Текст книги "Четвертый. История одного сыска"
Автор книги: Андрей Зарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
X
Трехина искать не пришлось. Он приехал в квартиру убитого дяди и тотчас начал распоряжаться в ней как хозяин.
Это был господин лет тридцати трех, с типичной наружностью отставного поручика-скандалиста.
– Где ключи? – спросил он у Лукерьи, едва вошел в комнату.
– У следователя и пристава. Пришли, все описали, печати присургучили и ушли!
– Так! А ты стащить много успела? А? Ха-ха-ха! Ну, там я с ними поговорю! А теперь устрой закуску и водки! Скоро!
Лукерья засуетилась готовить завтрак новому барину. Он прошел в спальню, где, не снимая сапог, растянулся на дядюшкиной постели. Лукерья принесла ему завтрак.
– Свои истратила, – сказала она.
– Ничего, сквитаемся, – ответил Трехин и, обняв ее под колени, привлек на постель.
– Ну, говори, старый хрыч путался с тобою? А?
– Что это вы, какие глупости! – кокетливо усмехнулась Лукерья, оказывая ему слабое сопротивление.
– Рассказывай! Он ко всякой бабе, как муха к меду! Машка была?
– Была. К следователю ездила и на вас показала, а потом сюда.
– На меня? Что на меня?
– А что вы дядюшку своего убили! – сказала Лукерья.
Трехин выпустил ее и вскочил.
– Это она на меня! Ха-ха-ха! Со злости, значит. От великой ревности. Ну, уж и оттреплю я ей шиньон! Будет знать Степана!.. А что ей наследство улыбнулось – это верно!
– Она сказывала, что он уже написал.
Трехин опять вскочил и вытаращил глаза, словно подавился куском.
– Врет! – заревел он через мгновение и вдруг, схватив фуражку, вихрем вынесся из комнаты…
Следователь только что окончил обед и собирался отдохнуть, когда слуга доложил ему о господине, который непременно хочет его видеть.
– Обязательно и непременно! – раздался сиплый голос, и в комнату вошел Трехин.
Ястребов встал и вопросительно посмотрел на него.
– Трехин! Степан Петрович, оговоренный девицей Караваевой в убийстве своего дяди и, между прочим, пришедший узнать о наследстве, так как нет ни гроша! А по оговору готов отвечать.
Ястребов на мгновение растерялся.
– Простите, теперь неслужебное время, и по делу я вас прошу прийти ко мне завтра к одиннадцати часам.
– Очень хорошо!
– Что же до наследства, это меня не касается. На ввод есть законный срок, а до той поры все у судебного пристава.
Трехин словно опомнился.
– Очень хорошо! Прошу извинить! До завтра! – и, щелкнув каблуками, он повернулся и вышел.
Ястребов лег на диван.
– Чушь, – сказал он вполголоса, – убийца так открыто не появился бы. Просто баба из ревности наплела… Однако рожа разбойничья, – через минуту пробормотал он, – в уголовной практике встречаются всякие наглецы… Завтра выясню, – решил он и закрыл глаза.
XI
Патмосов вышел из вагона и, не заходя домой, направился в меблированные комнаты на Невский, в дом пятьдесят четыре.
– Где здесь живет Трехин? – спросил он дворника.
– А в номере шестнадцать, у Анфисовой. Вон лестница направо, – указал он.
Патмосов поднялся по лестнице, остановился у квартиры № 16 и позвонил.
Незапертую дверь открыли, и Патмосов увидел высокую старуху с нечесаными волосами и выпученными глазами.
– Трехин, Степан Петрович, дома? – спросил он.
Старуха энергично тряхнула головой.
– Третий день нет. Как ушел, так и нет. Вам что?
– Дело есть. Позвольте ему записку оставить.
– А, сделайте милость. Войдите к нему. Вот дверь направо!
Патмосов отворил дверь и вошел в типично меблированную комнату.
Он подошел к письменному столу и присел. В комнате появилась старуха и спросила его:
– Вы кто же будете? Из приятелей?
Патмосов кивнул.
– Чай, по "Зеленому якорю"? – сказала снова старуха и продолжала: – Его нет, а в газетах пишут, что его дядюшку ухлопали. Наследник теперь. То-то начудит!
– Не без этого! – вставил Патмосов.
Старуха подошла ближе и понизила голос:
– А он-то его ругал да поносил! Как напьется, так и ругать его! Тут в субботу вернулся пьяный-пьяный и ну кричать: "Убью я его, пса старого!" Даже страшно. Ан и накликал!
Патмосов встал.
– Я лучше зайду завтра!
– А записку?
– Нет, я уж на словах.
– Как знаете, а коли его завтра не будет, объявку сделаю и комнату сдавать буду. Ну его!
Патмосов отправился в сыскное и попросил найти Резцова, дав его адрес.
– Просто сыскать?
– Да! И если он есть на квартире, известить меня, а нет – поискать по городу и тоже меня известить. Арестую я сам!
Дома Патмосов достал бумажник, вынул из него три почтовых листика и начал внимательно прочитывать их.
Это были три письма, писанные, несомненно, одной и той же женщиной к любимому человеку, и для Патмосова, по мере чтения их, становилось ясно, что процентщик не может получать таких писем.
Первое письмо начиналось воплем любящего сердца: "Сережа, не мучай меня так безжалостно!" Дальше шло страстное объяснение в любви и опять просьба не говорить о чем-то – "об этом".
"Я не могу решиться на это никогда, никогда, – читал Патмосов. – Он для меня отец, я для него дочь. Могу ли я надругаться над его чувством и оставить его одинокого! Я и так считаю себя подлой, подлой. Не мучай же меня, Сережа, и не говори мне об этом", – оканчивалось письмо, и после него подпись: "Твоя В.".
Второе письмо касалось ребенка – "маленького нашего Сережи".
"Я была вчера у него", – написано было дальше, и следовало восторженное описание младенца.
И, наконец, третье – не письмо, а записка: "Бога ради, съезди туда и сегодня же сообщи мне, что с С.? У нас прием, и я как арестованная. Бога ради!"
И все.
Как они попали в бумажник Дергачева? Кто этот Сережа, эта В.? И что-то подсказывало Патмосову, что в этих письмах тайна убийства.
XII
Следователь еще спал, когда наутро следующего дня к нему приехал Патмосов и прямо прошел к нему в спальню.
– Вы извините меня, что я прямо лезу, но времени мало, – здороваясь, сказал он лежащему в постели Ястребову.
Ястребов встрепенулся.
– Что-нибудь новое?
– Резцова арестовал.
– Что же? Он?
– Сказать не могу, но странного много. Двадцать седьмого он ушел из квартиры и не показывался в ней. Я отрядил искать его по всем вертепам, и вот на Подольской, в непотребном доме, его нашли совсем пьяного. Он угощал компанию и хвастал деньгами. Я приехал и арестовал его. Свез в отделение к нам, и там у него нашли четыреста рублей и серебряный портсигар с монограммами.
– Спрашивали? – быстро спросил Ястребов.
– Украл, несомненно, но путает. Что был у Лукерьи, сознается; а где ночь провел – не указывает.
– Ну вот! Понятно, он убил! – воскликнул Ястребов. – Где же он?
– Вам его сегодня к одиннадцати часам доставят.
– Вы будете?
– Нет, я хочу на похороны сходить.
Ястребов стал одеваться, а Патмосов собрался уходить.
– Вот найденное у него и протокол обыска, – сказал он, кладя на стол деньги в засаленном кошельке и массивный портсигар.
– Из залогов, верно, – предположил Ястребов.
– Вы позволите взять его на несколько часов? – попросил Патмосов.
– Пожалуйста!
Патмосов ушел, а Ястребов напился чаю и прошел в камеру.
Флегонтов был уже на месте.
– Ну, Севастьян Лукич, – весело сказал Ястребов, – убийца-то, кажется, у нас. Сейчас приведут
– Кто же это, Виктор Иванович?
– А Резцов, слесарь Резцов!
– Патмосов то же говорит?
– Он и арестовал. Да что он! Знаете, они все сыщики только, как ищейки, если их по следу пустить. А чтобы додуматься до истины…
В этот момент дверь распахнулась, и в камеру в сопровождении сторожа ввалился Трехин.
– Вот и я! Честь имею кланяться!
Ястребов сердито посмотрел на него и строго сказал:
– Надо было доложить о себе, а не врываться.
– Я и не врывался, а если ваш сторож свою цигарку курит, мне некогда ждать. Я хочу еще на погребенье поспеть.
– Садитесь! – сказал ему Ястребов.
– Сел! – Трехин опустился на стул, вытянул ноги и закурил папироску.
– Рекомендую вам говорить только правду, – предупредил Ястребов и предложил обычные вопросы.
– Трехин, Степан Петров, православный, тридцати четырех лет, холостой, дворянин, поручик в отставке. Вот! Под судом не был, у следователя впервые! – Трехин затянулся папироской.
– Так. Так вот, некая девица Караваева обвиняет вас…
Трехин резко повернулся на стуле.
– В убийстве дяди! Ха-ха-ха!
– Что вы можете сказать по этому поводу? – сухо спросил следователь.
– То, что она – дура! Захоти я, и она сегодня же придет к вам и будет клясться, что наплела, но мне плевать!
– Однако вы не любили своего дяди?
– За что любить? Жид, закладчик.
– Вы грозили убить его?
– И не раз! И убил бы, если бы на момент попал, – сверкая глазами, ответил Трехин.
– Гм… И вот он убит… Где вы были двадцать седьмого числа?
– Разве я помню!
– Ну, постарайтесь припомнить. Припомните хотя, были вы в Павловске или нет?
– В Павловске? Был!
– И поздно уехали?
– В час ночи.
– И дядю видели?
– Видал.
– Где?
– На вокзале. Он шел и разговаривал с одним молодым человеком. Пошел мимо театра, по дороге к павильону.
Следователь быстро переглянулся с Флегонтовым.
– Ну-с, а вы, значит, сзади шли.
– Да, – угрюмо ответил Трехин, – я с ним говорить хотел.
– И что же?
– Не дождался, когда он кончит, и бросил их.
– Куда же вы пошли?
– А это уж мое дело, – резко ответил Трехин.
– Совершенно верно. Потрудитесь подписать ваши показания.
– С полным удовольствием! – и Трехин с росчерком подписал свою фамилию. – Извольте!
– А теперь, господин Трехин, – сказал следователь, – я вас должен арестовать и препроводить в тюрьму!
Трехин вскочил и исступленно завопил, тараща глаза:
– Что ж, вы мне не верите? Дворянину не верите? По оговору девки я – убийца?
– Пожалуйста, не кричите! – сказал Ястребов. – Возьмите его! – приказал он вошедшей тюремной страже.
Трехин хотел что-то сказать, приостановился, но вдруг с отчаянием махнул рукою и вышел из камеры. В эту минуту вошел городовой с рассыльной книгой.
– А! Резцова привели?
– Так точно-с! – ответил городовой, подавая книгу Ястребов расписался.
– Впустите его!
В камеру широким шагом вошел Резцов и остановился у порога с видом привычного ко всему человека.
Это был парень лет тридцати, типичный мастеровой, в высоких сапогах и пиджаке поверх парусиновой грязной блузы.
– Вас вчера задержали в доме терпимости на Подольской улице?
– Так точно.
– Кутили?
– Так точно.
– На какие же деньги?
– Нашел. Шел это ночью по Загородному мимо полка и нашел. Лежит папиросница. Я ее взял, а в ней деньги.
– Так. Лукерью Анфисову вы знаете?
– И очень даже хорошо. Земляки.
– Когда вы у нее были в последний раз?
– Позавчера, двадцать седьмого числа.
– И пробыли?
– Так часов до восьми. На восьми уехал.
– А не поранее?
– Никак нет. Спросите ее.
– Хозяина Дергачева вы видели?
– Не видел. Лукерья ходила в комнаты. Он обедал, потом спал.
– Так что вы ушли после него?
Резцов чуть улыбнулся и ответил:
– Зачем после, когда в восемь часов?
– А он ушел в котором часу?
– А я – то почем знаю! – уже резко ответил Резцов.
– Пока довольно, – сказал следователь и приказал увести Резцова.
– Господин просят войти, – сообщил сторож и подал Ястребову карточку.
Ястребов прочел: "Карл Эмильевич Розенцвейг".
– Проси!
В комнату вошел маленького роста, седой старичок, одетый в длинный нанковый сюртук, с тростью в руке.
Он церемонно поклонился, сел и, обернувшись всем корпусом к Ястребову, заговорил:
– Я за убийств господин Дергачев прошу взять господина Савельев. Да! Молодой господин Савельев. Николай Николаич! А почему? Господин Дергачев и я с ним давали денег под вексель, под гут вексель. И Савельев давал два вексель на тысячу двести рублей и брал у нас деньги. А потом мы узнал, что его папаша не давал свой подпись.
– Значит, этот Савельев дал вам с чужой подписью вексель?
– Ja! {Да! (Нем.).} С подписом отца, коммерц-советник Савельев.
Следователь кивнул.
– Ja! – продолжал немец. – А двадцать восьмого им был срок, и я видел, как Савельев этот был в Павловск и ловил Дергачев и был пьян. Это он убил его и взял вексель!
– Завтра я осмотрю бумаги покойного, и если этих векселей не окажется, я приму к сведению ваше сообщение.
– Пожалуйста! Это очень дурной молодой человек! Николай Николаевич, сын Савельева, свой дом на Гороховой, у Красного моста. Это он сделал!
Немец встал, торжественно откланялся и вышел. Ястребов вскочил с кресла.
– Вот вам и третий! Что вы скажете?
– Трудное дело, Виктор Иванович, – вздохнув, сказал Флегонтов. – Запутанное дело!
XIII
Патмосов подоспел к выносу тела.
Мимо него пронесли гроб и прошли немногие из провожавших, какие-то женщины и между ними Марья Васильевна. Лукерья собиралась запереть двери и идти тоже, когда Патмосов нагнулся и как будто поднял с порога серебряный портсигар.
– Смотри, обронил кто-то!
Лукерья взглянула на вещь и побледнела. Дверной ключ упал у нее из рук.
– Узнала? – тихо сказал Патмосов.
– Ничего не узнала! – грубо ответила Лукерья. – А напугали вы меня!
– Ну, так моя находка, – усмехнулся Патмосов и пошел к кладбищу.
Скоро он догнал процессию и зорко осмотрелся, но ничего из того, чего он ждал, не увидел.
Он дошел до кладбища, был в церкви и уехал домой с твердым решением отыскать "Сережу" и "В.".
XIV
На другой день Патмосов, еще лежа в постели, получил от Ястребова телеграмму, которой тот звал его к себе.
– Ишь его разбирает, – усмехнулся Патмосов и, отложив письмо в сторону, стал одеваться.
В это время раздался звонок, и в комнату Патмосова заглянула прислуга.
– Вас один барин повидать хочет! – сказала девушка.
– Проси! – Окончив туалет, Патмосов вышел в свой рабочий кабинет, куда уже входил пожилой господин, одетый с изысканной простотой.
– Алексей Романович Патмосов?
– К вашим услугам!
– Я к вам с рекомендацией от Ивана Дмитриевича, – сказал гость. – Выручайте, а я уж не обижу!
Гость протянул визитную карточку Путилина, на которой Патмосов прочел просьбу оказать всякое содействие подателю.
– Чем могу служить? Садитесь!
Гость опустился в кресло.
– Меня зовут Николай Поликарпович Савельев. Может, слышали?
Патмосов поклонился с улыбкою.
– Как же не знать Савельева!
– Известно вам, что у меня есть сын?
Патмосов кивнул.
– И о нем все известно?
– Не у дел, любит кутить, тратить…
– Сегодня, в шесть часов утра, я побывал у его приятеля, большого мерзавца, Константина Дмитриевича Носова. Ну-с, так тот объяснил, что сын мой дал этому Дергачеву с моей подписью векселей на тысячу двести рублей, получив восемьсот рублей, и двадцать седьмого, заметьте, был у него в Павловске, а двадцать восьмого им срок. Вот и все.
– И вы думаете?..
Савельев вытер платком вдруг вспотевшее лицо.
– Ничего не думаю и всего ожидаю. Так вот, просьба. Расследуйте это дело и, если можно, спасите мальчишку! – Савельев взял за руку Патмосова.
Патмосов сочувственно пожал его руку и ответил:
– Будьте покойны, по простому подозрению его не привлекут. Я выгорожу. А теперь вы можете взять его на поруки. Я сейчас еду в Царское.
Савельев встал.
– Я не забуду вам этого!
– Глупости! – ответил Патмосов, провожая гостя до самых дверей.
"И с чего он схватил Савельева?" – думал Патмосов через полчаса, идя к вокзалу Царскосельской железной дороги.
XV
Ястребов встретил его радостный и возбужденный.
– Вы у меня обедаете, – сказал он, – и поговорим. Я другими делами занят, но скоро освобожусь. Вы необходимы мне!
Патмосов поклонился.
До обеда было еще добрых три часа, и он не спеша направился к Павловску, мимо того места, где было совершено убийство.
Он шел дальше, глубоко задумавшись, когда вдруг услышал густой лай большой собаки; он обернулся; его нагонял всадник, а впереди всадника бежал огромный дог, оглашая пространство лаем.
Вдруг к ногам Патмосова упал предмет, при виде которого он вздрогнул всем существом.
Это был окурок папиросы. Окурок с таким же длинным мундштуком, такой же толщины, как те…
Патмосов с жадным любопытством взглянул в сторону удалявшегося всадника и увидел только широкие плечи и густые каштановые волосы, прикрытые соломенной шляпой.
Он рванулся было бежать за ним, но потом одумался, добрался до первой скамейки и сел на нее. Подле него дворник мел дорогу.
– Богатое место! – сказал ему Патмосов.
– Мое-то? – удивился дворник.
– Не ваше, а эта дорога! Сколько по ней собственных экипажей едет, сколько тысячных коней! А верхом! Вон сейчас проскакал. Кто это? Не знаете?
– Где их всех знать! Этот из Царского. Часто ездит. Пронесется туда, потом назад – и все! Завсегда с собакою.
Патмосов встал, кивнул дворнику и бодрым шагом пошел к Ястребову.
– Мы на балконе сядем, – сказал следователь радушно, – жара! У меня великолепнейшая ботвинья!
Они съели ботвинью, съели отбивные котлеты, малину со сливками, и, наконец, прислуга подала коньяк и кофе.
Ястребов налил кофе, предложил гостю сигару, рюмку коньяку и наконец, раскурив сигару, откинулся к спинке плетеного кресла.
– Ну-с, дорогой Алексей Романович, теперь поговорим! Вы знаете, я вчера еще арест сделал и ни свет ни заря уже допрос снял.
– Молодого Савельева? – сказал Патмосов. Ястребов вытаращил глаза.
– Вы откуда знаете?
– Я все знаю, – улыбнулся Патмосов, – но что же вы от него узнали и почему арестовали?
– На него вчера показания сделал компаньон Дергачева, Розенцвейг.
– Так!
– Он видел его с Дергачевым – раз, а два – у Дергачева были векселя с подложной подписью, работы этого господина Савельева.
– Так!
– Но что важно, на него указывает Трехин. Наконец, Савельев сказал сперва, что не видел, потом видел, и совершенно не говорит, где был ночью. Вот видите, подозрительно? А? Да, да! И еще! Векселей его я не нашел у Дергачева. Вчера с судебным приставом все пересмотрел. Векселей куча, и все по срокам разложены, а его векселей нет! А?
Патмосов молчал.
Ястребов поправился в кресле.
– Теперь этот Трехин! – заговорил он снова. – Тоже не говорит, где ночь провел, тоже видел Дергачева, и ко всему – неистовый человек. Совершенно одержимый! А убить – расчет, едва он узнал, что наследство может мимо носа пройти. А?
Патмосов опять промолчал.
– И, наконец, Резцов! Этот – прямо разбойник. Был на очной ставке с дворником и все свое: "Уехал в восемь часов, а деньги – нашел!"
– Портсигар Лукерья признала. Вот он! – Патмосов положил портсигар на стол и передал эпизод с Лукерьей.
– Вот видите! – оживился Ястребов и заговорил просительным голосом: – Теперь все от вас зависит, голубчик, Алексей Романович!
– Что же от меня-то?
– Обличить их надо! Где были, когда выехали, как убили, чем. Я вам бумажки уже изготовил. Сделайте обыски у них, опросите всех. Господи, да вы уж знаете все это! – взмолился Ястребов.
Патмосов встал, встал и Ястребов.
– Вот эти бумажки. Пожалуйста!
– Хорошо, я сделаю, – сказал Патмосов, прощаясь с хозяином.
– Ну вот. Ведь из трех уж, наверное, один убийца!
– Четвертый! – засмеялся Патмосов и, пожав руку хозяину, вышел в сад.
XVI
По пути домой Патмосов размышлял: «Который из трех? Да, понятно, четвертый! И этот четвертый – тот всадник с собакою. И это – убийство не для грабежа. Все ясно. А тайна – в письмах и там, подле Серёжи! Да, да!»
Дома он сел к столу, взял лист бумаги и написал:
"Уважаемый Николай Поликарпович! Знаю наверное, что сын ваш не совершил этого дела. Что касается опрометчиво подписанных бумаг, то они исчезли неизвестным образом. Ваш…".
Он подписался, вложил письмо в конверт и надписал адрес Савельева.
XVII
Таинственный всадник был найден Патмосовым на другой же день.
В двенадцать часов дня он уже сидел на той скамье, в парке Павловского вокзала, подле которой вчера видел всадника, курил, читал газету, гулял по аллее, а время ползло, как черепаха.
Но вот пошел второй час, и на аллее из Царского показался всадник.
Патмосов внимательно разглядел его.
Это был красавец блондин лет тридцати шести, с окладистой русой бородой, с пышными волосами, богатырь по сложению. Он ехал медленным шагом, держа руки на луке седла.
"Теперь ждать, когда поедет обратно", – решил Патмосов и пошел по прямой аллее до первого поворота в Царское.
Этого места всаднику не миновать.
И опять потянулись часы ожидания.
Но вот раздался лай собаки, и показался всадник.
На этот раз он ехал крупной рысью и мерно подскакивал на седле.
Патмосов проводил его глазами до следующего поворота и, заметив направление, быстро пошел за ним.
Дойдя до поворота, он увидел сторожа парка и спросил его:
– Скажите, в каком направлении проскакал господин на лошади? Еще с ним большая собака… Я поднял портсигар, который он обронил! – и Патмосов показал серебряный портсигар.
– А прямо в ворота и налево!
Дойдя до Софии, Патмосов с тем же вопросом обратился к городовому.
– По этой улице!
Дальше, на углу Велиовской, городовой ему сказал:
– Господин Санин, дом нумер девять!
Первая часть задачи была выполнена.
Патмосов прямо направился в полицейскую часть, назвал себя и попросил дать справку о Санине.
– В одну минуту! – с готовностью отозвался пристав. – Богатейший барин. Художник. Портреты пишет и, говорят, дешевле двух тысяч не берет! А? Зовут Сергеем Матвеевичем, а живет здесь в гостях, у князя Таруханова, кирасира.
– А в городе?
– В городе у него мастерская. Позвольте! – он заглянул в листки. – Тучкова набережная, три. Ишь куда занесло!
– Благодарю вас!
Патмосов почувствовал смущение. Такое лицо вряд ли может быть убийцей.
Вдруг он остановился посреди дороги и крепко хлопнул себя по лбу. А! Он – Сергей, и тот – Сережа! Что же это значит?