Текст книги "Аляска золотая"

Автор книги: Андрей Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава четвёртая
Смерть под парусом

Известие о том, что шведы из врагов неожиданно превратились в союзников, вызвало у русских соратников определённое недоумение: ведь война России со Швецией была в самом разгаре. Пришлось Егору даже прочитать небольшую лекцию, мол: – «Война – это война, а благородная эскапада, соответственно, благородная эскапада. И путать эти понятия никогда не стоит, потому как у них совершенно разные цели и задачи…».

Как бы там ни было, но на погрузочных работах команды всех четырёх судов, стоящих у причала рядом, трудились дружно, никаких межнациональных конфликтов не наблюдалось.

Из Стокгольма они вышли только через неделю. Ничего не поделаешь, дел всяких навалилось – выше шпиля шведского королевского дворца. Загружали в корабельные трюмы надёжный шанцевый инструмент, зимнюю одежду, охотничьи ружья, капканы на диких зверей, пустые бочки для засолки рыбы и мяса, собственно – соль, гвозди и скобы, пилы и топоры, полосы железа и походные кузницы, надежные свёрла и всевозможные рыболовные снасти.…

На борт «Орла», не считая корабельной команды, взошло пятнадцать широкоплечих шведских гренадёр под командой бравого длинноусого капитана. В качестве своего полномочного представителя Егор определил на этот фрегат Фрола Иванова. А команда «Кристины» была усилена Ериком Шлиппенбахом, десятком опытных и рослых охотников из северного фамильного поместья генерала, а также Ильёй Солевым.

По Илье Егор рассудил так: «Нечего ему делать на «Короле»! Всё время трётся около Наоми, и сам ничего не делает и девчонку отвлекает…».

Последняя остановка на европейском берегу была произведена в португальском порту Синише. Это Людвиг Лаудруп посоветовал, мол: – «В Португалии всё дешевле на порядок, да и фрукты-овощи отменные…».

Тёмно-жёлтые островерхие скалы, между которыми злобно скалились светло-жёлтые несимпатичные волны…. Да, войти в бухту Синиша оказалось далеко не самым простым и приятным делом. Ладно, всё же вошли, спрятались за высоким каменным молом, надёжно заякорились, перебросили на причал сходни, сошли на берег.

Путешественники, свободные от срочных дел, решили немного прогуляться по твёрдой суше. Как же иначе? Через день-другой предстояло отправиться в бурные просторы Атлантического океана, и было совершенно неизвестно, где эскадра сделает следующую остановку.

Лаудруп так высказывался по этому вопросу:

– Из информации, почерпанной мной в Стокгольме, ясно, что Азорские и Канарские острова, а также острова Зелёного Мыса нам придётся обойти стороной. На всех этих архипелагах сейчас размещены опорные базы алжирских и марокканских пиратов. А с этими ребятами шутки плохи, даже моё личное знакомство с Медзоморт-пашой может не помочь. Поэтому от Португалии мы пойдём строго на запад, оставляя Азорские острова гораздо южнее. И только потом, миль через двести пятьдесят как минуем эти острова, возьмём курс на юго-запад. Дальше? Если не случится незапланированных неприятностей, то спокойно дойдём до южно-американского берега и встанем на якоря – для пополнения запасов продовольствия и питьевой воды – возле одного милого португальского поселения.

Егор с супругой, оставив детей на попечение Николая Савича, наняли двуколку и отправились кататься по городу.

– Красота-то какая! – вертела Санька головой во все стороны. – Древность настоящая!

По обеим сторонам дороги мелькали виллы, хижины, узкие и мрачные улочки. На далёких зелёных холмах возвышались полуразвалившиеся замки, окружённые тысячелетними пробковыми дубами. А ещё – везде и всюду – красовались бронзовые памятники, позеленевшие под натиском беспощадного времени…

Возница, немного говорящий по-английски, заметив заинтересованность седоков, так и сыпал знакомыми и полузнакомыми именами: Христофор Колумб, Магеллан, Америго Веспуччи, Себастьян дель Коно, Педро Альварес Кабрал.… По словам добровольного экскурсовода получалось, что все эти великие и знаменитые мореплаватели, только посетив благословенный Синиш, окончательно определились с планами дальнейших путешествий. Именно здесь они рисовали свои рабочие карты и мечтали о будущей всемирной славе, которая, впрочем, досталась далеко и не всем…

Часа через полтора, объехав городок вдоль и поперёк, двуколка повернула назад. По набережной Синиша, выложенной грубым булыжником и обсаженной по обеим сторонам ровными рядами какого-то низкорослого кустарника, прогуливалась Илья Солев и Наоми, одетая в классическое японское кимоно. Молодые люди шли очень медленно, и причиной тому была именно девушка: её шаги были очень короткими, и каждый из них сопровождался громким стуком – от соприкосновения деревянных подошв неуклюжих сандалий о неровные камни мостовой. В руках молоденькая японка держала элегантный, слегка подрагивающий веер.

«Какая-то нетипичная японка – эта Наоми!», – подумал Егор, который в двадцать первом веке вдоволь насмотрелся на японцев. – «Высокая, длинношеяя, фигуристая…».

– Кажется, они ругаются, – удивлённо зашептала Санька. – Надо же, мне казалось, что моя Наоми-сан и комара не обидит…

Действительно, японка что-то строго и возмущённо выговаривала смущённому Солеву. Двуколку отделяло от ссорящейся парочки около пятидесяти-шестидесяти метров. Но даже с такого расстояния было видно, как гневно поблёскивали миндалевидные глаза Наоми. Потом Санька уверяла, что даже заметила, как из глаз японки вылетали ультрамариновые искры…

Неожиданно из маленького светло-серого облака, с самого утра одиноко висевшего в ярко-голубом небе над городом, закапали крупные, ленивые и очень тёплые дождевые капли.

– Грибной дождик! – обрадовался Егор.

– Байу! – непонятно высказалась Санька.

– Что ты сказала?

– Сливовый дождь! – пояснила жена. – Так его Наоми называет. Он идёт в Японии ранней весной, когда зацветает дикая слива…

Вечером следующего дня, когда на корабли эскадры были загружены запасы продовольствия и свежей воды, Лаудруп попросил всех офицеров экспедиции собраться в ближайшем кабачке на последнее – перед долгим плаванием – совещание.

Трактирщику были заплачены отдельные деньги за конфиденциальность, поэтому в единственном зале кабачка не было других посетителей.

После завершения короткой трапезы, когда со стола была убрана вся грязная посуда, Людвиг расстелил на освободившемся пространстве несколько морских карт и начал давать нудные и подробные объяснения – касательно предстоящего маршрута. Различные течения, розы ветров, мели и впадины, острова – опасные и желанные…. Егор толком почти ничего не запомнил из этого длинного рассказа, предназначенного для профессиональных моряков.

Единственное, что намертво врезалась в его память, так это наставления Лаудрупа относительно мест, запланированных для общего сбора – на случай, если кто-то вдруг случайно потеряется или отстанет во время плавания.

– Днём будем идти единой и неделимой колонной, не выпуская друг друга из вида, – вещал Людвиг, напустив на себя непривычно строгий вид. – Но ведь ещё есть и ночь…. А если на закате задует сильный и устойчивый ветер? Ночи в тропиках очень тёмные. Пришёл рассвет, а кого-то и нет в прямой видимости. Или этот кто-то отстал, или, наоборот, ушёл далеко вперёд…. А ветер всё усиливается и не меняет направления, более того, переходит в сильный шторм…. Что делать в этом случае? На такой неприятный расклад назначаю пункт для общего сбора, с учётом того, что в это время года в Атлантике дуют только сильные северные и северо-восточные ветра…. Итак, все смотрите сюда! Южно-американское побережье, очень удобная и глубокая бухта, скрытая от всех ветров, на её берегу находится крохотное португальское поселение Маракайбо. Отличная стоянка, а, главное, пираты эти места не посещают, их стационарные поселения находятся гораздо севернее…

После окончания совещания, когда все уже покинули трактир, Емельян Тихий отвёл Егора в сторону и поделился интересной информацией:

– Сэр командор, тут ерунда какая-то! Понимаете, и я, и матросы с «Александра», мы так и ходим в русской форме. Вышел я вчера в город, зашёл в местный кабачок, посидел немного. Перекусил, попробовал португальского портвейна. Ничего себе пойло, подходящее…

– Емеля, время уже позднее! – напомнил шкиперу Егор.

– Извините, не буду отвлекаться! Так вот, мне португальский халдей и рассказал одну странную историю. Мол, неделю назад в Синиш заходил трёхмачтовый фрегат под голландским флагом, голландской же постройки – халдей в этом разбирается. Так вот, на борту этого фрегата находился человек, одетый как я. Камзол такой же, треуголка, белый шарф…. Как такое может быть, Александр Данилович?

– Не знаю, – честно признался Егор, а про себя подумал: – «Да, похоже, прав был шведский Карлус. Бешеное золото, оно предполагает всяческие сюрпризы и головоломки…».

На рассвете эскадра, пользуясь устойчивым северо-восточным ветром, покинула гостеприимный порт Синиша. Тёмно-жёлтые островерхие скалы, между которыми злобно скалились светло-жёлтые волны, наконец, остались позади. Впереди – до самого горизонта – простиралась серо-зелёная рябь Атлантики, местами украшенная крохотными белыми барашками.

Шли день, ночь, а утром ветер внезапно стих, и на океанскую сцену задумчиво вышел новый актёр – полный штиль, обещающий нестерпимую дневную жару. Суда, находясь в прямой видимости друг от друга, тихонько дрейфовали на север, подчиняясь воле океанического течения. Егор сидел на бухте каната, прислонившись спиной к грот-мачте, и, от нечего делать, подставлял лицо солнечным лучам.

– Саша! – послышался рядом голос жены. – На бригантине подняли сигнал, что имеют на борту тяжелобольного, просят о срочной помощи. Я, наверное, сплаваю туда на шлюпке, посмотрю, что да как? У меня и лекарства имеются с собой…

Егор подумал немного, да и отправился на «Кристину» вместе с женой. Он ещё ни разу не поднимался на борт бригантины, интересно было: а почему это, собственно, она такая ходкая?

На борту «Кристины» их встретил Ерик Шлиппенбах – полномочный заместитель Егора в этой экспедиции, и племянник генерала Фруде Шлиппенбах – капитан бригантины. Вежливо поздоровавшись со шведами, Егор первым делом поинтересовался:

– Кто это у вас захворал, господа? И в каком состоянии находится заболевший?

– Полковник Илья Солев, – сообщил генерал. – Он ещё в португальском Синише, когда взошёл на борт, плохо себя почувствовал, мол, слабость, голова кружится. А сейчас у него жар, мечется в бреду. Белые лошади, на которых восседают совершенно голые, рыжеволосые девушки, летающие по небу корабли….

– Срочно проводите меня к больному! – прервала этот увлекательный рассказ Санька, в руках которой находился кожаный саквояж с лекарствами, и распорядилась – голосом, не терпящим возражений: – Генерал, не будем терять времени! Ведите!

– Слушаюсь! – шутливо вытянулся в струнку Ерик Шлиппенбах. – Почту за честь – лично сопровождать вас, Светлейшая княгиня! Позвольте – ваш саквояж…

Егор решил не мешать жене в её медицинских делах и завёл с племянником генерала разговор на английском языке:

– Не расскажите ли мне, любезный Фруде, о своей бригантине? От чего она так быстроходна?

– С огромным и искренним удовольствием! – суровое, словно бы высеченное из гранитной скалы лицо шведа расплылось в широкой улыбке. – Пройдёмте, сэр командор! Я буду вам не только рассказывать, но и показывать…

Они, не торопясь, шли вдоль правого борта, обходя артиллерийские ячейки, и шкипер Шлиппенбах, вдруг став очень разговорчивым, восторженно вещал, размахивая во все стороны руками:

– Моя «Кристина» может единовременно брать на борт до сорока пяти тонн разного груза. Длинная она у меня – сто пятнадцать футов,[11]11
  – фут (англ.) – мера длины, один фут равен примерно 0,305метра.


[Закрыть] а шириной – всего-то двадцать семь. Имеется, как вы видите, всего две мачты: грот-стеньга и фок-мачта. Но для бригантины и двух мачт вполне достаточно: иначе она может ненароком и в небо улететь. Шутка, конечно…. В чём главная особенность моей красавицы? Конечно же, в её подводной, невидимой нам части. А именно, в очень тяжёлом фальшкиле, сработанном из первосортной шведской стали. Только благодаря этому хитрому приспособлению «Кристина» так неправдоподобна устойчива. Что, в свою очередь, позволяет ей даже в очень сильный ветер нести много парусов. Поэтому и обе мачты такие высокие, они поднимаются над палубой на добрые сто футов…

Минут через пять Фруде неожиданно прервал свой увлекательный рассказ, внимательно огляделся по сторонам, задумчиво и неуверенно потрогал свои короткие пшенично-рыжеватые усики, и обеспокоено объявил:

– Господин командор, похоже, приближается сильный шторм!

Погода определённо начала меняться, причём, не в самую лучшую сторону. Восточная четверть неба неожиданно наморщилась светло-серыми перьевыми облаками, за ними – на самом горизонте – появились иссиня-черные бока грозовых туч. Ветра по-прежнему не было, но стало как-то очень уж тихо, а в воздухе поселилась тоненько попискивающая тревога…

– Что же это? Откуда взялась такая духота? – Егор торопливо провёл рукой по лицу, смахивая крупные капли холодного пота, которых ещё минуту назад не было и в помине, тронул за рукав капитана «Кристины»: – Фруде, срочно проводите меня в каюту полковника Солева!

У лестницы, ведущей во внутренние помещения бригантины, нервно покуривал свою фарфоровую трубку Ерик Шлиппенбах:

– Княгиня Александра говорит, что дела у полковника совсем плохи…

«И курительную трубку генерал держит не по-здешнему!», – продолжал упорствовать в своих подозрениях внутренний голос. – «Так товарищ Сталин – в художественных фильмах двадцатого века – её держал. Подозрительный тип – этот Ерик Шлиппенбах, так его растак…».

Егор, следуя подробным указаниям генерала, спустился по лестнице вниз, по узкому коридору прошёл направо, предварительно постучавшись, приоткрыл низенькую дверь и вошёл внутрь. В нос тут же ударил неприятный и тяжёлый аромат армейского госпиталя: пахло спёкшейся кровью, настоявшимся гноем и полной безысходностью.

В тесной каюте стояла узкая койка, привинченная к палубе, крохотный столик и два табурета. На бронзовом крюке, вбитом в деревянную стену, висел масляный светильник, разбрасывая вокруг себя тусклый, серо-жёлтый свет.

На кровати, чуть слышно постанывая, лежал Илья Солев. Его черноволосая голова безвольно моталась из стороны в сторону, глаза были плотно закрыты, восково-белое лицо, покрытое мелким бисером пота, несимпатично перекосилось на сторону – в волчьем оскале. По подбородку больного стекала тоненькая струйка крови – вперемешку с жёлтыми сгустками гноя.

Санька сидела на низком табурете и аккуратно капала из пузатой склянки в кружку с водой какую-то вязкую, светло-зелёную жидкость. Покончив с этим важным делом, она подняла на Егора свои огромные, небесно-голубые глаза и тихо проговорила:

– Похоже, Илье уже ничем не помочь. Умирает. Как в таких случаях говорил покойный доктор Карл Жабо: – «Кровь заржавела и понемногу закипает». Странно это всё. Такое впечатление, что полковник гниёт изнутри…

– Сашенька! – ласково позвал Егор. – Шторм надвигается, надо успеть до его начала вернуться на наш корабль…

– Как это – вернуться? – непонимающе нахмурилась Санька. – Ты что же, предлагаешь – бросить здесь умирающего Илью? Как тебе не стыдно предлагать мне такое?! Вот уж, не ожидала! Я ещё, называется, командор…

– Там, на «Короле», остались наши с тобой дети. Ты не забыла, часом, про это?

– Дети? – лицо жены стало растерянным и испуганным. – Петенька и Катя! Как я могла запамятовать? Но ведь – Илья умирает…. Может, ты уплывёшь к близняшкам, а я останусь здесь? Нет! – сама же и ужаснулась собственному предложению. – Нет, так тоже нельзя! Что же нам делать, Саша? Что – делать?

Ответить что-либо Егор уже не успел: страшный удар бросил его прямо на койку, где лежал умирающий Солев. Впрочем, в каюте попадало всё и вся: Санька, табуреты, склянки с лекарствами, стоящие на столе. Даже масляный светильник сорвался со стены и упал на кровать рядом с Егором. Ещё через две-три секунды тесное помещение каюты начало заполняться едким дымом: это мгновенно вспыхнула льняная простынка, выполнявшая функции больничного полотенца – для обтирания потного лба больного…

«Вот и дождались: с неожиданного удара шквалистого ветра начался обещанный шторм!», – подумал Егор, набрасывая на пламя первое, что подвернулось под руку. А именно, кафтан Солева, которым полковник и был укрыт. Огонь, естественно, тут же потух, но потух и масляный светильник, в каюте стало темно – хоть глаз выколи.

Преодолевая сильную качку, Егор с трудом добрался до двери, распахнул её до упора, вставил специальный крючок в скобу, вбитую в стенку коридора именно на случай сильного шторма, чтобы дверь не мотало из стороны в сторону. В помещении стало гораздо светлее.

«Это, братец, временно. Просто ещё не успели прикрыть палубный люк», – тут же подсказал заботливый внутренний голос. – «Раз пришёл шторм, значит, и люк скоро закроют. Надо срочно разобраться со светильником…».

Стараясь не мешать жене, он взял в руки потухший масляный фонарь, с помощью кресала снова зажёг крохотный огонёк на кончике фитиля, бережливо прикрыл оранжево-жёлтый язычок пламени стеклянным колпаком и накинул дужку светильника на бронзовый крюк.

– А он не свалится снова? – обеспокоено прокричала Санька, пристёгивая безвольное тело полковника к койке специальными кожаными ремнями.

Егор вытащил из-за пояса пистолет, ловко разрядил, и, взявшись за ствол, двумя сильными ударами дополнительно загнул кончик крюка. После этого он соскочил на пол каюты, обхватил жену за плечи и, приблизив свои губы к её уху, сообщил:

– Саня, я наверх! Узнаю, что там и вернусь…

– Иди! – нетерпеливо отмахнулась Санька, лихорадочно пытаясь нащупать пульс на запястье Солева.

На палубе бригантины творилось нечто невообразимое. Буквально со всех сторон страшно и безостановочно выло, гремело и ухало. Ветер крепко – на добрые шесть-семь секунд – прижал его тело к палубе, которая была очень мокрой и скользкой от многочисленных вееров морской воды, регулярно перелетавших через корму. Наверху, как показалось над самой головой, сверкнула яркая, бело-жёлтая молния, ещё через пять-шесть секунд по ушам больно ударил неожиданно-громкий раскат грома.

Ветер решил коварно переменить тактику: он неожиданно приподнял человеческое тело над палубой и сильно бросил его вперёд…

Егор, влекомый вперёд взбесившимся воздушным потоком, смог остановиться, только крепко обхватив обеими руками мачту, в ту же секунду почувствовав, что рядом с ним мачту обнимают ещё чьи-то сильные руки.

– Это я, Фруде Шлиппенбах! – прокричал ему в ухо невидимый сосед. – У штурвала стоять совершенно невозможно, сдувает…. Пришлось его заклинить намертво…. Теперь идём прямо по ветру…. Больше ничего сделать нельзя…. Такой сильный шторм…. Настоящий тропический ураган…

Где-то рядом прозвучал резкий хлопок, словно бы какой-то неведомый великан выстрелил из своего великанского пистолета.

– Бом-кливер разорвало! – пояснил капитан «Кристины». – Он был последним…. До этого уже лопнули все стакселя и топселя…. Хорошо ещё, что мы захватили с собой комплект запасных парусов…

– Что с остальными кораблями? – перекрикивая вой ветра, спросил Егор, задирая голову вверх: там, в обрывках различных снастей и канатов, бешено приплясывали на ветру только какие-то жалкие лохмотья и длинные светлые ленты, бывшие когда-то надёжными корабельными парусами. Только фамильный флаг князей Меньшиковых – с чёрной златоглазой кошкой на розово-алом фоне – продолжал гордо реять, надменно презирая все ураганы этого бренного и безумного мира…

– Не знаю…, – честно ответил Фруде. – К корме не пробиться…. Но, думаю, все они давно уже отстали…. Только многометровые волны – за кормой…

Ветер не стихал ни на минуту, «Кристина», мелко дрожа всем корпусом, неудержимо неслась вперёд. Куда? По словам Фруде получалось, что большей частью на запад, но иногда, когда ветер ненадолго менялся, то и на юго-запад.

Изредка бригантина, подпрыгивая на волнах, отрывалась своим днищем от водной поверхности. Тогда в животе – на краткий миг – ощущался ледяной холод, а в голове поселялись серьёзные сомнения: – «Вдруг, шведский шкипер тогда вовсе и не шутил, и этот корабль действительно умеет летать?».

Время текло вязко и медленно, как хмельная блевотина по стене деревянной избы – в очень морозную и безветренную погоду. День, ночь, день, ночь…

Илья Солев умер ещё в самом начале урагана, видимо сильно ударившись головой об угол стены – после первого же серьёзного порыва ветра. Так что тогда Санька пристёгивала кожаными ремнями к койке уже безнадёжного мертвеца. Он там, на корабельной койке и оставался, пристёгнутый ремнями. Во время такого сильнейшего природного катаклизма даже сбросить за борт мёртвое тело не представлялось возможным…

Санька, Санечка, Сашенька, Сашенция…. Смотреть на неё было откровенно страшно: от нервных переживаний она сильно похудела, подурнела, огромные глаза потухли и ввалились, даже волосы – раньше густые и пышные – как-то сразу потускнели, свалявшись в несимпатичные старушечьи лохмы…

Егор, тихонько скрипя зубами, безвольно наблюдал, как его жена, сидя на полу в дальнем углу кают-компании, часами раскачивается из стороны в сторону, повторяя – как безнадёжно заезженная грампластинка – одно и тоже:

– Петенька, Катенька, где же вы? Живые ли? Сперва Шурочка пропал. Теперь вот – вы…. За что мне это всё? За – что??? Петенька, Катенька…

Время от времени Егор садился рядом, крепко обнимал жену за плечи, пытаясь успокоить, шептал ей в ухо всякие нежные глупости, понимая, что все его усилия бесполезны и бессмысленны. Он уговаривал Саньку съесть хоть что-нибудь, только она всегда отказывалась наотрез. Хорошо ещё, что воду глотала иногда…. С ума можно было сойти от всего этого. Но Егор-то точно знал, что он не сойдёт. Никогда и ни за что. А вот с Санькой определённо творилось что-то неладное…

В один из редких моментов, когда мысли жены ненадолго ушли чуть в сторону от детей, затерявшихся где-то в бесконечных просторах Атлантического океана, она неожиданно поделилась с Егором своими подозрениями:

– Знаешь, Саша, мне кажется, что Солев не сам умер. То есть, я хочу сказать, что не от удара головой об угол стены…

– А от чего?

– Я думаю, что его ещё в Синише отравили. Может быть, Наоми…

– Саня!

– Что – Саня? Я уже двадцать шесть лет – Саня! Помнишь, как Илья в Синише ругался с японкой?

– Ну, помню.

– Вот тебе – и ну! – неожиданно разозлилась супруга. – У Наоми тогда – от злости – в глазах даже сверкали ультрамариновые искры…. Ох, неспроста это! А ведь она осталась на «Александре» с нашими детьми…. Саша! Пообещай мне, что сразу, как только мы вернёмся на фрегат, ты обыщешь эту подозрительную японку!

– Обыщу, конечно же, – вяло пожал плечами Егор. – А раньше ты говорила, мол, Наоми-сан хорошая и славная…

– Претворялась, наверное, гадина! – отпарировала Санька, но тут же, вспомнив о неизвестной судьбе близняшек, снова завела свою бесконечную пластинку: – Петенька, Катенька, где вы сейчас? Живые ли? Сперва вот Шурочка пропал…

«Какие же вы, Меньшиковы, недоверчивые и подозрительные ребята!», – искренне удивился внутренний голос. – «Ну, ты, братец, ещё ладно. Начитался в своём двадцать первом веке заумных и гадких детективных романов, вот тебе в голову и лезет всякая глупость. Но, Санька-то? У неё, откуда, спрашивается, взялась эта нездоровая подозрительность? Ладно, давай вместе рассуждать. Предположим, но только на минутку, что Сашенция полностью права, и именно наша нетипичная японка отправила Илью Солева на тот свет. А, что такого? Японка, как-никак! Только вот зачем? Не знаю…. Бред полный! А вот семейство Солевых…. Старшего брата какие-то непонятные гады зарезали в крохотном немецком городке. Младшего беглые стрельцы запытали – до самой смерти – в прибалтийских жёлтых дюнах. Теперь вот пришла очередь среднего…. Да, в откровенно недобрый час все они повстречались с тобой, братец! Надо бы узнать: может в России у них старики-родители остались. Если что, то и помочь надо будет чем-нибудь. Деньгами, например…».

Он проснулся с чётким пониманием, что что-то ни так. Проснулся, и после этого ещё целую минуту пролежал с закрытыми глазами, насторожённо и старательно прислушиваясь к своим ощущениям.

«Да, чёрт меня побери, просто непривычно тихо вокруг!», – первым прозрел сообразительный внутренний голос. – «И качки почти не ощущается…. Подъём, братец! Подъём! Форверст! Закончился, наконец-таки, штормяга…».

Егор проворно вскочил на ноги, оглянулся вокруг. Полутёмное помещение кают-компании «Кристины», тусклый свет двух масляных фонарей, развешанных на противоположных стенах. В самом дальнем углу, всё также сидя на полу и уткнувшись лицом в свои колени, крепко спала Санька. На соседних койках мирно похрапывали Ерик Шлиппенбах и рыжебородый помощник капитана бригантины, чью длинную шведскую фамилию Егор так и не запомнил.

На палубе его встретили беззаботные и ласковые солнечные лучи, тёплый ветерок нежно коснулся давно небритых щёк. Синее безоблачное небо, незнакомые запахи и ароматы…

Егор по короткой лесенке вбежал на капитанский помост, кивнув головой стоящему у корабельного штурвала Фруде Шлиппенбаху. Но спрашивать ничего не стал, а просто вытащил из-за голенища сапога подзорную трубу и жадно приник глазом к окуляру, напряжённо всматриваясь в светло-сиреневые морские дали. Рука плавно перемещала оптический прибор, а невыдержанный внутренний голос, потрясённый увиденным, разразился целым потоком удивлённых междометий.

С правого борта хорошо просматривался длинный, неправдоподобно ярко-изумрудный берег.

– Где мы сейчас находимся, шкипер? – хрипло и чуть взволнованно спросил Егор.

– Я думаю, что справа по борту от нас расположен один из карибских островов, – невозмутимо предположил швед. – Точнее сказать пока не могу.

– Карибский остров? – недоверчиво переспросил Егор. – Вы, капитан, не ошибаетесь? Как-то всё это, э-э-э…, неожиданно и быстро…

Фруде флегматично пожал своими широкими плечами и, скупо улыбнувшись, торжественно и чуть напыщенно объявил:

– Получается, сэр Александэр, что наша с вами «Кристина» уже вошла в полноценную легенду! Я слышал, что некоторые знаменитые капитаны пересекали Атлантический океан за двадцать, и даже – за восемнадцать суток. Но, чтобы всего за тринадцать? Сам никогда не поверил бы! Впрочем, нам всё это время помогал попутный ветер…. Да, что там, попутный шторм…. Да, что там, попутный тропический ураган! Ну, и госпожа Удача, понятное дело. Куда же без неё? Только если прямиком – на городское заброшенное кладбище…

Ещё немного полюбовавшись через хитрую бельгийскую оптику на изумрудно-зелёный берег острова, Егор поинтересовался:

– Капитан, а куда мы сейчас направляемся?

– В любом случае – на юг. К назначенному адмиралом Лаудрупом месту сбора, к Маракайбо. Одно только плохо: ветер стихает. Как бы не установился полный штиль…

Сзади послышался негромкий шорох – от соприкосновения подола длинного дамского платья с грубыми досками корабельной палубы – и Санькин звонкий голос взволнованно и слегка напряжённо спросил:

– Милый капитан Шлиппенбах, а другие наши корабли…. Они, они…. Они намного отстают от нас?

– Думаю, что суток на трое, не меньше, – надувшись огромным мыльным пузырём, важно известил швед. – Куда им, жалким тихоходам, угнаться за моей, извините, за нашей легендарной «Кристиной»?

– Следовательно, они…, не утонули?

– Конечно же, нет, дорогая княгиня! Это полностью исключается! С такими-то опытными капитанами? Да, ну, не смешите меня, право…

Егор обернулся, и Санька – чумазая, бледная и растрёпанная – незамедлительно, совершенно не стесняясь Фруде, с громким и восторженным визгом бросилась ему на шею, жарко зашептала в ухо:

– Саша, прикажи, чтобы корабельный повар срочно нагрел воды, да побольше, да погорячее. Мне же надо срочно помыться! А потом пусть обед подают. Я проголодалась – как десять тысяч тамбовских волчиц…

А уже на самом закате они похоронили – согласно морскому обычаю – русского полковника Илью Солева.

Егор сперва сомневался: может, стоит пристать к острову и придать тело усопшего земле? Но Ерик Шлиппенбах, закостенелый дремучий романтик, всё же уговорил, мол: – «Быть похороненным в ласковых и тёплых, изумрудно-зелёных водах знаменитого и легендарного Карибского моря – очень благородная участь, о которой остаётся только мечтать понимающему человеку…».

Шведские матросы, непроизвольно воротя носы в сторону, завернули мёртвое тело Солева в старую, тёмно-бежевую парусину, наспех зашили её суровыми нитками, предварительно положив в ноги покойному тяжёлое чугунное ядро.

Егор за все шестнадцать лет своего пребывания в России семнадцатого и восемнадцатого веков так толком и не выучил ни одного церковного текста, поэтому православную заупокойную молитву над умершим соратником прочитала Сашенция. Потом Ерик Шлиппенбах разразился длинной и торжественной речью, наполненной вычурными фразами о «благородных рыцарях, героически павших на бранном поле», о «завидной участи», и о «сагах и балладах, которые, непременно, ещё будут распевать на площадях европейских городов юные менестрели – в лихо заломленных на бок малиновых беретах…».

А потом они – совместными усилиями – перевалили мёртвое тело, зашитое в старую парусину, за борт. Раздался громкий «бульк». Вот и всё, и ничего не хотелось больше говорить….