Текст книги "Аляска золотая"

Автор книги: Андрей Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

С этими словами Екатерина покинула беседку. Затихли звуки её почти невесомых шагов, мелькнули и скрылись за искусно подстриженными шаровидными кустами три добрых светлячка-огонька.

Выждав некоторое время, Егор упруго поднялся со своего места и внушительно сообщил евнуху:

– Теперь, морда наглая, сядь и помолчи. Если будешь мешаться под ногами, то придушу – как стамбульского бродячего пса. А могу ещё по-простому нажаловаться Медзоморт-паше, он тебя, мерзавца толстозадого, разрежет на маленькие кусочки и скормит своим любимым аквариумным рыбкам…

Он бесшумно подобрался ко второй маленькой беседке, осторожно отодвинул в сторону ветку садового боярышника.

Внутри беседки было светло, благодаря десятку горящих свеч. За прямоугольным столом – друг напротив друга – сидели Пётр и Матильда Лаудруп.

– Что же, спасибо за службу, Снежная Королева! – подвёл царь черту. – Значит, бешеное золото сокрыто в горах северо-американской Аляски…. В те края ещё моим отцом, Алексеем Михайловичем, посылалась экспедиция под руководством служивого человека Семёна Дежнева. Только отчёты по ней, видимо, затерялись где-то – в суете бестолковых боярских приказов…. Надо будет озаботиться этим вопросом. Особенно касаемо географических карт и планов. Да и о новых экспедициях следует крепко подумать…. Идём далее. Получается, что Алексашки на борту фрегата нет, чего и следовало ожидать. Следовательно, он высадился где-нибудь на прибалтийском берегу и скоро будет на Москве…. Алексашка, он хват нешуточный! Его голыми руками не взять: обучен всякому, умён, сообразителен, осторожен. Тут без серьёзной крови не обойтись…. Ладно, иди уж, Матильда, с этой проблемой я сам разберусь. Позови остальных…

«Что же, Пётр Алексеевич – человек весьма обстоятельный и разумный!», – уважительно хмыкнул внутренний голос, любящий всё увиденное и услышанное тут же анализировать и раскладывать по полочкам. – «Только вот фраза – «с этой проблемой я разберусь сам», что она означает? Интересно, каким образом царь собирается, братец, разобраться с тобой?».

В переговорную беседку поднялись и по знаку Петра расселись напротив него царевич Алексей, Медзоморт-паша и Алёшка Бровкин.

– Что ж, высокородные господа, я ознакомился с вашими бумагами, – объявил царь. – Всё очень дельно, вы проделали большую и серьёзную работу. Готовьте тексты новых мирных и торговых Соглашений. Высокородный Медзоморт-паша, у вас же есть необходимые полномочия – для подписания таких важных документов? Отлично! Не утруждайте себя – прямо сейчас – поиском соответствующих бумаг, передадите мне ваши верительные грамоты через несколько дней, так сказать, в торжественной и официальной обстановке. С нашей стороны все документы подпишет царевич Алексей. Вести все южные дела – от имени России – я поручаю именно ему…. (Царевич – в знак благодарности за оказанное доверие – коротко, с чувством собственного достоинства кивнул головой). Да, вот ещё, любезный мой Медзоморт-паша! Я приглашаю вас – вместе с вашими прекрасными жёнами – провести три-четыре дня, оставшиеся до официального приёма, в моём Преображенском дворце. Поболтаем немного с вами в спокойной обстановке, поиграем в шахматы, в нарды, в русское домино…. Вы же, надеюсь, не будете против?

Медзоморт-паша – бывший забубённый пират, опытный и битый лис, дипломат до мозга костей, только невозмутимо погладил свою седую, аккуратно подстриженную бороду и забормотал вежливые слова благодарности.

«Вот, пожалуйста, ещё одна очередная неожиданность!», – обречённо поморщился внутренний голос. – «Хотя, может, после предстоящих пожаров Пётр Алексеевич отменит это решение?».

Тем временем Пётр вежливо попрощался с царевичем Алексеем и турецким посланником, а адмирала Бровкина (с незабываемыми интонациями Мюллера – из телевизионного сериала про разведчика Штирлица) попросил задержаться.

Ещё через полторы-две минуты, дождавшись, когда царевич и Медзоморт-паша отойдут подальше, царь властно обратился к темноте, окружающей беседку:

– Эй, дядя, подходи к нам!

По песчано-гравийной дорожке, ведущей от двустворчатых дверей дворца, послушался негромкий скрип-треск. Это послушно перекатывался под подошвами чьих-то сапог мелкий гравий. Жалобно скрипнули деревянные ступени беседки под грузными и уверенными шагами…

В желтовато-призрачных отблесках горящих свечей возле стола появился князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский, ведущий за руку светленького мальчишку.

«Это же Шурик! Вырос-то как, родненький, кровиночка наша…», – зачарованно выдохнул растроганный внутренний голос. – «Что же теперь делать? Совсем скоро в казарме охранной Службы начнётся пожар. А дальше-то что, спрашивается? Операция уже сорвана, сто один процент! А после пожара царь, наверняка, решит отправить Сашутку в совершенно другое место. Отправит обязательно, гнида осторожная…».

Адмирал удивлённо охнул, а мальчишка, ловко вырвав свою крохотную ладошку из огромной лапищи князя-кесаря, бросился к Бровкину, восторженно вопя:

– Дядя Алёша, ура, ура! А где мои папа и мама? Где Катенька, Петька, дедушка Иван Артёмич и Лизок?

– Они немного задерживаются, племяш, извини. Но очень скоро ты их всех увидишь. Обязательно увидишь, обещаю, – смущённо и неуверенно забормотал Алёшка.

Дождавшись, когда порыв родственных чувств слегка стихнет, Пётр снова забрал нить разговора в свои сильные и уверенные руки:

– Ладно вам, дядя и племянник, угомонитесь! Кому я сказал? У вас очень скоро будет в достатке времени для общения. Ещё непременно успеете надоесть друг другу…. Я могу говорить? Вот спасибо, уважили! Итак, Алексей Иванович Бровкин, вице-адмирал, маркиз де Бровки, я принял окончательное и бесповоротное решение. Причём, принял его под беспрецедентным давлением – практически со всех сторон…. Ну, и на основании собственных долгих и муторных размышлений…. Итак, адмирал Бровкин, забирай своего племянника и прямо завтра выезжай – через Урал и Сибирь-матушку – к славному российскому городу Охотску. Там хваткие ребятки построили крепкий двухмачтовый ял, заложили трёхмачтовый фрегат…. Короче говоря, достраивай, адмирал, тот фрегат, иди на нём к Аляске и отыщи там Алексашку. Только сперва, Алексей Иванович, дай мне своё честное слово, что после этого ты – вместе со своей дочкой Лизой – сразу же вернёшься назад, в Питербурх!

– Государь, да я…

– Ну, адмирал, слово?

– Вернусь, государь! – обречённо выдохнул Алёшка. – Честное благородное слово!

– То-то же! – довольно, словно сытый кот, своровавший с хозяйского стола кусок парного мяса, усмехнулся в свои реденькие усики царь. – Продолжаю. Найди лагерь нашего Данилыча и хорошенько запомни это место. Не просто запомни, но постарайся и карту, какую-никакую, составить. Понял? Потом отдай бывшему Светлейшему князю его отпрыска, забери свою дочь и поспешай назад…. Ах да, ещё же выкуп…. Похоже, что со ста пудами – я погорячился немного. Забери у Алексашки золото, которое у него будет в наличии. Будет половина запрашиваемого – отлично. Только треть? Да и чёрт с ним! Так и быть, верни ему сына…. Я ведь царь, а не жадный лавочник! Что смотришь так удивлённо, как будто узрел чудо чудное? Интересуешься, наверное, с каких таких вкусных и сочных пирожков я заделался слюнявым мизантропом? Да просто всё, верный соратник! Во-первых, пока Шурик здесь проживает, то и Александр Данилович будет неустанно вертеться вокруг Москвы, а его фрегаты – тупо курсировать по седой Балтике туда-сюда. Азбука…. Это может долго продолжаться. Опять же, и кровушка русская, наверняка, прольётся – звонкими ручьями…. А так Алексашке, хочет он того или нет, придётся-таки плыть к Аляске, благо это совсем и недалеко от Охотска, и золотишко там добывать усердно. Во-вторых, некие прекрасные и нежные наяды – после вашего отъезда – перестанут, надеюсь, на меня дуться и изображать из себя холодную февральскую льдинку. В-третьих, и с моей души (с царской души!) спадёт тяжёлый камень…. Так что, собирайся в дорогу, адмирал! Подробности твоего отъезда мы не будем держать в секрете, а нужные бумаги тебе с самого утра князь-кесарь выправит…. Да, место-то «золотое», секретное, не забудь хорошенько запомнить и нанести на карту…

«Какая-то неразрешимая шарада! Что делать теперь, а?», – искренне возмутился окончательно сбитый с толка внутренний голос. – «Медзоморт-паша с жёнами должен трое-четверо суток находится в Преображенском дворце, а Алёшка с Шуриком уже завтра отбывают на Охотск…. Если улизнуть из дворца, взять у маркиза Сашутку и рвануть к Кёнигсбергу, то, что у нас получается? Во-первых, это откровенная подстава – и в отношении Медзоморта, и в отношении адмирала. Любой здравомыслящий индивидуум всё это легко сопоставит и сразу поймёт, что к чему. Во-вторых, если Алёшку взять с собой, то это очень плохо отразится на судьбе остальных Бровкиных, и Гаврюшки, и тестя нашего, Ивана Артемича…. И, наконец, в-третьих, князь-кесарь всё сразу и однозначно просечёт и тут же перекроет дороги – большие и малые – ведущие на запад. Однако, дела…. Может, пусть всё будет, как предлагает Пётр Алексеевич? Для четырёхлетнего пацана так будет гораздо безопасней: не придётся пересекать два безбрежных океана, что сопряжено с серьёзными опасностями. Тем более что Шурик очень плохо переносит качку…. Да и стоит ли нарушать очередной приказ царя, который, в принципе, всех устраивает? Пётр же может разозлиться уже и по-настоящему, тогда только держись, половина страны – между делом – кровью умоется.… А так Шурёнок – в сопровождении родного и любимого дяди – прокатится по всей России с запада на восток, увидит много чего любопытного, полезного и познавательного, а к Охотску мы и сами, братец, подплывём, чего уж там…

Где-то за Преображенским дворцом неожиданно полыхнуло, к небу взметнулись неясные оранжевые всполохи, тут же со всех сторон предсказуемо зазвучало:

– Пожар! Пожар! Горим!

В темноте, с подсвечниками и факелами в руках, бестолково забегали-засуетились какие-то непонятные фигуры, зазвучали резкие и отрывистые команды офицеров.

Пётр на всё это безобразие отреагировал очень неожиданно и совершенно непредсказуемо:

– Вот, понимаешь, не успел! Ну, надо же, а…. Голову даю на отсечение, что пожар – это Алексашкина работа! Он у меня такой…, – в голосе царя неожиданно послышались нотки нежной гордости, впрочем, он очень быстро взял себя в руки и громко проорал в темноту: – Гаврюшка, мать твою! Быстро ко мне!

Через две-три минуты бледный Гаврюшка Бровкин был уже в беседке и уверенно докладывал:

– Ничего страшного, государь! Это горит казарма охранной Службы. Сейчас ветра нет, поэтому пожар не сможет перекинуться на дворец. Совершенно ничего опасного, высокородные гости могут безбоязненно оставаться за столами…

– Хватит, охранитель! – сердито перебил царь. – Я тебя позвал совершенно по другому поводу. Выдели-ка два десятка надёжных драгун – для охраны адмирала Бровкина и сего мальца. Прямо сейчас выдели! Чтобы из дворца они отправились уже под надёжным эскортом. Ну, и дальше пусть драгуны сопровождают моих добрых друзей, до самого Охотска. Озаботься, чтобы служивые уже завтра по утру были экипированы знатно и получили все нужные бумаги, довольствие денежное…. Командира им самолично подбери – надёжного и опытного…

Егор вспомнил, что у него осталось ещё одно важное дело.

Он – на прощанье – внимательно посмотрел на сына, тяжело вздохнул и стал осторожно, стараясь не наступать на подол турецкой чадры, отступать от кустов боярышника.

Во всеобщей суете на бесформенную фигуру в тёмной чадре никто не обратил ни малейшего внимания. Егор уверенно прошёл по широкому коридору, свернул в узкий, снова – в широкий, вновь – в узкий…

Вот и заветный тупичок: деревянные планки – тёмно-фиолетовые, морёного дуба, между планками – изумрудно-зелёный бархат. Егор тревожно оглянулся по сторонам, зашёл в нишу, уверенно нажал на нужную планку. Лицевая сторона тупика послушно и почти бесшумно отошла в сторону.

Он зашёл в тайное помещение, нажал на крохотный выступ в стене. Убедившись, что стенка вернулась на прежнее место, он ловко сбросил свою чадру на пол, уверенно нащупал на маленьком столике коробок со спичками конструкции Меньшикова-Брюса, поджёг одну.

«Ничего не изменилось в тайном кабинете Петра Алексеевича, такой же несусветный бардак, как и прежде», – недовольно поморщился внутренний голос, обожающий порядок во всём. – «Вон же, братец, подсвечник с толстыми огарками. Поджигай быстрее, а то, не дай Бог, пальцы обожжёшь…».

На письменном столе – поверх горы других важных бумаг – лежала толстая картонная папка, на титульной обложке которой значилось: – «Смета строительства града Питербурха на 1704 год». А чуть ниже рукой Петра было приписано: – «Обязательно прочесть и утвердить до конца ноября месяца 1703года!».

«То, что надо!», – обрадовался быстро соображающий внутренний голос. – «Напиши-ка, братец, царю прощальное письмо и вложи его в середину этой секретной папки. Пусть Пётр Алексеевич его непременно прочтёт где-нибудь в августе-сентябре, не раньше…».

Хитро усмехнувшись, Егор обмакнул гусиное перо в пузатую чернильницу и начертал на чистом листе, найденном тут же, в бумажных завалах:

«Государь, Пётр Алексеевич! Доброго здравия и долгих лет жизни! Спасибо тебе, за то, что отпустил моего сыночка Шурочку, век не забуду! Оказывается, что благородство не чуждо и Властителям земным…, иногда…. Что касаемо выкупа за моего сына…. Я не нуждаюсь в твоём снисхождении! Сто пудов золота непременно будут – в течение ближайших трёх-четырёх лет – внесены в твою царскую казну. Засим кланяюсь и прощаюсь навсегда. Твой недостойный холоп, Алексашка Меньшиков».

После этого он поставил дату, расписался, вложил письмо в середину толстой папки, облачился в чадру, старательно задул свечу и навсегда, презрительно и смачно сплюнув в угол, покинул тайный кабинет Петра.

«Ну да, в восемнадцатом веке – слюна ничего и не значит!», – насмешливо прыснул невыдержанный внутренний голос. – «Это в славном двадцать первом непременно взяли бы анализ на ДНК и вычислили бы сразу – кто тут такой смелый и наглый…».

Глава третья
Стойкие оловянные солдатики в Стокгольме

От Кёнигсберга они отчалили только во второй декаде августа. Так уж получилось, русские дороги никогда не способствовали быстрому передвижению по ним….

А Медзоморт-паша решил на недельку задержаться в славном немецком городке.

– Хочу осмотреть местные артиллерийские новшества, вдруг, что и закуплю для нужд армии и флота Небеснородного султана, – заявил турок. – Вот ещё что, сэр Александэр. Тут перед самым нашим отъездом из Москвы ко мне подошёл брат маркиза де Бровки, который назвался Гаврилой. Не знаю, стоит ли ему верить, больно уж лицо такое – чрезмерно серьёзное и умное…. Он велел передать, мол, на твоих фрегатах есть один человек, который представлен наблюдать Небеснородным царём. За всем происходящим усердно наблюдать, и докладывать – с любой оказией. Русское имя тому любопытному человеку….

– Не говори, паша, не надо! – прервал турка Егор.

– Хорошо, не буду. Но почему?

– Пётр мог и соврать, чтобы внести разлад в мою команду. Человек, который передавал имя, тоже мог соврать…

– Не продолжай, сэр Александэр, я всё понял…

Трёхмачтовый бриг «Король», заложенный почти тринадцать с половиной лет назад на лондонских королевских верфях, считался уже стареньким. Кроме того, он строился сугубо как торговое судно, поэтому был очень широким и внешне неуклюжим, слегка напоминая Егору приземистого английского бульдога.

– Ничего, зато мой «Король» очень устойчив на сильной боковой волне и всегда послушен рулю! – искренне нахваливал свой бриг Людвиг Лаудруп. – Правда, пушек маловато, всего-то двенадцать. Да, ничего страшного! Бог, как известно, он всенепременно помогает смелым и отважным….

На борт «Короля», кроме корабельной команды и рядового состава экспедиции, поднялись: Лаудрупы, Меньшиковы, горничная Наоми-сан, Илья Солев и молчаливый Фрол Иванов, сразу же удалившийся на корму брига.

– Что, подполковник, осталась на берегу твоя прекрасная Матильда? – Егор по-дружески положил руку на широкое плечо Иванова.

– Почему – на берегу? – подчёркнуто невозмутимо ответил Фролка. – Она ещё тогда, на Васильевском острове, поднялась на борт «Апостола Петра». Опираясь на локоток этого, – чуть слышно скрипнул зубами, – прыща голландского, Антона Девиера.

– Так и ты оставался бы с ней! Чего с нами-то попёрся, спрашивается? Личное счастье, поверь мне, оно всего дороже на этом свете…

– Нет, Александр Данилович, ничего бы уже не получилось! Матти, она же очень умная, рассудительная и расчётливая. Сразу же сообразила, что я – уже далеко не блестящая партия. Как это почему? Понятно, что сейчас все люди, которые с тобой, Данилыч, водили дружбу, навсегда лишатся карьерного роста. А за любую малейшую промашку обеспечена пожизненная каторга. Диалектика, как ты сам любишь говаривать…. Матильда тут же всё смекнула, меня стала старательно избегать и сторониться, а этому Антошке голландскому, наоборот, начала строить глазки…. Так что, может, оно всё и к лучшему. Вдруг, да и встречу в дальних заморских странах свою настоящую любовь…

Оставив Фролку наедине с его разбитым сердцем, Егор прошёл на капитанский помост и спросил у Лаудрупа:

– Людвиг, а почему ты не поднимаешь на мачте «Короля» адмиральского вымпела? Раз командор всего похода, то бишь – я, нахожусь на борту, значит, и твой бриг теперь является флагманским судном.

– Честно говоря, российский адмиральский вымпел мне теперь как-то неудобно поднимать, – задумчиво пощипывая свой длинный пиратский ус, сообщил датчанин. – Как не крути, а я в это плавание отправился без высочайшего одобрения Петра Алексеевича, государя русского. Есть у меня и свой личный вымпел, оставшийся ещё со старых времён. Но рановато его пока поднимать. Когда выплывем в благословенную Атлантику, вот тогда и подниму. Кстати, командор Александэр, мы ведь так и не оговорили предстоящий маршрут. Куда, в конце концов, мы следуем, а? Дальние восточные земли…. Неужели ты говорил про арабские страны? Или про загадочную Индию? Какие у нас будут промежуточные остановки?

Егор нервно подёргал щекой. Лаудруп, конечно же, был моряком опытным: плавал в Балтийском, Северном и Средиземных морях, ходил к Исландии и Шпицбергену, посещал Канарские острова и португальский остров Мадейру. Но всё это, даже и вместе взятое, являлось сущей ерундой – перед предстоящим маршрутом. Не испугается ли шкипер, не раздумает ли?

– Проходим проливом Ла-Манш, – осторожно начал Егор. – Доходим до южной оконечности Португалии, после чего пересекаем Атлантический океан. Далее, вдоль южно-американского побережья идём на юг, проходим Магеллановым проливом…

– Ничего себе! – присвистнул Лаудруп. – Потом – что? Между делом проходим – с востока на запад – Тихий океан?

– Зачем? Такой необходимости нет. Мы идём вдоль американского берега строго на север. Пока не упрёмся в холодные полярные льды. Вот там и остановимся на годик-другой, построим крепкий стационарный посёлок, будем усердно добывать золото.

– Красивый и замечательный маршрут! – чуть насмешливо одобрил Лаудруп. – Шансов, что в конечном итоге останемся живыми, совсем мало. Впрочем…. Золота много в тех дальних краях, сэр Александер? Это хорошо…. Обратно пойдём тем же путём?

– Золота там хватит на всех! – пообещал Егор. – И Шурку выкупить, и ещё останется вдоволь. Разделим всё по-честному, не сомневайся…. Что потом будем делать? Я ещё сам не знаю. В Охотске встретимся с адмиралом Бровкиным, заберём Шурика. Намоем золота, сто пудов – для русского царя – сгрузим в том же Охотске. Дальше? Можно будет пойти на запад и, обогнув Африку, обосноваться где-нибудь в тихой и благословенной Европе. А, вдруг, какие-нибудь земли, что встретим по дороге, нам приглянуться? Ладно, потом и разберёмся! Через годика три-четыре…

– Ясли я правильно понял, сэр Александэр, наша первая остановка будет в порту моего родного Копенгагена?

– Нет, шкипер, держим курс прямо на древний город Стокгольм! – огорошил Лаудрупа Егор.

– Как – на Стокгольм? – брови датчанина поползли вверх. – Но там же шведы! А на подходе к Стокгольму дежурит их многопушечная эскадра…

– Ничего страшного, Людвиг! В 1699 году на Митаве я встречался со шведским королём, и у меня есть бессрочная путевая охранная грамота за его подписью. При предъявлении этой бумаги все подданные Карла обязаны незамедлительно сопроводить меня – до самой столицы Швеции.

Утренний туман рассеялся, и балтийская водная гладь, покрытая лёгкой рябью, весело заискрилась под лучами ласкового августовского солнышка. Подгоняемые лёгким бризом корабли, обогнув длинный мыс, ограничивающий кёнигсбергскую бухту с севера, взяли курс на шведскую столицу. На северо-западе из вод залива гордо выступали одиночные голые скалы, над которыми кружили беспокойные белые чайки. За тёмно-серыми скалами угадывались смутные очертания неизвестного парусника.

– Как там наш Шурочка? Следует, наверное, со своим дядей Алёшей на восток. Может, уже и Тулу проехали…. Ты прав, Саша, так для нашего мальчика будет безопаснее. А на сердце, всё равно, очень тяжело, – крепко прижимаясь к его плечу, горестно прошептала Санька, и Егор почувствовал, как на кисть его руки упала крохотная горячая капелька, за ней – вторая…

Егор бережно обнял жену за нежные плечи, осторожно коснулся губами её светло-льняных, почти платиновых волос.

– Ничего, ничего. Я сейчас успокоюсь, – пообещала Санька и неожиданно сменила тему: – Саша, а ничего, что мы плывём в Стокгольм? Ну, Швеция ведь воюет с нашей Россией, а мы вот направляемся в гости к их Карлосу. Нехорошо это как-то…

– Во-первых, мы не собираемся выдавать шведам никаких русских государственных и военных тайн, – после непродолжительного молчания ответил Егор. – Просто попросим предоставить нам – на взаимовыгодных условиях – пару крепких кораблей. Для нашего серьёзного путешествия нужна и соответствующая эскадра. Во-вторых, в Северное море предстоит выходить датскими проливами – Каттегатом и Эресунном – где дежурит шведская эскадра, поэтому в любом случае нам не миновать Стокгольма. И, в-третьих, какой из Карла Двенадцатого – полноценный враг? Враг, это тот, который планирует отнять у тебя что-либо, получить финансовую выгоду – в случае воинской победы. А Карлус – обычный самовлюблённый мальчишка, дерзкий, но недалёкий и простодушный. Его интересует только сам процесс войны, а вовсе не её результаты. Пострелять, помахать шпагой, закатить шумный бал в случае успеха, потом двинуться дальше – на поиск новых приключений на свой тощий шведский зад…. Поверь, душа моя, с таким несерьёзным и легкомысленным королём – вечным юношей – Швеция очень скоро перестанет играть в Европе роль первой скрипки. Да и второй, и третьей…. Вот Германия, Франция и Англия – это да. Там у власти находятся ребята серьёзные и совсем непростые…

Ветер – час от часа – крепчал. Старенький «Король», словно подвыпивший русский мужик, начал раскачиваться с одного борта на другой, скрипя и постанывая при этом тоненько и жалобно. Багровое вечернее солнце испуганно спряталось в сизых грозовых тучах, появившихся невесть откуда.

– Енсен, морда ленивая! Живо убрать топселя! – прикрываясь рукавом камзола от солёных брызг забортной воды, скомандовал Лаудруп и пояснил Егору. – До Стокгольма осталось миль пятнадцать-семнадцать. По такому ветру, да на ночь глядя, не будем рисковать лишний раз. Встанем на траверсе столичной гавани, рядов со шведскими сторожевыми фрегатами. А в порт зайдём уже завтра, если ветер стихнет, да разрешение получим надлежащее…

На капитанском помосте появился Томас Лаудруп, требовательно постучал Егора по спине, строгим голосом («В свою матушку Герду пошёл!», – насмешливо отметил внутренний голос), сообщил:

– Дядя Саша! Вам непременно надо спуститься вниз, в кают-компанию! Непременно и незамедлительно!

В кают-компании царил вязкий полумрак, с которым настойчиво боролись два масляных фонаря, оснащённых высокими стеклянными колпаками. Санька обессилено откинулась в широком кожаном кресле, ножки которого были намертво приколочены к палубе. Глаза жены были закрыты, голова обессилено моталась из стороны в сторону, побелевшие кисти рук отчаянно сжимали подлокотники кресла. Из дальней части помещения неожиданно раздавались булькающие звуки: это, забившись в угол и крепко сжимая в своих руках медный тазик, хрипло и безостановочно блевала японка Наоми. Герда же держалась на удивление спокойно, тихонько покачивая на руках уснувшую Лизу Бровкину.

Егор повернул голову в другую сторону, старательно высматривая в сером полумраке своих детей.

Катенька скорчилась на узкой кровати, плотно завернувшись в одеяло, из-под которого высовывалось её испуганное личико, вернее – создавалось такое впечатление – только остренький носик и голубые испуганные глазёнки.

– Папочка, мне очень страшно! – отчаянно выдохнула дочка. – Мы что же, скоро утонем? Тётя Герда говорит, что нет. Но кораблик так стонет и плачет, жалуется, что очень сильно устал, что не может больше…. Папочка, мы не утонем?

– Нет, конечно же, родная! – заверил Егор, целуя девочку в бледный лобик.

На второй кровати, стоящей у противоположной стены узкого помещения, сидел, сложив ноги по-турецки, его сын Петруша. Мальчик, закрыв глаза, плавно раскачивался из стороны в сторону, его светло-русые, почти платиновые волосы («И этот – копия своей мамы!», – одобрительно высказался внутренний голос) были нещадно растрёпаны, подбородок предательски дрожал, по щеке сползала одинокая слезинка.

– Что же теперь делать? – жалобно спросил Егор у толстушки Герды.

– Как это – что? – удивилась датчанка, чёрные волосы которой даже в этой непростой ситуации были уложены в идеальную причёску. – Разве Томас не сказал? Вот же забывчивый пострелёнок, весь в отца! Дети просят, чтобы им перед сном рассказали сказку. Я пробовала. Да они говорят, что всё не то, мол, только их папа умеет хорошо рассказывать сказки. Вот и рассказывай, сэр Александэр! И я послушаю заодно…

– Сказку? – оживился Петруша и широко распахнул свои ярко-васильковые (Санькины!) глаза. – Да, папочка, расскажи, пожалуйста!

– Расскажи! – тоненьким голосом поддержала брата Катя.

Егор часто рассказывал детям на ночь сказки. Причём, те сказки, которые сам слышал и запомнил в своём двадцать первом веке, других-то он и не знал…. С одной стороны, это было неправильно. А, с другой, какая разница, если покойный Аль-кашар не соврал, и мир уже разделился на два параллельных, никак не зависящих друг от друга? В его вечернем репертуаре наличествовали братья Гримм, Ганс Христиан Андерсен, Астрид Линдгрен и даже Александр Грин.

В этот раз он рассказал сказку о «Стойком оловянном солдатике». Только вот концовку повествования он – самым бессовестным образом – изменил. В его варианте оловянный солдат и бумажная балерина героически спаслись из жаркого пламени, поженились, и у них родились дети-близняшки: маленький бумажный солдатик и крохотная оловянная балеринка…

Результат получился совершенно неожиданным. Дочка, выбравшись из-под одеяла, села на своей кровати и торжественно объявила:

– Папа, я всё поняла: оловянные солдатики – это мы! Ты, мама, я, Петрушка, тётя Герда, Томас, все остальные, кто плывёт с нами…

– Верно! – поддержал сестру Петька. – Стойкие и непобедимые оловянные солдатики! Мы всё выдержим, не утонем в море, не сгорим в огне, обязательно победим и вернём нашего Шурика!

«Понятное дело, это Томас Лаудруп, бывший на берегу при оглашении царского Указа, и со всеми остальными детьми поделился информацией», – невесело резюмировал внутренний голос. – «Эх, надо же было переговорить с ним! Впрочем, теперь уже поздно переживать, раньше надо было думать…».

– Хорошо, чтобы так всё и было, – вздохнула Герда, после чего уверенно добавила: – Так всё и будет! Потому, что детскими устами – говорит само Проведение…

К шведской эскадре, стоящей на якорях на траверсе стокгольмской гавани, «Король» и «Александр» подошли под зарифлёнными парусами уже на самом закате, когда на Балтийское море начал медленно опускаться плащ ночного тёмно-сиреневого сумрака. Корабли синхронно отдали якоря, и уже через пять-шесть минут после этого послушно замерли, остановившись между двумя шведскими фрегатами, чьи тёмные силуэты угадывались в отдалении.

На следующий день на борт «Короля» поднялся шведский офицер: толстый, вальяжный, с широченной сине-жёлтой треуголкой на голове, и в традиционных ярко-жёлтых ботфортах на ногах. Швед величественно прошествовал на капитанский мостик и, брезгливо выпятив вперёд нижнюю губу, громко поинтересовался причинами, заставившими два этих судна – под странными и неизвестными флагами – так близко подойти к славному городу Стокгольму, где ко всем иностранцам принято относиться крайне подозрительно.

В ответ на эту негостеприимную тираду Лаудруп низко и почтительно поклонился и протянул нелюбезному офицерику скромный, заранее развёрнутый пергаментный свиток. Швед быстро пробежал по тексту глазами, замер на несколько секунд, после чего громко сглотнул слюну и почтительно поинтересовался:

– Кто из вас, господа, является благородным сэром Александэром?

Егор, положив правую ладонь на золоченый эфес шпаги, молча сделал полшага вперёд, небрежно кивнул. Швед мгновенно сорвал с головы сине-жёлтую треуголку и, выставив вперёд правую ногу, принялся старательно подметать своим головным убором и без того чистую палубу «Короля». Только минуты через три-четыре он скромно поинтересовался – чем может служить высокородному и доблестному кавалеру, чьё благородное имя известно всей Швеции.

– Мы приплыли в гости к знаменитому и отважному королю Карлу, по его собственному приглашению! – важно известил Егор. – Во-первых, мы бы хотели незамедлительно войти в стокгольмскую гавань и отдать якоря у достойного причала. Во-вторых, – достал из-за обшлага рукава своего камзола небольшой светло-коричневый конверт, – необходимо срочно передать это моё послание шведскому государю.

Утром следующего дня, сразу после завтрака, у трапа «Короля» остановились две чёрные кареты с запряжёнными в них высокими и мосластыми лошадками. Рядом с повозками нетерпеливо приплясывали на месте злые чёрные кони десяти широкоплечих шведских драгун.

Из передней кареты на мостовую неуклюже, тощим задом вперёд, выбрался сутулый и седобородый господин, похожий на Дон Кихота – в исполнении великого русского актёра Черкасова.

– Сам благородный Ерик Шлиппенбах почтил нас своим вниманием! – торжественно объявил Егор, поднимаясь из-за раскладного стола. – Готовьтесь, милые мои барышни, этот пожилой господин ужасно и хронически говорлив, молчать не умеет совершенно. Как назло, он неплохо освоил и английский язык…