355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Константинов » Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер » Текст книги (страница 12)
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
  • Текст добавлен: 14 октября 2016, 23:53

Текст книги "Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер"


Автор книги: Андрей Константинов


Соавторы: Борис Подопригора

Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Витя докурил очередную сигарету и ещё крепче прижал к себе пластиковую папку «Охтален» с подписанным мирным соглашением и кассету:

– Ну, это уже были издержки, так сказать. Главное, что все вещдоки «интернациональной дружбы» – у меня. И «инженер», он хоть и не всё контролирует, но хоть часть «духов» своих будет придерживать. Вот… А потом мы на вас выскочили…

Некоторое время все молчали, а потом Борис спросил:

– Вить, а откуда эта кличка – Хулет? Я ж про тебя слышал, в разведотделе говорили, только я не понял, что это ты. Говорили, какой-то чудак Хулет чуть ли не в одиночку ходит по бандам, покупает их, даже посредничает между бандами. Я-то думал, что те «джеймсбонды», что по бандам ходят, они у чекистов служат… А это ты… Круто.

– Да ничего такого военного, – скокетничал явно польщённый Луговой. – А кликуху эту я из «Адиссы-бабы» [50]50
  Из присказки, придуманной нашими интернационалистами-«эфиопами»: «Ростов-папа», «Одесса-мама» и «Адисса-баба», то есть Аддис-Абеба – столица Эфиопии. – Прим. авт.


[Закрыть]
привёз. Я ж туда ещё до «спецухи» [51]51
  Спецпропаганды.


[Закрыть]
успел скатать. Ты ж помнишь, я, когда оформлялся, ещё в «Хилтоне» ночевал, мы ж с тобой тогда виделись! А по-амхарски «хулет» – двойка, значит, я – двоечник… Знаешь, ведь у нас, виияковцев, всё «от противного»… Ты что, забыл – я ж с красным дипломом окончил?

– М-да, – сказал Боксёр и поскрёб пальцами бритый затылок. – Чудны дела твои, Господи.

Командир отряда спецназа махнул рукой и отдал команду:

– Глуши моторы!

Потом снова повернулся к Луговому, оглядел его с головы до пят, покачал головой:

– Надо же… Прям как в книжках про индейцев. У нас с полгода назад случай был – один солдатик из Кандагара в кабульском госпитале маленько задержался. Ну ему кто-то и напел, что ротный сердится, дескать, устроит ему «весёлую жизнь», если немедленно в часть не вернётся. Солдатик перепугался, покрутился-покрутился, на хвост упасть никому не получилось, никто его подвозить не хочет, всем на всё насрать… Обычное, в общем, дело. Ну было у него немного советских рублей – ещё с Союза, сменял он их на «афошки» [52]52
  Национальная валюта Афганистана. – Прим. авт.


[Закрыть]
и поехал на попутных «барбухайках» до Кандагара. Вот… Так за несколько дней и добрался. В части аж охренели, когда его увидели. Прямо в форме ехал, естественно, без оружия. И никто ему ничего не сделал. Так на него, как на космонавта, всем Кандагаром ходили смотреть. А он что? Раз командир велел – поехал. Очень ротного боялся. Ну, дебил! Откуда-то с Молдавии, кажется. Так я думал, такое раз в сто лет бывает, а тут ты, майор, со своим «замирённым инженером». Это всё очень интересно, но вот что я генералу-то скажу? Ему-то нужна маленькая победоносная война. Штурм кишлака, блядь, где «засели главари бандформирований со всего Афгана»…

…Короче, поехали с нами, майор. Сам будешь с генералом объясняться. Кино ему своё покажешь, песенку про «эфиёп-твою-мать» споёшь. Если он раньше от злости не лопнет. Охо-хонюшки-хо-хо, и за что мне всё это, старому? Студент, хватит ржать, давай возьми пару бойцов, осмотрись тут для порядка. Мы ещё минут десять курим и – обратно на базу… С победой!..

…Вот так для Бориса начиналась афганская война. Настоящая и очень разная…

Через полгода после прибытия в Афганистан на его счету было уже шесть боевых «выходов». Правда, все они обошлись без боестолкновений. Всё было – и крутой «нервяк», и дикая, нечеловеческая усталость, и насквозь мокрая от пота тельняшка (так, что ее приходилось буквально выжимать), а вот стрельбы не было. Настоящим боевым крещением стал для Глинского лишь седьмой «выход»…

5

На этот самый седьмой «выход» Бориса просто не могли не взять. Кто-то же должен был сидеть на «многоголосом» радиоперехвате? Дело в том, что обстановка постепенно становилась всё более и более напряжённой. Всё чаще шла информация о караванах с оружием, и уже не раз по радиоперехвату выходило, что караванщикам поступают команды на английском языке. Это могло означать, что вместе с «духами» идут и западные инструкторы. Могло. Но «живьём» этих инструкторов в глаза никто ещё не видел. Хотя подтверждающая информация от «доверенных лиц» поступала. Однако эти «доверенные лица», честно говоря, не всегда заслуживали доверия. Часто они, заинтересованные, например, в процветании конкретно своих или «прикормленных» дуканов, могли через донесения-доносы так избавляться от конкурентов. Тем более что чисто «оружейные» караваны встречались редко; в основном смешанные – тряпки всякие, бытовая техника, посуда, парфюмерия, зелёный чай или красный – тот самый «каркадэ». Ну, и «Калашниковы», обычно китайские, калибра 7,62 мм. Именно этими трофейными автоматами спецназовцы, как правило, и вооружались на «выходы». Во-первых, ежели потеряешь или повредишь – с тебя не спросят. А во-вторых, они годились для «отмазки», если по ошибке «не тех духов» «вознесли к Аллаху»: все ж знают, что у шурави автоматы калибра 5,45, а тут в трупах дырки от 7,62 – спецназёры явно ни при чём…

…В тот раз капитан Ермаков получил распоряжение в составе усиленной группы отработать информацию, полученную от «доверенного лица», что идёт караван, чуть ли не со «стингером». К таким «информашкам-брехункам» (которые начальству на доклад носили, разумеется, «липоносцы»), очень часто не подтверждающимся, относились достаточно скептично, но отрабатывать их всё равно приходилось. Ермаков решил выйти сам, взяв группу Семченко, и усилил её ещё Глинским и сапером. Получилось девятнадцать человек. Лететь предстояло аж за Шахджой, что в юго-восточной провинции Заболь.

…Вертолёты привычно путали следы, нарезая зигзаги и выполняя ложные посадки. Наконец, «восьмёрки» снова окунулись в афганскую пыль, колёса коснулись земли, и Ермаков махнул рукой, скомандовав высадку.

Оглядевшись уже на месте, капитан понял, что командир Ми-восьмого лажанулся, «промахнувшись» километра на три западнее от намеченной точки. (Уже потом хорошо знакомый спецназовцам вертолётчик Женя Абакумов, испытавший в Афгане всё, кроме собственной смерти, рассказал, как там было дело. Сложный рельеф и похожие, как близнецы, горы сыграли со штурманом ведущей «восьмёрки» шутку, которая могла дорого стоить. На тот раз всё обошлось, но пара «двадцатьчетвёрок», прикрывая район спланированной высадки, обнаружила грамотно замаскировавшихся «духов». Они явно кого-то ждали. Если это была засада, то там можно было положить всю группу. При заходе на посадку вертолёт – очень лакомая мишень для гранатомёта или ДШК. Вот так… То ли «духи» угадали, то ли навёл кто, бывало и такое.)

…Группа прошла в быстром темпе несколько часов – и тут на тебе – подрыв на «родной» противопехотной мине-«лепестке». Такие советская артиллерия разбрасывала на потенциально «караваноопасных» направлениях, и их быстро заносило песком. Младшему сержанту, которому всего два месяца до дембеля оставалось, искромсало большой палец на правой ноге.

Как говорится, слава-те-яйца, что не всю лапу оттяпало. А делать-то нечего, всё равно идти дальше надо. Сержанту вкатили укол промедола, перевязали, разгрузили, и он поковылял дальше со всеми вместе. Настоящим мужиком оказался, не ныл, не скулил, только зубы крепко стискивал и потел сильно.

Потом шли ещё долго, правда, с частыми привалами. Когда тропки исчезали – шли по шакальим следам. Уже ближе к вечеру остановились у давно занесённого песком кишлака – жители ушли из него в Пакистан ещё году в восьмидесятом, если не раньше. Где-то в этом кишлаке находился замаскированный колодец, вот через него-то и должен был пройти караван, по крайней мере так утверждал агент… Караванщики же часто ходили по одним и тем же маршрутам. Они про колодец знали и знали, что он единственный на много километров вокруг.

Ермаков осмотрелся и дал команду окапываться. Он думал, что ждать придётся как минимум до утра. Но уже минут через сорок поднявшиеся на сопки «совы»-наблюдатели стали докладывать буквально наперебой:

– Вижу двух верблюдов!..

– Слышу моторы! Квадрат 1727.

Группа спешно залегла у входа в кяриз. [53]53
  Подземный водовод. – Прим. авт.


[Закрыть]
Глинский всё время облизывал враз пересохшие губы и несколько раз проверял, снял ли он автомат с предохранителя. Минуты вдруг стали очень-очень длинными.

Наконец, показались два верблюда со стариком-погонщиком. Их пропустили беспрепятственно, они прошли через безлюдный кишлак, не останавливаясь.

«Странно, – вдруг подумал Борис, – старик же, наверное, местный – должен знать про колодец. Почему он не остановился? Или это „головной дозор“? Или, может, колодец давно пересох? Верблюды вроде неделями могут не пить…» Неожиданно он вспомнил, как на первом курсе они с Новосёловым переводили с русского на арабский старую шутку: «Чем верблюд отличается от человека? Верблюд может неделями не пить и работать. А человек, наоборот, неделями пить и не работать».

Дальше всё произошло очень быстро. Еле слышное урчание моторов стало громче, и через несколько минут из-за слегка пробитой дёрном сопки медленно выползли три иранских «Симурга» – пикапы-«каблучки» с широкими шинами. Они въехали в кишлак и остановились у не самой разрушенной, но не очень заметной бывшей постройки – метрах в тридцати от исходного кяриза. Видимо, колодец, если он ещё функционировал, находился как раз там.

– Бей! – закричал Ермаков и тут же выпустил две очереди одну за другой. Кишлак наполнился грохотом выстрелов, которые совершенно заглушили крики людей. Несмотря на то что по машинам разом ударила вся группа, несколько «духов» уцелели и начали отстреливаться. Их поджали в полукольцо, не давая скрыться за пологим уже дувалом. Глинский, высадивший весь магазин, быстро перезарядил автомат, перебежал вслед за Ермаковым поближе к машинам и снова открыл огонь, целясь в заднее колесо джипа, откуда кто-то из «духов» ещё бил короткими очередями…

Через несколько секунд очереди из-за колеса угасли. Магазин в автомате Бориса снова опустел… Несмотря на то что «духи» больше не отстреливались, группа подошла к машинам вплотную, соблюдая все меры предосторожности, – короткими перебежками, поочередно страхуя друг друга. Правда, к машинам уже двигалась не вся группа – троих солдат «духам» всё же удалось зацепить, двух в ноги и одного в плечо – снайперов среди «духов» всегда было больше, чем среди шурави. Один из тех, кого пуля ударила в голень, бился в пыли, кусая от боли воротник гимнастёрки, – Глинский заметил это краем глаза, огибая за дувалом расстрелянные машины.

«Духов» было восемь. Пятеро погибли, не успев выскочить из машин, двое лежали, нелепо разбросав руки и ноги, лицами в землю, а один был ещё жив. Он полулежал-полусидел как раз за тем задним колесом пикапа, в который стрелял Глинский. Впрочем, туда, конечно, стрелял не он один.

Семченко, подбежав к раненому «духу», ногой отшвырнул подальше валявшийся рядом с ним китайский автомат и быстро руками ощупал набухавшую кровью одежду моджахеда. [54]54
  Моджахед —борец за веру (дари). – Прим. авт.


[Закрыть]
Вытащив откуда-то из складок одеяния нож и убедившись, что документов у «духа» нет, он махнул рукой Глинскому:

– Боря! Побалакай с ним, может, он скажет чего… Только живей давай, он доходной совсем, в нём пули четыре сидит, видишь – хлюпает…

Глинский присел рядом с раненым, но ни на какие вопросы он не реагировал. Может, не понимал, а может, даже и не слышал Бориса. Непонятно, как он вообще ещё дышал. Но он дышал, жадно, с хриплым клёкотом, захлебываясь кровью. Глинский обратил внимание на его глаза: коричневато-зелёные, выразительные и на выкате – как у еврея. Они были невероятно широко распахнуты и лихорадочно впивались в Бориса, как будто что-то спрашивали или просили запомнить. Что-то вроде – «ты победил, но только не забудь, что я тебе скажу»… Губы «духа» вдруг зашевелились – тот явно хотел что-то донести, но Борис ничего не разобрал. Он даже встал на колени к чуть ли не к самим окровавленным губам приложился своим ухом.

– Ну что? – спросил подошедший Ермаков.

– Не знаю, – пожал плечами стоящий в позе прачки Глинский, – вроде шепчет что-то, а что – я разобрать не могу. Я даже не врубаюсь, что это за язык.

– Хуёво, дядя Лёва, – мрачно изрёк Ермаков. – И наши дела – говно. Троих зацепило, двоих – в ноги, сами идти не могут. И этот ещё со своим «лепестком»… Вот как с самого начала всё пошло через жопу… Ладно, бросай этого, пошли глянем, чего Аллах послал. Слышь, Студент! Брось его, говорю, он сам дойдет – видишь, дёргается уже…

Над заброшенным кишлаком быстро разливался сладковатый запах запекающейся свежей крови. Борис вдруг вспомнил, как однажды Лисапед рассказал ему, что у каждого только что убитого – свой, индивидуальный, запах. Глинского передёрнуло, он мотнул головой, отогнал тошноту, встал и пошёл за Ермаковым. Пикапы осмотрели быстро, и сначала лицо у капитана мрачнело всё больше и больше, потому что первые две машины были загружены «полным говном», как выразился Семченко Какой-то пакистанский галантерейно-парфюмерный самопал, кипы белья, какая-то мелочовка вперемешку со стопками расписок-«накладных» по расчётам с дуканщиками-оптовиками. У Бориса даже мысль промелькнула: «За что мы их, если они ничего такого не везли? Мы ж не грабители!»

В третьей машине, у колеса которой умирал «дух», оказалась целая кипа тяжёлых квадратных ковров. Эта машина, кстати, пострадала больше других, была буквально вся изрешечена пулями. Ермаков тусклым голосом приказал вытащить ковры. Двое бойцов полезли в фургон, стали отгибать ковры к задней двери…

– Чего это, товарищ капитан? – спросил один из солдат.

– Погоди, – сказал Ермаков. – Не двигайся… Ё-пэ-рэ-сэ-тэ… Замрите оба! Студент! Ну-ка глянь! Это то, что мне кажется?.. Или?..

Глинский заглянул в кузов, а там лежал «стингер» [55]55
  Так называли не только «стингеры» (англ. —жало) по марке, но и другие переносные зенитные ракетные комплексы (ПЗРК), например «рэд-ай» или «блоупайп». – Прим. авт.


[Закрыть]
в раскрывшемся заводском темно-сером тубусе. Дважды простреленный, с издевательской надписью на укладке House Heater. Made in China – китайский, мол, комнатный обогреватель. И больше никаких внешних ярлыков или клейма.

– Это ОНО, товарищ капитан, – сказал Борис севшим голосом, – оно самое… Как он ещё не рванул? И чего теперь?

Ермаков вытер рукавом мигом взмокший лоб.

– Так, погоди, дай соображу… Спокойно, спокойно…

Они так разволновались не случайно. Это был первый «стингер», захваченный в Афганистане. До этого о «стингерах» поступала лишь оперативная информация. Без, так сказать, фактического подтверждения. Ходили слухи, что было сформировано даже несколько специальных групп чекистов для охоты за этими самыми «стингерами». А может, само спецназовское начальство этими слухами стимулировало рвение своих подчинённых. Конкуренция между «боевиками» КГБ и ГРУ существовала всегда.

Для начала «стингер» сфотографировали со всех сторон, потом перефотографировали мёртвых «духов» и раненого, которого Ермаков приказал оттащить подальше за дувал.

– Так… – сказал капитан, поминутно вытирая всё время влажнеющий лоб. – «Следующая остановка – „Парк культуры“. Выходить будем?»

Контекстуальный смысл этой афганской офицерской присказки означал: потащим «домой» или будем взрывать на месте? Сомнения Ермакова были понятны – «стингер» прошит пулями, стало быть – взрывоопасен. К тому же ещё трёх раненых придётся тащить, да и четвёртый еле ковыляет… Жара, конечно, спадает к вечеру, но всё равно за тридцать градусов, а до безопасной для вертолета площадки почти столько же километров… А ещё дед этот с верблюдами – он же всё слышал, а может, и видел, значит, не исключено боевое воздействие, так сказать, вдогонку. Но если взрывать, то как докажешь, что ПЗРК был захвачен именно в Афганистане? Фотографиями? Откуда ж ему взяться, конечно? Но фотографии – это всего лишь картинки. Начальство потом скажет, мол, был муляж, был монтаж. Опытный спецназёр Ермаков хорошо знал, как оно бывает.

– Так, сапер, сюда быстро! Поковыряй его осторожненько, может – на детальки разобрать сможем. А ты, Студент, иди потряси ещё того полудохлого – чё-то он мне не нравится, какой-то он не местный, пахнет как-то не так… Может, он тебя за Аллаха примет…

Но раненый по-прежнему молчал, хотя, казалось, ещё был в сознании. Борис даже поить его пытался из своей фляги, но ничего не добился. «Дух» стонал еле слышно, ещё тише шептал что-то вроде «шей-шей» и, не мигая, смотрел своими выпученными глазами на Глинского. Как будто по-прежнему хотел сказать что-то важное, но то ли уже не хватало сил, то ли ещё сомневался, говорить или не говорить. Под этим взглядом Борису сделалось как-то не по себе. В этот момент его снова окликнул Ермаков.

– Студент! Глянь, что это?

Мокрый от напряжения сапёр, как оказалось, не напрасно мудрил с внутренностями «стингера» – он частично смог его разобрать, и на одной, ещё не отсоединенной детали явственно читалось длинное клеймо, обозначавшее латинскими буквами завод-изготовитель.

И клеймо это, черт побери, было Борису знакомо! Вот когда Глинский с благодарностью вспомнил научно-исследовательский центр военной разведки и занудливого майора Беренду с его постоянными «накатами» на молодёжь. За её слабое знание западного ВПК. [56]56
  Военно-промышленный комплекс. – Прим. авт.


[Закрыть]
Всё правильно – клеймо на детали только потому и оставили, что ручной разборке эта часть ПЗРК не подлежала… Клеймо ещё раз сфотографировали, а потом Ермаков, взмокший ещё больше, чем сапер, тихо сказал ему:

– Ну, брат, на тебя вся надёжа. Демонтируй, что ещё?

Бог миловал. Серебристый цилиндр удалось извлечь из «стингера». Его быстро и бережно завернули в трофейное бельё, и командир спешно начал готовиться к отходу – «упаковывал» раненых, проверял ещё раз, всё ли «интересное» взяли с собой. Кстати, при повторном осмотре машины со «стингером» обнаружили ещё и рацию, новенькую, американскую и, как ни странно, целёхонькую. Даже непонятно было, как её пулями-то не зацепило.

Бойцы под командованием напряженно молчавшего Семченко спешно готовили машины к взрыву. Ермаков посмотрел на взводного, потом на Бориса:

– «Следующая остановка»… С «духом» недобитым что делать? Своих-то непонятно как тащить… И оставлять его нельзя…

(Любой спецназёр и под рюмку, и без рюмки всегда скажет: «В открытом бою не просто резал – мясо на зазубринах ножа оставалось. Но пленных пальцем не трогал, тем более раненых. Иначе бы мне просто руки никто не подал. И хватит об этом!» Всё так… Они не врут. Просто есть вещи, которые действительно никто не должен видеть и знать. И не стоит расспрашивать об этом. Ответ всегда один – кого ни спроси…)

Капитан махнул рукой в сторону пускающего кровавые пузыри «духа». И в контраст с мало к чему обязывающими словами остро посмотрел Глинскому в глаза:

– Студент, посмотри там… Может, он чего… скажет? Совсем напоследок…

Борису даже в голову не пришло переспрашивать или, тем более, не соглашаться с тем, что ЭТО предстояло сделать ему. С командиром-то и так не спорят, а уж в боевой обстановке… Он зашёл за дувал и посмотрел «духу» в глаза. Они по-прежнему ритмически мигали, как будто бы «дух» с чем-то соглашался.

Глинский пару раз глубоко вздохнул и спросил по-русски:

– Воды хочешь?

Наверное, ему показалось, что умирающий слабо качнул головой.

– Ну ладно… Зато ты в свой мусульманский рай попадешь… А нас туда не пустят…

На короткую, в два выстрела, очередь в лоб никто из группы даже не обернулся…

Ермаков торопился успеть до темноты, поэтому обратно шли на пределе возможностей, но темп был всё равно ниже среднего – слишком много приходилось переть на себе. Хотя командир приказал даже почти весь сухпай [57]57
  Сухой паёк. – Прим. авт.


[Закрыть]
оставить в подорванных машинах. Они, кстати, грохнули так, что аж сопки вздрогнули. На такой фейерверк «духи» точно слетятся.

В принципе, группа не успела ещё отойти далеко от заброшенного кишлака, когда вдруг «запела» трофейная американская рация. Борис машинально перевёл запоздалое предупреждение уже мёртвым «духам» о том, что в таком-то квадрате высадились русские коммандос, и лишь потом «врубился»: сообщение-то было на английском языке… Следовательно, один из «духов» был англоговорящим… Значит, в том караване был инструктор!

Глинский доложил свои соображения Ермакову. Тот, матерясь, послал Бориса с четырьмя бойцами обратно в кишлак…

В кишлаке они быстро и без особой брезгливости поснимали штаны со всех убитых. Необрезанным оказался тот самый, зеленоглазый, который прожил дольше всех…

…Группу они потом догоняли ещё долго, хотя шли быстро, – в кишлаке всё же парой минут не обошлось. Борису всё время мерещились «играющие» глаза убитого им «англичанина», не то чтобы он совсем расклеился и распереживался, но прекратить думать о нём не получалось. Глинский всё пытался понять, что чувствовал этот парень, умирая вот так, в одиночку, на чужой земле… Тоже небось в спецкомандировку поехал… Интересно, в каком он звании? Или просто наёмник? Ради чего он ехал с «духами»? Только из-за денег или было ещё что-то, очень важное для него? Важное настолько, что за это оказалось возможным заплатить жизнью… И почему он так ничего и не сказал перед смертью, хотя явно хотел… Теперь, наверное, будет считаться без вести пропавшим… «Интересно, – подумал Борис, – у них там такое же отношение к без вести пропавшим, как у нас, или?.. Знать бы ещё, где именно – „там у них“…»

Группу они нагнали, окончательно выбившись из сил. После «воссоединения» сделали короткий привал. Ермаков выслушал сбивчивый доклад Бориса и только рукой махнул:

– Ну да. Скажут, что мы – идиоты. Это как обычно. А он всё равно, доходной был. Помер бы в дороге – это к гадалке не ходи. У него ж всё брюхо… Ладно, забудь… Отбрешемся. Ну смертельно раненным он оказался. Сам помер. На глазах у всех! Все усекли?! «Стингер»-то всё равно наш…

Вертолёты забрали их уже в быстро сгущавшихся сумерках, а дух они перевели только в Кабуле.

…Ермаков как в воду глядел – в разведотделе, конечно, этому первому «стингеру» обрадовались, но и поворчать – поворчали. Задним умом выяснилось, что многое можно было бы сделать не так – и «стингер» целым взять, и инструктора – живым. Известное дело, в штабе всегда знают, как можно было сделать лучше. Старая истина. Такая же старая, как присказка про победу, у которой всегда много «отцов», в отличие от поражения, часто остающегося «сиротой»…

Тем не менее Ермакова, сапёра и всех раненых представили к «красным звёздочкам» – вот и после Толи Сошникова кто-то получит… Глинского и Семченко – к медали «За боевые заслуги». У Бориса это была первая медаль за всю службу, и она открыла старлею-«залётчику» путь в капитаны. Правда, у него до очередного звания ещё срок не вышел, но в Афганистане, где выслуга шла «год за три», досрочные звания присваивались чаще, чем награждали орденами-медалями. Впрочем, получали их куда реже, чем оформлялись представления.

Кстати, капитан Самарин, сидевший «дома» (то есть в разведотделе) на связи и поэтому в режиме реального времени докладывавший «наверх» об «историческом захвате западного ПЗРК», также был отмечен – он чуть позднее удостоился «подстаканника», то есть ордена «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени. «Подстаканником» этот орден прозвали за то, что при обмывании он не помещался в стакан…

По правде говоря, Слава Самарин не только докладывал «наверх», он ещё и фотоплёнки оперативно проявил, да так, что фотографии получились – просто загляденье. Реквизиты читались, будто обведенные тушью.

Что ни говори, а в этом деле Самарин действительно разбирался… И «проявленные» им реквизиты завода-изготовителя срочно затребовала себе Москва ещё даже до итогового донесения. А в Москве этими реквизитами чуть ли не Политбюро озаботилось… Самарина же после такого «подвига» тоже в скором времени забрали в Москву.

Формально потому, что там срочно понадобился «аналитик с боевым опытом». Славу забрали в подразделение центрального аппарата, специально созданное под наглядно (наконец-то!) проявившееся «западное военное вмешательство в дела суверенного Афганистана».

Генерал Иванников не возражал против откомандирования Самарина. Профи «вполнюха» чуял, кто есть кто, и он никогда бы не отпустил того, кто был нужнее в Афгане. Нет, про Славу он ни одного дурного слова не сказал, и тем более, не написал.

В конце концов, Самарин свою замену ещё в Чирчике «вымучил» – четыре с лишним «туркестанских» года, да ещё с почти годовым «заходом» в Афган он всё же «положил на алтарь Отечества». Да и кое-какие свои выходы на Москву у него, видимо, появились. Просто по жизни этот «герой-фотограф» как-то не очень вписывался в общую атмосферу кабульского разведотдела. Во всяком случае, симпатии офицеров-спецназёров, знавших, конечно, в общих чертах о чирчикском ЧП, были на стороне Бориса, хотя прямо ему об этом никто никогда не говорил.

В общем, проводили Славу и вздохнули с облегчением. И повод нормальный, и букву соблюли – вот и ладушки, как говорится…

А на место капитана Самарина штабным спецназёром через некоторое время забрали Глинского, хотя жить он остался в родной роте. Поначалу этому переводу воспротивился «даставаль» [58]58
  Возвышенно – «первая», то есть «правая рука» (дари). – Прим. авт.


[Закрыть]
начальника разведки подполковник Челышев. Таким прямо-таки хайямовским титулом наделил Челышева самый крутой генеральский переводчик Гена Клюкин. [59]59
  Один из самых опытных переводчиков афганской войны, отдавший ей более восьми (!) лет, подполковник в отставке Геннадий Николаевич Клюкин умер в июне 2012 года в Петербурге. – Прим. авт.


[Закрыть]

Да-да, того самого Челышева, давнего знакомого майора Беренды ещё по отделу славянских рукописей, о чём Борис, конечно, не знал. Дело в том, что поначалу Челышев посчитал Глинского и его бывшего сослуживца Самарина парой, образуемой теми самыми двумя сапогами из известной русской присказки. Но потом получилось так: подполковник, удививший старлея какой-то «невоенной» вежливостью, поставил Глинскому задачу – обобщить в виде справки данные из «духовских» донесений о поступлении моджахедам оружия – и вручил ему целую стопку переводов этих «доносов». Уже через час старлей попросил оригиналы. И хотя Челышев, самоучкой – «по-уличному» – выучивший дари и даже кое-как пушту, не имел права показывать «почерки авторов», скрепя сердце, он всё-таки принёс Глинскому и оригиналы – «на вдруг». Старлей уже к вечеру доложил чуть ли не о тридцати ошибках-неточностях в переводах. А наутро представил справку, из которой следовало, во-первых, ранее не сильно подмеченная дифференциация поставок по партийному принципу. [60]60
  Против кабульской власти и шурави воевали аж семь исламских партий, образовавших «альянс семи». – Прим. авт.


[Закрыть]
Во-вторых – некая закономерность: оружие поступало прежде всего в те «духовские» банды, которые снижали боевую активность, а не наоборот, как считали раньше. [61]61
  В 1984 году руководители «альянса семи» таким образом стимулировали общеафганское повстанчество. – Прим. авт.


[Закрыть]
Да и язык документа поразил весьма искушённого в филологии подполковника грамотностью и по содержанию, и по стилистике. (Челышев ещё подумал, уж не Петра ли Станиславовича Беренды «уши торчат»?) Но свою оценку он до Глинского не довёл.

Уже потом он разговорился с Борисом (Знаете, о чём? Об оккупации Испании Наполеоном в 1808 году и художнике Франциско Гойе!), затем поговорил ещё и ещё – на отвлечённые, в общем-то, темы. Потом Челышев навёл уже подробные справки и мнение своё о старшем лейтенанте изменил кардинально. Даже обратил на Глинского внимание самого Профи, сказав генералу при случае:

– Грамотный парень этот старлей. Правда, немного оригинальничает, но, если им позаниматься…

А Профи к мнению Челышева очень даже прислушивался. Ведь «профессор» Челышев слыл главным «интеллектуалом-эрудитом всея ограниченного контингента», он даже писал от имени Бабрака Кармаля поздравительные выступления! И как писал! Даже сам Гена Клюкин языком цокал:

– Лихо ты Омара Хайяма в текст втюхал! Вот только знает ли его Бабрак так же, как ты?

Глинский, конечно же, не знал, что на него обратило внимание высокое начальство. Да и если бы вдруг узнал – что это изменило бы? Он старался просто исправно «тащить службу», ждал, как все, письма из Союза и считал недели до отпуска…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю