущее не только себе, но и своим родным. Матери, которая попыталась было влезть в беседу, он не глядя и не считая сунул несколько пятитысячных бумажек, добавив: дело настолько важное, что финансовый вопрос тут вообще не играет роли. Мол, сколько надо, столько и будет. Кажется, он хотел таким образом получить дополнительную поддержку от матери, но просчитался – поняв, что именно ей дали, она суетливо засобиралась в магазин, не обращая внимания на гостей.