Текст книги "Дело о марсианской тигрице"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Не отвечая ему, я обратился к Ане:

– Аня, ты где носишь ключи от машины? В сумочке или в карманах?

– А при чем здесь ключи? – удивилась Анна.

– Ответь: в сумочке или в карманах?

– Ну, в сумочке… А что?

– Нет, ничего. Это я так, – ответил я и вышел.

Я пошел в шале к Виктории. Проходя мимо джипа, снова увидел яркую точку на «торпеде»… Доказательство или нет?…

Нет, не доказательство. Лукошкина носит ключи в сумочке, а Виктория, допустим, в кармане… Нет, не доказательство. Фигня, а не доказательство… Я думал, что Соболин окажется у тигрицы, но его там не было. Может, и к лучшему.

– Открыто, – сказала Виктория, когда я постучал в дверь. – Открыто, войдите.

Я вошел, и она, кажется, нисколько не удивилась.

– Если вы ищете Вовчика, – сказала она, – то его нет.

– А я, собственно говоря, к вам, Виктория. Можете уделить мне минут пятьдесять?

– Да, конечно. Проходите, Андрей… Кофейку или чего покрепче?

– Кофейку, если не затруднит, – ответил я, усаживаясь в кресло.

– Какие же тут могут быть затруднения? Напротив, мне весьма приятно попить кофе в обществе знаменитости.

Виктория прошла в крохотный кухонный «отсек», примыкающий к гостиной.

Она была в футболке и плотно обтягивающих кремовых джинсах… А обтягивать было что! Тигрица звякала посудой и что-то мурлыкала. Через пару минут на столике дымились две чашки с кофе. Насыпая мне песок в чашку, Виктория нагнулась, и я смог заглянуть в лабиринты декольте. Лабиринты впечатляли. И она отлично знала, куда я заглядываю.

Песок она насыпала долго. А когда выпрямилась, посмотрела на меня с довольно откровенной улыбкой… Но это ты, тигрица, зря. Этот номер не катит.

– Вы, наверное, о Володе хотели поговорить, Андрей?

«Не столько о Володе, сколько о тебе, тигрица», – подумал я, но говорить стал о Володе. Я стал говорить о том, что Соболин – человек неплохой, но несколько импульсивный, увлекающийся. Что он женат, что немножко устал за последнее время… Виктория слушала с улыбкой, иногда кивала…

«Зачем тебе этот парик? – подумал я. – У тебя прекрасные волосы…» Я говорил, она улыбалась и кивала. Я пытался вспомнить, что я знаю о клептомании. Главным образом меня интересовало: что клептоман делает с украденным? Выбрасывает или оставляет «на память»?… Выбрасывает или оставляет? Но так ничего и не вспомнил.

– Еще кофе? – спросила Виктория.

– Нет, спасибо…

– А я, пожалуй, сделаю себе еще, – сказала она и снова прошла в кухонный «отсек», демонстрируя «вид сзади». Снова поколдовала с посудой, что-то напевая… Я прислушался, и мне очень понравилось.

Виктория вернулась с чашечкой кофе, села:

– На чем мы остановились?

– На том, что Володя – человек увлекающийся. Он даже собрался посвятить вам стихи. Или, вернее, шлягер… Не слышали?

– Нет, не слышала… Если вы, Андрей, пришли спасать семью вашего увлекающегося Вовчика, то я могу вас успокоить: он мне на хер не нужен. Он же нищий?

– Весьма не богат, – подтвердил я.

– Так что зря вы беспокоитесь… Я сама скажу ему вечером, чтобы летел к своей кастрюле. О'кей?

– О'кей, – ответил я и поднялся. – Спасибо за кофе. Надеюсь, еще встретимся на ужине.

– Конечно. Я рассчитываю, Андрей, что вы пригласите меня танцевать.

– Разумеется… Буду счастлив.

Виктория вышла вместе со мной в прихожую… Невзначай прижалась грудью.

– Так что зря вы, Андрей, беспокоились. Ну, пошалили немножко, приятно провели время… А завтра разъедемся. И – никаких слез!

– Да, – подтвердил я. – Завтра разъедемся… Кстати, как вы, Вика, поедете?

– У меня джип, – сказала она.

– Я знаю. «Лендкрузер», шикарный аппарат… Я имел в виду, что у вас украли сумочку. Видимо, и ключи тоже украли?

Виктория осмотрела меня внимательно… «Жаркий взгляд… Как опасен твой тигриный взгляд!»

– Нет, – сказала она, – ключи, слава Богу, не украли. Я их в кармане куртки ношу.

– Вот и замечательно, – ответил я и вышел. Воздух на улице был бодрящим и свежим. Замечательно, но… не доказательство.

* * * 

– Вот теперь понял, – сказал Танненбаум. – Вы решили, что Виктория имитировала кражу сумочки с целью отвести подозрения от себя, но не учла одного момента: ключи должны были пропасть вместе с сумкой. Так?

– В общем – да. Однако доказательством это быть не может. Аня носит ключи от своей машины в сумочке, а Виктория – в кармане. Реально? Вполне… Доказательством ее… э-э… болезни стал другой факт.

– Какой же? – спросил Женя крайне заинтересовано.

– Песня, которую она мурлыкала, когда делала кофе.

– Песня? Что же такое она пела?

– Она пела песню, которую не могла слышать. Текст существовав только на кассете диктофона, украденного у меня.

* * * 

Воздух на улице был бодрящим и свежим. Я прошел мимо джипа, подмигнул ему, и он подмигнул мне в ответ огоньком сигнализации… «Жаркий взгляд… Как опасен твой тигриный взгляд!»

Я вернулся в коттедж Лукошкиной, отобрал у Коли Повзло коньяк и наказал больше не пить. Потом изложил ситуацию. Потом мы отправились на прощальный ужин.

Первым делом я поймал Соболина, еще раз извинился за «потерянный» диктофон и поинтересовался между делом: не давал ли Володя послушать свой бессмертный шлягер марсианской тигрице? Володя ответил: нет, не давал. Текст сыроват, да и вообще… хочу сделать сюрприз. Ну-ну, сказал я, сюрприз – святое дело. Сам люблю делать сюрпризы. Сомнений у меня больше не было – тигрица! Осталось только поймать ее в ловушку. И я построил эту ловушку.

После того как отзвучали дежурные тосты за гостей и за хозяев, и обстановка сделалась непринужденной, а зал заполнился голосами, я попросил слово. Слово мне дачи и начали наполнять рюмки и фужеры напитками.

– Коллеги, – сказал я, – я отвлек ваше внимание не ради тоста, а для того, чтобы сделать небольшое объявление. Мы с вами не худо поработали и не худо повеселились… Все это здорово, но наш семинар был омрачен некоторыми известными вам происшествиями крайне неприятного свойства. (После этих слов слушать меня стали гораздо внимательнее.) Я знаю, что кое-кто из вас, коллеги, склонен был подозревать нас… Для нас это было крайне неприятно, но… Мы, дорогие друзья, провели свое собственное расследование и вычислили вора.

По залу прокатился гул. Быстрый, неразделимо-слитный, как накат волны на галечный пляж. А потом несколько голосов почти одновременно выкрикнули:

– Кто?

– Имя! Назовите имя.

– Не назову, – ответил я.

– Почему? – выдохнул зал.

– Потому, – ответил я, – что я хочу дать ему шанс… (Гул.) Да, я хочу дать ему шанс. Сейчас двадцать один ноль три. Ровно в полночь я назову имя… Если до этого времени похищенные вещи не будут возвращены, я назову имя. Ровно в полночь.

Некоторое время за столом царила тишина. Затем зазвучали голоса:

– Назовите сейчас!

– Серегин, вы даете преступнику шанс избавиться от украденного.

"Правильно, – подумал я, – даю… или, во всяком случае, предлагаю это сделать.

А уж как он поступит – одному Богу известно". Голоса звучали, я молчал. Я молчал до тех пор, пока не прозвучал главный вопрос – тот вопрос, которого я ждал.

– Ну, допустим, Андрей, вы назовете имя… А чем вы подтвердите свои обвинения? – спросил какой-то бородач. Молодец! Умница! Я ждал, чтобы кто-то задал этот вопрос.

– Хороший вопрос, коллеги, – ответил я. – Очень правильный вопрос. Итак, чем я подтвержу свои обвинения?… Украденными вещами, коллеги. Но при одном условии.

– При каком? – спросил один голос.

– Что за условие? – спросил другой.

– Почему вы навязываете нам какие-то условия? – выкрикнул третий.

– Я не навязываю, я предлагаю. А условие простое: мы должны разделить ответственность, – сказал я и обвел взглядом зал.

На меня смотрели глаза: заинтересованные, насмешливые, удивленные, негодующие…

Виктория смотрела с ироничной улыбкой, и я вдруг подумал: «А если сорвется? Если я не прав и – сорвется?»

– Какую ответственность? – спросил бородач. – Объясните, Андрей.

– Охотно. Я знаю, коллеги, где лежат похищенные вещи. Точно знаю, наверняка. Но – коли воришка не захочет сам их вернуть – нам придется провести обыск.

Абсолютно незаконный обыск. Я, со своей стороны, гарантирую, что вещи окажутся именно там, где я скажу. Но нам, однако, придется проголосовать.

Проголосовали единогласно. Вот так.

* * * 

Наш прощальный ужин продолжался.

Ко мне парами, группами или поодиночке подходили коллеги и задавали вопросы: а кто же все-таки вор, Андрей?… Расскажите, как вы его вычислили?

Но чаще всего говорили: зачем вы загодя предупредили злодея? Он сумеет спрятать награбленное!

Я отвечал, что имя назову в полночь. Что обязательно расскажу, как мы его вычислили. Но – опять же – в полночь. Что же касается «предупреждения», то я надеюсь, что воришке хватит здравого смысла вернуть вещи, и тогда инцидент будет исчерпан…

Кто – то со мной соглашался, кто-то нет.

Вечер продолжался, горячительные напитки текли рекой, и о моем заявлении вспоминать стали реже. Вот тогда-то ко мне подошел Володя Соболин. Мы с ним выпили по рюмке, и Володя задал мне те же самые вопросы: кто? Как? Зачем я предупредил?

Я напустил туману, обещая раскрыть суть дела чуть позже, а на последний вопрос ответил:

– Это ловушка, Володя. Вор, конечно, захочет избавиться от краденого. Но сделает это ближе к полуночи, когда все будут основательно пьяны. А мы до полуночи ждать не будем. В двадцать три часа мы с Танненбаумом неожиданно и негласно произведем обыск. Просек?

– Просек, – серьезно ответил Володя и стал набиваться в помощники.

Я отказал. Я довольно язвительно и жестко ему отказал, и он пошел к Виктории… Честно сказать, мне было его очень жалко.

* * * 

Из сумки вывалился диктофон и запел голосом Соболина: «Жаркий взгляд… Как опасен твой тигриный взгляд…» Щелкал затвор фотоаппарата, и пыталась отгородиться от него рукой марсианская тигрица… или, вернее, марсианская гиена.

На этом можно было бы поставить точку. Вполне можно было бы, но какая-то незаконченная у нас получается история, усеченная, оборванная… не хватает какого-то штришка, что ли?

Мы попрощались с Танненбаумом в зале аэропорта. Нормально попрощались, по-дружески вполне.

– Ну вы, ребята, не обижайтесь, – сказал Женя.

– Брось ты, Женя, – ответил Повзло за всех. – Плюнь. Всякое бывает. Езжай себе домой со спокойной душой.

– Нет, – сказал Женя, – я сейчас не домой. Я сейчас в парикмахерскую к Львовичу заеду.

– Зачем вам, Женя, в парикмахерскую? – спросила Анька. – У вас с прической все в порядке.

– Это только на голове порядок, – отозвался Танненбаум и провел ладонью по бритому черепу. – А вот кулаки сильно заросли.

Он сжал и показал кулак, покрытый рыжеватыми волосками. Хороший у него кулак, вызывает уважение.

– …кулаки сильно заросли. Заеду к Львовичу – побрею.

И он весело засмеялся.

И только Володя Соболин стоял молча.

* * * 

В самолете мы сидели с Лукошкиной рядом. Я молчал. Закрыл глаза и думал о том, что семинар получился какой-то суматошный. Да и Лукошкина оказалась девушкой стервозной. «Ну и Бог с ней, – решил я. – Будут деловые отношения: я – начальник, она – юрист. Третировать я ее не буду, но и спуску не дам…» Неожиданно я почувствовал, что Аня придвинулась ко мне. Я не стал открывать глаза. Она осторожно поцеловала меня в щеку и тихо спросила: «Ты на меня не сердишься?» И я тут же, совершенно не задумываясь, ответил: «Конечно, нет».